Текст книги "Ворона (СИ)"
Автор книги: ash_rainbow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 46 страниц)
В глубине квартиры послышалось недовольное ворчание пса. Варя шикнула на Астахова и, приподнявшись на локте, с тревогой посмотрела в коридор. Барни обычно засыпал в комнате мамы, а у той был достаточно чуткий сон, чтобы услышать, как пес негодует. Но на этот раз вселенная была на их стороне: Барни затих, а мама не проснулась.
– Да, прости, – пробормотал Глеб. – Но правда, я его не просил нанимать мне крутых дорогих частных учителей, пока он таскал меня за собой. Я не просил его отдавать мне машину, я не просил его платить за мою учебу. Я вполне мог бы учиться в обычной школе и не иметь счета в швейцарском банке. Но он решил, что так для меня будет лучше. И я не спорил с ним, да, я ему за это благодарен. Ведь, несмотря на все наши разногласия, он меня по-своему любит и делает все это для и ради меня. Но почему ему так сложно понять, что я хочу чего-то другого, выбивающегося за рамки его понимания «хорошо», я не понимаю. Вот что бы ты сделала на моем месте? – спросил он.
Варя сдвинула брови, пытаясь думать. Сделать это было довольно непросто: мысли отвлекались и не желали уходить куда-то от того, что она впервые лежала в одной кровати, поправка, диване с парнем, который не был ее братом или почти братом, и ее это практически не пугало. Более того, ей это даже нравилось. Примерно на этой станции паровозик ее мыслительного процесса и застрял.
– Не знаю, – честно призналась она. – Мне сложно представить себя на твоем месте, ведь у меня все совершенно иначе. Мои родители ведут молчаливую борьбу между собой, и ей нет ни конца, ни края. Мама все еще не простила отца из-за… из-за Алины, а папа не может простить ей этого. Они уже давно в разводе, и последний раз я видела их за одним столом тогда, когда меня только отправили в больницу, и им в первый раз разрешили меня навестить. С тех пор они даже в одной комнате не были. И папа… – Варя замолчала и вздохнула. – Он, как говорится, за любой кипиш, кроме голодовки.
– Ты с ним так и не говорила?
– Нет…
– Все еще обижаешься?
– Нет… Не знаю. Скорее нет, чем да. Раньше мы хотя бы раз в пару недель созванивались и долго говорили, а теперь… Он ведь звонил, но я не могла поднять трубку, – грустно произнесла Варя, утыкаясь лбом в ямку под ключицей. Из-за этого голос ее звучал глухо, но Глеб не возражал. – Только видела его номер на экране, как сразу возвращались эти эмоции, и я не хотела начинать все с начала. А потом он перестал звонить, и я…
– Соскучилась?
– Да… – почти прошептала Варя, чувствуя, как слезы подступают к глазам.
– Но первая ты не позвонишь, – утвердительно сказал Глеб.
– Не позвоню. То есть позвоню, – поправилась она. – Возможно. Когда-нибудь.
– Надо нам что-то делать с нашими родителями, – вдохнул Астахов и внезапно зевнул.
– Засыпай, – прошептала Варя. – Я побуду с тобой, пока ты не уснешь.
Глеб разомкнул объятия и вместо ответа притянул Варю к себе и поцеловал. Нежный, мягкий поцелуй был мимолетным и невесомым, и отлично укладывался бы в рамки примерного мальчика, не скользи он руками по ее голой спине, задрав футболку. Случайно это было или намеренно, Варя так не узнала. И в этот момент знать это ей было совершенно не нужно. Улыбнувшись, она сползла обратно на его плечо.
– Спокойной ночи, – пробормотал Глеб, снова закидывая руку за голову.
– Спокойной ночи, – прошептала Варя.
Лежать вот так, с Глебом, под одним одеялом, было странно, непривычно и, вместе с тем, совсем не так, как представлялось Варе до этого. Куда более странным было то, что в ушах у нее эхом отдавался стук сердца человека, который еще каких-то несколько месяцев назад ее так раздражал. Отправься она сейчас в прошлое и скажи самой себе, что это случится, поверила ли она бы себе или скорее покрутила пальцем у виска?
