Текст книги "Ворона (СИ)"

Пожалуй, самым странным для Вари было то, что теперь ее социальный статус окончательно и бесповоротно изменился. Раньше в школе она была Вороной, той странной ненормальной, которая лежала в психушке и избила одноклассницу. Пусть все это было ужасным преувеличением и неправдой, но Варя успела вжиться в эту роль, и она ей до определенной степени нравилась. Она все равно была замкнутым человеком, который пусть и хотел иногда стать другим, но куда чаще наслаждался этим подчеркнутым одиночеством. Был ли это юношеский максимализм или же молчаливый бунт против всех и вся, но это прозвище, если не сказать – звание, – «Ворона» – вросло в нее очень прочно.

А потом в школу пришел Астахов, и ее гордая и неприступная крепость дрогнула. Сначала на всю школу прогремел инцидент на день Учителя, который пошатнул сложившиеся общественные устои. Варя пусть не превратилась еще в несчастную жертву обстоятельств, но стала к этому куда ближе, чем за все предыдущие годы. Потом – менее значимое в общественных глазах – у нее сами собой завелись друзья. Этот поворот судьбы для нее самой был куда более значительный, ведь перед натиском Лили и Руслана крепость одиночества вообще пала.

И теперь это. Видео, сделанное Никой, в считанные часы, если не минуты, облетело всю школу. О том, что Варя была вероломно атакована всеобщей любимицей, не знали только швабры в подсобке, и то исключительно потому, что в силу своей деревянной природы не интересовались текущей мимо них жизнью. Мало того, все знали, почему эта сцена вообще произошла. Эти два фактора стали причиной такого твиста, что скажи Варе еще полгода назад, что такое случится, она бы расхохоталась и покрутила пальцем у виска.

Магнитные полюса окончательно сместились, и Варя внезапно обнаружила, что теперь вся школа сочувствует ей и недолюбливает Новикову. Нечто подобное было после атаки бутылками, но тогда общественность не знала, кто был повинен в эпическом ранении. Теперь же виновник был на лицо, то есть, на видео, и опротестовать это в Викину пользу было просто невозможно. Варя все еще была Вороной, но теперь это прозвище ассоциировалось с одиннадцатиклассницей, которая увела Астахова у Новиковой.

Не сказать, чтобы Варю этот новый статус радовал. Ее вполне устраивало быть этакой невидимой участницей школьных событий, которую пусть и знали многие, но по привычке не обращали внимания. Теперь же нельзя было по коридору пройти без того, чтобы на нее кто-нибудь не таращился или шептался за спиной. Будь Варя почувствительней к таким вещам, она бы уже давно слегла в истерике, но ее это просто раздражало.

Несмотря на то, что родители Вики потребовали у директора, чтобы тот принудил Нику удалить видео из Интернета, его не посмотрел только ленивый. Ника, конечно, послушно удалила копию со своей странички, но к тому моменту, как она это сделала, оно разошлось по рукам, и с этим уже никто ничего поделать не мог. А то, что его хотели удалить, только подлило масла в огонь.

Надо сказать, не всех охватила эта лихорадка положительных наклонностей в Варину сторону. В частности, особо сильными чувствами воспылали давешние фанатки Глеба. Если раньше они не могли ненавидеть Вику, так как та была их непризнанной богиней, то Варя представлялась им куда более легкой мишенью. Сама Варя об этом ничего не подозревала ровно до тех пор, пока не столкнулась как-то в женском туалете с двумя десятиклассницами, которые в памятный день стояли среди прочих вокруг Астахова. Прежде, чем Варя успела как-то среагировать, они выдали тираду из очень нелицеприятных выражений и скрылись, оставив Варю стоять посреди туалета с раскрытым ртом. Определенно, в школе появился новый клуб ненависти к Варе Ворониной.

Реакция одноклассников была куда менее выразительной, но не менее красноречивой. Когда на следующий день после драки Варя зашла в класс, все находящиеся внутри разом притихли, будто зашел сам Люцифер. Они молча проводили ее взглядами, пока Варя шла к задней парте, а потом взорвались тихими шепотками, то и дело поглядывая в ее сторону. Когда пришел Глеб, ситуация повторилась.

