Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 46 страниц)

– Конечно, – согласился Золотой, который раз идя вразрез своим чувствам.

Подумав, Седой философски произнес:

– Когда мы всех толковых следователей ежедневно будем загружать работой по отписке на наши жалобы, ты представляешь, сколько ребят смогут отдохнуть от них или избежать общения?

– Когда надо состряпать заявление? – спросил Золотой подавленно. Ему было стыдно за свою трусость, но

вместе с тем разве он виноват в создавшейся ситуации? Администрация колонии в неведении о происходящих

кознях. Сейчас ему могут устроить самосуд, и опять администрация колонии в стороне, а он в бороне. «У меня

одно очко, а не как в общественном туалете», – оправдывая себя за уступчивость, подумал он, ожесточаясь.

– Теперь, кажется, обговорили все, – задумчиво заметил Седой. – Расскажи мне, что ты знаешь о своих

покровителях, – подавая ему сигарету, попросил Седой так, что в просьбе его невозможно было отказать.

Закурив сигарету, Золотой сказал:

– Я о них толком ничего не знаю. Ночью толковал с двумя мужиками в масках, серьезные люди и денежные.

Я думаю, их пахан матерее тебя, – рискнул сделать бестактное сравнение Золотой.

– Все, которые на свободе, умнее тех, кто сидит здесь, это и козе понятно, – согласился Седой. – Почему

ты того пахана ставишь выше меня? Моя обида может дорого тебе обойтись, – пригрозил Седой, – чтобы

хозяина знал и на него не гавкал.

Почувствовав, что зарывается, Золотой вынужден был изменить тактику разговора:

– Сам просил рассказать откровенно о них, а теперь обижаешься.

– Докажи мне, что они матерее меня, и я забуду обиду, – сказал Седой. – А то получается, что ты начал

меня конфузить.

– Со слов Серебрякова я понял, что они работают только по сейфам. У нас такого класса специалистов в

колонии нет.

– Дельно говоришь. С такой умной головой и так дешево разменялся, – как бы рассуждая с самим собой, задумчиво произнес Седой.

– Забудь, Седой, о моей слабости. Я сегодня понял больше, чем думал научиться за все время пребывания

здесь у хозяина.

– Что ты поумнел, приятно слышать. Однако мне не дает покоя одна мысль. Ты принес своим покровителям

огромный убыток. Почему они тебя защитили, не дали на растерзание? Действительно, они мыслят не по-

нашему. Вместо того, чтобы грабануть сейф с деньгами, они в прокуратуре грабанули сейф с уголовными

делами, чтобы из дела узнать о намерении следователя в отношении себя и какой информацией он обладает. Я

буду рад, если они сами и с нашей помощью попытаются, а может быть, и смогут запудрить мозги толковому

следователю.

– Мне пахан обещал взять в свою «семью» после отсидки, – не сдержавшись, похвалился Золотой.

– Посылки они тебе присылали? – догадливо предположил Седой.

– Они! – признался Золотой.

– Теперь тебе не видать ни их посылок, ни «семьи», – убежденно заявил Седой.

– На той неделе я от них получил посылку, – сообщил Золотой, недоуменно пожав плечами. – Обещали

поддерживать посылками до конца срока.

– Ты меня убил, – вытянув ноги, расхохотался Седой. – Интересные люди, так и хочется встать на их

довольствие. Как думаешь, возьмут? – спросил он неожиданно. – Тем более я одного из их клана знаю.

– Не все они по сейфам волокут, а один. Так зачем им лишний едок? – заметил Золотой.

– Ты прав, – согласился с ним Седой. – Да и тебя они вряд ли приютят. Пока освободишься, столько воды

утекет, – произнес он в заключение.

Раскурив еще по сигарете перед расставанием, Седой сказал:

– Если кто спросит, зачем Седой вызывал, то скажи, что интересовался общим знакомым. Если

поинтересуются, каким и почему раньше им не интересовался, посылай ко мне, я объясню, – показал он вместо

улыбки золотые коронки и зубы.

Глава 26

Явка с повинной Петлюры Станислава Генриховича, принесшего с собой оба похищенных из прокуратуры

уголовных дела, шокировала Серебрякова по двум позициям. Явка с повинной вызывала удивление прежде всего

потому, что личность Петлюры давно была установлена следствием и все время находилась в сфере

наблюдения, и вдруг он оказался медвежатником.

Работать с Петлюрой Серебрякову было легко, так как сам подследственный иногда наводил его на

необходимость сбора тех доказательств, которые изобличали его.

По инициативе Петлюры Серебряков провел его опознание женой Белозерского, Фаиной, которая легко

опознала в нем инспектора горгаза, приходившего к ним в дом.

При воспроизводстве показаний на месте Петлюра уверенно показал, как он проник в дачный домик

Белозерского, где нашел сейф, но повторно вскрывать сейф отказался. Точно так же уверенно он показал

Серебрякову, как он проник в прокуратуру и как вскрыл металлический ящик, вскрывать который еще раз также

отказался.

Простота расследования уголовного дела настораживала Серебрякова. Он чувствовал, что вовлечен

противником в игру, не зная ни игры, ни ее правил.

Критически относясь к показаниям Петлюры, Серебряков все же был обязан проводить те следственные

действия, которые вытекали из показаний подследственного.

Петлюра показал ему дачный участок, где якобы он выбросил в колодец отмычку, с помощью которой

открывал сейф Белозерского и металлический ящик в прокуратуре.

Проведенной трассологической экспертизой было подтверждено, что следы на стенке сейфа и следы на

стенке металлического ящика были оставлены одним и тем же орудием преступления, которым является

отмычка, обнаруженная в колодце.

Петлюра был обложен доказательствами более чем достаточно, но недовольство собой, проделанной

работой по уголовному делу так и не покинуло Серебрякова до конца следствия.

Серебряков не верил Петлюре, что оба преступления он совершил один, без сообщников. Еще больше у него

вызывало сомнение то, что в сейфе Белозерского Петлюра, кроме документов, не обнаружил ни ценностей, ни

денег.

Для опровержения показаний Петлюры нужны были новые доказательства, добыть которые Серебряков уже

не мог.

Результаты ревизии по подотчету Белозерского выявили огромную сумму недостачи, множество

злоупотреблений, которые были направлены к стяжательству и корысти. Установлено до копейки, на какую сумму

были совершены хищения. Белозерский похищенные ценности мог хранить не только в сейфе, что наиболее

вероятно, но и в другом месте, которое без него сейчас установить было невозможно. Серебряков был вынужден

признать, что сражение его с Петлюрой и теми, кто стоял у него за плечами, он проиграл.

Его не радовало, что явка с повинной Петлюры помогла уголовному розыску раскрыть два тяжких

преступления, стоящих на контроле в области. От проделанной работы Серебряков не испытывал никакого

удовлетворения. Горький осадок и разочарование были ему платой за недосыпание и другие издержки. Ему не

верилось, что Гончаров не причастен к данным преступлениям, не верилось, что Кисляков Николай Ярославович, в исправление которого он поверил, без постороннего вмешательства изъявил желание оговорить его в

применении им недозволенных методов во время беседы.

«Действительно ли я допустил массу ошибок в следствии или меня кто-то пытается убедить в этом?» – часто

думал он в свободные от работы минуты. Как у профессионала с большим стажем работы, его чувства были

ущемлены и самолюбие задето. И все же нет худа без добра: появление Петлюры ускорило окончание

расследования по уголовному делу.

Учитывая явку с повинной, чистосердечное признание и помощь следователю в раскрытии преступления, районным народным судом Петлюра был осужден по ст. 144, ч. 3 и 89, ч. 3 УК РСФСР на 4 года лишения

свободы.

Глава 27

Приезду тестя в гости Сарафан был рад. У него накопилась масса вопросов, которые надо было вместе

обсудить.

Борода, пройдя в детскую комнату, пальцами поманил внука к себе на руки. Увидев, как внук поспешил ему

навстречу, довольный Борода произнес:

– Не забыл деда. Так я говорю, Костя? – и стал подкидывать его вверх. Остановившись передохнуть, Илларион Константинович сразу попал в плен к внуку, который с любопытством запустил свои пухлые пальчики в

его бороду.

– Дед пришел к тебе в гости, а ты ему хочешь бороду пощипать, – добродушно бурчал он.

– Покажи дедушке, как ты его любишь, – попросил он внука.

Костя, прекратив возню с бородой, обнял своими ручонками шею деда. Довольный, что внук уже начал

понимать его, Борода пошутил, обращаясь к зятю и дочери:

– Он так меня может и задушить.

Поужинав, Борода, как обычно, уединился с Сарафаном для «задушевной» беседы в зал.

– Какие новости, отец? – удобно усаживаясь на диване и закуривая сигарету, спросил Сарафан.

– Мои новости путевые, – успокоил он Сарафана перед тем, как поделиться ими. – Как мы с тобой и

предполагали, наш народный суд, учитывая явку с повинной, чистосердечное признание и ряд других

обстоятельств, дал Диспетчеру четыре года лишения свободы.

– Ништяк! – удовлетворенно потирая ладони рук, согласился Сарафан. – Между прочим, я ожидал

большего.

– Если учесть, что не пришлось мазать, то такое наказание божеское, – отметил Борода. – Правда, до

хрена нам попорчено крови, а ее на деньги не переведешь, – задумчиво подытожил он.

– Попотеть пришлось, я тебе скажу, – поддержал его Сарафан.

Сообщение Бороды о «профилактической» беседе Седого с Золотым Сарафан выслушал с интересом, но с

меньшим волнением, чем первое.

– Седому надо было намекнуть Золотому, что если нас заметут, то он и мы будем считать данное несчастье

по его вине. Тогда его будет ожидать соответствующая раскрутка, колеса которой будут не гладить, как сейчас, а

ломать, – посоветовал Сарафан.

– Он и так живет под страхом, не надо заставлять его метаться, а то натворит глупостей, – поучительно

возразил Борода. – Как мои новости? – после некоторого молчания спросил Борода.

– Такие новости обычно обмывают, – оживляясь, ответил Сарафан и ушел на кухню.

Через некоторое время он принес оттуда бутылку водки и на тарелках холодную закуску. Поставив поднос на

стол, он быстро освободил содержимое подноса. Вторым «рейсом» Сарафан принес хлеб и вилки.

Выпили по рюмочке водки. Закусывая, Борода спросил:

– Ты мне что-то хотел сказать, но я тебя перебил.

– Есть одно дело, которое можно провернуть, но стоит ли сейчас с ним связываться, может быть, передохнем немного?

– Говори, а там по ходу решим.

– Ты знаешь, что я работаю шофером на автобусе?

– Это для меня не новость, – ответил Борода, наливая в рюмки себе и Сарафану спиртное.

– Моя новость путевая, и пока ее не обсудим, пить не будем, – предложил Сарафан.

– Я, как Васин, со всем согласен, – пожав плечами, ответил Борода, не ожидая услышать от зятя новость, достойную особого внимания.

– Все шофера автобусов по графику обслуживают бухгалтерию, поехать туда-то, привезти то-то, короче, весь день, как белка в колесе. Как-то раз я ездил с кассиром в банк. Когда мы ехали оттуда, она попросила меня

остановиться около хлебного магазина и выскочила из автобуса с кошельком в руках, а сумочку оставила. Я

полюбопытствовал и увидел в сумочке ключи от двери кассы и сейфа. У меня был заранее приготовлен

пластилин, а поэтому мне ничего не стоило снять слепки с ее ключей как от двери кассы, так и от сейфа...

– Толково врубился, – похвалил Борода, весь превратившийся в слух.

– Из-за Диспетчера мне пришлось разукомплектовать свой инструмент, поэтому вновь обратись к своему

знакомому, чтобы он восполнил недостающее и заодно со слепков сделал ключи, – говорил Сарафан, наблюдая, как его новость взволновала Бороду, который, не скрывая волнения, встал со стула и, подойдя к Сарафану, с

недоумением спросил:

– Почему раньше о ней ни словом не обмолвился?

– Никакого плана не было, а была наметка, из которой могло ничего не получиться, – пояснил Сарафан.

– Ты прав, – согласился с ним Борода, успокаиваясь. – Инструмент и ключи нам быстро сварганят. Только

поездка к мастеру у меня займет много времени, далеко живет.

– Где, если не секрет? – спросил Сарафан с любопытством.

– Поеду к нему, поговорим с ним о тебе, и если он пожелает, то я познакомлю вас. Вы нужны друг другу. Он

из молодых, но ранних, – ответил обнадеживающе Борода. Выпив рюмку водки, Борода не спеша закусил. —

Тебе впутываться в эту игру нельзя. Ты в гараже работаешь, тебя можно высчитать, а следователи плести лапти

научились.

– Как мы постигли такую истину! – пошутил Сарафан.

– Из литературы, которую ты мне дал, взяв из сейфа следователя. Я ее читал очень внимательно, плохо, что

ее не дают читать по первому требованию желающих, – ответил шуткой Борода.

– Ты прав, следователи – не менты, с ними нельзя допускать вольности, а поэтому мне нужно алиби на тот

день, когда будет осуществляться наша операция.

– Тебе положен отпуск, возьми его и езжай с Альбиной куда-нибудь подальше, где вы должны засветиться

хорошим свидетелям.

– Мы не против культурного отдыха, – потягиваясь, согласился Сарафан. – Я нарисую схему кассы, расскажу, как в ней отключается сигнализация, несколько раз видел, как кассир ее выключает.

– Здорово! – похвалил Борода, нутром почувствовав огромную добычу.

– Сигнализация сигнализацией, а вдруг она сработает на некоторое время. И на ее сигнал рванутся менты?

Вот бы на такой момент на несколько минут перекрыть переезд!

– Они могут и под шлагбаумом проехать, – возразил Сарафану Борода.

– Конечно, могут, но на состав они не попрут. Дело в том, что к нам надо в гараж ехать только через

железнодорожный переезд, движение на линии у нас интенсивное, составы стали до жути длинные, усек мою

мысль?

– Я же не местный, делись своими наблюдениями, – резонно заметил Борода.

– Надо за неделю до операции предложить Цыгану ночью подежурить у переезда и заставить его записать

длительность стоянки машин у переезда в каждом часе. На другую ночь такую работу надо будет поручить

Валету, а потом, сравнив результаты обоих наблюдений, выбрать самый лучший вариант.

– Ты сейчас придумал, что сказал, или раньше додумался? – спросил Борода, все больше и больше

повышая деловые ставки зятя в своих глазах.

– Давно приглядывался, вынянчивал и высиживал, – признался Сарафан.

– Мысль дельная, обязательно провернем, – согласился с предложением Борода. – Шустрым ты у меня

оказался, зятек.

– Стараюсь, – улыбнувшись, ответил Сарафан.

– А, может быть, действительно, не стоит нам сейчас вновь раскручиваться? Только след замели, – спросил

Борода.

– Смотри сам, вам дело провертывать, вам оно и виднее, – ответил Сарафан с безразличием в голосе, уверенный,что сомнение не долго будет мучить душу Бороды.

– Жалко упускать такой случай, – произнес задумчиво тот. – Может, такого случая у нас больше никогда не

будет в жизни, – размышляя вслух, заметил он. – На сегодня хватит говорить о делах, давай будем отдыхать,

– предложил он.

Глава 28

После межведомственного совещания работников правоохранительных органов, проведенного в отделе

милиции, Шувалов, зайдя вместе с Простаковым в его кабинет и обговорив с ним текущие вопросы, поинтересовался:

– Василий Тимофеевич, как ты думаешь, посадив Петлюру, мы корней его здесь не оставили?

Не отвечая прямо на поставленный вопрос, Простаков начал пространно объяснять:

– Его дело в суде прошло без сучка и задоринки. Со стороны областного руководства нам выражена

благодарность за выявление такого матерого преступника. Внешне все обстоит гладко, но, честно говоря, меня

самого гложет сомнение, почему Петлюра добровольно нам сдался.

– Вот и меня обуревают такие же сомнения, – признался Шувалов. – Как бы их развеять, чтобы совесть не

мучила? Да и Серебряков без конца подзуживает, – объяснял он, почему заговорил на эту тему.

– Он мастак давить на совесть, – добродушно согласился Простаков. – Что его не устраивает сейчас?

– То, что не устраивает и нас с тобой. Почему Петлюра явился с повинной? Почему раньше в течение

десятков лет не проявил свои такие редкие способности? Почему вел себя на следствии паинькой? Эти «почему»

можно еще долго перечислять, но и сказанного достаточно.

– Иван Владиславович, если честно говорить, то я и сейчас не верю, что Петлюра – медвежатник, —

откровенно признался Простаков.

– Вот это новость! – удивленно воскликнул Шувалов. – Выходит, мы засадили невинного человека?

– Обижаете таким рассуждением и себя, и меня, – возразил Простаков. – Петлюра сидит за дело, за

которое ему, между прочим, мало дали. Он соучастник нескольких преступлений, о чем спорить не приходится. Я

не верю, и меня никто не убедит, что взятые на себя преступления Петлюра смог провернуть один.

– Так, так, хитрый лис, – пожурил его Шувалов, – имел по делу особое мнение, и не начни я разговор на

эту тему, умолчал бы.

– От такого лиса слышу, – парировал Простаков. – Это положено делать и знать начальнику милиции.

Прокурор такой грязной работой не должен заниматься. Это раз, а во-вторых, зачем ему забивать голову пустыми

сомнениями? Когда они обретут реальную основу под собой, тогда можно ими поделиться и с прокурором.

Пропустив шутку мимо ушей, Шувалов настойчиво поинтересовался:

– Что же это за работа, которой вы соизволили заниматься, а меня о ней не нашли нужным уведомить?

– Мы завели оперативное дело на Гончарова и проводим его проверку по всем каналам. Успехами

хвалиться пока не приходится, но кое-какие результаты есть.

– Наводить тень на плетень мы все насобачились. Ты мне, Василий Тимофеевич, говори конкретные

результаты, – придирчиво попросил Шувалов.

– Могу и поконкретнее отвечать, – заметил Простаков, налив из бутылки себе в стакан минеральной воды и

не спеша ее выпив. – Где же сейчас проживает Гончаров, который если не медвежатник сам, то является

зацепкой к выходу на группу проворачивающих дела с сейфами? – И сам же себе ответил: – Ни вы, ни мы не

знаем. Однако на днях мы узнали, что Гончаров женился не на ком-нибудь, а на Шмаковой Альбине

Илларионовне.

– Ой как интересно! – беспечно пошутил Шувалов.

– Даже очень, дорогой, многоуважаемый прокурор, если учесть, что она врач и стоит на воинском учете. Она

стояла в РВК у нас на учете, но ее личное дело как офицера запаса запросил военкомат Степного района, о чем

в личной карточке нашего военкомата сделана соответствующая отметка. Теперь там будем искать Гончарова.

– Тогда другой разговор, – согласился Шувалов, признавая правильность действий Простакова.

– На все ваши вопросы я смогу ответить лишь завтра по возвращении лейтенанта Герасимова из

командировки, – опережая возможные вопросы, предупредил Простаков.

– Ну что ж, подождем до завтра, – согласился Шувалов. – Только прошу тебя, держи меня в курсе всех

новостей о Гончарове.

Подумав, Шувалов стал рассуждать вслух:

– Ты говоришь, что Герасимов поехал в командировку в Степной район.

– Да! – недоуменно ответил Простаков. – И что ты мне хочешь сообщить?

– А то, что из областной оперативной информации, которая к нам поступила месяц тому назад, в Степном

районном центре из кассы какого-то предприятия путем подбора ключей было совершено хищение денег в особо

крупных размерах.

– Вспомнил, – хлопнув ладонью себя по голове, признался Простаков. – Считаешь, что не исключена здесь

работа Гончарова?

– Я так считать не имею права, но не исключаю такой возможности. Раньше у нас специалистов по сейфам

не было. Теперь только одного спеца посадили, и вновь высветился другой. Если бы наш разговор состоялся

раньше, то не Герасимов, а я сам поехал бы к прокурору Степного района и там все о Гончарове выяснил, – с

досадой в голосе сообщил Шувалов. – А теперь нам приходится только ждать.

– Да у него там работы на пару часов, – сказал Простаков.

– Тогда завтра мой рабочий день начнется у вас, чтобы был Герасимов, – расставаясь, решил Шувалов.

На другое утро Шувалов и Простаков, выслушав отчет Герасимова о результатах командировки, задумались, осмысливая услышанное.

– Значит, Гончаров уже не Гончаров, а Стокоз-Шмаков? – прервав молчание, переспросил Простаков. – И, конечно, за ним не установлен административный контроль?

– Нет! – согласился Герасимов.

– Сейчас привлекать Гончарова за нарушение административного надзора к ответственности

нецелесообразно, так как за ним могут прятаться другие, более тяжкие грехи. Когда Гончаров будет проверен

полностью, тогда и будет отвечать за все, – предложил Шувалов.

– Конечно! – согласился с ним Простаков. – Чтобы не ставил себя умнее других?

– Ты с ним не встречался и не беседовал? – вновь обратился Шувалов к Герасимову.

– Никак нет! – доложил быстро Герасимов. – Но его фотографию я видел на личной карточке в отделе

кадров гаража.

– Правильно поступил, – похвалил его Простаков и, обращаясь к Шувалову, показал рукой на Герасимова:

– К нему еще есть вопросы?

– Нет! – ответил Шувалов.

– Можете идти, – отпустил Герасимова Простаков.

Оставшись с Шуваловым в кабинете, Простаков по селектору сказал секретарю, чтобы к нему на время

беседы его с прокурором никого не пускали, и отключил телефон.

– Какие меры предпримем? – спросил Простаков Шувалова, приступив к важному разговору.

– Прежде чем говорить о деле, давай побеседуем и выясним, что нам известно, – беря инициативу

разговора на себя, начал Шувалов. – Ограбление кассы произошло в том автопредприятии, где работают

супруги Шмаковы.

– Они непосредственно в ограблении кассы не принимали участия, что подтверждается железным алиби.

– Такое алиби может послужить нам отправной точкой. Может быть, Гончаров, зная дату ограбления и

причастный к ней, искусственно создал себе алиби, – предположил Шувалов.

– Может быть и так, – согласился с ним Простаков. – Но как это проверить и доказать?

– Только через соучастников, – разведя руки в стороны, вынужден был признать Шувалов.

– Идея правильная, но как на них выйти? – согласился Простаков.

– С кем Гончаров отбывал наказание и круг его знакомых мы знаем, но глубоким изучением этих личностей

практически не занимались, – вынужден был признать Шувалов.

– Сарафан такая птаха, что гладиться не дается, – недовольно пробурчал Простаков, напуганный слишком

большим объемом работы, который стал вырисовываться. – Мы его так фундаментально раскладываем, как

будто преступление совершено в нашем районе, – напомнил он Шувалову на всякий случай.

– Если наша версия правильная, то Сарафан может натворить дел в нашем или в другом районе, что

недопустимо, а поэтому мы должны свою версию проработать.

– Я не помню, чтобы наши соседи добровольно, по своей инициативе, помогали нам в раскрытии

преступлений, – вновь пробурчал Простаков беззлобно.

– Мы им покажем пример, а вдруг он окажется заразительным.

– Иван Владиславович, я отлично тебя понимаю и даже разделяю твое мнение, но ты не знаешь, у нас самих

завал в работе, и оперативных работников, способных отработать эту версию, нет.

– Я согласен, что нам, как и степнякам, одним работать с Гончаровым будет трудно, но если мы сможем

обосновать необходимость, а главное, перспективу такой работы, то можем заинтересовать руководство ОУР

УВД, которое выделит своих оперов. Они будут заниматься общим руководством, а мы каждый в своем районе

проделаем определенную работу.

– Да, так для нас будет не накладно, – согласился Простаков. – Однако если из нашей затеи ничего не

получится, то можем попасть на языки шутников.

– Я вместе с шутниками посмеюсь над нашей оплошностью. А вдруг придется писать рапорта на

увольнение, как старикам, которые разучились работать.

– Ты, как всегда, прав, – не очень весело сказал Простаков. – И вообще, чем черт не шутит! Может быть, то, что нам одним когда-то было не под силу, осилим гуртом...

Глава 29

Получив свои вещи, Жернов-Постников Остап Харитонович, он же Лапа, последний раз сопровождаемый

дежурным к выходу из опостылевшего ему учреждения, с беспокойством думал, не забыт ли он на воле и будет

ли его кто-либо встречать? Пышная встреча, которую он очень желал, нужна была ему не из-за материальных

соображений. Моральный фактор сейчас ставился в первую очередь.

Он был уважаемым человеком в зоне, где по многим конфликтным ситуациям и вопросам его мнение часто

становилось решающим.

Его «полосатые» друзья собрали ему «подъемные» в три куска и приобрели костюм, в который он сейчас был

одет.

Если для него и зеков сейчас важно было убедиться в постоянстве своего авторитета как в зоне, так и на

воле, то администрации учреждения пышная встреча Лапы на воле была нежелательна чисто в пропагандист-

ских, воспитательных целях.

Лапа, не нарушая режима содержания, не вступая в конфликты даже с конвоирами, фактически был

организатором двух массовых волнений в учреждении. Оперативная информация о его такой деятельности

доходила до руководства учреждения, но официально она подтверждения не находила, а поэтому служила для

него лишь информацией для размышления.

Выйдя за пределы колонии, Лапа увидел у подъезда четыре автомобиля «Волга» с шашечками на бортах.

«Правильно сделали, что приехали на такси, но должно быть три машины, а не четыре», – настораживаясь, подумал Лапа, видя идущих к нему навстречу трех своих «воспитанников» с гвоздиками в руках.

Водители такси сидели на своих водительских местах. Следом за «воспитанниками» к нему приблизились

четверо незнакомых мужчин.

Обнявшись и расцеловавшись с каждым «воспитанником», Лапа, показав на четверых мужчин, стоящих

рядом с ними, спросил:

– С вами?

– Да! – за всех ответил Сарафан.

– Почему четыре тачки, тогда как вас только трое?

– Четвертую я прихватил на всякий случай, думая, что приеду один, – пояснил Сарафан беспечно.

– Поняли, как надо широко мыслить? – шутя пожурил Лапа других. – Всегда надо думать не только за

себя, но и за того парня. Видите, что наука даже мне дорого обходится, – по-стариковски нравоучительно бурчал

он.

– Куда тронем? – гордо оглядывая окна административного здания ИТК, спросил Лапа, видя в некоторых

окнах любопытные лица.

Помахав охапкой гвоздик своим «воспитателям», Лапа навсегда, так он считал, повернулся к ним спиной.

Он с блаженством подумал, какие будут сегодня вечером в зоне пересуды о его встрече.

Лапа познакомился с друзьями «воспитанников», сел с последними в один автомобиль, а сопровождающие —

в другие, и они дружной кавалькадой двинулись в областной центр.

По дороге Лапа в беседе с «воспитанниками» узнал, что все они заказали в гостиницах номера не только

себе, но и для него.

Данный факт их всех развеселил и дал основание для шуток.

У гостиницы «Интурист» они таксистов отпустили, щедро оплатив услуги, при этом каждый из

«воспитанников» попытался заплатить за всех, полюбовно договорились произвести оплату услуг каждый за

себя.

Из «воспитанников» только Сарафан остановился в «Интуристе», где пожелал остановиться и Лапа. Поэтому

Сарафан с Лапой пошли в номер, чтобы оставить там вещи, тогда как все остальные пошли в ресторан

заказывать обед.

Поднявшись в номер, Лапа, не снимая с себя пиджака, лег на застеленную постель и, блаженно потянувшись, признался:

– Был бы один, с удовольствием отдохнул с дороги, а с вами об отдыхе и думать не приходится.

– Несколько дней тебе придется посвятить нам, – согласился Сарафан.

– Куда от вас денешься, – сладко позевывая, ответил Лапа.

Сарафан достал из чемодана свитер и обратился к учителю:

– Харитонович, померь, может быть, он тебе подойдет.

На свитере крупной вязки был изображен лес, из которого прорывался на поляну бурый медведь, искусно

запрятанный среди бурелома. Только внимательно присмотревшись, можно было увидеть зверя.

То, что свитер высококачественный, а возможно, штучной работы, не вызывало сомнений.

Поднявшись с кровати и сняв с себя пиджак, Лапа надел свитер на себя.

– Сколько стольников стоит? – разглядывая себя в зеркало, поинтересовался он.

– Не бери дурное в голову. Сейчас дешево ничего не продается. Переходим на рыночные отношения, —

сообщил Сарафан.

– До чего только люди не додумаются, – разглядывая себя в зеркало, восхищенно заметил Лапа. – Я в

нем, кажется, даже помолодел.

– Да ты и так молодо выглядишь, – не поскупившись на комплимент, сказал Сарафан.

– Доживи до моих лет, хлебни с мое, а потом узнаешь, как годы дают о себе знать, – погрустнев, заметил

Лапа. – Подарком твоим я доволен.

Вновь подойдя к зеркалу и рассматривая свитер, он обронил:

– И даже с медведем! – Что он хотел выразить своими словами, оставалось только догадываться.

Обрадованный тем, что угодил учителю, Сарафан тут же пояснил:

– Свитер мой, и я его тебе дарю на память, но для других его дарит тебе мой кореш. Мой подарок я

официально подарю тебе за столом в ресторане.

– Даже так! – удивленно и вместе с тем обрадованно воскликнул Лапа, не считая нужным скрывать своей

радости.

– Только так и не иначе, – бравируя, произнес Сарафан. – А теперь поспешим вниз, нас, наверное, там

заждались.

В ресторане Лапа, подойдя к Валету, похлопал его дружески по плечу:

– Ты мне подарком здорово угодил, спасибо.

Валет что-то сконфуженно пробормотал под взглядами присутствующих.

Посередине заказанного стола в большой вазе находился огромный букет гвоздик. Стол был заставлен

разной закуской так, что на нем практически не было свободного места.

Когда Лапа сел за стол и увидел на нем из спиртного лишь шампанское, то на его вопросительный взгляд

один из «воспитанников», ранее назвавшийся Семеном, сказал:

– Сегодня будем пить только шампанское, долго не закосеем, а значит, будет возможность подольше

посидеть и поговорить.

– Понято и принято, – согласился Лапа.

Поглощение пищи и спиртного физически здоровыми мужчинами проходило довольно успешно, что видно

было по официанту, который уже несколько раз менял на столе пустые тарелки на новые с другими кушаньями.

Часа через полтора после начала гулянья Сарафан предложил двум «воспитанникам» Лапы – Михаилу и

Семену пройти в туалет, где Сарафан без вступления спросил:

– Вы Лапе приготовили подарки или нет?

– Я взял денег с собой, а сколько ему давать, не знаю, – признался Семен.

– Я тоже не пустой, – сообщил Михаил.

– Я более пяти кусков ему дать не могу, – поставил в известность своих новых знакомых Сарафан. —

Меньше неудобно, да и счет круглый.

– А не многовато ли?

– Такими кусками можно и подавиться, – недовольно пробасил Михаил. – Может быть, мне не подвалила

такая лафа, как вам, а я буду за вами тянуться и останусь с голой ж... Более двух кусков ему дать не могу. Может

быть, кто из вас займет мне недостающее, – съязвил он.

– Занять гроши не проблема, но встречаться с тобой вновь я не намерен. Встречи между нами

противопоказаны. Я не хочу знать, где находится твоя берлога, но и не хочу раскрывать своей, – ответил

спокойно Сарафан.

– Я твоего мнения, – согласился с ним Семен, – надо меньше прихлебателей держать около себя. Те две

глотки, которые ты приволок с собой, сожрут не только твои гроши, но скоро примутся и за тебя, – пошутил