Текст книги "Игры престолов. Хроники Империи (СИ)"

Автор книги: 5ximera5

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 55 страниц)

– Альфи…

Лорд Эшли проснулся от собственного крика. Сердце колотилось где-то в горле, тонкая ночная рубашка противно липла к телу, вынудив подняться и на всё ещё деревянных от пережитого ужаса ногах поплестись в душ. Смывая с себя холодный пот, Альфи пытался выровнять дыхание, надрывавшее лёгкие и только после того, как ему это удалось, осторожно позвал:

– Рик?..

В мысли тут же проник умиротворяющий образ брата, нежащегося в постели. Утреннее солнце целовало его губы, но Энрике отворачивался, не желая просыпаться. Ещё слишком рано. Альфред сел на краешек этой воображаемой постели, тихонько спросил:

– Рик, что ты чувствуешь ко мне?

– Люблю, конечно, – тут же последовал искренний в своей почти детской непосредственности ответ. В приоткрытых глазах – летнее небо с золотой россыпью солнечных искорок. Не задумался ни на секунду. Почувствовав, как к горлу подкатывает комок, Альфред, судорожно вздохнув, спросил:

– Даже несмотря на то, что я – монстр?

– Если ты считаешь себя чудовищем, то мне тоже следует им стать. Тогда мы не разлучимся никогда. – Энрике сказал это так, как объясняют неразумному малышу прописные истины, мол, как можно этого не знать?! – Ведь ты не оставишь меня?

– Никогда, мой хороший. Мы всегда… всегда будем вместе.

Альфред провёл ладонью по волосам Энрике, легонько дохнул в лицо брата, заставив того сонно смежить веки, вновь погружаясь в колдовской сон.

Всегда вместе.

Всегда.

На утро Альфред получил доклад о том, что Дворец его предал.

+++

Матиас очнулся от длительного забытья, с трудом понимая, где он и что происходит. Отрава, которую ему вкалывали каждый день заботливые медсёстры, вызывала помутнение рассудка и постоянную дурноту, отчего принц всё время ощущал себя жалкой медузой, выброшенной отливом на берег и медленно издыхающей под безжалостными лучами солнца. Только вот тогда ему было бы жарко, душно, невыносимо… но на самом деле Матиаса трясло от холода. Он пробирал до костей и иногда юный Хранитель Лиги не был в силах разжать сведённые судорогой зубы, чтобы глотнуть воды из чашки и искренне не понимал, почему же ни охранники, ни медперсонал не чувствуют этого ужасающего, леденящего холода!

Мысли о творящихся странностях посещали его в недолгие часы бодрствования и тогда Мэт будто плыл в чёрной реке мимо каких-то людей, стоящих на берегах и кричавших ему что-то. Люди чаще всего напоминали брата Энрике, но Матиас не был уверен. Он вообще слишком сильно устал, чтобы о чём-то думать и образы, что он видел, проплывали мимо, порой, даже не идентифицированные мозгом. Наверное, в воде, что ему всё же удавалось пить, тоже содержался яд. Ну и пусть.

Лучше смерть, чем такое жалкое существование. Матиас медленно усмехнулся уголком рта. Вся левая половина тела плохо слушалась, будто он её отлежал, но Мэт знал истинную причину. Чувствовал всем сердцем, всей душою – не стало Лукаса. Его половинки. Лучшего друга и брата. Как после этого продолжать жить?! Почему мир всё ещё существует, а не проваливается в чёрную пропасть?!

Аппаратура над его головой пронзительно запищала и в палату тут же вошла медсестра, снимая колпачок с иглы стерильного шприца. Бабочка едва не сорвалась с булавки.

– Бабочка, – прошептали пересохшие губы. – Бабочка умерла…

В глазах защипало от слёз. Они горячими каплями стекали по щекам, пока в исколотые вены лился чёрный яд. Никогда ему не стать прежним без Лукаса. Никогда.

Кажется, он снова уснул. Ему всё труднее было отличать сон от реальности, да Матиас и не пытался. Какой смысл? Во сне, хотя бы, можно увидеть Иохима и Лиандру – единственных родных людей, что у него оставались. Правда, Матиас был за что-то обижен на Иохима, но всё никак не мог вспомнить, за что и почему. Тщетно поломав над этой загадкой голову, он лишь ещё больше устал.

Скоро ему станет всё труднее просто дышать. Матиас закрыл глаза, чтобы не видеть, как раскачивается, будто на гигантских качелях белоснежный потолок палаты. Однако ощущения остались даже при смеженных веках, заставив его измученно застонать:

– Можно мне, наконец, умереть?

Наверное, он спросил это вслух, потому что смутно знакомый голос ответил:

– Ещё не время, любовь моя. Ещё не время. Я обязательно спасу тебя, только держись!

Любовь? Что это? О, это то самое чувство… Лукас. Иохим. Лиандра. Вот что было любовью, её истинными воплощениями. Но не следует обманываться, нет! Скорее всего, его просто пытаются запутать, а он снова поддаётся на провокацию.

Ну. И. Пусть.

+++

– Вы понимаете, что я не могу оставить безнаказанным столь тяжкое преступление? – Вкрадчиво осведомился Энрике, уставившись на Фабио и Координатора дворцовых служб мрачным, пристальным взглядом. И если Вольгер Тремейн ничуть не впечатлился этим обстоятельством по причине своей слепоты, то на Фабио тьма, клубившаяся на дне зрачков брата, подействовала исключительно угнетающе. Нередко случалось так, что излишне упрямый и несговорчивый герцог Турио бесил и выводил из себя отца, поэтому ему была отлично знакома аура разрушительной, подавляющей мощи, что волнами расходилась в такие моменты от взбешённого до крайности Императора, поэтому Фабио приучил себя стойко сопротивляться подобным попыткам морального давления на свою персону. В случае же с Альфредом… Плиты пола не крошились, не раскачивались люстры и не трескались окна, не разлеталась в щепки безумно дорогая мебель, однако Фабио испытывал незнакомый ему до селе животный ужас на грани инстинктов – так мелкий зверёк отчаянно забивается в норку, в надежде переждать в иллюзорной безопасности налёт пернатого хищника.

– Спрошу последний раз, так что советую подумать хорошенько над правильным ответом. Каким образом Дворец позволил ускользнуть трём опасным преступникам?

Пополнить собой список изменников Короны замарав себя пособничеству им вовсе не входило в планы герцога Турио, поэтому он начал издалека:

– Вам известен, Ваше Величество, принцип действия системы Наблюдения?

– Имею смутное представление, – ядовито прошипел Альфред.

– В таком случае вы должны понимать некую… э… специфику данной службы.

Покосившись на Вольгера, по-прежнему феноменально невозмутимого и почерпнув от сего зрелища неожиданную уверенность, Фабио продолжил:

– Поскольку смена протоколов административных прав потребовала…

– Я в курсе, как они выбрались из камер! – В голосе Императора отчётливо зазвенели погребальные колокола. – Меня заверили, что уже через четверть часа Дворец вышел на оптимальный уровень энергообеспечения, позволяющий обслуживать пользователей в прежнем объёме! Согласитесь, пятнадцати стандартных минут всё же мало для того, чтобы превратить полсотни охранников сектора крилл в трупы и благополучно убраться, умудрившись не попасться на глаза патрулям!

– Всё верно, – внутренне содрогнувшись, согласился Фабио. – И здесь как раз возникают те самые тонкости и нюансы, о которых я пытался рассказать ранее. Поскольку я стал администратором всего лишь несколько часов назад, о чём вы и уведомили меня лично, я ещё не вполне освоился с системой, поэтому…

– Поэтому сейчас рядом с тобой стоит этот напыщенный болван! – Рявкнул Альфред. – Так я услышу объяснения случившемуся?!

– Кхм… как заверил меня Координатор, в немалой степени беспрепятственному перемещению изменников по Дворцу способствовал их так и не изменившийся статус. Система всё ещё считала их, согласно вшитой программе доступа, персонами привилегированного, приоритетного класса, как членов Императорской семьи. Как администратор, я исправил эту досадную ошибку, так что на данный момент в списке приоритета есть исключительно ваше имя. Кроме того, система Наблюдения имеет весьма серьёзный объём, так что автоматически в первую очередь загружались функции жизнеобеспечения и поддержания комплекса на текущей орбите и в последнюю очередь – управление автоматикой дверей и лифтов, герметичных ставен и переборок, как не несущих в себе жизненно важных значений.

Нижнее веко Альфреда предательски дёрнулось. Меньше всего он хотел бы слушать лекцию о психомоторике Дворца и связанных с этим проблемах, поэтому Император оборвал Фабио вопросом:

– Что вы можете предложить, чтобы компенсировать допущенную халатность в работе? С вас, мой дорогой брат, спрос вдвойне – и как с администратора, и как с начальника службы «Акелла» и если вы не справляетесь со своими обязанностями, то должны были подать соответствующий рапорт! Не заменить ли мне так и не состоявшуюся казнь, за неимением главных действующих лиц, на другое развлечение? Скажем, на уникальное представление под названием «принц, наказывающий Инквизитора».

Фабио в смятении оглянулся на Координатора.

– Я… я не понимаю, – удалось произнести ему. Альфред жестоко, зло рассмеялся:

– А вот ваш коллега – понимает, правда, Вольгер Тремейн?

– Народу обещана казнь. Отменить мероприятие Император не вправе, значит, казнь состоится, – голос бывшего инквизитора оставался ровным, безразличным, однако Фабио успел ощутить волну огненной ярости, на мгновение вспыхнувшую в глубине внешне бесстрастного Вольгера и это чувство странным образом помогло принцу понять тень того единения, что должен был испытывать администратор, управляющий сложной многофункциональной системой, объединившей сознание сотен и сотен людей.

– Я дам вам время подготовиться до следующего утра. Господин Координатор успокоит Дворец, объяснив Наблюдателям причины казни, как и то, что подобная практика будет продолжаться и впредь до тех пор, пока одарённые не уяснят для себя простую истину – я не собираюсь потворствовать капризам Дворца и намерен пресекать творящееся самоуправство самым жестоким образом. Ну а Фабио… братишка должен как следует освежить в памяти навыки владения боевым хлыстом. Думаю, пятьдесят ударов с лихвой удовлетворят кровожадность толпы. Не смею вас более задерживать.

Фабио не помнил, как оказался в длинной узкой галерее, проходящей над залитым солнечным светом внутренним двориком. Прислонившись пылающим лбом к мраморной колонне, он мучительно размышлял над тем, как такое вообще могло произойти. Инквизитор остановился рядом, позволив себе едва ли не дружеский жест – прикосновение к плечу подавленного принца.

– Могло быть хуже. – Произнёс его ровный, холодный голос.

– Хуже?! – Не сдержавшись, рявкнул Фабио. – Что же, по-вашему, могло случиться?

– Однажды вашего предшественника на посту начальника «Акелла» попытался обворовать мелкий карманник из Нижнего города. Кажется, лорд Йонен руководил инспекционной комиссией, зачем-то спустившейся в Янтарный город с уровней Света. Поговаривают, что он набирал адъютантов исключительно из низких сословий, не без основания полагая, что такие люди будут ему служить честнее и вернее прочих. К несчастью, воришка попался на горячем. Араши Йонен в три удара едва не отправил мальчишку на тот свет. Всего три удара хлыстом.

– Прибавь к этому ещё целых сорок семь ударов, что назначил Энрике.

– Прошу меня простить, лорд Лестер, но ваша рука и вполовину не так тяжела, как у Араши Змееглазого. К тому же… разве вы до сих пор не поняли, почему исполнителем наказания назначили именно вас?

– Его Величество думает, будто славно пошутил, – проскрежетал Фабио.

– Верно. Благодаря вашему Дару эмпата, вы будете ощущать ту же боль, что и я. По сути, вам приказали бичевать самого себя, и, учитывая обычные человеческие инстинкты самосохранения, ваши удары будут терять в силе с каждым новым замахом.

– Поэтому пятьдесят. – Мрачно заключил Фабио. – Хочет количеством превзойти качество. Скажите, Вольгер, как часто вам приходилось иметь дело с Араши?

– Достаточно, – осторожно ответил инквизитор.

– Что он был за человек? – В светло-голубых глазах герцога притаилась странная тоска. Координатор слегка пожал плечами:

– Удивительно. Вы были его братом, так неужели за все годы так и не сподобились узнать его получше?

– Вы правы, – сухо хмыкнул Фабио. – Забудьте этот глупый вопрос.

– Могу сказать немного из того, что мне известно, – вдруг сжалился Вольгер. – Араши Йонен казался мне сильным, ответственным человеком, который всегда добивается поставленных целей. Он по-своему благороден, бессмысленная жестокость претит ему. Его решения отличаются блестящими, выгодными ходами и в то же время он не забывает о поощрении тех, кто работает с ним.

– Вы сказали «казался». Ваше мнение о нём изменилось?

На этот раз пауза вышла дольше и томительнее. Инквизитор тщательно взвешивал все «за» и «против», в конце концов, проронив:

– Как верноподданный Империи Мэру я от всего сердца осуждаю действия Змееглазого.

– Разумеется, – эхом откликнулся Фабио, верно прочитав послание инквизитора между строк. – Что ж, нам следует успеть много всего, чтобы подготовиться к представлению.

Вольгер Тремейн согласно кивнул и они направились к операторской. Предстояло убедить несколько сот с лишним человек в том, что завтрашняя пытка не является актом терроризма в отношении системы Наблюдения, хотя оба знали, что это не так.

====== Глава 20. Сумерки. Часть 2 ======

Свадебная церемония у хсаши – это всегда событие, которое принято отмечать с особым размахом. Шикарное застолье, вычурные наряды, призванные лишний подчеркнуть статус гостей, своего рода демонстрация достатка семей с вполне определённой выгодой – заключение новых брачных союзов. И, разумеется, сочные, велеречивые тосты в честь новобрачных. Даже если Гнёзда, вовлечённые в праздник, и не считались богатыми, обеспечить соблюдение традиции было делом чести и нередко случалось так, что будущие муж и жена за всю свою совместную жизнь могли больше не увидеть такого количества яств!

В честь бракосочетания Воплощения Великого Дракона и строптивой дочери Гнезда Гъёлл был объявлен трёхдневный праздник с непременными гуляниями и богатыми угощениями. Империя отмечала не только женитьбу своего кумира и бога, но и одержанную им победу над хсаурами, обретение новых земель, с которыми были связаны большие надежды, так что три дня и три ночи не гасли огни городов Ал-Хиссы, облака раскрашивали во всевозможные цвета гремящие фейерверки и салюты, лился рекой пенный эль, а хмельные красавицы, весело смеясь, кружились в лихих танцах с хафесами, вернувшимися с войны героями. На каждой площади на специальных помостах играли музыканты, бойко шла торговля и процветали гадалки в своих цветных шатрах, предсказывая всем обратившимся парочкам скорое воссоединение любящих сердец, в храмах звонили колокола и воздух вибрировал от этого гула.

И лишь одна женщина не разделяла всеобщего ликования. Ей казалось, что её ведут на эшафот, перед казнью зачем-то умаслив её тело ароматическими маслами и вплетая в волосы цветные ленты с драгоценной вышивкой. Гюссхе не сопротивлялась – не потому, что не хотелось, просто начни она кусаться и царапаться, о её непристойном поведении немедленно доложили бы Хаффи, а вызывать его гнев было неразумно. Со свойственным ему цинизмом и расчётливостью он напомнил Гюссхе о заключённой сделке. Она продалась ему за возможность омыть имена погибших родичей в крови людей-врагов. Думала, что причинит ему этим желанием боль.

Женщина криво улыбнулась своему отражению. Подумать только, до чего она была наивной!

Араши оказался из той редкой породы монстров, что умеют располагать к себе незаметно, исподволь превращая окружающих в покорных рабов собственной воли. И Гюссхе почти поддалась этому тёмному очарованию! Вдали от него не переставала думать о встрече, едва ли не предала себя, когда с радостной улыбкой спешила представить ему детёнышей… Хъярра милостивая! За что ты заточила душу своей смиренной дочери в этот колдовской лабиринт?

Лёд и пламень боролись в груди непокорной Гюссхе, когда её облекали в свадебные одежды, расшитые драгоценными камнями и тяжелые, словно её безрадостные мысли.

Араши – подлый, бесчестный колдун! Украл её покой, отравил сердце чёрными чарами, такими сладкими и желанными, что Гюссхе хотела умереть от счастья в его объятиях… и пугалась этого!

Это странное безумие мучило, иссушало душу, но женщина продолжала твердить себе: «скоро, скоро всё закончится!», а тонкие сильные пальцы сжимались вокруг рукояти отравленного кинжала, умело спрятанного в складках пышных юбок. Единственное, что осталось решить – чью жизнь оборвёт клинок – Араши Змееглазого или её?

Гюссхе томилась ожиданием. Скоро… Совсем скоро! Вот уже кортеж, состоящий из нескольких колесниц, запряжённых парой скаковых ящеров в богатой сбруе, с пафосом подъезжает к Храму Изначальных, а впереди – гигантская лестница, чьи ступени она пересчитывала раз за разом, приходя сюда с молитвами о НЁМ! Зачем, почему, как она могла пасть настолько низко? Упрашивать святых драконидов подарить ей ещё хотя бы одну встречу с этим жестоким, властным тираном. Готова была отдать всё, что имела за один лишь золотой взгляд, утонув в океане нежности.

Почему же сейчас ноги плохо слушаются, колени трясутся от страха, а к горлу подступает комок? Что с ней не так?!

Араши стоит, гордо вскинув голову, на самой вершине зиккурата Храма и закатное солнце огненными вспышками сверкает на его доспехах, высвечивает ореол вокруг седовласой головы и кажется, будто священники правы называя его Воплощением Бога.

Красивый… до чего же красивый мужчина! Гюссхе могла бы позавидовать самой себе, если бы не знала – за безукоризненной внешностью скрывается расчётливое ледяное чудовище. Араши твердит, будто любит её, однако Гюссхе сложно было в это поверить, ибо такие, как Змееглазый, способны любить лишь себя.

Вложить пальцы в его протянутую ладонь легко. Гораздо труднее решить – любить или ненавидеть. Почему-то третьего было не дано, как в сложном математическом уравнении, где ответ может быть только «да» или «нет». Мучительное смятение, мешающее принять истину, владело сердцем и душой женщины, пока вершилось таинство обряда.

Если Араши и заметил некую странность в поведении своей возлюбленной хэйны, то ничем этого не показал. А она всё металась в лабиринте, воздвигнутом ею самой, анализируя вновь и вновь все их встречи, вспоминая слова, когда-либо сказанные друг другу и вот, подняв измученный взгляд на лики святых драконидов, Гюссхе внезапно увидела понимающую, улыбку Матери Сущего. Добрую, почти сочувствующую своему несчастному чаду. Сквозь невольные слёзы дочь Гнезда Гъёлл смогла улыбнуться в ответ, благословляя древний обычай, при котором Владыка берёт в жёны избранницу непременно на закате, чтобы в полумраке зала никто, кроме Изначальных, не мог увидеть этих горьких слёз.

Как же она могла не понимать раньше такую простую истину! Как могла блуждать упорно во тьме гордыни, когда рядом светилось столь яркое солнце! Только протяни руку, коснись его пальцев, обжигающе горячих… Ведь ей не составило труда вспомнить каждый их разговор, каждое слово, жест, улыбку, взгляд… Так бережно в памяти хранят лишь сокровенное.

Но почему признание самой себе в этих чувствах должно быть таким невыносимо мучительным? Почему тяжело и страшно видеть его счастливую улыбку – не от того ли, что боялась разочаровать его? Разве любовь должна быть основана на подчинении, или это просто выверты её сознания, оправдывающие горячее, испепеляющее чувство к врагу?

Араши возьмёт её, как победитель. Должно быть, для мужчин этот ритуал имел особое значение, но как женщина она не хотела быть ценным призом.

Церемония завершилась громоподобными овациями и Гюссхе словно очнулась. Араши смотрел на неё молча, с каким-то болезненным ожиданием и она доверчиво шагнула ближе под мелодичный звон драгоценных звеньев брачных оков, сковавших их на всю оставшуюся жизнь. Змееглазый необыкновенно нежно, чего нельзя было ожидать от столь властного и жестокого человека, провёл кончиками пальцев по губам Гюссхе в немой просьбе. Странный. Отныне она – всего лишь его вещь и ему нет нужды просить о чём-то. Принимая его поцелуй, Гюссхе обняла Хаффи в ответ и он вознаградил её тихим, еле слышным стоном. Он должен понять – Гюссхе не сломалась, огонь её дерзости всё ещё тлеет в груди и в этот поцелуй она вложила свою ярость.

Араши отстранился, его золотой взгляд искрился удовольствием от затеянной игры. Во дворец они возвращались разными путями – муж и жена обязаны были подготовить себя для брачной ночи, в то время как сумерки уже возвещали её скорый приход.

Служанки втирали в кожу Гюссхе взбитые молочные сливки, от чего она обретала невиданную нежность и шелковистость, а хэле начинали светиться серебром, лучше всяких украшений подчёркивая совершенство её фигуры. Длинные волнистые волосы были собраны и уложены в сложную высокую причёску, оставляющую открытой стройную шею женщины. Изумительной работы ночная рубашка – последний рубеж обороны девичьей чести, была возмутительно тонка и почти что прозрачна! Материал невесомо скользил по коже, вызывая мурашки.

Когда последние приготовления были завершены, в углах спальни заняли своё место лампады с ароматическими маслами, а бельё на огромной кровати перестелено белоснежно-хрустящими простынями, служанки, наконец, удалились, оставив Императрицу наедине с её страхами.

Тягуче тянулись минуты ожидания, густой запах благовоний туманил сознание, заставляя невольно расслабиться. Поэтому едва слышное шуршание автоматической двери осталось незамеченным для Гюссхе, погружённой в меланхоличную задумчивость. Если ли бы не лёгкое колебание воздуха, заставившее испуганно затрепетать язычки пламени, танцующие над бесчисленным множеством свеч, женщина даже не подняла бы взгляда.

Поднявшись с ложа, она почтительно поклонилась вошедшему супругу. Его взгляд, вопреки ожиданиям, не светился злобной радостью в предчувствии скорого унижения строптивой женщины, скорее – настороженный, словно у хищника, впервые ступившего на неизведанную территорию и теперь с лёгким любопытством осматривающий новые владения.

Гюссхе всем своим существом трепетала под его взглядом, чувствуя его сквозь тонкую ткань ночнушки – жаркий, жадный, похотливый… и в то же время странно мягкий. Хотя, возможно, ей просто показалось.

Араши был облачён в простые домашние брюки и просторную белую рубаху грубого полотна, с широким воротом на шнуровке. Все хафесы, освободившись от боевых лат, предпочитали носить подобную одежду: лёгкую и не стесняющую движения, что в удушливо-жарком климате Ал-Хиссы было в порядке вещей.

– Моя хэйна, ты прекрасна, – прозвучал его глубокий, завораживающий голос. Удивительно, но в нём не было насмешки или сарказма – просто констатация факта. Гюссхе затравлено оглянулась, но позади неё было огромное ложе и три глухие стены. Выход из комнаты был один и его преградил Араши. Бежать некуда!

– Хаффи, – пролепетала она, стараясь не терять крох достоинства. – Вы заставили ждать себя. Всё ли в порядке?

– Просто я долго думал над тем, как произвести наибольшее впечатление на свою жену, – вот теперь в выразительном голосе зазвенели ирония и ехидство, пугая окончательно растерянную Гюссхе, отступавшую крошечными шажками от надвигающегося Дракона. – Поскольку я не настолько высок и широк в плечах, как те, кого эссы считают красивыми, мне пришлось выбрать и отвергнуть множество пышных нарядов, но в итоге, я лишь потерял драгоценное время. За что искренне прошу прощения.

Она всё ещё не готова принять его, – Араши видел это очень ясно, однако продлевать их обоюдные муки не имело смысла, ситуация обязывала действовать жёстко и решительно, но стоило ему сделать ещё один шаг, как в руках его восхитительной, божественной хэйны появился узкий длинный стилет и вдохновлённая иллюзией защиты Гюссхе прошипела гневно:

– Не надейся, что тебе легко достанется победа!

В зелёных глазах напротив вновь разгоралось непокорное пламя бунтарства, что так нравилось Араши. Воплощение Великого Дракона раскинул руки в стороны, словно предлагая себя в качестве мишени:

– Ты помнишь наш давний разговор, хэйна? Я обещал, что отдамся на твой справедливый суд, но только после того, как исполню свои обязательства перед народом хсаши. Дело сделано, Гюссхе. У детей Изначальных больше не будет причин погибать в междоусобных войнах за территории. Я открыл им миры, где они могут жить свободно, а не задыхаться в перенаселённых муравейниках. Так что ты имеешь полное право свершить свою месть.

Гюссхе недоверчиво смотрела на него, вцепившись в рукоять кинжала, будто вновь пытаясь обрести уверенность. В каждом слове Хаффи ей чудился подвох.

– За дверьми стража, – предположила она. – Они сбегутся на твои крики, а меня казнят на месте. Ты сможешь выбрать более удобную жену в угоду Совету старейшин.

Губы Араши изогнулись в злой усмешке:

– Право же, Гюссхе… ну что за фантазии? Угождать Совету Гнёзд – последнее, что я намереваюсь делать. Эти дряхлые старцы не имеют никакого права решать за Великого Дракона, а посему, если решилась – не медли. Заставлять обречённого ждать казни недостойно.

– Разве тебе не страшно? – Совсем уж жалобно спросила Гюссхе. Всё складывалось не так, как она себе воображала. Почему-то её «жертва», беззащитная и уязвимая, не торопилась падать на колени, демонстрируя унизительную покорность, напротив! Это Гюссхе, несмотря на подспорье в виде кинжала, чувствует свою ничтожность.

– Страшно? – Мягко переспросил Араши. – Разумеется, мне страшно. Однако с некоторых пор собственная жизнь утратила часть своей ценности, а знаешь, когда это произошло? Когда я встретил тебя, моя светлая, нежная хэйна. Моя богиня. С тех пор каждый миг моей жизни посвящён служению тебе и если ты вдруг решила забрать её, что ж, я не буду сопротивляться. Ты – основа моего существования. С’хленн, малыши… Рухнет хотя бы одна из этих колонн и я буду уничтожен.

– Умеешь красиво говорить, Хаффи, – дрогнувшим голосом сказала Гюссхе. – Это один из твоих величайших талантов, верно? Магия слов.

– Если говорить о чарах, то в них я бессилен. Настоящим волшебством обладают мои братья. Им подвластны разумы и сердца других людей, они с лёгкостью читают мысли, предугадывают события, смешивают чувства… мне же остаётся лишь улавливать жалкие крохи информации, анализировать, делать выводы. Всё, что им даётся с такой возмутительной небрежностью мне приходиться добиваться потом и кровью. – Араши тихонько улыбнулся чему-то, а Гюссхе подумала, что это – один из самых долгих их разговоров.

– Однако, есть одно средство, хэйна, которое поможет нам быстро и полно понять друг друга и я хотел бы использовать его в самую последнюю очередь, но обстоятельства, увы, не позволяют подобной роскоши.

– Что же это? – С опаской спросила Гюссхе, устало опуская кинжал.

– Методика, разработанная мною на основе «слияния разумов». Это совершенно безболезненно, по крайней мере, для тебя. Я не буду принуждать, – тут же добавил он, видя сомнение в тонком, красивом лице женщины. Но вот она решительно вздёрнула подбородок, принимая вызов.

– Что мне нужно делать?

– Для начала – отложить эту острую штуковину и подойти ко мне.

В золотом взгляде напротив – добрая, ласковая улыбка, чуть-чуть печали и целый океан нежности. Протянув ей какую-то пробирку с тёмной жидкостью, попросил:

– Выпей, это совершенно безопасно, клянусь честью.

Она безропотно проглотила вязкую, сладкую жидкость, похожую на густой шоколад и почувствовала, как его сильные тонкие пальцы коснулись её щеки, плавно двинулись к виску, оставляя обжигающий след, медленно тающий на коже. Понизив голос, придав ему гипнотические интонации, Араши шепнул:

– Закрой глаза, расслабься… Представь, как ты входишь в распахнутые двери. Да, вот так…

Лицо Змееглазого на миг исказила судорога боли, дыхание перехватило, но ему удалось сдержать стон, загнать его обратно и вновь научится дышать. Это оказалось гораздо труднее, чем он себе представлял! Впустить в своё сознание не-телепата – всё равно что позволить роте солдат в подкованных сапогах промаршировать по беззащитному мозгу. Гюссхе не могла знать о том, как следует экранировать свои мысли, чтобы не травмировать партнёра, но Араши не возражал против боли. Если они способны понять мотивы и поступки друг друга только таким образом, что ж, значит, на то воля Изначальных.

Гюссхе открыла глаза и испуганно ахнула. Она стояла на краю гигантской пропасти, разверзшейся вглубь и вширь покуда хватало взгляда. Вокруг царили пустота и тишина, окрашенные в благородный бархат сумерек. Единственными источниками света в этом сне наяву были далёкие мерцающие звёзды, единственным звуком, кроме взволнованного дыхания Гюссхе был еле различимый гул ветра.

Но вдруг её внимание привлекла далёкая искорка света, не имеющая ничего общего со звёздами, и женщина направилась туда, осторожно ступая по грани пустоты. Очень скоро она поняла, что слабое свечение, влекущее её, исходило от белоснежной одежды мужчины, стоявшего посреди пропасти на крохотном пятачке вершины колонны, бесконечным столбом уходящей куда-то вниз и во тьму. Камень был покрыт сетью трещин и сколов. Мужчина повернулся к ней, ласково улыбнулся:

– Ты, верно, гадаешь, что это за место? Мой мир, Гюссхе. То, чем я являюсь.

– Но здесь нет ничего, – испуганно прошептала она, и неведомо каким образом Араши, находящийся от неё очень далеко, расслышал каждое её слово. Печально кивнул:

– Так было не всегда. В пору моей юности и любознательности, едва научившись заглядывать в себя с помощью особых техник и медитаций, я попадал в царство книг. Хранилище постепенно расширялось по мере того, как я взрослел и набирался опыта. Шуршание страниц всегда успокаивало меня, делало счастливым, но однажды в моей душе что-то сломалось и появилась чёрная трещина. Может, это произошло, когда я узнал тайну собственного предназначения, своё истинное место в мире отца и братьев, которое отвели мне от рождения. – Кулаки Араши сжались, ногти впились в ладони едва не до крови, но он заставил себя расслабиться, вновь посмотрев на любимую через бездну, разделяющую их души. – Граница эта словно отделила меня от остального мира и со временем лишь продолжала шириться, так что вскоре ненасытная пропасть поглотила моё убежище. Долгое время скитался я в надежде найти исцеление, но в этом мире день сменили сумерки и времени у меня почти не осталось. Я потерялся, Гюссхе.

В голосе Араши звенело неподдельное отчаяние, и что-то в душе самой Гюссхе жалобно вторило этой исковерканной мелодии так, что щемило сердце. Словно она и в самом деле могла понять ужас и страх хсаура, обречённого на одиночество.

– Встретив тебя я впервые почувствовал надежду изменить судьбу.

– Что же, с Феридэ не вышло?

Она вовсе не хотела язвить, но Араши дёрнулся от этих слов, словно от сильной пощёчины. Сказал: