Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 46 страниц)

пищевом техникуме. У него были свои друзья, свои интересы. Ему постоянно не хватало времени, и он куда-то

спешил: то писал контрольные работы, то гулял с девчатами, а утром, не выспавшись, опять-таки спешил на

работу.

Сосед был нелюбопытный, спокойный, компанейский, с ним Виктор не раз распивал бутылку на двоих, завидуя его беззаботности, уверенности в завтрашнем дне, деловой занятости. Но эта зависть была чистой.

Однажды случайно в чемодане Николая он увидел его армейскую фотографию, на которой Николай был

изображен в форме десантника с медалью на груди.

– Что за медаль? – поинтересовался Виктор.

– За отвагу! – беспечно ответил Николай. По-видимому, ему не один десяток раз приходилось отвечать на

аналогичные вопросы.

– Где ты ее заработал? – удивленно спросил Виктор.

– Не заработал, а заслужил в Афгане, – посуровев, поправил его Николай.

До данного разговора Виктор считал себя более опытным в жизни, что давало ему право на чувство

некоторого превосходства перед Николаем. Теперь Николай невольно вырос в его глазах.

Из состоявшегося разговора Виктор сделал для себя и другой вывод: «Николай – комсомолец, патриот, и его

надо остерегаться не меньше, чем «мусора», так как может заложить и считать, что выполнил свой гражданский

долг».

С такими людьми ему часто приходится встречаться и беседовать, они непробиваемы в суждениях, и с ними

лучше не связываться.

«Николай мой нож не возьмет, – возвращаясь мысленно к пропавшему ножу, с некоторым сожалением

подумал он. – Что мне делать? Может, бросить все и уехать куда-нибудь, где Борода меня не найдет? – с

надеждой уже в который раз прокручивал он этот вариант. – Но здесь останется семья сестры с двумя

племянниками, на которых Борода может сдуру выместить свою злобу. Может быть, их ментам заложить? —

подумал он, но сразу отказался от такого решения своей задачи: – Тогда и я сам хорошо засяду вместе с ними.

Уж лучше ответить за новое преступление вместе со всеми, чем садиться за глухое старое. У меня сейчас жизнь, как у картошки: «Если зимой не съедят, то весной посадят».

Не найдя выхода из создавшегося положения, он уже который раз с сожалением подумал: «Чего я начал

перед ним выбрыкиваться? Может, пойти на примирение? Меня он примет с распростертыми объятиями, – не

без гордости за себя подумал он, но предстоящее унижение для его щепетильной натуры было тоже

неприемлемо. Если он изменит свое решение, то сколько злорадства потом придется увидеть и в глазах, и в

словах подельников!.. – У меня есть теперь одна радость, когда я провожу время с Ириной. Сегодня выходной, и

она обещала вечером прийти ко мне на свидание в общежитие».

– Николай! Ты когда вернешься сегодня?

– Только с солнышком!

Другого ответа от Николая он и не ждал, так как в выходные дни тот гулял до утра.

Неожиданно раздался стук в дверь комнаты. Открыв ее, он увидел участкового инспектора милиции

младшего лейтенанта Герасимова с двумя парнями, у которых на руках были красные повязки.

Увидев Герасимова, Виктор, не проявив доброжелательности, в душе остался доволен своевременным

приходом участкового, который вел за ним административный надзор, и жестом пригласил всех в комнату.

– Уже начинаешь меня кодлой проверять? – пробурчал он недовольно.

– Ты не груби нам, такова наша служба, то искать, то проверять, а то и задерживать, – ответил Герасимов, изучающе поглядывая на Виктора, как бы прикидывая, придется или нет его в будущем задерживать.

– При таком внимании к моей персоне никогда и не женишься. Туда ходить нельзя, чтобы там я тебя не

видел, чтобы вечером из дома никуда не уходил. Жизнь хуже, чем у собаки, – подыгрывая перед дружинниками

участковому, говорил Виктор, понимая свою зависимость от него, так как пункты ограничения надзора он

постоянно нарушал и, к счастью, это пока проходило без осложнений.

Герасимов, зная по документам «послужной» список судимостей Гончарова и будучи еще не очень опытным

работником, разговаривал с ним только на официальном языке, не давая повода для осложнений, понимая, что

такие люди, как его поднадзорный, могут спровоцировать конфликт, а потом его же обвинят в этом.

Участковый знал, что у Гончарова имеется кличка «Сарафан», и назови он так его при дружинниках, неизвестно, как потом продолжится разговор.

– В женитьбе тебе никто не препятствует, – продолжил беседу Герасимов.

– Как не препятствуете, если своими проверками всех невест от меня шуганули, – продолжал бурчать

Гончаров.

– От такого, как ты, шуганешь невест! – не удержался участковый. – Сама твоя кличка говорит о твоих

способностях по женскому полу.

– Начальник, не будем распространяться, – пресек Виктор возможное продолжение разговора на эту тему.

Дружинники, по-видимому, предупрежденные Герасимовым, как себя вести, в разговоре не принимали

участия.

Герасимов, сделав в своем журнале отметку о проверке поднадзорного, попрощался и удалился вместе с

сопровождающими лицами.

Оставшись один, Виктор, в бессильной злобе пометавшись по комнате, сел на кровать, обхватил голову

руками, яростно подумал: «Обложили, как зверя, и повернуться не дают. Я так жить не могу и не хочу! Как собака, должен черт знает сколько времени быть на поводке у ментов, иначе посадят за нарушение ограничений. Где

выход из создавшегося положения? С кем посоветоваться? Сестра мне в этом не помощник. Опять чертов

Борода. Тот все знает, когда какому Богу молиться, но к нему я не ходок».

Он мог и дальше развивать свои мысли в неприятном для него направлении, но, посмотрев на часы, сразу

вспомнил о предстоящем свидании, о дефиците времени, а поэтому быстро собрался и вышел на улицу.

Несколько часов, проведенных с Ириной в комнате у Виктора, пролетело как одно мгновение.

На все его уговоры остаться до утра она категорически отказалась, в оправдание приведя такую кучу

доводов, не принять во внимание которые он не имел права. Пришлось оставить уединение и идти провожать

Ирину домой.

Они шли по проезжей части дороги, которая была свободна от машин, так как город отдыхал после рабочего

дня.

Испытывая друг к другу влечение, занятые беседой, они не обратили внимания на догоняющий их мотоцикл.

Оглянувшись, Виктор увидел, что мотоциклист движется от них в стороне, прямо и с небольшой скоростью, значит, не пьяный, а поэтому дальнейшему его приближению не придал значения.

Когда мотоциклист проезжал мимо них, Виктор услышал испуганный крик Ирины, которая, схватившись

руками за живот, простонала:

– Он меня чем-то ударил.

Посмотрев вслед удаляющемуся мотоциклисту, Виктор понял, что его не догонит, на мотоцикле номерной

знак отсутствовал.

Виктор ранее сам много раз совершал подлые поступки в отношении других, но перед случившейся

подлостью он оказался безоружным и не знал, какие меры надо сейчас предпринять.

Он, как разъяренный бык, вертелся около Ирины, не зная, что делать.

Пересиливая боль, Ирина вымученно выдавила из себя:

– Вызови «скорую помощь», что-то много крови из меня течет.

Виктор побежал к телефонному автомату, который ранее заприметил при прогулках с Ириной, но телефонная

трубка была обрезана. Тогда он побежал к пищекомбинату, где из сторожевой будки позвонил в «скорую

помощь». Вернувшись к Ирине, Виктор увидел, что та лежит в траве и уже не может говорить.

Машина «скорой помощи» прибыла к ним очень быстро, но когда Ирину клали в машину, то она уже стала

терять сознание. Виктор вместе с Ириной приехал в больницу, где ее сразу же занесли в операционную.

Минут через сорок мучительного ожидания вышедшая из операционной медсестра на его вопрос ответила:

– Ваша знакомая умерла.

– Как умерла? – пораженно спросил Виктор, чувствуя, что смерть Ирины принесет ему горе.

– У нее перерезана кровяная артерия, а поэтому скончалась от потери крови, – пояснила ему медсестра, уходя.

Раздавленный и опустошенный, Виктор вышел из больницы во двор и, сев на скамью, закурил, думая не об

Ирине, а о себе:

«Боже мой, какая дикость! Попробуй теперь докажи, что ты Ирину не убивал. Теперь, конечно, меня опять

посадят, снова эти крытые вагоны, снова нары и параша».

– Как они мне надоели! – вымученно простонал он. – Где выход? Что предпринять?

Подняв голову, он стал смотреть на звезды, которые все видели, но которых в свидетели не призовешь.

Он со злобой заскрипел зубами, выплюнул сигарету.

Его размышления прервал неизвестно откуда взявшийся сержант милиции.

– Гончаров Виктор?

– Да! – ответил он вяло.

– Вам надо проехать со мной в дежурную часть милиции.

– Поехали! – обреченно согласился Виктор, подумав: «Вот и началось...»

В отделе милиции, очутившись в ярком свете электрических лампочек, Виктор, приводя свою прическу и

одежду в порядок, увидел на своей рубашке и брюках кровь.

Проследив за его взглядом, дежурный по райотделу капитан Ларихонский воскликнул:

– Товарищ Гончаров, поздно гуляешь, нарушаешь административный надзор, балуешься нехорошим...

Какие мысли были в голове Ларихонского, трудно было понять. Когда он говорил о баловстве, Виктор понял, что за «баловство» придется отвечать ему. Такой намек взорвал Виктора, и он решил немного выпустить пар из

себя, чтобы не взорваться.

Посмотрев на дежурного, гладко выбритого, уверенного в себе, в своем завтрашнем дне, привыкшего ничему

не удивляться гамбалу, он решил ему испортить настроение.

– Чего ты зубы скалишь, как лошадь, человек погиб! Я ее не убивал, а какой-нибудь бульдог мне лапти

сплетет, будет ходить с полной грудью гордости от исполненного долга... Надо работать, а не штаны протирать, тогда, может быть, и я бы с вами похихикал.

Виктор ждал нападения работников милиции, избиения, что ранее иногда с ним случалось, но Ларихонский, сдерживая волнение от нанесенного оскорбления, заметил ему:

– Почему ты такой озлобленный на всех? Мы пригласили тебя, чтобы разобраться в случившемся, а ты

начинаешь хамить. Если бы такие, как ты, не болтались ночью по городу, то и ЧП никаких не было бы. А за

нарушение адмнадзора тебе придется отвечать.

Виктора отвели в комнату ожидания и там оставили.

Глава 4

Помощник дежурного по РОВД, небольшого роста сержант, фамилию которого Виктор не нашел нужным

узнавать, привел его в изолятор временного содержания и поместил в камеру, с металлическим грохотом закрыл

за ним на запор дверь.

Прислонившись спиной к стене, Виктор, как загнанный зверь, готов был завыть или даже удавить себя.

В камере, кроме него, никого не было, а поэтому он мог свои чувства не сдерживать и не скрывать.

Умышленно ударившись не очень сильно головой о стенку, он подытожил:

– Вот и приехали.

В его словах было столько боли, жалости к себе, которые мог бы понять только тот человек, который уже

прошел его «школу» жизни. Как ему не хотелось горького повторения!

Постепенно он стал успокаиваться и решил случившееся осмыслить и попытаться ответить хотя бы самому

себе на возникшие вопросы.

«Мотоциклист – хулиган-убийца, кто он такой и зачем ему надо было заваривать такой бордель?

Случайность или заранее разработанная операция? Кому она нужна? Постой, а не Бороды ли работа?» И сам

себе ответил: «Если его, то хулиган должен был ударить ножом меня, а не Ирину. Борода отпадает, а вообще, черт его знает. Он насобачился такие финты выкидывать, о которых не только не подумаешь, но и не

додумаешься. Не зря же сам Лапа с уважением отзывался о Бороде: «Борода не кубышка, а голова!», и при этом

многозначительно поднимал вверх указательный палец правой руки. На основании чего Лапа сделал такой

вывод, что его связывало в прошлом с Бородой, тот на эту тему не распространялся, а поэтому для Виктора

осталось тайной.

Мысли его перескочили к следователю Подроманцеву Валерию Игнатьевичу, приступившему к

расследованию его уголовного дела.

С ним они ездили на осмотр места происшествия, но осмотр ничего не дал, кроме того, что они установили

точное место преступления.

Виктор был благодарен следователю Подроманцеву за то, что тот не добивался от него признания в

убийстве, за его тактичность.

Выписывая ему протокол задержания в порядке ст. 122 УПК РСФСР, Подроманцев заметил:

– Я сейчас не могу вас ни в чем обвинить, но имею основание подозревать в совершении преступления, а

это не одно и то же. Поэтому только будущее поможет ответить на вопрос обоснованности вашего задержания. Я

могу вас заверить, что если вы невиновны, как утверждаете...

– Да, я так утверждаю и буду утверждать, – перебив следователя, заявил Виктор.

– ...то мне придется извиниться перед вами за необоснованное задержание. Извинение примете? —

улыбнувшись, закончил следователь.

– Приму, – серьезно ответил Виктор.

Сейчас же, находясь в камере, Виктор подрастерял свои искорки надежды и с горечью констатировал:

– Не видать мне свободы, как своих ушей.

Он хотел посмотреть на наручные часы, но, вспомнив, что они у него изъяты при задержании, опустил руку.

«Надо налаживать свою жизнь по-старому, отработанному графику», – подумал Виктор, умащиваясь спать

на жестком полу.

Илларион Константинович утром проснулся от назойливого телефонного звонка. Он так любил утром

поваляться в постели, поэтому ранний подъем испортил ему настроение.

Нехотя подняв телефонную трубку, он услышал голос Камалетдинова Федора Исмаиловича по кличке Цыган, который взволнованным голосом просил разрешения на встречу.

Цыган по мелочи беспокоить не будет – и Борода разрешил ему прийти к себе.

Когда Цыган пришел к Бороде домой, тот был, как всегда, собранным и спокойным.

– Ну давай, рассказывай, чего ты старика в такую рань поднял?

– Золотой так кольнул бабу, что она коньки в больнице откинула.

Борода удивленно вскинул брови:

– Его, шакала, просили пощекотать, а не убивать. Какой был договор, знаешь?

– Знаю! Пощекотать! – обескураженно подтвердил Цыган.

– Давай, рассказывай, как получилось.

– Как получилось, я не знаю, к Золотому не пойдешь.

– Правильно мыслишь, – похвалил его Борода. – Что разнюхал?

– Был в больнице и убедился, что мокряк налицо. Золотой бабе ножом перебил какую-то крупную артерию, пока ее везли в больницу, она кровью истекла.

– Спасибо за сообщение, а теперь заодно расскажи, как дальше будем жить и что делать?

– Я не знаю, – растерянно ответил Цыган.

– Я твоего Золотого утопил бы в золоте, что находится в параше. Ты мне все сказал?

– Сарафана посадили по подозрению в убийстве.

Борода обессиленно шлепнулся в кресло и, обхватив голову руками, глубоко задумался. Его мысли были

заняты поисками выхода из создавшегося положения. Посмотрев на огромную фигуру Цыгана, заполнившую весь

дверной проем, Борода подумал: «Плохо, что с излишками веса человека количество мозгов не увеличивается».

– Придешь ко мне в 22 часа, тогда и продолжим беседу. Мне же надо твои задачи обмозговать кое с кем.

Может быть, и найдем нужное решение.

Проводив Цыгана, устало подумал: «Они меня такими новостями в гроб загонят. Мне приходится с ними, в их

интересах и за них играть. Вот и сейчас. Зачем было наводить туман на беседу – кое с кем! – тогда как этим

«кое-кем» постоянно является одно и то же лицо, адвокат Петр Семенович, который за свои консультации

требует и соответствующую плату.

Встречей с адвокатом Борода остался доволен, несмотря на материальные издержки. Петра Семеновича он

знал не только как эрудированного юриста, но и как человека, который умеет хранить чужие тайны.

Кроме консультации, Петр Семенович, уже знавший о гибели Соколовой, сообщил ему случайно услышанный

в РОВД разговор следователя Подроманцева с начальником следственного отделения Власовым. Из их

разговора он понял, что завтра утром будет произведен повторный осмотр места происшествия с целью

отыскания орудия преступления, которое преступник мог там обронить.

Почерпнутая информация дала работу его фантазии. Он сразу вспомнил о хранящемся у него дома ноже

Сарафана, и злорадная идея захватила и увлекла его.

Вечером Борода сходил на место происшествия и там выбросил нож Сарафана, предварительно испачкав

его в крови потерпевшей, которой было в траве еще предостаточно. Нож он бросил за забор, в огород, на

свободный от травы участок.

Если так случилось, так почему не проучить Сарафана за выбрыкивание с помощью самой милиции?

Убедительно и недорого.

Сарафан не дурак, должен принять его условия, а если нет, то, кроме как на себя, ему пенять будет не на

кого.

Вспомнив Петра Семеновича, Борода с уважением отметил: «Ну и прохвост, умеет работать на два фронта, угождая и вашим, и нашим», обретя прежнее спокойствие и уверенность в себе.

В дом к Бороде вечером пришел Цыган. Посмотрев на свои наручные часы, он с удовольствием заметил:

– Опаздывать не любим.

– Вы всегда спешите, дорогой мой, – начал с придирки Борода, – если бы Золотой не поспешил и серьезно

отнесся к чепуховому поручению, нам не пришлось бы сейчас пыхтеть.

«Какой барин не ворчит на своих работников, – подумал беззлобно Цыган. – Но расхлебывать эту кашу

придется тебе», – подытожил он.

От такого вывода Цыгану стало легче, на нравоучения Бороды он решил не отвечать и скучающе стал

посматривать по сторонам комнаты, давая понять, что пора переходить к деловому разговору. Борода его

правильно понял и без вступления заговорил напрямую:

– Найди Жору и передай ему мой приказ. Он должен совершить мелкое хулиганство, учти – мелкое, а не

такое, как с подругой Сарафана. Пускай какого-нибудь фуфлыжника при «мусорах» обматерит. Нам надо, чтобы

его посадили на 15 суток за мелкое хулиганство в КПЗ, или, как ее сейчас называют, в ИВС. Мелкие хулиганы

занимаются раздачей пищи по камерам задержанных и арестованных. Он должен пробиться в группу

раздатчиков пищи и сказать Сарафану о нашем предложении. Если тот поумнел и согласен к нам вернуться, то

мы поможем ему освободиться. Если он скурвился окончательно, тогда пускай пыхтит там, пока не надоест.

Слова Бороды для слуха Цыгана были неожиданными, но вместе с тем звучали приятней любой музыки. Он

убедился, что хозяин своих, даже отколовшихся членов, не бросает в трудную для них минуту. А Сарафана он

давно знал, дружил с ним, и поэтому его судьба ему была не безразлична. Сейчас он вносит и свою лепту в

спасение Сарафана. Считая поручение Бороды не сложным и не опасным, но престижным, Цыган предложил:

– А может быть, мне самому вместо Жоры за него взяться?

– Тебе другая работа найдется, – недовольно поморщившись, возразил Борода.

Считая данный вопрос решенным, Цыган спросил:

– Как мы узнаем о решении Сарафана по нашему предложению?

– Ответ мы получим через Жору, а если Жору не будут выпускать на работу с другими хулиганами, то пускай

тогда Сарафан, когда его привезут к прокурору на санкцию, что-нибудь крикнет. «Не виновен. Не толкайте, гады!»

Короче, если соскучился по свободе, то найдет, что крикнуть. Его крик будет для нас сигналом о его капитуляции.

Как мы осуществим его освобождение – это моя забота.

Слушая Бороду, Цыган не заметил, как улыбнулся, показав красивые крупные зубы, как бы точенные из

слоновой кости.

Благожелательно настроенный Борода заметил ему:

– Ты зубы-то не скаль, иди крутись и без результатов ко мне не являйся.

Оставшись один, Борода задумался. От природы вдумчивый, изобретательный, при цепком уме, употреби он

его на благо общества, Борода мог достигнуть больших высот в служебном положении, но его способности были

направлены вразрез интересам общества.

Прожив до старости, он не думал и не желал перестраиваться, тем более что удача ему не изменяла. Он

счастливо избегал ударов карающей силы закона, каждый раз подставляя под него кого-нибудь из членов своей

«семьи». Его совесть при этом не страдала, так как свои потери он относил к издержкам производства, а они

неизбежны в любом деле.

Вот и сейчас в его голове возникали, отпадали и вновь создавались комбинации задач, которые придется

решать следователям, не ознакомленным с их условиями, в связи с чем трудности в решении таких задач для

последних увеличивались многократно.

Глава 5

После рабочего дня следователь Подроманцев сразу домой не пошел, а закрывшись на ключ в своем

кабинете, решил проанализировать собранный материал уголовного дела по факту убийства Соколовой.

Внешне преступление не представляло никакой сложности, и ход его легко проследить. Подозреваемый

Гончаров у себя в общежитии употребил спиртное вместе с Соколовой, потом пошел провожать ее домой. По

дороге они могли поссориться между собой, и Гончаров, чтобы попугать Соколову, уколол ее ножом, не желая

совершить убийства. Но нож попадает в кровеносную артерию. Увидев, что Соколова истекает кровью, Гончаров

вызвал по телефону «скорую помощь» и доставил ее в больницу, где Соколова умерла.

При повторном осмотре места происшествия рядом с ним, в огороде, был найден нож в крови потерпевшей.

Этот нож опознал сосед по комнате как принадлежащий Гончарову, да и сам Гончаров признает его своим, правда, оговаривает, что неделю назад он у него пропал при неизвестных обстоятельствах.

При таких фактах цепочка многих доказательств замыкается на Гончарове как на явном преступнике; и

теперь остается только подчистить дело. Однако по делу предстояло много работы для сбора других

доказательств и разрешения имеющихся сомнений:

1. Зачем Гончарову, такому опытному преступнику, было бить ножом женщину, с которой он дружил и о связи

с которой знали многие в общежитии?

2. Почему Гончаров так глупо и необдуманно выбросил нож рядом с местом происшествия, тогда как имел

возможность избавиться от него в другом месте?

3. Почему Гончаров, при наличии стольких доказательств, пытается доказать свою невиновность в

преступлении?

4. Был ли в действительности тот мотоциклист, который ударил Соколову ножом и скрылся с места

преступления?

Столько вопросов, и ни на один из них он еще не нашел ответа. Вот почему по истечении 72 часов

задержания в порядке ст. 122 УПК РСФСР он не арестовал Гончарова, а задержал в порядке ст. 90 УПК РСФСР.

На следствии Гончаров вел себя вежливо и тактично, тем более была неожиданна его выходка в

прокуратуре, когда его выводили из здания и сажали в автомобиль. Его перебранка с конвоем была безмотивной, а поэтому на нее со стороны было неприятно смотреть.

Прокурор дал задание найти мотоциклиста. Как найдешь мотоциклиста, если Гончаров не описал ни его

примет, ни номера, ни марки мотоцикла, а при такой ситуации практически невозможно ни проверить, ни

опровергнуть версии Гончарова.

Узнав от Цыгана, что Сарафан согласен идти на примирение с ними, Борода вызвал к себе Валета и поручил

ему организовать встречу с Золотым, разговор с которым он уже отрепетировал.

От успеха разговора с Золотым зависело если не все, то многое, а поэтому хотелось ему или нет, но с пачкой

четвертаков надо было расставаться.

«Искусство требует жертв», – пришел на память Бороде известный афоризм.

Когда Валет в своем прежнем гриме подходил к месту встречи с Золотым, то последний его уже поджидал.

– Давно ждешь? – не поздоровавшись, спросил Валет.

– Минут тридцать, – вяло ответил Золотой.

– Ты знаешь результаты своей работы?

– Знаю! – подавленно ответил Золотой.

– Какие у тебя планы на будущее?

– Какие там могут быть планы, – с горечью в голосе ответил Золотой.

– Сейчас к тебе подойдет пахан, ты поговоришь с ним, не пялься на него, а советы послушай. Будешь

ерепениться, придется вразумлять, а не хотелось бы, учти.

– Кончай пугать, я сейчас сам, как зверь, любого запугаю, зови своего пахана, может, действительно что

путевое скажет, – оживился Золотой.

Валет закурил сигарету, это послужило сигналом для Бороды подойти к ним. Подойдя к Золотому, тот встал у

него за спиной и, положив руку на плечо, потребовал:

– На меня не пялься, я не девочка, а локаторы свои настрой на внимание. Я буду говорить долго, но не

нудно и, думаю, для тебя интересно. Тебе вот эта дылда поручила какое задание выполнить?

– Слегка пощекотать одну бабу, – ответил Золотой.

– Он тебе за работу заплатил?

– Заплатил! – подтвердил Золотой.

– Почему ты взял на себя больше, чем поручалось? Из-за тебя сейчас в «мусорской» находится наш

человек.

– Я не хотел, так получилось, – робко ответил Золотой, надеясь на интересное продолжение разговора. —

Пора к совету приступать, если вы такие умные, – предложил он в заключение.

– Ты мне, щенок, не указ. Если у тебя крыша не худая, то должен понять: мы тебя не ликвидировали, так как

верим, что ниточка на тебе порвется.

Только сейчас Золотой понял: над его жизнью нависла опасность, а поэтому в его положении лучше слушать, а не грубить.

Между тем Борода продолжал:

– Прежде чем мы пришли к тебе на встречу, пришлось посоветоваться с умными людьми, работающими в

органах. Ты не хотел убивать, да и мы не просили этого, а значит, случившееся не убийство, а причинение

телесных повреждений, повлекших за собой смерть, то есть 108 статья. Ты должен взять грех на себя.

– Вы что, вольтанулись, колете меня не хуже ментов, – взорвался Золотой.

– Каждый должен замаливать свой грех, – спокойно заметил Борода.

– Сами толкнули меня на него, а теперь я должен один его замаливать, – продолжал защищаться Золотой.

– Темнишь, Золотой, – поправил его Борода. – Мы тебя подстрекали на причинение легких телесных

повреждений. Ты мне в этом сейчас признался, а 108 статья рождена тобой. Между этими двумя статьями очень

большая разница.

– Все равно я не согласен с вашим предложением, – злобно ответил Золотой, – не пугайте меня, на

мокрое вы не пойдете: Рахол знает, куда я пошел и на встречу с кем.

– Не только Рахол знает, где ты, но и сиповочка по имени Валя, с помощью которой ты хочешь получить

алиби на тот злополучный вечер, а оно принадлежит другому кирюхе, который, если нам надо, подтвердит.

– Откуда узнал о Валентине? – обескураженно спросил Золотой.

– Долго говорить, да я и не намерен.

– Вы мне только это и хотели сказать? – уже начиная уважать пахана, спросил Золотой.

– Своими репликами ты не даешь мне развить мысль.

– Говори, не буду перебивать, – согласился Золотой.

– Если ты не согласишься с нашим предложением, а явка с повинной, между прочим, является смягчающим

обстоятельством, да еще чистосердечное признание будет твоим плюсом...

– Слышал не раз такие побасенки, – не выдержав, перебил Бороду Золотой.

– Послушать еще не мешает. Если ты наше условие не принимаешь, мы тебя закладываем с потрохами.

Сообщим, как ты вертелся на мотоцикле около общежития, с кем пил пиво и другое.

– Так вы за мной следили? – удивился Золотой.

– Не следили, а проверяли, как отрабатываешь ты наши деньги.

– В гробу я видел такую подачку, пахан, – прорычал Золотой.

– По работе была и оплата. Только исполнитель был вшивый, перестарался.

– Неужели вы, бульдоги в своем деле, посмеете заложить человека, который вам услужил?

