Текст книги "Ворона (СИ)"

Купание Барни всегда было похоже на испытание. Испытание воли и терпения, потому что те, кто был не достоин, пройти его не могли. Леше, например, терпения удерживать пса в ванне достаточно долго, чтобы вымыть лапы, пузо и морду, никогда не хватало. Как выяснилось, Марьяне Анатольевне – тоже.

На протяжении всего существования Барни в семье Ворониных именно Варя отвечала за его помывки, стрижки, визиты к ветеринару и другие не слишком приятные процедуры. И, как правило, она вполне справлялась сама, потому что пес, разделив ответственность вожака между членами семьи, беспрекословно слушался только ее. Марьяну Анатольевну же он возводил в ранг богини исключительно тогда, когда приходило время еды. В остальных случаях выполнять или не выполнять ее команды он решал по настроению. И сегодня настроения слушать мать семейства у него не было никакого.

Посражавшись с огромным псом пару минут и измазавшись в уличной грязи, Марьяна Анатольевна фыркнула и отошла от ванны, в которую Барни влезать отказывался. Не поднимешь же эту махину, в самом деле, и не закинешь внутрь, как когда он был еще маленьким легеньким щеночком.

Варя очень постаралась спрятать снисходительную усмешку, но по ее команде Барни с первого раза запрыгнул в белую ванну и с готовностью и обреченностью на собачьей морде уселся, ожидая расправы. К сожалению, эта его готовность на сам процесс помывки не распространялся. Он вертелся, отворачивался, прятал морду и активно брызгался, так что к концу экзекуции мокрым был не только пес, но и Варя, и мама, и вся ванна.

Не дожидаясь просьбы, Марьяна Анатольевна протянула Варе большое черное полотенце, специально для Барни заведенное. Варя стала сосредоточенно вытирать собаку, а Марьяна Анатольевна опустилась на край ванны, отсутствующим взглядом сверля стену напротив и теребя кончик косы.

– Мам, – не выдержала Варя, – не волнуйся. Все они решат.

Марьяна Анатольевна удивленно посмотрела на нее.

– Ты что, все знаешь?

Варя скромно пожала плечами. Почему-то мысль о том, что не надо палиться перед матерью, пришла к ней уже после. В конце концов, мама ведь и на нервах обидеться могла, что Варя все знала и ничего не сказала ей. Она бы, потом, конечно, отошла и извинилась бы, наверно, но рисковать все равно не хотелось.

– Они ведь взрослые люди, в конце-то концов, – сказала Варя.

Мама фыркнула.

– Ага, очень взрослые. Помню я себя в их возрасте, тоже такой себя самостоятельной и умной мнила… – Марьяна Анатольевна усмехнулась как-то грустно и покачала головой. – Ты, наверно, не знаешь, но моя мама, твоя бабушка, мне с твоим отцом встречаться запрещала строго-настрого. А уж его мать как бунтовала против нашего романа!.. – бледные мамины пальцы раздирали косу на отдельные прядки, вырывая из их резинки и растрепывая, а она этого, казалось, не замечала. – И надо же, я ведь говорю сейчас совсем как мать, – неожиданно рассмеялась Марьяна Анатольевна. – Она ведь тоже, как что, так начинала голосить, что я еще неразумное дитя и ничего в жизни не понимаю…

Варя с интересом слушала, продолжая растирать Барни, который тоже как-то притих, развесив обрубки ушей. Бабушек она почти не помнила, потому что и приезжали они очень редко в их городскую квартиру, а потом и вовсе умерли, почти одновременно, так что в ее памяти они остались смутным пятном неизвестности. А мама никогда особенно не впадала в воспоминания о молодости и юности. Странно было осознавать, что и она была когда-то в ее возрасте, молодой и дурной.

– А кто из нас на тебя больше похож? – вырвалось у Вари.

Марьяна Анатольевна недоуменно вскинула брови.

– Ну, в смысле, на тебя молодую. В смысле, – тут же поправилась Варя, – ты и сейчас не старая, но… Ну ты поняла, что я пытаюсь сказать же, да?

– Расслабься, а то сейчас дым из ушей повалит, – усмехнулась Марьяна Анатольевна. – Как это ни странно, но, наверно, Леша.

– Леша?

Мама кивнула с веселой улыбкой.

– У него мой характер. Я, знаешь ли, не всегда была такой спокойной и непоколебимой. – Варя от услышанного чуть не поперхнулась. – Я в юности еще той оторвой была… И гуляла по ночам, и на гаражи лазила, и в сомнительных компаниях была замечена, и бабушки-соседки меня недолюбливали… Не то, что твой отец, – Марьяна Анатольевна улыбнулась как-то светло и мечтательно. – Вот он у нас был потомственный интеллигент, играл на скрипке и ходил весь такой аккуратный, в костюмчике и в очках. Весь из себя заучка-заучкой.

– Папа? – вытаращила глаза Варя. Почему-то не складывался у нее этот образ: мать-хулиганка и умничка-отец.

– Да-да… – кивнула мама. – Знаешь, как меня пацаны во дворе дразнили, когда мы с ним гулять начали? И к нему на разборки ходили.

– И что?

– И ничего, – мама рассмеялась. – Вернулись всей компанией с разбитыми носами и фонарями под глазами. А папаша твой с тех пор пользовался в нашей компании уважением. Правда, после этого поссорились твои бабушки, потому что Петя, как очень умный мальчик, честно сознался своим родителям, что дрался за девушку с местными… А мать его заявилась к нам под ужин и как давай орать… Они даже на нашей свадьбе друг с другом не разговаривали.

Варя только качала головой, слушая эти откровения. Чтобы ее папа и дрался? А мама, вот эта женщина-одуванчик со стальным взглядом, была грозой района? Да это же… Это же… Ну, не бывает так в реальной жизни, ведь не бывает же? Вот только она была вполне себе живым подтверждением, что, все-таки, бывает.

– Противоположности притягиваются, да, мам? – только и смогла, что произнести Варя.

– Это уж точно, – улыбнулась та. Потом закусила губу и посмотрела в сторону двери. – Как думаешь, они там уже закончили отношения выяснять?

Варя прислушалась. В квартире, вроде бы, было тихо. Значить это могло все, что угодно.

– Не знаю. Но, наверно, надо выйти и посмотреть. А то вдруг они ушли куда-нибудь, а мы тут будем ныкаться… Да и Барни уже рвется на свободу, – сказала она, посмотрев на пса, который, в общем-то, вполне был доволен нынешним положением. Но ведь Варя, как хозяйка, знала, чувствовала, да.

Дверь они планировали открыть тихонько и также тихонько, по-партизански, пробраться к кухне, чтобы совершенно незаметно для действующих лиц послушать, что происходит. Вот только Барни в очередной раз им спутал все планы. Увидев, что дверь из обители водных пыток открывается, он выпрыгнул из ванны и резвым галопом рванул прочь, сшибая на своем пути все, что имело неосторожность попасть под лапы и хвост. Ни о какой конспирации теперь уже речи идти не могло.

Леша и Аля стояли у окна, и выражения их лиц можно было описать исключительно емким «сложные». Оба хмурились, но если Аля с оттенком недовольства, то Леша же так, будто пытался ее в чем-то убедить. Хотя почему в «чем-то»… Тут и так все было понятно. Но – и это Варю очень порадовало, – Леша держал Алю за руку и та даже не вырывалась.

– Как у вас тут дела? – спросила Марьяна Анатольевна с видом, будто разговор шел про погоду.

– Вполне неплохо, – отозвался Леша. – Правда тут еще кто-то упрямится…

– Замуж я за тебя все равно не пойду, – откликнулась, закатив глаза, Аля и, видимо, уже не в первый раз.

– Ага, конечно-конечно, – кивнул Леша. – С подводной лодки, знаешь ли…

– А в нос?

– Ты? Мне?

Аля фыркнула.

– Тогда я тебя во сне воском проэпилирую, – с нежной улыбкой сказала она.

– Короче говоря, мы в процессе, – кашлянув, произнес Леша, повернувшись к маме и Варе.

– Ну и хорошо. – Марьяна Анатольевна кивнула и пошла к холодильнику. – Ужинать будете?

Варя смотрела на Алю и Лешу, чувствуя, как на лицо наползает улыбка, и не могла не думать о том, что рассказала ей мама. Весь такой боевой и скорый на расправу Леша, который, подумать только, был похож на Марьяну Анатольевну характером, и совершенно правильная в повседневной жизни Алевтина. И в то же время – Аля была шебутной и дурной на всю голову, а Леша… Леша спокойным и домашним.

Вот уж точно: противоположности притягиваются.

========== Часть двадцать седьмая, финальная ==========

В школе «Кленовый лист» существовала прекрасная традиция. В день последнего звонка выпускников все классы выстраивались в коридорах школы с цветами в руках, и выпускники проходили мимо под музыку, льющуюся из колонок, младшие ученики аплодировали, вручали им те самые цветы, кто-то всучивал шоколадки и конфеты, а выпускники утирали скудные слезки зарождающейся ностальгии. Ну, должны были, по крайней мере.

Каждый год, когда Варя участвовала в этом показательном выступлении в качестве живой изгороди, она с завистью смотрела на проходивших мимо одиннадцатиклассников, которые уже, вот счастливые, отмучились. И пусть каждый раз тянущаяся лямка сокращалась, саму себя, проходящую по этому коридору, Варя не представляла. Каким-то несбыточным казалось, что и она пойдет вот так же, и ее школьная каторга кончится.

А потом, как-то совершенно внезапно, ведь такие вещи только так, внезапно, и происходят – наступил ее собственный последний звонок. Казалось бы: только вчера она пришла первого сентября в школу, мрачно размышляя о бренности бытия и бесполезности этого всего, и вот уже последний день учебы в школе. Последний день школы вообще!

Потом, конечно, будет еще университет или институт, будут пары, будут занятия, но… Это ведь все уже будет не то, совсем не то. Не будет классной комнаты, не будет кабинета Али, не будет вечно кудахтающей Ирины Владимировны, не будет знакомых коридоров и подоконников.

И ей даже немного взгрустнулось, почти совсем чуть-чуть, так, капелюшечку. Но только немного, потому что стоило ей подумать, что все, больше не будет не только того, что она знала и что любила в школе, но и всего остального – мрачного прошлого, которое тащилось за ней словно темный шлейф, скотских одноклассников и вечных шепотков, которые сопровождали ее всю жизнь… Ну, последние несколько лет, зачем уж драматизировать. И стоило ей это осознать, как всю грусть унесло бурным потоком радости.

В день последнего звонка одиннадцатиклассники не учились. Официально у них еще были уроки, но фактически последний учебный день они отучились еще вчера. А сегодня с утра они собрались в классной комнате, чтобы подготовиться к проходу по живому коридору и концерту, который для них устраивали ученики и учителя.

Еще в ту светлую пору, когда одноклассники бурно обсуждали концепции праздников, наряды и номера для концертов, Варя твердо решила, что ничего особенного надевать не будет. Не будет, и все тут. Но судьба в лице – ну кого же еще – Лили планы ее попутала. Пока Варя находилась в прострации, на классном совете было решено, что девочки наденут белые платья одобренного фасона, а мальчики придут в светло-серых костюмах.

К счастью, Лиля, благодаря меркам, снятыми Розой для выпускного платья, знала Варин размер и заказала и ей платье. Случилось это как раз тогда, когда Варя была в самоволке, а за всем, что произошло за то время, Лиля просто забыла ей об этом рассказать. Зато, когда Варя заявила, что не будет выряжаться и вообще идти на последний звонок не особенно хочет, Лиля так на нее посмотрела и таким тоном сказала: «Пойдешь и точка», – что Варин инстинкт самосохранения прямо-таки взял и заткнулся.

А платья, к удивлению, девочки и правда красивые заказали. Длиной до колена, с круглым вырезом на ключицах и рукавами до локтя, платье состояло из верхнего и нижнего слоя. Нижний был похож на шелковую сорочку и доходил до середины бедра, а верхний представлял собой причудливо выполненное кружево чистого белого цвета. Платье не облегало фигуру, как вторая кожа, но и не висело бесформенным мешком. Варя даже сама себе понравилась. И даже согласилась на то, чтобы стилист, которого заказали специально для девочек, сделал ей прическу и макияж. И результат ей тоже понравился.

Девочки, что тоже было неожиданно и внезапно, как-то сплотились и выступали единым фронтом. Даже дива Мария, новенькая, которая так и слилась с коллективом за год, не корчилась и кривилась, а как-то подозрительно доброжелательно помогала Карине накраситься.

Остальные новенькие уже давно стали старенькими. Настя Золотухина, все такая же улыбчивая и румяная, влилась в компанию сплетницы Ники и общалась, в основном, либо с ней, либо с Кристиной и Светой, которые, как в поговорке, ходили всегда парой. Но для Насти они сделали вип-билет в свой маленький клуб избранных. Витя, фанат футбола, хоть и не попал в команду, тусил с парнями, и то и дело от них слышались жаркие споры по поводу и без. Чаще, конечно, они касались спорта и футболистов, и Варя в такие моменты искренне сочувствовала тем, кто стоял рядом. О Глебе же и его вхождении в коллектив и говорить было бессмысленно.

Финальным штрихом в их нарядах стала перекинутая через плечо лента с надписью «Выпускник», выполненной причудливой золотистой вязью на изумрудно-зеленом фоне. На фоне белых платьев и светло-серых костюмов смотрелась она прекрасно. И необычно, ведь у подавляющего большинства выпускников она была красной или белой. Но школа «Кленовый лист» и тут нашла, чем выпендриться.

Варя шла по живому коридору и никак не могла поверить, что все, чудо случилось. Еще чуть-чуть, еще немного – и все, она свободна. Осталось только сдать экзамены и выдержать выпускной. И если по поводу экзаменов Варя волновалась, то сомнений на тему, идти или нет, на выпускной уже не осталось. Роза так и сказала: если после всех ее мучений Варя не наденет сшитое многострадальными ручками дизайнерской надежды России платье, то эта самая надежда этими самыми ручками ее придушит. И никто ее не сможет остановить. И в этом Варя не сомневалась, поэтому вопрос в духе Шекспира больше не поднимался.

По большей части шествия по живому коридору Варя плелась где-то в конце, держа за ориентир широкую спину Руслана, которого потерять в толпе одноклассников было невозможно. Где-то рядом с ним виднелась макушка Лили, чья голова крутилась чуть ли не вокруг своей оси. Глеб то оказывался рядом, то убегал вперед, то снова возвращался с коробкой конфет в руках, которую ему уже кто-то успел сунуть. Он весь светился, а Варя еле сдерживала улыбку, глядя на него.

В целом, шествие прошло для нее тихо и спокойно, если не считать ора третьеклассников, которые, увидев Варю, начали бесноваться и закидывать ее цветами и шоколадками. Причем шоколадками они метались как-то особенно прицельно. По крайней мере, только воспитанная тренировками и жизнью с Лешей реакция помогла перехватить «Аленку» у самого лица. Кто-то – Варе показалось, что это был тот самый ребенок, который спрашивал, можно ли и ему оборотнем стать – всунул ей в руки горшок с орхидеей, из-за которой Варя несколько растерялась. В итоге, после третьего класса, Варя оказалась одной из самых задаренных выпускниц. По крайней мере, за цветами ее почти не было видно.

Концерт проскользнул как-то мимо. Нет, Варя честно смотрела сценки младшеклассников и слушала песни, выступления школьного хора и тех, кто был готов, как настоящий мастер, исполнить композицию самостоятельно. Отличились учителя, поставившие номер на манер греческого танца богинь. Но все это проскальзывало мимо сознания, словно мокрое мыло по залитому водой полу. Оно, сознание, улавливало настоящее фрагментами, рассыпчато, словно крошки. Выхватывало из происходящего отдельные моменты: речь директора, например, Варя не слышала, зато зеркальный блеск его лысины запомнила, наверно, на всю жизнь. Еще запомнила, что Глеб, почему-то, сидел не рядом с ней, на ряд ниже и слева, и ее глаза то и дело возвращались к его светловолосой макушке.

Когда концерт кончился, они отправились гулять по Москве, благо, школа была в центре и до главных достопримечательностей было рукой подать. Ирина Владимировна, как все еще ответственная, отправилась с ними, и все время кудахтала и истерила, стоило кому-нибудь из них отойти от основной группы хоть на пару шагов. Улыбаясь фотографу на групповых фотографиях, Варя тешила себя мыслью, что осталось совсем чуть-чуть. Буквально капельку.

Но все это было днем, а вечером они плавно переместились к Лиле. Родители Филатовых уехали на две недели, и квартира стояла пустая. По первоначальному плану они должны были собраться у нее вчетвером, отметить последний звонок в узком дружеском кругу и остаться ночевать. А потом, следующие три дня, безвылазно сидеть и готовиться к первому экзамену, который должен был быть во вторник. Экзаменом была математика, поэтому нервничали все, кроме Лили. Та вообще не парилась и сохраняла последний оплот спокойствия.

Но потом планы как-то незаметно смешались. Когда их четверка уже собиралась уходить, к ним как-то сами собой прибились несколько одноклассников, и когда они узнали, что те собираются у Лили, чтобы отпраздновать в тесном дружеском непьющем кругу, напросились с ними. А Лиля, атакованная с нескольких сторон, не сумела отказать. Варя уже простилась с мыслью о тихом приятном вечере, но на удивление посидели они вполне неплохо.

Правда, пусть вечер был приятным, тихим ему оказаться так и не удалось. Ближе к девяти вечера Лиля собралась с духом и выпроводила незваных гостей. Но стоило ей выдохнуть с облегчением и отправиться переодеваться из платья во что-то более удобное, как двери лифта раскрылись с ехидной трелью, и оттуда вывалилась несравненная Роза, а с ней Матвей и еще куча народа, по большей части незнакомого. На все аргументы Лили, что они уже собирались идти спать и вообще квартира на выходные за ней, Роза отмахнулась и заявила, что пати продолжается.

Лиля попыталась было с ней поспорить, но тут, словно чертик из табакерки, откуда ни возьмись, выскочил Матвей и, цапнув ее за локоток, изящно увел в сторонку. Что именно он там втолковывал Филатовой-младшей, Варя не слышала, но вернулась Лиля настроенная как-то даже слишком индифферентно по отношению к гульбищам. Только пожала плечами и плюхнулась на диван, выражая всем своим видом пофигизм. А Матвей выглядел довольным просто донельзя. На его кудрявой голове был повязан красный галстук на манер повязки, а на щеке Варя разглядела следы чьей-то синей помады. Она хотела было спросить, откуда у него такой боевой раскрас, как тот, отсалютовав ей, испарился в неизвестном направлении. Типичный Матвей.

Сама Варя стояла у другого дивана, облокотившись бедром в подлокотник. Ленту она уже сняла, но из платья переодеться не успела, поэтому среди гостей Розы, одетых в обычную, повседневную одежду, она выделялась, как белая… ворона, да. Варя усмехнулась. Кажется, это сравнение будет ее всегда сопровождать.

Среди блуждающих вокруг лиц Варя даже видела несколько знакомых. Были девушки-модели, ребята, помогавшие снимать с нее мерки, и даже, кажется, мастер из салона, где ей красили волосы. Но тут Варя не совсем была уверена. То тут, то там мелькала Роза, у которой на этот раз волосы были голубые, того самого цвета лазурного моря, о котором так часто мечтается. И когда только успела перекраситься? На недавней примерке платья, которое было уже почти готово, она была непривычно скучной блондинкой с платиновыми прядками. Увидев Варю, она подлетела к ней, быстро обняла, неуловимо клюнула воздух где-то возле ее щеки, и упорхнула прочь, пообещав подойти попозже. Варя только рассмеялась.

А потом посмотрела в сторону Глеба, и смеяться как-то сразу перехотелось. Он сидел на диване рядом с Лилей, а рядом с ним пристроилось сразу две девушки, и обе были моделями, тут Варин разум был уверен твердокаменно. Причем если одна просто смирно сидела, то другая облокотилась на спинку дивана, стоя за ним, открывая всем желающим вид на глубокое декольте, в котором, о ужас, было что показать.

Но не успела Варя как-то зафиксировать свое расстройство и, загрузившись, начать его анализировать, как чьи-то руки бесцеремонно схватили ее и подкинули в воздух. Варя взвизгнула и начала отбрыкиваться, но увидела, что это – кто бы это еще мог бы быть, действительно, – Матвей, перестала и расхохоталась. Тот, видя, что сопротивление встречено хилое и уже выдохлось, перехватил ее поудобнее, проявляя невиданные раньше силовые способности, и закрутился вокруг своей оси. Комната сразу поплыла, а лица смазались в бледные полосы.

Крутился Матвей с дополнительным грузом не долго. К счастью, в тот момент, когда что-то попалось ему под ноги, рядом оказался диван, и он рухнул в его мягкие объятия, не отпуская Варю. Так что та упала на него, а когда попыталась встать, Матвей только сильнее сжал лапки, не отпуская ее. Варя подумала-подумала, и забила, устраиваясь поудобнее. В конце концов, Матвея она воспринимала как брата, и если это кому-то не нравилось, то… То не надо было с моделями ворковать. Вот. А то, что это как-то не вязалось с тем, как Варя обозначала свое поведение, сейчас было не важно.

– Ты чего такой счастливый? – спросила она у Матвея, по расслабленному лицу которого блуждала лукавая улыбка.

– Ну как же, – удивился он, – ты прекрасна, я так вообще восхитителен. Чего тут не радоваться?

Варя фыркнула и отодвинула галстук, упавший на лицо.

– Обладательница синей помады тоже, наверно, ничего такая? – насмешливо поинтересовалась она.

– Принцесса, ты да-а-аже не представляешь, – протянул он с хитрецой в глазах. – Но об этом пока, – он приложил палец к Вариным губам, – молчок.

Все еще смеясь, Варя прислонилась щекой к плечу Матвея и задумчиво посмотрела на него. Вот он вроде бы симпатичный парень, где-то даже взрослый мужчина. Именно что где-то, местами взрослый, так как в среднем по больнице Матвей вел себя еще хуже, чем Варины одногодки. Может быть, поэтому она его как… ну вот как мужчину и не воспринимала? Сейчас она сидела у него на коленях, прижатая к груди, и не чувствовала вот совершенно ничегошеньки. Как будто она сидит на руках у брата. Хотя нет, у брата бы она смущалась, потому что он бы начал издеваться и вообще вел бы себя как истинный тролль. Не то чтобы Матвей себя так никогда не вел, но с ним это воспринималось… Легче. Проще. Комфортней.

И все-таки вел себя Матвей необычно. Пусть Варя ему и не рассказывала обо всех своих загонах на тему публичности и поведения на людях, он как-то сам, интуитивно, чувствовал, как себя вести не надо и где та тонкая грань, когда тихая добрая Варенька превращается в монстра Варвару, который и нос сломать может. А сегодня что-то явно шло не так.

Естественно, не спросить его она не могла.

– Матвей, – позвала она тихо, глядя на гладкую щеку.