Текст книги "Ворона (СИ)"

По шее вниз медленно стекала холодная капля. Хотелось убрать ее, стереть пальцем, но шевелиться было нельзя, как нельзя было и помотать головой, пытаясь промокнуть ее полотенцем. Голова была замотана в пленку, из-под которой коварная капля и вытекла, а руки находились в перманентном плену двух девушек, каждая из которых терзала несчастные пальцы с особой жестокостью.

Варя находилась в салоне. Да не просто салоне, а том самом, где из замарашек делали принцесс. Слова, правда, не Варины, сама бы она так об этом сверкающем месте бы не отозвалась. Салон как салон, разве что кроме кофе предлагают шампанское и тарталетки с икрой. Но Роза – а привела ее сюда именно она, – настаивала, что салон «Дафина» – лучший в Москве, поэтому Варе оставалось только пожимать плечами.

Однажды утром, пару дней спустя после того, как она увидела Вику в квартире Астахова, Варя проснулась с чёткой мыслью: она больше не хочет краситься в чёрный цвет. И даже ходить с волосами цвета разлитой туши не хочет. Внутри все так и чесалось что-нибудь с собой сотворить, что-нибудь хотя бы отдаленно благотворное.

Погуляв с Барни и посмотрев несколько серий «Анатомии страсти», Варя поняла: этот зуд изменений просто так ее не отпустит, а значит – значит, надо что-то делать. Тогда Варя взяла телефон в руки, впервые со вторника, проигнорировала все пропущенные звонки и сообщения, совокупное количество которых измерялось двузначными числами, и нашла номер Лили. Выдержав длинную укоризненную тираду, которую выдала ей Лиля вместо приветствия, Варя изложила ей свою проблему, пропуская мимо ушей все вопросы.

Какое-то время понадобилось, чтобы уговорить Лилю не дуться, но в итоге Варя добилась своего. И уже вечером того же дня зашла в раздвижные двери салона, чувствуя себя слегка идущей на казнь. Впрочем, она ведь сама этого хотела, так чего кочевряжиться?

Едва мастера увидели Варю, они издали коллективный выдох ужаса.

– Так себя изуродовать! – воскликнула одна из них. – Лапонька, ты знаешь, что тебе категорически нельзя было краситься в чёрный? У тебя цвет лица из-за этого, как у покойника. Нет, вру, покойники и то краше.

– А ногти? – воскликнула другая, хватая Варю за руку. – Что это за обкусанный беспредел?

Варя ошарашено уставилась сначала на них, потом на Розу. Та только засмеялась. Как-то… предвкушающе засмеялась.

И, как оказалось, было от чего. Варю быстро взяли в оборот: пока один мастер охал и ахал, перебирая пальцами пряди чёрных волос, двое других захватили в плен ее руки и стали терзать их пилками и щеточками. Варя старалась сильно не жаловаться. Сама же попросила Розу помочь.

Та, невероятно собой довольная, сидела на соседнем кресле с широким блокнотом в руках и что-то рисовала. Варя сначала пыталась отгадать, что же там, но постичь ход мысли молодой надежды дизайнерского будущего России было сложно. В какой-то момент Варя не выдержала и прямо спросила.

Роза пожала плечами.

– Прикидываю, как твой новый цвет волос отразится на платье. Ведь я ориентировалась на тебя-брюнетку, а тут… – она неопределенно помахала рукой в воздухе. – Тут надо думать.

– А что, цвет платья зависит от цвета волос? – недоуменно спросила Варя, морщась от зудевшей капли.

Роза подняла на неё свои густо подведённые глаза, раздраженно прищурившихся. Вся ее поза выражала негодование, и даже пучок, в который она завернула на этот раз чисто-белую гриву, воинственно встопорщился.

– Давай сделаем вид, что ты этого не спрашивала, – произнесла она, возвращаясь к блокноту.

Лиля, сидевшая с другой стороны, молча кивнула. С тех пор, как они встретились, последняя сохраняла настороженное молчание. С Варей они обменялись разве что парой-тройкой фраз, и теперь Лиля моргала на неё глазами и с убывающим терпением ждала, пока Варя заговорит сама. Поведение, для Лили нехарактерное.

Варя видела, что Лиле до смерти хотелось что-то спросить, и она даже догадывалась, что именно, но Варя усиленно делала вид, что ничего не замечает. Правда, с каждым тяжелым вздохом Лили, нарочито громким, делать это становилось все сложнее.

Еще одним несчастным страдальцем был Матвей. Ни он, ни сама Варя искренне не понимали, зачем Роза заставила его приехать, но та была непреклонна. Интересно, что перечить ей Матвей даже не думал: сказала Роза приехать, и он тут же примчался. Конечно, он безостановочно бурчал и пыхтел, словно обиженный ежик, но тем не менее из салона не уходил. Так как делать ему особо было нечего, то Матвей слонялся по залу и со скуки флиртовал с мастерами, со всеми сразу. Делал он это несерьезно, шутя, и те это понимали. Хоть какое-то развлечение у ребенка, подумалось Варе.

Слева раздался очередной громкий вздох, наполненный страданием. Варя не выдержала. Повернула голову к Лиле, отчаянно желая потереться шеей о что-нибудь, что могло впитать раздражающие капли, сама вздохнула, правда градус страдания был поменьше.

– Как в школе дела? – спросила она.

Лилю от радости едва не подбросило на месте.

– Это какой-то сумасшедший дом, – пожаловалась она, заламывая руки. – Когда я пришла в среду в школу, то сначала ничего не поняла. И потом ничего не поняла. Я ведь рано приезжаю, так как меня отвозит папин водитель, так вот Глеб уже был там. И стоит весь такой бледный, дерганый какой-то… На лицо нервное истощение. Я бы посоветовала ему постельный режим и поменьше стрессов, но…

Варя помрачнела и отвела взгляд. Слушать о Глебе не хотелось совсем. Лиля, к сожалению, этого не замечала.

– Увидел меня и кинулся наперерез, спрашивает: «Ты с Варей говорила?» И глаза такие, знаешь, сумасшедшие. Я его спросила, что случилось, а он только головой замотал и сказал, что это долгая история. Так что случилось? – пытливо уставилась Лиля на нее.

Варя поджала губы, чувствуя, как слезы снова подбираются к глазам. Быстро заморгала, жалея, что не может поднести к лицу руки.

– Это… – говорить, что случилось, Лиле не хотелось еще больше, чем плакать. Варя еще никому не рассказала, и ее это вполне устраивало. Достаточно было того, что все знали главные действующие лица. – Долгая история.

– И ты туда же, – надулась Лиля. – Два сапога пара.

Варя все-таки не сдержалась. По щеке скользнула горячая слеза. Лиля застыла на месте, глядя на нее круглыми шокированными глазами.

– Ты чего? – потрясенно спросила она.

М-да, все-таки что-то сказать было надо. За несколько дней Варя уже успела привыкнуть к тому, что ревет теперь по каждому удобному и неудобному поводу, и даже Марьяна Анатольевна не впадала в панику, если Варя начинала шмыгать носом. Еще бы: дочь за пять лет не проронила ни единой слезинки, а теперь ревет, не переставая. Будто желает пятилетнюю норму выдать за неделю.

– Я правда не хочу об этом говорить, – произнесла Варя, моргая. – Но мы с Глебом… Кажется, мы расстались. Пожалуйста, не спрашивай ничего и ничего не говори. Я пока не готова это обсуждать. Ни с кем.

Челюсть Лили отвисла совершенно неприличнейшим образом. Это многое говорило о том, как сильно ее выбило из колеи эта новость. Опомнившись, Лиля рот захлопнула, но продолжала смотреть на Варю так, будто у той выросла не только вторая голова, но и хвост с кисточкой.

С ногтями закончили гораздо раньше, чем с головой. Варя недоуменно уставилась на руки, поднеся те к глазам. До этого ей маникюр не делали, максимум она подпиливала ногти до длины «коротенечко» да красила их черным лаком. А тут – такое: ногти теперь почему-то закругленные, даже длинные, выкрашены в какой-то странный синий лак, который переливается на свету темными искорками, да еще такие твердые, что можно поцарапать стену.

Когда готово было с волосами, то смотреть на получившийся результат позвали всех, даже Матвей подошел, оторвавшись от щебечущей девушки. Оглядел Варю, слегка приподняв бровь, задумчиво прищурился. Варя настороженно посмотрела на него. Как бы ни хотелось обмануться и заявить, что мнение Матвея ее ничуть не волнует, Варя такого сказать не могла. Наоборот, именно его мнение ей и хотелось услышать. Все-таки, из всех них Матвей единственный был опытным ценителем женской внешности.

– Ну, – наконец, сказал тот, когда Варя была уже готова от неизвестности закричать. – Белоснежкой тебя теперь определенно назвать язык не повернется. – Важно надувшись, Матвей поднял длань и поочередно водрузил ее сначала на левое плечо Вари, потом на правое, приговаривая: – Отныне и до того момента, как ты доэволюционируешь до блондинки, нарекаю тебя, дщерь моя, Бель, красавицей с художественным приложением в виде чудовища.

Варя, от неожиданности выпучившая глаза, расхохоталась, а потом встала и обняла новообретенного отца, ткнув того под ребра, чтобы не сопротивлялся.

– А что будет, когда доэволюционирую? – спросила она, смеясь.

– Ой, посмотрим, – пожал плечами Матвей. – Отрастишь длинные космы, будешь Эльзой.

Варя хмыкнула. «Эльза» ей определенно нравилась.

Дома ее новый цвет волос был воспринят со сдержанным одобрением. Мама боялась сказать что-нибудь лишнее, что снова столкнет дочь в бездну истерики. Она только улыбнулась и заметила, что выглядит неплохо. Варя вздохнула. Она ведь не была такой слабой или хрупкой, как хрустальная ваза: одно неосторожное движение и кокнется. Один срыв – а мама снова убрала из комнаты все, хотя бы отдаленно напоминающее колюще-режущее. Даже шпильки для волос и те подверглись принудительной депортации.

Леша, который внезапно окопался в их квартире, потянул за коричневую прядь и хмыкнул.

– Ну, хотя бы не розовый, – сказал он, скалясь, а Варя в ответ дернула его за ухо.

Сама Варя, глядя на свое отражение, еще не определилась, что ей чувствовать по поводу смены имиджа. Тем более, что это было ненадолго: перед уходом мастер сказала ей, что записала Варю на прием через две недели, чтобы волосы успели немного отдохнуть и набраться сил. Закончить снимать пигмент, намертво въевшийся в волосы, она планировала аккурат к концу июня, к выпускному. Варю это вполне устраивало. Внезапные радикальные перемены – это все-таки было немного не по ней.

В школу Варя вернулась только к следующей пятнице. Полторы недели импровизированных каникул сделали свое дело, и к тому моменту, как Варя подошла к школьному крыльцу, плакать, при одной только мысли об Астахове, уже не хотелось. К тому же, Варе было интересно посмотреть на его разбитое лицо.

За несколько дней до ее возвращения, Глеб-таки пришел к ней домой. Возможно, он делал это и раньше, но его все время тормозили на пороге то мама, то папа, который, будто компенсируя пятилетнее отсутствие, приезжал к ним чуть ли не каждый день. Варе нравилось видеть родителей вместе, пусть в том самом смысле вместе им уже никогда не быть. Просто иметь обоих родителей рядом, когда они не ругаются и не игнорируют молчаливо друг друга.

В тот вечер вахту над Варей нес Леша. Он пришел с двумя огромными пиццами, одна – с ананасами, – для Вари, другая – с колбасой и мясом, – для него. Вот такое дежурство над немного сумасшедшей сестрой Варе нравилось. С Лешей не надо было вести задушевных бесед, как с Алей, да и думать над каждым словом, чтобы не перепугать, как маму, тоже было не надо.

Аля, к слову, в последний свой визит, вела себя совсем странно. Она морщилась на Барни, говоря, что его надо срочно вымыть, отказывалась от пирожков, да и вообще была бледновата. Варя все порывалась вызвать ей скорую, но Аля отмахивалась, говоря, что это она просто перепила накануне в баре с подружками. При этом она нервно косилась на потолок. Списав все на странности взрослых, которые придумывают себе проблемы и парятся потом из-за ерунды, Варя выкинула это из головы.

Так и не решив, смотреть им очередной боевик с участием Джейсона Стейтема или комедию с Мерил Стрип, брат с сестрой выход из тупиковой ситуации нашли радикальный: Леша сгонял наверх, в свою квартиру, и принес нежно любимую приставку, в которой было игр загружено столько, что Варе бы на год добровольного заточения хватило.

Когда раздался звонок в дверь, Леша как раз находился в разгаре жаркого сражения. Контроллер жалобно трещал клавишами в его руках, враги скопом падали под напором пуль, и отрываться от вожделенного мочилова желания в глазах брата не наблюдалось.

– Я открою, – со вздохом сказала Варя и пошла к двери, подцепив по дороге кусок пиццы.

Она подошла к двери и, не глядя в глазок, щелкнула замком. Она почему-то решила, что с работы приехала мама, а раз это мама, зачем проверять? Однако проверить стоило.

– Привет, мам… – произнесла Варя, и только потом поняла, что за дверью стоит вовсе не родительница.

Он стоял с тяжело вздымающейся грудью, будто бежал кросс перед тем, как зайти в дом. Волосы растрепались от ветра, на щеках – румянец, глаза лихорадочно блестят в ярком свете площадочных ламп. Увидев Варю, Глеб замер на мгновение, а потом сглотнул и сжал руки в кулаки.

– Варя… – произнес он охрипшим голосом. – Нам нужно поговорить.

Сердце сжалось и замерло, пропуская удар за ударом. Варя вновь почувствовала эту фантомную боль, которой на самом деле не было. Боль, сковывавшую крепче льда. Боль, от которой ныл каждый нерв, каждая клеточка.

Из ослабевшей руки выпал забытый кусок пиццы и шлепнулся прямо на пол.

Глеб машинально проследил за его полетом, провожая глазами кусочки ананаса, разлетевшиеся в стороны. Этого мгновения хватило, чтобы прийти в себя и рывком закрыть дверь прямо перед его предательским носом.

Но захлопнуться дверь не успела: Глеб вовремя просунул ногу и надавил в ответ, удерживая дверь открытой.

– Нам не о чем разговаривать! – воскликнула Варя, всем телом налегая на дверь. Пусть даже она защемит ему ногу, страдать дальше почему-то не хотелось.

– Варя, послушай меня, пожалуйста!

– Что здесь происходит? – вмешался Леша, привлеченный шумом. Выглядел он внушительно: черная футболка с коротким рукавом, старые джинсы, подчеркивавшие, что ноги качал он также усердно, как руки и спину. Зверское выражение на приятном лице отлично дополнял образ разозленного старшего брата. А уж когда Леша увидел, кто именно ломится в их квартиру, разозленное лицо обрело нотки звериной ярости.

– Ты… – прошипел он и в два шага оказался рядом с выходом.

Отодвинув Варю в сторону, Леша рывком распахнул дверь, отчего не ожидавший подвоха – и того, что Леша неожиданно ему поможет, – Астахов потеряет равновесие и невольно завалится внутрь. А Леша только этого и ждал: схватив Глеба за грудки, он вытолкал его из квартиры и сам вышел вслед за ним, бросив только Варе через плечо, чтобы та закрыла дверь и наружу не выходила.

В любое другое время Варя бы не послушала брата. Либо выбежала бы вслед за ним за дверь, либо приникла бы к глазку, чтобы хоть так видеть, что происходит. Сейчас же ей и самой не хотелось, хотя и было самую капельку любопытно. Но не хотелось все же больше. Поэтому Варя молча пошла на кухню, где ждала остывшая пицца. Барни, выбежавший на шум, последовал за ней и сел рядом, вздернув обрубки ушей.

Лёша вернулся только через полчаса. Варя по часам следила, догрызая корочки, которые брат складывал в стороне. Ему они не нравились, а вот Варе для убивания времени – самое то.

Когда щёлкнул замок входной двери, и Барни сорвался встречать младшего товарища по подчинению женской власти, Варя постаралась сильно не дергаться и не срываться смотреть, кто и в каком состоянии вернулся. Однако она повернулась на стуле, не удержавшись. К тому же такое поведение вполне нормально, правда ведь?

Лёша вернулся один. На лице его была написана крупными буквами задумчивость, а костяшки правой руки опухли и покраснели. Варя почувствовала резкий прилив благодарности и удовлетворения. Учитывая то, как много Лёша дерётся и как загрубели его руки, состояние физии Астахова не могло не радовать окружающих нежной синевой наливающихся синяков. Ничего не говоря, Варя пошла за аптечкой и бинтами.

Леша сохранял задумчивое молчание и тогда, когда Варя обрабатывала его костяшки перекисью водорода, и рассуждала вслух, а не вымазать ли их зеленкой. Здравомыслие победило, и превращать лапищи брата в кулаки Халка Варя не стала, но задумчивость Лешина ее насторожила. Да еще она заметила крошки неопознанного белого вещества, впечатавшихся в содранную кожу. Крошки были подозрительно похожи на краску, которой пару недель назад покрыли стены подъезда.

– Ты что, бил стену? – спросила Варя, которой надоело слушать тишину.

Леша, встрепенувшись, дернул плечом.

– Ну да… Вертлявый гад попался.

Открутив крышку, Варя намочила ватную палочку в йоде и стала рисовать круги вокруг ранок.

– Может, все-таки расскажешь, за что я ему почти сломал нос? – вздохнул Леша, морщась от запаха йода.

Варя внезапно обнаружила, что рассматривать разбитые костяшки очень интересно. Такое сочетание цветов, такая гамма оттенков! Но Лешу было не провести: он глядел на сестру внимательно и настойчиво, и она сдалась.

Тихим бесстрастным голосом Варя рассказала, что случилось в тот злополучный вторник, почти неделю назад. Ее рассказ походил скорее на краткое содержание, данное без лишних эмоций и волнений, но Леша все равно нахмурился. А когда Варя рассказала про Вику, сжал челюсти так крепко, что заходили желваки, а Варя, кажется, услышала скрип зубов.

– А что было дальше ты и сам знаешь, – закончила она, не отрывая взгляда от ватной палочки.

Леша пробормотал что-то неразборчивое, но с матерным подтекстом, а потом обнял сестру, прижав к широкой груди. Варя уткнулась носом в футболку, чувствуя, как увлажняются глаза, и вздохнула. Ну что же она за рева-корова такая. В крайности какие-то кидает: то совсем не плачет, то слезы льются рекой, которую так просто не заткнешь.

– Как-то все это странно, – нахмурившись, сказал Леша, когда Варя отстранилась.

– В смысле?

Леша неопределенно пожал плечами.

– Ну, не производил на меня твой Астахов впечатление такого мудака, – пояснил он. – Ты уверена, что все было так, как ты думаешь?

Настал Варин черед пожимать плечами.

– Он лежал в постели голый, а Вика маршировала по его квартире в его же рубашке, – сказала она, краснея и досадуя на себя за это. – Что тут еще подумаешь?

Она не стала говорить Леше, что в глубине души надеялась, что все это – обман, иллюзия, удачно наведенная Новиковой. Что все было совсем по-другому, что Варе это почудилось, и Глеб не делал того, что сделал. Но стоило ей хотя бы на мгновение поверить в эту мысль, как вмешивалась реальность и била по вискам. Так в жизни не бывает. Почему тогда у Глеба было такое виноватое и растерянное лицо, если ничего не было? Он же явно не ожидал ее увидеть.

– Ну… да, – с заминкой кивнул брат, соглашаясь. Однако уверенным он не выглядел. – А с Глебом ты не говорила, да?

– Нет. И не собираюсь, – отрезала Варя, доставая из аптечки бинты. Размотав рулон, примерилась к Лешиной руке и стала осторожно оборачивать тонкой тканью руку.

– А знаешь, поговорить стоит, – сказал тот, и Варя вскинула на него удивленные и недовольные глаза. – И не смотри на меня так, ты не мама, у тебя не сработает. – Леша вздохнул и потер свободной рукой подбородок с проступившей щетиной. – Знаю, тебе сейчас меньше всего хочется с ним разговаривать, но сделать это надо. Иначе будет эта проблема висеть неразрешенной и мучить тебя, не сейчас, так потом. А чем больше времени будет проходить, тем меньше ты будешь готова к такому разговору.

Закончив бинтовать, Варя завязала бантик и сунула остатки бинта в упаковку. Потом собрала лекарства и впихнула их в аптечку, двигаясь чуть резче, чем необходимо.

Умом она понимала, что Леша прав. Пусть сейчас ей совершенно не хотелось даже думать об Астахове, потом ей будут так или иначе приходить образы его предательства, во снах или в ассоциации с чем-то другим. И уж меньше всего ей нужно, чтобы потом, когда у нее все будет хорошо, в голове билось осознание, что она могла что-то сделать или как-то изменить ситуацию к лучшему. Или к худшему, раз уж на то пошло.

– Может быть, потом, – ответила, наконец, она. – Сейчас я ни к каким разговорам не готова.

Понятливый брат кивнул и не стал развивать тему дальше. Больше Глеб ее звонками, сообщениями и – самое ужасное – личными визитами не беспокоил.

Дело было в среду, и за два неполных дня синяки на лице Астахова должны были проявить себя во всей красе. С нездоровым удовлетворением Варя представляла себе заплывший глаз, искривленный нос, кожу в фиолетово-синих пятнах… Однако реальность оказалась не настолько красочной.

В пятницу в школе проводился пробный ЕГЭ по русскому языку, присутствие на котором было обязательно. Ирина Владимировна несколько раз звонила Вариной маме, визгливым голосом напоминая о том, что Варя должна, просто обязана его посетить и желательно сдать хотя бы на удовлетворительно. О том, что у Вари с русским языком было все в порядке, Ирина Владимировна стабильно забывала.

К счастью, парты были расставлены так, что сидели они в две группы по одному человеку за столом. К несчастью, Варя и Глеб попадали в одну группу, так что просто так прошмыгнуть мимо у Вари не могло получиться. Радовало одно: так как фамилия Вари была ниже в списке, чем фамилия Глеба, сидеть она должна была за ним, так что не придется терпеть весь экзамен взгляд в спину.

В школу Варя приехала первой, практически к открытию. Солнце вставало раньше, снег почти полностью сошел с улиц, деревья еще не радовали зеленью, но уже приобрели то интересное состояние, когда кажется, будто листочки виднеются. Торопливо сняла пальто, переобулась в балетки и, нервно оглядываясь, потрусила к кабинету, в котором должны были проводить пробный экзамен.

Вот только оказалось, что зря она приехала так рано. В кабинет заранее никого не пускали, и одиннадцатиклассники, постепенно собираясь, кучковались между соседними кабинетами, как обычно сбиваясь в группки. Варя сидела на подоконнике как можно дальше от очага кучкования – сияющей, словно начищенный пятак, Новиковой. Ее волосы были заплетены в две толстые косы и уложены вокруг головы короной, губы были аккуратно накрашены конфетно-розовой помадой, а глаза подведены черными стрелками.

Варя очень старалась не смотреть в ее сторону, но голова будто сама собой поворачивалась туда, откуда звучал ее довольный смех. Варя только надеялась, что Вика не почувствует на себе ее взгляд, который было сложно назвать даже далеким от дружелюбного. Если раньше Варя не чувствовала по отношению к Новиковой ровным счетом ничего, то теперь она искренне, чисто и ярко ненавидела ее. Впервые в жизни Варя кого-то ненавидела, и эта сила, с которой клубилась внутри ненависть, удивляла ее. Наверно, теперь она стала гореть той же самой эмоцией, которой все это время горела Вика. Иначе объяснить всю эту травлю и унижение, которым подвергала ее Вика, Варя не могла.

Когда пришли Лиля и Руслан, Варю они не заметили. Подошли к противоположной от окон стенке, огляделись, пожали плечами. Лиля грустно вздохнула, и Руслан осторожно коснулся ее щеки своей рукой, чем вызвал у нее улыбку. Варя закусила губу и отвернулась. Они смотрели друг на друга с такой нежностью, что хотелось орать в голос из-за того, что у нее, Вари, больше такого не было.

А потом – Варя, как обычно, проглядела его появление, – к ним подошел Астахов. Лиля ему сочувственно улыбнулась, Руслан пожал руку, а Варя – Варя почувствовала, как сжалось сердце: вот ведь предатели! Неужели они встали на его сторону?

Пользуясь тем, что ее не было видно, Варя разглядывала Глеба. Когда он только подошел, то Варя видела его со спины, но стоило ему повернуться, оглядываясь, как Варе открылся бесподобный холст его раскрашенного во все оттенки синячности лица. Правда, все было куда более скудным, чем рисовало ей ее воображение.