Перед внутренним взором встала картинка того, каким Глеб был в тот первый день: самоуверенный, продуманно небрежный и от этого еще больше раздражающий. От этого, и от того, что большинство девушек их класса сразу же сделали охотничью стойку, а он был совсем не против, даже наоборот. По прошествии времени Варя поняла, что все это его постоянное заигрывание и бесконечные улыбочки направо и налево были своеобразным приемом, который позволял ему понравиться окружающим и не беспокоиться на счет того, что кто-то откажется делать что-то так, как это нравится ему. Что бы ни говорил Глеб о том, что отец совсем не понимал его, все же он был его сыном до мозга костей. Манипуляции людьми были у него в крови.
Он казался Варе непробиваемым и непроходимым идиотом-павлином, который больше заботился о своей прическе, чем о чем-либо еще. Когда она перестала воспринимать его таким и увидела реального человека? Когда наткнулась на него в ресторане после ссоры с отцом? Или, может быть тогда, когда они говорили в обсерватории? Это случилось так внезапно, что для нее прошло совсем незаметно. «Интересно, а что он думал обо мне при первой встрече?»
Глеб задышал ровнее и размереннее. Лицо постепенно разгладилось, но даже во сне у него были слегка сдвинуты брови, будто мрачные мысли последовали за ним в страну снов. От его кожи пахло лимоном и мятой. Варя вдохнула этот запах и последнее напряжение, которое скрывалось где-то глубоко в сознании, отпустило ее.
Варя полежала с ним еще немного, убеждаясь, что Глеб точно уснул. Потом, чувствуя сожаление, выскользнула из-под одеяла. Ей не хотелось уходить, но выбора у нее не было. Наклонившись, она легко поцеловала спящего Глеба в щеку и на цыпочках побежала к себе. В конце концов, если мама обнаружит ее в гостиной, спящей в обнимку с Глебом, то для одного из них завтра точно не наступит.
Комментарий к Часть двадцать первая, родительская
* Разрази Громус – смертельная клятва по версии серии книг о Тане Гроттер.
========== Часть двадцать вторая, примирительная ==========
В каждой девушке живет прекрасная принцесса, которая хочет просыпаться по утрам от пения птичек и яркого света солнышка, которое деликатно заглядывает в окно. Варя была не исключением. Тем не менее, по утрам она просыпалась не от приятных уху звуков, а от большого, мокрого и шершавого языка, который с упорством дятла облизывал ее лицо. Принцесса внутри тихо материлась и искала кастет, а Варя, страдальчески отодвигая морду Барни, поднималась с постели и натягивала на себя теплые штаны и рубашку, даже не размыкая глаз.
В квартире еще все спали. Мама по воскресеньям раньше десяти принципиально из постели не вылезала, даже если просыпалась раньше, а тело на диване, так неожиданно нашедшее в их квартире убежище на ночь, лежало, закутавшись в одеяло так, что торчали только светлые волосы и кончики ушей. Варя остановилась возле него, застегивая пуговицы на рубашке. С этого ракурса Глеб был похож на внебрачного ребенка гусеницы и Леголаса. Поймав собственное лицо на проявлении на нем улыбки умиления, Варя поспешно отвернулась и потопала, правда, на цыпочках, в прихожую, где уже нетерпеливо крутился Барни в поисках поводка.
Утренняя улица радовала глаз отсутствием людей, поэтому Варя могла не надевать на пса намордник, чему тот был несказанно рад. Он носился вокруг хозяйки, обнюхивая все кусты и столбы, то и дело норовил будто бы случайно упасть в грязную лужу возле помойки, словом, пес радовался жизни.
Когда он, подуставший, послушно затрусил рядом с ней, уже менее энергично рассматривая заблудших голубей, Варя повернула к дому. По часам прошло всего минут сорок, поэтому Варя честно думала, что все еще спят и ее триумфального шествия в больших лыжных штанах и старой, еще Лешиной фланелевой рубашке никто не увидит.
Не тут-то было.
Когда Варя зашла в квартиру, изо всех сил удерживая Барни рядом, так как тот любил весь грязный поваляться на диване в гостиной, ее поджидало большое и жирное разочарование. Свет в квартире был включен, из кухни доносились голоса, а в воздухе витал запах еды и свежесваренного кофе. Молясь всем известным богам, Варя выползла из ботинок и лыжной куртки и маленькими перебежками двинулась в сторону ванной.
– Доброе утро! – донесся до нее ехидный голос дорогой и бесценной матушки. Марьяна Анатольевна торжественно восседала на стуле у кухонной стойки и держала в руках чашку с дымящимся кофе. Выглядела она до неприличия жизнерадостной.
Варя, втянув голову в плечи, повернулась. Рядом с мамой, облаченный в фартук, стоял Глеб и тщательно сдерживал на лице прорывающуюся наружу улыбку. Он держал в руках деревянную лопатку, которой до этого помешивал что-то в сковороде, стоявшей на плите.
– Ты что, готовишь? – подняла бровь Варя, глядя на сковородку и принюхиваясь.
– Ну, хоть кто-то из вас должен… – произнесла мама суфлерским шепотом, глядя туда, где обретались гипотетические тучки.
– Мам! – возмущенно воскликнула Варя. – Я умею готовить!
– Да кто же спорит-то? – философски ответила Марьяна Анатольевна. – Чай приготовишь. И «Доширак».
Глеб поспешно отвернулся от них, пряча лицо. Он каким-то даже не седьмым, а двадцать седьмым чувством понимал, что если сейчас Варя услышит его смех, то ходить ему не просто битым, а поломанным, возможно, в самых дорогих местах.
Бурча, как толпа злых и недовольных жизнью гномов, Варя дошла до ванны, взяла мокрую тряпку с тазиком и вернулась в прихожую, где ее терпеливо ждал Барни, привязанный поводком ко входной двери. По-другому удержать его на месте было нельзя.
Полчаса спустя Варя, все еще мрачная и недовольная жизнью, ранним подъемом и внезапно готовящим, пусть и яичницу с беконом, Глебом, сидела за столом и топила свои печали в чашке с кофе, которая больше походила на маленькую кастрюльку. Марьяна Анатольевна удалилась восвояси со словами, что не хочет смущать детей, а Глеб стоял у раковины и сосредоточенно намывал посуду.
– Как спалось? – спросил он, поворачивая голову и глядя на нее через плечо.
– Мало, – буркнула Варя. – Если бы не Барни, то я бы еще даже не встала. А ты чего так рано вскочил?
– Я всегда рано просыпаюсь, когда ночую не дома, – пожал плечами Глеб. – К тому же, кто-то из вас с Барни слишком громко топает. Вы, когда уходили, шумели так, будто стадо слонопотамов мимо пробежало.
Варя отвечать на это не стала, только живописно закатила глаза, продемонстрировав мешки под глазами и темные круги от недосыпа. Вдобавок к этому волосы она собрала в импровизированный пучок на голове, который то и дело норовил рассыпаться, и влезла в первую попавшуюся кофту, которая оказалось мало того, что Лешиной, так еще и с логотипом какой-то металл-группы, по которой тот фанател в ее возрасте. Если так подумать, что в Варином шкафу именно Вариных вещей было довольно мало, так как большинство перекочевало туда либо из гардероба Али, либо из хаоса квартирой выше, в котором обитал ее брат.
Пока настроение Вари постепенно приходило в свою обычную мрачновато-адекватную норму, перебираясь с позиций «ненавижу весь мир» на «ну, пожалуй, ничего так», останавливаясь по пути на остановке под названием «гребаное утро», Глеб домыл посуду, снял с себя фартук и, налив кофе, переместился к ней за стол.
– Решил, что будешь делать дальше?
Вопрос вырвался сам собой, его появления не ожидал никто, в том числе Варя. Как-то неожиданно пронесясь над чашками с кофе, он повис в воздухе, разливая по сторонам напряжение. Неприличная жизнерадостность сошла с его лица, уступая место унынию.
– Поеду домой, наверно, – вздохнул он, пожимая плечами. – Не могу же я вечно здесь ночевать.
