Текст книги "Ворона (СИ)"
Автор книги: ash_rainbow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 46 страниц)
К отснятому материалу у Вари были смешанные чувства. С одной стороны, сцена была красивой, в чем-то даже глубокомысленной. Сначала камера брала ее лицо крупным планом, а потом начинала постепенно отдаляться, захватывая сначала ноутбук, а потом и столик, который превратили в типичный рабочий стол где-нибудь в офисе. С отдалением камеры открывались новые детали: лампа, папки, разбросанные ручки и карандаши. А потом в кадр буквально впрыгнули неизвестно откуда взявшиеся джунгли, сразу же меняющие впечатление, производящее первоначальным образом. Но смешанное чувство у Вари возникало не из-за этого, а из-за себя родимой, сидящей за столом. Глеб сказал, что ее лицо было одновременно пусто и полно эмоций. Варя честно не поняла, что это значит, но, видимо, все было в порядке.
При этом, она и узнавала себя, и не узнавала. Бойкий юноша сделал что-то с ее глазами, отчего они стали большими и загадочными, а Варя доподлинно знала, что в реальности они совсем не такие. И волосы у нее обычно лежали совсем не так, да и румянца на бледном лице сроду такого не было. Девушка на экране камеры была вроде бы похожа на нее, но почему-то Варе казалось, что это совсем не она. Странное чувство.
Глеб еще что-то говорил и объяснял, а потом говорил с другими, а Варя все смотрела на себя на экране камеры. Там, запечатленная на пленке, была другая ее версия, версия, которая, вероятно, больше никогда не выскользнет наружу. Что, если Глебу нужна была такая она? Не обычная, повседневная Варя, а вот эта, будто бы улучшенная версия Вари?
Варя встряхнулась и решительно отвернулась от камеры. Так и раздвоение личности заработать можно. Неужели актрисы так и живут, спрашивая себя, где и какие они настоящие? Если Варя так загрузилась с одного только короткого ролика, то как же должны были страдать те, кто занимается актерством профессионально? Тут же в голову пришла опровергающая мысль: профессиональные актеры вряд ли страдают от кризиса самоопределения. Они ведь ввязались в это сами и с большой охотой. И Варя поняла кое-что совершенно точно: она еще не знала, кем хочет стать, зато тем, кем она стать не хочет, определила.
*
Съемочная группа Глеба свернулась довольно быстро и уехала. Перед уходом парни расставили столы обратно, а Варя переоделась и смыла с себя косметику, пусть тоненький голос где-то недалеко от левого уха и просил ее этого не делать. Но Варя снова вернулась в рамки трезвого расчета: если она вернется домой и мама увидит ее в этом боевом раскрасе, то допроса с пристрастием не избежать.
Когда она вышла из туалета, где с некоторым сожалением уничтожала результаты косметического волшебства, столы уже стояли на местах, а Глеб ждал ее у окна, практически там же, где они снимали. На этот раз он сидел за двухместным столиком, стоящим вплотную к стеклу. На столике на подставке со свечкой стоял стеклянный чайник, внутри которого плавали неизвестные науке чайные цветы, там же были кружки и тарелочки, заполненные разнообразными пирожными.
– Ну и горазда ты умываться, – воскликнул Глеб, когда Варя подошла к нему. – Пока ты там приводила себя в порядок, я успел ребят проводить, позвонить Марку и сбегать до машины.
Варя предпочла пропустить большую часть фразы мимо ушей. В конце концов, если она будет заострять внимание на всем, что Глеб говорил, то вскоре произойдет кровавое убийство. И еще неизвестно, кто кого прикончит. Вместо этого она села за столик, с любопытством изучая содержимое тарелок. Если бы она заботилась о фигуре, то ее настроение непременно бы рухнуло вниз без страховки. Но так как Варя отличалась повышенным метаболизмом, который позволял есть все, что ее душа изволит, это обилие пирожных, кексов и конфет ее не испугало, только раззадорило.
– А зачем ты бегал до машины? – спросила она на автопилоте, захваченная зрелищем.
– За букетом, забыла что ли? – с этими словами Глеб достал из-под стола большой сверток и протянул Варе, чуть ли не окуная его одним концом в щедрую посыпку мини-эклеров.
– Глеб, я же говорила…
– Сначала посмотри, – закатил глаза тот.
Варя покосилась на него с сомнением, но сверток все же приняла. Едва он лег ей в руки, как Варя поняла: это точно не цветы. По крайней мере не те, что она проходила на биологии. Положив сверток на колени и развязав плотный коричневый шнурок, Варя развернула бумагу и не сдержала улыбки. Внутри лежали книги.
– Как оригинально, – произнесла она, улыбаясь.
– А то, – усмехнулся Глеб, разливая по чашкам ароматный чай. – Ты названия посмотри, – подсказал он, видя, что Варя уже готова отложить самопровозглашенный букет.
Варя перевернула книги так, чтобы тисненые золотом название смотрели на нее, а не на метафорический лес, и на этот раз улыбнулась еще шире. Да, Глеб определенно сумел ее удивить. В свертке лежало три книги: «Вино из одуванчиков» Бредбери, «Имя розы» Умберто Эко и «Вишневый сад» Чехова.
– Как ты до этого додумался? – воскликнула она.
– Не буду принимать во внимание твое невысокое мнение о моем интеллекте, – фыркнул Глеб, в глазах которого прыгали довольные чертики. – Но все-таки признаюсь: идею я нагло скомуниздил с одного фильма. Но если вспомнить, что оригинальных идей в наше время практически нет и все все воруют друг у друга…
Варя, поддавшись внезапно нахлынувшему порыву, подалась вперед и накрыла руку Глеба своей. Она сама опешила от собственной смелости, а Глеб так вообще застыл, боясь спугнуть ее неловким движением.
– Спасибо, – прошептала Варя, искренне улыбаясь.
И тут Глеб сделал нечто совершенно невероятное: он смутился и порозовел под ее взглядом. Причем порозовел не местами или пятнами, а полностью, от шеи до линии роста волос, и стал немного смахивать на жертву излишних солнечных ванн. Тут уже опешила Варя: такой реакции она не ожидала, хотя она и была весьма и весьма лестной.
Они долго пили чай и ели пирожные, не глядя на время. Много разговаривали, причем с переменным успехом: то Варя пускалась в длинные монологи, то Глеб. Глеб расспрашивал ее о хобби и любимых вещах и тут же рассказывал о себе: о том, что любит, о том, что терпеть не может. Словом, они, наверно, впервые по-настоящему знакомились, несмотря на то, что были знакомы уже почти полгода.
На чердаке мигрировал народ, за окном все прочнее входила в свои владения зимняя темнота, вокруг сновали официанты, но Варя всего этого не замечала. Ей казалось, что они в этих странных джунглях сидят совсем одни. Она чувствовала непривычную легкость, будто была рекой, дамбу в которой только что сломали. Так она не чувствовала себя даже с Алей. А это определенно что-то да значило.
Она даже не стала сопротивляться, когда разговор зашел про ее отца. Глеб вырулил на него как-то совершенно невинно и абсолютно логично, да так, что Варя даже бы при всем желании не смогла бы обвинить его в этом.
– И давно вы не общаетесь? – спросил он, участливо глядя на нее.
– С того памятного вечера в ресторане, – призналась Варя, отводя глаза. – Он пытался со мной связаться, но я просто… я не хочу с ним разговаривать.
– Почему? – спросил Глеб, подливая ей чаю.
Желание выговориться уже давно кипело в Варе, да с такой силой, что хватило одного лишь смутного намерения рассказать все, чтобы слова полились из нее непрекращающимся потоком. В этом монологе, который вполне можно было бы заносить в анналы мировой литературы, все было настолько сумбурно, что даже сама Варя не совсем поняла, что с чем связано и почему.
– Я правильно понял, – недоуменно нахмурившись спросил Глеб, – что ты обиделась на него из-за того, что он не рассказал тебе, что собирается жениться?
– В общем и целом, да, – кивнула Варя. – И еще мне не нравится эта Светлана. Селедка крашеная, блин. Помнишь, как она заявилась в школу?
