Текст книги "Ворона (СИ)"
Автор книги: ash_rainbow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 46 страниц)
– Эй, – преувеличенно бодро окликнул он Варю и плюхнулся на соседнее сиденье. – Как дела?
– Потрясающе, – буркнула Варя, пряча руки под ноги, усаживаясь на них для верности.
Глеб окинул ее внимательным взглядом и хмыкнул. У него, в отличие от Вари, с математикой было все в принципе довольно неплохо, и нервничал он заметно меньше, чем перед историей. Да и что ему нервничать, если главное – сдать математику хотя бы на твердые семьдесят баллов, которые он с легкостью набирал на предварительных экзаменах? Это Варя проходной барьер наскребала исключительно чудом.
– Волнуешься? – спросил Глеб, немного погодя.
– А что, не заметно? – огрызнулась Варя и тут же вздохнула. – Прости.
– Да забей, – Глеб снова хмыкнул и с хитринкой посмотрел на нее. – Как прошло великое переселение народов?
Варя сначала недоуменно подняла брови, а потом поняла, о чем он говорит. И невольно прыснула.
Дело в том, что на прошедших выходных Леша привел Алю к ним с мамой домой и торжественно возвестил, что в их переговорах наметился прогресс. Аля еще не согласилась выйти за него замуж, но на переезд, так и быть, свое согласие дала. Сама Аля, гневно сверкающая глазами и сложившая руки на груди, только фыркала и громко оповещала всех присутствующих, что ее заставили и пригрозили, что если она не соберет свои вещи и не перевезет их к Леше, то Леша сам переедет к ней и все расскажет ее матери, которую называть будет любимой тещей, заранее. А та, к слову, про интересное положение Али еще не знала. И по тому, как Аля искусно уклонялась от разговора с ней, узнает она о перспективах бабульничества еще не скоро.
Поэтому вечер субботы семья Ворониных в почти полном составе потратила на то, чтобы прибрать квартиру Леши и освободить там место под вещи Али. Сделать это было куда сложнее, чем казалось. Во-первых, одежды у Леши обнаружилось столько, сколько не набралось бы у Вари и Марьяны Анатольевны вместе взятых. В шкафах теснились целые орды рубашек, каждую из которых Леша надел всего раз или два в своей жизни, брюк, которые покупались по порыву души и были то ему малы, то длинны, то просто перестали нравиться. Джинс и футболок было еще больше. Где-то за всей этой влажной фантазией моли обыкновенной обнаружились запасы ремней и носков, которых хватило бы, чтобы обеспечить роту солдат на пару месяцев.
– Это он явно не в меня, – оправдываясь, сказала Марьяна Анатольевна, оглядывая место боевых действий.
Действительно боевых, так как Леша на защиту своих шмоток собрал все свое мужество. Вот только куда ему против трех серьезно настроенных женщин с коробками в руках и решимостью в глазах? А Аля, к тому же, жаждала поквитаться за наглый шантаж, поэтому в ее глазах горело еще что-то подозрительно маниакальное. Настолько подозрительное, что Леша под шумок собрал по квартире ножницы и ножи и тихонечко спрятал их в какой-то обувной коробке. Просто на всякий случай.
За этот вечер Леша, успел и лысеть начать, и седеть преждевременно. Особенно нервный момент случился тогда, когда Аля нашла в его шкафу коробку, небрежно задвинутую за гантели. Или это гантели, наоборот, притиснули ее к стенке, чтобы не развалилась? Так или иначе, но воспаленное сознание обычно спокойной госпожи психолога решило, что таким образом Леша пытался эту коробку спрятать.
Сначала Варя не поняла, в чем дело, но потом, когда Аля движением профессионального футболиста выпнула коробку в гостиную и хрупкие бока той не выдержали давления и лопнули, рассыпая содержимое, до нее дошло. То была знаменитая, тщательно оберегаемая «трофейная» коробка Леши. Именно туда он складывал все вещи, которые забывали у него очередные пассии. Каждый раз, когда он встречался с друзьями, одним из первых вопросов тех было об этой коробочке и не появилось ли в ней чего нового. Варе всегда было очень любопытно посмотреть на ее содержимое, но Леша никогда не разрешал ей этого сделать. И теперь ей стало понятно, почему.
Самым безобидным в ней было женское белье разных размеров и расцветок. И то, от некоторых представленных моделей Варе стало не по себе. Кроме него, внутри валялись полароидные фотографии, которые ей рассмотреть не удалось, и, наверное, к счастью. Все-таки ее нежная психика была явно к такому не готова. Среди прочего там лежали какие-то таинственные предметы непонятного назначения, но, кажется, их узнали все присутствующие, кроме Вари. По крайней мере, Леша, увидевший, что на них уставились мама и Варя, густо покраснел и, подобрав коробку и выпавшие вещи, унесся куда-то быстрее Флэша.
Марьяна Анатольевна, проводив его удивленно-насмешливым взглядом, кашлянула и сказала, что пойдет поищет мусорные пакеты, так как коробки уже кончились, а вещи Лешины, подлежащие перемещению – нет.
Алевтина и Варя остались одни. Аля, все еще бурлящая негодованием, рухнула в кресло, страдальчески стеная. Варя, помявшись, налила себе воды и села на диван, поджав ноги. Отчего-то ей вдруг стало неловко наедине с Алей.
Та словно это почувствовала и подняла голову, смотря на Варю.
– Я становлюсь такой банальной истеричкой, что самой стыдно, – сказала Аля, качая головой. – Наверно, мне стоит извиниться перед тобой. – Решительности в ее голосе можно было только позавидовать.
– Наверно, стоит, – согласилась Варя.
Аля вздохнула.
– Я не должна была от тебя бегать, ведь это я из нас двоих, по идее, взрослая и разумная. Прости, что я так себя вела. Когда взрослые ссорятся, не должны страдать дети.
– Разве это не про родителей и их детей?
– Да какая разница, – махнула рукой Аля. – Я все равно виновата. Поругалась же я с Лешей, а не с тобой. А вела себя, как… – она цокнула языком. – Как думаешь, это гормоны или я слишком увлеклась стереотипами?
Варя неопределенно пожала плечами.
– Почему ты не хочешь выходить замуж за Лешу? – спросила она неожиданно, в том числе для самой себя.
– И ты туда же? – с досадой подперла подбородок Аля.
– Нет, – Варя перевела взгляд на бокал с водой, который крутила в руках. – Я не собираюсь тебя уговаривать, я просто хочу понять.
– А это обязательно озвучивать?
Это было так не похоже на обычную Алевтину, что Варя даже удивилась. Обычно Аля не уходила от ответа и пыталась как-никак, но объяснить то или иное свое деяние или слово. А тут… Будто и не она это вовсе.
– Обязательно, – кивнула Варя, хмурясь. Ее посетило странное чувство, но она никак не могла понять, какое.
Аля, наклонившись, подняла с пола кучку футболок Леши, накиданные в процессе битвы за вещи, и принялась складывать их, выглядя слишком сосредоточенной, чтобы это было правдой. Ее волосы, сегодня не убранные ни в хвост, ни в косу, свесились на лицо светлой ширмой.
– Я просто не понимаю, – сказала Варя, когда пауза затянулась слишком неприлично, и она поняла, что Аля отвечать как-то и не планирует. – Ты же любишь Лешу, это и идиоту ясно. А он любит тебя. И ты согласилась к нему переехать, и пусть ты кричишь, что он тебя заставил – я же тебя знаю. Если б ты не хотела, то тебя и вся королевская рать бы не смогла заставить, не то, что мой брат. Так почему нет?
Внезапно она поняла, что не давало ей покоя: этот разговор практически зеркально отражал тот, что случился между ней и Глебом на кухне Филатовых. Даже странно, что теперь она, Варя, выступала на его месте, а Аля играла роль Вари.
– Для тебя все так ясно, – произнесла Алевтина, наконец. – И я понимаю, почему. Со стороны действительно кажется, будто это какой-то мой каприз и я мучаю твоего брата специально, но… – она вздохнула и посмотрела на Варю. На ее лице отразилась такая сильная усталость, что Аля будто разом постарела на десять лет. Конечно, так только казалось, но Варю будто молнией шибануло. – Но я ведь тоже могу бояться. Да, сейчас все хорошо. Я его люблю, он любит меня… Я даже верю, что Леша предложил это не только потому, что я залетела.
Аля резко поднялась на ноги и сделала несколько шагов по комнате, обхватывая себя руками. Подошла к мойке и налила себе воды в чашку. Потом повернулась к Варе, которая следила за ней с дивана.
– Знаешь, если бы не это, – Аля махнула рукой в сторону живота, – то я бы не думала. Согласилась бы и закрыла глаза на все свои сомнения. И если бы у нас с ним в итоге все снова развалилось бы, то от этого пострадаем только мы с ним. А теперь нас будет не двое, а трое. И я не могу не думать, что если мы с твоим братом что-то сделаем не так, то страдать из-за этого больше всех будет ребенок, который, вообще-то, не виноват, что родители у него идиоты. – Аля залпом допила воду и поставила стакан в раковину. Движения ее были резкими, быстрыми, дергаными немного. Она подошла к креслу, но не стала садиться в него, только вцепилась пальцами в спинку. – Леша хороший, – сказала она, посмотрев на Варю. – Я это знаю. Возможно, ему это поможет примириться с Петром Никитовичем, когда он сам примерит на себя роль отца и узнает, что это такое. В том, что отцом он будет прекрасным, я не сомневаюсь. Но вот во всем остальном… – она покачала головой.
Варя помолчала немного, переваривая и подбирая слова. Действительно, ответ лежал на самой поверхности, а она его не увидела. Она вообще мало что видела, как оказалось.
– Когда я рассказывала тебе о своих опасениях и переживаниях, – сказала Варя, через несколько минут, – ты всегда мне говорила, что нельзя замыкаться на своих страхах. Потому что чаще всего они только в моей голове. – Варя перевела взгляд на Алю. – Я не знаю, что случится завтра, через месяц, через год. И я это не контролирую. Все, что я могу, это верить в себя и жить дальше, идя навстречу будущему, а не прячась от него. Я эти твои слова только недавно действительно осознала и приняла, но теперь, я думаю, я могу вернуть их тебе. – Варя улыбнулась. – Ты не знаешь, что будет. Может случиться все, что угодно. Вы можете разбежаться через пару лет, а можете вместе прожить всю жизнь. И если ты сейчас поддашься сомнениям и страхам, то не будешь ли потом из-за этого страдать еще больше?
Аля медленно выдохнула, отпустила спинку кресла, подошла к дивану и порывисто обняла Варю. Так крепко, что у той затрещали ребра. Варя неловко обняла ее в ответ и поняла, как ей все это время не хватало Али. Пусть они и не ссорились, но все равно отдалились.
– Ну и… Ты давно стала для меня частью семьи, – дрогнувшим голосом пробормотала она в плечо Али. – Поэтому согласишься ты или нет, это мало что поменяет. А уж мать моя тебя точно в покое не оставит теперь.
Аля засмеялась, и Варя с замешательством увидела в ее глазах слезы.
– И когда ты стала такой умной, а? – спросила, смеясь, Алевтина.
Когда вернулась Марьяна Анатольевна, они сидели за столом и пили чай и о чем-то болтали, улыбаясь. Болтали о чем-то незначительном, Варя уже даже и не помнила, что именно это было. Помнила зато, что когда вернулся Леша, весь красный и смущенный, мама не упустила возможность затроллить его так, что он снова сбежал, бурча что-то себе под нос, и не исключено, что это были ругательства.
Глебу Варя рассказала почти все, опустив только разговор с Алей. Это было их, личное, и пусть Глеб бы понял и оценил, что она доверила ему такой момент своей жизни, Варе все равно хотелось сохранить его только для себя. Зато она рассказала ему, как в воскресенье доставили вещи Али и какую истерику устроил Леша, когда вернулся с тренировки, а вся его спальня – типично-брутальная спальня молодого мужчины с ярко выраженной самцовостью – превратилась в филиал королевства Барби. Украшали ее всем миром, пришлось даже вызволить Алиных подружек и задействовать дополнительные запасы кукол и рулонов розовой бумаги.
Рассказывала, и сама не замечала, как отпускает ее напряжение, как расслабляются мышцы и мысли перестают скакать. А когда поняла, что таким способом Глеб банально отвлек ее от паники, потянулась и сама обняла его, опешившего. Порыв был внезапен, не задокументирован, и вообще Варя свалила все на наконец-то подействовавшее успокоительное.
Зато когда Варя зашла в свой класс и села за парту, она была спокойна – насколько это было возможно, – и сосредоточена. И пусть впоследствии оказалось, что математику она сдала на максимально низкий возможный балл, этот экзамен для нее оказался самым легким.
*
Яхта медленно шла под темнеющим небом. Мимо проплывали зажигающиеся огни, пока еще бледные, неяркие, но скоро они засияют в летней ночи, словно маленькие городские звезды. Настоящий звезд, предсказуемо, было не видно. Варя посмотрела вверх, на расцвеченное цветами догорающего заката неба. Звезды, если они и показались на небосводе, действительно не обнаруживались. Их холодный свет затмевался светом более близким и ярким.
Варя стояла на верхней палубе яхты, отчаянно надеясь на чудо. Чудо заключалось в том, что кто-нибудь в меру смышленый и догадливый принесет ей шарф, шаль или поделится пиджаком. Вот только стояла она тут уже минут пятнадцать, а чуда все никак не случалось. Ветер, вообще-то, был теплый и летний, но из-за близости воды забывший об этом, обдувал голые руки и заставлял открытые ключицы покрываться сотней мурашек.
Можно было просто взять и вернуться, ведь Варя и сама не совсем понимала, зачем поднялась наверх. Все шло… Не хочется говорить «просто замечательно», а то спугнешь удачу и кончится это замечательное, но было действительно хорошо. Варя пила из высокого фужера вкусный яблочный лимонад, и он весело щекотал ей нос пузырьками. Остальные, в основном, пили шампанское, которое им, выпускникам, наливали, не спрашивая возраст. Вечер, начавшийся так торжественно и официально, плавно перетекал в неформальный отрыв, тем более что учителя праздновали в отдельном зале и напитки им подавались покрепче.
Кроме выпускников школы «Кленовый лист» на яхте присутствовали выпуски других школ, в большинстве своем тоже частных, тоже престижных и максимально пафосных. Мелькнула в голове шальная мысль, что их, московскую элиту по школьной выборке, руководство специально столкнуло и перемешало, для закладывания фундамента связей, без которых, как известно, никак. По крайней мере директора, точно также праздновавшие, но в совсем отдельном, даже от учителей, помещении, здоровались очень тепло и перемигивались тоже задорно. Варя пару раз видела блестящую лысинку Иммануила Вассермановича, крайне довольного происходящим.
На небольшой полукруглой сцене выступали приглашенные артисты, и, судя по восторженным воплям, они были мало-мальски известными, но тут Варя экспертом не была. Современная русская эстрада, к счастью, обошла ее стороной. В промежутках между сольными выступлениями играл диджей, а когда и он уходил отдыхать, слово брала… женщина-тамада? Или тамады бывают только на свадьбах? Аниматором называть ее было как-то по-детски, а от ведущей так и веяло замшелым концертом где-то в старом пыльном зале.
Столы, за которыми группами по десятеро сидели выпускники стояли вдоль стен вытянутым полукругом, а в центре, ближе к сцене, оставалось пространство, устеленное паркетом, для танцев. По началу все мялись и стеснялись, жались к стенам и кучковались у столов, но потом на танцпол вышли первые ласточки, и за ними потянулись остальные. Варя сначала тоже отказывалась от сомнительной чести быть потыканной и потолканной, но потом уломалась и сама не заметила, как втянулась.
А потом, как-то совершенно неожиданно, она поняла, что в толпе ей неуютно, и улизнула в один из боковых коридоров в задней части зала. Возможно, потому, что диджей решил, что быстрых танцев достаточно и врубил медляки. А Варя, перед тем как улизнуть, заметила ну очень внимательный взгляд Глеба, ищущий кого-то среди танцующих. Некое пятое, шестое или двадцать шестое чувство подсказало, что ищет он ее, а танцевать с ним настроения как-то не было. Или оно было, но под действием момента улетучилось? В общем, статус настроения был неопределенный и мало понятный. Поэтому, воспользовавшись радостной неразберихой, всегда сопутствовавшей резкой смене музыки, Варя бочком протиснулась между танцующими и ускользнула.
До этого она никогда не плавала на яхтах. Хотя, наверно, слово «плавать» здесь не слишком подходит. Ходила? Но тогда это подразумевало бы, что Варя знала, как яхтой управлять… Максимум ее знаний заканчивался на серии «Друзей», когда Рейчел пыталась научить Джоуи управлять сдуру купленной яхтой. И та была явно поменьше, чем этот кошмар воспаленного воображения.
Варя, облокотившись о перила, смотрела на проплывающие мимо огни. В мыслях витало что-то неопределенное, но, однозначно, имеющее налет конечности. Школа кончилась. Теперь точно. Утром, когда их выпустят с этой лодки, они разойдутся на все четыре стороны, и даже не образно говоря. Нет больше экзаменов, нет учебных дней. Даже выпускной – и тот стремится к завершению. Как, впрочем, и все в жизни. Но ведь можно смотреть на это иначе, правда? Видеть не маячащий на той стороне конец, а начало, которое он за собой влечет. И долгий, долгий путь, который еще необходимо преодолеть. А таких начал перед Варей было еще много. Жизнь ведь, по сути, только начиналась. Сейчас Варя внезапно поняла это особенно остро. Бывает такое, что простые мысли, замусоленные тысячами предыдущих открытий, именно в вечерний, предночной час сияют в темноте разума особенно ярко.
Официальная, школьная часть пронеслась мимо быстро и незаметно. Больше было волнений и сборов, чем самого действа.
Утро у Вари не задалось с самого… кхм, утра. Как там обычно в трогательных романах бывает, девушки просыпаются от пения птичек и нежных трелей соловья за окном? А по лицу скользят солнечные лучики, из-за приоткрытой двери доносится запах свежесваренного кофе и только что принесенных булочек с корицей.
Ага. Конечно. Это в трогательных романах, а у нас тут минимум триллер.
Варино утро началось с истошного ора телефона. Точнее звонок-то еще был нормальный, но стоило Варе принять вызов, как из трубки понесся истошный ор на два голоса. Прежде, чем Варя успела, собственно, осознать происходящее, вызов успел закончиться, а когда сонный еще мозг услышанное переварил… Варя рухнула на подушку с болезненным стоном.
Если перевести вопли сестер Филатовых – а звонили именно они, – в единое адекватное полотно, то случилось примерно следующее. Где-то в недрах технических помещений высотки, в которой они жили, произошел сантехнический коллапс, и из всех водопроводных отверстий в доме хлынуло… Нечто. И это нечто залило полы так, что пробираться можно было только в резиновых сапогах, и то недолго. Родители Лили и Розы бесновались, Роза так вообще была в ужасе, сама Лиля пребывала в неуместном экстазе от ситуации.
Но это было не главное. Главным было то, что обе они вместе с платьями, косметикой и ордой помощников Розы направлялись сейчас в квартиру к Варе, чтобы устроить экстренный штаб подготовки к операции под названием «Выпускной». Изначально штаб должен был быть у Филатовых, но судьба внесла свои коррективы.
Варя с тоской посмотрела на будильник. Будильник также грустно показал время – пять утра двадцать четыре минуты. Даже Барни еще пребывал в упоительном сне и не требовал прогулки и кормежки. За окном было серо и уныло, вставать не хотелось, приводить себя в состояние боевой готовности – тем более. Но что-то подсказывало Варе, что от пришествия Розы ее не спасет ни забаррикадированная дверь, ни секретное оружие в виде Матвея, который в этот час пошел ее куда подальше.
К приезду Филатовых Варя еще не проснулась, но уже немного с подъемом смирилась. Она пила кофе из огромной чашки, которую сама называла ведром экстренной побудки и отчаянно завидовала маме, которая, услышав, что к ним домой едет воинственно настроенные девицы, приняла мудрое решение эвакуироваться вместе с собакой к Леше.
По приезду Роза развернула бурную деятельность. Варя ушла в комнату переодеваться на какие-то десять минут, а когда вернулась, потеряла дар речи. На столах были разложены чемоданы с косметикой, у окна на манекенах – они-то откуда взялись? – висели платья, ее и Лилино, а специально обученный человек в лице Розиной помощницы скакал вокруг них с отпаривателем в руках. В центр комнаты были выставлены два высоких стула, и на одном уже сидела Лиля с лицом, разукрашенным разноцветными масками. На лице Розы было такое кровожадное выражение, что Варя невольно попятилась, но хищник ее уже заметил…
Пытки длились долго, пытки были жестокими, но… По итогу Варя не могла не признать, что Роза дело свое пыточное знала. Пока она наряжала в платье Лилю, чтобы посмотреть, все ли нормально и не нужно ли где-нибудь что-нибудь ушить, Варе она всучила туфли, у которых вместо каблука была узкая, но на удивление устойчивая платформа, и наказала тренироваться. Перечить Розе было себе дороже, поэтому Варя взгромоздилась на туфли, чувствуя себя жирафом на ходулях, и принялась слоняться по комнате, чувствуя к стене, столу, да в принципе любой поверхности, за которую можно было держаться, внезапно воспылавшие нежные чувства.
Именно так, в туфлях, с чем-то невообразимом из бигудей и заколок на голове, да еще и в коротком шелковом халатике, тоже принадлежавшим Розе, и застала ее Марьяна Анатольевна, имевшая неосторожность вернуться в квартиру раньше, чем Варя подаст ей сигнал, что опасность миновала. Она внимательно посмотрела на дочь, на развившую бурную деятельность Розу, на ее помощников, круживших по территории с видом загнанных оленей… И удалилась, пока ураган Розиного творчества не перекинулся и на нее.
Зато когда Варя увидела глаза Астахова, она поняла, что все пытки и страдания этого дня окуплены. Ну, разве что кроме подъема в пять утра. Побудку ни свет, ни заря Варя простила бы только Доктору. И то, после долгих, долгих раздумий.
Глеб выглядел… Ослепительно. Как всегда, впрочем. И волосы зачесаны так, будто он только что поднялся с постели, как у тех героинь в фильмах, которые только проснулись, а уже полностью идеально накрашены. Костюм сидел идеально, ни единой складочки, ни единой лишней детали. И главным был его взгляд, появившийся, когда он увидел Варю.
Да, определенно, пытки были оправданы.
На мгновение мир вокруг замер, совсем как в слезливой мелодраме. Но, опять же, жизнь Варина мелодрамой определенно не была, поэтому ни восторженных объятий, ни пылких признаний не случилось. Глеба увлекла прочь его семья, Варя только и успела, что заметить встрепанную макушку Леси, а саму Варю отвлекла новая серия ее трагикомедийного триллера. Помимо прочего, Варя волновалась еще и потому, что она позвала папу на выпускной. И Леша там тоже собирался быть. И это столкновение миров она вполне могла не пережить в здравом рассудке.
Однако прошло все куда лучше, чем того можно было ожидать. Когда Варя вышла из собственной машины, придерживая платье и украдкой оглядываясь, у входа школы затормозила длинная блестящая черная машина, и из нее изящно выбрался Петр Никитович. Выглядел он как суперзвезда, явившаяся на премьеру собственного фильма: черный костюм, на котором не было ни одной лишней пылинки, бабочка, завязанная слегка кривовато, но из-за этого еще более вписывающаяся в образ, очки на носу, не отбрасывающие блики… Увидев Варю и всю честную компанию, он нервно улыбнулся, неловко поправил очки на носу и пошел к ним.
Варя чуть было не прикусила губу, но потом вспомнила про помаду и успела вовремя остановиться, правда, выражение лица у нее из-за этого стало очень странным. Марьяна Анатольевна, когда Петр Никитович подошел, к Вариному – да и всех присутствующих, наверно, – неожиданно обняла его, а потом – тоже нервно и неловко – отошла в сторону.
А вот Леша… При виде отца он весь будто окаменел, и Варя приготовилась к худшему. Как и Аля, которая настороженно переводила взгляд с Петра Никитовича на Лешу.
Они застыли друг напротив друга, словно две статуи. Варя смотрела на них и в очередной раз удивлялась, как же они похожи и не похожи одновременно. Леша был крупнее отца: плечи шире, лицо квадратней, – и из-за этого Петр Никитович казался еще тоньше и выше, чем он был на самом деле. Если отец смотрел по большей части настороженно, то во взгляде Леши была только мрачность.
Но этот вечер определенно был богат на сюрпризы.
– У нас с Алей будет ребенок, – выпалил внезапно Леша и, казалось, сам был очень этим удивлен.
Но если на его лице было просто удивление, то все остальные были прямо-таки шокированы. Варя уже приготовилась как-то заполнять эту паузу, сама, правда, не уверенная как, как вдруг выстрелил Петр Никитович:
– Я собирался жениться летом, но передумал.
Варя чуть не села на тротуар прямо на месте. Если бы Аля вовремя не схватила ее за руку, то точно бы опустилась на асфальт, так как ноги держать ее положительно отказывались.
– Вот если у тебя, Петя, когда-либо были сомнения в том, что Леша твой сын, – раздалось слабое, но очень ехидное сзади, – то вот тебе подтверждение. Гениальностью высказываний он явно пошел в тебя.
Теперь всеобщим центром внимания стала бледноватая Марьяна Анатольевна. Но на то она и была инквизиторшей, чтобы стойко держаться в свете софитов семейного – и не только – недоумения. Царственно приподняв подбородок, Марьяна Анатольевна продефилировала к Але и Варе, взяла тех под руки и решительно двинулась к школьному крыльцу со словами:
– Идемте, девочки, сами пусть разбираются.
После такого официальная часть выпускного пронеслась мимо быстро, смазанно и почти незаметно. В памяти остались отрывки воспоминаний, похожие на вспышки фотоаппарата, не этих новых, у которых не камера, а одно название, а тех, старых, огромных, в которых фотограф залезал под тяжелую темную ткань, а модели сидели неподвижно с натянутыми улыбками.
Вспышка: они идут по коридорам школы, такой необычной и темной вечером. И такой непривычно пустой. Варя шла, с непривычки неловко переставляя ноги и придерживая юбку платья. И думала она в этот момент больше о том, что одно неосторожное движение – и все, и закончится на этом выгул нового, буквально с иголочки платья, да и ее триумфальное явление на выпускном будет испорчено. А не о том, что это последний день в школе, и что уже завтра она проснется утром совершенно свободным человеком.
Рядом с видом глубоко задумавшегося человека также осторожно ступала Лиля. Она сохраняла отстраненно почтительный вид, держась за локоть Руслана, который, как обычно, еле сдерживался, чтобы не зевнуть. Хоть что-то неизменное оставалось в этом мире. Периодически он что-то спрашивал у Лили шепотом, та односложно отвечала, не отвлекаясь от раздумий.
Глеб шел чуть позади Вари. Руки он не предлагал, и сама Варя его об этом не собиралась просить, но все равно заметила, что держался он так, чтобы если что, успеть подхватить ее и уберечь от падения. И это почти бесило, если бы не было так… Мило. И каждый раз, когда Варя начинала покачиваться или нелепо взмахивала руками, путаясь в собственных ногах, она замечала краем глаза появляющуюся руку в смокинге, но стоило ей обернуться, как Глеб демонстрировал самый что ни на есть отвлеченный и незаинтересованный вид.
Вспышка: они сидят в актовом зале, на первом ряду, как самые настоящие важные персоны. Даже учителя – и те сидят за ними. На экране сделанный кем-то фильм, нарезанный из старых фотографий и видео, которые успели наснимать за одиннадцать лет школьной жизни. И все хорошо, пока на весь не маленький экран появляется огромная фотография: Варя и Вика, обнимающиеся и смеющиеся.
И Варе там лет восемь, да и Вике примерно столько же. И Варя внезапно вспомнила, когда была сделана эта фотография: третий класс, Новый год, Вика была в костюме – кто бы сомневался – принцессы, а Варя была не то чтобы в костюме, но у нее тоже было красивое пышное платье и корона. Они тогда чуть не подрались, выясняя, кто именно из них принцесса, пока кто-то из старших не предложил им обеим быть принцессами, просто разными. Тогда было решено, что Варя будет Белль из «Красавицы и Чудовища», тем более что и платье у нее было желтое, а Вика будет Золушкой. И фотографию сделали как раз тогда, когда они мирились.
Что-то дрогнуло, когда Варя увидела свое лицо, такое юное и незнакомое. И мгновение растянулось в бесконечность. Она смотрела на себя, маленькую и еще не познавшую, что такое боль утраты. Еще такую целую и счастливую. И что-то заставило ее обернуться туда, где сидела Новикова: та смотрела на экран с лицом растерянным и будто напуганным. Словно почувствовав ее взгляд, Вика скосила глаза в Варину сторону и тут же отвернулась, поджав алые губы.
А следующая фотография окончательно выбила почву из-под Вариных ног. Не сиди она, то точно бы упала.
Кадр сменился, и с экрана на нее смотрела Алина. Фоном Варя видела, что это фотография с какой-то школьной экскурсии, и стоит Алина там не одна, а с ней, Варей, и еще с какими-то одноклассниками, и что рядом еще и Ирина Владимировна с лицом, как обычно, недовольным…
Но там было ее лицо, и это было главным. В глазах тут же защипало, в голове забил тревожный набат, и где-то очень глубоко в сознании завопил голос Розы, кричащий что-то о слезах и макияже…
Неожиданно с двух сторон ее взяли за руки. Справа за руку Варю схватила Лиля, закусившая губу и глядящая на нее с таким невозможным сочувствием, что Варя, не выдержав, тут же отвернулась. А с другой стороны ее руку накрыл Глеб, и вот он на нее вообще никак не смотрел. И от этого стало куда легче.
Вспышка.
– Воронина Варвара! – по залу разносится звучный голос Иммануила Вассермановича, лысина которого, согласно всем канонам, отбрасывает блики, сочетаясь с блестящими в свете прожекторов очками.
Варя как-то совершенно по-дурацки прошляпила свою очередь, и директору пришлось повторять аж дважды, пока до нее дошло, что получить заветный аттестат вызывают именно ее. К счастью она умудрилась не упасть, пока поднималась по ступеням, и даже не споткнуться, пока шла по красной дорожке к директору.
Она-то думала, что ей сразу отдадут выстраданный аттестат и отпустят на волю, но не тут-то было. Размахивая зелененькой книжицей прямо перед ее носом, Иммануил Вассерманович толкнул целую прочувственную речь о том, что Варино присутствие в школе всегда ощущалось как что-то особенное, и без нее коридоры «Кленового листа» будут совершенно другими. И Варя была уверена, что в этот момент слышала двоенный смешок с того места, где сидел ее несравненный братец и госпожа психолог.
Леша, кстати, выглядел вполне себе умиротворенным, да и на челе отца не было никаких следов сыновьего раздражения. Петр Никитович тоже казался куда более счастливым, чем раньше. Все походило на то, что эти двое, наконец-то, нашли общий язык. Или, по крайней мере, увидели дорожку, на конце которой тот скрывался. И уже одно только это заставило Варю улыбаться от всей души.