Но были и положительные моменты. Один из них – временное отстранение Новиковой от учебы с обязательным посещением психолога. Директор на две недели перевел ее на домашнее обучение, а по возвращению в школу обязал посещать Алевтину, которая от этой перспективы была в неописуемом восторге. Настолько неописуемом, что выдала трехминутный монолог непечатного содержания, ни разу не повторившись. Но тут она брыкаться не могла: все-таки это были ее прямые рабочие обязанности.

Глеб приступил к исполнению второго пункта, не устраивавшего Варю, в субботу. Все также бушевала метель, настроение было тюленевое, поэтому несмотря на то, что стрелка часов упорно двигалась к вечеру, Варя сидела в своей комнате, закутавшись в одеяло, и смотрела новые серии «Стрелы». Рядом лежал Барни, зорко следящий за тарелкой с бутербродами, стоящей на кровати перед Варей. Барни был достаточно воспитан, чтобы не есть с хозяйской тарелки, даже если там лежала вкусная колбаса, но при этом он был достаточно быстр, чтобы подхватить кусочек случайно упавшего на кровать бутерброда. Поэтому пес терпеливо ждал, когда же случится чудо и он получит свой кусочек счастья.

Аккурат в тот момент, когда главный герой снова произнес сакраментальную фразу всего сериала, зазвонил мобильный телефон. Варя, чертыхаясь, поставила паузу и принялась искать его, что было делом нелегким. Телефон приглушенно трезвонил откуда-то из-под одеяла, и Варя перебирала его мелкими осторожными движениями. Однажды она уже забыла так телефон в одеяле и, резко взмахнув его краем, случайно отправила его в недолгий, но запоминающийся полет в стену.

Варя уже опасалась, что звонящий звонить передумает, так долго она искала телефон. Поэтому, едва нашарив его в недрах кровати, она нажала на «ответить» и поднесла его к уху, не глядя на номер.

– Ты так рада моему звонку, что перед тем, как взять трубку, исполнила победный танец? – раздалось в трубке.

Варя недоуменно посмотрела на пса, которой на все эти свистопляски не обратил никакого внимания. Голос был очень знакомый, но, искаженный телефонной связью, остался неузнаваем. Где-то к концу предложения Варя догадалась посмотреть на определитель номера. Звонил Глеб. Хорошо, что Варя не стала спрашивать, кто звонит. Она-то подумала, что Матвей…

– Нет, просто не могла найти телефон, – ответила она с заминкой.

– То есть, ты не рада, что я звоню? – весело поинтересовался Глеб.

– Я не это имела в виду, – закатила глаза Варя, откидываясь назад и падая на подушки.

– А ты не закатывай глаза. Это в голосе слышно, – добавил Глеб как раз тогда, когда Варя хотела спросить, с чего он это решил. – Да и к тому же меня бы твоя псина не пустила бы достаточно далеко, чтобы вмонтировать камеры…

Варя фыркнула, маскируя смех. И потрепала Барни между ушей, хотя, конечно же, ничего такого не было. Зато он явно оставил неизгладимое впечатление в хрупкой душе Астахова.

– Ты звонишь просто так или по какой-то конкретной причине? – спросила Варя. Обычно они с Глебом обменивались смс-ками.

– И снова этот тон. – Теперь уже закатанные глаза звучали в голосе Астахова. – Я так начну думать, что ты вовсе не хочешь со мной разговаривать. А ведь мое душевное равновесие находится в постоянном дисбалансе! Все эти поклонницы, всеобщее обожание и любовь, с этим так сложно справляться…

– Гле-е-еб, – протянула Варя, силясь не засмеяться в голос.

– Ну ладно, – сдался он. – Я тут катаюсь по городу по делам… Заеду за тобой через час, собирайся. И это, возьми с собой туфли какие-нибудь.

– Что? Туфли? Ты о чем вообще? – начала было спрашивать Варя, но на ухо запикали короткие гудки. Глеб поступил как все настоящие мужчины – бросил трубку.

Некоторое время Варя недоуменно таращилась на телефон, думая, перезванивать или нет. Остановившись на том, что полезно иногда побыть девочкой, она стала размышлять над тем, что, собственно, это все значит. Очнулась она тогда, когда от отпущенного ей часа осталось где-то минут сорок.

Варя не подскочила с кровати как ошпаренная и не кинулась быстрее к шкафу. Она степенно выпуталась из одеяльного кокона, напоминая самой себе человеческую бабочку, и неторопливо пошла в ванну, все-таки зубы надо было бы почистить. Посмотрев на себя в зеркало, Варя констатировала обычную, ничем особо не примечательную картину. Наведя привычный марафет – умывшись и стянув волосы в хвост – Варя все также неторопливо вышла из ванной. Потом подумала и вернулась, чтобы подкрасить ресницы. Это действие было совершенно непродуманным и спонтанным, но продиктованное коварной женской хотелкой.

Марьяна Анатольевна, в этот субботний вечер неожиданно оказавшаяся дома, наблюдала за передвижениями дочери с дивана. На ее умудренном жизненным опытом лице застыло прочное недоумение. На ее памяти Варя всегда планировала все заранее. Планировала фундаментально и до последних мелочей, хотя со стороны казалось, будто она все решила в последнюю минуту. Теперь же Варя перемещалась по квартире с задумчивым лицом в темпе, слегка напоминающим умеренную спешку.

– Дочь, а, дочь, – позвала Марьяна Анатольевна с дивана, когда Варя в очередной раз прошествовала мимо, натянув штанину черных брюк только на одну ногу. Другая штанина волочилась за ней по полу, грозя в любой момент стать честной добычей Барни, который ходил вслед за хозяйкой и выслеживал подозрительное нечто, которое пыталось залезть на нее.

– Чего тебе, мать, а, мать? – отозвалась Варя, роясь в сумке.

– Что еще за мать? – возмутилась вместо ответа Марьяна Анатольевна.

– Ну, ладно, – пожала плечами Варя. – Чего тебе, матерь?

Мама закатила глаза, но на колкость не среагировала. Все-таки Варя была ее дочерью, и эта перепалка, пусть и шуточная, могла затянуться надолго.

– Куда намылилась на ночь глядя, м?

Варя неожиданно для них обеих залилась краской как аленький цветочек. Поспешно отвернувшись от вскинувшей удивленно брови мамы, она продолжила рыться в сумке, не учтя один факт: она стояла напротив зеркального шкафа, и Марьяна Анатольевна отлично видела ее лицо.

– Да так… – пробормотала Варя. – Поеду погуляю…

– С Алей?

– Не совсем.

Варя, предчувствуя, что невольно стала жертвой очередного допроса, бросила маме что-то неопределенное и торопливо пошла в свою комнату, надеясь, что маме будет слишком ленно вставать с дивана и идти за ней. Но не тут-то было: Инквизиторша почуяла добычу и взяла след.

Марьяна Анатольевна зашла в комнату как раз тогда, когда Варя стояла у платяного шкафа, созерцая его на предмет одежды.

– Это как-то это – не совсем? – поинтересовалась она, прислоняясь боком к дверному косяку.

Между ней и стеной настырно протиснулся Барни, которому совсем не нравилось, что две его подконтрольные подопечные переместились в другое помещение без него. А вдруг они есть будут, а его не позовут? Барни подошел к Варе и уселся вплотную к ее голой ноге, повиливая обрубком хвоста. Варя рассеянно почесала его между ушей.

– Ну, не совсем значит не с ней.

– Не ну-кай, – одернула ее мама. Она уставилась на дочь умилительно-любознательно. – Если ты идешь гулять не с Алей, тогда… с Лилей?

Варя загородилась от матери дверцей шкафа и подвинулась так, чтобы ее пылающее лицо не было видно от двери. Отчего-то ей не хотелось рассказывать маме про Глеба. Конечно, когда-нибудь придется раскрыть все карты, но Варя очень надеялась, что эта проблема как-нибудь сама собой рассосется. Например, ввиду их спешного драматического расставания. Почему-то Варе казалось, что долго они с Глебом не продлятся.

– Нет, не с Лилей, – сквозь зубы пробурчала Варя.

Конечно, можно было бы соврать, но с ее мамы сталось бы позвонить ей где-нибудь через пару часиков и попросить Лилю к трубке. Просто так, на всякий случай. И как тогда Варе выкручиваться?

– Ка-ак интересно, – протянула мама. – Варвара, у меня кончаются варианты!

Варя предпочла ничего не говорить на это, чтобы не вызвать новый поток вопросов. Она углубилась в шкаф, мечтая, чтобы тот ее засосал и выкинул где-нибудь в другой вселенной. Но маму просто так было не остановить…

– Варя, – коварно произнесла она, а жертва ее коварства похолодела. – У тебя что, появился мальчик? – спросила она, выделяя голосом слово «мальчик» так, будто это была самая невероятная вещь на свете.

Варя пробурчала что-то неразборчивое, практически сливаясь с задней стенкой шкафа. Можно было бы, конечно, выползти на свет и признаться маме, что да, мальчик у нее внезапно завелся. Как тараканы, ага. Астахов, правда, также ее разрешения не спрашивал, просто взял – и завелся. И еще был живучим, раз пережил Вику. И все-таки… Варю останавливало замечательное свойство маминого характера – таких в народе называли «мама-тролль». Марьяна Анатольевна особо с детьми не усердствовала, но порой давала волю своему остроумию, которое иногда било точно в цель. И что-то Варе подсказывало, что это будет как раз тот случай.

– Не слышу!

– А я ничего и не говорю, – буркнула Варя, но на этот раз громче. Она даже не столько рылась в своих немногочисленных вещах, сколько пряталась. В итоге после долгих показательных поисков, она схватила первый попавшийся свитер, быстренько запрыгнула в джинсы и понеслась прочь из комнаты, сверкая лицом красным, как свеколка.

Марьяна Анатольевна последовала за ней. Она патетично вздохнула и промокнула несуществующие слезы, наблюдая за тем, как Варя бьет все рекорды в скоростном одевании.

– Вот и дожила я до того, как моя младшая дочь начала хранить от меня секреты и гулять с мальчиками, – произнесла она громким театральным голосом. В юности, будучи мечтательной и полной видений возвышенного будущего, Марьяна Анатольевна хотела стать актрисой театра. Она даже ходила на подготовительные занятия для поступления в театральный, но судьба вовремя вмешалась в лице Вариной бабушки, которая четко вбила в голову непутевой дочери, что актрисой она станет исключительно через ее труп.

– Ма-а-ам, – протянула Варя, закатывая глаза. Попутно она заправляла джинсы в сапоги, поэтому выглядело это немного комично. Да еще и хвостик постоянно падал на лицо и мешался.

– Нет, ну, а что? – всплеснула Марьяна Анатольевна руками. – Ты ведь ничего не говоришь и явно хочешь, чтобы я играла в угадайку.

– Ты можешь просто от меня отстать?

– Варя, что за язык, как тебе не стыдно так говорить с матерью? – Марьяна Анатольевна прищурилась, складывая руки на груди. – Думаешь, что, завела себе поклонника и все, взрослая? Можно грубить матери?

– Мам! – Варя рывком сорвала с вешалки шубу. Она так сильно дернула шубу, что та обрушила все соседние вешалки, и одежда грудой полетела на пол. – Прекрати, пожалуйста! – с нажимом произнесла Варя, практически ныряя в рукава. Схватив шарф, она вцепилась в сумку, прижимая ее к себе как спасательный круг. – Все, я пошла. И не надо мне трезвонить через каждые полчаса, хорошо?

Не дожидаясь ответа, Варя вылетела из квартиры как пробка из хорошо встряхнутого шампанского. Уже в лифте она нормально застегнула шубу и замотала шарф вокруг шеи. И там же поняла, что забыла дома шапку. Оставалось надеяться, что по улице они ходить долго не будут. Все-таки метель была нешуточной.

Глеб уже ждал ее, сидя за рулем машины. Выбежав впопыхах из подъезда, она не сразу увидела ее: ведь машина была белая, а на улице все также кружил снег, ограничивая область видимости до каких-то несчастных нескольких метров. Глеб выглядел очень важно, обмотанный в пушистый салатовый шарф и с телефоном у уха. У него и шапка-ушанка была, спрятанная с глаз подальше на заднее сидение.