– Помню-помню, – Глеб издал смешок. – Ты меня тогда, помнится, нехило так огорошила. Не в первый раз, конечно, но это один из тех моментов, которые, знаешь, запоминаются…
– Ну вот, – пробормотала Варя, опуская голову.
– Так это твой отец тебе все время названивает? – спросил немного погодя Глеб, проявляя чудеса прозорливости. Или же он просто подглядел имя на экране в один из разов, когда Варя отключала телефон.
– Ну да… – Варя дернула плечом, косясь на карман с телефоном. – Но я все равно не возьму. Не хочу с ним говорить.
– Знаешь, – Глеб прищурился и посмотрел на нее, будто прицеливаясь, – ты очень упрямая.
– Что есть, то есть, – согласно кивнула Варя.
Они посидели вот так еще немного, а потом кафе стало закрываться, и им уже пришлось уйти. А на улице тем временем стихла метель, и их глазам предстала необычная, невероятная Москва: пустая, снежная и залитая сотнями тысяч ночных огней. Они вышли на проспект и застыли, держась за руки. Молча стояли и смотрели. И в тот момент этого было вполне достаточно.
========== Часть двадцать первая, родительская ==========
С Анжелой Филипповной Астаховой Варя встречалась всего два раза, и оба раза были какие-то непродуктивные. Первый раз был еще в тот памятный сентябрьский день, когда ее неприятие людей столкнулось с желанием Глеба повыпендриваться. Встреча была короткой, но запоминающейся. Их вторая встреча была еще более короткой, но не менее яркой: в холле ресторана, когда Анжела Филипповна оттаскивала от нее дочь, а Варя пыталась сбежать от отца. Времени между этими двумя событиями прошло много, но изменилось мало что: их искренняя неприязнь осталась на том же благодатном уровне.
В те предыдущие разы Варя как-то не задумывалась над тем, что когда-то случится невероятное, и они снова скрестят шпаги в одном помещении на расстоянии меньше метра. Тогда она даже ее сына еле переваривала, не говоря уж об остальной части его слегка ненормальной семейки. Пожалуй, только Лесе она слегка симпатизировала и то на почве их взаимных чувств к Глебу.
И вот, этот роковой день настал.
Казалось бы, начав встречаться с Глебом, Варя должна была бы понять, что в один прекрасный день ей просто придется предстать перед его родителями. Но эта светлая мысль не приходила ей в голову ровно до тех пор, пока сей чудный миг не обрушился на нее со всей внезапностью случайного кирпича, упавшего с крыши дома на затылок.
Они сидели за одним столом, разделенные корзинкой с аппетитно пахнущими булочками и красивым набором специй и соусов. Варя очень старалась на нее не таращиться, но сделать это было сложно: уставив на нее свои прищуренные глаза с длиннющими ресницами, Анжела Филипповна наблюдала за каждым ее телодвижением с внимательностью коршуна. Казалось, сделай Варя что-то не так, она тут же разорвет ее на части.
Надо отдать маме Глеба должное: выглядела она отлично. Она совсем не была похожа на взрослую мать двоих детей, один из которых недавно стал совершеннолетним. Светлые волосы были уложены в гладкое сияющее каре, из которого не выбивался ни один волосок, косметика на лице была наложена настолько профессионально, что казалось, будто ее нет совсем. Платье на ней было довольно легкомысленным, но при этом приличным, так что она в нем выглядела уместно и вполне себе презентабельно. Весь этот образ портила только тотальная ненависть в ее глазах.
Сама Варя чувствовала себя настолько некомфортно, насколько это вообще было возможно. И то, что слева сидел мрачный как сто тысяч туч Глеб, а справа со скоростью пулемета тараторила что-то Леся, ситуации никак не помогало. Единственным нейтральным персонажем выступал их отец, который сидел напротив Глеба, и вдумчиво читал меню.
А ведь начиналось все совершенно невинно.
Стояло теплое субботнее утро, за окном радостно светило солнце и уже подтаивал снег. Совсем не февральская погода, но никто не был против. Температура уверенно балансировала вокруг нуля, и Варя даже повесила шубу на дальнюю вешалку, надеясь, что больше ее в этом году уже не наденет.
Выгуляв Барни и вымыв его после долгой прогулки, полной валяния в слякоти, рытья ям и погони за голубями, Варя доспала свои законные три часа. Потом она проводила маму на работу, посидела немного дома у Леши, заставила его поиграть с ней в приставку, потом проводила на работу и его. Поболтала по телефону с Алей, поговорила с Матвеем и выслушала очередную драматическую историю, в которой фигурировали фигуристки, шелковые галстуки и очень злые бойфренды фигуристок. А там в сети появились субтитры к новой серии «Доктора», и Варя уже собиралась признать выходной окончательно удавшимся, как вдруг прозвонил телефон.
– Не хочешь посидеть где-нибудь? – без приветствия спросил Глеб, едва Варя взяла трубку.
– Можно, – осторожно ответила Варя. – У тебя все в порядке? – добавила она, потому что голос у Глеба звучал довольно… необычно. Мрачновато и устало. Как правило, с такими интонациями говорила она сама.
– Семья достала, – кратко ответил тот, и Варя поняла, что расспросы оставить лучше на потом. Зря, очень зря.
Условившись на том, что где-то через час Глеб заедет за ней, они кратко попрощались. С сожалением вздохнув, глядя на почти загрузившуюся серию, Варя побрела одеваться. Точнее, взяла ноутбук с собой на кухню и включила кофеварку. Она никогда не отличалась долгими сборами, а умыться уже успела, так что времени на кофе было вполне достаточно.
Когда до часа «икс» оставалось минут десять, Варя быстро оделась, почесала за ухом Барни и вышла из квартиры. Она дождалась лифта, который почему-то очень долго не хотел ехать. Вероятно, стоило бы усмотреть в этом знак вселенной, что стоит повременить, а лучше даже и не пытаться выходить из дома, но… Либо намек был слишком тонкий, либо у Вари в этот день канал связи был закрыт, но знаков она не углядела и с трепещущим сердцем поехала вниз. Трепещущим, потому что лифт был старый, скрипучий и вообще не очень радостный. Варя лифтов не боялась, но благоразумно опасалась.
На улице были все условия для отличной прогулки. Солнце светило, даже немного грело, разыгравшись под вечер, ветер был, но практически незаметный. Ослепленная на несколько секунд, только что вышедшая из темного подъезда на яркую улицу Варя не сразу заметила знакомый джип белого цвета. А когда заметила, то из него уже спешно выбирался Глеб, правда, почему-то не с водительского сидения.
Загадка была решена практически тут же, когда Варя догадалась вглядеться туда, где по идее должен был находиться водитель, и увидела смутно знакомого мужчину.
– Я все объясню, – вместо приветствия выпалил Глеб, подходя к ней. Но не успела Варя даже осмыслить происходящее, как стекло на заднем сидении опустилось, и оттуда высунулась совсем знакомая голова в забавной шапке с лисьими ушками по обе стороны от головы.
– Привет, Варя! – крикнула Леся. – Правда здорово, что ты с нами поедешь? Зале… Мам, ну не дергай ты меня! – и скрылась в машине.
– Что?.. – переспросила Варя, глядя на Глеба с таким недоумением, что из него можно было бы построить целый бастион.
Глеб мученически вздохнул, закатывая глаза на сестру.
– Слушай, ты только не психуй, ладно? – попросил он. – Я уже почти уехал, как они прицепились ко мне, как… – он проглотил слово, просящееся на язык, и продолжил: – И я говорил им, что у меня планы и вообще, но с отцом хрен поспоришь. Короче, поедешь с нами?
Варя смотрела на него во все глаза, даже забыв на время про то, что ее открывшийся рот при виде Леси так и не вернулся в надлежащее состояние. В голове ее сумасшедшим роем носились мысли, одна хуже другой. Надо же, так ее подставить!
Она уже собиралась произнести крепкое, железобетонное «нет», как Глеб, сделав несчастные глаза, выпалил:
– Пожалуйста!
Железобетон как-то совсем не железобетонно дал трещину и распался в ничто.
– Я тебе это еще припомню, – прошипела Варя, косясь в сторону машины.
Чувствуя невероятную неловкость вкупе с замешательством, Варя прошла к машине и села на заднее сидение рядом с Лесей.
– Добрый день, – поздоровалась она, чувствуя мурашки ужаса, пробегающие по спине. В машине, казалось, было еще холоднее, чем на улице.
– Рад с вами встретиться, Варвара, – отозвался с водительского сидения отец Глеба.
– Ведь правда здорово, что Варя с нами поедет? – не унималась Леся, чуть ли не подпрыгивающая на месте. – Наконец-то в этой семье появился кто-то, кто не обожает нашего Глебушку…
– Леся, – вздохнул Алексей Борисович, потирая переносицу. Варя узнала этот жест: мама иногда так делала, когда любимые чада усиленно действовали ей на нервы.
Девочка скорчила рожицу в зеркало заднего вида, но перестала верещать как безумный попугайчик. Насупившись, она скрестила руки на груди и откинулась назад на сидении, выступая в качестве обиженного буфера между Варей и Анжелой Филипповной.
Последняя Варю подчеркнуто не замечала. Астахова-старшая сидела, царственно скрестив ноги и поджав губы, и даже не повела бровью, когда в машину села Варя.
– Анжела, – с той же утомленной интонацией произнес Алексей Борисович, – ты ничего не хочешь сказать подруге Глеба?
– Дай-ка подумать… – холодно произнесла та. – Нет.
Ледяной сарказм чувствовался даже сквозь пальто. Варя поежилась и достала телефон из кармана.
Ты за это получишь. Не мог предупредить
заранее?
Варя видела, как Глеб сунулся за телефоном, на что его отец взглянул неодобрительно, но никак комментировать не стал.
Прости.
Но я правда рад, что ты согласилась.
Я с ними с ума сойду один.
Варя хмыкнула, за что и поплатилась. Леся тут же стала выяснять, чего это она хмыкает и вообще как дела, как песик, как мама, можно ли приехать к ней на выходные. Последний вопрос повлек за собой сдвоенное «нет»: Анжела Филипповна воскликнула его практически одновременно с Варей, разве что только куда более недовольно и категорично.
– Анжела, – утомленно повторил Алексей Борисович, но с большим нажимом. – Прекрати, я сказал.
Машина выехала на шоссе, а Глеб прибавил несколько делений громкости радио, чтобы хотя бы как-то замаскировать гнетущую тишину. В салоне стали раздаваться бодрые речи диджеев «Русского Радио», которые обещали, что все будет хорошо, но Варя почему-то – интересно, почему? – им не особо верила.
Всю оставшуюся дорогу они проделали в молчании. Алексей Борисович сосредоточенно вел машину, периодически тыкая пальцами в навигатор в смартфоне, Глеб на переднем сидении делал вид, что смотрит в окно, а Варя изо всех сил уворачивалась от ментальных молний, которые посылала в нее его мать не хуже известного Громовержца.
К Вариному счастью субботние пробки еще не начались, и они довольно быстро достигли пункта назначения. Им оказался ресторан, в котором Варя, кажется, когда-то была с отцом. По иронии судьбы он снова был итальянским. Тихо мысленно проматерившись, Варя скрестила пальцы, надеясь, что сегодня драмы не предвидится.
Когда они зашли внутрь, Варя похвалила себя за дальновидность. Конечно, учитывая, что почти вся ее одежда была темных тонов, среди которых присутствовал в основном черный, одеться так, чтобы не выглядеть белой вороной, было не сложно. Ее черные джинсы с черным свитером отлично вписывались в общий антураж ресторана, который был выдержан в темных, благородных тонах. При желании Варя вполне могла бы слиться с какой-нибудь темно-синей гардиной в темноте. Отличный способ спастись от мести Анжелы Филипповны.
Официант, также как и Варя одетый во все черное, принес меню и улетучился. Все время, отведенное им на выбор блюд, Варя замечала, как усевшаяся напротив нее Анжела Филипповна не сводит с нее своих глаз. Она практически видела, как у женщины маячит перед глазами приятная теплая сцена, в которой Варю сжигают на костре как ведьму за то, что околдовала ее хорошего и невинного сыночка.
Официант вернулся и, записав заказы, забрал меню. Варя даже пожалела, что не пьет алкоголь. Так бы могла хряпнуть чего-нибудь для храбрости. Впрочем, лишняя доза охрабрительного ей явно не требовалась: странно, но пальцы ее совсем не дрожали, а в душе, кроме смятения от неожиданности всей этой нелепой ситуации, не было никаких лишних чувств. Ну, желание дать Глебу по башке за то, что не предупредил заранее, еще присутствовало.
Наступило неловкое молчание. По крайней мере, неловко было Варе. Леся же наоборот завела свой бесконечно движущийся моторчик и что-то рассказывала отцу. Хорошо быть ребенком, все-таки. Ее это гнетущее чувство ничуть не беспокоило.
Принесли напитки. За столом повисло молчание, пока официант расставлял бокалы между ними. Когда он ушел, Леся собиралась пуститься по второму кругу, но была опережена.
Алексей Борисович, слегка покачивая бокалом в руке, повернулся к Варе.
– Итак, Варвара, – произнес он, заставляя Варю врасплох. Та в этот момент пила свой сок и не поперхнулась исключительно назло Анжеле Филипповне. – Мне не терпится узнать вас получше. Глеб так не хотел нас знакомить, что мне даже стало интересно.
Варя покосилась на Глеба, который усиленно делал вид, что за столом вообще не присутствует. Или присутствует, но только в качестве бестелесного духа, который без доски «Уиджи» со смертными коммуницировать не собирается.
– Ну, вы можете задавать мне вопросы, – произнесла она, – но то, что я буду на них отвечать, я не обещаю.
Алексей Борисович усмехнулся.
– Неплохой ответ. Если я не ошибаюсь, то ваш отец – Никита Добрынин? – спросил он, отпивая из бокала. Плескалось там что-то явно алкогольное.
Вопрос подверг Варю в легкое замешательство. По идее никто не должен был знать за пределами издательства, что за этим именем скрывался ее отец. Конечно, эта тайна не скрывалась за семью печатями, но и направо-налево не открывалась.
– С чего вы взяли? – прищурилась она.
– У меня есть свои люди в издательских кругах Москвы, – пояснил, вежливо улыбаясь, отец Глеба. – Одно время Анжела страстно желала издать написанный ею роман, так что пришлось познать эту кухню изнутри. Желание ушло, а контакты остались. Информация, Варвара, в наши дни – самое мощное оружие.
Варя еле удержалась, чтобы не прыснуть. Сознавал или нет он, что практически дословно цитирует Магнуссена из «Шерлока», но получалось все равно забавно.
– Да, мой папа – Никита Добрынин, – признала она. – Правда, он будет вам признателен, если вы не станете распространять эту информацию. Он не просто так скрывает свою реальную личность.
– Почему? – спросила Леся, удостоившись из-за этого недовольного взгляда отца. – В смысле, ну что в этом такого-то?
– Во-первых, это позволяет ему не ходить на всякие светские мероприятия и автограф-сессии, – сказала Варя, глядя на нее с пробивающейся наружу улыбкой. – Во-вторых, он любит ходить по разным книжным клубам и книжным магазинам и спрашивать у людей, что они думают о его новых книгах. Так ему отвечают честно и непредвзято.
– А-а-а… – протянула Леся разочарованно. – А я-то думала он, типа, от мафии скрывается…
Почти все за столом рассмеялись. Воздержалась только Анжела Филипповна, которая сидела, держа в руке бокал красного вина, с таким видом, будто в ресторане слегка пованивало. Варя даже порадовалась, что за столом присутствовал Алексей Борисович: это явно сдерживало его жену получше иного намордника.
– А чем занимается ваша мама? – спросил отец Глеба.
Чем дальше, тем больше это походило на допрос. Варя подробно рассказала про мамину деятельность, про ее компанию. Алексею Борисовичу понравилось, что ее маму положительно опасались, мягко говоря, и еще десять минут они обсуждали то, как именно воспринимают женщин в современной бизнес-среде.
Им успели принести заказанные блюда, и они приступили к еде. На некоторое время разговор угас, и трапеза прерывалась редкими репликами типа: «Передайте соль, пожалуйста», «Как вам?», «Нет, это ризотто определенно недоготовили», «Официант!».
После того, как ризотто недовольной Анжелы Филипповны унесли, а все остальные сели, слегка откинувшись на спинки стульев, разговор продолжился. Выглядело это скорее как диалог, в котором участвовали только они двое. Причем Алексей Борисович в основном задавал вопросы, а Варе приходилось выдавать длинные монологи с рассуждениями на тему. Выяснив все, что Варя была готова рассказать, он задал следующий вопрос, который поставил Варю в тупик:
– А кем вы сами хотите быть?
Варя смутно чувствовала расставленную ловушку, но никак не могла понять, где она. Вопрос-то был по сути своей нормальный, но что-то, какое-то шестое, десятое или тридцать четвертое чувство ей подсказывало, что вот-вот, и рванет.
Она не ошиблась.
– На этот вопрос просто так не ответишь, – сказала Варя после паузы.
– Почему это? – поинтересовался Алексей Борисович.
– Как я могу решить сейчас, кем я хочу быть, когда мой жизненный опыт равен примерно минус единице?
– Но ведь у вас есть какие-то планы, задумки? – не отставал от нее Алексей Борисович.
– Па-а-ап, – протянул Глеб со своего места, наконец-то оживая. – Давай не будем.
– А что такого? – поднял брови Алексей Борисович. – Обычный вопрос. Заданный, к тому же, не тебе.
Варя посмотрела на Глеба, который не просто ожил, а прямо-таки весь воспылал, с неуверенностью, но все же ответила его отцу:
– Я пока не определилась с тем, чем хочу заняться.
– То есть по стопам родителей вы идти не хотите.
– Не в этом дело, – покачала головой Варя. – Я хочу получить профессию, которая будет не только приносить прибыль и обеспечивать безбедную жизнь, но и которая будет нравиться мне. Это довольно сложно сочетать. Мне нравится то, чем занимается мой отец, – ее голос дрогнул, – но я сомневаюсь, что смогу дожить до того момента, как мои рассказы обретут популярность. Даже он поначалу работал на двух работах, так как ему не только надо было на что-то жить, но и обеспечивать семью, в которой уже был грудной младенец. А это как бы затратно.
Алексей Борисович хлопнул ладонью по столу и торжествующе взглянул на сына.
– Вы так здраво рассуждаете, Варвара, – произнес он, улыбаясь. – Сразу видно девушку, которая имеет здравый взгляд на жизнь. Вот бы мой сын мог рассуждать так же здраво.
Глеб раздраженно выдохнул. Повернув к нему голову, Варя заметила, как сильно сжимают его пальцы салфетку на коленях. От него так и шло напряжение, разлетаясь волнами вокруг стола.
– Пап, – сказал он. – Хватит.
– Видите ли, Варвара, – тем временем продолжал Алексей Борисович вкрадчивым голосом, – перед ним открыты все перспективы. Я могу помочь ему попасть в любой университет, на любое направление, но он хочет быть режиссе-е-ром, – протянул он последнее слово по слогам, щедро сдабривая интонацию сарказмом. – А я слишком хороший отец для того, чтобы становиться на пути мечты своего ребенка. Но это ж надо было придумать! Режиссером!
Глеб еще сильнее сжал салфетку, его пальцы побелели и затряслись. Варя даже боялась взглянуть на его лицо. Леся с другой от нее стороны вздохнула и закатила глаза: видимо, подобный разговор происходил уже далеко не впервые.
– Леша, может быть, не надо при посторонних? – сухо произнесла Анжела Филипповна, косясь на Варю так, будто это она была виновата во всем, что происходило и не происходило за столом.
– А Варвара не посторонний, она такое же заинтересованное лицо, как и мы с тобой. Даже больше: в конце концов, это ее наш сын водит по ресторанам и кино, – отрезал Алексей Борисович, не глядя на жену. – Может быть, ей поначалу и понравится гулять по паркам и бесплатным выставкам, но не думаю, что надолго.
– Не думаю, что… – начала было Варя неуверенно, но сказать ей не дали.
– Иметь мечту – это, конечно же, прекрасно, – перебил ее Алексей Борисович. Слова его звучали хлестко. – Но головой тоже надо думать. И почему-то здесь это понимают все, кроме тебя.
Глеб с силой поставил стакан на стол, едва не расплескав его содержимое. Он настолько плотно сжал губы, что все его лицо приобрело жесткость и остроту, которую раньше Варя не замечала. Наверное, она впервые видела Глеба таким злым.
– Ты уже не первый раз поднимаешь эту тему, – процедил он, не глядя на отца. – И ты отлично знаешь, что меня не переубедить. Так зачем? Зачем ты опять меня доводишь?
– Я не довожу тебя, – сухо заметил Алексей Борисович. – Я пытаюсь донести до тебя мысль. А ты отказываешься меня слушать.
– Это ты отказываешься слушать меня! – повысил голос Глеб. – Я хочу заниматься тем, что мне нравится. Почему ты не хочешь это понять? Я же не стриптиз танцевать хочу!
– Уж лучше стриптиз, – пробормотала Анжела Филипповна, прикладываясь к бокалу с вином, уже четвертым или пятым за вечер. При этом выглядела она вполне себе адекватно, только глаза блестели больше обычного и на Варю она поглядывала с куда большей неприязнью.
Реакция у обоих мужчин семейства Астаховых была практически одинаковой.
– Анжела! – резко произнес Алексей Борисович, глядя на нее так, что будь Варя на ее месте, точно бы уползла под стол и осталась там до конца вечера. – Мама! – ошарашено воскликнул Глеб, и скулы его порозовели. Правда, Варя не была так уверена, что порозовели они от смущения. Скорее от негодования.
– Я тебе не секретарша, чтобы повышать на меня голос, – не менее резко ответила на претензии мужа Анжела Филипповна.
– Об этом мы поговорим дома, – ледяным тоном сказал Алексей Борисович и повернулся к сыну. – Ты привык к определенному образу жизни. Думаешь, сможешь продолжать разъезжать на хорошей машине, жить в большой квартире и питаться чем-то, кроме манной каши, если продолжить стоять на своем? Перед тобой открыты любые возможности. А ты готов, Леся заткни уши, просрать все это, лишь бы стать режиссером?
– Я сам могу решить, как мне жить, – процедил Глеб, – лицемерие свое можешь оставить при себе.
– Лицемерие? – приподнял брови Алексей Борисович. – И ты мне говоришь о лицемерии? – он рассмеялся, но смех этот не был ни приятным, ни веселым. – Ты живешь на мои деньги, я плачу за твою учебу, я обеспечиваю тебе будущее. Ты можешь сколько угодно разглагольствовать о том, что ты сам решаешь, что и как делать, но из нас лицемеришь именно ты, когда заявляешь, что можешь все сам. Ты, мой мальчик, без моей поддержки даже шагу ступить не сможешь.
Варя отчетливо видела, как на скулах Глеба заходили желваки. Он резко выдохнул, прикрывая на мгновение глаза, будто пытаясь поймать самообладание за ускользающий хвост. Но этого сделать ему явно не удалось.
– С меня хватит, – бросил он отрывисто. Одним движением вскочив на ноги, отчего стул громко скрипнул и с грохотом отъехал назад, Глеб выудил из кармана ключи от машины и бросил их на стол. – Вызовешь водителя.
С этими словами он развернулся и пошел прочь. Длинные ноги делали большие шаги, и не прошло и нескольких секунд, как он исчез за поворотом зала.
За столом повисло неловкое молчание. По крайней мере, Варя неловкость чувствовала. Анжела Филипповна смотрела на нее все тем же взглядом, полным ледяного презрения и ненависти. Леся сидела, вжав голову в плечи и сминая пальцами салфетку из плотной беловатой ткани. Алексей Борисович же, казалось, ничего этого не замечал. Он невозмутимо подобрал со стола ключи и положил их внутрь пиджака.