Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

– Александра Ивановна, как мне известно, вы за свою не такую короткую жизнь еще не имеете и одного года

трудового стажа. У вас двое детей школьного возраста, которых надо обувать и одевать. У мужа зарплата в 145

рублей. Возникает вопрос, откуда у вас такие накопления? Стоящий сейчас перед вами зверь изымает

сберкнижки не себе, а в пользу государства, у которого эти деньги похищены.

Прибыв в прокуратуру, Серебряков доложил прокурору результаты обыска.

– У Табаева два дома, оформленных на себя и жену, машина, много ценного имущества и вот, пожалуйста, еще две сберкнижки на 50 тысяч. Получается, что фактический капитал у него превышает недостачу почти в два

раза. Обычно получается наоборот, есть недостача, но нет имущества, подлежащего конфискации. Не

исключено, что у Табаева, кроме бойни, есть еще другой источник обогащения, – убежденно решил Шувалов. —

Ну как, трудно обыск дался? – переходя от одной мысли к другой, вдруг задал он вопрос Серебрякову.

– Я не новичок в проведении таких следственных действий, но нагрузка на нервную систему огромная, —

ответил Серебряков устало.

– Иди домой, отдыхай, сегодня у тебя работа не получится.

Серебряков не стал возражать и, попрощавшись, вышел из кабинета прокурора с намерением уйти с работы.

По пути домой он раздумывал о том, что его труд, необходимый и полезный обществу, требующий колоссальных

затрат времени, ума и здоровья, на поверку оказывается самым неблагодарным у нас в стране.

В капиталистических странах следователь защищен законом от оскорбления, клеветы и оговора.

Подследственный, оговоривший следователя в даче ему взятки, если он не доказал этого, привлекается к

уголовной ответственности, и мера наказания ему предусмотрена не меньше, чем следователю за получение

взятки.

В нашем законодательстве подследственный, подсудимый имеет право защищаться всеми имеющимися у

него дозволенными и недозволенными средствами, не неся за это никакого дополнительного наказания, так как

законом не предусмотрена ответственность за дачу ложных показаний.

В отношении следователя вольное обращение допускают и другие участники правоотношений.

Следователю постоянно приходится себя сдерживать, ограничивать,ущемлять, как будто он лицо второго

сорта перед подследственным. Он боится, чтобы не вызвать со стороны последнего жалоб, оскорблений, оговоров, так как придется одной рукой писать объяснения по всей этой грязи, а другой проводить следственные

действия, что не всегда удается, а если и удается, то немногим.

Глава 17

В течение нескольких дней Серебряков досконально знакомился с материалами ревизии, с бухгалтерскими и

другими документами, связанными с работой Табаева.

Он установил интересную закономерность: крупный рогатый скот и свиней Табаев сдавал на мясокомбинат

не в своем районе, что по логике должен был делать, а в соседнем.

Выехав на мясокомбинат соседнего района и подняв там приемо-сдаточные документы по партиям, что

сдавал Табаев, Серебряков с удивлением установил, что одна и та же партия животных, принятых Табаевым на

бойню от поставщиков, при сдаче в этот день на мясокомбинат, при том же поголовье, имела живой вес на 5—8

тонн больше первоначального. Выход мяса иногда был равен на мясокомбинате тому весу животных в живом

виде, который у них был на бойне заготконторы.

Уличенный представленными документами, Табаев был вынужден признаться в хищениях, совершаемых

вместе с Белозерским.

Остановившись на личности Белозерского, он уважительно сказал:

– Александр Борисович – голова. Другого такого специалиста на мясокомбинате нет. У него на

холодильнике внедрено столько разных новшеств, что потери от заморозки мяса сведены до минимума, да и

самой заморозкой можно регулировать потери, а поэтому на холодильнике имеется постоянно большая экономия

мяса.

Однако мясо с холодильника не вывезешь, кругом охрана, а поэтому я, привозя к нему на убой свои партии

животных, умышленно завышал их вес до допустимого предела, чтобы дать возможность Белозерскому с

большего веса вывести больший выход мяса. Тем самым я создавал у себя по подотчету излишек мяса.

– Которое не надо с мясокомбината похищать, – догадливо предположил Серебряков. – На сумму

образовавшегося у вас излишка на мясокомбинате по подотчету Белозерского ликвидировался излишек мяса, —

закончил он убедительно. – Кроме этого, вы, принимая сами от населения животных, имели возможность

выписывать фиктивные накладные на их прием через подставных лиц, получали деньги за мясо в своей конторе

или ваши знакомые приносили деньги вам, или подобные операции вы осуществляли через знакомых

заготовителей. Короче, способ превращения «мяса» в деньги очень прост, – уверенно закончил Серебряков.

– Мне осталось только сказать вам фамилии фиктивных сдатчиков. Не так ли? – усмехнувшись, спросил

Табаев.

– Ваших «сдатчиков» мы сможем найти и без вашей помощи, хотя от нее я не отказывался.

– Я скажу вам их фамилии, но мне интересно услышать, как думаете их найти без моей помощи?

– Фамилии и адреса сдатчиков известны по приемо-сдаточным документам. Мне придется допрашивать всех

сдатчиков продукции на сумму более тысячи рублей. Фиктивную накладную на одного поросенка вы не станете

выписывать.

– Вам не следователем надо работать, а торгашом, – горько усмехнувшись, заметил Табаев.

После этого Табаев еще долго давал показания Серебрякову по интересующим его вопросам, связанным с

мясокомбинатом и его взаимоотношениями с преступной группой расхитителей.

В заключение Табаев сказал:

– Вот, кажется, все, что связано с моей подпольной деятельностью.

Серебряков дал прочитать Табаеву и его защитнику протокол допроса и после подписания ими его сказал:

– Вы, Фахрат Паша оглы, рассказали мне только то, что не могли опровергнуть и скрыть, но я считаю, что у

вас были и другие источники обогащения.

– Мне больше нечего вам дополнить, – заверил Табаев.

Из следственной комнаты Серебряков позвонил прокурору и попросил его не уходить, так как он ему нужен

для важного разговора.

Прочитав протокол допроса Табаева, Шувалов спросил:

– Какие будут у тебя предложения на этот счет?

– Надо немедленно задерживать Белозерского, опечатывать холодильник, назначать бухгалтерскую

ревизию по его подотчету.

– Ты знаешь, какую кашу мы с тобой завариваем? Парализуем работу целого предприятия на неделю.

– На неделю надеяться не приходится, – возразил Серебряков. – А чтобы быстрее холодильник заработал, надо организовать пересдачу материальных ценностей Белозерским другому материально-ответственному лицу.

– Будем его арестовывать, а потом под конвоем возить на пересдачу или дадим ему возможность пересдать

холодильник, а потом арестуем? – спросил Шувалов Серебрякова.

– Видите ли, Иван Владиславович, Белозерский член партии, депутат сельского Совета. Его задерживать и

арестовывать нельзя. Пока он будет пересдавать холодильник другому лицу, мы подготовимся к его аресту, решим вопрос о его партийности и депутатской неприкосновенности.

– Имей в виду, – подумав, сказал Шувалов. – С Белозерским нельзя допустить осечки, иначе не только с

тебя, но и с меня верхи снимут шкуру.

– Я этого не боюсь, осечки не должно быть, но я боюсь тех высоких покровителей, которые у Белозерского

могут быть и которые начнут нам вставлять палки в колеса.

– Ох уж эти покровители, сколько они нашего брата съели и сколько еще съедят, – согласился Шувалов. —

Дай Бог, чтобы их у него не оказалось.

Проработав двадцать три года в прокуратуре, Шувалов был очевидцем стольких злоупотреблений и

преступлений должностных лиц, что потерял им счет. Да и как не потеряешь, если у них больше прав, чем у него.

И тем не менее все средства массовой информации прямо ополчились на правоохранительные органы. При

таком положении милиция, прокуратура и суд стали подстраховывать себя от возможных конфликтных ситуаций

по уголовным и гражданским делам, что привело к увеличению количества лиц, уходящих от заслуженного

наказания с помощью несовершенного закона, об изменении которого годами идет разговор, но практически все

остается по-прежнему.

«Эх, тяжела ты, шапка Мономаха!» – вздохнул Шувалов, вслух же он сказал Серебрякову:

– Попрошу Василия Тимофеевича, чтобы он выделил в помощь тебе одного работника ОБХСС, одновременно попрошу областную прокуратуру, чтобы прислали следователя в помощь тебе. Не возражаешь?

– Бесполезно просить областное начальство. Пускай Василий Тимофеевич даст мне пару оперов. Я им буду

давать задания по конкретным эпизодам, и они будут работать.

– Попытка не пытка, – расставаясь заметил Шувалов.

Серебряков отказался от предложения Шувалова довезти его до дома, а решил пройтись пешком.

Вспомнив по дороге домой свой разговор с Шуваловым, он с надеждой подумал: «Забыл попросить Ивана

Владиславовича освободить меня от выездов на осмотр мест происшествия. Как они мне надоели! Выезжаешь то

к утонувшему, то к застрелившемуся, то к захлебнувшемуся рвотной массой, то к замерзшему, то к

отравившемуся. Каждый осмотр требует тщательной проверки и правильного решения. Чаще всего погибшие

сами виноваты в своей смерти, но есть случаи, когда преступники, совершившие убийство, инсценируют

самоубийство. Во время осмотров происшествия с трупами постоянно приходится быть готовым к различным

неожиданностям, много времени отнимают формальные проверки. Завтра попрошу Ивана Владиславовича

освободить меня от них на время».

Глава 18

Скупые лучи зимнего солнца, несмело проникнув в кабинет Шувалова через шторы, рваными заплатками

лежали на полу.

Несмотря на солнечную погоду, настроение у Ивана Владиславовича было не плохое, а скверное.

Прокуратурой области ему было поручено провести проверку заявления Арбузовой, которая своими

жалобами и заявлениями завалила разные инстанции правоохранительных органов, представители которых уже

перестали приезжать для осуществления проверок.

По указанным в заявлении «фактам» прокурором была проведена соответствующая проверка. Теперь ему

осталось только взять объяснение от Серебрякова, который был главным действующим лицом материалов

проверки.

Шувалову не хотелось травмировать Серебрякова, но долг обязывал его выполнить данную неприятную

миссию.

Серебрякова он считал не только знающим специалистом, но и кристально честным человеком.

Увидев зашедшего в кабинет по его вызову Германа Николаевича, прокурор дал ему прочитать заявление

Арбузовой.

– Опять моя «знакомая» жалуется на меня, – прочитав фамилию заявителя, заметил Серебряков. Плотно

усевшись в кресло, он стал читать содержание заявления: «В прокуратуре района работает старшим

следователем Серебряков Герман Николаевич. Он не имеет морального права решать судьбы людей, если

воспитавший его отец судимый человек. Если у Серебрякова такой отец, то и он далеко от него не ушел.

Весной была изнасилована гражданка Фатьянова, так Серебряков, несмотря на заявление потерпевшей об

ее изнасиловании, не удосужился даже возбудить уголовное дело, фактически защитив преступника.

Когда я была на приеме у прокурора Шаповалова, то сидящая женщина, тоже ждавшая очереди на прием к

прокурору, мне сказала, что дала 2000 рублей Серебрякову взятки, и он освободил ее сына от уголовной

ответственности.

Как можно держать таких людей, как Серебряков, на работе в прокуратуре, когда они сами погрязли в темных

делах? Серебряков вел следствие моему сыну, Арбузову Валентину Семеновичу, которого осудили из-за

подтасовок следователя на пятнадцать лет лишения свободы.

Мне сын говорил, что при допросе Серебряков его бил и заставил признаться в изнасиловании малолетней, которую он не трогал.

Прошу вас проверить мое заявление и вынести протест на решение областного суда по делу моего сына, поручив расследование другому следователю».

Прочитав заявление Арбузовой, Серебряков, откинувшись всем корпусом на спинку кресла, взволнованно

произнес:

– Как эти «правдоборцы» насобачились в стряпании кляуз и анонимок, творя свои темные дела! Мне опять

надо писать объяснение по данному заявлению?

– Притом объяснение должно быть написано на имя прокурора области, – пояснил Шувалов.

– Работаешь в прокуратуре на одном энтузиазме, как говорится, но когда заставляют писать объяснения по

таким заявлениям, то начинаешь сомневаться, а нужен ли товарищам, сидящим в высоких креслах, мой

энтузиазм?

– Ты такой чепухи не говори, – обиженно заметил прокурор. – Я от тебя такого высказывания не ожидал.

Положив перед Серебряковым несколько чистых листов бумаги, Шувалов вышел из кабинета.

Когда минут через сорок Шувалов зашел к себе в кабинет, то там Серебрякова не было, а на столе лежало

два листа написанного им объяснения.

Шувалов наклонился и стал его читать: «Мой отец, Серебряков Николай Юрьевич, инвалид войны 3-й группы, орденоносец, умер семь лет тому назад. Мать, Серебрякова Степанида Ивановна, умерла в Ленинграде от

голода в блокадный год.

Меня воспитал отец, который после войны нашел меня в детском доме города Пугачева, куда я был

эвакуирован с группой других детей из Ленинграда перед блокадой.

Действительно, мой отец был судим за хулиганство на четыре года, судить его я не имею права, так как с

материалами дела не был знаком и на судебном заседании не присутствовал, находясь на срочной службе в

рядах Советской Армии.

Отец поставил меня на ноги, дал воспитание, возможно, без его морального воздействия я не стал бы

получать того образования, которое получил. Судимость отца давно погашена, а его уже нет в живых, и

тревожить его покой со стороны Арбузовой является кощунством.

По поводу отказного материала в отношении Галдобина поясняю следующее: Галдобин два месяца дружил с

Фатьяновой, на которой обещал жениться. Путем обмана он добился половой близости с Фатьяновой. В

объяснении он показал, что она ему надоела, и он решил с ней расстаться. Возмущенная коварством Галдобина, Фатьянова написала заявление на имя прокурора района, в котором она, подтверждая показания Галдобина, что

он вступил с ней в половую связь с помощью обмана, требовала привлечения его к уголовной ответственности по

ст.117 УК РСФСР, так как он на ней не женился.

Данный факт прокурору района тов. Шувалову Ивану Владиславовичу известен. Я на законных основаниях

отказал в возбуждении уголовного дела по ст. 117 УК РСФСР и по ст. 5 УПК РСФСР. Отказной материал по

данному факту в прокуратуре района имеется.

Никакой взятки я не брал, укрывательством преступлений не занимался и не занимаюсь.

В будущем прошу вас оградить меня от написания подобных объяснений, так как они унижают мою честь и

достоинство».

Отложив объяснение Серебрякова, Шувалов вновь взял заявление Арбузовой. Посмотрев его, он подумал:

«Как грамотно оно написано! В отношении отца Серебрякова указан действительный факт его жизни, другой

эпизод в жалобе рекомендовано проверить. Арбузову нельзя привлечь к уголовной ответственности за клевету.

Что касается женщины, которая Серебрякову дала взятку в две тысячи рублей, то факт этот явно придуман и его

невозможно проверить».

Неприятное поручение выполнено, но в душе Шувалова остался тяжелый осадок, как будто ему лично было

нанесено оскорбление.

«Если бы таких лиц, как Арбузова, за «правдоборческие» сигналы можно было бы бить рублем по карману, отнеся расходы по проверке материалов на их счет, то многим учреждениям разных ведомств стало бы легче

работать. Давно пора ввести такой закон», – с уверенностью подумал Шувалов.

Глава 19

После обеда Серебряков, вернувшись в прокуратуру и открывая дверь своего кабинета, услышал

пронзительный телефонный звонок.

– Я слушаю!

– Звонит дежурный по ГРОВД капитан Гринец.

Серебряков и сам по голосу узнал говорившего.

– Что случилось, Николай Иванович? Зачем я тебе понадобился? – предчувствуя неприятную новость, спросил он.

– Арестованный Белозерский просит встречи с вами, хочет дать какие-то показания.

– Я готов! Пришли за мной машину, да не забудь заехать в юрконсультацию и взять защитника Белозерского

Козина.

– Ждите, сейчас подъедем.

«Как у нас законы отстают от жизни. Сделали дополнение в УПК, чтобы защитник участвовал в уголовном

деле с момента привлечения лица в качестве подозреваемого. Вроде бы закон преследовал гуманную цель, а на

практике очередная палка в колесе. Как правило, защитников не хватает, от имеющихся преступники

отказываются, требуют их чуть ли не из ООН, получая возможность с самого начала «качать права».

– Интересно, зачем я понадобился твоему подзащитному? – спросил Серебряков адвоката Козина, находясь в ИВС.

– Сейчас приведут его и узнаем, – также неопределенно ответил Козин.

Приведя Белозерского в ИВС, конвоир ушел.

– Мне передали о вашем желании поговорить со мной. Чем могу быть полезен?

– Больше той пользы, что сделали, вы сделать не сможете, – усмехнувшись,пошутил Белозерский.

– Такова моя работа.

– Я к вам претензий не имею. Я попросил вас прийти вот по какому поводу. Я постоянно отказывался от дачи

показаний по интересующим вас фактам, на всех допросах все отрицая. Теперь я решил дать правдивые

показания.

– Что вас побудило сделать это?

– Дайте мне бумагу, и я на ней подробно изложу.

Серебряков заполнил первую страницу протокола допроса обвиняемого и дал его Белозерскому. Больше

часа Белозерский каллиграфическим почерком подробно и профессионально излагал способ совершаемых

хищений, мало чего внеся нового к тому, что Серебряков знал, но подтверждение версий следователя

обвиняемым было большой победой. Прочитав показания, Серебряков вновь поинтересовался:

– Я так и не понял, что вас побудило рассказать мне правду?

– Вы знаете, что все мои неприятности пошли от Табаева. Правильно я говорю или нет?

– Допустим! – согласился с ним Серебряков.

– Не допустим, а на сто процентов, – убежденно заключил Белозерский. – Вы заметили, что при наложении

ареста на имущество и при обыске у меня вами была обнаружена только недвижимость, а ни денег, ни

драгоценностей не обнаружено. Вы думаете, я их спрятал? Ошибаетесь. По наводке Табаева кто-то проник ко

мне на дачу, открыл сейф и из него похитил деньги и ценности. Сколько, я не скажу, скажу, что всего было много.

Если вы найдете похитителей, чего я очень желаю, то от них узнаете сумму похищенного. Месть крохоборам

заставила меня все вам рассказать. Я все потерял: имущество описано, ценности похищены, чего дальше ломать

комедию и ради кого?

– Преступники сейф взламывали или открыли вашим ключом? – с нескрываемым интересом спросил

Серебряков.

– Они ключ от сейфа не нашли, но сейф не взломан. Вы его видели. Они его открывали и закрывали своим

ключом.

– Может быть, один ключ от сейфа вы ранее теряли?

– У меня был один ключ от сейфа, и я его никогда не терял, – убежденно заявил Белозерский.

– Если так все сложно, то мне придется у вас изъять сейф и его дверку с замком направить на

криминалистическую экспертизу, чтобы получить заключение о способе вскрытия вашего сейфа, – сказал

Серебряков.

– Мне теперь все равно, что вы будете с ним делать.

«Теперь объем работы по делу увеличится в несколько раз», – с недовольством подумал Серебряков, заранее соглашаясь с такой неизбежностью.

– Вы знаете, почему Табаев выдал меня?

– Скажите – узнаю, – уклончиво ответил Серебряков, заинтересованный в продолжении разговора.

– Не мне вам говорить, какая мера наказания ждет организатора преступления. Вот он меня и подставил в

качестве паровоза, но фактически он вовлек меня в преступную деятельность. Да разве только меня он

заарканил! Он многих руководителей своего района вовлек в преступную деятельность.

– В чем она выражалась? – уже с меньшим энтузиазмом спросил Серебряков, предвидя надвигающуюся

лавину новых следственных действий.

– Многие хозяйства вашего района списывали через Табаева, а точнее, укрывали падеж крупного рогатого

скота и свиней.

Излагая свою информацию, Белозерский не пытался скрывать, что, разоблачая Табаева, испытывает

удовлетворение.

– Каким образом Табаев умудрялся укрывать падеж в хозяйствах? И зачем ему надо было впутываться в

такую химию? – спросил Серебряков.

– Сейчас объясню. Все очень просто. Должностное лицо из хозяйства привозит на бойню Табаева десять

свиноматок общим живым весом в 1400 килограммов. Табаев принимает их и оформляет поросятами тем же

весом, как говорится, а можно на 100 килограммов сбросить в качестве платы. Все зависит от сдатчика: смышленый он или тупой. Он в этом деле здорово ориентировался. Получается 100 поросят весом по 13—14

килограммов каждый.

– Какая ему выгода в увеличении поголовья свиней? – не поняв еще секрета операции, спросил

Серебряков.

– Герман Николаевич, в зависимости от веса животного уменьшается и увеличивается выход мяса. Сколько

мяса будет с худого, 13-килограммового поросенка и со свиноматки?

– Теперь ясно! – облегченно произнес Серебряков, закрепив его показания в протоколе допроса.

– Свои показания вы можете подтвердить на очной ставке с Табаевым? – поинтересовался Серебряков.

– А как же! Он меня на очной ставке разложил на лопатки, с какой стати теперь мне его жалеть, —

убежденный в правильности своего решения, ответил Белозерский.

Не откладывая данного следственного действия на потом, Серебряков немедленно провел очную ставку.

На очной ставке Белозерский вел себя уверенно и спокойно, тогда как Табаев, слушая Белозерского, постоянно пытался его перебить, требовал замолчать. На просьбы Серебрякова вести себя прилично Табаев не

реагировал, а поэтому Серебрякову пришлось пригласить в следственную комнату работника милиции. Только

тогда Табаев стал более управляемым.

Выслушав Белозерского, он гортанно завизжал:

– Я никакого падежа никому не списывал, и по химии я с ним получал не пятьдесят процентов, а лишь

тридцать.

– Ты не визжи и слюной не разбрасывайся. Я тебе говорил, как надо вести себя на следствии, а теперь

поздно пениться, – брезгливо парировал его нападки Белозерский. – Можешь не переживать: наши доходы от

химии подсчитают и без нас. Я вижу, наш следователь в математике силен.

– Играешь со мной, – злобно, но не очень громко прошипел Табаев, поняв ошибочность и проигрышность

своего буйного поведения.

Обращаясь к Серебрякову, Белозерский сказал:

– Спросите у этого чурбака, есть у него вопросы ко мне или нет, так как другой раз я с ним не пожелаю

разговаривать.

Оскорбленный его словами, Табаев вскочил со стула с намерением броситься на Белозерского, но Табаева

схватил милиционер и посадил на место.

Белозерский на угрожающие действия Табаева совершенно не среагировал, а когда милиционер посадил

Табаева на стул, то, повернувшись к нему своим крупным корпусом, заметил:

– Козявка, чего ты прыгаешь? Если я захочу, то задушу тебя раньше, чем меня успеют оттащить от тебя.

Или ты сомневаешься в моих способностях?

Табаев вспомнил случай, когда они втроем в поле застряли на машине Белозерского. Он с товарищем минут

двадцать пытался вытолкнуть машину из канавы, куда она съехала, но их усилий оказалось недостаточно. Они

только испачкались в грязи. Тогда Белозерский, посадив Табаева за руль автомобиля, сказал:

– Не хотел пачкаться, но придется. Кто знал, что вы окажетесь такими слабаками. – И один, как трактор, вытолкал машину из канавы на твердый грунт.

Поэтому, услышав угрозу Белозерского, Табаев опасливо отодвинулся от него, несмотря на то что между

ними находился работник милиции.

– Мне с ним не о чем говорить, – только и смог ответить затравленный Табаев.

– Я свое сказал! – подытожил Белозерский.

После того, как конвоир увел Табаева, Белозерский, обращаясь к Серебрякову, с безнадежностью в голосе

сказал:

– Попыхтев в камере, я пришел к убеждению, что такая жизнь не для меня. Это не жизнь, а мучение, поэтому

я покончу жизнь самоубийством.

– Зачем вы мне говорите такие глупости? – спросил Серебряков.

– Я не хочу, чтобы из-за меня, за мою глупость кто-либо отвечал.

– Как вы намерены осуществить самоубийство? – не веря в угрозу, спросил Серебряков.

– Еще не придумал, но я все же ветеринарный врач по специальности и как-нибудь такую проблему смогу

решить, – грустно улыбнувшись, заметил Белозерский.

Внимательно смотря на Белозерского, Серебряков вынужден был признать, что перед ним сидит сильный, волевой человек, который, однажды совершив глупость, скатился до своего настоящего положения.

– Ваши мысли глупые, и их нужно выбросить из головы, – попытался Серебряков урезонить Белозерского.

– Вы говорите – «глупые», а я так не считаю. Мне сейчас 53 года. Если меня не расстреляют, а дадут 15

лет, стоит ли мучиться с таким сроком в таких условиях, – он обвел следственную комнату рукой, – дожидаясь

свободы, которая дряхлому старику не так и нужна.

Подумав над словами Белозерского, Серебряков сказал:

– Я о вашем намерении вынужден буду рапортом доложить своему руководству.

– Действуйте, как считаете нужным, – отрешенно ответил Белозерский.

По фотографии, имеющейся в уголовном розыске в журнале на лиц, ранее судимых за различные

преступления, Белозерская Евдокия Ивановна опознала Петлюру Станислава Генриховича, имевшего кличку

«Студент». Возможно, с годами он получил «образование», и у него сейчас другая кличка.

Начальник милиции и начальник уголовного розыска охарактеризовали Петлюру как компанейского мужика, любящего выпить за чужой счет, балагура и бабника.

Когда Серебряков спросил Простакова:

– Случайно Петлюра по сейфам не волокет?

Простаков убежденно ответил:

– Исключено!

– Почему ты так думаешь?

– Он проживает в нашем районе более десятка лет. За такое время медвежатник успел бы проявить себя. А

у нас таких преступлений не было до последнего времени. Значит, медвежатник из новых или залетный.

– Убедил! – согласился с ним Серебряков.

Делая опознание Петлюры Белозерским по фотографии, взятой из паспортного стола формы № 1, Серебряков был поражен результатом.

В нем Белозерский опознал мужчину, которого он видел на мясокомбинате незадолго до ограбления. Этот

мужчина представился ему водителем рефрижератора.

Петлюре на мясокомбинате нечего было делать. Туда его мог привести только личный интерес.

Доложив прокурору данную информацию, Серебряков спросил:

– Что будем с ним делать? То, что Петлюра наводчик, не вызывает сомнения. Как утверждает Василий

Тимофеевич, Петлюра в сейфах не разбирается. Будем ли у него дома делать обыск?

– Обыск у Петлюры делать надо в обязательном порядке, – сказал прокурор. – Но если Петлюра не

заговорит, если обыск не даст положительного результата, то своими действиями мы обрубим нить, которая нас

через него связывает с его компанией.

– Да, щекотливое положение, – согласился Серебряков. – А делать все равно что-то придется.

– Я попрошу Простакова, чтобы он установил за Петлюрой наблюдение. Когда исчерпаем все имеющиеся

способы выхода на верхушку компании, тогда придется делать у него обыск, – решил Шувалов.

– Главное, его сейчас и не арестуешь, – размышляя вслух, заметил Серебряков. – Не сажать же его за то, что он старушке помог в ремонте электропроводки...

– У этих ребят все роли разыграны, как в хорошем спектакле, – заметил прокурор, – хорошо, если артисты

знают друг друга в лицо. А вдруг?..

Глава 20

Пролетевшие бурные месяцы принесли много важных событий в семейной жизни Сарафана. У него родился

сын, которого по предложению деда назвали Константином.

На имя Альбины он купил средних размеров дом, а себе приобрел автомобиль «ВАЗ-1107».

Семейная жизнь при наличии крупной суммы денег Сарафану нравилась.

Знавшие его ранее люди ни за что не узнали бы в нем прежнего бесшабашного сорвиголову, непостоянного с

женщинами, оскорбительно-пренебрежительного в разговоре с фраерами, циничного и наглого.

Он стал примерным семьянином, готовым сыну и жене уделить все свое свободное время.

Будучи предусмотрительным человеком, он с Альбиной поехал в Кишинев, где в две сберегательные кассы

на имя жены положил два срочных вклада по 25 тысяч в каждом, а сберегательные книжки оставил на

ответственное хранение в нотариальной конторе.

Альбине Сарафан верил, а их влечение друг к другу было взаимным. Возможно, он ее любил, но боялся в

этом признаться даже себе.

Видя практичность Альбины, ее умение вести домашнее хозяйство и ладить с ним, он был уверен, что она

его не покинет. Сын, деньги связывали их крепкими узами, кроме того, Альбина видела и понимала, с кем живет.

Все лучшее в жизни Сарафана было налажено как нельзя лучше. После женитьбы на Альбине ему постоянно

сопутствовала удача.

Если раньше Борода его раздражал, особенно когда они были в ссоре, и даже был неприятен, то теперь

Сарафану с ним приятно было беседовать. Подарок, сделанный Альбине отцом в честь рождения внука, еще

больше расположил Сарафана к тестю. Правда, колье они были вынуждены запрятать в тайник до лучших

времен, но само обладание им располагало к приятным размышлениям, вселяло уверенность в завтрашнем дне.

Он понял, что Борода стал для него не только преданным родственником, единомышленником, но и богатым и

умным покровителем.

В пятницу вечером Борода приехал домой к Сарафану с ночевкой. Он загнал свою машину во двор, Сарафан

закрыл ворота, и они зашли в дом.

– Как там внучек, не болеет? – был первый вопрос, заданный Бородой.

– Чего ему болеть, всю дорогу в кайфе, – успокоил его Сарафан.

– Меньше на руках держите, избалуете, тогда с рук не слезет, – нравоучительно заметил Борода, разуваясь

в коридоре.

Увидев входящих в дом мужчин, Альбина вместо приветствия полушепотом потребовала:

– Тише говорите, барин спит.

Полюбовавшись внуком, который во сне иногда с аппетитом посасывал соску, Борода, довольный увиденным, прошел вместе с хозяевами в зал.

– Ужин собирать? – спросила Альбина отца.

– Немного погодим, – не спеша возразил Борода. – Я сегодня у вас переночую.

– В твое отсутствие там дома тебя не обчистят? – спросила Альбина.

Услышав такой наивный вопрос, Борода, улыбнувшись, ответил ей:

– Не волнуйся, за домом присмотрят, да там и брать-то особенно нечего. Путевые люди дома ценностей не

хранят. Так я говорю, зятек? – хлопнув рукой по плечу Сарафана, заметил он.

– Конечно, отец, – согласился с ним Сарафан.

«Он назвал меня отцом», – удовлетворенно подумал Борода.

– Давайте посидим, я хоть немного на вас посмотрю, старею, скучать стал, – хитро стрельнув глазами, пробурчал Борода.

После того, как Альбина стала матерью, ее красота достигла предела. В глазах исчез дерзкий вызов

окружающим, она стала добродушна, снисходительна. Ее фигура, не теряя стройности, стала округлее. От нее

веяло теплом кормящей матери, пышные волосы, постоянно скованные прической, сейчас были стянуты на

затылке голубой лентой и тяжелым жгутом лежали на спине.