Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 46 страниц)

тушением пожаров, но не имеют времени для профилактики и выяснения причин, вызвавших их.

Нельзя сказать, что в работе службы по борьбе с организованной преступностью нет впечатляющих

результатов как в количественном, так и в материальном плане раскрытия преступлений, но чрезмерная

загруженность работой каждого сотрудника, безусловно, отрицательно сказывалась на качестве отдельных дел.

Таким отрицательным примером в работе отдела было дело, возбужденное по факту похищения полотен у

Церлюкевича.

Вернувшийся в гостиницу неизвестно где отсутствующий Стивенсон был взят под постоянное наблюдение.

В тот же день мистер Стивенсон заказал себе билет на самолет, который первым рейсом должен был лететь

в Вашингтон. При проверке его багажа работниками таможни в нем полотен Церлюкевича обнаружено не было.

Не спрашивать же его, почему он не улетел домой раньше. Такой вопрос был бы бестактен, и на него он имел

право не отвечать или отделаться шуткой, сославшись на расстройство желудка.

«Что делать, как быть и где теперь искать картины?» – думал Туянов, возвращаясь на автомобиле к себе в

управление.

Глава 65

Утром домой Душману позвонил его человек, оставленный дома у Заславского до особого распоряжения. Он

сообщил, что задержал на квартире Заславского американца с четырьмя картинами, интересовался, как ему

теперь поступать, нуждаясь в дальнейших указаниях.

Похвалив его за расторопность, Душман сказал ему, чтобы тот продолжал ждать приезда Арбата, которого он

сейчас к нему направит.

Арбат зашел к Заславскому с неизменным своим фотоаппаратом. В зале, на диване, понуро сидели рядом

Заславский и Стивенсон, связанные между собой одной парой наручников.

Услышав топот в коридоре, Стивенсон оживился и попытался сказать что-то с возмущением, но первое его

слово застряло в горле, когда он увидел у вошедшего в зал мужчины на лице маску.

Стивенсон понял, что у него искать защиты бесполезно. Арбат, подойдя к нему, принудительно раскрыл ему

рот и вставил туда ствол пистолета. Страх парализовал Стивенсона. «Зачем я связался с этими дикарями? Разве

с ними сделаешь бизнес?» – запоздало раскаиваясь, подумал Стивенсон.

– Ты знал, что покупаешь у него ворованные картины? – кивнув головой в сторону Заславского, спросил

Арбат.

Стивенсон отрицательно помотал головой.

– Знал он об этом или нет? – задал аналогичный вопрос Арбат Заславскому.

– Конечно знал. Он бравировал своей осведомленностью, шантажировал меня, что побудило меня уступить

ему картины почти за бесценок, тогда как сначала я просил за них миллион.

После услышанного Стивенсон вынужден был подтвердить его слова.

Арбат записал на магнитофон обстоятельства сделки, состоявшейся между Заславским и Стивенсоном.

Арбат заставил последнего раздеться до трусов и позировать с ворованными картинами, сделав четыре снимка, не стесняясь давать пинков по ягодице ногами или рукой по шее, если «клиент» был нерасторопным или не хотел

выполнять его требования, тряс его, как мешок с картошкой. В заключение Арбат прочитал Стивенсону «лекцию»

на правовую тему:

– По нашим законам ты совершил несколько преступлений. Ты незаконно провез в нашу страну валюту и

скупил ворованные картины, зная, что они ворованные. Это второе преступление. Ты хотел обворовать наше

государство. Ты – преступник, и тебя надо сажать в тюрьму лет на десять. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

– Понимаю, – подавленно несколько раз кивнул головой Стивенсон.

Вид у него был не как у преуспевающего бизнесмена, а как у человека, освобождаемого из медвытрезвителя.

Читаемой Арбатом лекции Стивенсону мог позавидовать не один из бывших замполитов и парторгов.

– ...Мы – гангстеры, – для большего впечатления назвал себя Арбат. – Мы ограбили его, – Арбат показал

пальцем на Заславского, – и тебя. Ты на него не должен держать зла, а на нас хоть всю жизнь, но если ты у нас

в Союзе поднимешь хипиш насчет картин и денег, то мы тебя или в расход пустим, или посадим, а в твой город, вот видишь, беру твою визитную карточку, чтобы не забыть, ворам пошлем твои фотографии, чтобы они

размножили и показали, какой ты в трусах спортсмен. Понял, почему надо было тебе раздеваться?

– О’кей, – подавленно выдавил из себя Стивенсон, убедившись, что назад он не получит своих денег, и к

тому же потерял картины.

«Из-за каких-то пятисот тысяч долларов быть на родине шутом? Лучше понести убытки», – решил он про

себя.

Сговорчивость Стивенсона была на руку Заславскому, который уже смирился со своими потерями, одновременно он освобождался от мести Стивенсона. Однако полностью беседу грабителя со Стивенсоном до

конца дослушать не удалось, так как по указанию Арбата другой грабитель увел его на кухню.

Оставшись со Стивенсоном в зале вдвоем, Арбат спросил у него, показывая на сумку с картинами:

– Какова у вас в Штатах цена этих картин?

– Много долларов, – закатив глаза под лоб, отвечал Стивенсон.

– Ты мне назови, сколько долларов, а то, что много, я и без тебя знаю.

– Может быть, миллиона два, а если их продавать с аукциона, то можно получить много больше.

– О’кей! – передразнил Арбат своего собеседника. – Такая петрушка нас устраивает.

– Что значит «петрушка»? – не понял его Стивенсон.

– Это означает о’кей! – небрежно бросил Арбат. – Ты зачем сюда приперся?

– Что значит «приперся»? – опять же не понял Стивенсон.

– Пришел! – пояснил Арбат.

– Я хотел сегодня улететь домой в Штаты, но в аэропорту при таможенном осмотре таможенники так

набросились проверять багаж моего сотрудника, что я посчитал, лучше им в пасть не лезть. Полицейские, выходит, знали – картины или у меня, или у моего человека. При таких обстоятельствах мне картины уже не

вывезти домой, а поэтому я решил вернуть их хозяину и взять у него свои деньги.

– Очень ты хорошо решил, – взяв со стола авиабилет и рассматривая его, похвалил Стивенсона Арбат.

На столе лежали изъятые ранее грабителем у Стивенсона кошелек и солидная стопка купюр достоинством в

десять, пятьдесят и сто долларов.

Положив половину долларов себе в карман, Арбат поинтересовался у Стивенсона:

– Тебе хватит добраться домой?

– Нехорошо вы поступаете со мной. Я же ваш гость, – отрешенно выдавил из себя Стивенсон.

Возвращая Стивенсону авиабилет, кошелек и часть денег, Арбат беспечно рассмеялся:

– Если бы я знал, что ты нас так одаришь, то принял бы тебя как дорогого гостя, но ты приехал к нам

поживиться, купить нас, как дешевую бабу, а поэтому почувствуй себя в нашей шкуре.

На время задумавшись, Арбат посчитал, что ничего не упустил, а поэтому, обращаясь к Стивенсону, сказал:

– Мы сейчас уйдем, но вы можете уйти отсюда только минут через двадцать после нас. Усек?

Стивенсон не понял последнего слова «усек», но смысл предложения дошел до его сознания.

– Я готов купить у вас негатив с моими фотографиями за любую сумму, какую вы назовете.

Предложение было заманчиво, и Арбат едва не начал с ним торговаться, но природная осторожность все же

взяла верх, и он отказался.

– Если вы к нам приедете через год и поселитесь в той же гостинице, тогда я вас найду и продам его так

тысяч за пятьдесят, а сейчас не имею права делать это с риском для себя и наших картин.

– О’кей! – подумав, согласился с ним Стивенсон. – Я приеду через год. Только вы должны обещать не

распространять всего того кошмара, который тут был.

Арбат выразил полное согласие с его предложением, посчитав приемлемым для себя.

Арбат, прихватив с собой сумку Стивенсона с картинами, вместе со своим подручным вышел из квартиры.

Стивенсон, обхватив голову руками и сидя на диване, раскачиваясь всем корпусом, задумался, отрешившись

от окружающего.

Заславский, заглянув в зал из спальни и увидев задумавшегося американца, вновь вернулся в спальню, не

желая его тревожить.

Он не знал, что теперь говорить в свое оправдание, да и не желал оправдываться, а даже был зол на

Стивенсона и на себя, так как из-за картин тоже понес значительные для себя убытки.

Происходящее устраивало Заславского в той части, что Стивенсон не ищет с ним беседы, а поэтому в

сложившейся ситуации он не нашел ничего для себя лучшего, как лечь на кровать, положив под подушку на

всякий случай кухонный нож.

Он не знал и не мог предвидеть, какова будет сцена расставания с американцем.

Перед уходом из квартиры Стивенсон, зайдя в спальню к Заславскому, зло бросил ему оскорбление:

– Воры проклятые, будьте вы все прокляты! – Сильно хлопнув дверью, он ушел.

Глава 66

Лишь к вечеру Церлюкевич поймал Душмана около ресторана «Надежда», к которому он подъехал на своем

автомобиле на несколько минут.

В машине Душмана, как заметил Церлюкевич, осталась красивая женщина с девочкой.

Церлюкевич, остановив Душмана, попросил принять его по неотложному делу...

– Вы извините меня, Семен Филиппович, но я сейчас сильно занят и принять вас, при всем моем уважении к

вам, не могу. До двадцати трех часов я занят.

Церлюкевич и сам понимал, что его визит к Душману не ко времени, но и его вопрос тоже требовал

разрешения, а поэтому он, не сдержавшись, поделился с Душманом своей новостью:

– Стивенсон улетел домой, моих полотен в его багаже не оказалось.

– Все переговняли, прямо на блюдечке картины вам давались – и не смогли воспользоваться, – сердито

пробурчал Душман.

– Когда мы сможем встретиться и поговорить? – продолжал наседать на него Церлюкевич.

– Если вы так настаиваете, то я, освободившись от неотложных дел, могу подъехать к вам домой где-то к

двадцати четырем часам.

Подумав о возможных последствиях визита главаря банды к себе домой, взвесив все за и против, Церлюкевич дал свое согласие на встречу.

Пробыв в ресторане минут пять, Душман со своими спутниками уехал.

Душман сдержал свое слово и действительно к полуночи приехал домой к Церлюкевичу.

Церлюкевич предложил Душману поужинать с ним, но тот категорически отказался и потребовал немедленно

начать разговор, который его волнует.

Выслушав подробно изложенную беду Церлюкевича, Душман недовольно заметил:

– Вот работяги – я имею в виду работников милиции и таможни – кодлой набросились на приманку, а

человек с картинами спокойно улепетнул. Теперь он уехал, захерил свои концы с картинами. Когда шухер

уляжется, втихоря вывезет их к себе, оставив нас с рогами. – Он приставил средний и указательный пальцы ко

лбу для убедительности.

– Что же теперь будем делать? – растерялся Церлюкевич.

– Не знаю. Мы хотели с привлечением ментов операцию завершить наверняка, а получилось наоборот, —

обескураженно сетовал Душман.

– А может быть, у Стивенсона и не было моих картин? – осторожно предположил Церлюкевич.

– Может быть! – повышая тон, передразнил его Душман. – Ты только что мне сказал, что Стивенсон

первым рейсом не полетел в Вашингтон и даже не сдал билет в кассу, а он стоит немалых бабок. Бизнесмены, если они настоящие, такими деньгами зря не бросаются, – и в том же духе продолжал напоминать, – вернулся в

гостиницу и с сумкой куда-то ушел, а вернулся назад уже без сумки. Как ты считаешь, что было в сумке, если не

картины?

– Не знаю, – вяло ответил Церлюкевич.

– Зато я знаю! – победоносно заявил Душман. – Вот, посмотри. – Он небрежно бросил на стол четыре

фотографии, на которых Стивенсон был изображен с ворованными полотнами, принадлежащими Церлюкевичу.

Тот стал их внимательно рассматривать.

В день отъезда Стивенсона домой у полковника Туянова уже была его фотография, которую он показывал

потерпевшему. Поэтому, ознакомившись со снимками, Церлюкевич удивленно проинформировал:

– Действительно, Стивенсон изображен с моими полотнами...

– Я фуфло тебе подсовывать не собираюсь и без тебя знаю, кто и что изображено на снимках.

– ...Но как такие снимки попали к тебе? – продолжал удивляться Церлюкевич.

– Заказал у одного фотографа, которому Стивенсон согласился позировать, – пошутил Душман, не считая

нужным посвящать Церлюкевича в свою тайну. – Снимки говорят, что я дал тебе правильный след, но вы не

смогли воспользоваться своим шансом.

– Ты меня убедил в этом только лишь сейчас, – признался Церлюкевич.

– То-то же, – успокаиваясь и расслабляясь, вымолвил Душман. – Другое дело, как их теперь искать и где, ума не приложу, но если хорошо раскинуть мозгами и поработать, то никуда они от нас не должны деться.

– Вряд ли вам теперь повезет в поиске, как ранее, – с нескрываемым сомнением сообщил Церлюкевич.

– Ты нас обижаешь и недооцениваешь наши возможности, – уверенно возразил Душман.

– Если вы так уверены в своих возможностях, и ты так бахвалишься ими, то пускай они будут вам платой от

меня за оказанные услуги, – неожиданно для самого себя появилась у Церлюкевича наглая идея, которую он

сразу же выразил в предложении.

Идея Церлюкевича шокировала Душмана, это хозяин квартиры видел по его растерянности и расширенным

от удивления глазам.

Подумав, Душман убежденно заявил:

– Ну ты и нахал – продаешь нам сокола в небе.

– При чем тут мое нахальство? – возразил Церлюкевич. – Я просто развил твою мысль. Если вы уверены в

успехе розыска, то никакого риска для вас нет, а если твои заверения в своих возможностях есть бравада, то это

меняет дело. Между прочим, американец не дурак, выбрав себе именно эти полотна, а не другие из похищенных.

Они были лучшими в моей коллекции. Только возникшее осложнение толкнуло меня на такую сделку. При других

обстоятельствах я бы с ними не расстался и нашел, чем с вами рассчитаться за работу.

Задумчиво выслушав его откровение, довольный, что он его на него вывел, Душман, как бы затравленно и

вынужденно, сказал:

– Я против твоего предложения не возражаю, но, как ты знаешь, кроме меня, в розыске были задействованы

не подчиненные мне люди. Согласятся ли они, как я, с твоим предложением, я не знаю.

– Как же тогда быть? – теряя надежду на удачу, спросил Церлюкевич.

– Завтра утром часов в девять приходи ко мне в ресторан, дорогу туда ты знаешь, там и узнаешь от меня их

мнение.

Стороны расстались, каждый думал, что он оказался умнее и хитрее другого. Когда на другое утро

Церлюкевич пришел к Душману в ресторан, чтобы услышать результат на свое предложение, то Душман, как бы

после тяжелой работы, глубоко вздохнув, выдавил из себя:

– Ты знаешь, мои друзья согласились с твоим предложением, но потребовали нашу сделку оформить через

нотариуса, чтобы все было чин по чину.

После сговора они расстались, чтобы вновь встретиться завтра и окончательно его оформить по закону.

Имеющиеся у них картины Душман и Борода с Лесником поделили так, как ранее делили между собой

бриллианты.

Душману достались полотна «Невеста» кисти Малевича и «Странник» кисти Кандинского, Бороде и Леснику, в свою очередь, достались полотна «Осенний пейзаж» Айвазовского и «Мальчик-сирота» Ге.

С целью осуществления задуманного они решили привлечь в дело своего компаньона Корвина Фостера.

Он, как доверенное лицо, должен был продать картины с аукциона, получив за работу десять процентов от

вырученных за полотна денег, а остальные деньги должен был отдать им.

Таков был план реализации картин в общих чертах. Более подробно никто из них еще не мог его развить, так

как практически не было времени на разработку и подготовку, что надеялись они осуществить позже.

Через нотариальную контору они оформили купчие на картины. Чтобы меньше платить госпошлины, полотна

были оценены в минимальную цену, каждое в сто тысяч рублей.

Душман и Лесник, уплатив десять процентов госпошлины, стали обладателями и владельцами находящихся

у них полотен.

Если бы Церлюкевич знал истинную подоплеку совершаемой сделки, то не был бы так доволен ее

результатом.

– Когда найдете картины, вы их мне покажете? – полюбопытствовал Церлюкевич у Душмана.

– Ты на них в свое время вдоволь насмотрелся. Найдем мы полотна или нет, тебя уже не касается, теперь

это – наша забота, ни говорить тебе о своей неудаче, ни хвалиться положительным результатом не будем.

Лесник, как обязательный участник сделки, присутствовавший при разговоре Душмана с Церлюкевичем, трагически пробурчал:

– Картины найдем или нет – кто знает, а убытки из-за них несем солидные и черт знает, сколько еще будем

нести. Хотя и поздно махать руками после драки, но зря мы подписались под эту авантюру, – обращаясь к

Душману, выдавил он.

Почувствовав плохое настроение покупателей, Церлюкевич уже не думал о распитии магарыча, а, попрощавшись со своими «благодетелями» и покидая их, напомнил:

– Будем считать, что у нас друг к другу претензий нет.

Вернувшись из нотариальной конторы в ресторан «Надежда», Душман и Лесник застали там Бороду с

Арбатом, поджидавших их.

Только там они позволили себе расслабиться, обменяться мнением об успешно проведенной операции, вдоволь посмеяться.

Вечером в ресторане Душман с Ларисой дали прощальный ужин, на котором, кроме хозяев, присутствовали

Лесник, Борода и Диспетчер.

За участие в операции Душман дал Арбату пятьдесят тысяч долларов, щедро были облагодетельствованы

члены поисковой группы Арбата. И хотя их вознаграждение в десять раз было меньше, они остались довольны, ибо не знали, какой «улов» был у Лесника, Душмана и Арбата, о котором те и не думали распространяться.

Борода и Лесник пообещали Диспетчеру в качестве вознаграждения сто тысяч рублей, свое обещание они

впоследствии выполнили.

У собравшихся за дружеским столом гостей не было оснований печалиться, а поэтому все чувствовали себя

свободно и раскованно. Только сидящие за столом жена Душмана и жена Арбата не знали истинной причины

торжества, но они от этого не страдали. Им было достаточно того, что они любимы мужьями, которые не обходят

их вниманием, проводят за гуляньем с ними свободное время в ресторане.

Чего еще надо женщине, чтобы ее настроение соответствовало настроению сидящих за столом мужчин?

Ничего!

Увидев зашедшего в зал вора в законе по кличке Граф с женщиной, Душман пригласил его за свой стол.

Граф принял это как должное.

Воры в законе, независимо от национальности, вероисповедания, не говоря о цвете кожи, должны относиться

друг к другу как братья. Поэтому, прояви Душман невнимание к Графу, тем самым он бы его жестоко обидел и

заимел в его лице врага.

Граф, оправдывая свою кличку, важно, с чувством достоинства уселся за стол. Его подруга – дама лет

сорока, худенькая брюнетка, одетая в богатую одежду и со вкусом, сидела за столом молча, односложно отвечая

на обращенные к ней вопросы.

Вновь прибывшие, видя за столом непринужденную беседу, шутки и смех, после нескольких рюмок спиртного

оживились и уже не чувствовали себя лишними, оживленно поддерживая общий разговор.

После закрытия ресторана они остались и продолжили гулянку одни. Благодушно настроенный, находящийся

под «инъекцией» алкоголя и обещанного денежного допинга, Диспетчер влюбленными глазами поглядывал на

своих старых и новых друзей.

При женщинах мужчины на деловую тему между собой не беседовали и обращались друг к другу по имени.

Диспетчер, обращаясь к Леснику, предложил:

– Если компания не возражает, я бы исполнил пару вещей на гитаре.

Диспетчер понимал, что ему разрешено погулять за одним столом с авторитетами преступного мира в

награду за успешно выполненное поручение. Он не знал результатов осуществленной операции, но, услышав о

причитающемся ему вознаграждении, понял, что его руководители получили сказочные барыши.

«Теперь им можно кутить, – завистливо подумал он, – да и меня они не обошли своим вниманием», —

блаженно улыбнулся он, профессионально умело настраивая гитару и готовясь к исполнению музыкальных

номеров.

Он исполнил на гитаре очень сложное музыкальное произведение под названием «Гибель «Титаника».

Лариса, жена Душмана, обращаясь к Диспетчеру как к старому знакомому, попросила:

– Станислав Генрихович, спойте нам Есенина «Отговорила роща золотая».

– Нет проблем, – согласился он.

Когда Диспетчер запел песню под аккомпанемент послушной его пальцам гитары, то все сидящие за столом, кроме Бороды, поддержали его. Только каждый пел песню по-своему. Если женщины пели смело и

самоотверженно, то мужчины пели своеобразно.

Душман, Арбат и Лесник пели вполголоса, Граф – едва слыша свой голос.

Борода, наслаждаясь текстом песни, ласково оглядывал сидящих за столом. Красивая и задушевная песня на

время изменила души мужчин, которые, кроме холодного расчета, забыли в отношении других, не их круга

людей, жалость и снисхождение. Сейчас они были – сама доброта, только желающих попросить у них

исполнения своих желаний не нашлось в ресторане.

По просьбе женщин Диспетчер сыграл и спел с ними несколько песен.

Уставшие от пения женщины решили передохнуть и выпить шампанского. Теперь они сидели, оживленно

переговариваясь.

Граф, обращаясь к Диспетчеру, попросил:

– Сыграй какую-нибудь нашу, задушевную.

– Я знаю «Три подружки», сто десять куплетов, «Мурку», пятьдесят один куплет, «Гоп со смыком», пять

разновидностей... – начал перечислять Диспетчер, но его перебил Граф:

– Не то, я хочу услышать задушевную.

– Нет проблем, – удобнее взяв гитару в руки, согласился Диспетчер. Он театрально объявил: – «Процесс», песня неизвестного автора, но заочно уважаемого мною.

Сделав музыкальное вступление, Диспетчер запел.

Выработанный, приятный голос исполнителя, умелая игра на гитаре, сама песня для людей, прошедших

через изоляторы временного содержания, тюрьмы, суды и этапы, не была чужой и безразличной, а поэтому они

сопереживали вместе с «героем» песни.

Лесник вспомнил последний свой судебный процесс, когда конвой уводил его из зала суда, а сын Константин

плача кричал: «Папа мой...»

Аналогичные или подобные ассоциации возникли в головах и других мужчин, лишь женщины приняли песню

как интересную историю.

Когда Диспетчер закончил петь и отложил в сторону гитару, Граф, дружески похлопав его по спине, благодарно сказал:

– Что угодил – то угодил, спасибо, не ожидал.

Видя реакцию слушателей на свою песню, Диспетчер несколько сконфуженно пробормотал:

– Да чего там, – на большее он не нашелся.

Обращаясь к Леснику, Граф удивленно и вместе с тем недовольно сообщил:

– Честно сказать, завидую ему. – Он кивнул головой в сторону Диспетчера. – Столько раз, будучи у

хозяина, пытался научиться игре на гитаре, получался голый васер.

– Может, еще что исполнишь? – попросил Диспетчера Арбат.

За Диспетчера заступилась подруга Графа:

– Дайте человеку передохнуть. Вы его совсем замучили. – Махнув Диспетчеру рукой, она предложила ему:

– Подсаживайся к нам.

Диспетчер, посмотрев на Бороду и увидев кивок его головы в знак согласия, шумно и с удовольствием подсел

к женщинам, подумав: «Когда еще подвернется мне случай напиться от пуза шампанского, нажраться

деликатесами от пуза и все на дурняк».

Наконец время взяло свое, и большинство гулявших склонилось к целесообразности прекращения пьянки и

расставания.

Выход своих хозяев заждавшиеся водители автомобилей встретили быстрым исполнением своих

обязанностей. Им так же хотелось, исполнив работу, быстрее пойти отдыхать. Для своих руководителей они были

в механизме четко налаженных организаций нужными болтиками и винтиками, надобность в которых патроны

ощущали лишь тогда, когда в них возникала необходимость. Необходимость в них у патронов возникала еже-

дневно, так как, помимо вождения автомобилей, им иногда приходилось исполнять функции телохранителей.

Глава 67

Как и предполагал Душман, Борода, при всем его желании, не имел возможности оказать помощь в

переправке картин за рубеж, в чем сразу же признался, не давая им никаких шансов надеяться на него, не

пообещав ни подумать, ни предложить никакой новой идеи, но согласился с решением Лесника ехать за

помощью к Лапе.

– Ты же его любимчик, и если у него будет возможность помочь тебе, то он разобьется, но поможет, —

убежденно констатировал Борода.

Они с Лесником решили свои картины домой не увозить, а оставить их на хранение у Душмана.

Проводив Бороду домой, Лесник взял у Душмана машину и вместе с Ларисой поехал к Лапе.

Приезду Лесника Лапа был обрадован, чего и не пытался скрывать. Лапа, отстранив от себя Лесника, разглядывая, шутливо возмутился:

– Виктор! Где ты пропадал, чертяка?

– В стольном граде, Остап Харитонович, – также весело ответил ему Лесник.

Он отдал привезенные подарки сожительнице Лапы Марии Ильиничне, которая, улыбаясь ему как старому

знакомому, довольно проворковала:

– Просим дорогих гостей в дом.

– Готовь, но не забудь поставить бутылочку на стол, – поддержал ее Лапа.

– Само собой, – успокоила его Мария Ильинична.

– Возьмите с собой Ларису, она поможет вам приготовить стол, – предложил Лесник.

Внимательно посмотрев на изысканно и со вкусом одетую Ларису, Мария Ильинична сказала:

– Если желаешь мне помочь, то я тебе дам свой новый халат.

– Конечно помогу, – согласилась Лариса, заходя с нею в дом.

Лапа с Лесником вышли на пустынную улицу и присели на лавочку.

Лесник подробно рассказал Лапе, как дорогие картины попали к нему с Душманом, и о своем намерении

продать их на Западе или в Америке на аукционе за валюту.

Слушая Лесника, Лапа удовлетворенно поддакивал ему, хваля за находчивость. Когда же узнал о цели

приезда Лесника, то, закурив сигарету, стал не спеша дымить и, не отвечая на поставленный вопрос, задумался.

С нетерпением ожидавший ответа Лесник не вытерпел и, прерывая затянувшееся молчание, поинтересовался:

– Наверное, тоже голый васер?

– Ты, Витек, меня не подгоняй с ответом. Я уже старик и скакать, как ты, не могу. Даже думать медленно

стал. Мне надо заглянуть в свою тетрадь, освежить память на прошедших мимо меня корешей, а потом я только

смогу сказать, помогу тебе или нет.

– Может быть, сейчас пойдем посмотрим? – оживился Лесник.

Ласково погладив его по голове, Лапа поучающе пошутил:

– Ямщик, не гони лошадей, – а потом добавил: – Спешить не будем, раньше чем через пару дней ты от

меня ответа не услышишь.

Лесник уже намеревался спросить, почему – но раздумал.

Вышедшая на улицу Лариса позвала их к столу и ушла, услышав ответ Лапы, что они сейчас придут.

– Что за кралю ты притащил с собой? – поинтересовался Лапа.

– Мое кратковременное увлечение, – улыбнувшись, пошутил Лесник.

– Ты у меня смотри, если Альбина пронюхает, то она не только тебе, но и мне, старому пособнику, кое-что

кое-чем отчекрыжит.

– Все будет о’кей! – беспечно заверил его Лесник, поднимаясь с лавочки.

За обеденным столом они договорились вечером съездить в город и погулять там в ресторане.

На машине Угрюмый доставил их в ресторан. Сидя за столом, он, расправляясь с поданными блюдами, к

спиртному не прикасался, выполняя указание Лапы.

Если для большинства сидящих за столом ресторан был обычным заведением, а данный – к тому же самого

низшего класса, то для сожительницы Лапы, Марии Ильиничны, его посещение было праздником. Обильная и

вкусная закуска на столе, эстрада, танцы в зале благоприятно влияли на настроение их компании, да и других

посетителей ресторана.

К их столику подошел изрядно подвыпивший парень лет двадцати пяти, который пригласил на танец Ларису.

Та, пренебрежительно окинув его взглядом, пропела:

– Извините, я не могу с вами пойти танцевать, мне хватит кавалеров и за моим столиком.

Переваривая услышанное, парень, потоптавшись, удалился шатающейся походкой к столику, за которым

сидело трое парней его возраста, встретивших неудачливого кавалера унизительным хохотком.

После непродолжительного разговора, когда начался новый танец, из-за их стола поднялся другой парень, который, подойдя к Ларисе, тоже предложил пойти танцевать.

Получив отказ от Ларисы, он сердито пробурчал:

– Наглеешь, краля, плохим может кончиться.

Подозвав его к себе, Лесник попросил его нагнуться и прошептал ему в ухо:

– Передай своим корешам, чтобы они свои опыты с моей девушкой прекратили.

– А то что будет? – выпрямившись, беспечно поинтересовался тот.

– Рогатыми отсюда уйдете.

– Ну ты, мужик, и шутник, – заметил парень спокойно. – Но я твой ультиматум передам, – уходя, сообщил

он.

– Никогда я не была в таких неприятных ситуациях, да притом еще в ресторане, – сообщила Мария

Ильинична, напуганная конфликтом. Она предложила немедленно рассчитаться за стол и ехать домой.

Лютый, не слыша от Лапы указаний, перестал есть, задумался: «Пахан пока не решил, что делать с этими

парнями».

– Мы приключений не ищем и отсюда убегать не будем. Пускай все будет так, как получится, – сообщил

сожительнице Лапа, впервые не желавший разгорания конфликта.

Когда начался новый танец, из-за стола парней поднялся новый кавалер и подошел к Ларисе. Он не успел

сделать приглашение на танец.

Все увидели, как он обеими руками схватился за лоб и как упал рядом с ним на пол кухонный столовый нож с

толстой оловянной ручкой.

К их столику сразу устремились трое друзей пострадавшего. Умеряя их пыл, им навстречу поднялись Лесник

и Угрюмый.

– Парни, не будем устраивать в зале бардак. Если хотите, дождитесь нас на улице, там и побьете, кого

захотите, – предложил Лесник.

После бурного обсуждения его предложения хулиганы согласились принять данные условия. Вместе с

пострадавшим они сели за свой столик, где громко и возбужденно стали говорить между собой.

– Пойди поговори с ними, – спокойно потребовал Лапа, обращаясь к Угрюмому. – Что сказать, ты знаешь.

Настроение у всех было окончательно испорчено. После настоятельной просьбы Лесника Лариса

согласилась пойти с ним танцевать. Во время танца она спросила:

– Виктор, что ты ему сделал?

– Кому? – притворился недогадливым Лесник.

– Моему последнему ухажеру, – пояснила Лариса.

– Ручкой ножа почесал ему кумпол.

– А если бы попал не в лоб, а в глаз? – ужаснулась Лариса.

– Ну и что? – беспечно ответил Лесник. – Глаз-то не мой, – закончил он ответ шуткой.

Когда они покинули ресторан и подошли к машине, то вышедшие на улицу из ресторана хулиганы к ним не

подошли, чему больше всех была рада сожительница Лапы.

Виктора с Ларисой Угрюмый отвез в гостиницу, где обслуживающий персонал его давно знал, а поэтому

номер на двоих он получил без каких-либо затруднений.

Когда, высадив пассажиров около гостиницы, Угрюмый собрался уезжать, то Лесник спросил его:

– Почему парни не решились драться у ресторана с нами? Что ты им сказал за столом?

– Я им показал «дуру» и сказал, что и у тебя такая тоже есть, и если они не хотят стать дичью, то мы на них

охотиться не будем, дождемся, пока обзаведутся потомством, – беспечно сообщил Угрюмый.

Лесник не сомневался, что Угрюмый на улице в отношении парней применил бы оружие, и был доволен, что

такого не случилось.

– Доходчиво сказано, но, главное, убедительно, – отпуская Угрюмого, пошутил Лесник, погружая в его

ладонь две сторублевые купюры.

– Шеф, вроде бы нехорошо, Лапа узнает, будет бузить, – не зная, что делать с деньгами, засомневался