Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Львешка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 50 страниц)

Кэлен повернулась к ней, чуть прищурилась, фокусируя взгляд. Она хотела промолчать, проскользнуть мимо, просто уйти, поскорее, туда, где может остаться один на один со своей пустотой и… болью. Хотя это ведь странно, странно, что она есть, это боль – не должно в пустоте болеть, нечему… Кэлен не хотела говорить. Не хотела отвечать. И спрашивать – не хотела. Но… спокойное, невозмутимое – совершенно, категорически! – лицо Мэйсон… и лишь легкий, едва заметный интерес в глазах… И что-то вдруг переломилось в Кэлен, что-то взорвалось, слабенько, но все же. Она сглотнула пустоту, прошептала:

– Почему… почему ты не сказала, что знаешь обо мне и Каре? – горло перехватило, сдавило спазмом, и она замолчала.

– Тхех… – Мэйсон не смутилась, вот ни капельки, лишь вздернула брови да чуть склонила голову в этом своем фирменном жесте. Пожала плечами: – Да я и не знала. Узнала только сегодня днем, когда подглядела в твой ноут. Увидела её адрес, прочитала первые строки и поняла.

На секунду, нет, на долю секунды Кэлен ей поверила. И даже робко забрезжила в душе надежда – что все это как-то объяснимо, что… Но лишь на долю секунды, на совсем, совсем короткий миг. Кэлен снова сглотнула, проталкивая туда, в пустоту, сдавивший горло спазм, зажмурившись. И тут же распахнула глаза:

– Ты врешь, Мэйсон… я думала, ты честная. А ты врешь… Ты не знала о нас и спокойно оставляла меня у себя ночевать? Не боялась, что я проснусь среди ночи и встречусь с твоей альтер-эго? Врешь ты… ты знала. Ведь знала же, ну! – Кэлен не спрашивала: незачем, ответ она уже прочитала в глазах Мэйсон. Пихнула ладонью её в грудь, отталкивая с дороги: – Иди к черту! Обе! Знать вас не желаю! – и бросилась вон из кухни, побежала к узкой деревянной лестнице, побежала наверх… Услышала за спиной: “Амнелл!” – и ступени заскрипели под еще одной парой ног. Крикнула, не оборачиваясь: “Убирайся к дьяволу, Мэйсон!”, перепрыгнула последние две ступеньки, оказавшись перед дверью… рванула её на себя, влетела внутрь, захлопнула.

В другой ситуации ей, несомненно, было бы очень интересно как следует осмотреться, разглядеть все в детской комнате Кары… Кары и Мэйсон, конечно же. Точнее, даже именно Мэйсон, ведь раз она – ведущая личность, жилище, скорее всего, обустроено на её вкус. А впрочем… если они, как выяснилось, давным-давно знают друг о друге, возможно, что-то здесь сделано и для Кары. Может даже, все еще висят на стенах её детские рисунки… или сидят на кровати любимые игрушки. Да, в других обстоятельствах Кэлен было бы все это безумно интересно, и она бродила бы медленно по комнате, останавливаясь, осматриваясь, умиляясь – наверняка же, ну! – и улыбаясь. Задавала бы вопросы. В других обстоятельствах…. Не сейчас.

Сейчас она просто пробежала, мимолетно отметив лишь, что комната с эркером, трехгранным, с длинными узкими окнами на каждой стене. Вот туда, в этот эркер, к этим окнам, которые сначала показались ей чуть ли не витражным – а это просто заходящее уже солнце подрозовило их, добавив таинственности и волшебства, неуместного сейчас, ненужного, только еще больше подчеркивающего её пустоту и боль, – Кэлен и бросилась. Встала у центрального, прижалась лбом к стеклу. Прохладное… или это её, Кэлен, лицо пылает? А! Какая, в общем-то, разница… Стекло мутное, все за ним словно бы расплывается, затуманивает… или это у Кэлен просто слезы в глазах? Да, точно. Надо же, она плачет… Удивительно. До сих пор, до встречи с Карой, Кэлен столько не плакала. Господи, да, кажется, за всю свою предыдущую жизнь, включая даже детство, она так много и так часто не плакала! Что ж это за любовь-то такая, что Кэлен Амнелл все льет и льет слезы, а? Да к чертям её, такую любовь! Да и любовь ли это? Если Кара… её, Кэлен, честная, теплая, солнечная Кара.... все это время обманывала. Врала. Зачем, вот зачем? Кэлен не понимала.

Дверь за спиной открылась, скрипнув чуть слышно. И закрылась, мягко стукнув, тихо клацнув замком-защелкой. Тихие, мягкие шаги приблизились. И ладонь – теплая, уже такая знакомая! – легла на спину между лопаток. Тихий голос, почти шепотом:

– Амнелл...

Кэлен усмехнулась сквозь боль, обиду и непонимание: Мэйсон. Настырная. Несгибаемая, нет, несбиваемая. Делает то, что считает нужным. Кэлен дернула плечами, пытаясь сбросить ладонь со своей спины:

– Иди к черту.

– Нет, – ладонь исчезла. Но вместо неё к спине, к ягодицам прижалась вся Мэйсон. Обняла, обвила руками талию, устроила ладони на животе. Задышала молча в шею. Кэлен напряглась, зажмурилась… снова дернулась, пытаясь освободиться из объятий… этих чертовых объятий… таких теплых, согревающих – не тело согревающих, нет, а будто бы всю её, Кэлен, целиком, без остатка, снаружи, изнутри… всю. Этих чертовых надежных объятий – несмотря на кошмарность ситуации, Кэлен сразу же, вот просто в момент, почувствовала себя защищенной. Она все же дернулась еще раз, скорее уже по инерции, – а Мэйсон лишь крепче стиснула её. И Кэлен вдруг успокоилась. Совершенно, категорически успокоилась. Там, внутри, в пустоте, что-то затеплилось, разгораясь, растекаясь… наполняя. Кэлен вздохнула и, неожиданно для самой себя, улыбнулась. Анна права. Не стоит сбегать. Она, Кэлен, ведь хочет понять, да? Хочет знать, почему от неё скрывали правду. И тогда что? Правильно, нужно задавать вопросы, не так ли, детектив Амнелл? Кэлен чуть повернула голову, прижавшись теперь к стеклу виском:

– Значит, вы знаете друг о друге…

– Да, – все тем же спокойным, отрешенным даже, голосом.

– И обо мне и Каре…

– О том что ты, – она фыркнула, обожгла дыханием. – Большая любовь нашей маленькой девочки? Да.

– Как ты узнала, Мэйсон? Догадалась?

– Типа того. Мелкая сказала мне, ради чего мы бросаем все и переезжаем в эту дыру… прости, в Филадельфию. Ей пришлось признаться, что она влюбилась, – Мэйсон усмехнулась. – Без этого я бы не поехала. Но она не сказала, в кого. Я заподозрила сама, в первую встречу, когда ты наскочила на меня так, будто мы знакомы. А потом, в Мильборне, обнаружив тебя в своей постели – и царапины на своей спине – укрепилась в своих подозрениях. Потом я спросила мелкую, она подтвердила.

– Ты спросила… она сказала… подтвердила... – Кэлен резко развернулась в её руках, уперлась ладонями в плечи, уставилась в глаза: – Вы общаетесь? Как???

– Переписываемся, Амнелл, – Мэйсон приподняла бровь в притворном недоумении. И глаза засветились насмешкой. – Смс, письма по электронке.

Как просто. Кэлен опустила на миг ресницы, вздохнула. Снова посмотрела в глаза Мэйсон:

– Почему ты не сказала мне?

– А должна была? – пожала плечами, ухмыльнулась. – Ты не спрашивала.

– Да, действительно… не спрашивала, – Кэлен усмехнулась грустно. – И все же ты могла сказать. Ты ведь честная, Мэйсон. Ладно… ты и правда, не должна была… но вот она… почему она мне врала?

– Понятия не имею, – снова пожала плечами. – У неё и спроси. Позвать её тебе?

– Что??? – Кэлен оттолкнулась, отстранилась от нее, откинувшись назад – насколько позволяли обвивавшие её руки, распахнула глаза: – Ты можешь её позвать?

– Как и она меня.

– То есть… вы можете просто вот взять и поменяться? Прямо сейчас?

– Да. Ну, – Мэйсон закатила глаза. – Если она захочет. Она капризная, знаешь. И своенравная. Непоследовательная. Недисциплинированная. Безответственная. До сих пор не понимаю, Амнелл, что ты в ней нашла? Как по мне, ты для нее слишком хороша.

Кэлен приоткрыла рот. Она даже не смотрела на Мэйсон, нет, – таращилась, оторопело, ошарашенно, буквально онемев от изумления. И снова, в который раз, – да уже привычно же! – не могла решить, то ли ей сейчас плакать, то ли смеяться. Что это? Что это такое? Мэйсон злится на Кару? Ревнует? Или что? Говорит невозмутимо, как обычно, но… Только теперь Кэлен вдруг подумала – дошло, что называется, ну! – что раз Кара и Мэйсон знают друг о друге, между ними есть отношения. Весьма непростые, похоже. И не стала ли она, Кэлен, разменной монетой в них, а? Черт бы их обеих побрал!

Кэлен улыбнулась Мэйсон:

– Ты, конечно, имеешь право думать об этом все, что угодно… Но, возможно, я просто знаю Кару с другой стороны. Ты мне лучше вот что объясни, напарник… Если ты была в курсе того, что Кара любит меня, а я – её, зачем ты спала со мной? Тем более, раз вы в любой момент можете поменяться… Что, ты не могла оставить меня ей? Тебе так уж необходимо было трахаться со мной, Мэйсон?

– Ну ты спросила, Амнелл! – она глянула с искренним восхищением, мгновенно вызвав у Кэлен вспышку раздражения. – С чего бы мне отказываться от удовольствия? Ты меня возбуждаешь, я говорила. А то, что вы друг друга любите… что ты её девушка… – Мэйсон фыркнула, сверкнула глазами – весело, дерзко. – По-твоему, меня это должно было остановить? С чего вдруг? Она трахала моих девчонок. Неоднократно, заметь. Так почему я не могу трахнуть её девчонку?

– Вот как… – Кэлен усмехнулась. – Мстишь ей?

– Типа того, – и расплылась в наглой, невозможно, невыносимо наглой улыбке.

– Допустим, – Кэлен помолчала, опустив ресницы. Провела пальцами по плечам, по груди Мэйсон. Снова встретилась с ней взглядом: – Ну, а я? Со мной-то ты так за что?

– Тыыы? – она отступила, разомкнув объятия, выпустив Кэлен из своих рук, оглядела её с ног до головы, буквально, окатила, обожгла насмешливым огнем своих зеленых глаз. – А что ты? Я к тебе не особо и лезла, Амнелл. Как по мне, ты сама решила трахаться со мной, разве нет? Похоже, мелкая права, и ты просто блядь.

– Что? – Кэлен задохнулась возмущением – и не столько от этого будто бы выплюнутого оскорбления, сколько от спокойного, уверенного её, Мэйсон, тона. Замахнулась. Мэйсон даже не дрогнула, не шевельнулась, лишь в глазах прибавилось насмешливого пламени. Кэлен с размаху опустила ладонь на её щеку… почти опустила… остановила руку в миллиметре, в секунде от пощечины, разглядев что-то там, в глазах, в этом зеленом атомном пожаре. Обмякла, сникла, улыбнувшись беспомощно. Прикоснулась к щеке Мэйсон кончиками пальцев, осторожно, мягко:

– Снова ты врешь… Врешь же, ну? – и… боже, Мэйсон отвела взгляд! Кэлен покачала головой: – Специально это говоришь, да? Переключаешь на себя. Хочешь, чтобы я злилась на тебя, не на Кару. Защищаешь её, да? Она просила не говорить мне?

Мэйсон зажмурилась, отворачиваясь, стиснула челюсти, поджала губы… Вздохнула глубоко, прошептала едва слышно:

– Черт…

– Понятно… – Кэлен вновь не смогла удержаться от горькой усмешки. – Спать со мной тоже она тебя попросила?

– Нет, – Мэйсон тряхнула головой, повернулась, уставилась в глаза Кэлен. – Она не просила. Но и НЕ спать с тобой она тоже не просила. Амнелл, она умная. Умнее меня. И тебя. И нас с тобой вместе взятых, – вздохнула, хмыкнула, снова качнув головой. – Она вникает во все быстрее нас. И глубже.

– О чем ты?

– Видишь… ты не понимаешь, – теперь усмехнулась Мэйсон – тоже грустно, горько. – Ну смотри, ты вот спрашиваешь, зачем я спала с тобой. А какие еще ты видишь варианты? Да, я могла бы оставить тебя ей. Двадцать лет назад мы договорились: день – мой, ночь – её. Так что, когда мне ничего не мешает, я… ухожу в пять вечера и возвращаюсь в пять утра. Ну, ты понимаешь, да? Двенадцать часов мне, двенадцать – ей. Бывает из-за работы или… хм… свидания я сдвигаю график, занимаю её время. Она все это записывает и потом добирает, когда ей удобно. Я это к чему: да, я могла бы не спать с тобой, уходить, не оставаться… Но что тогда? Из-за вашей с ней любви мне воздерживаться? Или в мое время трахаться с другими? Я не против, совсем. Но ты ж сама не дала мне такой возможности, Амнелл, ты сама от меня всех отгоняла, разве нет?

Вот теперь взгляд отвела Кэлен. Промолчала. Ну, а что говорить? Что тут скажешь? Мэйсон права: она, Кэлен, и впрямь сама лишила её возможности… хм… поступить честно. Да, именно. Кэлен вздохнула. А Мэйсон вдруг взяла её за руку:

– В общем-то, я тебя понимаю, Амнелл. Ну, когда пробую смотреть на ситуацию твоими глазами. Мне-то ревность незнакома, ты знаешь. Но тебе, я так думаю, было бы неприятно, если бы кто-то другой лапал тело, которое ты любишь. Так что ты все равно сама же и не позволила бы мне спать с кем-то другим, разве нет?

Кэлен – в который раз уже? – усмехнулась, покачала головой. Действительно понимает, ну надо же, а! Провела пальцами свободной руки по щеке Мэйсон:

– Нет, не позволила бы… тут ты права.

– Ну вот. Похоже, мелкая это просекла с самого начала. После Мильборна она даже перестала настаивать на соблюдении нашего с ней двенадцатичасового режима… Что там у вас произошло?

– Там? – Кэлен потянула её за пальцы, привлекая к себе. Привлекла, притиснула, обвила её шею руками. А голову откинула назад, прижавшись в этот раз к стеклу затылком. – Там я ей озвучила свою гениальную идею – стать твоей любовницей, Мэйсон, чтобы оставаться ночевать у тебя и получить возможность проводить больше времени с ней. Кхех… Она ведь еще и не сразу согласилась… Господи, ну зачем она так, а? – Кэлен еще сильнее закинула голову, зажмурилась. Ну да, именно, – слезы. Уже запрудили глаза, уже приготовились перелиться, побежать… Черт побери, как же она устала плакать! И сдерживать их, слезы, тоже устала.

– Не знаю, Амнелл, – Мэйсон вдруг провела пальцем по ее лицу – от внутреннего уголка глаза к уголку губ. Значит, все же прорвались, побежали, предательские, неуемные... – Как по мне, она просто боится.

– Боится? Чего?

– Да всего! – и вновь обняла, устроив в этот раз ладони на ягодицах Кэлен – и заставив её улыбнуться сквозь слезы: вот же неугомонная… нахальная чертова Мэйсон. – Ты пойми, Амнелл, мы ведь почти никому не доверяем. Так-то ты – третий в этом мире человек, который знает о нас. Ну, если с нами, то пятый.

– Третий? – Кэлен даже плакать расхотелось. – Первый, видимо, Анна. А кто второй?

– Наш психотерапевт.

– Мммм… – выпрямилась, отлепив затылок от стекла, прищурилась в глаза Мэйсон: – Он знает про вас, и вы оставили его в живых?

Мэйсон фыркнула чуть удивленно:

– Похоже, полегчало тебе, сладкая?

– Не сказала бы… – покачала головой. – Я бодрюсь, хотя… ты не представляешь, как мне хреново! Ты мне объяснила хоть что-то, спасибо. Но… мне ведь еще с Карой встречаться. И я не знаю, как… Как теперь… – подалась с тяжелым вздохом вперед, к Мэйсон, прижалась щекой к щеке, устроив подбородок у нее на плече.

– Как теперь что? – Мэйсон сняла одну руку с ягодицы, провела ладонью по спине Кэлен.

– Верить ей. Она же, наверно, как-то тоже все это объяснит, но как я смогу поверить? Как я теперь смогу ей доверять?

– Кхм… как по мне, Амнелл, ты сможешь понять её. Вот из этого своего недоверия и сможешь. Я же говорю – мы почти никому не доверяем.

– Мэйсон… – чуть отстранилась, заглянула в лицо с удивленной улыбкой. – Так странно это слышать от тебя…

– Почему?

– Ну… мне кажется, ты не слишком стремишься понимать других…

– Тебе кажется, Амнелл. Я стремлюсь. Просто у меня плохо получается.

Ну надо же, а! Кэлен даже решила, что ослышалась. Или нет, Мэйсон шутит, просто шутит, ведь так? Они, и Мэйсон, и Кара, умеют шутить так, что и не сразу поймешь… Всмотрелась в глаза: спокойные, серьезные, задумавшиеся и… грустные? Да нет, нет же, почудилось. Или нет? Нет, и правда – грустные… Кэлен затопило нежностью. Нежность засветилась тихо, мягко в её взгляде, пролилась теплой улыбкой на губы. Заставила поднять руку и взъерошить ласково и без того растрепанные светлые волосы – только сейчас Кэлен заметила, что Мэйсон расплела косу… или она её сегодня и не заплетала? А, какая разница! Кэлен взъерошила волосы, провела кончиками пальцев по щеке и внезапно, неожиданно для себя самой, не успев осознать, остановить себя, прошептала:

– Я люблю тебя, Мэйсон…

– Ага, – откликнулась рассеянно, глядя куда-то сквозь Кэлен, кивнула. Моргнула. Нахмурилась. Полыхнула глазами, встретившись – теперь уже осмысленным – взглядом с Кэлен, подняла, нет, подкинула брови, отошла, отскочила даже на шаг: – Чего???

Еще можно было отступить. Обратить все в шутку или сделать вид, что это просто что-то вроде фигуры речи… ну, или дружеское признание, никого ни к чему не обязывающее, ничего эдакого не подразумевающее. Можно было, да. Но… Кэлен не захотела отступать. Не захотела врать. И разбираться в своих мотивах – тоже не захотела. Все с той же нежной улыбкой ухватила Мэйсон за футболку на груди, потянула к себе – и сама подалась навстречу, встретила её губы своими, овладела, преодолевая – не сопротивление, нет, скорее, замешательство… А затем, насладившись – и поцелуем, и изумлением, смешанным с легким испугом, на лице, в глазах Мэйсон, – повторила:

– Я тебя люблю.

– Нет, – Мэйсон помотала головой. – Не меня. Ты любишь мелкую… Кару.

– Да, – Кэлен погладила её по щеке, провела кончиками пальцев по губам. – Люблю её. И тебя люблю. Мэйсон, я в тебя влюбилась.

====== Часть 48 ======

Мэйсон снова помотала головой. Сделала шаг назад, освобождаясь из объятий Кэлен. Постояла, еще шагнула. Помолчала, хмурясь, уставившись в пол, словно задумавшись о чем-то. Кивнула. И подняла глаза на Кэлен:

– И что ты хочешь от меня в связи с этим?

– Я? Ничего, – а сердце сжалось больно. Правда, на секунду, всего лишь. На краткий – и невыносимо долгий – миг… Все правильно. В самом деле, чего она, Кэлен, ждала? Что Мэйсон кинется ей на шею, рыдая от счастья? Или упадет на колени и, задыхаясь от волнения, срывающимся шепотом признается в ответном чувстве? Смешно, ей-богу… Нет, если уж быть совсем честной, то какая-то часть Кэлен – маленькая совсем часть – на что-то подобное все же надеялась. И да, да, ей, этой части, сейчас было больно. Больно, горько, холодно… Кажется, она, эта часть, умирала. Но – были и другие части. Детектив Амнелл вот, трезвая, разумная, циничная – почти как Мэйсон, ну! – и она понимала, что все верно. И чертова Мэйсон реагирует именно так, как должна. И нечего тут ждать. И еще была Кэлен, та Кэлен, что влюбилась в Кару – и любила, любила и теперь, несмотря ни на что, или даже – вопреки всему. Она там, внутри, усмехнулась злорадно: мол, так тебе и надо, ибо нечего тут… влюбляться в Мэйсон. Смотри-ка, чего придумала, а! И был еще кто-то… тот, кто смотрел на все с мягкой улыбкой и шептал, тихо, едва слышно, но очень уверенно: все будет хорошо. Не верь Мэйсон, она просто испугалась. Нет, не твоих чувств, Кэлен, – своих. Она еще не понимает, не осознает – но чувствует. Чувствует именно то, что ты ждешь, то, на что надеешься. Что это был за голос? Кому он принадлежал? Может, её, Кэлен, сердцу – мудрому и смелому, имеющему мужество верить? А может, это был голос глупой надежды, которая, как известно, умирает последней? Зато не позволяет сдаться…

Кэлен улыбнулась – нет, ухмыльнулась, пожалуй:

– А что, Мэйсон, тебя это пугает? – и вновь она ждала: что Мэйсон фыркнет презрительно, станет убеждать её в обратном… Но... Мэйсон пожала плечами и скривила губы в невеселой усмешке:

– Типа того, Амнелл… – помолчала. Добавила с тоской в голосе, с тоской в глазах: – Зачем ты все усложняешь? Ведь и так все… хреново.

– Да… – Кэлен покачала головой. – И правда, чего я ждала? Значит, ты трусишь, Мэйсон?

– Значит, трушу, – снова не стала спорить. – Слушай, Амнелл… я не умею любить. И принимать любовь – тоже не умею. Ну что ты от меня хочешь, а?

– Да ничего я от тебя не хочу, сказала же! – кажется, Кэлен начинала злиться. – Расслабься, Мэйсон, тебя это ни к чему не обязывает. Я и говорить не хотела… просто, вырвалось. Не трясись. Не думаю, что это что-то изменит в наших с тобой отношениях, которых нет.

– Ты злишься, – она не спрашивала. Просто сообщила Кэлен, что с ней происходит. Нет, прилепила ярлык, поставила диагноз, вызывая новую вспышку раздражения. Кэлен стиснула кулаки, спрятав, отчего-то, руки за спину:

– Ух ты… а я думала, у тебя плохо получается понимать людей.

– Злость мне знакома, – пожала плечами, потерла ладонью лоб. – Слушай, Амнелл, все это как-то не по мне… Не знаю, что говорить. Давай я тебе мелкую позову, а? Говори с ней.

– Сбегаешь? – Кэлен вдруг охватил азарт. Злой и веселый. Она наморщила нос: – Давай, беги. Зови на подмогу свою альтернативную личность. Пусть делает то, что ты не умеешь, – любит меня!

Мэйсон насупилась, сжала челюсти до вспухших желваков, выдвинула подбородок – упрямо и трогательно, невыносимо, невозможно трогательно. Кэлен, глянув на него, этот затвердевший подбородок, тут же пожалела о своих словах – черт бы побрал её несдержанный язык! Она и рот открыла, собираясь извиниться, остановить… но вот нужные-то, правильные слова – предатели, ну! – застряли в горле, и пока Кэлен выталкивала их оттуда, Мэйсон отступила к креслу в углу, опустилась, буквально уронив себя в него, откинулась, закрыла глаза. И Кэлен застыла, так и не закрыв рот, затаив дыхание, забыв обо всем – ибо осознала, что сейчас, вот прямо сию секунду – или сколько там времени это займет? – она увидит… что? Чудо? Волшебство? Она увидит, КАК они меняются… как это происходит…

Она смотрела, смотрела во все глаза, но… мгновения текли, томительно-медленно… и – ничего не происходило. Совсем, категорически! Мэйсон просто сидела – тело, лицо расслабились, и, кажется, даже хмурая складка, та, что от левой брови и вверх – разгладилась. Мэйсон просто дышала, ровно, спокойно, словно спящая. Сидела, дышала… а потом – спустя целую вечность же, ну! – просто открыла глаза. Поморгала. Посмотрела на Кэлен.

Кэлен разочарованно выдохнула:

– Не получилось? – и... встретилась с солнцем в растерянных зеленых глазах. И увидела, как на губах, вкусных, невозможно вкусных, – уж она-то знает! – и любимых, несмотря ни на что и вопреки всему любимых, появляется улыбка, нет, намек, обещание улыбки. Кэлен улыбнулась им в ответ – не могла не улыбнуться, даже если хотела бы, не смогла – и вдруг… поняла, что именно сделала Мэйсон. Чертова несбиваемая, упрямая, вечно жертвующая собой Мэйсон добилась-таки своего: Кэлен злилась на неё, не на Кару… А Кару… Каре она была рада. Безумно, категорически рада! И ей, Кэлен, уже совершенно, абсолютно не хотелось ничего выяснять, спрашивать, обвинять и судить. А хотелось… чего? Обнять Кару, стиснуть, прижать к себе? Да! Прильнуть к этим сочным, любимым губам, целовать, терзать их долго-долго, нежно, упоительно сладко, тая, растворяясь? Дважды, нет, стократно – да! И почему только губы? Целовать её всю, везде, наслаждаясь, задыхаясь от счастья… Кэлен, улыбаясь, шагнула к ней, и руки протянула:

– Кара...

– Кэлен? – солнце в глазах вспыхнуло счастливым изумлением, засияло. Кара тоже улыбнулась – робко, обескураженно. – Привет, любимая… А мы где? – оглянулась вокруг, и изумление возросло, кажется, десятикратно. Изумление и счастье: – Мы у мамы???

– Ты называешь Анну мамой?

– Ну… да… – она как будто смутилась, опустила ресницы. А в следующий миг вновь распахнула глаза, еще улыбаясь – но улыбка угасала, таяла: – А почему мы здесь? И почему я?.. И который час? – глянула за спину Кэлен, в окно, нахмурилась: – Еще ведь не ночь… что-то случилось? Мэйсон что, уснула в кресле?

Кэлен вздохнула. Застонала мысленно. Вернулись – взрывом, резким, внезапным – боль, обида, непонимание… еще и приправленные досадой на себя: нужно было не стоять тут, не ждать, нужно было подойти, взять Кару за руку, вытащить из кресла, обнять, припасть к её губам… Нужно было сделать это – на три минуты раньше, до того, как Кара задаст эти вопросы. До того, как они, эти вопросы, сотрут, сметут радость… счастье от встречи с ней, с Карой, возвращая боль, обиду, непонимание и… какое-то отчаянное бессилие: теперь Кэлен не могла даже разозлиться на неё – и от этого было совсем тяжело, невыносимо. Покачала головой:

– Нет, милая, она не уснула. Она села сюда, чтобы поменяться с тобой.

– Она… что? – и на лице испуг, нет, паника. Кэлен подавила очередной вздох и – да к черту же игры, ну! – решила не ходить вокруг да около:

– Кара… Мэйсон мне сказала. Сказала, что вы знаете друг о друге. И давно.

– Она что??? – подалась вперед, приподнимаясь с кресла. А паника в глазах вновь сменилась изумлением, искренним, абсолютно, категорически искренним! – Она сказала? Мэйсон?

– Ну, на самом деле, сказала Анна. А Мэйсон я потом допросила.

– Понятно, – опустилась в кресло, опустила голову. Замолчала. Кэлен ждала, разрываясь от обиды и… жалости. Не к себе, нет, к Каре. Та Кэлен, что всем сердцем любила её, свою теплую ласковую Кару, Кару с солнцем в глазах, сейчас просто умирала от жалости. Она, эта Кэлен, не хотела, категорически, задавать вопросы, выяснять, заставлять Кару оправдываться… Она хотела защитить свою Кару от… от чего? Возможно, от гнева – праведного, яростного гнева какой-то из своих частей. От недоверия, что может появиться – да уже, уже ведь появляется, ну! И от вины – если Кара и впрямь в чем-то виновата… А еще она очень хотела защитить себя – от какой-нибудь возможной страшной правды, которую она, Кэлен Амнелл, не вынесет.

Но кроме этой Кэлен, влюбленной, любящей, была и другая. Та, что чувствовала себя преданной, использованной, униженной – и злилась. Она жаждала сатисфакции, она требовала следствия и, конечно же, суда. Она, эта часть, уже взяла весы в одну руку, карающий меч – в другую, и приготовилась восстанавливать справедливость. Она была сильна, намного сильнее той, любящей и жалеющей Кэлен. И Жалеющая могла лишь смягчить, чуть сдержать напор Осуждающей…

Странно, но отчего-то Мэйсон – которую она тоже любит, любит же, ну! – Кэлен не было жалко. Может, оттого, что чертову Мэйсон она привыкла считать сильной, толстокожей, бесчувственной? А Кара – она слабая, нежная, ранимая… Хотя... что, в сущности, Кэлен знает о Каре? На самом-то деле?...

Кара молчала, и Кэлен, устав ждать, приблизилась к креслу, опустилась на корточки, попыталась заглянуть снизу в лицо:

– Милая… мне интересно, почему ты мне не сказала? Зачем обманывала меня?

Кара вздохнула, тяжело, протяжно, бросила на Кэлен быстрый взгляд и отвела глаза в сторону, даже чуть отвернулась. Кэлен накрыла ладонью её лежащую на колене руку:

– Прошу тебя, не молчи. Объясни мне… хоть что-нибудь, Кара! Пожалуйста.

– Кэлен… – голос глухой, тихий, и еще больше отвернулась. – Я… я не знаю, что тебе сказать. Не знаю, – и потянула руку из-под пальцев Кэлен.

– Милая… – Кэлен чуть сжала пальцы, удерживая. – Я ведь люблю тебя. И что бы ты сейчас не сказала, этого не изменить. Просто скажи мне правду. Почему ты скрывала от меня?

Она глянула в глаза – отчаянно, тоскливо – и вновь уставилась в стену справа. Вздохнула:

– Я хотела сказать… но… Сначала я боялась… ну, в смысле, вообще боялась тебе говорить о нашей ситуации. О том что нас двое. Потом, когда ты узнала и… не испугалась, не отказалась от меня, я… я хотела рассказать все, как есть, но… – сглотнула, замолчала. Кэлен погладила её руку:

– Но?

– Но пока я решалась на это, – она вдруг повернулась и посмотрела прямо в глаза Кэлен, яростно, отчаянно. И голос повысила, почти крикнула громким, срывающимся шепотом: – Ты влюбилась в Мэйсон.

– Что??? – от неожиданности, от внезапного этого напора Кэлен качнулась назад и, не удержавшись на корточках, плюхнулась на ягодицы. – Когда??? Пррр… с чего ты это взяла?

– Ну, а что, это не правда? – отвела взгляд, прошептала тише. – Можешь и не отвечать, я и так знаю. Я чувствую это. Вижу. Я знала, что ты влюбилась в меня, задолго до того, как ты сама это поняла.

Она серьезно, не шутит? Кэлен всмотрелась в зеленые глаза – теплые, как всегда, и спокойные. Немного грустные, но – спокойные, невозмутимые, уверенные – совсем, как у чертовой Мэйсон, черт бы её побрал! Похоже, и впрямь, совершенно, абсолютно серьезно она, Кара, все это сейчас сказала! Кэлен даже головой потрясла:

– У тебя мания величия? Вы с Мэйсон обе этим больны? Через тело передается?

Кара усмехнулась:

– Не веришь… А хочешь, чтобы я тебе что-то объяснила.

Прозвучало весьма… укоризненно, нет, даже обвиняюще, и Кэлен возмутилась:

– Ты меня упрекаешь? После того, как врала мне столько времени? Заставляла меня переживать, мучиться, метаться между вами, стыдится самой себя? После всего этого ты еще мне же и претензии предъявляешь? Что я не верю тебе? – она говорила, все больше раздражаясь. – А ты бы на моем месте верила? После такой кучи вранья – верила бы???

Злость, обида, задавленные было любовью и жалостью к Каре, вспыхнули с новой силой, разгорелись, затапливая Кэлен. И она уже пылала, уже не слышала ни голоса разума, – не самого холодного в этом мире, но все же вполне здравого обычно, – ни слабые возражения той своей, любящей, части. Она, Кэлен, снова раскололась на две половины. Одна любила Кару, любила все так же, по-настоящему, без остатка – и теперь страдала от собственного бессилия, от невозможности защитить ее, остановить себя, точнее, вторую свою часть. Ту, что сейчас ненавидела Кару. Ненавидела и жаждала мести. И она, эта часть, сейчас забирала все больше власти. Она вдохновилась, воспламенилась, её несло на волне праведного гнева. И Кэлен – еще какой-то, третьей частью себя, своего сознания, – понимала, что мстит, совершенно, абсолютно точно мстит сейчас Каре. Но не могла, а может, и не хотела остановить себя. Она смотрела в лицо, в глаза Кары пылающими, потемневшими – да почти черными! – глазами и словно пули, выплевывала слова – туда же, прямо в лицо: – Да, да, черт побери, ты права. Радуйся! Я влюбилась в Мэйсон. Только вот не тогда, когда ты думала, милая! Немного позже. Буквально вчера, представляешь? И знаешь, что я тебе скажу? Ты сама в этом виновата. Ты и твое вранье. Если бы не оно, мне, возможно, не пришлось бы спать с ней, с твоей чертовой альтернативной личностью! И я бы не влюбилась. Не влюбилась бы, черт тебя подери с твоими подозрениями, с твоей манией величия!!! – Кэлен задохнулась и замолчала. Спрятала, почти уронив, лицо в ладони, зажмурила глаза, тяжело, со свистом втягивая воздух через стиснутые зубы.

Сколько она так сидела, тяжело, прерывисто дыша, вздрагивая всем телом? Бог его знает… Со стороны, наверно, казалось, что Кэлен плачет – но слез не было, нет. И мысли, что до того все теснились в голове, смешиваясь, наскакивая одна на другую, тоже исчезли. Заткнулся даже этот её вечно что-то бубнящий внутренний голос – или голоса?

Кара тоже молчала. И в этой тишине – внутренней, наружной – Кэлен постепенно успокаивалась, остывала… успокаивалось, выравнивалось дыхание. Замедлилось метавшееся, долбившееся в ребра сердце… А едва стих пульсирующий гул в ушах, Кэлен... услышала обиженное пыхтение с кресла. И злость, что еще тела, остывая, внутри, утонула в затопившей её, Кэлен, нежности… Она отняла ладони от лица, положила их на колени Кары. И Кара, вздрогнув, словно проснувшись, встретилась с ней взглядом. И – опередила собравшуюся заговорить Кэлен: