Текст книги "Собор без крестов"
Автор книги: Владимир Шитов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)
не пытался вступать с ними в беседу.
– Как у тебя складывается личная жизнь? – поинтересовался Душман у Церлюкевича.
– В каком смысле? – удивленно спросил тот.
– Больше никто не пытался тебя обокрасть?
– Да пока Бог миловал, – испуганно, с суеверным страхом перекрестившись, сообщил Церлюкевич.
– А те полотна, что мы тебе вернули, целы?
– Так вот, оказывается, что вас интересует, – вместо ответа догадливо произнес Церлюкевич. – Да, целые, ну и что из этого?
– Вы, Семен Филиппович, здесь не пылите. Мы же сейчас не грубим, не хамим и не хотим, чтобы в
отношении нас вы поступали противоположно, – наконец вступил в разговор Лесник, отчитав Церлюкевича. – Я, являясь другом Тараса Харитоновича, узнал по своим каналам, что одна солидная, я бы сказал, очень крутая
банда рэкетиров положила глаз на вашу коллекцию. Вчера Тарас Харитонович со своими людьми пытался с ними
поговорить и заступиться за вас. Покажи ему, чем для тебя закончился этот разговор.
Душман, размотав бинт на левой руке, показал рану. Между тем Лесник продолжал развивать свою мысль:
– Если бандиты посмели поднять руку на Тараса Харитоновича, то уж о вашей безопасности и сохранности
полотен и говорить не приходится.
Все готов был услышать Церлюкевич на встрече с Душманом, но чтобы тот из-за него решился бы и пошел
на риск, удивило и насторожило Церлюкевича. Однако резаная рана на руке не была мелочью, и данный факт
сбрасывать со счета тоже не мог. «На Душмана в присутствии его кодлы кто-то поднял руку! Вот чего я не
ожидал, того не ожидал», – удивился про себя Церлюкевич.
– Я вижу, что вы не москвич, как же тогда получается, что наши новости до вас доходят раньше, чем до нас?
– с сомнением в голосе спросил Лесника Церлюкевич.
– Все зависит от источников информации, которые есть у меня и той кадры, которая на меня постоянно
работает. Вы случайно не знакомы со Станиславом Генриховичем? – улыбнувшись, спросил он Церлюкевича.
– Повезло познакомиться с этим Шерлоком Холмсом; если бы не он, то, наверное, мои похищенные полотна
так до сего дня и не были бы найдены.
– Вот видите, вы сами ответили на свой вопрос. Как же так получилось, что вы, москвичи, у себя в Москве не
могли найти своих же воров, а мой человек, профессионал своего дела, которого я направил сюда по просьбе
вашего знакомого, – он показал рукой на Душмана, – приехал и нашел? Вот так и получается, что для того, чтобы увидеть писанину у себя на лбу, надо или посмотреть на себя в зеркало, или попросить другого человека
прочитать этот текст.
Ответ Лесника удовлетворил Церлюкевича. Теперь он на Душмана почти не обращал внимания, а говорил с
Лесником.
– Какой выход вы мне предложите в данной ситуации?
– Если власть не может каждому благонадежному господину, имеющему определенный капитал, обеспечить
безопасность, целостность его имущества, то последнему ничего не остается, как свои ценности продать
государству. Я бы вам рекомендовал обратиться в министерство культуры или в государственный музей с
предложением, чтобы они купили ваши шедевры.
– Вы думаете, я такой дурак, что не обращался туда?
– Ну и каков результат ваших похождений?
– Кругом ответ один и тот же. На покупку полотен у государства нет денег, другое дело, если бы я их
подарил, но я еще не дурак, чтобы делать такой широкий жест.
– Но многие так и поступают: как в России, так и наши соотечественники, проживающие за рубежом, —
напомнил ему Лесник.
– Да, действительно, таких бескорыстных людей много, но мое сознание еще не доросло до их уровня.
– Мое сознание соответствует вашему уровню, и я вас очень понимаю, придерживаюсь ваших взглядов, однако все равно предлагаю вам еще раз письменно постучаться во все те двери, в которые вы ранее стучались.
