355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Шитов » Собор без крестов » Текст книги (страница 46)
Собор без крестов
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 14:07

Текст книги "Собор без крестов"


Автор книги: Владимир Шитов


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 46 страниц)

характер, разделяя ее многие принципы, он представил ее мучения и страдания, прежде чем она решилась на

такой отчаянный шаг, отказавшись от тех благ, в которых жила, и той матеральной поддержки, которую он

постоянно ей оказывал, не скупясь и не считая производимых на нее затрат.

Ему было жалко себя, так как потеря для его души была очень дорогой и, что обидно, в оставшейся жизни

уже невосполнимой. Он, без сомнения, знал, что Ларису ему в сердце никто и никогда не заменит. Она была его

зрелых лет лебединой песней, которую в жизни ему не удастся повторить дуэтом с другим партнером.

Венцом его размышлений стала мысль: «Все же какой я хам и идиот. Пятнадцать лет думаю о Ларисе, переживаю, страдаю, но мне никто и ничто не мешает съездить к ней в монастырь в Тулу и побеседовать

откровенно, не занимаясь догадками, узнать от нее самой, почему она так поступила».

Придя к такому решению, Лесник самолетом вылетел из Тузова в Москву, где, переночевав дома у свата

Душмана, утром на его автомобиле, управляемом шофером-телохранителем, выехал в Тулу.

Оставив машину вместе с шофером на стоянке автомобилей рядом с монастырем, Лесник прошел в

монастырь, где по его просьбе был принят игуменьей монастыря матушкой Анфисой. В беседе с матушкой

Анфисой Лесник подробно узнал о жизни обитателей монастыря, его проблемах, о материальных затруднениях, связанных с возобновлением деятельности женского монастыря, который при правлении коммунистов был

закрыт. Без всякой подсказки со стороны матушки Анфисы, из бескорыстия, желания сделать что-то доброе, Лесник выписал чек в один миллион рублей на нужды монастыря.

Право на свидание со своей бывшей подругой Лесник получил у игуменьи с условием, что оно будет

проходить в номере гостиницы, имеющейся при монастыре.

К его удивлению, Лариса, а теперь уже матушка София, пришла к нему не одна, а в сопровождении примерно

ее же возраста монахини. Таково было нерушимое правило общения монахинь с посетителями из внешнего

мира. Перед собой Лесник увидел пожилую, с потухшими глазами женщину, которая, взглянув на него, вздрогнула, но потом, взяв себя в руки, внешне своего волнения больше не выражала.

Встреча с матушкой Софией прошла как-то сухо и официально. Если бы он не видел перед собой до

мельчайших примет знакомое лицо, то можно было бы подумать, что они сейчас впервые в жизни встретились.

Не вытерпев такой пытки, Лесник, обращаясь к ней, выпалил:

– Лариса, неужели ты не рада нашей встрече?

– Я в миру была Ларисой, а сейчас зовите меня матушкой Софией, – попросила она его скромно, но

настойчиво.

– Ты не рада нашей встрече? – задал он снова вопрос.

Остановив на нем свой долгий взгляд таких любимых им глаз, которые он несчетное количество раз целовал, она, потупившись, сказала:

– Раб Божий Виктор, мне приятно видеть тебя живым и здоровым. Все эти годы я молилась и каялась в

твоих и своих грехах. Как я вижу по твоему виду, мои молитвы были услышаны и дошли до Бога.

– Почему ты, не посоветовавшись со мной, ушла в монастырь?

– Давай не будем говорить о давно прошедшем. Я теперь живу другими интересами и не хочу окунаться в

воспоминания, вновь грешить даже в мыслях. Я тебе скажу, что мы с тобой были очень грешными людьми. Мне

пришлось три года быть послушницей, пока мой духовник старец Евлумпий и матушка Анфиса не убедились, что

я своим трудом и молитвами заслужила право находиться в этой обители мира, веры и духовного покоя.

Они целых два часа беседовали между собой, при этом присутствующая при их разговоре вторая монахиня

так и не обмолвилась с ними ни одним словом, как будто была немой.

При расставании с матушкой Софией Лесник, потрясенный теми духовными изменениями, которые

произошли в ней, с головой, полной дум и забот, спросил свою собеседницу:

– Матушка София, что вы пожелаете на будущее в оставшейся моей жизни?

– Не греши больше, раб Божий Виктор, каков бы ни был для этого соблазн, и прими покаяние. Воспоминания

о тебе уже толкнули меня в грех. Теперь мне придется его вновь отмаливать, а поэтому, прошу тебя, больше

меня в этом мире не посещай.

Он увидел, как скупая слеза скатилась вниз по ее лицу. Только тогда Лесник понял, каких огромных усилий

стоит матушке Софии сохранять внешнюю сдержанность. Ему страшно хотелось на прощание обнять и

поцеловать матушку Софию, но, обремененный своим грехом и грязными помыслами, он не имел права своим

поцелуем пачкать родник доброты, надежды и веры. Поэтому, тоже сдержав рвущиеся наружу чувства, Лесник

перед расставанием только спросил у монахини:

– Матушка София, а на том свете я встречусь с тобой или нет?

– Не знаю, раб Божий Виктор, на все воля Бога, молись вместе со мной, чтобы он нас с тобой услышал, —

ответила она, потупившись.

Перед расставанием матушка София, троекратно перекрестив чело Лесника, сопровождаемая молчаливым

свидетелем беседы, покинула комнату.

Как будто после долгой пытки, приведя свои мысли в порядок, Лесник не спеша покинул стены гостиницы

монастыря. За стенами монастыря к нему подошел водитель его машины:

– Куда теперь поедем, Виктор Степанович? – спросил тот его.

– Побудь там, где есть, а я схожу еще в собор, – распорядился Лесник.

– Мне шеф приказал, чтобы я вас везде сопровождал, – напомнил Леснику водитель.

– А ты делай то, что требую я, тогда у тебя не будет по работе никаких неприятностей.

– Как пожелаете, так и будет, – беспечно согласился с ним водитель.

Лесник решил один идти в собор для совершения покаяния, потому что понимал духовное состояние своего

водителя, который еще не созрел для подобного шага, а вести в собор человека с греховными мыслями Лесник

считал для себя недопустимым.

Глава 14

После того как Беспредела по указанию Лесника опустили на «низ», его карьера как авторитета преступного

мира закатилась. Несмотря на то что после конфликта с Лесником он совершил новое тяжкое преступление, давшее ему возможность после осуждения перевестись отбывать наказание в другую ИТК особого режима, информация о его последнем унижении, как клеймо на лбу, сопровождала по всем новым колониям, пополнялась

новыми ступенями унижения. Изменение ситуации в лучшую сторону, несмотря на разнообразие применяемой им

тактики поведения, ничего бы не дало.

Так постепенно, теряя здоровье, униженный и раздавленный, он, освободившись из последнего места

лишения свободы, не нашел для себя ничего лучшего, как заняться бродяжничеством, пополнив и без него

огромную армию бомжей. Теперь он из себя представлял заросшего седой бородой, огромного, неухоженного, дурно пахнущего старика, одетого в грязные, давно не стиранные лохмотья, но был еще крепок и в постороннем

уходе не нуждался.

Ночуя в канализационных колодцах, на вокзалах, свалках, в шалашах и других местах, место ночлега

выбиралось в зависимости от погодных условий и времени года, он имел пустой карман и всегда голодный

желудок. Беспредел во всех своих несчастьях виновником считал одного человека, лютого своего врага —

Лесника. Он его ненавидел не только душой, но и всеми порами своего грязного тела. Чем больший срок отделял

Беспредела от момента последнего его конфликта с Лесником, тем лютее придумывал он ему месть, наслаждаясь и получая удовольствие от своей фантазии.

Негласный телефон информировал Беспредела, каких высот в преступном мире и в мире бизнеса достиг

Лесник, где он живет, каков состав его семьи. Но понимал, что он перед ними ничтожество и для Лесника не

представляет никакой опасности, что если бы Лесник узнал о его крамольных мыслях в отношении себя, то

достаточно только его мановения пальца, и он будет не только уничтожен, но даже испепелен, а поэтому

Беспредел даже и не мечтал осуществлять свои мысли в реальности.

Такая защищенность Лесника наполняла Беспредела ядом ненависти. Его агрессивность заканчивалась, если были деньги, в пьяной попойке и драке с подобными себе элементами. Избивая жестоко своих противников, Беспредел испытывал наслаждение, так как представлял, что избивает своего лютого врага Лесника.

Беспредел иногда с убежденностью думал, что если бы ему когда-нибудь удалось укусить за палец Лесника, то тот обязательно умер бы от его яда. Бродяжничая по необъятным просторам своей страны, Беспредел изучил

ее географию не хуже школьного учителя. Иногда он бросался в странствия в «бригаде» себе подобных, а иногда

путешествовал один, всегда зная, что на новом месте обитания он обязательно найдет компанию подобных ему

сподвижников.

Однажды, находясь в Туле, Беспредел удачно украл и продал одному барыге новый женский велосипед. На

вырученные деньги он смог не только насытить свою утробу, но и ублажить ее приличной дозой спиртного.

Испытывая блаженство, Беспредел, проходя мимо собора, неожиданно для себя увидел знакомую фигуру

Лесника, который, пройдя мимо него, не узнав, по ступенькам поднялся в собор.

Опешив от неожиданной встречи, Беспредел задумался: «Интересно, зачем этот матерый зверюга

пожаловал в собор? Не иначе, что-то ему приглянулось и хочет грабануть», – была его первая мысль, которую

он сразу же отбросил. «Лесник – не такая птица, чтобы самому заниматься такой мелочью. Тогда вообще не

понятно, зачем он туда пожаловал, – сидя в сквере на лавочке, размышлял он. – Тебе не все ли равно, зачем

он туда приперся? – задал мысленно себе он каверзный вопрос. – Все равно! – ответил он себе. – Так чего ты

себе дурным забиваешь голову и не берешься решать более важную задачу? – подводил он себя к

надлежащему ответу. – Ты хочешь сделать ему бяку, но боишься признаться себе в своей трусости, забивая

себе голову ненужными задачами. Да, хочу угрохать его, но боюсь, что не получится и не справлюсь с ним. Чего

бояться! Он один зашел в собор, уже вечереет, другого такого случая для мести этому расфуфыренному барину

у меня уже никогда не будет».

Нащупав в кармане пиджака складной охотничий нож, Беспредел с сожалением отметил: «И надо было, дураку, нож добывать. Можно было бы отказаться от мести, сославшись на отсутствие оружия. Теперь ссылаться

мне не на что и надо решаться. Тебе подвернулся один шанс из тысячи, дурила, не упусти его, потом будешь всю

жизнь проклинать себя, если не воспользуешься им. Давай, Беспредел, действуй, если у тебя осталась хотя бы

капелька человеческой гордости. Времени на раскачку не остается», – взбадривал он себя.

Запомнив, откуда в собор пришел Лесник, и предполагая, что тот будет возвращаться назад прежним

маршрутом, Беспредел устроил ему засаду, следя за выходящими из собора верующими, боясь упустить выход

из него своей жертвы. Приняв решение, Беспредел уже не думал отказываться от осуществления мести, а, наоборот, вдохновлял себя на «подвиг», пренебрежительно относясь к ожидавшим его последствиям за данное

преступление, надеясь избежать за него наказания.

Глава 15

В глубокой задумчивости Лесник прошел в собор, где нашел батюшку – отца Георгия, и обратился к нему со

следующими словами:

– Отец Георгий, я хочу покаяться в своих грехах.

Внимательно посмотрев на Лесника, как бы стараясь увидеть его душу, отец Георгий сказал:

– Сын мой, а ты знаешь, как покаявшемуся тяжело жить в мире безбожников и если он, покаявшись, совершит еще грех, то его грех сразу же удвоится?

– Я, отец Георгий, жил грешно, не веря в Христа, только с высоты прожитых лет я понял свою ошибку и, пока

еще здоров и при здравом уме, хочу в меру своих сил и возможностей исправить ее.

– Ваши помыслы, сын мой, мне понятны, и не приветствовать их не могу, а поэтому с удовольствием приму

от вас покаяние и если смогу, то отпущу ваши грехи.

Лесник долго каялся батюшке в своих грехах, как бы сначала пройдя по своей трудной и длинной дороге

жизни, давая оценку содеянному и поясняя, как бы он поступил сейчас в той или иной ситуации.

К своему удивлению, он был вынужден констатировать, что если бы не был кровожадным и жестоким, то

многих эпизодов его греховного падения могло и не быть.

Покаявшись и получив отпущение грехов у отца Георгия, Лесник в полном душевном покое, с чувством

исполненного долга, с радужными планами новой жизни покинул собор, окунувшись в темноту, местами

освещаемую электрическими лампочками.

Идя по тротуару в сторону стоянки своего автомобиля, Лесник обонянием почувствовал неприятный запах, который отвлек его от внутренних мыслей. Не видя источник, распространяющий его, Лесник обернулся назад.

Неожиданно для себя он увидел огромного лохматого бродягу, который уже наносил ему удар ножом со словами:

– Получи, негодяй.

По голосу и восстановленным в памяти приметам Лесник в нападавшем узнал Беспредела. Возраст и

реакция у Лесника уже были не те, что несколько десятков лет тому назад, а поэтому нож Беспредела сделал

свое черное дело, проникнув в грудную клетку Лесника по самую рукоятку. Беспредел хотел и второй раз ударить

Лесника ножом в грудь, опьяненный совершаемым зверством, но опомнившийся Лесник, еще не успевший

обессилить от полученного ранения, резко ударил Беспредела двумя пальцами по глазам. В последний момент

удара Лесник несколько согнул два пальца правой руки, которые, как хорошие наездники, вскочили верхом на

переносицу Беспредела, погрузившись в его глаза, но не выдавив их.

Бросив нож, Беспредел, закричав от боли, схватившись обеими руками за свое лицо, убежал от Лесника в

кусты. Зажимая обильно кровоточащую рану на груди, Лесник пошел своим маршрутом, с каждым шагом

ощутимо теряя свои силы. Не доходя до своего автомобиля метра два, Лесник упал на асфальт дороги, потеряв

сознание.

После трехчасовой операции Лесник, очнувшись в палате хирургического отделения, чувствуя страшную

слабость во всем организме, с безразличием к своей дальнейшей судьбе подумал: «Кажется, пока еще жив. —

Потом его мысли перекинулись к другим, не касающимся лично его вопросам. – Почему я не выбил «фары»

Беспределу? Почему я его пожалел? Неужели сказалось влияние отца Георгия?»

Поиски ответов на заданные себе вопросы заняли всего его. После долгого размышления он все же нашел на

них ответ: «Мое снисхождение к Беспределу вызвано не жалостью к нему, а другими мотивами. Я не хочу брать

грех на себя за эту падалишную, вонючую душу. Пускай прожигает свою жизнь, если ее можно назвать жизнью, на свалках и других вонючих местах под страхом мести от моих корешей, мотаясь по стране, и подыхает, как

собака, в какой-нибудь подворотне, но скорой смерти с моей помощью он не увидит».

Определившись так, он уснул.

Глава 16

Телефонное сообщение из Тулы горе-хранителя Лесника о нападении на последнего и о нахождении

пострадавшего в больнице, где ему делается хирургическая операция, исход которой пока не был известен, потрясло Душмана до такой степени, что он растерялся. Такого с ним ранее никогда не было.

Неприятное известие застало его на работе. Он позвонил домой, сообщил Ларисе неприятную новость, попросив уведомить о ней Альбину и детей. Он сказал жене, что сам выезжает в Тулу, откуда будет звонить, держа ее в курсе происходящих событий, чтобы она могла ими делиться с семьей Гончаровых-Шмаковых, пока те

сами не приедут к Леснику.

Прихватив с собой четырех своих крутых парней на всякий случай – возможно, в них возникнет

необходимость, – Душман, как заправский гонщик, помчался в Тулу. Его распирала ярость и ненависть к тому

подонку, который посмел поднять руку на его друга, одновременно его мучил страх за судьбу друга, так как его

жизнь находилась в руках врача, делавшего операцию, и Бога.

Когда Душман приехал в больницу к Леснику, то там, кроме дежурного персонала, никого не было. Хирург

Скляров Михаил Константинович, делавший операцию Леснику, уже отдыхал дома. Прежде чем поехать к нему

домой узнать из первых уст о состоянии здоровья Лесника, Душман уговорил дежурную медсестру пустить его в

палату к Леснику, чтобы на него только посмотреть. Вложенная ей в руку купюра достоинством в пять кусков

сделала медсестру сговорчивой.

Проснувшийся Лесник увидел перед собой свата Душмана, вид которого был такой, как будто ему недавно

сделали сложную операцию. Довольно улыбнувшись, Лесник пошутил:

– Чего морду скривил, помирать собрался, что ли?

– Как дела? – не желая тратить время на пустую болтовню, спросил его Душман.

– Тяжело! Совсем себя не чувствую. Как будто внутри заменили все части.

– Ребята были в милиции. Следователь сказал им, что ты не знаешь, кто тебя ударил ножом. Ты что, в

самом деле не знаешь этого мерзавца?

– Я его знаю и наказал так, как посчитал для себя нужным.

– Ты дурака не валяй, говори мне его кликуху, а дальше я сам раскручусь, – решительно и даже как-то с

вдохновением попросил его Душман.

– Тарас, я вчера принял покаяние. Может быть, Бог захотел дать мне такое испытание. Поэтому я тебе

своего обидчика не дам на растерзание, не отдам его и ментам. Пускай судьей ему будет Бог. До покаяния я, может быть, тебе назвал бы его, а сейчас – лучше не проси. – Выступившие капельки пота на лбу и губах

показали Душману, как трудно дался Леснику этот разговор.

– Ну, я этому Петру дам просраться. Я же ему говорил, чтобы с тебя глаз не спускал.

– И его тоже не трожь. Я его заставил нарушить твой приказ, – выстраданно выдавил из себя Лесник, закрыв от усталости глаза, давая Душману понять, чтобы тот безвинно не наказывал человека. Через паузу он

спросил: – Ты моим сообщил о моей беде?

– Конечно! – с готовностью сообщил Душман.

– Хоть успели бы застать меня живым, – задумчиво произнес Лесник.

– Кончай глупости травить. Мы еще на свадьбе твоей Наташи попляшем, – бодрясь, заявил Душман, страдая душой болью друга.

– Тяжело мне сейчас, Тарас. Если со мной что случится, ты приглядывай за моими пацанами, а то

ненароком найдется желающий им обкорнать крылья.

– Будь спок, в обиду не дам, да они сами уже зубатые.

– А теперь оставь меня, Тарас, мне тяжело.

Душман, подойдя к Леснику, поцеловал его в щетинистое лицо и быстро покинул палату, так как чувствовал, что может не удержать слезы, которые не хотел показывать другу.

«Наверное, с годами мы все становимся сентиментальными», – нашел он себе оправдание, покидая

больницу.

Оставшись один в палате, Лесник, расслабившись, испытывал в грудной клетке страшную физическую боль, которая, как прожорливая гусеница, съедала его силы, здоровье. Допуская даже свою смерть, Лесник вместе с

тем с радостью констатировал, что вселившаяся в его душу вера, душевный покой не покинули его, а даже

окрепли. Он понимал, что за все в жизни надо платить рано или поздно, и был рад, что плату за грех Беспредел

потребовал после долгой жизни и покаяния...

Многократно извинившись перед хирургом Скляровым, что он ночью нарушил его покой, объясняя мотивы

своего такого бестактного поведения, Душман, убедившись, что его оправдания Скляровым поняты и приняты, находясь на кухне в квартире Склярова, спросил его:

– Скажите, доктор, у моего друга Гончарова-Шмакова опасное ранение, будет ли он жить?

– У больного проникающее ранение грудной клетки с повреждением крупных сосудов легкого, с обильным

кровотечением. В процессе операции кровотечение мною было остановлено, кровопотеря восстановлена.

Справится ли его организм с такой потерей крови, покажет время. Он может выжить, но может и умереть, поживем – увидим.

– Вы постарайтесь сделать так, чтобы он выжил, тогда иномарка будет моей наградой вам за опыт и

хлопоты.

– Будем надеяться, что нашими общими усилиями он не будет потерян нами.

Покидая квартиру Склярова, Душман почувствовал, что в его сердце вселилась надежда на благоприятный

исход болезни Лесника.

Без надежды, веры и любви жизнь неинтересна и постыла, а поэтому и мы тоже будем надеяться на лучшее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю