Текст книги "Игры престолов. Хроники Империи (СИ)"

Автор книги: 5ximera5

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 55 страниц)

Ему больше незачем было мечтать.

====== Эпилог 3. Араши ======

Араши Йонен, Змееглазый, Избранник Богов лежал на супружеском ложе без сна и занимался тем, что внимательно разглядывал спящую Гюссхе. Она была прекрасна, его драгоценная хэйна! Каштановые локоны пушистым облаком обрамляли милое лицо, длинные ресницы трепетали, нежные хэле на щеках окрашены розоватым румянцем, а по изысканному бархату кожи скользили блики лунного света, очерчивая тонкие, аристократические черты. Под тончайшим одеялом вздымалась и опадала, подчиняясь размеренному дыханию, пышная грудь красавицы, и Змееглазый в невесомом прикосновении провёл по округлому плечику самыми кончиками пальцев. Чувственные губы Гюссхе приоткрылись, маня и соблазняя и Араши сглотнул, с сожалением опуская взгляд. Он не хотел её будить, ведь времени осталось так мало!

Цветок его жизни, основа души, истина, в которую он искренне верил всем сердцем, ибо только ей, обожаемой возлюбленной, Араши мог довериться полностью.

Но только не в этот раз. Золотой взгляд сверкнул горечью, отравленной иглой засевшей глубоко внутри. Сегодня исполняется двадцать лет тому, кто должен заменить Араши на престоле Империи. Тому, чья тень однажды накроет Галактику. Истинному Великому небесному Дракону.

И значит, Араши должен уйти, ибо двум Драконам ни за что не ужиться вместе и, согласно пророчеству святых жрецов, достигших просветления в неустанных молитвах Изначальным Драконидам, одному из них суждено навсегда покинуть обитаемые миры, чтобы дожить свой век в одиночестве, упиваясь лишь бесплодными воспоминаниями о минувшем величии.

Однако, даже без пророчеств, гаданий и предсказаний Араши Йонен знал – он никогда не встанет на пути своего сына, не повторит ошибки Тимо Лайтонена, преступно игнорировавшего потребности своих детей. Император затачивал их под себя, словно инструменты, которыми было удобно пользоваться. Все многочисленные отпрыски Араши родились такими, как распорядились судьба и природа, без вмешательства генных инженеров. Кто-то из них был сильнее, кто-то – слабее, а он не требовал от них невозможного. Минуло двадцать лет, словно чаша, до краёв наполненных искристым вином счастья и любви.

И Араши Йонен успел забыть, каково это – быть одиноким. Судьба играла с ним краплёными картами раз за разом то вознося на пик славы и величия, то бросая в пропасть. Этакие вселенские качели бытия. Араши тихо улыбнулся, убрав каштановый завиток с безмятежного лица возлюбленной, жадным взглядом лаская её вновь и вновь. Мать его детей, верная супруга и смысл его жизни. Он мог бы взять её с собой в изгнание, и Гюссхе последовала бы за ним без сомнений и сожалений, но… Каково ей будет там, куда он отправляется? Воплощение Великого Дракона больше не должен видеть ни один смертный, а это означало пожизненную ссылку на необитаемую планету где-то на краю Вселенной. Сможет ли домашняя, нежная Гюссхе выдержать суровый быт отшельников? Зачем он будет губить её жизнь? Место хэйны было здесь – во Дворце, среди подруг-фрейлин, роскоши и вседозволенности.

С этой болью Араши научится жить. Он всегда был сильным, но… Всемогущая Хъярра! Как же тяжело!

Бриллиантовый свет звёзд постепенно тускнел, возвещая о скором восходе солнца. На рассвете Араши покинет свою возлюбленную навсегда.

Он, двигаясь бесшумно и легко, осторожно встал с ложа, оделся в белоснежные одежды паломника, состоящие из простых брюк и рубахи грубого полотна и покроя. С собой он не брал ничего – в будущее, каким бы безрадостным оно не было, стоит идти налегке.

Обернулся на спящую Гюссхе и не выдержал – в нежнейшем, словно крылья бабочки, поцелуе коснулся приоткрытых губ, чувствуя сладость и тепло дыхания возлюбленной хэйны.

Навсегда…

В душе разверзалась пропасть, глумливо усмехаясь пустым и леденящим провалом бездны, как-бы говоря: а вот и я, твоя постоянная спутница.

Что ж, нельзя требовать от небес больше чудес, чем уже произошли с ним. Нечеловеческим усилием воли Араши заставил себя выйти за дверь, обессиленно прислонившись к ней лопатками и затылком. Странный туман застилал глаза, но путь он найдёт и в кромешной тьме, вот только каждый шаг отчего-то даётся так тяжело, словно к каждой ноге привязана пудовая гиря.

Араши не жалел о том, что оставляет с таким трудом завоёванный престол. В конце концов, он и не собирался править вечность. Он покидает то, что было дороже всех богатств, слаще власти… семью. В сердце росла и ширилась невообразимая боль, от которой слёзы наворачивались на глаза и судорожно сжималось горло и тогда Араши говорил себе: «Я – сильнее этого. Я выдержу!».

В памяти его навсегда останутся самые счастливые и радостные моменты – они мягко сияющими жемчужинами украсят нить его жизни и в тяжёлые времена он будет перебирать их, как чётки, повторяя раз за разом одну единственную, простую молитву: о, Великие Изначальные Дракониды! Сохраните мою семью от потерь и несчастий!

Впереди, в золотисто-розовом сиянии наступающего рассвета показался выход во внутренний дворик, пустынный в это время. Лишь двое ждали его там – преданный С’хленн, выросший из бойкого и дерзкого мальчугана в основательного мужчину, привыкшего тщательно обдумывать и взвешивать каждое своё действие и юный Повелитель Квинс’сах, о чьём божественном величии очень скоро запоют все колокола Ал-Хиссы. Двое сыновей, его гордость и отрада. Им он мог доверить и свою Империю, и заботу о Гюссхе.

Квинза встрепенулся, увидев приближающегося отца, виновато оглянулся на брата:

– Лен, мне действительно жаль, что жрецы признали именно во мне Великого Дракона. Ты – по-настоящему достоин трона и хьон никогда не ушёл бы…

С’хленн успокаивающе положил ладонь на плечо расстроенного брата:

– Остынь. Ни мне, ни хьону не нужны твои извинения. Всё случилось так, как и следовало и не о чем сожалеть. В конце концов, знаки, сопровождавшие твоё рождение, были настолько красноречивы, что жрецам оставалось лишь констатировать и без того непреложный факт. Ты будешь отличным правителем, просто доверься судьбе.

Квинза вновь перевёл взгляд на приближающегося отца, неторопливо пересекавшего дворик. Сейчас в нём никто не признал бы величественного Змееглазого, привыкшего мчаться в стремительной колеснице, запряжённой быстрыми ящерами с гибкими шеями и длинными мускулистыми лапами по улицам столицы. Его доспехи горели расплавленным золотом под лучами старого солнца Ал-Хиссы, алый плащ рвался с плеч, пальцы, украшенные перстнями, имитирующими острые когти, уверенно сжимали поводья… Сейчас это был просто человек, лишённый привычной защиты и оттого казавшийся вдвойне хрупким по сравнению с рослыми, мощными и широкоплечими хсаши. Одежда паломника лишь подчёркивала странную, неправильную беззащитность Араши, заставляя его взрослых сыновей чувствовать себя крайне неловко.

С’хленн и Квинза растеряно переглянулись и Великий Дракон обеспокоенно переступил с ноги на ногу, неосознанно вжимая голову в плечи, чтобы не казаться слишком высоким рядом с хьоном. Араши остановился перед сыном и впервые посмотрел на него снизу вверх, с удовлетворением отмечая, как раздался в плечах Квинза, какие сильные у него руки, привыкшие к упражнениям с боевым оружием. Он был красив, словно молодой бог! Чёрные, длинные волосы блестящей волной спускались почти до талии, золотые глаза принявшего своё предназначение Повелителя смотрели ясно… Квинза сочетал в себе тонкие, красивые черты лица матери и стальную волю отца, приняв в себя лучшие качества обоих родителей. Его характер был мягким, но не лишённым жёсткого каркаса. Араши хорошо воспитал своего преемника, Квинза станет отличным Владыкой, ведь на его обучение ушло так много сил и времени!

Согласно протоколу церемониала, Араши поклонился, произнося слова приветствия. Окончательно смущённый этим юноша дрогнувшим голосом разрешил отцу поднять голову, тут же нарвавшись на выговор, вырвавшийся у отца совершенно автоматически:

– Встань прямо, не дёргайся!

Квинза поспешно расправил плечи, вздёрнув подбородок и тут за его спиной сдавленно фыркнул С’хленн, а спустя мгновение улыбнулся и Араши. Даже если перед ним сам Великий Дракон, он продолжал оставаться его сыном.

– Всё готово, хьон. Я лично выбирал планету, думаю, тебе понравится.

Араши сухо хмыкнул. Каким бы раем не казалось Квинзе место ссылки, для Змееглазого оно по-прежнему будет тюрьмой.

– С’хленн, будешь ли ты таким же верным соратником своему брату, каким был для меня?

– Конечно, хьон.

И только тот, кто хорошо знал последнего из рода Гъёлл, мог различить за этим чётким ответом глубокую печаль от расставания. С’хленн был обязан отцу всем, что имел и чем являлся. Самой своей жизнью. Поэтому сейчас, глядя в лицо человека, полностью, до последней капли крови отдавшего себя служению народу хсаши, человека, бывшего ему лучшим из отцов, могучий воин С’хленн не мог сдержать слёз.

– Нам всем… будет очень не хватать тебя, папа.

– Не сомневаюсь, – ворчливо откликнулся Араши. – Кто ещё вобьёт хоть немного мудрости в ваши непутёвые головы?

Они немного помолчали, оттягивая момент прощания, но вот Араши, тяжело вздохнув, сказал:

– Моя жизнь была полна счастьем до краёв, мне не о чем сожалеть. Уверен, помогая друг другу, вы, мои сыновья, моя гордость, сможете преумножить всё то, что я оставляю вам в наследство. Пусть между вами будет вечный мир. Берегите братьев и сестёр, уважайте и любите мать, иначе я вернусь и надаю вам по шее.

– Да, отец, – хором ответили Квинза и С’хленн, несмело улыбнувшись. Великий Дракон взмахнул рукой, создавая портал и тут со стороны двора донёсся пронзительный крик, полный праведного гнева:

– Араши Йонен! А ну стой!

Настала очередь Араши втягивать голову в плечи. Обернувшись, он увидел, как его обожаемая хэйна разъярённой фурией летит по двору в одной тонкой ночнушке, а лёгкий халатик, развевается за её спиной, словно белоснежные крылья.

– Квинза, – не отводя восхищённо-опасливого взгляда от приближающейся валькирии, пробормотал Араши, – немедленно открывай портал, иначе здесь останется мой хладный труп.

– Если я это сделаю, мертвецов прибавится, – прошептал Великий Дракон, осторожно отступая за спину отца.

– Что здесь происходит? – Свирепо поинтересовалась Гюссхе, раскрасневшаяся от бега. Она смерила уничижительным взглядом съёжившихся сыновей, несомненно записав их в категорию соучастников преступления и в упор уставилась на Араши. Змееглазый находился в страшном смятении чувств – с одной стороны ему было невыносимо стыдно за то, что он тайком покинул возлюбленную, вызвав её гнев, а с другой – испытывал восторг от того, что обычно столь чопорная и холодная Гюссхе, позабыв обо всех правилах приличия, промчалась по дворцу едва ли не обнажённая, чтобы остановить его.

Тонкие ноздри Гюссхе трепетали, зелёные глаза метали молнии, а сладкие губы, сжатые в упрямую линию, скривились в жестокой усмешке. Сейчас у Араши даже мысли не возникло, чтобы поцеловать супругу, ибо он прекрасно знал – Гюссхе может больно укусить в ответ. Она стояла, ожидая объяснений и Змееглазый вздохнул, признаваясь:

– Я не хотел, чтобы ты покидала всё то, что тебе дорого только из-за того, что моё время подошло к концу.

Он взял её ладони в свои, удивившись тому, какими горячими они были. Гюссхе вырвалась, негодующе прищурившись:

– Ты возомнил, что можешь решать за меня?! Жалкий хсаур! Ничтожный мерзавец, жестокая тварь! Я ненавижу тебя, Араши Йонен!

Змееглазый качнулся вперёд, обнимая свою несравненную хэйну, по щекам которой текли горькие слёзы от причинённой им боли, от невольного предательства. Успокаивающе гладя её по пушистым каштановым волосам, Араши шептал ей на ушко, как сильно он её любит, что поступил так вовсе не для того, чтобы нанести столь болезненную рану её сердцу, что доверяет ей и униженно просит прощения за свой эгоистичный поступок. Его слова были исполнены подлинного раскаяния и любви… Гюссхе чувствовала его каждой клеточкой тела, своего любимого. Она понимала, почему он решился на этот шаг, разделяла его боль и мучительную тоску в ожидании неизбежности. И она простила.

– Неужели ты думал, что все сокровища, что могут предложить мне этот мир и титул Императрицы, заменят тебя?! Я готова жить где угодно – в пещере, шалаше, под открытым небом… только бы рядом с тобой.

Араши судорожно вздохнул, сжимая объятия. Сердце сладко и больно сжималось, а глубоко внутри словно зажглось маленькое солнце. Так хорошо… так тепло и спокойно! Гюссхе шепнула:

– Помнишь, я поклялась, что больше не отпущу твоей руки, не дам упасть в пропасть? Так зачем ты ломаешь мне пальцы?

Он глухо застонал, уткнувшись лицом в шею любимой, вдыхая её неповторимый аромат, всегда ассоциировавшийся у него с домом. Свет, исходящий от неё, заставил хищную тьму и смертельный холод, подкрадывающиеся к его душе отступить. В который раз Гюссхе спасла его.

– Я… Гюссхе, я правда…

– Красноречие впервые изменило тебе, мой Хаффи? – Мягко улыбнулась женщина, целуя его в висок, как делала всегда, желая успокоить или утешить. – Квинза, открывай портал. Мы уйдём вместе, даже если твой упрямый отец на это не рассчитывал.

– Берегите себя, хьон… матушка…

Квинза и С’хленн поклонились родителям и между ними засияла арка Пути. Взявшись за руки, Араши и Гюссхе шагнули в новый мир, который отныне будет принадлежать только им двоим.

…Где-то очень далеко, на самом краю вселенной, есть планета, единственными обитателями которой были сильный мужчина с золотыми глазами и седыми волосами и нежная женщина с изумрудным взглядом и пушистым облаком каштановых кудряшек. Они любили друг друга так сильно и страстно, что о них слагали легенды, вознося до небес величие и чистоту их чувств. А они жили и не знали ни об этих балладах, что вдохновляли тысячи влюблённых по всей галактике, ни о собственной славе. Просто каждый новый день они проживали друг для друга, любовались океаном из окна белокаменного дворца, защищённого магией от непогоды, гуляли по молочно-белому пляжу, наслаждаясь мягкостью песка и шелестом набегающих на него волн… Они улыбались только друг другу и видели отражение собственного сияния в глазах напротив.

И не было ничего прекрасней этого.

====== Эпилог 4. Энрике ======

Он брёл по пыльной дороге под палящим солнцем, а вокруг простирались бесконечные поля. Пот градом катился по лицу, оставляя грязные разводы, неприятно стекал по спине, отчего рваная в нескольких местах рубаха липла к телу. Босые ноги, месившие мягкую, серую пыль давно уже обзавелись жёсткими мозолями, ведь с последними сапогами ему пришлось расстаться несколько месяцев назад. С одеждой всё обстояло ещё печальнее, и Энрике вполне мог подрабатывать на одном из полей, мимо которых уныло тащился, пугалом, дабы отгонять вороньё. Однако одежда волновала его в самую последнюю очередь, как и реальность в целом.

Вот уже десять лет бывший принц Империи Мэру, красавец и любимец женщин Энрике Бришелла жил исключительно в мире грёз, не вполне осознавая то, что творилось вокруг него на самом деле. Он что-то делал, куда-то шёл, справлял естественные нужды и шёл дальше. Питался тем, чем придётся и только для того, чтобы силы не оставили его на середине пути. Почему-то ему казалось очень важным добраться до своей цели вовремя, но что это за цель и куда именно нужно попасть, он не ведал.

Рик плохо помнил, что случилось после того, как у него отняли половину души. Внутри было пусто, и он сам себе казался разбитым сосудом, из которого давным-давно вытекло всё содержимое. Так ужасно – ощущать себя вещью, а без Альфреда он стал даже хуже, чем вещью. Всю свою жизнь он жил, любил и ненавидел, разделяя все эмоции со своей родной половинкой, несмотря на очевидный страх отца. Да, Тимо Лайтонен боялся, что демон, живущий в его сыне, вырвется на свободу. Он внимательно следил за Энрике, задавал каверзные вопросы, совершенно внезапно устраивал проверки, даже изобрёл лекарство, запирающее часть сознания особым блоком… и всё же его можно было обмануть. И это было весело: нарушать правила, установленные Императором, идти наперекор его железной воле, строить коварные планы. До тех пор, пока всё не зашло слишком далеко. Пока Энрике не понял, что Альфред вовсе не так безобиден, как ему казалось. Но даже тогда он не мог сопротивляться тем чувствам, что испытывал к брату.

Брат, половина души, тот, кто всегда рядом, тот, кто поддерживал Энрике во всём и кого Рик любил всем сердцем. Тайный любовник из зеркала с дерзким взглядом и соблазнительными речами. Ближе, чем кто-либо на свете, роднее и важнее всех! И вот Альфи не стало, а на его месте образовалась тянущая пустота, истекающая болью.

И боль эта сводила Энрике с ума. Она год за годом подтачивала его здоровье, гнала куда-то, не давая осесть на одном месте и зажить спокойной жизнью. Туман в мыслях, постоянное беспокойство, страх опоздать куда-то, где его очень-очень ждут… Ему снились странные сны, он просыпался и оказывался в другом сне, ещё более запутанном и сюрреалистичном, затем выдирался из кошмара, чтобы попасть в новый. Что из безумных видений, проносящихся перед его глазами, было настоящим, а что – плодом воспалённого воображения?

Он устал. Смертельно вымотался. Он не знал, сколько времени будет вот так скитаться по мирам в поисках чего-то важного, но не мог остановиться. Потому что если он сделает это, то окончательно потеряет Альфреда. Откуда пришла эта мысль? Энрике даже остановился, растеряно оглядываясь. Но пустые поля, засеянные пшеницей, безмолвствовали.

Опустив голову, Энрике возобновил свой путь. Если солнце будет жарить по-прежнему сильно, то через пару часов он окончательно свалится с ног. От безжалостного зноя дрожал воздух, губы потрескались и взялись жёсткой коркой, дыхание сипло клокотало в глотке. Рик прищурил слезившиеся глаза, пытаясь смотреть против ослепительного света. Ему показалось, что на дороге впереди его поджидают двое. Почему-то он сразу понял – это по его душу, но даже не замедлил шага. Не всё ли равно, что с ним станет? С жалким, разбитым ничтожеством…

– Энрике Бришелла?

Очень приятный женский голос, смутно знакомый, хотя Энрике и не мог вспомнить, кому именно принадлежит этот мелодичный перезвон колокольчиков. Он остановился, тупо глядя под ноги безразличным взглядом. Вопрос повторился. Измученное сознание отказывалось подчиняться и мысли вяло плыли по течению. Интересно, неужели Матиас, потерявший брата-близнеца, чувствовал нечто подобное? Энрике мучительно застонал, уже успев позабыть о таинственных незнакомцах, ждущих от него чего-то.

Перед мысленным взором проплывала череда жестоких преступлений, совершённых психованным безумцем с полного согласия самого Энрике. И, что самое ужасное, он знал – если вдруг ему представится шанс вернуться в прошлое, он ничего не станет менять. Ни тотальный диктат, установленный Альфредом, ни случайная, нелепая смерть Лукаса и показательная казнь Фабио и Вольгера Тремейна, совершённая ими самими под угрозой смерти близких… Ничто из этого, включая грязное, запретное насилие над беспомощным отцом, не заставило бы Энрике отказаться от Альфреда.

Наверное, в какой-то мере он разделял безумие брата.

«Альфи… Альфи, где же ты? Я так виноват перед тобой! Я должен был яростней сопротивляться, должен был сохранить тебя, оградить, спасти… Простишь ли ты меня?»

Нет. Энрике прекрасно помнил свирепый, безжалостный нрав брата. Он не простит, только жестоко рассмеётся на попытки оправдаться.

В своих бесконечных скитаниях Энрике понял, что нет и не будет для него никого другого, кроме яростного, дикого и сумасшедшего Альфреда. Никто не сможет заменить это персональное благословение и проклятие.

– Ты ещё хочешь увидеть его?

Сиплый, надорванный голос ворвался в мысли, подарив надежду, сверкнувшую в окружающей Энрике тьме ярче тысячи солнц. Он медленно поднял взгляд, испуганно, робко посмотрев на тех, кто предлагал ему невозможное. И тут же содрогнулся от настоящего ужаса, узнав в этих двоих тех, кто разделил его с братом, ввергнув в десятилетний кошмар затяжного безумия. Глаза наполнились слезами, губы задрожали, едва сдерживая рыдания.

Женщина со светлыми глазами и волосами успокаивающе подняла руку, будто пытаясь удержать от бегства, в которое Энрике был готов пуститься:

– Мы не обманываем. Правда. – Она улыбнулась, сразу став похожей на Иллу. Илла хорошая, вспомнил Энрике, – Илла всегда помогает, когда больно. Мужчина рядом скупо кивнул, но взгляд его синих, льдистых глаз немного потеплел, когда он посмотрел на измученного, опустившегося бродягу, одетого в лохмотья, заросшего неопрятной бородой, со слезившимися глазами, крупно вздрагивающего от любого громкого звука. Руки с обломанными, грязными ногтями молитвенно сложены – он готов на всё, лишь бы их слова оказались правдой!

– Но ты не можешь встретиться с ним в таком состоянии, – женщина мягко взяла Энрике за руку, совершенно не брезгуя и добавила: – Пойдём, я помогу тебе привести себя в порядок.

– Но… Альфи, он будет ждать, – неуверенно произнёс Энрике, забеспокоившись.

– Он ждал десять лет, – напомнила Яни, ласково улыбнувшись. – И знает, что вы совсем скоро будете вместе. Он ВИДЕЛ это.

И пока лучшие парикмахеры и стилисты трудились над безропотным Энрике, постепенно возвращая ему человеческий облик, состригая свалявшиеся космы, отпаривая кожу до идеальной чистоты и полируя облагороженные ногти, близнецы Лайтонен пытались как можно понятнее объяснить замысловатый план Инженера.

– Это всё Ванахи, – словно оправдываясь, сказала Яни. – Наш великий гений-Инженер возомнил, что может «исправить» сознание Альфреда, вернув ему первозданную чистоту шестилетнего ребёнка. Но сначала вас нужно было разделить, а это оказалось не так-то просто.

– И тут потребовалась наша помощь. – Ярри сипло кашлянул, помогая Энрике завязать шейный платок перламутрово-жемчужного цвета. Сам камзол, расшитый серебристой нитью, строгие брюки и белоснежную, накрахмаленную нижнюю сорочку выбирала сестра, по-женски щепетильно подбирая цвета и даже ткань.

– Видишь ли, мы единственные, кто способен на молекулярном уровне проводить подобные операции. Твой случай оказался куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Узнаётся стиль отца – всё, что он делает, имеет двойное, а то и тройное дно. Много времени ушло на создание специальных инструментов…

Яни сокрушённо качнула головой.

– Ванахи должен был сделать главное – подготовить новое тело, очистить память, убрать излишнюю агрессивность. Альфред будет таким, каким должен был бы стать, если бы не фатальная ошибка его родителей и преступное отношение Кана Сатора.

– Значит, он забудет меня? – Внутри Энрике будто что-то оборвалось. Наверное, сердце. Стало трудно и больно дышать, он в панике переводил взгляд с невозмутимого Ярри на улыбающуюся Яни.

– Нет, этого он забыть никак не сможет, просто всё то, что отравляло его душу и сводило с ума – ушло, словно никогда и не существовало. Возможно, эффект понадобится закрепить, но ты же всегда будешь рядом, чтобы спасти его от плохих снов, верно?

Энрике истово закивал, в нетерпении стискивая побелевшими пальцами подлокотники кресла. Он и боялся и жаждал встречи с Альфредом, как величайшего в своей жизни откровения. И, как всегда бывает в подобных случаях, это произошло совершенно внезапно. Просто в один из дней, гуляя в компании неразлучных близнецов по парку небольшого пасторального городка, Энрике увидел сидящего на скамейке рыжеволосого мальчишку, тоскливо рассматривающего небольшой фонтан в виде вставшей на хвост каменной рыбины, извергающей из распахнутого рта струю воды. Рик узнал его сразу, несмотря на то, что не видел никогда. Просто в искалеченной душе отозвалось знакомым теплом имя «Альфи». У бывшего принца подогнулись колени, и он рухнул на кучу опавших осенних листьев, бессильно опустив руки. Блаженная истома овладела его разумом, наконец выпуская из тисков десятилетних кошмаров. Малыш обернулся и целую секунду, для двоих превратившуюся в вечность, Альфред смотрел в глаза Энрике.

Когда именно прервался этот бесконечный миг? Лорд Бришелла очнулся, лишь ощутив объятие тонких, словно хрупкие веточки рук. Его гладко выбритой щеки, влажной от пролившихся слёз, коснулась бархатная щека ребёнка и голосок, срывающийся от волнения, торопливо зачастил:

– Я так ждал, так ждал тебя, Рик! Почему ты так долго?..

Энрике судорожно вздохнул, изо всех сил прижимая к себе обретённое сокровище, пробормотал:

– Прости, Альфи… Я торопился к тебе, как только мог. Просто… не знал, где тебя искать.

– А я видел тебя в своих снах, – доверчиво прошептал мальчик. – Мы же больше не расстанемся?

– Никогда! – Твёрдо сказал Энрике.

Захрустел гравий, которым были посыпаны парковые дорожки и к близнецам присоединился человек в дорогом кашемировом пальто с поднятым воротником – ветер крепчал, всё настойчивей напоминая о скором наступлении сезона дождей. Ванахи с тихой улыбкой смотрел на обнявшихся братьев, с законной гордостью созерцая очередное своё творение. В конце концов, он заслужил пару комплиментов от всегда сдержанных близнецов, отметивших качество исполнения и сложность выполненного заказа.

– Пожалуй, нам пора, – прошептала погрустневшая Яни, взяв неразлучного с нею Ярри за руку и оглядываясь на Инженера. – Теперь нас с тобой совсем ничего не связывает, Ванахи, сын Талины-Ведьмы.

– И вы прощайте, проклятые бессмертные. Надеюсь, вы найдёте то, что искали все эти долгие столетия.

Ванахи продолжал смотреть на обретших друг друга Энрике и Альфреда, впервые в жизни боясь оглянуться, чтобы взглянуть в бесконечно мудрые глаза близнецов, странствующих по Галактике уже тогда, когда сам Инженер даже не появился на свет. Еле слышное шипение ознаменовало собой появление портала, а когда Ванахи, наконец, осмелился обернуться, старших брата и сестры уже не было рядом. Они вновь ушли в неизвестность, в поисках приключений тратить свою бесконечную жизнь, до конца времён наслаждаясь обществом друг друга. Наверное, это был один из видов любви, недоступной рациональному разуму Инженера. Тяжело вздохнув, он перевёл мрачный взгляд на ещё одну странную пару, по удивительному капризу судьбы получившую второй шанс. Две души, не существующие друг без друга, два сердца с единым ритмом, мысли и чувства, перемешанные настолько, что уже давно не ясно, кому из партнёров они принадлежат, да они и не попытаются провести между ними черту. Зачем? Они счастливы – полно, всеобъемлюще, как могут быть счастливы те, кто долго шёл к своей мечте и, наконец, обрёл её.

Почувствовав укол зависти, Ванахи нахмурился. Ему, Инженеру, не пристало жалеть о чём-то, тем более о настолько неверном и непредсказуемом чувстве, как любовь. А посему, прервав трогательную встречу, он сказал:

– Я могу перенести вас в мир, который вы выберете сами. Там вы и останетесь, чтобы служить Ордену Хранителей Равновесия, так что подумайте хорошенько.

Он ожидал нерешительности или долгих споров, однако Двоедушные удивили его и на сей раз, едва ли не в один голос назвав имя планеты, где хотели бы жить. Ванахи был отлично известен этот мир – населённый примитивной цивилизацией, еще даже не изобретшей колесо и пребывающей в плену наивных иллюзий, населённых целым сонмом богов и богинь.

+++

Атуа пробирался сквозь джунгли в погоне за выносливым эккудо, с сожалением понимая – если через пятнадцать афу он не сможет зацепить добычу дротиком, в селение придётся вернуться с пустыми руками на посмешище более удачливым охотникам, ибо на территории, принадлежащей Белым Духам охотиться было запрещено. Уже отсюда было видно голубоватое мерцание, непроницаемой стеной окружавшее значительное пространство, которое, впрочем ничем не отличалось от джунглей по эту сторону. Животные эту преграду преодолевали без проблем, но людям из окрестных селений путь за сияющую стену был закрыт. Нездешняя, чуждая магия, отрицающая правила этого мира, презирающая богов и существующая, не смотря ни на что.

Шаман Эгу разговаривал с духами джунглей и те поведали старику, что Белые, пришедшие на эту землю в незапамятные времена, выставили защиту от вторжения, потому что не желают жить в мире с владыками этого мира. Они отвергают веру детей Схины, а значит – всех людей. И боги прокляли наглых пришельцев, – вещал шаман вечерами у костра собравшимся малышам. – В древние, седые времена, когда предки предков ещё не умели разговаривать и варить крепкий хман, проясняющий сознание, Белые сражались с хозяевами Схины, но ожесточенная битва закончилась ничьей, вот как сильна была чужая магия! Тогда боги наслали страшное проклятие – отныне никто не должен видеть Белых Духов, иначе неосторожный потеряет зрение. Никто не должен говорить с Ними, ибо лишится дара речи. Никто никогда не услышит Их голос, чтобы сохранить свой слух. И постепенно дети Схины смирились с тем, что рядом с ними незримо существуют Белые Духи. Отголоски их магии иногда достигали деревни Атуа в виде разноцветных всполохов, радужными лентами извивающихся в небе, подобно легчайшим светящимся полотнищам паутинной ткани. Вреда от них не было, и шаман даже предсказывал погоду, основываясь на частоте и интенсивности появляющегося свечения.

Атуа знал – Белых Духов было двое. О том повествовали старинные предания. Они не старели, не болели и не изменялись на протяжении долгих-долгих лет. Но сколько жизней длилось это «долго»? И если Их никто не видел, откуда известно, как всё обстоит? Атуа никогда не спрашивал об этом, хотя много думал. Эти мысли – крамольные и неправильные – он старательно гнал от себя, но часто охотясь рядом с запретными землями Духов, он позволял себе задавать некоторые вопросы.

Эккудо свернул к реке, величественно влекущей свои медленные жёлтые воды по извилистому пути, и, подкидывая жирный, упитанный зад, со всех четырёх копыт устремился вдоль берега. Атуа занёс жилистую, темнокожую руку с дротиком, смазанным парализующим ядом, и, выждав удачный момент, изо всех сил метнул его. Заострённый деревянный стержень вонзился в круп животного и эккудо, жалобно взвизгнув, упал, забившись в агонии. Охотник, не торопясь, приблизился, удостоверился в том, что зверь полностью обездвижен и ядовитые шипы на длинном хвосте не ранят его, Атуа принялся за разделку добычи, мурлыкая себе под нос незатейливую песенку. За этим занятием он не заметил, как вокруг посветлело, хотя день клонился к закату, а когда понял, то испуганно вскинул глаза. Прямо перед ним, на поваленной ветке огромного дерева сидел мальчик лет пятнадцати в просторной белой рубашке и белых штанах. Атуа поразился, насколько белыми и чистыми показались ему одежды ребёнка! Всё в облике странного ребёнка было необычным, чужим – и цвет кожи, словно парное молоко, и разрез глаз… Даже волосы непривычного медного цвета, необыкновенно гармонирующие с закатными облаками. От фигуры Духа распространялось мягкое и светлое сияние, наверное, ему будет гораздо проще в сгущающихся сумерках найти путь к своему становищу, – посетили обалдевшего Атуа странные мысли. А потом он вспомнил, что должен бояться, что теперь может распрощаться со зрением и стало юноше необыкновенно горько. Ведь он не искал встречи, даже не зашёл на запретную территорию – вон прозрачно-голубоватая стена видна в отдалении… Так почему он, здоровый и сильный мужчина должен лишаться будущего всего лишь из-за того, что Белому вздумалось подойти ближе.