Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 46 страниц)

– А не обманешь? – обрадованно спросил Майкл.

– Нет, сыночек. Ведь мама тебя никогда не обманывала и не обманет. Сынок, позови папу к телефону, —

попросила она сына.

– Не могу, мама, он болен и лежит в постели.

– А что с ним случилось?

– Машина на улице сбила.

– Он сильно ушибся?

– Нет, мама, но ходит с большим трудом. А что ему сказать?

– Ничего не надо говорить, сынок, как будто я не звонила.

– Почему?

– Я не хочу его расстраивать и беспокоить, – простившись с ним, пояснила она, опустив трубку на аппарат, и прервала связь.

Присев на стул, она задумалась о всех тех неприятностях, которые вдруг снежным комом свалились на нее и

семью. Мысли были невеселые. Вернувшись в спальню, она легла в постель, но еще долго не могла уснуть.

Служащей телефонной станции, слушавшей ее долгий разговор с сыном, установить, откуда та звонила, не

составляло особого труда.

Телефонистка, будучи «обработана» и запугана бандитами, получившая к тому же от них заранее тысячу

долларов, к слову сказать, ее сменщица тоже получила точно такое же указание и вознаграждение, не

раздумывая, позвонила по оставленному ей бандитами номеру телефона. Облегченно вздохнув, считая свою

работу выполненной, она продолжала свое дежурство на телефонной станции с чувством исполненного долга.

Когда утром миссис Сарда Бейслах, произведя в магазине покупки, вышла из него, то к ней подошли двое

здоровенных мужчин, которые в вежливой форме, но не терпящей отказа, попросили пройти с ними к машине.

Когда она очутилась в машине, то мужчины быстро произвели перекрестный допрос. Убедившись, что у них в

машине та «птичка», которую они хотели заловить, они оживленно переглянулись. Беседу с ней повел третий

мужчина, в черных больших солнцезащитных очках, закрывающих почти половину лица, сидящий за рулем

автомобиля.

– Миссис Бейслах, мы знаем, что вы приглашены на виллу работать временно, всего лишь на какой-то

месяц, а потом потеряете работу. Так я говорю?

– Да! – подтвердила она испуганно.

– Ваш муж – алкоголик, часто вас бьет. Вам даже не хочется жить, но с вами живет дочь с хилым, больным

сыном. Ее бросил распутный муж. Как бы там ни было, но вы живете ради дочери и внука. Ради них вы готовы

пойти на любые жертвы...

Выступившие слезы на ее глазах показали ему, что она уже перестала бояться его и прониклась жалостью к

себе.

– ...Мы даем вам пять тысяч долларов с одним условием, что вы согласитесь подсыпать порошок в еду

Лоренции Зульфит. Остальное вас уже больше касаться не будет.

– Вы хотите, чтобы я ее отравила? – спросила Бейслах, испуганно прижав толстые руки к расплывшимся

под платьем, как тесто, толстым грудям.

– Нет, что вы, миссис Бейслах, – возразил говоривший. – Мы хотим, чтобы она только заболела, тогда на

вас не падет никакого подозрения, что вы являетесь нашей соучастницей.

Подумав с минуту, Бейслах потребовала:

– Вы мне должны дать деньги сейчас.

– Так вы согласны? – обрадованно произнес говоривший с ней мужчина.

– Если сейчас отдадите причитающиеся мне деньги, – алчно блеснув глазами, ответила она.

– Ребята, отдайте ей ее долю, – обратился главарь к своим ассистентам.

Один из них подал Бейслах пачку с долларами со словами:

– Можете не считать. Мы их сто раз сами пересчитали.

Бейслах по-хозяйски, деловито запрятала деньги в свою хозяйственную сумку. Водитель машины, отдавая

Бейслах пакетик с порошком для Зульфит, проинструктировал ее:

– Половины этого порошка Зульфит хватит, чтобы попасть в больницу.

– Если ваш порошок окажется ядом, то я его тоже употреблю, – сообщила отрешенно Бейслах.

– Если испытываешь такие страхи, то зачем согласилась нам помогать, тем более и жизнью своей

дорожишь?

– Деньги отдам дочке, чтобы она вылечила внука. Мне моя жизнь опостылела и надоела.

– Смотри, не подведи нас, иначе тогда не миновать нашей расправы ни тебе, ни твоей дочке с сыном, —

предостерег Бейслах водитель.

Когда миссис Бейслах покинула автомобиль, то один из бандитов, не вытерпев, довольно заметил:

– Кажется, баба давно искала клиентов, чтобы подороже себя продать, так она обрадовалась сделке с нами.

– Будущее покажет, – приободрившсь, но осторожничая, заметил ему водитель.

Подключившись к телефонной линии, связанной с виллой, на которой содержалась Зульфит, замаскировавшись в кустарнике, бандиты получили теперь возможность прослушивать все телефонные

разговоры охраны с внешним миром. В кустарнике и ближайшем лесу их было восемь человек. Вместе с ними в

лесу было замаскировано два легковых автомобиля, на которых они приехали к месту засады.

При таком количестве компания не скучала и чувствовала себя уверенно.

– Тихо, мужики, не шумите! – подняв руку, потребовал интеллигентного вида мужчина с наушниками на

голове. – Фараоны вызывают на виллу «скорую помощь», записывают номер машины, на которой к ним должен

прибыть врач.

– Так, ребята, по местам! – потребовал старший, руководитель группы.

Один из бандитов выгнал на дорогу «ситроен» и, вооружившись биноклем, стал смотреть на дорогу в сторону

города. Увидев приближающуюся машину, открыл капот и стал ходить около машины, размахивая руками. Другой

мужчина, спустив с себя брюки до колен, повернувшись на бок, лег на асфальт дороги в неестественной позе. Со

стороны можно было бы подумать, что «ситроен» сбил его.

Водитель «скорой помощи», подъехав к месту «происшествия», остановил свой автомобиль, чтобы врач мог

оказать помощь пострадавшему, если бы он в ней нуждался.

Выскочившие из-за машины бандиты захватили в заложники водителя автомобиля, двух санитаров и врача.

Пленникам завязали глаза, сняв с них халаты, связали руки и увели в кусты, куда вновь съехал «ситроен».

Работники больницы были посажены в его салон.

– Так, голубки дорогие, сидите в машине тихо и не пыркайтесь, если все будет хорошо, мы вас отпустим с

миром, – пообещал им один из бандитов.

Одна четверка осталась сторожить пленников, другая, надев на себя белые халаты работников больницы, продолжала свой путь к интересующей их вилле.

Четверо полицейских, профессионалы в своей работе, позвонив в больницу, не боялись нападения на себя, но они отвечали за безопасность своей подопечной. Когда же они заметили, что она заболела, что ей плохо и

градусник показывает температуру ее тела более тридцати девяти градусов, то им ничего не оставалось делать, как, беспокоясь за ее здоровье, позвонить в больницу и обратиться за помощью к специалистам.

Увидев подкативший к вилле автомобиль «скорой помощи» с известным им государственным номером, один

из полицейских, подойдя к машине, поздоровавшись с прибывшими, сказал:

– Прошу врача к больной, остальных прибывших попрошу не выходить из машины. Если ваша помощь

понадобится, мы вас позовем в дом.

Врач, тридцатилетний мужчина с европейскими чертами лица, молча взяв медицинский чемодан, последовал

за полицейским на виллу, трое других охранников остались во дворе. Лжеврача из себя изображал

несостоявшийся врач, отчисленный с последнего курса учебного заведения за свое пристрастие к наркотикам. Он

и сейчас согласился участвовать в настоящей операции лишь потому, что с ним обещали рассчитаться за работу

не деньгами, а наркотиками. За наркотики лжеврач готов был убить любого человека, даже родную мать. Он

помнил условие, что если не справится с поручением и напортачит, то обещанных наркотиков ему не видать.

Видя перед собой такую желанную цель, «врач» решил показать больной и полицейскому все свое умение.

Он попросил полицейского выйти из спальни больной, так как должен был обследовать ее раздетой. «Врач»

видел, как за ним из-за полуприкрытой двери присматривает полицейский, и не препятствовал этому. Завершив

медицинское обследование больной, «врач», обращаясь к ней, спросил:

– Кроме температуры, у вас сейчас сильная головная боль?

– Да, доктор! Она меня и беспокоит, – призналась Зульфит слабым голосом.

Ее ответ слышал полицейский, который стал проникаться уважением к «доктору».

– Ваша болезнь возникла на нервной почве, если я не ошибаюсь, то вы чем-то потрясены и расстроены?

– Да, доктор!

– Очень хорошо, – произнес тот. – Зная причину болезни, мы постараемся избавить вас от нее. Выпейте

таблетку от головы, – попросил он Зульфит. – Принесите, пожалуйста, стаканчик с сырой водой, – не

оглядываясь на полицейского, но зная о его присутствии, потребовал лжеврач.

Проглотив таблетку, Зульфит мужественно вытерпела внутривенный укол.

– Вам сейчас станет легче, – пообещал Зульфит «врач».

– Да, я сейчас почувствовала, как все боли пропали. Мне действительно стало легче. Большое спасибо вам, доктор.

– Ложитесь в постель, укройтесь одеялом и полежите несколько часиков, и болезнь вашу как рукой снимет,

– проследив, как послушно выполняет его требование Зульфит, ворковал «врач».

Обращаясь к полицейскому, «врач» потребовал:

– Попрошу вас не беспокоить ее несколько часов. Я вам вечером позвоню, если ей станет хуже, то придется

положить в больницу.

– Не беспокойтесь, доктор, мы ее режим не нарушим, и, Бог даст, больше ваши услуги ей не понадобятся, —

заверил его охранник.

Довольные друг другом, простившись с полицейскими, «медицинские» работники покинули виллу.

Так был ликвидирован, а точнее, убит последний свидетель по делу Жернова-Постникова, на показаниях

которого Кройнер был намерен строить свое обвинение.

Когда Зульфит была уже мертва, по телефонному звонку неизвестного лица в больницу, говорившего

приглушенным голосом, ее служащие были уведомлены, что на сто восьмидесятом километре в сторону виллы

ФБР, где была Лоренция Зульфит, в кустах находится автомобиль с их коллегами.

Главарь бандитов сдержал слово: работникам больницы его сподвижниками, кроме морального и

психического ущерба, не был причинен другой вред.

Глава 27

Когда Золтан Кройнер получил телефонное сообщение из полиции о гибели Лоренции Зульфит, то был так

потрясен, возмущен и психически не подготовлен к такому известию, что если бы не сидел на стуле, то мог бы на

ногах не устоять и упасть.

Удар мафией ему был нанесен в солнечное сплетение. Он теперь понимал, что от него ему не оправиться.

Придется вновь отступать, сдавать свои позиции перед мафией и очередной раз расписываться в своем

бессилии и беспомощности.

Полицейские сообщили ему, как хитро и оригинально они были проведены преступниками. Тут и дураку было

ясно, что исполнителями руководила умная, с фантазией голова, которая у Кройнера вызывала к себе, помимо

профессиональной ненависти, и уважение как к сильному противнику. Охранники хорошо запомнили бандита, выдававшего себя за врача, тогда как на сидящих в машине не обращали внимания, а поэтому и не запомнили.

Изготовленный по их описанию фоторобот в розыске «врача» так и не понадобился, так как в этот день

лжеврач, точнее его труп, был обнаружен на железнодорожном вокзале в туалете.

Патологическое вскрытие показало, что несостоявшийся врач Борман Фридрих Германович, хронический

наркоман, умер от чрезмерно большой дозы наркотика, который был обнаружен у него в крови. Валявшийся

рядом с ним шприц с обнаруженными на нем следами рук погибшего дал основание полагать полицейским, что

Борман сам виноват в своей смерти, тогда как фактически гангстерами его смерть была инсценирована. Борман

был приговорен к смерти мафией еще тогда, когда согласился на нее работать. Он был для всех трех кланов

чужаком, отрезанным ломтем, которым не жалко было пожертвовать, чтобы таким способом обрубить все

подходы к себе через него.

Так как полиция остановилась на первой версии, то мы не будем, дорогие читатели, будировать вторую

версию и останавливаться на ней больше времени, чем посчитали ей уделить.

«Мафия постоянно опережает меня на корпус, обрубая концы, за которые я собираюсь только потянуть, чтобы попытаться размотать ее змеиный клубок, – подумал Кройнер, покидая больницу, куда он приезжал, чтобы посмотреть на трупы Зульфит и Бормана. – Теперь меня отстранят от расследования этого дела, как не

справившегося с поручением, и отдадут другому, который может оказаться, возможно, и дурнее меня, но

удачливее, так как избежит моих ошибок», – так давили его невеселые мысли.

Его руководство впоследствии так и поступило с ним. Его преемник, чтобы не отвечать за арест Жернова-

Постникова, который теперь содержался в тюрьме без достаточных на то оснований, слагая вину на

предшественника, немедленно освободил Лапу из тюрьмы, даже не потребовав за него залога. Видно было, что

личность бывшего арестанта его совершенно не интересовала.

Новая метла всегда метет по-новому, правда, не всегда лучше и чище, в чем мы убедились на примере

инспектора Кройнера.

Кройнер был и есть сильный, опытный юрист, но ему не хватало везения, помощи старшего, более опытного

товарища по работе. Он долго варился в собственном соку, который в конечном итоге от кипения потерял вид и

качество. Безусловно, вновь назначенного инспектора ФБР при расследовании известного нам уголовного дела

ожидал огромный, неблагодарный объем работы, на котором мы больше не будем останавливаться, так как он

уже не будет касаться наших главных героев.

Глава 28

С отстранением Золтана Кройнера от дальнейшего расследования известного нам уголовного дела его

преемником с Лесника была снята слежка спецагента ФБР, тем более что она организатору не дала того

материала, который он желал бы получить. Наоборот, Кройнер убедился, что Гончаров-Шмаков не был причастен

к расследуемому преступлению. Теперь ему стали более понятны мотивы агрессивного отношения к себе со

стороны Гончарова-Шмакова.

Дыра в потолке номера Лесника была так специалистами заделана, что ее невозможно было обнаружить.

Дальнейшее пребывание Лесника в Нью-Йорке уже стало для него нецелесообразным и ненужным. Сегодня

вечером он должен был вновь поехать на встречу с известной читателям троицей в их глубоко

законсперированный притон.

Когда Лесника туда доставил на своей машине посланник, ранее уже выполнявший такую роль, то в зале, к

своей радости, он, кроме Молоха, известной троицы, увидел похудевшего, но бодрого своего учителя.

Увидев его, Лапа, поднявшись со стула, поспешил навстречу со словами:

– Вот мой сынок пришел.

Лапа, обняв с силой Лесника, несколько секунд стоял прижавшись к нему, после, отстранившись, поцеловал в

губы под довольные и понимающие взгляды собравшихся.

Клод Уильямс, вручая Леснику чек в пятьсот тысяч долларов, сказал:

– Мы благодарны и рады, что среди наших русских братьев имеются такие экстра-класса специалисты по

сейфам, но еще больше мы восхищаемся умением господина Лесника глобально мыслить и находить решения в

практически неразрешимых задачах. Только благодаря вашей хитрости и дальновидности мы сейчас собрались

вместе отметить торжество нашей победы. Пятьсот тысяч долларов – солидная сумма даже для нас, но мы

расстаемся с нею без сожаления, так как ваша работа того стоит. С сегодняшнего дня вы оба приняты в наше

братство и являетесь его полноправными членами, о чем будет сообщено на большом совете кланов. С такими, как вы, специалистами мы согласны сотрудничать, а с разными шавками, урками и просто уголовниками нам не

по пути. Так вы можете передать своим друзьям. Я думаю, вы нас понимаете, а поэтому свою протекцию

посланникам из своей страны выдавайте обдуманно, не забывая и наш корыстный интерес, который мы можем

получить от прибывшего к нам гостя. (В процессе беседы они подошли к сервированному столу и расселись за

ним, взяв в руки бокалы с вином.)

– В каком смысле? – решил уточнить у него для себя Лапа.

– Если прибывший будет умницей, как Лесник, то почему ему не озолотиться у нас и не помочь нам в нашей

работе, а если это будет убийца или насильник, то такого добра у нас своего хватает и желательно им не

показывать к нам дорогу.

Объяснением Клода Уильямса Лапа был удовлетворен, а поэтому понятливо кивнул ему головой. Пока

говорил Уильямс, Лесник, обводя взглядом присутствующих, остановил его на Молохе. Последний сидел за

столом, как именинник. Теперь ему было с чего быть довольным собой. Его американские друзья убедились, что

у Молоха в России были друзья, дружба с которыми не только почетна, но и полезна. Кроме этого, Молоха не

мучила совесть, что он пригласил к себе в гости друга из России для того, чтобы его арестовали. Такой факт

ложился огромным позором на его имя. Теперь он был смыт с него, а значит, можно вздохнуть свободно.

После обмена мнениями, взаимных комплиментов, поужинав, собравшиеся стали расходиться. Лапа, подойдя

к Леснику, спросил:

– Ты когда думаешь лететь домой?

– Завтра! – как давно решенное, сообщил ему Лесник. – Надо уматывать скорее к себе. Я и так долго

дразнил тут медведя, – улыбнувшись, пошутил Лесник.

– Я тоже полечу с вами, – сообщил Лапа о своем решении.

– Остап Харитонович, мы с Ларисой полетим домой через Вену. Мне там в банке надо уладить свои

финансовые дела.

– Может быть, и мои четыре «лимона» положишь на свой счет, чтоб я с ними не возился?

– Стоит ли преждевременно делить шкуру неубитого медведя, может быть, она ему еще пригодится?

– То, что у меня есть, за глаза хватит, – устало поведал ему Лапа.

– Так зачем было подписываться к этой троице и рисковать? – удивился Лесник.

– Жадность фраера губит, дорогой, а меня не жадность погубила, а азарт. Хотелось доказать самому себе, что я еще стою чего-то.

– Ну и как, доказал себе? – обнимая Лапу за плечи, улыбнувшись, поинтересовался Лесник.

– Как видишь, – заметил Лапа, – но это стоило мне не менее двух лет жизни.

– Вклад в пять миллионов долларов может вызвать в банке подозрение, – как бы взвешивая каждое слово, осторожно сообщил Лесник Лапе.

– За мои бабки не переживай. Банк, выдавший счет на них, уважаемый, в махинацях замечен не был, управляющий банком всегда подтвердит платежеспособность своего банка и подлинность счета. Если Венский

банк откажется от сотрудничества с ним, то понесет не только моральный, но и материальный урон.

– Убедительно говоришь, неужели сам до всего этого додумался?

– Я пересказываю то, что поведали мне, когда давали деньги на счет, – улыбнувшись, ответил ему Лапа, —

когда будешь сдавать деньги и счета в банк, не забудь упомянуть о своих картинах.

– Я всегда так делаю. Это у меня вместо здравствуй, – заверил его Лесник.

Когда они расставались, то Лапа, пожимая Леснику руку, спокойно, как бы не за себя, а за другого, поблагодарил, не выпуская его ладони из своей:

– Еще раз спасибо, Виктор, за все, что ты для меня сделал.

– Да чего там, – смущенно попытался отмахнуться от благодарности Лесник.

Лапа, встряхнув его руку, проникновенно заявил:

– Я рад, что сделал в своей жизни ставку на тебя, и вижу, что не ошибся.

Так как вместе они не могли находиться, чтобы не проявлять к себе оперативный интерес, они расстались в

притоне, чтобы вновь встретиться уже в России.

Прилетев в Вену, Лесник с Ларисой приехали в Центральный государственный банк, где Лесник, никого не

спрашивая, по проторенному им ранее маршруту провел подругу в приемную управляющего банком, где их

встретила миловидная секретарша. Не остановиться на ее описании было бы грешно. Она была лет двадцати

двух, с плоским животом, высокой грудью, стремящейся вырваться наружу, с прямыми длинными каштановыми

волосами, ниспадавшими на ее узкие плечи, одета в экстравагантный костюм. Увидев ее, Лесник забыл

дорожную усталость, и в голове у него появились крамольные, но на сто процентов безнадежные мысли.

Лариса, узнав у девушки, что управляющий находится в своем кабинете, попросила ее:

– Передайте, пожалуйста, господину Фридриху Оттовичу, что с ним желает переговорить господин Гончаров-

Шмаков...

На недоуменный взгляд секретарши Лариса пояснила:

– Он – клиент вашего банка, и управляющий его хорошо знает.

Переговорив по селектору с господином Швартаном, девушка, грациозно поднявшись, открыла дверь в

кабинет и провела посетителей.

Увидев Гончарова-Шмакова с сопровождающей его женщиной, господин Швартан, поднявшись из-за стола, доброжелательно улыбаясь, пошел им навстречу, отпустив своего секретаря из кабинета. Поздоровавшись с

Ларисой, узнав ее имя, отчество и что она является переводчиком у Гончарова-Шмакова, Швартан, здороваясь с

Лесником, поинтересовался здоровьем своего клиента и откуда он прибыл в Вену. Получив на свои вопросы

исчерпывающие ответы, Швартан удовлетворенно сообщил:

– Вы знаете, барон... – он заглянул в лежащую у него на столе книгу, – господин Церлюкевич Семен

Филиппович, продавший вам свои уникальные полотна, с вашей легкой руки тоже стал нашим клиентом, открыл

счет на свое имя в банке.

– Вы не желаете посмотреть, что я у него приобрел? – небрежно произнес Лесник, ожидая перевода своих

слов Ларисой.

– Конечно хочу, притом очень даже, – оживляясь, сообщил г-н Швартан.

– Только поймите меня правильно: подлинники таких шедевров я с собой возить не могу, а поэтому вам

придется ограничиться созерцанием копий. Они выполнены профессиональными художниками, на высоком

уровне, который должен дать вам представление о самих подлинниках.

Открыв футляр, в котором архитекторы носят свои чертежи, Лесник, достав из него скрутку нескольких

холстов, стал разворачивать полотна и показывать картины.

Господин Швартан, внимательно ознакомившись со всеми картинами, при этом рассматривал их на разном

расстоянии и под разным углом зрения. После этого он завистливо произнес:

– Боже мой, неужели подлинники кисти знаменитых художников: Айвазовского, Кандинского, Малевича —

могут сразу находиться в одних руках?

– Как видите, это, к мой радости, факт, – гордо констатировал Лесник.

– Вам здорово повезло с этими покупками, а главное, хозяин их продал почти задаром.

– Вы правы, а поэтому я его пробел восполняю продажей своей покупки в Америке. Если желаете

приобрести у меня какую-нибудь вещь кисти известных вам художников, то я приглашаю вас к себе домой, —

вручая господину Швартану свою визитную карточку, предложил Лесник.

– Я бы с удовольствием приобрел у вас одну, ну от силы две картины, но ее мне не перевезти через границу.

– Я свободно провожу, – небрежно солгал ему Лесник, – и мог бы вам привезти одну-две картины, но, возможно, они будут не вашего вкуса, другое дело, когда покупатель сам из того, что есть в продаже, купит

понравившуюся.

– Вот именно, – согласился с ним господин Швартан.

– Вы занимаете такой пост. Неужели у вас нет друзей в своем посольстве, которые по-дружески согласились

бы купленные полотна переправить к себе домой с дипломатической почтой? Вы же не воруете картину, а, купив

у законного ее владельца, переправляете к себе домой. Я знаю своих нескольких клиентов, которые поступили

так, как сейчас сказал я.

Выслушав перевод Ларисы, Швартан произнес:

– Действительно! – Но дальше развивать свою мысль не стал в этом плане, возможно, его откровение

сдерживало присутствие Ларисы. – Я не спросил у вас причины вашего визита, – задумчиво сказал он Леснику.

– Мой банковский счет из-за покупок картин похудел, а поэтому мне приходится его пополнять.

– Четыреста тысяч долларов вашего перевода мы получили, – уведомил Лесника г-н Швартан.

– Я еще хочу добавить к тому, что положено, четыре с половиной миллиона долларов, – небрежно сообщил

Лесник.

– Четыре с половиной миллиона долларов? – переспросил Швартан. – Отлично. Как вы будете

вкладывать, наличными или чеками?

– И чеками, и наличными, – пояснил ему Лесник.

Повторилась прежняя процедура: г-н Швартан пригласил к себе в кабинет служащего, который подсчитал

наличные деньги. Их оказалось два с половиной миллиона долларов. После чего служащий сказал:

– Позвольте мне удалиться с чеком, я созвонюсь с банком, выдавшим его, чтобы проверить и подлинность

чека, и платежеспособность банка.

– Ради Бога, конечно, обязательно надо это выполнить. Я попросил управляющего банком, чтобы он

постарался в это время находиться у себя, чтобы ответить на интересующие вас вопросы.

Пока чиновник, удалившись, заполнял его чековую книжку, г-н Швартан поинтересовался у Лесника между

делом:

– Кроме купли и продажи антиквариата, вы имеете какое-либо дело?

– Конечно! – важно произнес Лесник. – Практически я являюсь владельцем кислородного завода, в

котором всего лишь двадцать процентов акций принадлежит моему компаньону мистеру Корвину Фостеру, помните, я тогда приезжал вместе с ним к вам, и мы ездили втроем домой к сотруднику американского

посольства мистеру Робертсу, где вы смотрели мои картины, но, как говорится, мы с вами в цене не сошлись.

– Как же, помню! – согласился с ним г-н Швартан. – Если не секрет, то на какую сумму вами было

выпущено акций?

– На пятьсот миллионов рублей, а хотелось бы, чтобы это было в американских долларах.

– Я скажу, что и эта цифра внушительна, – заверил его г-н Швартан.

Минут через пятнадцать возвратившийся к ним чиновник сообщил, что чек настоящий. После выполнения

необходимых процедур, отказавшись от кофе, Лесник с Ларисой, простившись с управляющим и служащим

банка, покинули их.

– Чего ты перед ними распинался? – спускаясь по ступенькам из здания банка, удивленно спросила

Лесника Лариса.

– Да потому, что он принял от меня кучу денег в банк и не поинтересовался, где я их заработал, каким

трудом, какой сделкой. Он знает, что у меня куча дорогих шедевров, но я-то картины не продавал. Ты же знаешь, как эти бабки нами заработаны, – напомнил он ей.

– Ох и лиса ты у меня! – восхищенно воскликнула Лариса, игриво толкнув его в бок.

– Нет, дорогая, ты лиса, а я большой старый лис, – поправил ее Лесник.

Целый день они знакомились с Веной, ее достопримечательностями. В покупках Лесник Ларису не

ограничивал, но все, что она хотела приобрести, покупал в два раза больше, так как надо было Альбине показать, что вдали от нее он думал о ней.

С такой неизбежностью Лариса была вынуждена мириться, так как понимала, что из-за нее Виктор мог бы

бросить Альбину, но из-за своих детей, ради их будущего и благополучия, он не имел права вольно

распоряжаться собой. Другой человек в такой ситуации поступил бы иначе, но этого ожидать от Лесника было

бесполезно, да и сама Лариса этого тоже не хотела. Она так его любила, что жила его интересами и помыслами, а поэтому противоречий в этой части между ними не было.

Отдыхая в купе поезда, спешащего из Вены в Москву, Лариса, предвидя предстоящую разлуку с Лесником, как бы размышляя вслух, выдохнула из себя:

– Витя! А я ведь тебя люблю по-настоящему.

– Я тоже! – с грустью в голосе, задумчиво произнес он.

– Спасибо за признание, но я сейчас не о тебе говорю, а о себе. Вот приедем мы в столицу, и ты упорхнешь

от меня в свое Тузово. Что мне одной делать в этой холодной, многолюдной, но чужой для меня Москве? Я, наверное, ее брошу к чертовой матери и перееду жить к тебе в Тузово, куплю там дом. Тогда мы чаще будем

встречаться, ты чаще будешь звонить мне по телефону. В крайнем случае я и сама могу со стороны всегда

посмотреть на тебя, твоих детей. Они мне дороги, хотя бы потому, что в них есть твоя частица.

Положив ее голову себе на руку, Лесник выдавил из себя:

– Мне будет так очень трудно жить. Я же не могу разводиться.

– И не надо. Живи, как живешь, а я буду довольствоваться теми крохами счастья, которые будут падать со

стола твоей жены.

– Тебе так тоже будет нелегко жить, – сделал он вывод.

– Конечно, Витя, я обворована в любви и ласке, так как мне приходится ее делить с другой женщиной, но я

по-своему счастлива. Есть женщины, прожившие замужем всю жизнь, но так и не понявшие, что такое любовь, не

постигшие того счастья, какое испытала я с тобой. Выпитого напитка мне надолго хватит, а там незаметно

старость подойдет. – Расплакавшись, Лариса долго не могла успокоиться, а успокоившись, неожиданно

спросила у Лесника: – А может быть, постричься и пойти в монахини?

– Еще чего вздумала! Уж, кажется, от любого был я готов услышать такую глупость, но только не от тебя, —

возмутился Лесник.

Он еще долго с недовольством высказывался о несуразной ее идее, но чем больше возмущался, тем сильнее

крепло в ее душе желание поступить именно так.

«Зачем я буду мешаться у него под ногами, создавать сложности в его жизни, а их у него и без меня хватает?

Отрешусь от всех мирских забот и посвящу себя служению Богу. Буду замаливать свои и его грехи, а их у нас с

ним достаточно. Лишь бы не отказали моему желанию и приняли бы в монастырь», – спокойно определилась

она, не желая вступать с Лесником в дискуссию.

Расставаясь в Москве с Ларисой, слушая ее благодарность за предоставленную возможность отдохнуть с

ним, повидать мир, Лесник не знал, что видит подругу в последний раз. Ее синие глаза смотрели на него как-то

отрешенно, с каким-то с непонятным для него смыслом. Долго смотреть в ее глаза он не мог, так как боялся их

глубины, тех последствий, которые могли бы наступить после прочтения ими сказанного. Он и так зашел слишком

далеко в своих отношениях с ней, чего хотел и к чему стремился всей душой, но вместе с тем боялся и был

расстроен, так как хорошей перспективы в этом не видел...

Дома у Душмана Лесника ждал Лапа, о приезде которого уже был наслышан уголовный мир столицы. С

целью подведения итога его поездки в Америку и разработки на основании его сообщения своих планов работы

на будущее в ресторане Душмана вновь был проведен сбор воров в законе. На ней Лапа сообщил своим

«братьям», в какую передрягу ему там довелось попасть и как, благодаря помощи своих сообщников, ему

удалось избежать наказания за преступление, не упустив ту особую роль, которую сыграл в его освобождении

Лесник. Только после этого он поведал собравшимся условия сотрудничества американской мафии с ними, изложенные ему от ее лица Клодом Уильямсом.

Осторожность американской мафии в подходе к сотрудничеству с мафиозными группами российской мафии

удивления у собравшихся или возмущения не вызвала, так как все понимали, что каждая сторона желала бы в

результате такого сотрудничества пользу прежде всего себе, а уж потом задумывалась об интересах другой

стороны.

На сходке был избран рабочий комитет, члены которого решали: давать или не давать «добро» тем или иным

лицам на контакт и сотрудничество с американскими друзьями.

После того, как затронутые на сходке вопросы были решены, было устроено гулянье собравшихся в

ресторане, зачинателем которого стал Лапа.

Что ж, у него для этого и поводов, и оснований было больше чем достаточно: он праздновал удачное

завершение своей операции с банком, освобождение из тюрьмы и то, что он вновь в кругу своих друзей.

Покидая ресторан после воровской сходки, Лесник устало подумал: «Вот приеду домой и смогу ли я хотя бы с