– Не можешь, – согласно качнула головой Варя. – А если… у Марка?
– Не вариант, – снова вздохнул Глеб. – У него вечно полно народу дома, нон-стоп тусовка. Я, конечно, люблю патихарды, но не до такой степени.
– Марк, и тусовщик? Подумать только, – фыркнула Варя, отпивая кофе.
– Я ощущаю в твоем голосе неприятие. Вы с ним успели поссориться? – поднял бровь Глеб, баюкая в пальцах чашку. Варя в очередной раз отметила, какие длинные у него были пальцы: они обхватили чашку целиком, даже не напрягаясь.
Она покачала головой.
– Мы не ссорились.
– Я не так долго тебя знаю, но почти уверен, что ты сейчас мне нагло и коварно врешь, – заметил Глеб, глядя на нее.
Варя под его внимательным взглядом смутилась и опустила глаза, высматривая молочные завитки в кофейной гуще. В комнате повисла неловкая тишина, прерываемая разве что тиканьем часов и отголосками телевизора, доносившихся из маминой комнаты.
– Просто… Мне кажется, что я Марку не нравлюсь, – произнесла она, выдержав театральную паузу. – Я почти в этом уверена.
– Что? Ты не нравишься Марку? – воскликнул, удивленно, Глеб. – Да почему?
Варя только недоуменно пожала плечами. Не говорить же ей ему о том разговоре, что произошел между ними во время съемок.
– Откуда мне знать? – развела Варя руками. – Такое бывает. Я же не слиток золота.
– Думаю, что тебе это только показалось, но на всякий случай я поговорю с ним об этом.
– Вот не надо только этого делать, пожалуйста! – вскинула Варя голову.
– Почему? Я хочу, чтобы вы дружили. Ну или хотя бы не относились друг к другу с неприязнью.
– Я сама с ним разберусь, ладно? – Варя нахмурила брови. – Я не хочу, чтобы ты меня защищал как какую-то беспомощную мамзельку.
– Знаю я, как ты с ним разберешься, – усмехнулся Глеб, дотронувшись до скулы, на которой когда-то давно цвела всеми цветами кровоподтека рассечка. – Давай попробуем сначала быть нежными, но если не поможет, то можешь его избить. Чуть-чуть.
Остановившись на этом, хотя Варя и протестовала, они сменили тему. Кофе быстро кончился, но это их не остановило, и они еще долго сидели болтали. Мрачное настроение, обуявшее ее с утра пораньше, отступило, и уже через каких-то полчаса она заливисто смеялась над какой-то глупой шуткой Глеба. Мимо прошла мама, одетая так, будто собиралась нагрянуть в воскресение в офис и напугать охранников. Выдав дочери родительские наставления, она упорхнула куда-то на деловую встречу, сказав, что если что, Варя может смело идти доставать Лешу, а сама она телефон отключит.
Однако этот день явно не собирался сохранять Варино хорошее настроение постоянно. Внезапно в ее голову пришла Мысль, которая не только вернула ее с радужных небес на землю, но и дала понять, что вся неделя будет омрачена. По крайней мере обычно это событие повергало Варю в такую бездну отчаяния, что спасало… А ничего не спасало.
– Ты чего? – спросил Глеб, наблюдая, как смех, еще секунду назад блестевший в Вариных глазах, погас и ушел обратно в те глубины, откуда Глеб его с таким трудом вытащил.
– Да так, вспомнила кое-что, – уклончиво ответила Варя.
Но Глеб был настроен решительно.
– Эй, расскажи мне, – попросил он, а когда Варя проигнорировала его, сделав вид, что он ничего не говорил, протянул руку и переплел их пальцы. – Ва-а-арь, – протянул он, – колись.
Все это общение с людьми явно сказывалось на Варе не слишком благотворно. Ей становилось все сложнее удерживать свои мысли при себе, всем вечно требовалось узнать, что у нее на уме. Одна только Аля понимала, что если она не хочет чего-то говорить, то выяснять не надо. Правда… Варя обнаружила, что рассказывать о своих проблемах другим людям не так уж и не приятно, как она изначально думала. Со временем, и она бы никому и никогда в этом не призналась, ей это даже стало нравиться – делиться своими переживаниями. Тем более, когда Глеб, весь такой уютный, сидел рядом, держал ее за руку и смотрел проникновенным взглядом светло-зеленых глаз.
– В среду… – она запнулась и откашлялась. – В среду будет годовщина смерти Алины.
– Оу… – пробормотал Глеб и опустил глаза. – Прости.
– Да ты тут причем, – закатила глаза Варя. – Я не люблю ездить на кладбища, но не могу не поехать, и все это меня… Короче, тяжелая неделя будет.
– Я могу чем-то помочь? – спросил Глеб, сжимая ее руку.
Он смотрел на нее с таким сочувствием во взгляде, что Варе стало как-то неловко и неудобно сидеть на одном месте. А потом откуда-то из глубин ее сознания вырвался вопрос, снова шокировавший их обоих. Варя этим утром прямо-таки отжигала.
– Поедешь со мной?
Повисло ошарашенное молчание. Глеб смотрел на Варю округлившимися глазами, Варя смотрела на него с очень похожим выражением лица, только в ее исполнении оно было щедро сдобрено внезапным испугом. Время растянулось, Варя буквально чувствовала, как секунды превращаются в часы и бьют ее по голове за неосмотрительность. Зачем, ну зачем она это спросила?
– Зря я это сказала, не надо тебе со мной… – выпалила Варя поспешно, хлопая глазами.
– Я буду рад, – перебил ее Глеб, крепко сжимая ее руку.
– Но ты не должен. В смысле, я буду психовать и беситься, и я не обижусь, если ты не поедешь, потому что тебе там делать-то и нечего особо… – произнесла Варя тонким голосом, пытаясь высвободить ладонь, но Глеб не дал ей этого сделать.
– Я хочу с тобой поехать на кладбище. Правда, – произнес он с той убедительной уверенностью в голосе, которая не оставляла за собой никаких сомнений. Варе ничего не оставалось, как сдаться.
*
Чем ближе подбиралась к Варе среда, тем больше ухудшалось ее настроение. Она честно старалась быть улыбчивее и думать о хорошем, но мрачные мысли так и лезли в голову, мгновенно заполняя собой все пустое пространство, которого, судя по всему, там было не мало. Как темная краска, которую пытаешься смыть с кисти в стакане с чистой водой.
Это падение в пропасть собственной души заметила даже Лиля, которая в последнее время была настолько погружена в собственные отношения с Русланом, что забила на практически все вокруг. Даже ее учеба – вот ужас! – страдала. По крайней мере с точки зрения Лили. Она уже почти месяц не бралась за изучение чего-то нового, и это подрывало слегка ее беспокоило, но только слегка. А вот это уже беспокоило ее по-настоящему, но потом Руслан предлагал пойти погулять где-нибудь, где они еще не были, и беспокойство улетучивалось прочь, вяло помахивая ручкой на прощание.
Глеб, и сам съедаемый своими демонами, пытался хоть как-то развеселить Варю, рассказывая ей шутки и корча рожицы, зная, что от них она обычно веселилась. Сначала это помогало, но ненадолго. Варя видела его старания и ценила их, но ничего не могла с собой поделать.
Пробыв еще несколько часов дома у Вари, Глеб собрался с силами и поехал домой. На метро, как взрослый и самостоятельный мальчик. Он принял решение полностью отказаться от помощи отца, раз уж она создавала такие неприятности. Он собирался обратиться к бабушке, чтобы та помогла ему получить деньги на обучение, которые он собирался в последствии вернуть, а в ближайшем будущем Глеб планировал устроиться на работу. Варя ко всему этому отнеслась с большой долей скептицизма, но ничего говорить не стала. Мужское эго ведь такое хрупкое, один-единственный лишний взгляд – и все, страдания, безысходность, апокалипсис. Этому Варя научилась еще с братом. Поэтому она только сделала серьезное лицо и сказала Глебу, что верит в его силы. Преисполнившись гордости за самого себя, Глеб одолжил у нее денег на метро и поехал домой, воинственно настроенный.
До самого вечера Варя не знала, чем разрешилось это противостояние. Только тогда, когда она уже почти собралась спать (по крайней мере, по версии мамы), Глеб прислал ей сообщение с перечислением своих успехов. Он отдал отцу ключи от машины, все свои карточки, оставив немного налички на первое время, порывался даже отдать ноутбук и планшет, но мозг его вовремя остановил. Астахов-старший, что радовало, воспринял это все с адекватным пофигизмом, и на все пылкие речи сына обратил ровным счетом ноль внимания.
Тем не менее, утром в понедельник Глеб приехал не на машине, и даже не на такси. Он опоздал на пятнадцать минут и выглядел ошарашенным. Это была его первая в жизни поездка в метро в час-пик. Пока он взволнованно рассказывал об этом воистину обескураживающем опыте, Варя даже проникалась ужасом, но потом вспоминала, что это ей рассказывал человек, который поездку на автобусе воспринимал как наказание хлеще адского котла. Однако при всех перенесенных ужасах, домой Глеб также поехал на метро, и во вторник приехал на нем же, умудрившись даже не опоздать.
Глеб не поднимал темы поездки в среду, Варя об этом тоже молчала. Она уже успела сто раз выругаться на себя, что позвала с собой Глеба. Эта мысль пришла к ней в голову так внезапно и так неожиданно вырвалась наружу, что Варя не успела как следует ее обдумать. Действительно ли она хочет, чтобы Глеб увидел ее в один из самых депрессивных моментов ее жизни, когда она настолько ненавидит весь мир, что готова прибить любого, кто подойдет к ней ближе, чем на километр?
Так повелось в их семье, что в этот день вместе они никогда не ездили на могилу Алины. Это было слишком тяжело для них всех, особенно для мамы. Леша обычно приезжал на кладбище рано утром, к самому открытию ворот, и всегда оставлял после себя букетик тюльпанов, которые Алина так любила. Из-за этого Восьмое марта было ее любимым праздником: все всегда дарили ей тюльпаны, и они еще долго стояли по всему дому в литровых банках, так как ваз обычно не хватало. Варя прогуливала школу и ездила туда в обед. Она каждый раз хотела взять с собой что-нибудь, что могла оставить там, но каждый раз не могла придумать что. Конфеты? Алина постоянно сидела на диетах, и Варе казалось, что если она принесет сладкое, то ей не понравится. Думать о том, что Алине в принципе ничего уже не может как понравиться, так и не понравиться, она не хотела. Мама, пусть она и не говорила этого Варе, приезжала на кладбище после работы, поздно вечером, почти перед самым его закрытием. Она просто сидела на скамеечке и молчала. О чем она думала в этот момент Варя не знала, да и не хотелось ей этого знать. Она все равно бы не поняла.
Однако эта тема не могла оставаться неподнятой долго. Во вторник, сидя в классной комнате во время обеденного перерыва, Глеб спросил Варю во сколько они завтра поедут, застав ее тем самым врасплох. Она как раз собиралась откусить здоровенный кусок бутерброда, и от неожиданности ее зубы звонко клацнули в воздухе.
– Ты точно готов ехать со мной? – спросила она, оставляя ему шанс на побег. – Я буду истерить. И вообще. Это будет не лучший мой момент.
Глеб шумно вздохнул и закатил глаза, порываясь сложить руки на груди. Ему мешала банка газировки, которую он сжимал пальцами.
– Как поедем, спрашиваю? – повторил он вопрос, игнорируя вялые попытки Вари отговорить его.
Варя вздохнула и откусила-таки бутерброд. Он взорвался в ее рту целой вселенной вкусов, но больше не приносил той эстетической радости, как минуту назад. Еда была ее последней радостью в этом стремительно теряющим краски мире, но и ее у нее коварно отобрали. Бросив на Глеба недружелюбный взгляд, Варя посмотрела на часы.
– Ну, чтобы приехать туда к обеду, надо будет в одиннадцать сесть на автобус, он как раз минут двадцать будет ехать…
– Всего двадцать минут? Как близко! – воскликнул Глеб, не давая ей закончить.
– …и мы успеем на электричку, – продолжила Варя, приподнимая бровь.
– Что, еще и на электричке ехать? С людьми?
– Представь себе такой ужас, – кивнула Варя. Глядя на лицо Глеба, на котором застыло выражение крайнего замешательства и, как показалось Варе, безнадежность перед перспективой шатания по общественному транспорту, она добавила: – Ты точно справишься с таким давлением общества на нежную психику? Потому что, если нет, то лучше тебе со мной не ехать. Я не смогу няньчиться с твоими потерянными чувствами, – произнесла она.
Да, это было жестко и где-то даже грубо, но Варя решила, что лучше сразу дать понять Глебу, что его ждет завтра. Конечно, все могло пойти совершенно иным образом, и никакой истерики и депрессивного состояния бы не случилось, но Варя себя знала настолько хорошо, насколько это вообще было возможно.
– Так, хватит меня отговаривать, – нахмурился Глеб, и это выражение пятилетнего мальчика, забытого мамой в магазине у кассы, с его лица пропало. – Завтра, так и быть, из нас двоих взрослым и ответственным временно побуду я.
Весь день Варя провела как на иголках. Она не то чтобы нервничала, просто не могла найти себе место. Ее переносило из комнаты в комнату, руки искали, чем бы заняться, но голова ни на чем не могла сосредоточиться. Даже Доктор, обычно спасавший ее от любых проблем, оказался бессилен перед этими барабанами беспокойства. Барни, чувствуя беспокойство хозяйки, бегал за ней по пятам, пытаясь встать на задние лапы и вылизать лицо, но Варя уворачивалась. Насколько она бы не любила своего пса, она не любила его слюни, которые потом так сложно было оттереть с одежды.
Ночь она провела практически такую же. Сначала Варя долго не могла уснуть, ворочаясь с бока на бок, а потом, когда зыбкая пародия на сон к ней все-таки пришла, она то и дело просыпалась от мельчайших звуков. А под утро ей приснился кошмар: она, отец и Алина в машине врезаются в ограду на мосту и падают в ледяную воду. Наверно, не стоило перед сном смотреть «Дневники вампира». Варя проснулась в холодном поту, и так и не смогла уснуть до самого утра, сидя на кровати в одеяльном коконе и бездумно глядя в окно на медленно сереющее небо.
День, как назло, был прекрасным. Температура опустилась в минус, но в меру, и в воздухе чувствовался этот свежий похрустывающий запах мороза, если запах мог хрустеть как вафельное печенье. Солнце светило с самого утра, а небо было голубым-голубым – того невозможного цвета, который бывает только в преддверии весны. Деревья все еще были голыми, на лужах потрескивала новообразованная ледяная корка, но в воздухе витала весна, еще не пришедшая, но уже вежливо покашливающая в спину зимы, как бы намекая, что пора и честь знать.
Провалявшись все утро в кровати, Варя покинула безопасные и уютные объятия одеяла только ради чашки кофе. Не то чтобы Варя в нем действительно нуждалась, скорее, утренний кофе превратился в привычку: вредную, но такую необходимую.
В голове было пусто. Мысли, если и приходили к ней в голову, то проскальзывали мимо, как мокрое мыло в ванне. Варя не хотела думать, и даже если бы хотела, то не смогла бы. Сам по себе запульсировал шрам на брови. С ним все было в порядке, но иногда он болел, будто напоминая о том, что она все равно никогда не сможет забыть. Варя машинально потерла его пальцами, чувствуя подушечками две половинки брови, разделенные полоской огрубевшей кожи.
Когда Варя натягивала штаны, ей пришло сообщение от Глеба: «Я у подъезда, подниматься не буду, жду тебя». Странно, они ведь договорились встретиться у метро. Оттуда было ближе до автобусной остановки, к тому же Варя смутно подозревала, что Глеб не нашел бы автобусную остановку, даже если бы его ткнули в нее носом. Она удивленно перечитала его, но сухие короткие слова не дали ей никакой новой информации.
Пожав плечами, Варя быстро собралась и, поцеловав Барни на прощание в нос, спустилась вниз. Ее ожидал сюрприз. Перед подъездом, блокируя проезд для других машин, стоял знакомый белый джип, за рулем которого восседал Глеб.
Варя, вскинув бровь, посмотрела на него, на стоящую перед ней машину, потом снова на Глеба, лицо которого приняло смущенное выражение. Пожав плечами, Варя села внутрь.
– Ты же говорил, что все, объявил басту помощи отца? – спросила она после приветствия, и прозвучало это немного резче, чем она того хотела. Но по какой-то причине сегодня ее это не беспокоило.
Глеб вздохнул и пожал плечами, не глядя на нее.
– Мы вчера с ним поговорили, опять… Я извинился за свое поведение, еще раз, спокойно, обсудил с ним все. Мы пришли к соглашению.
– К соглашению? – переспросила Варя, пристегивая ремень безопасности.
– Ну да, – сморщил нос Глеб. – Он не будет доставать меня тем, что я хочу быть режиссером, если я буду параллельно ходить на занятия в бизнес-школу, которую он выберет.
– О как, – пробормотала Варя, чувствуя под собой мерную вибрацию двигателя. Глеб, убедившись, что Варя уселась, включил навигатор и тронулся с места.
– Мне это не нравится, – отозвался Глеб. – Но это уже какой-никакой компромисс. По крайней мере, он вроде бы понял, почему я хочу делать то, что хочу.
– И к тому же ты можешь продолжать жить как раньше. Суровая реальность победила, – добавила Варя с легкой ноткой язвительности в голосе. И снова прозвучали ее слова хуже, чем они звучали в ее голове. И снова это не оставило абсолютно никаких душевных колебаний.
– Ну… Эм, да, именно так, – произнес Глеб, покрываясь легким румянцем, происхождение которого было явно не из-за мороза.
В любой другой день Варя возможно и оставила бы это без внимания, рассудив, что если Глеб захочет с ней поделиться, то он сделает это сам, без ее вопросов. Но это в другой день. Сегодня она была готова проявить все свои самые худшие качества, и, что самое главное, она этого не боялась.
– В чем дело? – спросила она, складывая руки на груди. Сделано это было не ради усиления вопроса, а ради удобства, но выглядело, кажется, немного не так.
– Да ни в чем, забей, – отозвался Глеб, сосредоточенно переводя взгляд с дороги на навигатор и обратно.
– Я вижу, что ты чего-то не договариваешь, – Варя закатила глаза.
– Это не важно.
– Да что ты мнешься как девица на выданье! – воскликнула Варя. – Говори уже!
Глеб вздохнул, сдерживая раздражение и краснея сильнее. Варя даже как-то встревожилась, но не настолько сильно, чтобы отступить. Упрямство было у них чертой семейной.
– Ну… Ладно, – сдался Глеб. – Ты была не права, когда сказала, что я поговорил с отцом из-за того, что мне больше нравится мой стиль жизни. Ну, ты этого прямо не сказала, но явно подразумевала. Точнее, – Глеб издал раздраженный звук, который звучал как нечто среднее между «хм» и «пф», – я сделал это – поговорил с отцом – не только поэтому.
– Да что ты, – округлила глаза Варя и приложила ладонь ко рту. – И почему же?
Глеб снова вздохнул, перехватил поудобнее руль.
– Я подумал, что сегодня тебе не захочется толкаться в автобусе и в этой электричке, особенно на пути домой. Я ведь помню, как сильно ты любишь человечество.
Варина челюсть сама собой открылась и закрылась. Все стервозные наклонности, готовые в любой момент сорваться с языка, куда-то улетучились, и вместо них пришло теплое чувство, которое было сложно интерпретировать словесно, но которое заставило Варю пристыдиться из-за своего поведения.
Она протянула руку и слегка сжала плечо Глеба, не рискуя дотрагиваться до других частей его тела. Ведь можно же было отвлечь его от дороги, а Варя слишком хорошо помнила, что в таких случаях происходит.
Глеб бросил на нее взгляд и накрыл ее руку своей, отпустив тем самым руль. Но до того, как Варя успела испугаться и потребовать, чтобы он взялся за руль как полагается, Глеб вернул руку на место.
