Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Львешка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)

– Мэйсон, мне страшно.

– Да. Знаю, – и вторая ладонь накрыла руку Кэлен. Накрыла, сжала легонько. – Но что бы ни задумал этот ублюдок против тебя, у него ничего не получится. Тебя он не получит. Я этого не допущу.

И Кэлен снова поверила. И снова улыбнулась, теперь – повернувшись к Мэйсон. Прошептала:

– Спасибо. Кара… Мэйсон. Мэйсон, слушай... сходи ты к Саре, а? Пожалуйста. А я начну перебирать своих “крестников”…

Мэйсон секунду смотрела ей в глаза. И, кажется, в этот раз она... нет, не почувствовала, но – поняла, что чувствует Кэлен. И почему она это чувствует. А потому не стала задавать вопросов, просто чуть склонила голову вправо, чуть улыбнулась, чуть сильнее сжала руку Кэлен, чуть, едва заметно кивнула:

– Ладно, – и, снова всмотревшись в глаза Кэлен, добавила: – Я быстро.

Ночь

Что-то настойчиво и жестко вторгалось в её сон, что-то очень… да, громкое, резкое. Но Кэлен никак не могла сообразить, ибо сон – вязкий, душный, словно безветренная и жаркая июльская ночь, – все не выпускал её из своих окутывающих объятий. Ей пришлось даже бороться, чтобы хоть немного отогнать его. И в какой-то момент Кэлен вырвалась, вынырнула, как утопающий, выхватила, словно тот же утопающий – воздух, звук. Дверной звонок. Громкий, резкий и насточивый. Что за черт? Кэлен помотала головой, стряхивая липкие остатки сна, подняла с пола телефон, глянула – двенадцать, всего лишь. Надо же, а! А ей-то казалось, глубокая ночь. И все равно, кого там черти принесли? Наверняка, Мэйсон. Больше-то некому явиться к Кэлен вот так, в полночь, некому же, ну! И какого черта Мэйсон не открывает дверь ключом? Случилось что-то? ..

… Мэйсон выдернула её из-за стола, из компьютера – из списков осужденных убийц, в разное время пойманных детективом Кэлен Амнелл – в половине десятого вечера. Ну, просто Кэлен и правда нырнула в эту работу с головой, погрузилась настолько, что не то что о времени, а, кажется, вообще обо всем на свете забыла. Она бы и до утра так могла просидеть. Если бы не чертова Мэйсон – спасибо ей, на самом деле. Мэйсон твердо, жестко даже, заявила слабо сопротивляющейся, не сразу и понявшей, чего от нее хотят, Кэлен что-то вроде: «утро вечера мудренее», практически силой вытащила её из-за стола, вывела на улицу, а вот за руль не пустила. Беспардонная, нахальная же, ну! Единственное, до чего снизошла чертова Мэйсон – осведомиться, куда сегодня желает ехать Амнелл. Кэлен желала домой. К себе домой. Мэйсон, конечно же, предложила себя в качестве телохранителя – и Кэлен даже чуть было не согласилась… да. Но… оставить Мэйсон у себя на ночь значило встретиться с Карой. И почему-то – Кэлен и сама не понимала, почему, а сил разбираться не было, категорически не было! – страх встретиться с Карой оказался сильнее страха перед маньяком, затеявшим с ней, с Кэлен, свою мерзкую игру. А потому она просто поблагодарила Мэйсон… ну как, просто? Поблагодарила долгим и нежным поцелуем, да. И сказала, чтобы Мэйсон приезжала утром. Обязательно приезжала.

Мэйсон проводила её до квартиры, прямо до двери. Повторила свое предложение – вдруг Кэлен передумала, пока поднималась на второй этаж, логично же, ну? Невозмутимо выслушала отказ. Попросила Кэлен не забыть закрыть дверь – заботливая, черт побери! – и никому не открывать. Кэлен в точности выполнила её, Мэйсон, просьбу: закрыла дверь. Потом добрела до дивана и, не расстилая постель, не раздеваясь, прилегла. Просто подождать часок – пока доберется до дома и уснет Мэйсон. Просто подождать часок – и позвонить Каре…

Боже, она что, уснула? Хотела же позвонить Каре… Чееерт!!! Звонок замолчал на секунду, подумал и затрезвонил с новой силой. Кэлен со стоном спустила ноги с дивана, – вот же чертова Мэйсон, а! – двинулась в прихожую, не включая свет, глянула в «глазок» – так и есть, Мэйсон же, ну! Нашарила замок, повернула, распахнула дверь. Осведомилась ворчливо:

– Ну и какого черта ты так рано?

– К-кэлен…

– И чего трезвонишь, ключ потеряла? .. – и осеклась, осознав запоздало: «Кэлен»? Тряхнула головой, распахивая глаза, а сердце – оно ведь всегда понимает раньше ума, намного раньше же, ну! – внезапно стало огромным и гулким:

– Кара? – и, дотянувшись, щелкнула выключателем. Зажмурилась на миг, ослепленная, поморгала. Увидела. Господи! Стоит и трясется, смотрит в сторону, руки прижимает к груди, волосы мокрые, одежда мокрая – настолько, что вода тонкими струйками стекает, капает, да что там, льется на пол! Боже, она что, из реки вынырнула?

– Господи, Кара! – ухватила за рукав, потянула к себе: – Давай, заходи же, заходи!

Она перешагнула порог и снова замерла. Кэлен чуть отступила, снова потянула, заставляя её сделать еще шаг, толкнула, закрывая, дверь:

– Боже, ты почему в таком виде? Что с тобой?

– П-п-пр-р…. – губы не просто трясутся, прыгают. На полсекунды встретилась с Кэлен расширившимися темными глазами и опять – в сторону… Боже! Сердце сжалось, кажется, стремясь превратиться в точку – так сильно, так больно, невыносимо, невозможно больно сжалось же, ну! Кэлен взяла лицо Кары в ладони, склонилась и припала губами к её прыгающим губам. Холодным, Господи, просто ледяным! Припала и целовала, разрываясь от жалости, нежности и радости, целовала долго, кажется вечность – пока не согрелись, пока не прекратили свою дерганную пляску… И – пока не посветлели, осветившись взошедшим внутри солнцем, глаза. Оторвалась, заглянула в эти глаза, переполняясь любовью и счастьем:

– Дурочка моя… что ты пытаешься сказать? Привет? Прости?

– Да… – выдохнула еле слышно. И глаза сияют. Кэлен рассмеялась тихо, погладила её по щеке:

– Привет, радость моя. И прощать мне тебя не за что, обе хороши, – прикоснулась губами к губам. А они вновь затряслись – как и вся Кара. Кэлен опомнилась: – Боже, ты же мокрая насквозь! Что случилось?

– Т-там д-дождь… ливень… я стояла долго… не решалась…

– Господи! Дурочка ты моя… – теперь ей хотелось плакать от жалости, да что там, рыдать просто! – Быстро в душ! Раздевайся скорее и бегом греться, – и потянулась к кнопкам на её джинсовой куртке, на груди, там, куда Кара почему-то все прижимала руки. Проворчала: – Не могла кожанку Мэйсон надеть, а? – дотянулась, дернула, расстегивая. И Кара вдруг… запищала… или не Кара, а куртка? Или… что-то под курткой? Кэлен замерла удивленно:

– Что это?

– Вот, – отвела взгляд в сторону, а рукой залезла за пазуху и вытащила… что-то… маленькое, мокрое, белое… черт, живое! Оно снова запищало, и Кэлен отпрянула:

– Крыса?!

– Нет, – мотнула головой и даже улыбнулась слегка, совсем чуть-чуть. – Щ-щенок, – протянула к Кэлен руку вверх ладошкой, на которой трясся крохотный, даже чуть меньше этой её, в общем-то, совсем небольшой ладони, мокрый шерстяной комок. – Т-т-тоже мерзла там под дождем… я не с-ссс-смогла просто пойти дальше…

– Господи… – Кэлен прижала ладони – свои ладони – к щекам, тоже своим. Вот что сейчас делать, смеяться или плакать? Она не знала. Только подумала, что теперь, наверное, понимает, что чувствовали её родители, когда она, Кэлен, маленькая еще, притаскивала домой разную подобранную живность… – Так, обе в душ, быстро. Сначала мыться, греться, потом будем разбираться, – и подставила руки ковшиком под руку Кары: – Давай сюда своего найденыша, а сама иди и раздевайся. И прыгай под горячую воду. Быстро!

====== Часть 36 ======

Кара не до конца задвинула дверку душевой кабины, и Кэлен, войдя следом в ванную комнату, сунула в получившуюся щель лицо, с удовольствием прошлась взглядом по любимому телу… – обнаженному, на минуточку, любимому телу! – особенно соблазнительному, манящему в потоках льющейся сверху воды. Неудержимо потянуло забраться туда, к Каре, обнять, прижаться, припасть к губам и… Но – у Кэлен в ковшике из ладошек трясся маленький мокрый комочек, с которым что-то нужно было срочно делать. Кэлен улыбнулась – любимому телу, своим мечтам, вздохнула, прикрыв на миг глаза – ничего, Кара здесь, и Кэлен еще воплотит свои желания, все свои желания, ведь вся ночь впереди, ну! – и осторожно опустила щенка в раковину рукомойника.

Едва успела намылить шампунем белую шерстку, как Кара, выключив воду, высунулась из душевой кабины. Кэлен удивленно оглянулась:

– Что?

– Все… я все.

– Какой все? С ума сошла? Ну-ка, залезай обратно и грейся.

– Я надеялась, – Кара на миг встретилась взглядом с Кэлен, и тут же отвела глаза в сторону. – Ты меня согреешь.

– Я тебе не дам потом остыть, – Кэлен, оставив в раковине удивительно молчаливого найденыша, все же дотянулась, прильнула к губам Кары на пару секунд, и её, Кэлен, тело с наслаждением откликнулось длинным, насквозь пронзающим спазмом. Кэлен даже застонала тихо: боже, как же, оказывается, она соскучилась по поцелуям с Карой! Оторвалась с трудом, поймала взгляд Кары светящимися, счастливыми глазами, легонько толкнула лбом в лоб: – Брысь внутрь! Чтобы тридцать минут оттуда не выпрыгивала. И воду сделай погорячее.

Кара улыбнулась – едва заметно, закатила глаза и послушно нырнула обратно в кабину.

– Ты не сердишься на меня… – Кара не спрашивала, скорее, озвучила удививший её факт.

Когда Кэлен, наконец, позволила ей покинуть душевую кабину, а затем и ванную комнату, – правда, прежде она, Кэлен, игнорируя недовольное пыхтение и возмущенные попискивания: «Ай, больно же!», собственноручно растерла и без того красную Кару полотенцем, – найденыш был уже выкупан, высушен феном, накормлен сыром, отруган за лужу в коридоре, и сладко спал под столом на старой подушке. Кара, вырвавшись из душа и полотенца, жаждала поговорить, но… у Кэлен были на неё иные планы, категорически иные. Которые, конечно, разговоры тоже включали, да, но с весьма скудным словарным запасом, ограничивающимся, в основном, междометиями и глаголами-императивами. Причем, и те и другие нужно не произносить, нет, – стонать или выдыхать прямо в ухо жарким шепотом. Но разговоры эти были так, не более чем дополнением к «основной программе», что стояла из поцелуев, то нежных, легких, едва ощутимых, и – невыносимо вкусных, то страстных, сильных, глубоких, возбуждающих, заставляющих трепетать, из прикосновений, мягких, даже робких, и из ласк, долгих, томительных, дразняще-медленных, плавящих тело, неспешно поднимая его к вершинам блаженства и на пике взрывая наслаждением – до опустошения, до истощения, абсолютного, погружающего в сладкую невесомую негу… Кэлен – даже удивительно – хватило лишь на два взрыва. Вероятно, сказывалась усталость, напряжение последних дней – от ссоры с Карой и переживания неизвестности, от пугающих открытий по делу и – снова – неизвестности. Да, Кэлен, хотелось большего, – продолжать, не останавливаться, нет, она еще не насытилась губами Кары, её руками, её телом, её страстью и нежностью, – но она обессилено откинулась на подушку, лишь длинно, расслабленно выдохнув.

Кара истолковала её вздох по-своему, легла сверху, накрывая собой, прижимая, потянулась к губам. Кэлен рассмеялась тихо и радостно:

– Милая, подожди… я – пас. Отдохнуть…

Кара улыбнулась, но осталась на Кэлен, только приподнялась, упершись локтем в диван. Заглянула в лицо – словно осветила его солнцем своих глаз. И спросила… нет, озвучила удивляющее её:

– Ты на меня не сердишься…

– Нет, – Кэлен закрыла глаза, расцветая улыбкой, провела ладонями по спине Кары. – Уже нет, радость моя. Да я и злилась-то не на тебя. На твои слова, на то, что ты нарушила наш договор – да, злилась. На тебя – нет, – переместила руки ей на шею, потянула к себе, подставила свою шею её губам. Промурлыкала, улыбаясь еще шире, еще счастливее: – Я люблю тебя.

Кара добралась до мочки её уха, прикусила легонько, отпустила, уронила голову на подушку рядом, прижалась к нему, уху, губами, шепнула едва слышно:

– Я боялась, что уже нет…

– Дурочка, – Кэлен притиснула ее к себе. – Как тебе только в голову такое пришло, а?

– Тебе было хорошо с Мэйсон…

– Да, – Кэлен решила не врать. Зачем? Это будет подло по отношению к Каре, она ведь, Кара, честная, не так ли? И, с точки зрения Кэлен, имеет право на ответную честность. Да, Кара нарушила договоренность, не удержалась, подсматривала – а кто бы, черт возьми, удержался? И в любом случае, это же не про честность, Кара ведь не обманула, нет – просто проявила слабость. И Кэлен, не раз спрашивавшая себя в эти дни, – а смогла бы она, сама Кэлен, удержаться на месте Кары? – честно отвечала себе: нет, не смогла бы. Она тоже не настолько сильная. Так что теперь она понимала Кару, и оправдывала её. И не желала ей врать, категорически! – Да, мне было очень хорошо с Мэйсон. Но это ведь просто секс, милая. При чем тут любовь? – Кэлен повернула голову, попав кончиком носа точно в губы Кары. Тут же получила в него, в кончик, поцелуй. Хихикнула – то ли от этого поцелуя, то ли скрывая смущение. – Ты ведь права была, моя радость, называя меня… мм… блядью и шлюхой…

– Кэлен! – Кара вскинулась, рывком поднимая голову, придавливая Кэлен сильнее к дивану.

– Ох, – Кэлен рассмеялась. – Полегче, милая, расплющишь же.

– Кэлен, я не была права! – Кара смотрела ей в лицо, смотрела виновато и, в то же время, укоризненно. – Мне очень стыдно за те мои слова, очень! Я…

– Тссс! – приложила к губам указательный палец. – Кара, послушай… тшшш, ну послушай же. Ты была права. Вот это тело, – Кэлен пошевелилась под Карой, видимо, чтобы Кара совершенно точно поняла, о каком именно теле идет речь. Прищурила сияющие глаза, поманила её, недоуменно хмурившуюся, к себе все тем же указательным пальцем, сообщила заговорщицким шепотом: – Мое тело, милая, оно и правда шлюха.

– Что?! – Кара, секунду назад склонившаяся, теперь отпрянула, смотрела на Кэлен недоверчиво, будто не могла понять, что же происходит – то ли любимая шутит, то ли откровенно издевается над ней, над Карой. Кэлен попыталась придать лицу серьезное выражение – получилось плохо, из рук вон, ибо мешали веселившиеся, искрящиеся просто глаза, но она старалась, старалась хотя бы сдержать улыбку. Это тоже не удалось, и Кэлен, с этой вот улыбкой – до ушей, ей-богу – подтвердила:

– Да, милая, правда! Мое тело, оказывается, – настоящая ненасытная шлюха. Или шлюх? Ему все время мало, оно все время хочет другое тело, – и погладила Кару ладонями по плечам. – Вот это. Твое. Мое тело сходит по твоему с ума, оно его жаждет, не может им насытится, и правда в том, что ему все равно, кто там за пультом управления – ты или Мэйсон. Телу на это плевать. И ни голова, ни сердце не могут его вразумить, увы… – Кэлен снова устроила ладони на шее слушающей с все возрастающим изумлением Кары. – И знаешь, что я тебе скажу, радость моя? Если бы у Мэйсон было другое тело… ну, ты понимаешь… понимаешь же? Да, если бы она выглядела иначе, я бы на нее не повелась.

– Серьезно? – Кара все также недоуменно хмурилась, но на губах появилась – нет, не улыбка, намек, обещание улыбки.

– Абсолютно. Она совсем не мой типаж, категорически. Слишком закрытая, холодная, жесткая даже, – Кэлен все-таки покривила душой, но немного, совсем капельку же, ну! На самом деле теперь она не считала Мэйсон такой уж однозначно холодной и жесткой, нет. С чувствами у Мэйсон не все ладно, правда. Выражение эмоций под запретом, да. Сдержанность, возведенная почти в абсолют – тоже верно. Но… все это ведь не вина Мэйсон, скорее уж, её беда. И в ней, в Мэйсон, совершенно точно есть теплота, которой она, кажется, сама пугается. И сопереживать она способна – Кэлен видела это, да что там, на себе ощутила. И не сомневалась, что Мэйсон может любить – и сама нуждается в том, чтобы её любили. Просто – все это она, Мэйсон, задавила. Убедила себя, что ничего такого ей не нужно, искренне верит в это – и Кэлен даже жалела Мэйсон. Тоже абсолютно искренне. Однако сообщать сейчас эту правду Каре не захотела. Бог знает, отчего. Может, испугалась. Да, точно, она, Кэлен, боялась ранить Кару. А потому вновь покривила душой: – Это не то, что я могла бы полюбить.

– Да? – Кара чуть расслабилась, будто бы обмякла, и глаза, хоть и смотрели все еще с сомнением, потеплели – словно солнце пробилось сквозь тучи. Кэлен провела кончиками пальцев по её щеке:

– Да, моя радость. Вот ты – совсем другая. Тебя я люблю.

Кара улыбнулась, отвела взгляд в сторону… вдруг, словно решившись, посмотрела Кэлен прямо в глаза:

– Невероятно. Знаешь… я уже и не верила, что мне повезет встретить того, кто полюбит меня. Кого-то, кто не испугается, узнав, какая я… на самом деле.

– Глупышка… если узнать, какая ты на самом деле, невозможно тебя не полюбить. Категорически!

– Ты не объективна, – снова улыбнулась, очень смущенно, и все же отвела взгляд. – И ты ведь понимаешь, что я имею в виду… когда говорю «на самом деле», – покосилась на Кэлен. – Тебе не тяжело, кстати? По-моему, Мэйсон прибавила в весе. Джинсы я сегодня застегнула с трудом. Она, похоже, совсем тренироваться перестала, да?

– Нет, не тяжело, – Кэлен обвила руками её шею. – Мне хорошо, – и подкрепила свои слова улыбкой. – А Мэйсон сейчас не до тренировок… Расследование это… занимает все время. И едим мы что придется, когда придется… – вздохнула, нахмурившись. Кара тоже сдвинула брови. И губы, кажется, надула:

– Защищаешь её?

– Милая, не ревнуй, прошу тебя, – Кэлен потянула её к себе, потянулась к её губам. – Я люблю тебя. Тебя, моя радость.

Кара не ответила на поцелуй, дернула головой, словно норовистая лошадка, скатилась с Кэлен, повернулась на бок, спиной к ней, сжалась в комок. Прошептала с горечью:

– Да не ревную я. Кэлен, пойми… всегда же все ей достаются. А я… а мне всю жизнь перепадает то, что ей уже не нужно. Те, кто ей уже не нужен… Я будто всю жизнь подбираю… то, что она не доела…

– Кхм… – Кэлен тоже повернулась на бок, приподнялась, подперла голову рукой. И снова она не знала, плакать ей сейчас или смеяться? – Твое сравнение меня с объедком просто чудесно, милая…

– Чееерт, – Кара сжалась еще сильнее. Кажется, она-то вот точно готова была заплакать. – Прости! Я не имела в виду… не хотела… Прости.

– Я поняла, – Кэлен обняла её, тесно прижавшись к спине, зашептала на ухо: – Радость моя, теперь ведь все иначе. Теперь ты – первая, она – вторая. Ей перепало после тебя, не наоборот. Разве не так, ммм?

– Да, – согласилась Кара после долгого – очень долгого, как показалось Кэлен, – молчания. И вздохнула. С облегчением – если, опять же, Кэлен это не почудилось. – Ты права, любимая. Теперь я первая, – повернулась на спину, глянула в глаза нависающей сверху Кэлен. Улыбнулась слабо, будто бы виновато и очень грустно: – Жаль, не могу быть единственной.

– Да, – Кэлен склонилась, поцеловала её губы. Губы подрагивали, все норовили скривиться, разъехаться, предвещая слезы, и Кара их – и губы, и слезы – сдерживала. Кажется, даже силилась улыбнуться. Кэлен снова поцеловала её: – Жаль. Очень. Но, знаешь, ты ведь… на самом деле, для меня ты все равно – единственная.

Кара все-таки улыбнулась. И слезы все же заблестели в глазах, и Кара, прошептав: «Спасибо тебе», повернула голову, пряча их, эти слезы, от Кэлен, молча уставилась в окно, чуть светлеющее там, на противоположной от дивана стороне. Кэлен прикоснулась губами к её щеке, легла, просунув руку ей под шею, зарылась лицом в растрепанные волосы на затылке.

Несколько минут, долгих, почти бесконечных, тишину в комнате нарушало лишь их едва слышное дыхание. Кэлен даже начала проваливаться в дрему, убаюканная этой уютной тишиной, жаром любимого тела… Вдруг что-то зашуршало, а затем негромко зацокало… как будто бы… мамочки! Кэлен вздрогнула, вскинула голову:

– Это что, крыса?

– Нет, – Кара хихикнула. Повернулась к ней: – Щенок же.

– Фууу… – Кэлен с облегчением уронила голову обратно, на подушку. – Совсем забыла… Кстати, что с ним делать будем, а?

– Ну… – Кара легла на бок, лицом к ней, приподнялась, заглянула в глаза, тут же отвела взгляд. Предложила робко: – Оставим?

– Здесь? – Кэлен не сумела сдержать ужас, и он прорвался, прозвучал в голосе, заставив Кару совсем стушеваться. Она вздохнула, покосилась на Кэлен, принялась водить кончиками пальцев по её плечу:

– Ты же можешь переехать к Мэйсон… вместе с ним. Я буду о нем заботиться…

– По ночам, ага?

– Ну… да, – снова бросила на Кэлен быстрый взгляд и улыбнулась. Невыносимо, невозможно умильно, – Кэлен от этой несмелой улыбки мгновенно затопило нежностью, и она, все еще пытаясь строго хмуриться, не смогла сдержать ответной улыбки:

– И ты еще просишь не называть тебя малышом?

– Не называть! – и запыхтела сердито, заставляя Кэлен окончательно утонуть в нежности, просто захлебнуться, задохнуться нежностью. Кэлен рассмеялась, нажала пальцем на кончик её, Кары, носа:

– Ты сама как щенок, радость моя. А если серьезно… Кара, ну какая собака с нашей-то работой? Мы с Мэйсон домой только ночевать и приезжаем…

– Да я понимаю, любимая, – Кара скисла. – Ну, а что делать? Не выкидывать же его обратно на улицу?

– Нет, конечно же, нет, – вздохнула, провела пальцами по щеке Кары, остановила их на её губах. Улыбнулась: – Бог с ним. Подумаем об этом потом… что-нибудь решим.

– Ладно, – Кара поцеловала пальцы, засияв глазами. – Вернешься к нам? Ну, к Мэйсон.

– Да… если она будет не против.

– А… почему ты перестала у нее оставаться? – и снова отвела взгляд – в сторону и чуть вниз, словно ее вдруг исключительно заинтересовало обнаженное бедро Кэлен. Впрочем, похоже, и правда заинтересовало, ибо Кара принялась водить по нему кончиками пальцев, пробуждая тело Кэлен, запуская мурашек по коже и легкие вибрирующие ручейки – под кожей. – Я вчера ночью очень расстроилась, когда поняла, что тебя у нас нет… Ты из-за меня не осталась, да?

– Я… я боялась встретиться с тобой, да, – Кэлен снова погладила её по щеке, чуть надавила, заставляя повернуть голову, посмотреть в глаза: – Я очень рада, что ты пришла, милая. Рада, что ты здесь. Скучала по тебе.

– И я… скучала по тебе. Очень.

– А чем занималась вообще вчера?

– Ну… – покосилась на Кэлен, а по губам промелькнула тень улыбки. – Страдала, в основном.

– Страдала? – Кэлен снова расплавилась от нежности. И жалости.

– Да, – и посмотрела в глаза, смущенно, робко. – То злилась – на тебя, потом на себя, то изводила себя страхами – что ты обиделась, никогда меня не простишь, что я потеряла тебя… что ты не захочешь теперь быть со мной, – улыбнулась сквозь тяжелый вздох. – А больше всего плакала…

– Плакала? – сердце Кэлен даже не сжалось, нет, – его скрутило, словно выворачивая на изнанку, разрывая… показалось, она даже услышала треск рвущихся тканей. И грудную клетку пронзило острой, почти невыносимой болью. Кара плакала. Из-за нее, из-за Кэлен, плакала ночь напролет – наверняка же, ну! Говорит, злилась. Ага, да. Она, Кара, злиться-то не умеет, уж Кэлен успела в этом убедиться за время их общения. Видимо, в этой странной паре – Кара-Мэйсон – умение злиться целиком досталось последней. А Кара… злилась, как же. Плакала она. Кэлен же… Кэлен Амнелл в это время спала и смотрела кошмарный сон – сон, в котором видела Кару убийцей маленьких девочек, да. А затем она, Кэлен Амнелл, утешалась в объятиях Мэйсон. Той самой Мэйсон, что тоже была причиной слез Кары…

Лицо исказило мучительной судорогой – оттого что к невозможной, невыносимой жалости, отзывающейся болью в сердце, добавился жгучий – и тоже едва переносимый стыд. Кэлен даже зажмурилась – смотреть в глаза Каре было стыдно. Невозможно, невыносимо стыдно. Захотелось исчезнуть, раствориться, просто перестать быть, существовать. Или хоть отменить вчерашнюю ночь… и утро. Да, вот вернуться бы туда и все, все сделать по-другому! Позвонить Каре… Вот какого черта она, Кэлен, ей не позвонила вчера, а? Как она могла допустить, что её любимая, солнечная Кара плакала всю ночь? Кэлен уже почти ненавидела себя… Проглотила, с усилием, растопырившийся в горле ком, сотканный из стыда, боли, жалости и этой вот злости на себя, прошептала пересохшими вмиг губами:

– Милая моя… прости меня…

– За что? – кажется, Кара искренне удивилась.

– За то, что ты плакала.

– Кэлен? – она изумилась еще сильнее. – Это не твоя вина. Я, я сама виновата! Я ведь не удержалась, нарушила договор… мне и отвечать. И, – она снова запыхтела сердито. – Хватит уже об этом говорить! Я люблю тебя, и ты не обижаешься на меня, не отказалась от меня. Ты со мной. Любишь меня. Это все, что мне нужно. Господи, Кэлен, да это… ты не представляешь, как это много для меня! И… у меня ведь нет в этом опыта… ну, в отношениях. Ты… с тобой… впервые у меня что-то, что можно назвать отношениями. Я косячу, конечно…

– Кара… – Кэлен улыбнулась. А в груди потеплело, и сердце словно бы отпустило из выкручивающих болезненных тисков.

– Не жалей меня! – поморщилась досадливо, а затем и вовсе опрокинулась на спину рядом с Кэлен, прижала ладони к глазам. – Черт! Я слишком привыкла ни за что не отвечать! Какой с меня спрос – меня ведь как бы нет. Мне не нужно решать проблемы, думать о пропитании… Делать вот все то, что делают обычные, – она чуть повысила голос, произнесла с нажимом: – НОРМАЛЬНЫЕ люди.

– Кара, ты нормальная! – Кэлен тоже пришлось увеличить громкость. – Сколько можно уже так говорить о себе, ну?

– Кэлен, да я не об этом. Я безответственная. Мне двадцать семь, а я все как ребенок, – и повторила с горечью: – Ребенок и есть!

Кэлен вдруг стало весело. Нет, она все так же сочувствовала Каре, жалела, переживала из-за этого её приступа самобичевания… Но при этом – неожиданно, непонятно для неё самой – Кэлен стало весело. Ну, может, оттого что Кара была так трогательно самокритична… так по-детски расстраивалась из-за своей, вполне надуманной – с точки зрения Кэлен, – инфантильности, что Кэлен в очередной раз затопило нежностью, но другой, веселой, радостной такой нежностью. Она пощекотала живот Кары, фыркнула, мысленно обозвав его «пузиком», уточнила с улыбкой:

– Ребенок?

– Да! – возмущенное пыхтение. И в самом деле, совершенно, категорически детское!

– Можно звать тебя малышом? – и снова пощекотала пузико. Хихикнула, не удержавшись. Кара запыхтела громче:

– Кэлен!!!

– А что? Сама ж говоришь, что ты ребенок, – приподнялась, заглянула в лицо – невинно, очень. Кара отвела взгляд:

– Я надеялась, ты со мной поспоришь. Скажешь, что я взрослая… станешь меня утешать и переубеждать.

– Радость моя, – Кэлен, рассмеявшись, чмокнула её в губы. – Обожаю твою прямоту. Правда! А спорить с тобой не буду. Ты ребенок и есть! Ты мне собаку с улицы сегодня притащила, – и снова рассмеялась, уткнувшись в шею Кары.

– Кэлен, я серьезно, а ты..! – но в голосе зазвучала улыбка. – Все хохочешь…

– Да наплакались уже, разве нет? Ты права, милая. Хватит слез, и этих выяснений – тоже, – Кэлен подняла голову, встретилась взглядом с солнцем в глазах Кары. – Я люблю тебя, моя радость. И ты, конечно же, не ребенок. Несомненно. Иначе, – и снова зашептала заговорщицки: – После того, что я тут с тобой вытворяла, мне бы пришлось саму себя арестовать и посадить на скамью подсудимых рядом с Картером, Митчеллом и им подобными…

Кара прыснула. Улыбнулась. Кэлен потянулась к её губам… вдруг замерла, нахмурившись:

– А что это за запах?

– Запах? – Кара вздернула брови, дернула… носом, вновь изрядно развеселив Кэлен. И отвела взгляд в сторону: – Кажется, это щенок…

– Таак, – Кэлен возмущенно сверкнула глазами. – Иди, убирай.

– Нуууу….

– Иди-иди! – и отодвинулась, сдерживая улыбку. – Неси ответственность за тех, кого приручила!

Кара закатила глаза, исполнила душераздирающий вздох, украсила его жалобным стоном, села, спустила ноги с дивана. Кэлен пробормотала, задумчиво глядя на её обнаженную спину:

– Что-то я сомневаюсь, что Мэйсон будет рада видеть меня с этим пушистым сюрпризиком на своем драгоценном розовом ковре…

– Куда она денется, – буркнула Кара, поднимаясь. Сделала шаг.

– Свет включи, – встрепенулась Кэлен. – А то насту…

– Уже, – отозвалась мрачно, с досадой. И добавила, довольно жалобно: – Ай! ..

Кэлен прикусила губу, чтобы снова не рассмеяться, зажмурилась – Кара щелкнула выключателем.

Кажется, она все же задремала. Нет, вроде бы вот, только что, наблюдала с улыбкой из-под полуопущенных ресниц, как недовольно сопящая Кара присела, подбирая что-то с пола и тихим-тихим шепотом воспитывая белый пушистый шарик, явно по недоразумению гордо зовущийся «собакой», а затем поковыляла из комнаты, одной ногой наступая полностью, другой – опираясь лишь на пятку. Кажется она, Кэлен, еще видела, как Кара вернулась с тряпкой – и уже не хромая… А может, Кэлен это все снилось? Бог его знает. Она вздрогнула, выныривая из этой ласковой дремы, когда гибкое горячее тело снова пробралось под одеяло, прижалось, улыбнулась, ощутив горячие мягкие губы на своих губах. Вот глаза открыть не смогла, как ни старалась. Кара поцеловала её веки по очереди, шепнула:

– Спи, любимая.

– Ты чтооо… – и снова попыталась открыть глаза. Неудачно, да. – Какой спи? Который час?

– Начало третьего.

– Тебе уходить скоро, да? А ты говоришь, спи… Нееет! Я…

Кара не дала договорить, вновь накрыла её губы своими. А после приказала, строго – ну надо же, а! – и твердо:

– Спи. Кэлен, тебе нужно спать.

– Вот и посплю, когда уйдешь, – Кэлен не желала сдаваться. Ну, в самом деле, она и так проводит с Карой катастрофически мало времени – так еще и на сон его тратить?

– Ага, – Кара хмыкнула. – Я уйду, через час Мэйсон явится. Нет, сердце мое, ты в таком режиме долго не протянешь. Спи. А я полежу с тобой.

Кэлен вздохнула, вжимаясь в неё. Где-то на задворках сонного сознания мелькнуло изумленное: откуда Кара знает про утренние приходы Мэйсон? Но тут же, следом, пришел ответ: кажется, она, Кэлен, сама ей об этом и рассказала… да же? Или? Додумать не получилось, мысли путались, обрывались, сменяли друг друга. Одна из них Кэлен особенно понравилась, и она даже озвучила её Каре:

– Милая, а может, все-таки расскажем уже твоей альтер-эго правду? Она вроде не монстр… Да и ко мне очень неровно дышит… Ты бы могла остаться. А, радость моя?

Кара снова молчала целую вечность. Кэлен начала терять терпение – и даже просыпаться, когда она, наконец, выдохнула:

– Не знаю… Страшно. Любимая, может, не сейчас? Я так боюсь остаться без тебя… снова. Мне, знаешь, вполне хватило прошлой ночи.

– Кара, ну с чего ты взяла, что останешься без меня? Мэйсон – хороший человек, правда. У нее, конечно, проблемы с эмоциями… ну и нарушение привязанности, я думаю. Но…

– Вот именно. Нарушение привязанности, – вздохнула тяжело. – Кэлен, не доверяю я ей.

– Ладно, милая, – Кэлен отступила все же. – Но ты подумай, ладно? Мэйсон, кстати, мне должна желание. Могу попросить все, что угодно. С привязанностью у нее, да, проблемы, а вот с порядочностью – все в порядке, – Кэлен сама хихикнула над получившейся тавтологией. – И она честная, как ты, моя радость.