– Знаешь сказку, как медведь дружил с мужиком и отгонял от него мух, когда тот спал. Дубинкой медведь

хотел муху убить, а убил мужика. Примерно такая услуга сделана тобой нам, – заметил Борода. – Вопрос в

отношении тебя нами решен, наше условие ты обязан выполнить. Вот тебе плата за молчание. – Борода всунул

Золотому в руку пачку четвертаков. – Видишь, как мы тебе сочувствуем. С такой суммой легко не расстаются.

Чтобы не позднее завтрашнего вечера ты был в ментовке. Посиди, подумай, а о нашем существовании забудь.

Из зоны напиши письмо Рахолу, будем тебя поддерживать до освобождения. Крепись.

Борода вместе с Валетом удалились в кусты. Провожая удаляющихся бандитов, Золотой с отчаянием

подумал: «Жаль, что у меня нет пистолета. С каким удовольствием я бы их ухлопал!»

Сев на лавочку, Золотой оцепенело думал над предложением пахана. Все выходило по тому сценарию, какой

поставил пахан. Действительно, надо идти сдаваться.

«За что я ее хоть ударил ножом? – обреченно подумал Золотой. – Скажу, что был в интимной связи с ней, а

когда она мне изменила, то решил припугнуть, но не рассчитал. Опровергать мои слова теперь некому. Дальше

углубляться не буду, а то зарапортуюсь».

Прикуривая сигарету от спички, он заодно осветил пачку денег, внимательно осмотрел. Больше 300 рублей

он никогда в руках не держал и, увидев 2500 рублей в своих руках, невольно задумался.

«Пахан расстался с такой суммой денег только из-за того, чтобы не пострадал вместо меня невинный

человек. Какая-то тайна во всей этой кухне есть, но мне в ней не разобраться одному, да она мне и не нужна.

Может быть, скрыться? Деньги на первое время есть, а дальше как жить? Явка с повинной не получится, больше

дадут меру наказания... Волчары! Зажали так, что и хвоста не подымешь, – со злобой и тайной завистью к

волкам подумал он. – Деньги к моему преступлению никакого отношения не имеют. Они чистые, а поэтому я могу

на них открыто погулять. Кто знает, сколько лет придется вспоминать эту гулянку!»

Вспомнив свою кличку, он подумал:

«Из-за двух золотых коронок меня прозвали в колонии Золотой. Как же тогда можно назвать пахана, который

меня купил и продал, забыв о моем существовании? Каким я оказался дешевкой! Две недели тому назад, не

потеряй свой ум, разве согласился бы я сейчас продавать себя за 8 – 10 лет свободы? Деньги можно занять, а

потом отдать, годы, проведенные в зоне, не возвращаются, а вычеркиваются из жизни. Баклань не баклань, а

поезд ушел. Покатилась, завертелась, смялась, стопталась не чужими, а собственными руками собственная

жизнь. Как тут не запить и не накуролесить?»

Явка с повинной Кислякова Николая Ярославовича и проведенные новые следственные действия

Подроманцева, основанные на показаниях Кислякова, окончательно убедили Подроманцева в непричастности к

гибели Соколовой Гончарова.

Явка Кислякова в РОВД упростила расследование уголовного дела для Подроманцева, так как Кисляков

рассказал не только, как совершил преступление, но и представил нож, которым Соколовой было причинено

телесное повреждение.

Можно было быть довольным хорошим результатом, но у Подроманцева был ряд нерешенных вопросов, на

которые ни он, ни Кисляков не имели ответа: 1. Кто подложил на месте преступления нож Гончарова? 2. Кому

было выгодно осуждение Гончарова?

Возможно, в момент совершения Кисляковым преступления у Гончарова был нож с собой, и он выкинул его

на месте преступления, желая от ножа избавиться, так как этот нож криминалистической экспертизой признан

холодным оружием, а за ношение холодного оружия предусмотрена уголовная ответственность. Эта версия была

наиболее вероятной. Она давала ответ на два вопроса, объяснение которым Подроманцев ранее не находил.

Подумав и пересилив соблазн поработать над версией виновности в преступлении, кроме Кислякова, других

лиц, Подроманцев вынес постановление о прекращении уголовного дела в отношении Гончарова по причине