– Ну и что это мне даст? – разочарованно поинтересовался Церлюкевич.
– Очень многое, – отвлеченно произнес Лесник.
– А все же, мне хотелось бы услышать конкретнее.
– Вы узнаете, какую цену государство вам за них предложит, конечно, если пожелает их приобрести, а если
откажется покупать, то ваша совесть будет чиста, и тогда, Семен Филиппович, свои полотна вы продадите нам.
– А найдется ли у вас та сумма денег, которую они стоят?
– Найдется, – заверил его Лесник.
– Мне бы хотелось услышать: на какую сумму я могу рассчитывать за продажу семи предметов и
платежеспособны ли мои покупатели.
– Пятьдесят – семьдесят миллионов рублей мы сможем заплатить за ваши семь предметов.
– И что я буду делать с такой кучей денег?
– Это ваше дело! Можете вложить в банк на свой счет и жить на проценты, можете купить акции какого-
нибудь предприятия. Представьте, какой капитал у вас будет через десяток лет, а что самое главное: его у вас
никто не отнимет и не украдет.
– Конечно, вы мне сумму предложили за картины приличную, но это «деревянные» деньги (как это
выражение советского рубля в народе стало популярно и нарицательно). На Западе я за эти картины выручу не
менее полутора миллионов долларов.
– Я согласен с вами, но их надо суметь туда вывезти, а то на таможне могут бесплатно конфисковать в
доход государства, а если сможете вывезти, то надо постараться не попасться мошеннику в лапы, а продав
картины, надо стараться не попасть в руки гангстеров, перед которыми вы будете беззащитной овцой в чужой
стране.
– Вы в таком пагубном свете обрисовали мне картину будущего, что можно подумать, как будто нравы
капиталистического мира вам знакомы, – скептически заметил Церлюкевич, обращаясь к Леснику.
– Я имею американское гражданство. У меня в США собственная вилла и имеется солидный вклад в одном
западном банке. Менее десяти дней тому назад мы с женой вернулись на Родину отдохнуть, – умышленно
разоткровенничался перед Церлюкевичем Лесник.
Церлюкевич задумался. Пока он размышлял, Лесник напомнил ему:
– Ваш старый знакомый, Петер Стивенсон, наверное, в вопросах бизнеса заткнет вас за пояс, а помните, как
боком ему обошлась контрабанда. Так и вы можете в одно прекрасное время своих полотен лишиться бесплатно.
– Будем считать, что я соглашаюсь продать вам интересующие вас полотна...
– С Буддой, имеется в виду, – напомнил ему на всякий случай Лесник, не дав закончить до конца мысль.
– ...Да, с ним и в придачу к ним, чтобы больше о них голова не болела, два подлинника полотен кисти
Репина не менее ценные, как и интересующие вас полотна, но за них вы мне даете один миллион долларов, и ни
цента меньше, – жестко поставил Церлюкевич свое условие.
– Ничего себе траванул, – услышав его условие, удивился Душман.
– Вы сами хотели этого откровенного разговора со мной. Я знаю цену своих произведений, других условий
не ставьте, так как они меня будут раздражать, – пресекая попытку торговли с собой, заявил Церлюкевич.
– Не надо быть таким сердитым, – улыбнувшись, разряжая обстановку, заметил Лесник. – Мы ваши
условия принимаем, но я хотел бы уточнить всего лишь одну деталь.
– Какую?
– Вы их хотите получить наличными или как-то иначе?
– Мне бы хотелось, чтобы вы эту сумму внесли на мое имя в какой-нибудь западный банк и предъявили мне
чековую книжку на мое имя, чтобы я убедился, что там на меня открыт счет. Тогда я вам отдаю свои полотна с
Буддой.
– Такими суммами я шутить не намерен, а поэтому на такую сделку я не пойду, – решительно возразил
Лесник.
– Почему? – видя в отказе очередной подвох, спросил его Церлюкевич.
– Если я поступлю так, как вы хотите, а с вами что-то случится или сделка не состоится по каким-то другим
причинам, то я свои деньги с вашего счета уже не смогу снять, – пояснил свою мысль Лесник.
Церлюкевич убедился, что его собеседник прав, а поэтому спросил у него совета:
– А как же нам тогда поступить?
– Очень просто! Я выписываю чек на оговоренную сумму для предъявления вами в Австрийский
государственный банк, где вы можете снять деньги с моего счета, получив наличными, или там же открыть свой
счет. Если сделка между нами состоится, я отдаю вам свой чек, если нет – то я его просто порву, и все.
– А вдруг чек окажется фальшивым, и вы меня просто дурачите?
– Как говорится: доверяй, но проверяй. Я на ваше недоверие не обижаюсь. Подлинность чека и мою
платежеспособность вы сможете проверить в австрийском посольстве, куда мы с вами можем съездить в любое
время.
– Такое условие меня устраивает, – оттаивая душой, облегченно согласился Церлюкевич. – Можете хоть
сейчас забрать к себе эти полотна, – определенно высказал свою мысль он.
– А вдруг мы не захотим расставаться с деньгами, не станем вам платить за картины и убьем? – неудачно
пошутил Душман.
– Ты что, охерел? – не сдержавшись, сделал ему замечание Лесник.
– Я этого не боюсь! Все знают, кто в настоящее время является официальным владельцем моих полотен, а
поэтому, у кого они будут найдены после моей смерти, тот и будет подозреваться в моем убийстве.
– Понял ты толковый ответ на свой неуместный вопрос? – недовольно пробурчал Лесник в адрес Душмана, поведение которого в последнее время ему стало не нравиться.
Душман, махнув на них рукой, покидая кабинет, пробурчал:
– А ну вас.
– Как вы смотрите на то, чтобы сегодня же между нами состоялась вышеуказанная сделка? – спросил
Лесник Церлюкевича.
– Положительно! – скорее нетерпеливо, чем довольно ответил тот.
Покинув ресторан, покупатели и продавец художественных полотен закрутились, как белка в колесе. Если бы
у них не было транспорта, связей и денег на взятки, то сделка могла бы затянуться и на неделю, тогда как к
вечеру заинтересованные стороны, уставшие до изнеможения, но довольные друг другом, расстались, чтобы в
будущем уже не представлять взаимного интереса.
Барон Церлюкевич наконец-то получил возможность оставшиеся годы жизни пожить в свое удовольствие, тогда как покупатели его произведений искусства вместе с ними получили в придачу не только купчие на них, но и
проблемы, связанные с их хранением и реализацией.
Душман ограничился покупкой только одного полотна кисти Репина, все остальные произведения искусства
закупил Лесник. Душман понимал, что в финансовом положении ему не угнаться за кумом, а поэтому был
доволен и тем, что у него хватило валюты на покупку и одной картины.
Когда вечером они явились домой, то встретившим их Ларисе и Лапе, попытавшимся сделать им разнос за
отсутствие дома целый день, они дали достойный бой своими доводами, демонстрацией купленных полотен
знаменитых художников, чтением купчей на них.
Доводы Душмана и Лесника были убедительны, а поэтому их отсутствие признано обоснованным. Однако
Ларисе было неудобно перед Остапом Харитоновичем за невнимание к нему со стороны «молодых», которые
оставили его одного дома на целый день. Такая же мысль была в голове у Лапы, а поэтому до объяснения с
Душманом и Лесником у него на душе был неприятный осадок. Теперь же, когда все выяснилось, у Лапы и
Ларисы к «молодым» никаких претензий не было. Они знали, как Лесник и Душман с огромной выгодой для себя
продали в прошлом году свои полотна из коллекции Церлюкевича на Западе. Поэтому все были единодушны во
мнении, что на затраченный миллион долларов они приобрели многомиллионный капитал, который с годами
будет только увеличиваться в цене, не подвергаясь девальвации, рыночной неустойчивой стихии.
Ужин прошел оживленно с обсуждением разных эпизодов сделки. После ужина Лариса с дочкой Наташей
стала в зале смотреть телевизор, а мужчины в спальне стали играть в карты в «козла». Во время игры в карты
Душман смеясь поведал Лапе, как Лесник «вешал лапшу на уши» Церлюкевичу относительно ножевого ранения
его левой руки.
– Оказывается, и неприятности иногда могут приносить пользу, если ими умело манипулировать, —
улыбнувшись, глубокомысленно изрек Лапа.
Поиграв в карты примерно час, они пошли спать, так как в прошедшую ночь им практически не удалось ни
отдохнуть, ни поспать.
Глава 13
В субботу ресторан Душмана вообще не открывался для обслуживания жителей города. Обслуживающий его
персонал готовил столы и зал к 12 часам, чтобы к этому времени можно было бы принять почетных гостей, которыми были авторитеты преступного мира. Должна была состояться обычная воровская сходка, но под видом
коллективного гулянья.
К назначенному времени в ресторане собралось восемьдесят три человека. Настоящее мероприятие
являлось сходкой, а на сходке по воровским законам присутствие женщины «противопоказано», то есть
запрещено, поэтому и не было ни одной особы слабого пола.
За обильно и изысканно сервированными столами собравшиеся должны были решать свои не очень-то
простые вопросы выживания в свете изменяющейся жизни.
Ровно в двенадцать часов, и ни на секунду позже, Лапа, поднявшись, объявил о начале сходки. Такая
дисциплина не была данью моде или прихотью отдельных лиц. Это была наработанная и проверенная временем
необходимая осторожность. Хорошо то, что настоящая сходка была чисто профилактической и большей частью
была связана с проведением досуга, если бы она назначалась в связи с повальными арестами воров или
проведением особо сложного дела, а один из воров «халатно» задержался бы у какой-нибудь биксы, то
собравшиеся на сходку воры обязаны были менять место сходки, экстренно покидая ее, чтобы через какое-то
время встретиться в другом месте. В таком случае опоздавшему на сходку, если он не мог обосновать причину
своего задержания, приходилось туго. Он мог быть подвергнут крупному денежному штрафу, в зависимости на
сколько секунд, минут он опоздал, могли дать пощечину, а то и «бить по ушам», то есть перевести его в низшую
категорию.
Лапа, поднявшись из-за стола, обращая на себя внимание воров, произнес небольшую речь:
– Прежде чем начать нашу сходку, которая должна пойти по деловому руслу, я в виде вступления
представлю вам ее организаторов. Я, пахан академии с полосатыми тиграми, и шнифер, и медвежатник. Этот
друг, – он показал рукой на Лесника, – мой бывший ученик, продолжатель моего дела и такой шустрый, что
перескакал своего учителя. Насколько у него получаются дела, много говорить не буду, но у него, как у немногих
из нас, к сожалению, в западном банке на счете имеется несколько миллионов зелененьких, а в Америке
приличная хата, которую там почему-то называют виллой. – Лапа раскрыл в улыбке рот, в котором все зубы и
коронки были из золота. – Этого друга, – он показал на Душмана, – вы знаете, а поэтому его представлять я не
буду. Названная троица выделила миллион бабок на проведение настоящего мероприятия. Пока мы его не
пробухаем, если сможем и пожелаем за два дня, то не расстанемся, но, прежде чем поглощать га (литр вина), бацать, с подругами танцевать, у нас состоится деловой разговор. Некоторые наши братья до такой степени
оборзели, что забыли уважение к своему закону, им ничего не стоит укусить (оскорбить) своего товарища, а то, что они партиями становятся сволочугами, я такой новостью никого не удивлю. У нас три года тому назад
скурвился один бывший зек с непрерывным пятнадцатилетним сроком отсидки, казначей общака моей академии, который умыкнул оттуда один миллион бабок.
– Сволочь! Ему красный ошейник на горло одеть (перерезать горло), – послышались отдельные голоса.
– На этой неделе я возвратился с Лесником после разбора с ним. Мы его нашли в одной глухой таежной
деревне, где он занимается пчеловодством. Там на месте мы решили его жестоко не наказывать, а дали
возможность откупиться. Крот вернул в кассу общака два миллиона галье (деньги). В том числе к осени доставит
в академию (тюрьму) зекам полторы тонны меда.
– Ништяк! Так тоже можно наказывать... – раздались удовлетворенные смешки.
– ...Много фофанов (дураков) стали заниматься нашим ремеслом, мешаться под ногами, пытаться корчить
из себя черт знает что, тогда как фактически являются фреями (неопытными ворами). Мы постоянно должны
ставить их на место, чтобы не пыркались и не мутили воду.
Лесник недавно вернулся из Штатов, где был на воровской сходке. Там он познакомился с четырьмя главами
кланов, точнее с тремя, так как четвертого, моего друга, он знал раньше. Они предлагают нам наладить с ними
тесный контакт.
– В каком плане? – спросил Граф.
– При нашей опасной работе у нас с ними могут быть взаимовыгодные контакты: подготовка операции, наводка, страховка, обеспечение транспортом, даже отсидеться там на дне порой надежнее, чем здесь, если, к
примеру, вышкой запахнет. Я сейчас не берусь перечислять все открывающиеся перед нами возможности, так
как мне их одному не охватить, а поэтому, собравшись сегодня здесь, мы должны гуртом обсудить предложение
американцев. После чего я поеду к ним и передам наше решение, которое мы своим авторитетом тогда уже
обязаны будем выполнять. Поймите меня правильно, контакт с братьями в Америке нужен не мне, и, возможно, даже не вам, а тем, кто придет нам на смену, более ловким и изворотливым, которым в четырех стенах нашей
матушки-России будет тесно и захочется пробежать (обворовать) по заморским толстосумам.
Видно было, что Лапа не впервые выступает перед такой аудиторией, умеет заставить себя слушать, не
навязчиво, но настойчиво проводя основную свою мысль в течение всего выступления, не упуская, где имелась
для этого возможность, похвалиться своим учеником, своими связями, дружками в Америке. После его
выступления стали говорить другие, желающие по данному вопросу внести свои предложения, рекомендации, высказывая опасения по тем или иным сомнительным моментам, а то и прямо возражая против предстоящего
сближения воровских группировок двух стран.
Как бы там ни было, но к семнадцати часам сходка воров пришла к выводу о необходимости установления с
американской мафией тесных контактов в сотрудничестве и взаимопомощи – это в будущем, а в настоящем
уполномочить Лапу установить тесные связи для претворения принятого решения в жизнь.
Мнение большинства выразил Оборотень, который, в частности, сказал:
– Мы с ними являемся братьями по специфике нашей деятельности. Кое-чего мы у них почерпнем, а кое-
чему и им у нас придется поучиться, лишь бы нам легче стало добывать свои шайбы (деньги).
Присутствующие на сходке не видели в Лапе старика. Перед ними был уважаемый, умудренный жизненным
опытом специалист самой престижной воровской квалификации с международными связями, который может
позволить со своими друзьями сорить свои шайбы на организацию данной сходки, угощение братвы. Они видели, как Лапа уважительно обращался к Душману, которого Лесник иногда называл кумом. Многие воры, обобщив
увиденное и услышанное в отношении Душмана, изменили свое первоначальное, давно сложившееся мнение.
Душман не выпячивал себя и не бравировал перед ними не потому, что не созрел, слаб и не имеет надежных
покровителей, крепкий тыл, а просто это была избранная тактика его поведения. Его скромность по достоинству
была оценена многими, а если кто подобного не сделал, то это были люди недалекого ума, которых можно было
не брать в расчет.
Расставшись после воровской сходки, ее участники договорились встретиться здесь же сегодня в двадцать
часов, но уже со своими подругами, ближайшим окружением.
Лесник на вечер, конечно же, пришел со своим давнишним увлечением – Ларисой, которая привела с собой
неизменную подругу Соню.
Душман не мог позволить себе такой вольности, да и не желал, а поэтому был с женой. По тому, как к нему
часто стали обращаться авторитеты преступного мира с просьбой представить их или познакомить поближе то с
Лапой, то с Лесником, он понял, что их затраты на проведение настоящего мероприятия полностью
оправдываются. Он уже перестал удивляться дальновидности Лапы, теперь только констатируя и пользуясь ее
плодами. Конечно, ему было жалко своих денег, выброшенных фактически на ветер, но «искусство» требует
жертв, и он вынужден был пойти на затраты, понимая, что живет не одним днем, и его потери со временем
окупятся сторицей.
Лапа восседал за столом в кругу своих друзей – Графа, Оборотня, Штуки, Короля, Бунтыла, Примы, Гуцула, с которыми читатели первой книги знакомы по эпизоду приема Душмана в законники.
Лариса, подруга Лесника, погуляв часа три, предложила ему:
– Витя, давай уйдем отсюда. Я так давно не видела тебя, соскучилась и не обладала тобой, что все это
гулянье меня просто не устраивает.
– Моя миссия тут выполнена, а поэтому я присоединяюсь к твоему мнению, – поведал он ей, однако не
желал, чтобы кума заострила на них внимание и сделала бы для себя надлежащий вывод с последующей
передачей его Альбине. – Ты подожди меня у выхода. Я сейчас подойду, – полуобняв Ларису, проворковал он
ей.
Подойдя к Лапе, он сообщил ему, что покидает компанию.
– Виновница, надо полагать, женщина? – пошутил Лапа.
– А что мне остается делать в моем возрасте? – разведя руками, тоже пошутил Лесник, покидая его.
Душману он по-дружески сообщил: – Я буду ночевать у тебя на даче, не возражаешь?
– Я-то не возражаю, но мне придется сообщить твоей жене, где и с кем ты проведешь ночь, – пьяно
произнес тот, улыбаясь.
– Я тебе сообщу! – с улыбкой погрозил ему Лесник, поспешно выходя из ресторана.
О Соне они не забыли, но она ни в них, ни в покровительстве, ни во внимании не нуждалась, так как у нее уже
появился свой кавалер.
Водитель Душмана, доставив Лесника и Ларису на дачу, уехал. Так как Лариса с Лесником была много раз на
даче Душмана, то знала, где и что имелось из запасов продовольствия. Она даже некоторое время постоянно
жила с Лесником здесь, а поэтому ориентировалась не хуже, чем в своей городской квартире, куда
первоначально пригласила Лесника, но он предпочел почему-то дачу Душмана, против этого ей возражать не
приходилось.
Лариса по-хозяйски быстро подогрела холодные закуски, взятые водителем автомобиля вместе со спиртным
из ресторана, и расставила на столе.
Если Лесник любил Альбину головой, как красивую, умную женщину, мать его троих детей, то Лариса
покоряла его душу своим вниманием, ласками, телом. Он к ней привык, как к удобной и приятной
принадлежности. Конечно, она была уже не той женщиной приятной утренней свежести, когда при взгляде на нее
можно было потерять вместе с головой и разбитое сердце, но ее красота все еще не иссякла, и источник ее чар
был для Лесника притягательным и желанным, а поэтому он мог полностью расслабиться, купаться в ее ласке, любви и преданности, чувствовать себя слабым, нуждающимся в уходе и внимании.
Они оба были рады и довольны, что в безбрежном мире встретились, нашли друг друга. Лариса так любила
Лесника, что готова была родить от него ребенка, но врачи поставили крест на ее желании по причине ее
болезни. Познав жизнь во всех ее аспектах, она, как дегустатор вин, пришла к выводу, что Лесник – тот
исключительный, качественный напиток, который надо пить, не смешивая с другими, худшими винами, чтобы не
потерять своих профессиональных навыков.
Лесник, не ограниченный во времени, не спеша поведал ей, конечно, в допустимых пределах, о своей
поездке в Штаты, поделился личными впечатлениями, не забыл сообщить, что купил там себе виллу и теперь
является собственником недвижимости как в России, так и в США, имея двойное гражданство этих государств.
Отдыхая на широкой груди Лесника, Лариса с завистью призналась ему:
– Жизнь проходит, а я за границей ни разу не была и не знаю, с чем ее кушают.
– Ты английский язык знаешь? – вяло поинтересовался он.
– Откуда! – удивленно воскликнула она. – Хотя в школе учила английский, но ты знаешь, как мы учились и
учили иностранные языки, но не для себя, а для учителя, для оценки.
– Знакомо это мне, – согласился он. – Я тебе подброшу бабок, чтобы ты немедленно поступила на
ускоренные курсы новейшей методики быстрого обучения английскому языку. Представь, что через месяц ты со
мной поедешь в Америку, и оценку твоих знаний английского языка будут делать говорящие с тобой американцы.
Купи себе разговорник и практикуйся, – закончил свои наставления Лесник.
– Зачем мне эти знания на старости лет? – капризно заметила она, представив, как много хлопот у нее
появится с новым хобби.
– Я же тебе сказал, что в свою очередную поездку возьму тебя с собой не как любовницу, а как переводчика-
секретаря.
– Серьезно? – обняв его за шею и целуя в щеку, спросила она.
– Без обмана, – довольный собой, заверил он ее.
– Извини, Витя, но я от твоего предложения отказываюсь, – сделав капризное лицо, сообщила она ему
неожиданно.
– Почему? – искренне удивился он, не ожидая от нее такого ответа на свое заманчивое предложение.
– Потому что желаю поехать туда с тобой и в том качестве, в каком ты не хочешь меня брать, —
выжидательно сообщила она, игриво поведя своими синими, опасными, как омут, глазами.
Догадливо улыбнувшись, Лесник, как бы оправдываясь, поведал: – А в том качестве в первую очередь.
– Тогда приглашение и условия принимаю и согласна учиться-мучиться, – благодарно, вновь целуя его, но
уже в губы, ловящие ее ласку, прошептала она.
Профессионально постигнув все слабости мужчин и умея ими пользоваться, Лариса вновь доказала Леснику, что его выбор в отношении ее, как любовницы, верен, и теперь он может воочию убедиться в правильности
своего решения...
Полностью опустошенный, отдыхая от ласк Ларисы, Лесник неожиданно услышал, как лежащая рядом с ним
в постели Лариса произнесла: – А вообще-то ты, Витя, у меня дурковатый.
– Почему? – даже приподнявшись на локте, удивился он, не согласный с таким мнением.
– Я не понимаю, зачем было тебе полмиллиона рублей бросать козе под хвост, устраивая сегодняшнюю
гулянку.
– Она мне не нужна, но если мои ближайшие друзья так решили, то я не должен был скупердяйничать, —
согласился он частично с ней.
– Если ты так будешь транжирить свои деньги, то мне загранпоездки не видать, как своих ушей.
– Боишься, что разорюсь? – засмеялся он.
– А кто, если не я, будет о тебе думать, если ты имеешь дырявую голову, – критически продолжала она его
разносить.
– Не пукай, дорогая, – дурашливо возразил он, – пока я хорошо не заработаю, я плохо не потрачусь. На
этой неделе мы с Душманом купили у одного нашего коллекционера подлинники картин великих художников. Они
стоят наших сто миллионов рублей, если не больше. Мне пришлось уплатить, выписав чек, в зелененьких
(долларах) один миллион. Из восьми полотен с серебряным Буддой в придачу одно шикарное полотно досталось
Душману, а все остальное мое. Все оформлено через нотариуса чин чином, но только в наших рублях. Так вот, я
за свои полотна на Западе получу самое малое два-три миллиона долларов. Если доллары перевести в рубли, то, представь, сколькими сотнями миллионов рублей я стал обладателем с помощью последней сделки. И ты
хочешь, чтобы я из-за какого-то полмиллиона мелочился, – съязвил он.
– Ни хрена себе! Вот это размах, аж дух замирает, – присев на постели, нисколько не стесняясь своей
наготы, удивленно-восторженно произнесла она.
– Только не думай, что я их сейчас брошусь реализовывать. Они у меня отлежатся, еще поднимутся со
временем в цене, а потом уже я решу, как мне с ними дальше поступить.
– Как я знаю, ты не можешь и не имеешь права вывозить их за рубеж, таможенники помешают.
В ответ на свое возражение она услышала его беззаботный смех:
– Милая детка, мы с Душманом уже вывозили картины этого коллекционера за рубеж и там толкнули на
аукционе за приличную сумму.
– Как я знаю, на аукционе контрабандным товаром не торгуют, – заявила она, гордая своей эрудицией.
– Радость ты моя бестолковая, – начал просвещать ее Лесник, – то, что у нас является преступлением, на
Западе является коммерцией. Так вот слушай, что я тебе поведаю. У них хозяин ценной исторической вещи
имеет право продать ее хоть самому черту, лишь бы тот имел деньги в нужном количестве на покупку. До
капиталиста не доходит не потому, что у него ума не хватает, а просто потому, что он не желает признавать
власть государства над имуществом хозяина этой вещи выше, чем его воля. Поэтому они наш закон там не
признают. Я с ними в этой части солидарен. У меня кончаются деньги, я продаю свое имущество, независимо от
его исторической ценности. У меня появились деньги, я вложил их в тот или иной антиквариат. Это – жизнь, и
искусственно законом ее нельзя ограничить. Попомни мои слова, такая свистопляска не может долго
продолжаться. Если мы перешли на капиталистический путь развития, то должны и жить по его закону.
– Я вижу, тебя так проняла эта тема, что ты даже в такой обстановке, – она провела по его голому телу
рукой, – решил поговорить о ней со мной?
– Я же не считаю тебя чужой, а то, конечно, не стал бы о ней травить с женщиной в постели, – пояснил ей
Лесник.
– Спасибо за доверие, – дурашливо поблагодарила она его.
Потом Лариса стала говорить ему о себе, о своей работе, не забыв поблагодарить Лесника за теплое место, подысканное и предложенное ей в ресторане Душмана, где она была старшим официантом и, помимо того, бандуршей, поставлявшей своих девочек избранным денежным клиентам. От подпольного «бизнеса» она тоже
имела неплохой навар, но, конечно, он ни в какой мере не мог сравниться по своему результату с выручками от
операций, проводимых Лесником. Поэтому он, слушая ее по необходимости, «успехами» в работе не
интересовался.
Наговорившись вдоволь, они незаметно уснули. Перед сном Лесник облегченно подумал: «Кажется, все мои
мытарства кончились и теперь можно собрать свои монатки и уматывать домой».
Как бы Леснику не было хорошо с Ларисой, но задерживаться из-за нее в Москве ради продолжения
интимной связи он посчитал для себя непозволительной роскошью. Если честно признаться, то он здорово
соскучился по своим сыновьям, Константину и Антону, а особенно дочке Наташе, которой исполнилось всего
лишь пять лет.
Несмотря на сильное желание поскорее вернуться домой, он сейчас этого сделать не мог. Ему все равно
надо было дождаться, пока два студента последнего курса института Сурикова снимут копии с купленных им
картин в их натуральную величину. Он еще не видел конечного результата от своей предусмотрительности, но
знал, что такая его работа не пропадет даром.
Глава 14
Из-за дождливой погоды Лесник не мог вылететь самолетом домой, а поэтому, не желая выжидать
прояснения, он вынужден был выехать поездом. В связи с наличием ценного багажа Лесник попросил Лапу
сопровождать его до дома. Дорогой они чертовски измучились, так как условия обслуживания в поезде были
отвратительными, а точнее, они практически полностью отсутствовали. Поэтому в дороге им пришлось питаться
продуктами, которыми снабдили их супруги Малащенко.
Приехав в Тузово, они с вокзала домой поехали на такси. Зайдя к себе в дом, охватив взглядом свое
многочисленное семейство, Лесник с облегчением выдохнул: