Текст книги "Память героя (СИ)"

Автор книги: химера-читатель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 75 страниц)

Оборотень усмехнулся своим воспоминаниям. Да, слизеринский змей был всегда находчив в своих ответных действиях. Один раз для них даже пришлось вызывать специалистов из Мунго. Неизвестно, какое тогда было зелье или компонент, но на три дня все четверо возомнили себя животными и начали действовать соответствующим образом. Хорошо, что процесс не начался сразу в Большом зале и разыгранный ими спектакль не видела вся школа. Ему удалось тогда дольше всех сопротивляться помутнению сознания. Оборотень мог наблюдать за поведением друзей, при этом не имея возможности помочь им. Надо было видеть лицо Альбуса Дамблдора, когда к нему в коридоре на четвереньках подошел Питер, вообразивший себя котом, и стал тереться о ноги директора, при этом издавая звуки, подобные урчанию. В это время Сириус пытался забраться на стену и слиться с её поверхностью, воображая себя хамелеоном. Он сам постепенно превращался в черепашку, пытаясь втянуть все свои конечности в воображаемый панцирь. Но больше всего досталось Джеймсу. Его спасла только быстрая реакция МакГонагалл, когда он собирался отправиться в полёт с подоконника второго этажа. Поттер решил, что он сокол, и уже расправил крылья, мечтая об охоте. Возможно, он и не разбился бы, упав с такой высоты, но травмы ему были бы обеспечены. Скандал был знатный. Гриффиндорцы держались стойко, отбиваясь от всех расспросов, но не сдали виновника происшествия, решив отыграться позже самостоятельно.

Люпин позже думал, что их формы тогда больше соответствовали им, чем вторые анимагические. Джеймс больше всего стремился к свободному полету, Питеру всегда нужны были чужое одобрение и поддержка, сам же Ремус старался спрятаться от всего мира и никак не соответствовал образу волка. А Сириус, Сири, изо всех сил старался быть своим среди гриффиндорцев, хотя всем было понятно, что факультет змей подходил ему больше. Люпин до сих пор не знал, что именно случилось в семействе Блеков, что толкнуло одиннадцатилетнего мальчика пойти против всех родительских наставлений.

Люпин горько усмехнулся, оглянувшись вокруг себя. Сегодня в доме вожака оборотней, наверно, впервые с того времени, как Фенрир его укусил, ему удалось применить свои магические силы почти в полном объёме. Он хорошо помнил, что первое, о чём его попросил директор при поступлении в Хогвартс, – не показывать свою истинную силу. В ином случае учиться в школе Люпин не сможет. И он выполнил эту просьбу. Он выполнял её на протяжении всей своей жизни. Оборотень привык видеть в волшебниках хрупкие, фарфоровые статуэтки, которые он мог нечаянно сломать, не рассчитав своих возможностей.

Ремус опустился на единственный предмет мебели в комнате – матрас – и глубоко вздохнул. Единственные, с кем он не чувствовал себя великаном среди гномов, были его друзья – Сириус, Джеймс и даже Питер. У них всегда хватало сил на уроках защиты при отработке практических навыков если не отразить его магические удары, то хотя бы выстоять и не попасть в Больничное крыло с травмами. А потом Джеймс догадался, что он оборотень, и с его плеч упала часть тяжёлого груза. Друзья не испугались его и не отказались от дальнейшего общения. Он тогда почувствовал, каково это – жить и не скрываться хотя бы перед этими людьми, не лгать и не изворачиваться. Это была огромная радость для него. А когда парни сами научились превращаться в зверей, они каждое полнолуние проводили в лесу, бегая на свободе. Люпин до сих пор вспоминал то время, как самое счастливое в его жизни.

Люпин откинулся на матрас, расправляя затёкшую спину и давая расслабиться уставшим мышцам. Мысли его вновь погрузились в прошлое, в те глубокие уголки памяти, куда он давно не заглядывал. Словно сама атмосфера комнаты навевала воспоминания и не давала ни на что отвлечься. Ремус вспоминал далёкие годы учебы и думал, что только там, со своими друзьями, он чувствовал себя обычным и нормальным. Даже в своей семье до укуса он не чувствовал себя так хорошо, как в Хогвартсе в компании Мародёров. В детстве родители обращали на него мало внимания. Отец был сильно занят на работе, делая всё возможное и невозможное, чтобы добиться продвижения по карьерной лестнице. А мать... Мать вечно переживала, что после родов потеряла часть былой привлекательности, что она немного раздалась в талии, а её волосы потеряли былую густоту и пышность. Мать целые дни проводила в косметических салонах или пробовала на себе всё новые и новые средства по омоложению.

Мальчиком было некому заниматься, и он часто уходил в растущий рядом с их поселением лес читать книги, благо, жили они на окраине. Потом ему часто говорили, что он сам во всём виноват, что он заснул в лесу в ночь полнолуния, а Фенрир давно ждал своего часа отомстить его отцу за какую-то мелкую обиду. Ремуса всегда волновала мысль, почему его, десятилетнего ребёнка, не стали искать в тот вечер, когда он не вернулся к ужину. Но он никогда не задавал родителям этого вопроса. Какая разница, что случилось той ночью, ведь это всё равно не изменит того факта, что его укусили. И каждое полнолуние он начал превращаться в ужасного зверя. Его родители были в ужасе. Перед отцом могли закрыться все двери, никто бы не верил, что у ребёнка-оборотня родители могли быть простыми магами. Их семья тогда переехала, и ещё не раз переезжала перед его поступлением в школу.

Люпин вздохнул и потянулся к стакану с водой. Проверив её на чистоту, он отпил половину и поставил остаток возле матраса. Его родители сразу согласились на предложение Дамблдора, несмотря на ту угрозу, которую оборотень представлял для других учеников школы. Сын стал обузой, раздражающим фактором, вечным напоминанием о потерянных возможностях. Его родители прекрасно понимали, что, пока он, Ремус, будет оставаться рядом с ними, жить как нормальные, обычные волшебники они не смогут.

Люпин вспомнил мать, которая считала его состояние чем-то вроде заразной болезни. Ремус хорошо помнил выражение брезгливости на её лице каждый раз, когда она видела его, и как она бросалась в ванную комнату, если он случайно дотрагивался до неё. Она шарахалась от него, как от чумного, и школа с нормальным отношением друзей становилась для него отдушиной. Он, наверно, был единственным студентом, который ненавидел летние каникулы. Ему приходилось возвращаться каждый раз домой, где его боялись и презирали. Хорошо, что его без вопросов принимали в доме Поттеров и много времени летом он проводил у них. Конечно, перед полнолунием он уезжал от них, придумывая разные отговорки.

Ремус закрыл лицо руками. Хотелось выть и кусаться. Для периода превращения в подвале дома его родителей была установлена специальная клетка, чтобы он мог пережидать там, в обличье дикого зверя. Оборотень заскрипел зубами. Наверно, странная была картина: волк, мечущийся по клетке, бросающийся грудью на прутья, поднимающий голову в вое и при всём при этом неестественная, режущая ухо тишина. Чтобы никто не узнал его тайны, отец каждые два часа накладывал на него мощное Силенцио. И он часами выл, пытаясь издать хотя бы звук. Так продолжалось недолго. Вскоре отцу надоело спускаться каждый раз в подвал и он додумался до другого способа.

Оборотень сжался на постели в комок, прикусывая руку и пытаясь заглушить звуки, рвущиеся из его груди. Он не будет это вспоминать. Не будет. Всё уже закончилось. Теперь он был в доме оборотня, из-за которого он сам стал тёмной тварью. Он лежал на матрасе Фенрира, на его постели, и вдыхал его запах, который казался ему таким знакомым и почему-то родным. Мстить и драться уже не хотелось. Хотелось понять, почему Сивый укусил именно его и почему даже сейчас, столько лет спустя, не оставляет его в покое.

Люпин поднял недопитый стакан и сделал из него глоток. И только мгновение спустя понял, какую ошибку совершил. Он не проверил воду, а в ней на этот раз было добавлено какое-то зелье. Люпин попытался подняться, но реакция в организме уже началась.

Сквозь возникшую пелену Ремус увидел, как в комнату, улыбаясь, входит Фенрир. Люпин из последних сил вскинул руку, пытаясь проклясть вожака, но тот, не переставая улыбаться, отбил слабую атаку. Взяв руку Ремуса в свою ладонь, Сивый лизнул ранки на костяшках, а потом, легонько прикусив кожу на тыльной стороне ладони, сказал:

– Ты порадовал меня сегодня, Ремми. Такой сильный, выносливый, настойчивый, умный и осторожный. Ты настоящий воин, несмотря на все усилия и происки Дамблдора. Спи, волчонок, пора тебе узнать, как всё было на самом деле. Спи, мой Ремми.

Последним, что увидел Люпин, проваливаясь в сон, было выражение шока на лице вожака оборотней, который рассматривал кровавые следы от укуса на руке Ремуса.

Часть 5 (40)

– Довольно неожиданно, – прокомментировал уход младшего Малфоя Нотт. – По-моему, господа, мы присутствовали при важнейшем историческом моменте для дальнейшей судьбы Магической Британии.

– Это ещё при каком моменте? – проговорил профессор Снейп, размышляя над последними словами крестника.

– При рождении третьей стороны, третьей силы, – уточнил Нотт, глядя на появившееся недоверие на лицах присутствующих. – И мне очень приятно осознавать, что моя семья находится на стороне победителя.

– Ты шутишь? – на Люциуса воспоминания Поттера тоже произвели неизгладимое впечатление, но считать его фигурой, равной таким сильным магам, как Лорд и Дамблдор, он был не готов. – Ты же не всерьёз говоришь о подростке, как о третьей силе в магическом противостоянии?

– Как раз-таки вполне серьёзно, – спокойно сказал Нотт и начал объяснять свою мысль: – Мальчик в столь юном возрасте выжил после встречи с троллем, василиском, дементорами и выиграл Чемпионат Трёх Волшебников. И это я молчу про использование хроноворота. Насколько я знаю, никто из ныне живущих магов не может похвастаться такими достижениями.

– Это ещё не вспоминая условий его жизни после смерти родителей, – задумчиво произнёс Снейп. Логика в словах Нотта была безупречной. – Да и то, что он уже три раза смог противостоять самому Тёмному Лорду... Не стоит также забывать об Аваде, которую Гарри смог пережить в младенчестве.

– Да, потенциал мальчика впечатляет, – продолжил свою мысль Гевин. – Поттеру для обретения веса нужна только сильная команда. Хотя некоторые наработки в этом направлении у него уже есть, та же мисс Гермиона Грейнджер.

– Вообще-то, команду он себе уже создает, – задумчиво проговорил Блек, как и все рассматривая ситуацию с новой точки зрения. – Крестник тренирует учеников пятых курсов из трёх факультетов и некоторых старшеклассников по защите от тёмных сил. Он ещё спрашивал, где лучше проводить эти занятия.

– Так вот, где я видел парочку – в зале для тренировок. Это многое объясняет, – казалось, сказанная Блеком фраза окончательно убедила Нотта в его правоте. – Значит, парень уже сумел объединить под своим началом гриффиндорскую силу и смелость, ум и умение анализировать ситуацию рэйвенкловцев, настойчивость и обстоятельность хаффлпавцев. Теперь, когда к нему присоединятся Драко и Тео, у него будут знания и хитроумие Слизерина. Команда для победы фактически сформирована.

– Не обольщайся! До окончательного становления этих детей пройдёт ещё несколько десятилетий, – снова заговорил Люциус. Перспектива, нарисованная Ноттом, была уж слишком эфемерной. – И почему ты так уверен, что к Поттеру присоединится твой сын?

– Десятилетия? – переспросил Гевин. – А ты сына своего вспомни, очнувшегося после ритуала, и скажи, хотелось бы тебе иметь такого врага? Что уж говорить про Поттера. Если мне не изменяет память, то домового он отобрал у тебя уже на втором курсе. Плюс, ещё почти три года дополнительных испытаний, которые он блестяще преодолел.

Маг замолчал, обдумывая свои дальнейшие слова, а Люциус снова вспомнил эпизод, над которым потешались все его соратники. Да что говорить, его, умного и хитрого лорда, который мог обмануть любого партнёра, смог обвести вокруг пальца двенадцатилетний мальчишка. Сейчас же, когда гнев от потери эльфа поутих, Малфой признавал, что поступок Поттера вызывал уважение.

– А что касается Теодора... – продолжил Гевин. – У Национального мальчика в команде есть такой человек, за которым мой сын последует на край света. Ради этого человека он не побоится вступить в схватку с самим Лордом.

– О чём это ты? – Люциус отсутствовал при памятном разговоре о ритуальном обручении.

– Теодор выбрал себе в невесты гриффиндорку Гермиону Грейнджер, – спокойно ответил Гевин Нотт, смотря на изменившегося в лице Люциуса. – И я полностью поддерживаю его решение.

– И ты допустишь такой мезальянс? – Малфой отказывался верить в то, что он слышал.

– Люциус, отбрось свои династические заморочки, включи, наконец, мозги и подумай здраво, – рассердился вдруг Нотт. – Тео не только выбрал себе невесту из команды победителей, он ещё и обеспечил своему роду сильных потомков. Мы только что обсуждали силу ребёнка, родившегося в результате, наверно, самого известного неравного брака за последние годы. Если мои внуки будут обладать подобным потенциалом, род Ноттов будет силён, как никогда раньше.

– Ты не можешь быть в этом уверен, – возразил Малфой, не понимая, на что рассчитывает Гевин, делая такие выводы. – Поттер исключение, редкий магический феномен.

– Малфой, ты как никто другой знаешь потенциал Лорда, – неожиданно сказал Нотт. – Огромный, не правда ли?

– Да, – подтвердил Люциус, не понимая, куда клонит оппонент.

– А он полукровка, – поговорил маг, глядя на начинающего понимать, к чему был вопрос, Малфоя. – Магический резерв присутствующего здесь Снейпа тоже впечатляет. И он у нас тоже полукровка. Прости, Северус, за подробности. Даже твоя племянница Тонкс, первый за столетия метаморф, рождена в мезальянсе.

– Но это исключения, – продолжал отстаивать свою точку зрения Малфой, хотя озвученные аргументы заставляли задуматься. – Драко, например, тоже силён магически, хотя мы с Нарциссой чистокровны.

– Удачная комбинация родовых качеств, и ты это знал на подсознательном уровне, – упорствовал Нотт. – Ведь это ты настоял на вашем союзе. А вспомни, сколько вы пережили, прежде чем родился ваш наследник. Это ли не свидетельство того, что представители аристократии становятся слабее если не магически, то физически? А теперь вспомни остальных детей чистокровных. Гойл, Кребб, Паркинсон, Уизли, Долгопупс. Кто из них может дотянуть до уровня Поттера?

– Но ведь Блейз и твой сын сильны магически, – не сдавался лорд Малфой, хотя и понимал, что его оппонент приводит разумные аргументы, но они опровергали всё, во что всю жизнь верил Малфой.

– Блейз... Никто из нас не может с уверенностью сказать, что Забини был рождён от законного отца. Магический брак леди Забини не заключала ни с кем из избранников. Что касается моего Тео… – старший Нотт немного помолчал, прежде чем продолжить рассказ. – После смерти Айрис я узнал, что она тоже была полукровкой. Не спрашивай меня о подробностях её рождения, они мне неизвестны. Именно по этой причине у моего сына такой высокий магический потенциал. И женитьба на сильной и умной магглорождённой ведьме сделает род Ноттов ещё сильнее.

– Как же ты мог жениться на полукровке? Ведь есть же специальные ритуалы, – Блек хотя и не был женат, но о ритуалах знал не понаслышке. В его семье всегда свято чтили чистокровные традиции.

– Не знаю, – задумчиво ответил Гевин. – Айрис поговорила с моим отцом, и он дал согласие на брак без обязательной проверки. О чём они разговаривали, мне до сих пор неизвестно.

– А что ты скажешь про Альбуса Дамблдора? Он ведь чистокровный, но всё же сильный маг, – выдвинул контраргумент Снейп. Размышления Нотта были очень интересны, хотя и шли вразрез с обычными теориями аристократов.

– Его чистокровность тоже не доказана. Ни один из двух братьев не был женат. Возможно, причина этого как раз в невозможности пройти добрачную проверку. Но мы отвлеклись от главной темы, – Нотт прервал затянувшуюся дискуссию. – А самый главный вопрос в том, как нам помочь Гарри Поттеру в его начинаниях и как в короткие сроки сделать этого юношу лидером сопротивления Лорду. Кстати, а как Гарри назвал свой тайный кружок по изучению боевых заклятий?

– То ли армия Дамблдора, то ли отряд, точно не знаю, – ответил Блек на вопрос мага.

– А он ещё умнее, чем я думал. Мальчик мог бы учиться на Слизерине с таким мышлением, – восхитился Нотт. – Как всё-таки хорошо, что Тео подключил меня ко всей этой ситуации.

– Не понимаю, почему это название тебя так обрадовало, – спросил, нахмурившись, Снейп. Он не понимал эту верность гриффиндорцев. Поттер всю жизнь страдал из-за решений директора, но почему-то назвал своё тайное сообщество в его честь.

– А ты не расцениваешь это название, как хитроумную ловушку против нашего весьма уважаемого директора? – Гевин особо выделил голосом слово уважаемого. – Занятия проходят в школе, и если о них узнает Министерский инспектор, Альбус будет долго доказывать, что он ничего не знал о специфичном кружке с его именем.

– Есть, конечно, вариант, что он не использовал своё имя из скромности, – проговорил Блек. Всё-таки ему было сложно представить Гарри Поттера, просчитывающего свои действия таким образом.

– Ну, сказать можно что угодно, – ухмыльнулся Гевин. – Главное – что волшебник при этом думает.

– Да уж, если всё обстоит так, как ты говоришь, то в находчивости моему крестнику не откажешь, – Блек никогда не думал о своём подопечном в таком ключе.

– Чего не скажешь о тебе. Почему ты, после Азкабана, хотя прекрасно знал, что Альбус и пальцем не пошевелил для твоего спасения, предоставил родовой дом в распоряжение директора? – Снейп не мог удержаться и не задать анимагу давно волнующий его вопрос.

– Это даёт мне возможность быть в центре событий, несмотря на розыск в Министерстве и вынужденное заточение в родовом поместье, – в словах Блека сквозила хитрость, присущая слизеринцам, и декан задумался, так ли он прав в своей низкой оценке мыслительных способностей соратника.

Снейп подумал, что анимаг прав: если бы штаб был в другом доме, то Сириус вряд ли принимал бы участие в каждом собрании Ордена. А так от него не ускользнула даже такая деталь, как занятия с Поттером окклюменцией. Желание Блека помочь крестнику и привело магов к сегодняшним событиям.

– К тому же, я в любой момент могу закрыть родовое гнездо даже от Дамблдора и провести все необходимые мне ритуалы, – спокойно продолжил Сириус. – Ты сам в этом мог сегодня убедиться.

– Да уж, нам всем стоило бы поблагодарить вашего батюшку за столь оригинальную защиту особняка, – весело проговорил Нотт. – Хотя кое-какие изменения, как я понимаю, были внесены лично вами, лорд Блек, на основе знаний, приобретённых когда-то в школе Аврората. Иначе как объяснить, что эти доблестные маги правопорядка до сих пор не ломятся в ваши двери, несмотря на достаточно мощный тёмный ритуал?

Блек улыбнулся, не подтверждая, но и не отрицая сказанного Ноттом и не обращая внимания на удивление на лицах шурина и профессора. Снейп понял, почему его когда-то считали в Аврорате неблагонадёжным. Рождённый в тёмном семействе, несмотря на учёбу в Гриффиндоре, анимаг не стеснялся использовать неоднозначные с точки зрения Министерства приёмы и ритуалы в своих целях.

– Но как тебе это удалось? Ведь в твой дом приходят Грюм, Кингсли и Тонкс, – не мог не попробовать узнать подробности Снейп. – Даже если Альбус мог пропустить элементы такой защиты в силу отсутствия специфических знаний, то они – никак.

– Нимфадора всё-таки член семьи, – ответил Блек, чем немало удивил даже зельевара. – С Шекболтом мы дружили ещё с Аврората, а с Грюмом вообще отдельная история.

– Что же твой Шекболт тебя из Азкабана не стал освобождать? – и снова неизвестное чувство возникло у профессора, когда Блек стал с теплом говорить о другом человеке.

– Не мог, – коротко ответил анимаг. – Зато сейчас он ищет меня там, где меня и быть не может.

– Ладно, господа, это всё несущественно, – снова прервал отвлёкшихся мужчин Нотт. – Сейчас важно то, что Поттер настроен решительно не только против Лорда, но и против Дамблдора. И, надеюсь, ни у кого не возникает возражений по поводу того, что правление светлого мага затянулось и из-за него в школе, да и стране в целом царит бардак. Сейчас мы можем только подтягивать наши резервы и прощупывать ситуацию. После того рейда очень много аристократов недовольны Лордом, но все понимают, что заложниками их ошибок станут их семьи. Мы должны аккуратно собрать союзников. Северус, ты сейчас в центре событий, следи, чтобы молодежь не наломала много дров.

– Это входит в круг моих обязанностей, и я пока с ними неплохо справляюсь, – немного надменно произнёс профессор.

– Не злись, – тут же среагировал Гевин. – Я не хотел никого обидеть.

– Хватит вам реверансы разводить. Мне надо возвращаться в замок, – Люциус направился к двери. – Завтра у меня появится Лорд, не хочется получить Круцио за какую-то незначительную мелочь. Если будет что-то важное, Северус знает, как со мной связаться.

– Вернёшься в Мэнор – напиши объяснительную записку Дамблдору о позднем возвращении Драко в школу, – сказал Снейп. – И не смотри на меня так, осторожность никому не помешает.

– Можно подумать, директор знает, кто когда ложится в кровать. Ладно, ладно, не сверкай глазами, сделаю, – обратился лорд к Северусу. – Гевин, ты идёшь?

– Нет, мне ещё надо уточнить несколько деталей, – сказал Гевин, оборачиваясь к Снейпу и Блеку. – И одна из них – почему столь сильного волшебника, как Гарри Поттер, наследника древнего рода воспитывали магглы.

Часть 6 (41)

Как и предполагалось, камины дома Блеков и личных покоев декана Слизерина были связаны. Драко в несколько минут оказался по названому адресу и осмотрелся, выйдя из камина в гостиной профессора. По дороге к камину в доме на площади Гриммо он наоборот шёл, не обращая внимания на обстановку особняка. Ещё успеет. Он теперь часто будет приходить в этот старый и мрачный дом. Дом, в который Гарри наверняка приезжал с радостью. Слизеринец будет приходить в этот дом, смотреть оставшиеся воспоминания и беседовать с Сириусом. Он будет говорить не только о Гарри… Вероятно, никто теперь не знает о гриффиндорце больше, чем он, Драко. Он будет приходить и расспрашивать Блека о детстве матери, какой она была тогда, проказничала ли и в какие смешные истории попадала. Да, влияние подсмотренных воспоминаний было очевидно. Младший Малфой отчётливо понимал, как важны в его жизни близкие люди и что их непременно нужно беречь. Ещё они с кузеном матери будут решать, как лучше всего помочь Гарри преодолеть все последствия его прошлой жизни. Поттер теперь стал для Драко очень важным человеком, и староста решил стать ближе к Гарри настолько, насколько ему позволит это сделать сам гриффиндорец.

Сейчас же в покоях декана юноша оглянулся. Обстановка в комнате почти не поменялась. Драко казалось невероятным, что за эти два дня изменилась только его жизнь, а весь мир остался тем же и не перевернулся внезапно вверх ногами. Но, приглядевшись повнимательней, он всё-таки увидел на столе декана необычный предмет. Поняв, что это такое, Малфой содрогнулся. На столе стоял омут памяти, в котором клубилось одинокое воспоминание. Староста замер в нерешительности. Понять, почему омут, да ещё и не пустой, стоит в покоях декана на самом видном месте, юноша не мог.

Воспоминание нужно было добыть и спрятать. Привычка директора совать свой любопытный нос куда только можно, а в особенности – куда нельзя, была хорошо известна всем. И никто не мог гарантировать, что Дамблдор случайно не заглянет в комнаты декана и, пользуясь моментом, не поинтересуется содержимым его омута. Жаль только, подумал староста, что директора нельзя поместить в чашу с воспоминаниями Поттера, чтобы он полюбовался, к каким результатам привели его светлые и мудрые решения. Одна эта мысль привела Драко в ярость. Старик ещё ответит за поломанную судьбу гриффиндорца, в этом наследник рода Малфоев не сомневался ни на миг. Но сейчас надо подумать о безопасности крёстного.

Юноша нашёл подходящую под воспоминание склянку и подошёл к столу. Немного постоял над чашей, раздумывая, как ему достать воспоминание и при этом не просмотреть его. Горький опыт, полученный с незнакомой чашей, научил его, как опасны могут быть невинные, на первый взгляд, вещи.

На мысли, как же всё-таки лучше упаковать эту драгоценную субстанцию, Драко осенила идея. Нужно применить к воспоминанию заклятье, которое применяется к редким, легко-испаряющимся ингредиентам, которому крёстный научил его ещё до учёбы в школе. Несколько секунд, заклинание – и серебристая нить действительно потянулась в склянку. Когда вспоминание полностью поместилось в ёмкости и крышка закрылась, староста с удивлением посмотрел на появившуюся на стекле этикетку. Юноша не мог не прочитать написанную магически аннотацию:

«Субстанция в флаконе – позитивное воспоминание;

Взято от – Северуса Снейпа;

Входящие части – Северус Снейп и Лили Эванс;

Время создания – май 197_;

Последний пользователь – Гарри Поттер;

Упаковщик – Драко Малфой.»

Вышеупомянутый упаковщик не знал, смеяться ему или плакать. Надпись была сделана в соответствии с правилами оформления компонентов. Но по отношению к воспоминанию это всё звучало нелепо. Хотя, опустился Драко в кресло, и давало достаточно информации, чтобы сделать определённые выводы о содержимом флакончика. Позитивное воспоминание с пятого курса Северуса Снейпа о нём самом и о матери Гарри Поттера, которое декан дал просмотреть гриффиндорцу. Всё вроде ясно. Но непонятно, как у профессора вообще появилось совместное с гриффиндоркой Эванс воспоминание.

Драко снова с сожалением подумал о том, как мало он знает о своих близких. Да, он был в курсе, что декан дружил с отцом со школы, но с кем ещё они общались, ему было неизвестно. Малфой понял, что не знает, где его декан жил до поступления в Хогвартс. Возможно, в этом и крылась разгадка данного необычного воспоминания. Такой же тайной, как возникновение эпизода из прошлого, была и причина, по которой зельедел мог разрешить Поттеру его просмотреть. Было неясно, почему декан Слизерина, придирающийся к гриффиндорцу все пять лет его обучения, мог сейчас решить поделиться с ним своим личным воспоминанием.

Староста вздохнул, думая, не могло ли столь радикальное изменение поведения профессора быть продиктовано тем эпизодом из жизни Национального героя, который Снейп просматривал вместе с Драко. То, что зельедел видел то же, что и Малфой, было неоспоримо. Юноша чувствовал всех, кто помогал ему, разделяя с ним ужасы прошлого Золотого мальчика: крёстного, отца и мать. Слизеринец подумал, что у него не хватает информации о прошлом близких для него людей, чтобы, предположить, какие действия они могут предпринять в ответ на увиденное.

Драко сидел в кресле, крутя склянку с белой субстанцией, и представлял надписи на флаконах с воспоминаниями Гарри Поттера. Он представлял ряды флаконов и ужасался всё больше и больше. Староста постарался, несмотря на всю трагичность ситуации, попробовать подсчитать количество эпизодов, подсмотренных в той злополучной чаше. Мысли сбивались и путались. Лавина информации, обрушившейся на юношу, никак не хотела поддаваться систематизации. Сначала Драко пробовал разобраться во временных рамках, но быстро запутался, поэтому стал вспоминать, какие воспоминания он смотрел с помощниками, а какие – сам.

Два воспоминания – о зимнем дне и начальной школе – с ним смотрел Снейп. Ещё два – рейд упивающихся и пытки у Амбридж – он разделил с отцом. Пятое воспоминание о встрече с Квиреллом в подземелье с ним воспринимала мать. Ещё два он просмотрел сам в Мэноре – о Чёрном озере и их с Гарри встрече перед первым заданием Турнира Волшебников. Юноша помнил тот случай. В тот день чуть позже сумасшедший Грюм на глазах у всех превратил его в белого хорька. Когда он снова стал человеком, то увидел, что ему сочувствовали только три человека. Первым был Тео, которого с той поры он и стал считать своим лучшим другом. До этого эпизода они почти не общались. Малфой почти всё время проводил с Панси и Забини.

В глазах МакГонагалл тоже было сочувствие. Драко не знал, почему она переживала за него, но с тех пор стал присматриваться к гриффиндорской кошке внимательнее. Наверно, только это заставило его обратить внимание, как же старо выглядит эта не пожилая ещё для волшебников женщина. Дальнейшие наблюдения за преподавательским составом заставили его сделать ещё более удивительные открытия. Весь педагогический состав вне зависимости от пола и возраста никогда не был связан брачными обязательствами. Нет, слизеринец, конечно, понимал, что учителя много времени проводят в школе, но ведь были же и каникулы, во время которых можно было бы подыскать себе спутника жизни. Драко даже перечитывал историю Хогвартса, пытаясь уточнить, не было ли раньше такого феномена. Но нет. До директора Дамблдора в школе большинство учителей было семейными людьми. Наоборот, если на должность претендовало два человека, на работу брали того, у кого была семья. Так предотвращались возможные романы между холостыми учителями и студентами-старшекурсниками. Малфой специально спрашивал у крёстного, не изменился ли контракт, который подписывали учителя. Мало ли, с Дамблдора станется внести в документ пункт о безбрачии. Но зельедел отверг эту версию, сказав, что контракт остаётся неизменным уже несколько тысячелетий, и посоветовал крестнику не маяться ерундой. Но Драко почему-то не забывал об этом роковом для учителей обстоятельстве и хотел разобраться в этом до конца. Но возрождение Тёмного Лорда не дало ему осуществить задуманное.

Староста снова мысленно вернулся к тем событиям на четвёртом курсе. Тогда, обиженный и злой, он увидел сочувствие ещё и за увеличительными линзами. Оно плескалось в глубине удивительных зелёных глаз. В тот момент он только рассердился на соперника за это, как ему тогда казалось, дополнительное унижение. Жалеть можно только немощных и слабых. Он же, Малфой, не приемлет жалости. Как же он был слеп тогда. Поттер прекрасно понимал, что чувствовал Драко. Какое бессилие и панику ощущаешь, не имея возможности ничего противопоставить взрослому, хорошо обученному волшебнику. Гарри всю жизнь испытывал подобные чувства и просто сопереживал слизеринцу.

Драко закрыл лицо руками и тихо застонал. Как он мог жить, испытав все эти ужасы, и при этом не потерять возможности радоваться жизни, любить близких, ценить друзей и даже сочувствовать врагу? Как он не сломался, не опустился и не обозлился на весь мир подобно Воландеморту? Как он может сохранять в себе хоть искру наивности и возможности доверять хотя бы одному человеку в мире? Всё это было выше понимания слизеринца.