Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 46 страниц)

обратное.

– Если так, то в твоих словах есть резон, – согласился с ним Лапа. – Как же нам тогда быть?

– Думать надо, а на трезвую голову ничего путевого в нее не лезет, – хитро блеснув глазами, неопределенно пробасил Лиселидзе.

– Настаиваешь на выпивке?

– Самую малость, чтобы голова не болела, – признался, улыбнувшись, Лиселидзе.

– Куда от тебя денешься, придется согласиться, – улыбнувшись, сдался Лапа.

– Вот это другой разговор, – бережно обняв Лапу, оживился Лиселидзе.

– Я не спросил у тебя, а надо. Ты поможешь нам в нашем деле?

– Куда от тебя денешься, Остап Харитонович, – улыбнувшись, повторил он ранее сказанный ему ответ.

Завтрак прошел скромнее, чем вчерашний ужин, но все равно пришлось каждому выпить по три фужера

сухого вина. После завтрака Лиселидзе, обращаясь к жене, сказал:

– Сходи к Семену Ивановичу и закажи гроб полутораметровый.

– Зачем? – впервые не сдержалась она, задав свой вопрос мужу.

– Не для того, о чем ты подумала, а для маскировки, – успокоил он ее. – Скажи ему, что за гробом к нему

приеду я сам и чтобы о нем никому не говорил и держал язык за зубами. Мы с сыном уезжаем, ждите нас домой

завтра, а может быть, и сегодня справимся, – подумав, предположил он.

В это время Яков пошел готовить свою машину в дорогу. Вахтанг Вартанович и ему не забыл дать указание:

– На всякий случай не забудь положить в багажник пару канистр с бензином...

Остановив свой взгляд на жене, он попросил:

– Когда сходишь к Семену Ивановичу, то убери подвал от закруток. Он может нам понадобиться.

Жена пробормотала ему на грузинском языке:

– Опять за старое взялся...

– Не говори глупости, женщина, – одернул он ее на русском языке.

Приехав в Тбилиси, Лиселидзе оставил группу Лапы дома у своего племянника, предупредив, чтобы они до

их возвращения из дома не выходили, после чего уехал с Яковом.

За день Лиселидзе проверили данные Лапы, убедившись, что Кикнадзе Отар Степанович действительно

живет по известному адресу, подтвердилось и место его работы. Они даже узнали, где находится его гараж.

Поехав на работу к Кикнадзе, Лиселидзе исподволь узнал, что Кикнадзе – молодой, преуспевающий адвокат, поклонник слабого пола, заодно негласно познакомились с его личностью.

Кикнадзе был тридцатилетний мужчина, худощавый, среднего роста, темно-русый, со вкусом одевающийся, носящий солнцезащитные очки даже в помещении, что придавало ему солидность и загадочность. Разузнав все, что требовалось о Кикнадзе, Лиселидзе, съездив домой к племяннику, захватил оттуда всех своих новых дружков

и возвратился к юридической консультации, в которой работал Кикнадзе, где стали ожидать окончания работы

метрах в пятидесяти от его «Волги», которая была уже с грузинскими номерами.

После работы Кикнадзе поехал с одной девицей в ресторан. Оставив его там, они решили больше за ним по

городу не мотаться, а проехать к его гаражу и ждать. Была среда, завтра Кикнадзе должен быть на работе, но

возвращаться домой он не спешил. Лишь в двенадцатом часу ночи Кикнадзе соизволил подъехать к гаражу, чтобы поставить машину. Выйдя из машины, он направился открывать дверь гаража.

В это время к нему подъехала банда Лапы. Увидев вышедшего из машины Цыгана, направляющегося к нему, Кикнадзе перестал возиться с запором и посмотрел на него.

– Отар Степанович, мне нужна ваша защита, – громко произнес Цыган.

Кикнадзе привык к таким неожиданным визитам в любое время суток и в разной обстановке, а поэтому с

доброжелательной улыбкой стал ждать сообщение клиента, чтобы узнать, в чем заключается его просьба.

Подойдя к Кикнадзе, Цыган своим огромным кулаком ударил его по голове, отчего последний потерял

сознание. Выключив в обоих автомобилях свет, сообщники Цыгана освободили багажник машины Цыгана от

содержимого, перегрузив его в багажник «девятки» Лиселидзе, связав Кикнадзе, затолкали его в багажник. После

чего оперативно покинули место нападения, где пробыли от силы всего лишь несколько минут.

Так как люди Лапы плохо ориентировались в городе, то за управление автомобиля Цыгана сел Яков. Под

утро они уже были в Хашуре, в доме Лиселидзе. Напуганный и помятый Кикнадзе был помещен в подвал, куда

ему были поданы теплые вещи, чтобы он не замерз.

Поев и отдохнув, Лапа решил спуститься в подвал и переговорить с Кикнадзе. В подвале электрическое

освещение отсутствовало, но, увидев силуэт спускающегося к нему мужчины, Кикнадзе возбужденно заговорил:

– Немедленно выпустите меня, а то я вас всех посажу.

– Закрой хавальник, говнюк, а то я сейчас твою морду в задницу превращу, – прошипел ему сердито Лапа.

– Отсюда надо выйти, а потом пыркаться, угрожать.

Кикнадзе, услышав такое грубое обращение, присмирел. Получать еще сотрясение головного мозга ему не

хотелось, сила была на стороне пришедшего, и с этим надо было считаться.

– Что вы от меня хотите? – подавленно произнес он.

– Вот теперь я вижу, что имею дело не с ишаком, а с рассуждающим человеком, – довольно пробурчал ему

Лапа. – Ты знаешь, что купил ворованную «Волгу»?

– Нет, я купил ее в автомагазине.

– Ты, сопляк, можешь забивать баки кому вздумается, но только не мне. Тачку ты купил у Гарика за один

«лимон» и четыреста тысяч рублей. Он раскололся нам в этом. Если хочешь, то я могу предъявить документы на

свою тачку.

– Мне нечего на них смотреть. Вам надо было их предъявить нашей милиции, – посоветовал он Лапе.

– Чтобы они бесследно исчезли, – язвительно заметил ему Лапа. – Я решил поступить иначе: в багажнике, в котором ты неплохо устроился, вывезти тебя в Россию и там сдать властям, сфотографировав на фоне

позорного пейзажа. Ты, сволочуга, корчишь из себя делового человека, черные очки с глаз не снимаешь, а

являешься мразью. Ты хуже мента и следователя. Они пашут за свой хлеб, ищут и иногда находят преступников, а ты набиваешь себе мошну на нашем горе, являясь таким же преступником, как и те клиенты, которых ты

защищаешь.

– Хватит разводить критику, дайте мне лучше посмотреть ваши документы на машину, – пробормотал

адвокат.

– Цыган, спустись к нам, – позвал Лапа.

Пока тот спускался в подвал, Лапа сообщил Кикнадзе:

– Между прочим, хозяин машины.

– Кажется, это он меня вчера оглушил, – предположил Кикнадзе.

– Если любя, так, что голова едва в заднице не очутилась, то он, – согласился с ним Лапа, который, обращаясь к Цыгану, попросил: – Держи ему руки сзади, чтобы не вздумал порвать документы. Я хочу дать ему

их прочитать, – пояснил он.

– Я ему порву. Все зубы через задницу выдерну вместе с руками.

Он, сжав руки Кикнадзе за спиной с такой силой, что у того лопатки сошлись вместе, стал держать. Лапа, включив фонарик, дал возможность прочитать Кикнадзе документы на машину.

– Прочитал? – устав освещать ему текст, поинтересовался Лапа.

– Прочитал!

– Так чего молчишь?

– А чего говорить? Вы во всем правы, правда, обошлись со мной при встрече не по-джентльменски.

– Какой ты джентльмен, если настоящий преступник. А с хамами мы поступаем по-хамски, – заметил ему

беззлобно Лапа.

– Я вам обещаю забыть о своих деньгах, машине, только не позорьте меня, как вы задумали.

– А что мы будем иметь с этого? – начал торговаться Лапа, чтобы потом постепенно согласиться на

условие Кикнадзе, так как сказанная угроза был произнесена только для устрашения Кикнадзе и без всякого

реального желания ее осуществить.

– Я и так здорово пострадал, и морально, и материально, и физически, и, кроме того, что обещал, больше

обещать ничего не могу.

Делая вид, что думает над его предложением, спустя определенное время, считая, что на обдумывание ему

было достаточно, Лапа сказал:

– Так и быть, лжеадвокат, пускай будет по-твоему. Не будем с тобой возиться и отпустим.

– А когда?

– Когда покинем пределы твоей страны.

– Без моего содействия у вас не получится, – убежденно заявил Кикнадзе.

– Это не твоя забота, – возразил ему Лапа.

– Я ваши условия принимаю и не буду возникать против всего этого шухера, но прошу вас, не пылите у себя

в отношении меня.

– Боишься, что пригласим журналистов, ознакомим их с твоими фальшивыми документами на тачку, а потом

передадим в ваше посольство в Москве, чтобы ты мог объяснить, как преуспевающий адвокат совмещает свою

законную и незаконную деятельность. Если не хочешь шума, вези побольше бабок, на которые выкупишь свои

документы. Я понимаю, что они тебе уже не нужны, но они компра, которая может скинуть тебя с работы, а место

адвоката у вас престижное и калымное.

– Сколько вы за них хотите?

– Один «лимон», или, как у нас в простонародье говорят, один миллион бабок.

– Как я вас смогу найти?

– Через своего родича Гарика. Он поможет выйти на нас.

– Я бы с этим Гариком на одном гектаре на дворе не пошел.

– Ты на него не очень-то пыли. Так получилось, что не скажи он о твоей жестянке, его давно бы уже не было

в живых. Неужели ты вот это говно ценишь дороже человеческой жизни? Нехорошо. Тебе должно стать понятно, что мы шутить не любим, перед убийством не останавливаемся, а поэтому чего хотим, всегда добиваемся.

Захочу, будешь передо мной плясать, как цыган, если не пожелаешь пойти навстречу моему желанию, то

расстанешься с жизнью, но у меня нет времени на такое зрелище, а поэтому я его не требую. Теперь тебе все

понятно, как мы вышли на тебя?

– Да! – затравленно ответил Кикнадзе.

– Тогда сиди и не пыркайся, а мы поехали, – закрывая за собой дверь подвала на замок, на прощание

сказал ему Лапа.

На двух машинах компания Лапы покинула Хашури. За рулем «Волги» сидел старый Лиселидзе, а за рулем

«девятки» сидел его сын Яков. Отъехав от Хашури на достаточное расстояние, они остановились. Вахтанг

Вартанович, достав из салона автомобиля гроб, водрузил его на багажник «Волги», опутав веревкой.

– Теперь нас никакое ГАИ не посмеет остановить, – заверил он убежденно, при этом он сказал сыну, чтобы

тот на своем автомобиле отстал от «Волги» примерно на один километр.

Когда они тронулись снова в путь, то Вахтанг Вартанович, обращаясь к Лапе от нечего делать, пояснил:

– У нас сейчас в стране такой бардак творится: там ограбили, там убили, что каждый, уважающий себя

мужчина вынужден иметь оружие, чтобы защитить себя, свою семью, но нас с нашим «горем» никто не посмеет

остановить, ограбить, обстрелять. Мы – нация верующая и суеверная, а поэтому никто не захочет гневить Бога.

Действительно, попадавшиеся иногда в горах вооруженные гражданские группы людей, двигая автоматами, как жезлами, разрешали им без задержки следовать своим маршрутом.

Горе, посетившее многие семьи в результате братоубийственной борьбы, придавило нацию, а поэтому

доставляемый ими гроб для погибшего или умершего ребенка щемяще отзывался в сердцах взрослых и находил

молчаливое понимание и сочувствие.

Лиселидзе оказался не только сильным цеховиком, но и тонким психологом, знавшим, на чем можно было

сыграть в партии, в которой он решил не проигрывать.

Проехав населенный пункт, имеющий название его фамилии, и выехав на территорию Краснодарского края, Вахтанг Вартанович остановил автомобиль, выйдя из которого с удовольствием стал разминать ноги. Когда к ним

подъехал на своей машине Яков, то старший Лиселидзе, обращаясь к Лапе, сказал:

– Через несколько километров будет Адлер. Мы туда с сыном не поедем, так как надо срочно возвращаться

домой и определяться с вашим пленником. Теперь ваш путь впереди свободный, только дави на «железку».

– Что я тебе должен за твою услугу? – деловито поинтересовался у него Лапа.

– Эх, пахан, пахан, – обнимая Лапу за плечи, доброжелательно произнес тот, – разве я в такую бяку полез

из-за денег или их у меня нет? Я просто отдал тебе свой долг, отчего у меня как-то стало легче на душе.

Отвязав гроб, они положили его в кусты. Яков переставил багажник «Волги» на «девятку». Дружески

простившись, каждая компания поехала по своему маршруту.

Злоупотребив отцовским положением, Вахтанг Вартанович завалился спать на заднем сиденье, тогда как

Якову надо было не только бодрствовать, но и давить на «железку», следить, чтобы не свалиться в пропасть на

крутом повороте. В пути ему помогала коротать время лишь эстрадная музыка, льющаяся из стереомагнитофона.

Приехав домой глубокой ночью, спустившись в подвал, убедившись, что у Кикнадзе имеется с собой пять с

половиной тысяч рублей, они эти деньги у него не стали забирать, а, завязав ему глаза, отвезли в ближайший

населенный пункт Агара, где, развязав ему руки, но оставив связанными ноги, Яков прошептал Кикнадзе на ухо:

– Пока не уедем, не вздумай развязывать себя, если поспешишь, то придется отнять у тебя жизнь. Понял?

– Понял! – уже укрощенный и выдрессированный, потеряв прежний лоск, со страхом пробормотал тот.

У Кикнадзе уже не было желания мстить обидчикам, так как он понял, что попал в руки какой-то хорошо

организованной интернациональной группы преступников, с которой воевать у него не было ни сил, ни

возможности, ни власти, ни денег.

Дождавшись, когда затихнет рокот удаляющегося автомобиля, Кикнадзе сорвал со своих глаз повязку, развязал себе ноги, с яростью выбросив ненужный теперь ему вещдок в кювет, поспешил по дороге к

освещенным электрическим светом жилым домам, довольный, что так легко отделался, что теперь уже

обязательно будет жить. О деньгах, что он потратил на покупку машины, он старался не думать, так как эти

мысли навевали ему тоску, обиду и возмущение своими допущенными ошибками, несмотря на ту массу

унижений, которые ему пришлось скрепя сердце перенести.

Пережив опасность, он уже не так агрессивно осуждал своего родича Гарика за допущенное предательство.

Возвратившись домой, Цыган отдал деньги Сварного Леснику и наконец-то оформил машину на себя.

Зарегистрировав ее в ГАИ, оборудовал гараж двумя замками сложной конструкции, поставил в машине

противоугонное устройство. Теперь он на собственной шкуре почувствовал и понял, как легко можно потерять

свою вещь и каких потом требуется адских трудов, чтобы ее вернуть. Тем более если еще раз у него украдут

автомобиль, то с аналогичной просьбой о помощи к Леснику будет обращаться неудобно и неприлично.

Лесник по предложению Лапы дал Валету и его дружкам по тридцать «косых». Лесник поинтересовался у

Лапы:

– А не мало?

Лапа пренебрежительно сказал:

– Обойдутся! Им фактически и работать не пришлось, а только пили и отдыхали. – После паузы он, смакуя, заявил: – Да! Здорово мы там погуляли. Я тебе скажу, грузины – очень гостеприимный народ, что с ними

случилось в последнее время, просто ума не приложу, – с сожалением и недоумением заметил он.

– Как бы там ни было, но операцию вы провернули с блеском. Что будем делать с твоей долей? – заранее

зная ответ Лапы, но обязанный задать данный вопрос, спросил Лапу Лесник.

– Мне из этих денег ничего не надо. Отвези их Душману, пускай обменяет на бирже на зелененькие. У меня к

этим бабкам никакого уважения, тем более доверия, нет.

– А чего так? – вызывая Лапу на откровенность, улыбнувшись, поинтересовался Лесник.

– Знаешь, Степанович, то, что у нас деньги обесцениваются и пропадают, меня не волнует. Надо будет, мы

знаем, где взять. Обидно за свой обманутый народ. Люди гамбалили на производстве, гробили свое здоровье на

Севере из-за денег. Накопили десять—двадцать косых. На них владелец мог купить соответственно одну-две

машины. После девальвации рубля, случившейся в январе, теперь на двадцать тысяч не любой мотоцикл

купишь, от силы один хороший холодильник. Что это? Как такое крохоборство можно считать демократическим

подходом к нуждам своего народа? Это бардак и беспредел, который станет еще более выраженным в будущем, а поэтому нам надо себя готовить к очередной «демократической» помощи народу правительства. Разве за такую

жизнь мы свою кровь на фронте проливали?

– Мы-то живем о’кей, – заметил, успокаивая его, Лесник, видя, что Лапа разволновался.

– Нас суками посчитали воры за то, что мы пошли защищать свой народ, и мы шли на это из-за него и ради

него, а сейчас я не знаю, что надо делать, чтобы и люди стали жить хотя бы как до застойных времен.

– Остап Харитонович, нас политика не касается, и нечего о ней думать и голову ломать.

– Ты знаешь, Виктор, некоторые заумные правоведы придумали такую хитрую теорию, что воров политика

не касается, что они занимаются только своими преступлениями. Ты как раз клюнул на эту дешевую приманку.

Все это чепуха на постном масле. Когда в Москве была олимпиада, то по случаю ее в Ростове была сходка

воров, я был на этой сходке, где говорили о разных проблемах и приняли решение, что из социалистических

стран делегатов не обворовывать, а только из капстран. Разве это не политика? Помню, один знаменитый

карманник по кличке Сотник, если мне не изменяет память, задал такой вопрос: «Вот я посчитал, что граблю

господина из ФРГ, а он оказался из ГДР. Как быть?» Ему вразумительно объяснили, что пока не выяснит, из какой

части Германии немец, его не обижать...

Когда Лапа увидел, что Лесник, слушая его, с сомнением улыбается, он недовольно заметил:

– ...Кроме шуток, полный серьез, я на эту тему не любитель шутить, – помолчав, видя, что Лесник не

вступает с ним в разговор, сообщил: – Мы у тебя нагостились достаточно, а поэтому сегодня вечером уматываю

к себе. Моя старуха, наверное, совсем отвыкла от меня, еще и не пустит домой, – превратился он вновь в

беззаботного, беззащитного, ворчливого старика.

Лесник не стал отговаривать Лапу от его намерения, так как надобность у них друг в друге отпала.

Домой Лапу повез на своей машине Цыган. Уезжая, Лапа, подойдя к Леснику, чтобы проститься с ним, строго

заметил:

– Последнее время ты здорово раскрутился. Кончай духариться, ложись на дно и тихонько переваривай то, что успел заглотить. Будешь наглеть, можешь подавиться. Я хочу тебя видеть дома, а не у «хозяина», – обняв

его, похлопав руками по спине, поведал Лапа: – Я хочу, чтобы ты мне после смерти закрыл глаза, чтобы на том

свете у меня за тебя душа не болела.

– Остап Харитонович, вы еще поживете, и нечего о «косой» говорить и ее кликать, – заверил его Лесник.

– Пожить-то еще поживу, но помни, что я тебе сказал, – спокойно согласился с ним Лапа, давно

рассчитавший свои силы и возможности, смирившийся с неизбежной старостью и смертью.

– Тогда, может быть, по пять граммов выпьем на дорожку и за здоровье моего учителя?

– Вы, молодые, судите по себе. Как вам идет горилка, так вы думаете, она и другим потребна, а мне ее

больше и не надо.

– Ну, тогда уж не обессудь, – разведя руки, заметил Лесник, дождавшись на улице, пока Лапа на

автомобиле не скроется за углом.

Глава 17

Лесник знал, что его личность для работников милиции представляет оперативный интерес, а поэтому

своему вызову повесткой к начальнику отдела уголовного розыска УВД области майору Чеботареву не удивился.

С Чеботаревым Владимиром Григорьевичем он был давно знаком. Как к немногим работникам

правоохранительных органов, Лесник имел к нему симпатию.

В указанное время в повестке, к десяти часам, Лесник, зайдя в кабинет к Чеботареву, поздоровавшись с ним, положил ему на стол повестку. После предложения Чеботарева присел на указанный стул, который стоял рядом

со столом начальника.

– Давненько, Виктор Степанович, я не виделся с вами, – задумчиво произнес Чеботарев, начав беседу.

– Четыре года, Владимир Григорьевич, вы меня не беспокоили, – напомнил ему Лесник.

– А теперь, как видишь, пришлось, – как бы сожалея, вздохнув, поведал ему Чеботарев.

– И в чем, если не секрет, выражается ваша нужда во мне?

– От тебя у меня секретов нет, а поэтому поделюсь ими. Двадцатого августа сего года в Москве одним

опытным медвежатником был ограблен коммерческий банк на несколько десятков миллионов рублей...

– И все подозрения в этом ограблении сошлись на мне, – закончил мысль Чеботарева Лесник.

– К сожалению, именно так, – согласился с ним Чеботарев. – Поэтому я хотел бы от тебя услышать

вразумительное пояснение по этому вопросу без всяких выкрутасов и недомолвок.

– Владимир Григорьевич, как вы заметили, прошло уже полтора месяца с того момента, как был кем-то

ограблен злополучный банк. Так неужели за это время у вас не нашлась более подходящая кандидатура, подозреваемая в совершении данного преступления, чем моя?

– Ты не новичок в нашей кухне, а поэтому отлично понимаешь, что так как преступление совершено не у нас

в области, то оно меня не касается. К нам поступило отдельное поручение из столицы в отношении тебя. Моих

коллег ты очень заинтересовал, и через меня они желают выяснить у тебя ряд вопросов.

– Задавайте свои вопросы, я с удовольствием на них отвечу, – довольный складывающимися

уважительными отношениями друг к другу, предложил ему Лесник.

– Где вы были и что делали двадцатого августа текущего года?

– В это время я был с женой в США, где отдыхал на своей вилле.

– Ну, а если серьезно, – принимая его ответ за юмор, попросил Чеботарев.

– Владимир Григорьевич, то, что я вам сейчас сказал, не фуфло, а настоящая быль, а поэтому можете ее

смело записывать, как мои правдивые показания.

– Можешь мне доказать то, что сказал?

Достав из внутреннего кармана пиджака два паспорта, Лесник молча положил их перед Чеботаревым, а

потом пояснил:

– Я, Владимир Григорьевич, имею российское и американское гражданство, что подтверждают мои

паспорта. Кроме моих показаний, данный факт может подтвердить моя жена Гончарова-Шмакова Альбина

Илларионовна и Камалетдинов Федор Михайлович, который ездил с нами туда. Даже инспектор ФБР Золтан

Кройнер может стать моим свидетелем, что двадцатого августа я был у себя дома на вилле.

– А он как в твои свидетели попал? – обескураженно спросил его Чеботарев, откинувшись на спинку стула и

удивленно смотря на собеседника.

– Москва по его запросу прислала ему информацию на меня, из которой он узнал, что я специалист по

сейфам, что я полностью отрицаю, но как бы там ни было, но Золтан Кройнер приходил ко мне домой и

допрашивал меня по вопросу причастности к ограблению сейфа одной миссис.

– Везучий ты мужик. Кругом тебя подозревают, и нигде ты не причастен к преступлению, – записав его

показания, с ехидной улыбкой заметил Чеботарев.

– Не так, Владимир Григорьевич, вы выразились. Я не везучий мужик, а просто не совершаю больше

преступлений. А если человек не кушал чеснок, то им от него не будет и пахнуть.

Закончив допрос по отдельному поручению, Чеботарев стал интересоваться у Лесника об известных ему

фактах, связанных с ним:

– Может быть, ты так же непричастен к смене лидеров в баре у Зиновьева Аркадия Игоревича?

– Почему же я должен отрицать то, что было в действительности? – возразил ему Лесник.

– Если ты встал на путь исправления, как заявляешь, то какая необходимость вступать в конфликт с бандой

Туляка?

– Самая прямая, Владимир Григорьевич. Их интересы пошли вразрез с моими, а поэтому я не имел права

уступить им и пойти против своих принципов.

– Они угнали машину у твоего дружка Цыгана, который обратился, по-видимому, к тебе за поддержкой, в

которой ты ему отказать не мог, – подсказал ему довольный своей осведомленностью Чеботарев...

Лесник благоразумно промолчал, ни опровергнув, ни подтвердив услышанное.

– ...Мне интересно было бы узнать, как вы смогли найти машину Цыгана в Грузии и перегнать назад домой.

– Я туда не ездил за тачкой, а поэтому на ваш вопрос не могу ответить при всем моем желании и уважении к

вам, – скромно ответил ему Лесник.

Он видел, что Чеботарев в курсе происшедших в баре Туляка событий, понимая, что за свои действия там

может не волноваться, так как они не образуют состава преступления.

Симпатизируя Чеботареву как справедливому и честному человеку, он решил ему несколько приоткрыться.

– Если милиция не может защитить своих сограждан от преступного посягательства, то сограждане сами

вынуждены объединяться, чтобы защитить свои интересы.

– В этой части ты – молодец, но все равно грубо сработал и некрасиво, обидел здорово Гарика, опустил

Сварного. Если бы мы так работали и нам было бы позволено так работать, ущемляя человеческое достоинство, унижая, избивая, то, безусловно, раскрываемость преступности резко поднялась бы вверх. Поэтому за

самоуправство я тебя осуждаю. Скажи спасибо, что ни Гарик, ни Сварной не пожелали на тебя писать заявления, а то ты был бы привлечен к уголовной ответственности. Надо всех воров, скупщиков краденого выводить на

чистую воду и судить, наказывать по закону без самоуправства.

– Увольте меня от такой миссии. Действовать по закону – это ваша миссия, и здесь я сдаюсь.

– Я понимаю, что колоть тебя на сотрудничество с нами – бесполезная затея, а поэтому даже не пытаюсь, но меня как начальника уголовного розыска интересует такой вопрос: откуда у простого смертного, каким

являешься ты, оказалось столько денег, что купил себе виллу в Америке, ездишь туда, обратно и можешь жить, плюя через губу?

– А если я не пожелаю на ваш вопрос отвечать? – бросил пробный камень Лесник, недовольный, что

Чеботарев стал копаться в его белье.

– Тогда мне самому придется копать, выяснять и вынюхивать ответ на свой вопрос. Такова моя работа.

«Он такой! Начнет копать и выкопает то, чего я не хочу. Уж лучше я сам подскажу ему правильный ответ», —

подумав, решил Лесник.

– Я вас, Владимир Григорьевич, уважаю и не хочу, чтобы вы из-за меня переутомлялись в работе, а поэтому

отвечу на ваш вопрос. Я являюсь одним из совладельцев крупного завода по выработке кислорода. В

декларации, которую я заполнял при покупке акций завода, подробно указано, где я взял на это деньги.

Ежегодные дивиденды доходят до сорока процентов. Если имеешь голову на плечах, то можно выгодно пустить

вырученные деньги в оборот.

– Ну и как у тебя это претворилось практически?

– Несколько лет тому назад я вполне официально и на законных основаниях договорился и через нотариуса

купил у одного коллекционера две картины, которые продал на Западе на аукционе за несколько миллионов

долларов. Продажа картин на аукционе не является преступлением, если они принадлежат продавцу. Чтобы не

терять огромные суммы в виде налога, я доллары не повез в Россию, а положил в один западный банк, где у

меня и по сей день открыт счет.

– А как же ты смог вывезти такие дорогие картины, если закон запрещает их вывозить?

– Сейчас наша граница уже не на замке, как было в застойные времена. Она скорее стала похожа на

проходной двор с выломанными в заборе дырами. Конечно, я рисковал, вывозя свои картины за рубеж, их у меня

таможенники могли изъять и конфисковать, но, как видите, к моему счастью, ничего такого не произошло.

– А если сейчас привлечь тебя за контрабанду?

– Это исключено, надо доказать, что я вывозил через границу свои картины, что в настоящее время

невозможно, так как проверявший меня таможенник подтвердит, что я в тот или иной день через границу выехал

без своих картин, что будет документально подтверждено.

– Лихо играетесь вы с законом, дорогие коммерсанты, но и на вас когда-нибудь управа найдется, – заметил

Чеботарев.

– А я, может быть, этого и хочу. Чем чужаки будут на нашем богатстве наедать себе шею, так лучше я им

перейду дорогу и перехвачу жирный пирог, ибо я его из России все равно не вывезу, а вложу здесь в новое дело.

Я спокойно могу жить в любой капстране, но меня туда не тянет, так как я русский. Я даже умышленно, из

принципа, не желаю изучать английский язык, предпочитаю говорить на своем родном языке, общаясь с

бизнесменами через переводчика на равных. Я недавно в Москве у одного коллекционера за семьдесят тысяч

долларов купил восемь прекрасных вещей. Все они подлинники великих мастеров кисти.

– Хочешь опять вывезти их на Запад и выгодно продать?

– Нет, Владимир Григорьевич, я их купил, чтобы они не уплыли на Запад и остались в России, так как другие

пронырливые покупатели могли подобную операцию провернуть. У меня деньги есть, и необходимости в продаже

картин нет. Теперь, будучи богатым, я уже не желаю промышлять контрабандой. Я дождусь, когда правительство

снимет ограничения на право управления личной собственностью и разрешит ею пользоваться в полном объеме.

Если мы выбрали капиталистический образ жизни, то у нас должен быть и соответствующий закон, а мы, развивая капотношения, пользуемся законом, который регулировал путь к коммунизму. На Западе хозяин имеет

право продавать свою вещь кому хочет и где пожелает. Такой закон кругом есть, только не у нас. К слову сказать, коллекционер предлагал министерству культуры свои полотна по цене на пятьдесят процентов дешевле той, что

купил их у него я, так он оттуда получил официальный отказ. Вся эта переписка с официальными органами, с

нотариальными документами на полотна сейчас у меня дома. Если желаете, то приглашаю вас с супругой прийти

ко мне домой и полюбоваться ими.

– Спасибо за приглашение, но я в картинах не разбираюсь и по достоинству оценить их не смогу, а поэтому

нечего будет их разглядывать, – отказавшись от приглашения, сообщил Чеботарев.

Оставшись один в кабинете после ухода Гончарова-Шмакова, Чеботарев задумался: «Вот так у нас

получилось, что спустя несколько лет после перехода к рыночным отношениям я, бывший советский офицер, вынужден теперь охранять в целостности и сохранности личную собственность вора в законе, медвежатника, бизнесмена Гончарова-Шмакова. Однако нечего в политику лезть, а надо работать. Если показания Лесника

найдут подтверждение у тех лиц, на которых он ссылается, то, по-видимому, он к ограблению коммерческого

банка не причастен».

Покинув кабинет Чеботарева, сев в машину, Лесник задумался: «Слишком много знает мент о Туляке и его

дружках. Знает все, что варится у него на кухне. Такую же осведомленность проявил Чеботарев и по факту

ограбления Альбины. Из такой реальности напрашивается вывод, в крайнем случае его можно допустить, что в

банде Туляка прижился и пустил корни секретный сотрудник милиции. Если это так, то надо немедленно

заострить внимание Туляка на необходимости выявления сексота и выводе его на чистую воду».

Определившись по данному вопросу, не желая затягивать его разрешение на потом, он съездил домой, попросил Альбину, чтобы она приготовила ему сумку с продуктами, которые он передаст в больницу одному

хорошему человеку, лежащему на излечении в хирургическом отделении, куда попал после автомобильной

катастрофы.

– Стоящий хоть человек? – готовя ему сумку, спросила она.

– Стоящий и нужный! – заверил он ее. Так как Лесник уже раз проведывал Туляка в больнице, то знал, что

восьмая палата, где он находился, была забита «космонавтами», у которых конечности находились в гипсе, а

ноги – и в гипсе, и на растяжении.

Пройдя в палату, Лесник передал Туляку вместе с передачей листок бумаги, на котором была изложена его