Когда Варя залезла в машину, Глеб сначала долго разглядывал ее красные щеки, сдвинутые брови и общее недовольное выражение лица, а потом молча поехал, ничего не говоря, только посмеиваясь. Варя, все еще пылая ярче красного солнышка, пристегнулась и только потом стащила с себя шарф и расстегнула криво застегнутые пуговицы.

– Ты чего такая красная? – спросил немного погодя Глеб.

Варя бросила на него недружелюбный взгляд. В конце-концов если бы не он – прямой виновник сегодняшнего допроса, который явно продолжится вечером – ничего бы не было, и мама бы не приставала… То есть, мама бы приставала, но по крайней мере Варя смогла бы спокойно ей сказать, с кем и куда она идет.

– Хочешь пройти по сто пятой? – вежливо поинтересовался Глеб, замечая ее глаза, полные теплоты и сострадания.

– Чего-чего?

– По сто пятой статье Уголовного кодекса. За убийство у нас пока по ней сажают.

Варя фыркнула и закатила глаза, успокаиваясь. Все-таки Глеб был не виноват. Наверное.

– Прости, – произнесла она, комкая в пальцах шарф. – Мама поймала на выходе и устроила допрос.

– Про меня допрашивала? – Глеб ухмыльнулся, глядя на дорогу.

– Ну, типа того. Хотела знать, с кем я иду гулять.

Варя почувствовала, как только что переставшие симафорить всем окружающим щеки снова начинают притворяться фонарями.

– И что она сказала, когда узнала, что со мной? – поинтересовался Глеб, притормаживая на светофоре. Машин на дороге было мало, а те, что были, ехали медленно и осторожно.

– Ну… – Варя быстро облизала губы, думая, как бы помягче ответить. – Она не узнала. Я ей не сказала.

Глеб, пользуясь тем, что на светофоре горел красный, такой же, как Варины щеки, повернул к ней голову и недоуменно приподнял брови.

– Почему?

– А ты своей маме сказал про меня? – нашлась Варя, живо представляя картину Великого Откровения.

Глебу хватило такта смутиться и отвернуться, тем более что на светофоре сменился цвет. Он тронулся и выполнил маневр прежде, чем ответить. Варя практически видела, как под его светлыми волосами крутятся шестеренки мысли.

– Еще нет, – произнес, наконец, он. – Но я ей еще не сказал, что я расстался с Викой. Она ей так нравилась, что, боюсь, у нее припадок случится.

– М-да, двойной удар твою маман ждет, – пробормотала Варя, тщательно маскируя злорадненькую усмешку. Несмотря на то, что видела она Анжелу Филлиповну всего раз, ну, полтора, если считать тот краткий момент в ресторане, у Вари уже вполне сложилось мнение об этой женщине.

Варя всегда отличалась слишком хорошей памятью, которая, цепляясь за не связанные, казалось бы, детали, иногда уводила ее в такие далекие дали, что и Сусанину не снилось. Вспомнив о матери Астахова, она, конечно же, вспомнила, когда последний раз ее видела и при каких обстоятельствах. И, конечно же, подумала об отце.

С тех пор они так и не говорили. Он звонил несколько раз, но Варя отказывалась подходить к телефону. Светлану, к счастью, он больше не присылал, иначе кто-то бы ушел восвояси весьма потрепанным, и это была бы не Варя.

Словно в ответ на ее мысли в сумке зазвонил телефон. На всю машину прогремела главная тема из сериала «Я зомби». Варя, вздрогнув, извлекла его со дна с некоторым трудом. Увидев, кто звонит, Варя сбросила звонок и кинула телефон обратно в сумку. Глеб, наблюдавший эту пантомиму, вскинул бровь.

– Кто это был? – спросил он.

– Никто, – ответила Варя, поворачиваясь к нему. – Так куда мы едем?

– Это ты так меняешь тему?

– А что, заметно?

Глеб слегка улыбнулся. Он сидел за рулем так расслабленно и спокойно, будто водил машину с пеленок. И все-таки каждый раз, когда он отвлекался от дороги или снимал руки с руля, Варя чувствовала мурашки, бегущие табуном по коже. Не хорошие мурашки, возникающие от случайных прикосновений, а плохие мурашки, паникующие и истеричные.