Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Львешка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 50 страниц)

– Поговорим? – Кэлен удивилась. В который раз за последние пару часов?

– Ну… я слышала, девушкам нравится, когда их… как это? А, да – развлекают беседой.

– Что? – Кэлен буквально подавилась изумлением. Снова пригляделась – не издевается ли? Нет, сидит серьезная такая и... даже как будто волнуется, надо же! Кэлен прыснула, задавила смех: – Учишься ухаживать, Мэйсон?

– Типа того, – откликнулась тоже серьезно. Очень. Просто совершенно, абсолютно серьезно. И посмотрела на Кэлен – невыносимо трогательная в этой своей серьезности, заставляя её Кэлен, плавиться от нежности. И – старательно сдерживать улыбку:

– Тогда давай поговорим. Мммм… сегодня у тебя в пять утра будильник зазвонил?

– Да, – теперь удивилась Мэйсон. Не ожидала она такого вопроса, понятно же, ну.

– Всегда встаешь в пять?

– Да, – все еще недоуменно, не понимая, к чему Кэлен клонит.

– А зачем? Ты ведь в семь из дома выходишь? Что ты делаешь целых два часа?

– Ну… – улыбнулась, довольно смущенно. И, кажется, расслабилась. – Не люблю суету по утрам. Так что просто собираюсь… очень медленно собираюсь. В свое удовольствие, – Мэйсон бросила на Кэлен быстрый взгляд, затем, нахмурившись, уставилась в стол, забарабанила по поверхности пальцами: – Когда я... росла… у нас на пробуждение, подъем и сборы было семь минут. Тех, кто не успевал – наказывали…

– Почему семь? – только и смогла спросить Кэлен, растерявшись оттого, что Мэйсон вдруг заговорила о своем детстве.

– Не знаю, – снова дробь по столешнице. – Какая-то воспитательная концепция… Так что, как только я стала взрослой и начала жить одна, решила, что буду собираться по утрам очень неторопливо… столько, сколько захочу. Постепенно поняла, два часа – самое то.

– Мэйсон… – Кэлен накрыла её руку своей. – Мне так жаль. Что за ужасное детство у тебя было? Семь минут, боже мой…

– Да ладно, – она еще больше помрачнела, кажется, рассердилась. – Было и было. Прошло. Не люблю об этом говорить. Сама не знаю, зачем сейчас… вылетело. Вечно меня тебе исповедаться тянет, Амнелл. Но я не хочу говорить о детстве.

– Конечно, – Кэлен погладила её руку. – Не хочешь – будем. Но все же, Мэйсон, что ты делаешь в эти два часа? Валяешься в кровати и наслаждаешься жизнью?

– Неет, – бросила на Кэлен благодарный взгляд, даже улыбнулась слегка. И – да, точно – снова начала расслабляться. Положила другую руку на спинку стула Кэлен: – Пью кофе пару раз за утро, читаю новости, иногда смотрю смешные ролики на ютубе, пою в дУше, завтракаю…

– Что ты в душе? – у Кэлен засветились глаза, она подалась к Мэйсон, азартно всматриваясь в лицо.

– Что? – в зеленых глазах мелькнул испуг. Мелькнул – и погас, задернувшись, словно шторкой, знакомым пристальным, хищным взглядом: – Моюсь я в душе, Амнелл. Моюсь. Долго. Просто стою под водой и балдею.

– Ага, да, – губы Кэлен поползли в улыбку. Коварную и неудержимую. – Мэйсон, я должна это услышать.

– Даже не надейся, – слегка отстранилась, застывая, каменея лицом. – При тебе я петь не буду!

– Почему? – у Кэлен даже голос охрип, завибрировал возбужденно… и возбуждающе. Мэйсон облизала губы. И упрямо поджала их:

– Потому.

– Стесняешься, Мэйсон?

– Типа того.

– Мэйсон, – Кэлен ухватила ее за рубашку под самым воротничком, потянула к себе, медленно, легонько пока еще. – Я все равно это услышу…

– Нет. Никогда.

– Услышу, Мэйсон, услышу.

– Нет.

– Да, – и еще подтянула её к себе.

– Нет… Черт… Ты все-таки стерва, Амнелл, да?

– Да, – улыбнулась особенно коварно – и ослепительно, нацеливаясь на её губы. Приблизилась, обжигая их дыханием, уже почти касаясь…

– Пожалуйста, ваш заказ, леди, – они синхронно вздрогнули. Замерли. Медленно повернули лица и уставились на цветущего невыносимо приветливой улыбкой официанта. Кажется, никого и никогда в своей жизни Кэлен не ненавидела так, как сейчас этого ни в чем не повинного парнишку… Она вздохнула, медленно снимая руку с воротника Мэйсон, выдавила улыбку:

– Спасибо...

За двое суток, проведенных в камере, Саймон Картер постарел лет на двадцать. Из холеного сытого красавчика он превратился в сломленную, трясущуюся, вздрагивающую от каждого резкого звука развалину. И это несмотря на то, что его – по настоянию прокурора – определили в одиночку. Просто обвинению, как и копам, очень хотелось, чтобы Картер дожил до суда, – а педофилов и детоубийц, как известно, не любят во всех тюрьмах мира… Впрочем, Кэлен показалось, что раздавлен Картер был не столько заключением, сколько чувством вины. А значит, вряд ли станет запираться. И возиться долго не придется, чуть нажать – и расколется. Кэлен даже поделилась своими выводами с Мэйсон, однако напарница отчего-то сомневалась:

– Не знаю, Амнелл. Ты вспомни, как он все подготовил, все до мелочей продумал, как тщательно уничтожил все следы. Если он совершил это один, без партнера, то… тогда он организованный несоциальный – по классификации Хейзелвуда-Дугласа.

– Думаешь, социопат? – они стояли у окна, наблюдая за сидящим в допросной Картером. На взгляд Кэлен, вел он себя вполне адекватно ситуации: напряженно ждал, то вздрагивая, то начиная трястись, то застывая статуей, стекленея глазами.

– Не знаю, – повторила Мэйсон. – С другой стороны, с рациями он облажался. И это уже похоже на то, что его преступление было спонтанным. Или – все вместе – как раз указывает на наличие доминирующего партнера. Ладно, пойдем, пощекочем ублюдка.

Первым делом Мэйсон положила перед вскинувшим на них глаза Картером фотографию мертвой Мии Кьерро, кивнула на нее, процедила сквозь зубы:

– Сюда смотри, Саймон.

Он послушно опустил взгляд на фото и вздрогнул сильно, всем телом:

– Ч-что… кто это?

– Миа Кьерро, маленькая девочка, которую в ночь с пятницы на субботу изнасиловал и убил твой напарник, Картер, – Мэйсон опустилась на стул напротив Саймона, уставилась – пронзительно, пристально… пугающе, Кэлен в этом не сомневалась даже, она сама была знакома с этим вот жутким взглядом Мэйсон. Даже шею машинально потерла, вспомнив снова сильные, жесткие пальцы, сжимающие горло.

– Мой… кто? – Картер поднял глаза и – Кэлен готова была поклясться – непонимание, недоумение в них были абсолютно искренним. Мэйсон тоже это увидела, но все же решила надавить:

– Саймон, мы знаем, что ты не один измывался над Оливией. И не сам все придумал. Ты хлюпик, Картер, размазня, у тебя кишка тонка на такое. Тобой кто-то руководил. Кто, Картер? Кто твой хозяин?

– Что? – он заморгал, перевел взгляд – все такой же, непонимающий – на Кэлен. Выдавил с трудом трясущимися губами: – О чем вы говорите? Нет… это я… я один, сам… один я виноват… не простить… не искупить… не исправить… бедная девочка – и вдруг зарыдал, спрятав лицо в ладонях. Сквозь судорожные всхлипы Кэлен послышалось что-то… «Милая», кажется… или «Милли»? Нет, не разобрала. Положила руку на предплечье презрительно скривившейся Мэйсон, чуть сжала, привлекая к себе её внимание, шепнула одними губами, когда та обернулась:

– Давай я, – и, дождавшись легкого утвердительного кивка, мягко позвала: – Саймон? Саймон, я вижу, ты раскаиваешься в том, что сделал. Тебе больно, Саймон…

Он отнял ладони от лица, глянул на Кэлен:

– Да. Да, я раскаиваюсь! Если бы я только мог… мог все исправить, отменить! Я ведь не хотел…

– Я знаю, – Кэлен улыбнулась ему, тоже мягко. – Саймон, помоги нам. Понимаешь, кто-то еще совершил точно такое же преступление. Погибла еще одна маленькая девочка, – Кэлен указала взглядом на фото, Картер машинально посмотрел туда же и снова вздрогнул. – Ты говоришь, у тебя не было партнера? Это правда?

– Не было! Я один это сотворил… Один! Сам!!! Бес меня попутал…

– Я тебе верю, Саймон. Только скажи, если тебя попутал бес – как так получилось, что ты очень хорошо подготовился?

– Я… – мгновение он смотрел на Кэлен, не мигая, затем опустил глаза, опустил голову. – Я готовился… но… как объяснить? В мечтах. Я – да, признаюсь – всегда хотел этого, с Оливией или другой девочкой, я мечтал, фантазировал, я все продумал… Но я не собирался, не хотел делать этого на самом деле!!! Я только фантазировал… Я был уверен, что никогда не сделаю этого на самом деле, никогда, никогда!

– Как же так получилось, что сделал, Саймон? Почему тебя вдруг бес попутал?

– Ну я… не знаю… увидел милую… Лив в этом розовом платьице, в сапожках на босу ногу… и что-то переклинило у меня. Рассудком я временно помутился! – он снова всхлипнул, пряча лицо в ладонях.

– Не ты одел так Оливию, Саймон?

– Нет. Нет, она сама… наверно… она была так одета, когда я пришел…

Кэлен с Мэйсон переглянулись. И прекрасно поняли друг друга – без слов. Вот это неожиданность! Да нет, это просто… охренеть же, ну! И, черт побери, почему им-то даже в голову не пришел такой вариант – что Оливия сама оделась столь нелепо? Детективы, мать их! Да, Сесилия Кинг подтвердила, что платье и сапоги принадлежат дочери, а Кэлен с Мэйсон уверенно решили, что преступник просто взял вещи с собой, чтобы переодеть девочку. И ведь они, детективы, даже не засомневались – безголовые, бестолковые, а! – в этой своей версии. Кажется, настолько стыдно Кэлен не было еще никогда в жизни. Кажется, даже в глазах Мэйсон мелькнуло что-то, похожее… ну, если не на стыд, то на смущение, да. Кэлен вздохнула. Ладно. Все совершают ошибки. Главное ведь, вовремя их, ошибки-то, признавать, не так ли? Она снова посмотрела на Картера:

– Значит, ты её не переодевал?

– Нет. Нет. Зачем? Она и так… это платье… из-за него меня и бес попутал… Оливия была так прекрасна в нем. Так беззащитна. И соблазнительна… Она искушала меня.

Кэлен замутило. Она собрала волю в кулак, подавила подступившую тошноту, стиснув на миг челюсти. Вдохнула глубоко, медленно выдохнула. Снова заговорила, стараясь, чтобы голос звучал все так же мягко:

– Саймон, как ты думаешь, не мог ли кто-то наблюдать за тобой? Там, в заброшенном доме?

– Нет. Никто не наблюдал. Я в этом уверен, у убедился, я выбрал именно тот дом, ту комнату, потому что там окна забиты глухими щитами из фанеры. И дверь закрывается.

– А видео, что ты снял,… ты его выкладывал в интернет?

– Нет. Нет, вы же знаете, я даже не успел его скинуть на компьютер с карты памяти камеры.

– А когда ты покидал место… уезжал из того заброшенного дома, не видел – может, кто-то был поблизости?

– Нет. Никого. Я убедился в этом, прежде чем выйти.

– Значит, ты уверен, что никто тебя не видел?

– Уверен… я совершенно в этом уверен, детективы.

====== Часть 26 ======

– Что думаешь, Амнелл? – прошедший допрос они не обсуждали до самого отъезда из Управления. Переваривали. Размышляли – каждая сама по себе. Попутно занимались бумагами, отчетами. И только когда их автомобиль – автомобиль Кэлен, конечно же, – покинул служебную парковку, Мэйсон повернулась к напарнице с вопросом:

– Что думаешь, Амнелл?

– Думаю, мы чуть не облажались, Мэйсон.

– Ннндааа… – она откинулась на сиденье, закрыла глаза. – Ты молодец, сладкая.

– Я?

– Да. Молодец, что спросила его про одежду. Как мы это упустили?

– Бес попутал…

Мэйсон фыркнула, открыла глаза, посмотрела на Кэлен с каким-то изумленным интересом:

– Не без этого… И что теперь? Версия с подражателем?

– Ну, а какие еще варианты? – Кэлен пожала плечами. Вздохнула: – Черт, а! Им же может быть кто угодно! Это ж как иголку в стоге сена искать!

– Хм… С одной стороны, оно так. Это если Картер ошибся, и кто-то все же видел его преступление. Хотя… Я, пожалуй, ему больше верю, чем не верю. Больно трусливый ублюдок. Осторожный. Скорее всего, он прав – никто его не видел. И тогда… – она замолчала, задумалась, то выкатывая свои невероятные губы, то втягивая обратно. Кэлен, озадаченная этой паузой, бросила на Мэйсон взгляд и тут же отвернулась, буквально оглушенная сумасшедшим откликом собственного тела. Ох, уж эти их – хоть Мэйсон, хоть Кары – игры с губами. Кэлен ведь реагирует, черт побери, реагирует же, ну! Внезапно она почувствовала, как сильно соскучилась по Каре… и поняла, что почти не вспоминала о ней весь день. Устыдилась мимолетно. Тут же оправдала себя: трудный день-то выдался, эмоционально тяжелый. Да и голова была забита делом… настолько, что совсем, совсем не было места для мыслей о Каре. А вот сейчас Кэлен поняла, что соскучилась. Теперь бы только Мэйсон поскорее отправить спать… как-нибудь. И… и тут Кэлен с ужасом осознала, что не хочет расставаться с Мэйсон. Ну черт же побери… Ну что, что же с ней, с Кэлен, не так, а? Ей что, и впрямь мало одной Кары? И что интересно, изменилось сегодня в Мэйсон, что Кэлен так ею очаровалась вдруг? Да ничего же, ну! Чертова Мэйсон такая же, как и всегда. Она не стала мягче. Или теплее. И солнце в глазах у нее не появилось! Так что же тогда получается, изменилась Кэлен? Бред. Вот просто совершенный, категорический бред! Ничего Кэлен не изменилась, она все та же, что и вчера, и сегодня утром, да! Она все так же любит Кару и… И не хочет пока расставаться с Мэйсон. С чертовой нахальной Мэйсон, которая – ну надо же, а! – поет в душе…

– Эй, Амнелл, ты чего? Расстроилась? – голос чертовой Мэйсон – и это, судя по всему, тоже уже становится традицией – выдернул Кэлен из размышлений.

– Что? Почему? Ты о чем?

– Понятно, – Мэйсон усмехнулась. – Ладно, докладываю обстановку. Во-первых, мы приехали и снова стоим у дома. Минут пять. Сладкая, с тобой точно все в порядке?

– Д-да… – Кэлен огляделась: действительно, оказывается, хаос в голове не помешал ей не только благополучно доставить их на место, но и припарковаться – на автопилоте, не иначе, – на Честнат-стрит. Поразительно! – Я задумалась просто…

– Понятно. А я решила, ты расстроилась.

– Почему?

– Из-за подражателя.

– А что с ним?

– Так, – Мэйсон чуть склонила голову вправо, глянула пристально, изучающе. – У меня такое чувство, Амнелл, что задумалась ты не о деле…

– Ммм… нет, не о деле. Прости.

– Было б за что, – Мэйсон пожала плечами. – Как по мне, так рабочие вопросы вообще домой тащить не стоит. Правда, я сомневаюсь, что у двух копов, живущих вместе и работающих над одним делом, это получится, но… можем попробовать.

– Что попробовать? – Кэлен – да что ж такое, а? – словно бы никак не могла проснуться до конца. – Жить вместе?

– И это тоже, – согласилась Мэйсон, снова выбив шаткую почву реальности из-под ног Кэлен. Кэлен натурально зависла, уставившись на нее, не мигая, растеряв слова, мысли… пожалуй, и чувства – они тоже как-то перемешались, запутались, Кэлен не могла разобраться в них. Ведь Мэйсон предложила сейчас то, к чему она, Кэлен, стремилась. Именно то, что она хотела – хотела же, да? И значит что? Правильно, должна обрадоваться. Добилась же своего, ну! Но радости отчего-то не было, и Кэлен снова, в который раз уже! – не понимала сама себя. Ибо не было не только радости, кажется, не было ничего вообще… кроме внезапно навалившейся обессиливающей усталости.

Да, точно. Она устала. За эту сумасшедшую, напряженную неделю она вымоталась, истощилась физически, еще больше – морально. Вот, вот оно, да. Сейчас она чувствовала себя, словно стайер, бросивший все, все свои силы – без остатка – чтобы преодолеть дистанцию, чтобы первым прийти к финишу, победить. Она, Кэлен, победила в этом – на самом-то деле, коротком – «забеге». И, кажется, слегка надорвалась… Кэлен вздохнула, выдавила слабую улыбку:

– Что-то я устала, Мэйсон. Давай потом поговорим? Просто если сейчас я не приму душ и не упаду куда-нибудь после этого, я умру.

– Нет. Никаких смертей, – очень серьезно откликнулась Мэйсон. – Это совершенно неприемлемо. Я только начала привыкать к работе с напарником, – она усмехнулась, открыла дверь автомобиля: – Так что пойдем, сладкая. Ополоснем тебя и уроним, – и выскочила из машины, проигнорировав возмущенное «Эээй!».

Ночь

– Мне показалось, или ты предложила мне жить с тобой? – Кэлен, в футболке и шортах Мэйсон, сидела на кухонном столе, болтала ногами и наслаждалась крепким горячим – просто обжигающим! – ристретто с двойными сливками.

После почти часа в душе, куда Мэйсон любезно пустила её первой – и даже не настаивала на своей компании, надо же! – Кэлен посвежела, взбодрилась, да что там, ожила! Теплая вода смыла не только усталость, но и мучительную рефлексию, которой Кэлен поначалу все же отдалась – минут на двадцать, не меньше. И даже – ужас, категорический же! – всплакнула от невыносимости собственного бытия.

С чего, кстати, это её унылое безобразие началось-то? А, вот: только она, Кэлен, задвинула за собой дверь в душевую кабину, как снаружи раздался голос Мэйсон:

– Амнелл, это я не, не пугайся. Принесла тебе переодеться. На потом.

Кэлен фыркнула: ну надо же, какая забота, с ума сойти! А на душе потеплело. В груди родилась и начала медленно, но верно, прорастать нежность. Вот совершенно невозможная – да и не нужная, черт возьми! – нежность к чертовой Мэйсон. И это в то время, когда она, Кэлен, собиралась помечтать о Каре! Помечтать, представить, как будет рассказывать ей о событиях дня, жаловаться на бесполезную, пустую поездку – и утешаться, согреваться в любимых солнечных глазах, укутываться в теплые объятия мягких рук, таять от прикосновений нежных вкусных губ… Да, Кэлен настроилась мечтать о Каре! Она уже начала же даже, ну! А тут – эта чертова Мэйсон со своей нежданной заботой, и ее, Кэлен, нежность – невозможная, неуместная, просто категорически неуместная! И – вновь как обухом по голове: она, Кэлен, не желает отпускать сейчас Мэйсон. Она, Кэлен, кажется, совсем обезумела. Или охренела, что точнее. Ибо она хочет, чтобы появилась Кара – и при этом… осталась Мэйсон. Классно, да? Молодец Кэлен, не стоит на месте, развивается. Вот уже до чего додумалась! Умная же, ну! И совсем, вот просто ни капельки не жадная, да. И даже странного ничего нет, обычная такая, обыденная даже ситуация – хотеть двоих. Одновременно.

При этом Кэлен даже ведь не сразу спросила себя: а что она с ними двумя – одновременно – делать-то будет? Ну, вот если предположить, что две эти разные личности, Кара и Мэйсон, обитают в разных же телах… хотя Кэлен не могла себе представить другое тело ни для одной, ни для второй… все-таки любила-то она именно это тело… а, допустим, они близнецы, да, тогда и тела у них похожие, так ведь? – так вот, если представить, что Кара и Мэйсон – близнецы, и она, Кэлен, получила сегодня вечером обеих… что делать-то стала бы, ну?

Кэлен даже посмеялась над собой. Абсурдная, нелепая, мучительная ситуация… которая теперь – еще мучительнее. Ибо появилось то, чего не было еще сутки, на нет, даже несколько часов назад: необходимость выбора. Если еще сутки, даже несколько часов назад Кэлен совершенно точно, без всяких сомнений, знала, кого она хочет – этой ночью и вообще, всегда, – то теперь… теперь она хотела двоих, а выбрать можно было только одну. Без вариантов. Или Кара, или Мэйсон. Эта безвариантная необходимость выбирать обрушилась на Кэлен бетонной плитой, сминая, придавливая, вгоняя в отчаяние… Вот почему, а? Ну почему она должна выбирать? Почему она, Кэлен, должна решать, кому из них сейчас уйти, а кому – появиться? Разве она имеет на это право? А силы? Разве у нее они есть? Почему, почему, почему она должна это решать? Вот за что ей это? За то, что она… просто любит? И к горлу поднялись слезы, забурлили, заставляя дрожать и кривиться губы, сдавливая грудь, запирая дыхание…

Кэлен попыталась остановить их, вернуть обратно, туда, на дно колодца, из которого они вспенились. Не справилась. Не смогла. Слезы оказались сильнее, победили, прорвались, выплеснулись, смешиваясь с водой из душа, полились нескончаемым – так ей, Кэлен, показалось сначала – потоком. И она перестала сопротивляться им. Отдалась, изливая вместе с ними все накопившееся напряжение. Черт побери, она ведь правда, в самом деле устала! Устала метаться между Карой и Мэйсон, врать, ну ладно, скрывать от одной, успокаивать, уверять в любви и преданности вторую. Устала запрещать себе свои желания – да, да, черт возьми, она хочет Мэйсон! Хочет, и все тут! И наплевать ей, что думает об этом Кара! Нет, не наплевать… на самом деле, совсем не наплевать. И от этого она, Кэлен, тоже устала… Черт побери, она не хочет выбирать! Не желает принимать решения! Может, вообще плюнуть на них, – на обеих на них – на чертову нахальную Мэйсон, на слабую, по сравнению с ней, с Мэйсон, но такую любимую Кару? Плюнуть, уехать домой, не выбирая никого! Пусть сами между собой разбираются, в конце концов. Пусть сами решают, кому и когда быть с ней, с Кэлен. Она тоже хочет быть слабой. Слабой и любимой…

Слезы лились, смешивались с водой, с мыльной пеной, уносились, покружив водоворотом, в отверстие канализационной трубы – и уносили с собой напряжение, муки совести, боль вины, стыд за её, Кэлен, «порочные» желания… А освобождавшееся место заполнялось невесомой легкостью. Кажется, слезы промыли Кэлен и мозг, притормозили, остановили бешеную карусель отчаянных размышлений, успокоили, утихомирили… и вот уже совсем другие мысли потекли – неспешно, плавно. Куда она уедет, зачем? Куда она от этих зеленых глаз – хоть одних, теплых, солнечных, хоть вторых – насмешливых, пристальных… и любимых. Она же, Кэлен, и в тех, и в других тонет. Тонет, захлебывается – и не собирается спасаться, нет. Ей нравится тонуть в этих глазах. Куда она от этих рук? Куда она уедет от этого гибкого, гладкого, горячего тела? Она что, уснет теперь без него? Ага, да. Хватит уже себя обманывать. Не уснет. Куда она от этих губ… Да никуда. Никуда она не поедет, нет. Она останется. Останется и – не будет решать. Не будет выбирать, кому из двоих быть сейчас, кому – потом. Вот так! Она не станет больше подливать Мэйсон снотворное. Пусть все идет, как идет. Пусть… хм… судьба решает. Да.

Из душа Кэлен вышла обновленная. Возродившаяся. Живая. Улыбнулась – радостно и очень, очень ласково – подпирающей стену напротив двери в ванную Мэйсон:

– Давно ждешь?

– Давно, – согласилась та. И, чуть склонив голову вправо, вглядевшись в Кэлен, поинтересовалась: – А ты чего ревела?

– Я-яя? – вот же чертова Мэйсон, внимательная, а! И как только она поняла? Как заметила? Слышать не могла, Кэлен плакала беззвучно. Значит, увидела что-то… что? Кэлен вздернула брови: – С чего ты взяла, что я ревела?

– Глаза красные, – Мэйсон отлепилась от стены, приблизилась почти вплотную, не отрывая пристального взгляда: – Веки припухли. И нос.

– Что нос?

– Тоже немного распух.

– Боже ты мой! – Кэлен закатила глаза, а внутренне восхитилась: ну надо же, а! Внимательная… – Промахнулась, детектив Мэйсон. Неверная интерпретация улик – верный путь к ошибочной гипотезе, – подмигнула: – Гель в глаза попал. Вот тебе и весь состав преступления, – и снова улыбнулась – ослепительно. Мэйсон хмыкнула, зыркнула подозрительно. Не выдержала, улыбнулась в ответ:

– Ладно. Пойду, арестую гель. А ты? Пойдешь, упадешь, Амнелл?

– Неет, – Кэлен вдруг жутко, просто до озноба захотелось её поцеловать. Но... она сдержала, остановила себя – почему-то. – Я взбодрилась. Так что – буду пить кофе и ждать тебя.

– Как скажешь, – шагнула к двери в ванную, обернулась на пороге: – Здесь можешь не ждать, сладкая. По вечерам я не пою. Только утром.

– Точно? – Кэлен прищурилась. Мэйсон фыркнула. Кэлен пожала плечами: – Окей. Жду тебя на розовом ковре, напарник.

– Он персиковый! – запыхтела сердито, заставляя Кэлен буквально взорваться от нежности, и скрылась в ванной.

До розового ковра Кэлен так и не дошла: сварила себе крепкий кофе – ристретто, двойные сливки, просто чудо! – и засела на кухонном столе. Так, потягивая обжигающий напиток и болтая ногами, и встретила появившуюся минут через пятнадцать Мэйсон:

– Мне показалось, или ты предложила мне жить с тобой?

– Не показалось, – а вот Мэйсон остановилась как раз на розовом ковре, на самом краю, возле условной границы, отделяющей зону гостиной от кухни. – Предложила.

– А зачем тебе это? Вроде, ты говорила, что тебе от меня нужен только секс?

– Говорила, – Мэйсон кивнула, потерла шею, поморщившись. – А ты говорила, что тебе нужно время. Как по мне, все логично.

Кэлен рассмеялась. Да, эту чертову Мэйсон не так-то просто выбить из колеи! Ну, ничего, Кэлен тоже не вчера детективом стала. Так что посмотрим, кто кого! Прищурилась:

– А еще мне показалось, что ты ценишь прямоту и честность, Мээйсон… А сейчас явно недоговариваешь. Не договариваешь же, а?

– Чего я не договариваю? – и снова, скривившись, потерла шею.

– Мэйсон, зачем тебе, чтобы я жила с тобой? И не ври, что дело только в сексе.

– Не только, – согласилась. И шею потерла: – И ты еще говорила, что мне нет равных в допросах? Как по мне, ты преуменьшила свои способности, сладкая.

– Мэйсон, не меняй тему, – промурлыкала Кэлен и улыбнулась. Очень ласково. Коварно: – Так зачем?

– Зачем… – закатила глаза. – Затем, что ты мне нравишься. И мне нравится, когда ты здесь, – опять поморщилась, потянулась к шее.

– Мммда? – у Кэлен засветились глаза – азартно, словно у кошки, загнавшей в угол мышку. – Даже и без секса? Удивительно. Иди сюда.

– Зачем? – замерла с поднятой рукой, уставилась настороженно, исподлобья.

– Боишься? – Кэлен вздернула бровь.

– Вот еще. Ничего я не боюсь, – и сделала медленный нерешительный шажок.

– А по-моему, боишься.

– Нет, – еще шажок. Остановилась на расстоянии вытянутой руки, глядя все так же настороженно. Кэлен этим воспользовалась, цапнула её за запястье:

– Иди сюда, трусишка, – со смехом подтянула к себе, развернула: – Встань тут, – устроила её между своих ног, спиной к себе: – На вот, – сунула ей кружку с недопитым кофе, а свои освободившиеся руки опустила на плечи, скинув с них лямки майки, начала мягко, осторожно разминать. Нажала большими пальцами на основание шеи… Мэйсон дернулась, втянула с шипением воздух. Кэлен чуть ослабила давление: – Тут больно?

– Да…

– Потерпи, напарник, – и, вдруг склонившись, не прекращая массировать шею, плечи… прикоснулась губами к её виску. Мэйсон вздрогнула, а Кэлен шепнула – прямо в ухо: – Пересидела ты, похоже, в этом сыром подвале. Еще и сгорбившись, поди, ага?

– Не без того… – выдохнула с тихим стоном. – Спасибо, Амнелл.

– Да было б за что… – помолчала. Прижала ладонь одной руки к грудине Мэйсон, кулаком другой принялась надавливать между лопаток. – Лучше бы было, если бы ты легла, конечно…

– Да ладно, – хрипло пробормотала Мэйсон. Хрипло и, кажется, смущенно – ну надо же, а! – Я и на это не рассчитывала… – и повторила: – Спасибо.

– Отстань! – снова занялась её шеей. – Слушай, у тебя что, вообще никогда ни с кем не было отношений?

– Ммм… Ну почему, я встречалась кое с кем… какое-то время… Или ты что имеешь в виду? Любовь?

– Любовь, да. Жить вместе. Заботиться друг о друге. Ну и так далее.

– Нет, такого не было. Как-то это… не по мне.

– А со мной, значит, решила попробовать?

– Да.

– Почему?

– Я говорила – тянет к тебе. А почему? Не знаю, Амнелл. Сама не понимаю.

– Может, ты влюбилась, а, Мэйсон?

– Влюбилась? – она фыркнула. – Нет. Это вряд ли. Любовь – это тоже не по мне, сладкая.

– Слабость? – невинно уточнила Кэлен.

– Да, слабость, – совершенно серьезно подтвердила Мэйсон, не заметив, кажется, издевки в её, Кэлен, голосе.

– Так ты и не любила никогда? Никогда и никого?

– Нет. Никогда.

– Мэйсон, – Кэлен снова склонилась к её уху, прошептала, касаясь его губами: – Откуда ты знаешь, если думаешь, что никогда не любила? Откуда ты знаешь, как это – любить? Откуда знаешь, что не любила?

– Нуу... да, твоя правда… – пожала плечами. – Но я же читала книги, Амнелл. Фильмы смотрела. Я видела влюбленных людей. В том числе, и влюбленных в меня… Со мной никогда ничего подобного не происходило.

– Нннда… Ладно, ты не влюблялась. Но хоть какие-то теплые чувства ты к кому-нибудь испытывала? Ну, скажем, привязанность… нежность… без сексуального контекста.

– Думаю, я что-то такое чувствую к Анне… привязанность, благодарность. Анна – моя приемная мать и наставник. Приютила меня, знаешь, после того, как… – Мэйсон осеклась, замолчала. А шея, плечи под пальцами Кэлен напряглись, закаменели. – Может, расскажу как-нибудь. Не сейчас. Не хочу сейчас об этом.

– Конечно, – Кэлен легонько потрясла её: – Не хочешь – не нужно. Расслабься. Про Анну можно спросить?

– Да, – если Кэлен не почудилось, в голосе Мэйсон прозвучало даже что-то, похожее на нежность.

– Она в Нью-Йорке живет?

– В пригороде. Переехала, когда вышла на пенсию.

– Скучаешь по ней?

– Скучаю? – Мэйсон удивилась, совершенно искренне удивилась. – Нет. Я не знаю, что это такое.

– Не знаешь, что такое скучать? – теперь изумилась Кэлен. Тоже искренне. Очень.

– Да. Я не знаю. Как это – скучать?

– Хм… ну, это когда ты хочешь, чтобы человек был рядом с тобой, а его нет. И тебе грустно.

– Почему? Он умер?

– Кто?

– Человек, которого нет.

– Почему умер? Он жив. Просто ты, скажем, здесь, а он – в другом месте.

– Тогда зачем мне грустить? – если бы Кэлен встретила Мэйсон только сегодня, она бы подумала, что та издевается. Но – Кэлен уже успела немного узнать Мэйсон. А потому не сомневалась: Мэйсон не прикидывается, она и правда не понимает. – Я же могу позвонить, связаться по скайпу или просто приехать. Разве нет?

– Да, – Кэлен усмехнулась. – Если можешь, то – да. А если не можешь?

– Почему не могу? Человек ведь жив.

– Жив… – вздохнула. – Но, например, недоступен.

– Временно?

– Временно… – Кэлен закончила массировать и теперь просто гладила ладонями шею, плечи Мэйсон.

– Ну, значит, через время он станет доступен? Нужно просто подождать, так ведь? Зачем тогда грустить?

– Действительно… – Кэлен снова усмехнулась. Обвила шею Мэйсон руками, навалилась на плечи, прижалась щекой к щеке. – Ну, а если я, скажем, не захочу с тобой общаться? Встречаться, разговаривать. Совсем не захочу.

– Почему?

– Да не важно! – Кэлен чуть отстранилась, сдвинувшись в сторону, повернула лицо к Мэйсон. – Вот не захочу, и все. И ты ничего не сможешь с этим сделать. Что тогда?

– Хмм… даже не знаю. Такого никогда не было, – Мэйсон тоже повернулась, задумчиво уставилась в глаза. – Те, кого я хотела, хотели меня. Всегда.

– Вот как? Думаешь, я тоже тебя хочу?

– Да.

– Да? – Кэлен даже растерялась. Вот что сейчас делать – возмущаться или смеяться?

– Да, – повторила Мэйсон. И добавила: – Хочешь.

– У тебя мания величия.

– Да, – и вдруг, приблизившись быстрым, просто неуловимо быстрым рывком, овладела губами Кэлен. Кэлен замерла, распахнув глаза, остановив дыхание. Но уже в следующее мгновение опустила ресницы, откликнувшись, отдавшись власти горячих нежных губ… любимых… Любимых же, ну! – независимо от того, кто ими управляет.

====== Часть 27 ======

И с чего это она взяла, что Мэйсон целуется жестко? Бред же, просто категорический бред! Мэйсон целовала мягко. Мягко, медленно, словно смакуя губы Кэлен, наслаждаясь, упиваясь ими. Она не спешила, совсем, даже замирала временами, просто останавливаясь, захватив губами какое-то, видимо, особенно вкусное ей местечко на губе Кэлен, нижней или верхней. Замирала, ждала, просто удерживая в горячем нежном плену. Затем оживала, прикасалась кончиком языка, щекотала, ласкала, запуская по губам, по коже возбуждающие вибрации. Она томила, дразнила, мучила… И тело Кэлен откликнулось – откликалось – на эту сладкую пытку. Мелькнуло паническое – нельзя сдаваться, нельзя же, ну! – и исчезло, оттесненное поцелуями на задворки затуманенного мозга. Поцелуи Мэйсон пьянили, кружили голову Кэлен, сводили с ума её тело. Тело отзывалось обжигающими мурашками и сладкой тягучей пульсацией внизу. Невыносимо… невозможно… Невозможно не сдаться, не отдаться этому…