Текст книги "Игры престолов. Хроники Империи (СИ)"

Автор книги: 5ximera5

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 55 страниц)

– Не бойся, я не обижу тебя, – мальчик сказал эти слова на совершенно понятном Атуа языке, очень правильно и чисто, но вместо того, чтобы ответить, охотник в ужасе застыл, словно громом поражённый! Потому что теперь, если верить старому шаману и его историям, проклятие богов должно сработать и он лишится ещё и слуха!

Между тем Белый мальчик недоумённо склонил голову к плечу, вопросительно глядя на туземца.

– Ты не понимаешь меня? – Наконец поинтересовался он, пытаясь поймать бегающий взгляд молодого мужчины, но тот только прижал к ушам ладони, старательно отворачиваясь. Но как бы сильно не жмурился Атуа, уже ничто не могло изменить того, что он видел – так называемый Дух, проклятый богами Схины, выглядел как обычный ребёнок, за исключением уже замеченных отличий. И более ничего демонического. Вдруг от реки послышался обеспокоенный крик:

– Альфи?! Альфи, отойди от него!

– Но Рик, всё в порядке, мы просто разгова…

Подбежавший мужчина схватил мальчика в объятия, враждебно уставившись на Атуа. Белых Духов было и впрямь двое. Похожие, словно отец и сын или как родные братья, оба медноволосые и светлоглазые, с белой, будто прозрачной кожей, излучающие слабое таинственное сияние…

Юноша, позабыв о добыче, метнулся в джунгли, напоследок оглянувшись и увидев, как Белые подошли к реке, а жёлтые воды перед ними послушно расступились.

Надо ли говорить о том, что страшные посулы старика-шамана не оправдались и бедняга Атуа отделался лишь испугом? Однако, будучи вполне смышлёным молодым человеком, он не стал ничего говорить ни вождю, ни жрецу, опасаясь разрушить хрупкий миф о странных чужаках. И только иногда он позволял себе подобраться поближе к заветной границе, в тайне мечтая увидеть ещё раз хоть одного из чужих Богов.

+++

Альфред сидел на широких перилах мраморной веранды, смотря в ночные джунгли. За его спиной загорелся ночник, и тёплый золотистый свет окутал хрупкую фигурку вечного ребёнка. Он обиженно нахмурился, обхватив руками колени и утвердив на них острый подбородок. Энрике подошёл ближе, горячее дыхание всколыхнуло короткие волосы на затылке мальчика, и родной голос тихо произнёс:

– Прости, я испугался. Вдруг тот мужчина решил бы тебя обидеть?

– Но я же сказал, что мы просто разговаривали! – Возмущение прорвалось сквозь маску обиды, и Альфи стремительно обернулся, встречая взгляд встревоженного Рика. Тот выглядел очень усталым – целый день работал в архивах, систематизируя предсказания, сделанные Альфредом. Тяжёлые ладони опустились на плечи мальчика, сухие губы коснулись лба, а голос прошелестел:

– Ложись спать. Завтра будет новый день, тогда и найдёшь себе новую игрушку.

– Ты не прав! – Альфи скинул с себя руки брата и умчался прочь, сдавленно всхлипывая. Энрике устало опустился в кресло, стоявшее на веранде, бросил взгляд на лампу, смежив отяжелевшие веки. Он вовсе не хотел обидеть своего возлюбленного мальчика и тот это прекрасно знал, но несмотря на чистку, устроенную сознанию Альфреда, характер его оставался тяжёлым. Рик откинул гудящую голову на спинку кресла, положив на подлокотники гудящие руки со вспухшими венами. Сегодня он систематизировал целый свод предсказаний, сделанных Альфредом и касающиеся самых разных промежутков времени, посему бывшему герцогу Бришелла пришлось перетаскивать с места на место тяжеленные тома, исписанные собственным же мелким подчерком. Их было очень много, этих видений, скрупулёзно записанных им и зарегистрированных под инвентарными номерами. Ванахи во всём требовал аккуратности, а особенно в таком тонком и деликатном деле.

Ах, Альфи, мой дорогой мальчик! Капризный, ветреный, эгоистичный… Ласковый, родной и такой бесконечно любимый… Энрике тихонько улыбнулся, чувствуя, как покой окутывает его, подобно пуховому покрывалу. Впереди была целая вечность, торопиться совершенно некуда.

Он почти уснул, когда пришёл Альфред. Виновато потоптавшись и посопев, мальчик забрался на колени Энрике и неловко поцеловал его в губы.

– Извини? – Полувопросительно сказал, прижавшись щекой к щеке, уколовшись о трёхдневную щетину. И почувствовал, как горячая ладонь пригладила взъерошенные волосы на затылке. – Мы и правда ничего такого… только разговаривали.

– Я знаю. – Энрике, не открывая глаз, поцеловал мягкие губы своего любимого, раскрываясь ему навстречу и позволяя его острому язычку хозяйствовать у себя во рту. Альфред с наслаждением льнул к нему, напрашиваясь на более откровенные ласки. Пусть на вид ему и было пятнадцать, но они с Энрике прожили вместе несколько столетий и давно уже были не просто братьями или отцом и сыном, а любовниками. И если сначала это казалось чем-то неправильным, то с течением времени все различия между ними стёрлись, оставляя лишь истинную суть, заключавшуюся в искренней и безраздельной любви.

Уже глубокой ночью, прижимаясь к обнажённому боку Рика, Альфред сказал:

– Мне не нужно другого. Мне хватает тебя, честно. Энрике… Прости. Я не буду больше нарушать указания Ванахи и подставлять тебя. Я люблю тебя, знаешь?

– Конечно, знаю. – Бывший принц улыбнулся в темноте, прижимая своего драгоценного мальчика к груди. – Я тоже люблю… Так сильно люблю…

Рассвет робко заглянул в распахнутые окна, золотым сиянием омыл обнявшихся влюблённых в ворохе сбившихся простыней. Альфред доверчиво прижимался к Энрике, и на его чувственных губах притаилась счастливая улыбка. В его жизни никогда не было грязи и безумия. Был только верный, любимый Энрике и его доброта, подобная вешнему солнцу.

Истинные ценности его новой жизни.

====== Эпилог 5. Хаашим ======

Хельга сидела на белокаменной скамеечке, одной из многих, расставленных для удобства отдыхающих в без лишних слов великолепных садах, разбитых в черте дворца Императора хсаши. Здесь царила поистине умиротворяющая атмосфера: тени от стремительных облаков изумительного кремового оттенка, бегущих по нежно-салатовым небесам, скользили по безупречным газонам, засеянным шелковистой травой, причудливые чаши фонтанов удивляли своим изяществом, скорее напоминая ажурное плетение, застывшее в камне и тем удивительнее было знать, что сии произведения искусства создали грубые, воинственные хсаши, чья раса сделала своим основным ремеслом войну. Однако, во многом благодаря Змееглазому, народу хсаши больше не было нужды воевать. Земли теперь хватало всем и уже не десятки, а многие сотни экспедиций отправлялись в космос, осваивая дикие планеты сектора Йонен. Миры, которые изнеженным благами цивилизации людям, привыкшим к комфорту и боящимся трудностей, оказались не по зубам. Старатели, отважные колонисты, рудознатцы и просто искатели приключений, которыми оказалась неожиданно богата раса хсаши, трудолюбивыми муравьями расползлись по галактике, и о судьбе каждого из них можно было бы написать уйму приключенческих романов. Агрессия хсаши, умелым образом направленная в мирное русло, давала поистине удивительные плоды. Мир менялся прямо на глазах Хельги, и ей всё чаще хотелось вновь взяться за перо и, обмакнув его в чернила, записывать любое новое открытие, которое совершала вместе с народом, ставшим ей почти родным.

Старое солнце Ал-Хиссы неожиданно остро сверкнуло, послав копья лучей сквозь листву дерева, под которым сидела женщина, и Хельга зажмурилась, словно кошка. Свет многоцветной радугой раздробился на ресницах. Тень вернулась, а вместе с ней под сень дерева шагнул гостеприимный хозяин дворца. Араши Йонен, облачённый в императорский алый с золотом военный мундир с витиеватой тесьмой по вороту-стойке и обшлагам рукавов, в высоких армейских сапогах на неизменном каблуке, был бессовестно красив, всё больше напоминая собственного отца. Его почти порочное совершенство. Седые, белоснежные волосы Араши отросли почти до пояса и он заплетал их в косу, словно драконий гребень, украшенную острыми наконечниками стрел. Мудрые золотые глаза с вертикальным зрачком заискрились улыбкой, когда Воплощение Великого Дракона приветствовал Хельгу.

Они немного поговорили о текущих делах, касающихся полукровок и их нужд, неспешно прогуливаясь по дорожкам парка, как вдруг Араши сказал:

– Гюссхе очень переживает за вас и будущее вашего ребёнка.

– Ваша супруга, Хаффи, очень добрая и отзывчивая женщина, но я повторю, что не нуждаюсь в помощи кроме той, что уже была оказана мне ранее и за которую я безмерно благодарна.

Араши осуждающе качнул головой, грустно сказав:

– В этом мире ребёнку просто необходим отец, если вы желаете ему славного жизненного пути. Хсаши, как вы знаете, очень привержены традициям и ритуалам, это часть их жизни и огромную роль в воспитании и поднятии мальчика играет именно отец. Мы с Гюссхе долго советовались и нашли приемлемый выход из сложившейся ситуации. Если вы согласитесь стать моей второй женой – схха-фьял, ваш сын получит блестящее будущее.

Хельга едва не споткнулась на ровном месте, в удивлении воззрившись на Императора. Всем был известен строгий взгляд Араши на царившую в обществе хсаши полигамию, сам же он регулярно отвергал попытки старейшин Гнёзд выдать за него одну из своих дочерей.

– Вы и Гюссхе... ради меня?

– Разумеется, наши отношения останутся в формальной плоскости, – поспешил уточнить Араши. – Ради Хаашима, прошу, подумайте над этим.

– Поверьте, я ни в коем случае не хочу показаться неблагодарной мерзавкой, но всё же не могу принять ваше в высшей степени щедрое предложение. Дело в том, что у моего сына уже есть отец, который всё ещё блуждает во тьме. Каждый день я хожу в Храм Изначальных, моля святых Драконидов даровать ему путеводную звезду и верю, что однажды наши дороги непременно сольются в одну. Я живу ради этого, понимаете?

Хельга замолчала, испугавшись, что Араши сочтёт её слова бредом сумасшедшей, зацикленной на заведомо недосягаемой цели узколобой фанатичкой, слепо жертвующей благом своего единственного ребёнка во имя несбыточной мечты... И, скорее всего, будет прав в своём презрении и осуждении, ибо только безумная женщина могла бы отказаться стать второй женой самого Императора хсаши, Воплощения Великого Дракона, стоящего на ступень ниже самих богов. Но он молчал, не торопясь высмеять её дерзкие слова.

Решившись, Хельга подняла взгляд на его лицо и не увидела ни нахмуренных бровей, ни брезгливой гримасы. Араши тихо, понимающе улыбался, а солнце Ал-Хиссы высвечивало на донышке его золотых глаз светлую печаль.

– Гюссхе будет больно об этом услышать, однако я понимаю вас, мистресс. Иногда мы можем сохранить себя, свою истинную суть, только веруя во что-то настолько сильно, что само мироздание готово пойти навстречу безрассудной мечте. Помните одно – вы не одиноки. Мы с Гюссхе присмотрим за вами и Хаашимом до тех пор, пока не убедимся в вашем полном благополучии.

Вместо ответа Хельга глубоко поклонилась так, как никогда не кланялась собственной матери. Этот человек давно уже стал для неё не просто Повелителем и духовным лидером её новой родины. Он и его семья настолько прочно вошли в мир Хельги, что она не представляла, как сложилась бы её жизнь, не будь их рядом. Выражение почтения – самое малое, чем она могла отплатить за неустанную заботу и участие.

Араши жестом велел ей поднять голову, сказав:

– Мне не составит труда следовать этой клятве, вам же достаточно будет лишь смиренно принять помощь, отринув безумную гордость, присущую дочерям Дома Кошки.

– Повелитель, ни я, ни мой сын никогда не забудем вашей доброты.

Араши ласково пригладил светлые пряди Хельги, выбившиеся из причёски, отеческим жестом:

– Я всегда знал, что в вас есть нечто особенное. Потому и забрал с Аглора несчастную, одинокую кошечку и ни секунды не пожалел об этом. Наверное, в день нашей встречи сама Хъярра правила звёздной колесницей судьбы.

...Хельга до мельчайших подробностей помнила этот разговор, происходивший без малого десять лет назад. Как Хаффи и обещал, он не оставил своим вниманием маленькую семью, помогая и принимая участие тогда, когда его вмешательство было необходимым. И пусть её жизнь продолжалась в мирном, спокойном русле, Хельга не собиралась нарушать традицию и каждое утро продолжала ходить в Храм Изначальных, дабы попросить их о помощи для любимого странника. С тех пор, как научился ходить, маленький Хаашим следовал за нею, с детской непосредственностью разглядывая статуи богов и сочиняя свои первые молитвы о том, как хотел бы стать могучим воином, чтобы защитить матушку от всех тех, кто зло смотрел в её сторону или говорил неприятные слова, а таких хватало на улицах Ал-Хиссы. С тех пор многое изменилось, а будущий воин уже выбрал своего покровителя.

Пока мать преклоняла колена перед статуей Хъярры, шепча давно уже заученные наизусть слова, мальчик подошёл к постаменту, с высоты которого на него с лёгкой улыбкой взирал Змееглазый. Несмотря на яростное сопротивление со стороны самого Императора, высоким собранием верховных жрецов каждого из Божественной Семёрки, а так же на основании референдума, проведённого на всех мирах, принадлежащих Империи Хсаш, было постановлено считать Араши Йонена если не одним из Святых Драконидов, то едва ли не равным им. С тех пор его статуи заняли свои места в каждом храме и изображался он сидящим на пьедестале Изначальных, будто свесив одну ногу с каменного постамента, а другую согнув в колене. На плече его сидел свирепый пустынный охотник, грозно расправивший крылья, а надпись-девиз гласила: “Тем, кто свободен”.

Юный Хаашим уже представлял себя гордо вышагивающим в военной форме Легиона Свободных, неся на плече герб в виде пустынного рхаса и этот девиз. Мама, разумеется, расстроилась бы, узнав, о чём грезит её драгоценное чадо. Впрочем, Хаашиму в следующем месяце исполнялось целых одиннадцать лет, а значит, он становился мужчиной и должен был выполнить ряд ритуалов, в том числе выбрать своего военного наставника, который ввёл бы его в жизнь хафесов. С этих пор он будет называть матушку официально, родовым именем, оставив в прошлом детское “мама” и многое из того, к чему привык. Нельзя было сказать, что мальчик сожалел. Для него, рождённого в этом жестоком мире, без преувеличения находящегося под властью мужчин, в грядущем становлении открывались новые перспективы, а Хаашим был амбициозен. Он желал бы покарать всех тех, кто не верил в будущее таких полукровок, как он, желал стать защитником и лидером. Ему просто нужно было научится, как это сделать. Поэтому на церемонии Выбора наставника он будет изо всех сил стремиться к тому, чтобы попасть к прославленному в битвах, могущественному воину, не отсиживавшемуся за спинами других. Разумеется, Хаашиму хотелось бы носить меч за С’хленном, но что-то подсказывало мальчику, что к лучшему воину Империи будет очередь из кадетов длинной до самого Храма.

Своё первое оружие Хаашим получил в дар от самого Императора на свой восьмой день рождения. Ещё помнил, как горестно вздохнула мать, видя его неподдельные радость и оживление, но все женские страхи и сомнения не могли повлиять на то, с каким восторгом Хаашим обнажил превосходный клинок, и по сей час оттягивающий его пояс, находясь в мирных ножнах. Он чувствовал свой меч, как уверенную руку, могущую поддержать в беде, считал его единственным и самым верным товарищем и даже придумал ему имя, о котором так и не решился рассказать матери. Ещё он помнил удовлетворение в золотых глазах Хаффи и его слова:

– Он будет храбрым воином.

Не раз и не два этот взгляд и фраза из воспоминаний поддерживали в Хаашиме веру и решимость в своём праве. Порой он думал, что является незаконным сыном Хаффи, иначе откуда бы такое участие? В тайне он мечтал однажды доказать “отцу” свою исключительность и занять место в рядах его детёнышей, но Хельга, узнав о подобных грёзах сильно разгневалась и Хаашиму пришлось выслушать поучительную лекцию, сводящуюся к тому, что его настоящий отец – великий воин, ничуть не хуже того же С’хленна или Льехе, просто из-за бесконечных стычек на границах с подлыми и лживыми хсаурами он не может вернуться домой. Это утверждение несколько охладило пыл мальчика, но мечта стать приёмным сыном Гнезда Гъёлл так полностью и не оставила его. Она немного отодвинулась, подёрнувшись дымкой несбыточности, но по-прежнему манила.

Послышались шаги и рядом с Хаашимом кто-то остановился. Мальчик, обернувшись, невольно задрал голову – настолько высоким оказался незнакомый воин. Хафес был облачён в кожаные доспехи, пропахшие прогорклым маслом, пропитавшим слои войлока и кожи, и калёным железом. Ароматы войны. В заспинных ножнах спокойно спали два тяжёлых ятагана, их рукояти возвышались над плечами воина и были инкрустированы редкой и драгоценной бирюзой. Лицо хафеса, суровое, изуродованное старым шрамом, смягчилось, когда взгляды мужчины и мальчика встретились. Доброжелательно кивнув Хаашиму, словно равному, незнакомец, отвернувшись, глубоко поклонился изваянию Змееглазого, а мальчик, между тем, продолжал завистливо разглядывать его облачение, мысленно примеряя его на себя. На плече хафеса красовался тот самый парящий рхас. Легион Свободных.

Хельга закончила молитву и привычно позвала:

– Хаашим, идём.

– Да, матушка, – откликнулся мальчик, не заметив, как крупно, всем телом, вздрогнул стоявший рядом мужчина. Хаашим не успел даже двинуться с места – незнакомец, опередив его, шагнул к матери, как показалось юноше – с угрожающими намерениями, а тишину храма нарушил его хриплый, прерывающийся от волнения голос:

– Хельга?

Женщина осталась спокойной, словно ничуть и не удивилась этой внезапной встрече. Огромными серыми глазами на почти прозрачном от постоянных тревог и забот лице она рассматривала своего потерявшегося возлюбленного и не чувствовала ничего... кроме облегчения. Когда-то она мечтала о том, как встретит его, обманувшего и предавшего в самый важный миг, какими словами заклеймит, какую презрительную и ядовитую улыбку выберет из целого арсенала заготовленных специально для этого случая, но... со временем в ней осталась лишь тихая благодарность к тому, кто подарил ей самое великое сокровище на свете – замечательного сына.

Странно, но Хельге показалось, что её мужчина совсем не изменился, разве что черные волосы, заплетенные в косу, теперь спускались почти до бедер и в них начали появляться белые нити. Невольно затаила дыхание, любуясь им, по-прежнему возмутительно прекрасным, несмотря на старый шрам, ибо красота его была не столь очевидна, как у Змееглазого. Йахшим, казалось, светится изнутри каким-то особым, трогательно-робким светом, способным непоправимо исчезнуть, если допустить неосторожную резкость. Такая хрупкая, завораживающая красота, подобная расцветающим морозным узорам на стекле. Хотя... хсаши не знают, что такое настоящий холод.

Его темно-зеленый взгляд был исполнен настороженности, и Хельга понимала причину. Он ждет от неё слез и упреков, выяснения отношений... а она давно уже остыла, переболела и выстрадала все эти чувства, так что единственное, чего она хотела от своего мужчины – просто любви, которую они оба заслужили. Незачем начинать новую жизнь со скандала.

– Ну, здравствуй, Йахшим-хааз, – прошептала Хельге каким-то хрупким, ломким от усталости голосом и он не нашёл ничего лучше, чем глупо спросить:

– Так ты знаешь моё настоящее имя?

– Ну конечно знаю, – Хельга грустно улыбнулась. – Когда-то я пыталась искать тебя, думая, что ты вернулся в своё Гнездо Шеахасс. Я разговаривала со старейшиной Фархасом, твоей матерью и твоими братьями, так что я знаю о тебе очень много, Йахшим. Твоя невеста – Хайат, вышла замуж, не дождавшись твоего возвращения, но ты и не искал с ней встречи, верно? Ты предпочёл стать “свободным” от всего – от семьи, долгов и совести.

– Это не правда. – Его голос звучал глухой, застарелой болью, но когда попытался шагнуть ближе, чтобы взять за руку ту, которую больше не хотел выпускать из объятий, путь ему преградил юный хсаши, направивший ему в грудь острие ятагана.

– Отойди от матери, – зловеще растягивая слова, каким-то чужим, незнакомым голосом сказал Хаашим и Хельга вздрогнула, испугавшись своего так внезапно повзрослевшего сына.

Ощущая внутри огромную, ледяную пустоту, Йахшим сказал:

– Я вижу, ты тоже не особенно ждала со мною встречи.

– Не говори глупостей, – Хельга протянула руку, коснувшись плеча мальчика, своего защитника и помощника во всём. – Это твой сын, и его зовут так потому, что я думала, будто уже никогда тебя не встречу. Однако, Всемилостивая Хъярра вняла моим молитвам, явив тебе верную дорогу, поэтому я говорю тебе – добро пожаловать домой, Йахшим-хааз.

Силы покинули его внезапно, словно всё то, что его поддерживало, в одночасье рухнуло, осыпавшись битым щебнем. Он чувствовал себя беспомощным и слабым, совсем как тогда, на Аглоре, когда эта женщина подобрала его на “свалке” из полу-мертвецов, выходила и дала новый смысл в жизни.

Опустившись перед нею на колени, признавая, наконец, простую в своём величии истину, Йахшим произнёс:

– О, как же долго я мечтал об этом... Просто вернуться домой, к тебе. И попросить прощения за всё.

– Здесь преклоняют колена лишь перед богами, – укоризненно напомнила Хельга, однако в зимнем саду её сердца уже расцветала весна и всё трепетало внутри от какого-то радостного предчувствия. Йахшим поднял на неё измученный взгляд, признавшись:

– Значит, я не согрешил против истины. Тебе я молился эти долгие годы, о тебе были все мои мысли, Хельга. Кто же ты есть, как не богиня моего сердца? Знаешь, я тоже немало знаю о тебе – видя наступающий рассвет, я приветствую его вместе с тобой, а если идёт дождь – значит ты где-то грустишь. Закат говорит мне о том, что ты готовишься ко сну, расплетая свои длинные светлые волосы, а всё, что мне остаётся – ревновать к лунному свету, потому что ему можно касаться твоей жемчужной кожи, а мне в этом отказано... Ты стала ещё прекрасней и мне очень... очень жаль, что всё это время я был так далеко.

При этих словах мужчина виновато взглянул на смущённого и растерянного Хаашима, опустившего своё грозное оружие. Мальчик вопросительно оглянулся на мать и увидел в её глазах светлые слёзы радости.

– Давай не будем мешать им сейчас, – услышал юный воин тихий голосок рядом с собой. Красивая девочка его возраста грустно смотрела, как Хельга и Йахшим-хааз неистово сжимают друг друга в объятиях, сбивчиво шепча какие-то обрывки фраз, перемежая их поцелуями. – Их путь закончился здесь, в этой тихой гавани и теперь они несомненно будут счастливы.

– Кто ты? – Спросил Хаашим, на что девочка таинственно улыбнулась, прижав палец к красиво очерченным губам, призывая к молчанию. Она подошла к пьедесталу, на котором восседал Змееглазый, Равный Богам, и, встав на цыпочки, положила на гранитную плиту рядом с ладонью изваяния букетик полевых цветов.

– Мой бедный братец, наконец, ты нашёл тех, кто всем сердцем полюбил тебя.

Хаашим хотел было остановить творимое ею святотатство, но тут над белокурой головкой девочки засиял нестерпимым белым светом обруч, после чего она исчезла не только из зала Храма, но и из воспоминаний всех тех, кто видел её.

Лишь скромный букет из полевых цветов по-прежнему лежал у руки Араши, как напоминание о его человеческой сути.

====== Эпилог 6. Фабио ======

Фабио стремительной походкой летел по коридорам Дворца, прижимая к груди папку с докладом. Щёки начальника “Акелла” пылали лихорадочным румянцем, выдающим степень его возбуждения – спор с Императором вышел сегодня особенно яростным. Обычно невозмутимый и спокойный Эвазар всё чаще начал проявлять характер, закалившийся во время полного лишений изгнания и нельзя сказать, что Лорда Протектора это устраивало. Безусловно, если сравнивать безумца, которым был Альфред и нынешнего Владыку Империи Мэру, Эвазар выигрывал по всем статьям, так почему же год от года работать с ним становилось для Фабио всё более изощрённой пыткой?

Долгое время герцог Турио был бесконечно благодарен брату за то, что тот простил невольное предательство, вынужденную службу узурпатору... но всему когда-нибудь приходит конец – даже благодарности, ибо с каждым прожитым днём Фабио всё больше и больше преисполнялся жгучей завистью и ревностью к более удачливому сопернику. Верно – Эвазар через многое прошёл, заслужил свой трон по праву, щедро окропив его своей кровью, так почему же видеть его, сидящего на яшмовом престоле, так горько?! Фабио скрипнул зубами, сминая в руках папку с выстраданным докладом. Всё должно быть не так. Где-то в своих хитрых расчётах он допустил фатальную ошибку, допустив коронацию Эвазара вместо того, чтобы воцариться самому. Ведь это он – Лестер Турио Барр Амадо – истинный Повелитель, настоящий наследник, тот, кому отец доверил не просто Дворец, а ключи от всей Империи! И теперь он на побегушках у “героя войны”, победившего исключительно за счёт сил, собранных Араши и Владыкой Айроном.

Градус недовольства начальника “Акелла” своим Императором неуклонно приближался к критической отметке. Всё чаще они разговаривали друг с другом на повышенных тонах: этот новый Эвазар оставил кротость и смирение вместе с мантией Инквизитора, обнаружив свою истинную силу и властность, в чём ему немало поспособствовала супруга – мерзкая ведьма из Дома Фетт! О, как Фабио искренне, всеми фибрами души ненавидел её! Всё в ней вызывало в нём отвращение, начиная от внешности ничем не примечательной скромницы и заканчивая ехидным нравом, причинившим герцогу достаточно неприятностей. Её влияние на Эвазара было неоспоримым и в этом Фабио видел ещё один огромный минус. Да что уж там, он дорого заплатил бы самым лучшим наёмным убийцам Галактики, лишь бы Тагира исчезла, а ещё лучше – вообще не появлялась на свет. Она видела насквозь хитроумные планы Фабио, пытавшегося исподволь, только ему доступными методами влиять на политику Императора, стремясь хоть и через посредника в лице венценосного брата, управлять мирами. Как? Каким неведомым волшебством эта полуграмотная дикарка могла противостоять тому, кого обучали многие годы лучшие учителя столицы? Однако она стояла на пути герцога Турио, мучая его, словно острая кость, застрявшая в горле, увеличивая тем самым его необузданный гнев и ярость, выплёскивающийся в подобных сегодняшнему спорах с Эвазаром.

Попадавшиеся на пути придворные испуганно шарахались от принца, предпочитая не встречаться с ним взглядами. Всем было известно – дурное настроение Протектора может легко обернуться проклятием для раздражающих его людей. Дворец не просто защищал своего нового Отца, он учился любить и уважать его, так же, как Фабио – проявлять заботу и внимание к своим многочисленным “детям”. У него получилось далеко не сразу, пришлось смирить свою гордость, помнить о тех вещах, о которых спесивый герцог предпочитал не думать вовсе... но постепенно он смог заслужить доверие Дворца. И если Эвазар правил Империей, Фабио владел Столицей.

Это приносило ему некоторое удовлетворение, всё же, далёкое от истинного триумфа.

Его путь лежал через огромный холл, общий сразу для пяти этажей. Фабио намеренно выбрал эту дорогу – раньше здесь было многолюдно, располагались офисы пресс-служб, с недавних пор перенесённые в другое крыло, теперь же гулкое эхо шагов единственного посетителя металось между величественных колонн. Лорду Протектору не хотелось лишний раз демонстрировать придворным своё дурное расположение духа, итак слишком много досужих сплетен ходит среди дворян и великосветских бездельников о напряжённых отношениях между Императором и начальником разведслужбы. Следовало остыть, а тишина покинутых залов как никогда способствовала этому. Следуя вдоль стройного ряда малахитовых и янтарных столпов, поддерживающих белокаменный свод, Фабио задумчиво глядел себе под ноги, машинально отмечая взглядом геометрический рисунок мраморных плит, как вдруг яркий свет, хлынувший сквозь огромные окна холла заставил его зажмуриться. Принц растеряно поднял глаза и увидел на противоположной стене зала великолепный портрет императорской семьи в полный рост. Фабио вряд ли помнил, как и когда позировал для этой картины, но безмерно удивился, встретив её. По приказу Императора Эвазара, все портреты прежнего Владыки были сняты и убраны в чулан – бывший Инквизитор не очень любил вспоминать предшественника и то, чем закончилось правление Тимо Лайтонена. А про этот портрет, судя по всему, все просто забыли, так как холл оказался заброшен.

Удивительно, как изменились все они за прошедшее время!

Фабио, смотрящий на герцога Турио с полотна, казался юным и увлечённым какими-то фантазиями, он и не думал, что когда-нибудь в его душе поселятся тяжёлый гнев и удушливая зависть. Не мог он знать и того, на какие страшные поступки будет готов пойти ради собственной мечты. В серых глазах двойника с портрета отражалось лишь осеннее небо и светлая улыбка юности.

Стоявший рядом Браних в своих неизменных кожаных доспехах, уверенно сложил руки на могучей груди, через которую шла перевязь с символом его власти – Алмазным Мечом Империи. Теперь он не принадлежал Дому Амадо, а в соответствии со старинным законом служил Дому свой возлюбленной жены – Чёрному Дракону Ттаров, ибо в тот день, когда не стало Тимо Лайтонена, все долги и обязательства Дома Ттар были выполнены, позволяя древнему Роду вновь появится на галактической арене политических игр. Отныне же Грель могла похвастать таким огромным преимуществом, как собственный Адмирал, обладающий практически непобедимым Покровом. Фабио скрипнул зубами от острого чувства досады.

Неразлучные близнецы стояли, положив ладони на плечи друг друга в жесте вечной поддержки. Увы, но вечность эта для мальчишек закончилась слишком уж быстро, отныне только белоснежные цветы “звёздных слёз” знают, каково спится Лукасу в маленьком склепе, устроенном в пределах Лиги Одарённых. На территории, принадлежавшие Девяти Башням, больше не было доступа имперским военным – Матиас и его верные наместники создали для этого все условия, отгородившись от внешнего мира завесой таинственности и запретов. Что происходит в замкнутом мирке Лиги не знал даже Фабио: все шпионы, которых он посылал туда, бесследно исчезали и со временем он прекратил попытки проникнуть в штаб Одарённых. Они сами решали – когда следует вмешаться в политику Империи и всегда советы их были разумны. Фабио внимательнее всмотрелся в черты лица Матиаса. Никогда бы не подумал, что из ветренного мальчика тот превратится в настоящего политика – хитрого, жестокого и прагматичного. Смерть брата так изменила его или долгие пытки, которые применял Альфред в попытках использовать одарённого в своих интересах? Как бы то ни было, но Матиас из беспечного юноши превратился в холодного, циничного правителя своего личного мирка, живущего по особым законам.