Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)

– Старик, ты слышал, что сказал этот человек?

– Слышал, дедуля, – недовольно пробурчал ювелир. Он сходил к микроавтобусу, с большим усилием едва

притащил хозяйственную сумку с деньгами.

– Ты, толстяк, – обращаясь к Пончику, сказал ювелир, – своим капризом едва не угробил меня.

Пончик, перекладывая из сумки пачки денег в свой мешок, улыбнулся, довольный, что события развиваются в

нужном ему русле: – Я думаю, батя, что твои друзья по достоинству оценят твой труд.

Ювелир, услышав ответ Пончика, дипломатично промолчал, но многозначительно посмотрел на Лапу, вызвав

усмешку последнего.

Когда Пончик закончил считать деньги и убедился, что покупатель не обманул его, заискивающе произнес:

– Я не ошибся в выборе покупателей на свои камушки.

Лапа, улыбнувшись, счел необходимым предупредить:

– Ты не трепись никому о том, что было сегодня, чтобы потом не пришлось нюхать корни ромашек.

– Остап Харитонович, я двенадцать лет оттянул у хозяина за эти камушки и только сегодня заговорил с вами

о них, чтобы вновь забыть о них навсегда.

– Я тебе верю, но предупреди своих корешей, чтобы они постарались все забыть, в том числе и нас.

– Они работают вслепую, а забыть вас я им сам помогу. Это в моих интересах.

– Успехов тебе в бизнесе, – махнул рукой, покидая машину, Лапа.

Доставив родственников домой и оставшись с братом в машине наедине, Пончик сказал:

– Петя, здесь две с половиной штуки, даю их тебе за работу, не скупясь, как родному брату, но прошу тебя, скажи и племяннику о том, чтобы вы забыли то, что видели сегодня. Если проболтаетесь и слух дойдет до

ментов, то вы потеряете не только то, что нашли сегодня, но вместе со своими жизнями и мою.

– То уговаривал меня, а теперь начал пугать, – беспечно пробасил тот.

– Я тебя уговаривал и то, что обещал, сделал, но мы имели дело с удавами, которым заглотнуть нас все

равно, что высморкаться. Петя, ты запомни мое предупреждение, больше я за вас ответственности не несу, —

хлопнув дверкой автомобиля, предупредил брата Пончик.

Лапа, Борода, Цыган, Арбат и старик ювелир из рощи поехали в Строгановский райцентр, где Лапа

остановился у одного из своих многочисленных корешей. Цыган с рацией остался в машине на всякий случай, а

остальные, закрывшись в доме, поручили ювелиру произвести дележ бриллиантов на пять частей.

С помощью аптечных весов старик вновь стал «колдовать» над бриллиантами, передвигая камушки из одной

кучки в другую. Наконец товар был разделен на пять равных частей. Скрупулезность и педантичность старика

вселяли в собравшихся уверенность, что товар делится по-братски справедливо.

Борода около каждой кучечки поставил бумажку с порядковым номером. По его просьбе Арбат написал тоже

пять номеров на равных по размеру листках бумаги, которые скрутил в трубочки и положил в шляпу Лапы.

– Кто будет первым тянуть? – поинтересовался он.

– Хочешь, тяни первым, – с безразличием в голосе сказал Борода.

– Я не возражаю, – поддержал его Лапа.

Арбат вытянул из шляпы «фантик» под номером 2, Лапа – под номером 4.

Арбат свою долю товара высыпал в корпус зажигалки, а Лапа ссыпал в носовой платочек и завязал его

крепким узлом.

Оставшиеся три кучки Борода ссыпал себе в кошелек.

Внешние действия взрослых походили на детскую забаву, но только никто не смеялся и не шутил.

Когда дележ товара был закончен, Борода спросил:

– Ну как, ребята, по вопросу дележа камушков вопросы есть?

Вопросы не возникли, дележом все были довольны.

– Если так, то сейчас все катим на вокзал и там будем разбегаться, – предложил Борода.

– Скажешь Душману, что я собираюсь его проведать вместе со своими друзьями, как он просил, но чтобы

встреча была на высшем уровне, – обращаясь к Арбату, сказал Лапа.

– Передам! – пообещал тот, впервые участвовавший в миллионной сделке.

Лежащие в его зажигалке камушки на 200 тысяч рублей не вызывали никаких чувств, ему просто не верилось, что они могут стоить таких денег.

Лапа, связавшись по рации с Цыганом, убедился, что на улице ничего подозрительного нет.

– Давайте отваливать из этой хаты, – уже настроенный уходить, предложил он.

Приехав на вокзал, они молча простились и разошлись.

Оставшись с Цыганом в машине вдвоем, Борода сказал:

– А теперь, дорогой, покатили домой...

Глава 47

В кабинете начальника ОУР майора милиции Чеботарева находился старший инспектор ОУР капитан

милиции Малышев. Между ними шел откровенный разговор о Гончарове-Шмакове.

– Владимир Григорьевич, кончается двухгодичный срок административного надзора за Сарафаном, —

сообщил Малышев.

– А какие же он дал нам результаты?

– Никаких! – недовольно пробурчал Малышев.

– За этот срок ни у нас в области, ни поблизости шниферским методом сейфами никто не баловался, —

задумчиво сообщил Чеботарев.

– Да у нас с ним и раньше никто не баловался, – подтвердил Малышев.

– Тогда тебе на Сарафана обижаться нечего. Не будет же он в угоду тебе или мне козлом выбрыкивать в

общественном месте или хулиганить, – беззлобно пошутил Чеботарев.

– Он работает шофером на малом предприятии, работа связана с командировками, о чем он меня

систематически уведомляет, получая разрешения на поездки. Запретить ему командировки, значит, лишить его

работы. Взять его семью на содержание МВД нам никто не позволит. Я несколько раз проверял его информацию

насчет командировок. Действительно, он своевременно уезжал и приезжал в пункт назначения, где обычно за-

гружался лесоматериалами, которые к сроку доставлял на предприятие. Его руководитель, Глузман Яков

Иосифович, ходатайствует, чтобы мы Сарафану не продляли срок надзора, подобная петиция есть и от

квартального. С моей стороны к Сарафану тоже претензий нет. Согласно графику на регистрацию, много с ним

беседую. Язык у него подвешен дай Боже, беседовать с ним интересно, даже чисто познавательно, но заглянуть

в душу не дается.

– Нашел кому в душу заглядывать, – усмехнулся Чеботарев. – Ты помнишь, какой резонанс в городе

вызвали крестины Сарафаном сына в ресторане?

– Конечно, помню, а что мы можем предпринять? То имущество, которое у него было до суда, описано и

изъято. Сейчас у него, кроме носильных вещей, своего ничего нет. Определенный судом ущерб взыскивается с

его зарплаты, – продолжал информировать Малышев.

– Как он возмещает, на его погашение ему и жизни не хватит, – съязвил Чеботарев.

– Дом, машины ему не принадлежат, приобретены на имя жены и тестя.

– Ты проверил, где они на такие покупки взяли деньги?

– Конечно! Действительно, по прежнему месту жительства их семейка продала три дома, а поэтому на

покупку одного дома у нас им деньги за глаза хватило.

Чеботарев из проведенных ранее проверок знал, чьи дома были проданы и за какую сумму. И все-таки с

досадой заметил:

– Сколько людей у нас ютится в черт знает каких антисанитарных условиях, а тут три человека имели три

дома, и, что обидно, нельзя их зацапать и пошерстить.

– Таких сейчас не выведешь, – поддержал начальника Малышев. – Того делать нельзя, то запрещается, вот они и шикуют, поскольку теперь они – хозяева.

– И мы должны безропотно терпеть, чтобы не лишиться погон.

– Вот бы у них сейчас в доме устроить внезапный обыск, – мечтательно произнес Малышев.

– А ты попытайся! – пошутил Чеботарев.

– На другой же день окажусь на гражданке, где меня не каждый руководитель возьмет на работу, потому что

я для него еж за пазухой, который не только видит, но и понимает, откуда таскаются жареные каштаны и что за

такой деликатес полагается. Нет, уж я пока потерплю проявлять несанкционированную инициативу, – сообщил

Малышев.

– Так на чем мы остановились? – усмехнувшись, поинтересовался Чеботарев.

– Вы знаете, зачем я пришел, и давайте будем принимать решение, – насел на начальника Малышев.

Задумавшись, Чеботарев спросил:

– Ты не заметил, он с нашими шустряками якшается?

– По моим сведениям, попытка со стороны Туляка была принята, но понимания он не нашел.

– Как видно, отшил от себя. Это уже позиция, – довольно произнес Чеботарев. – Конечно, Туляк для

Сарафана – шушера. Зачем ему с блатнягами связываться? Только чтобы привлечь к себе наше внимание? —

заключил он. – Административный надзор за Сарафаном компры на него не дал и не даст, как я думаю.

Оснований для продления надзора нет, а поэтому продлевать его не будем. Для знакомства с Сарафаном у нас в

городе нет даже достойной личности, у него есть друзья, и их довольно много, что показали крестины его сына, но они ни за какие пряники не приедут к нам совершать преступления, так как Сарафан в своей вотчине им не

позволит хозяйничать.

Вот к нему приезжал Жернов-Постников, тоже медвежатник, по кличке Лапа, специалист, наверное, похлеще

Сарафана, но, согласно полученным оперативным данным, он отошел от криминальных дел и ведет себя

довольно тихо, если не считать частые поездки по гостям.

– Не иначе как живет на подачках своих учеников, – уверенно решил Малышев.

– Что законом не запрещено, а значит, не является наказуемым, – повторил известную всем юристам фразу

Чеботарев.

Определившись в отношении Гончарова-Шмакова, Малышев с делом своего поднадзорного под мышкой

покинул кабинет начальника.

Так удачно для Гончарова-Шмакова разрешилась одна из сложнейших для него задач, которой он сам

никогда бы не разрешил. Теперь Виктор получил свободу не только в мышлении, но и в передвижении.

Глава 48

Семейные заботы и хлопоты по руководству кооперативом не заслонили давнишнего желания Душмана стать

вором в законе официально.

В своем письме Виктору он просил его приехать к нему в гости вместе с известными ему законниками к 1

октября, гарантируя каждому за беспокойство достойное вознаграждение, при этом он брал на свой счет оплату

всех расходов, которые возникнут в связи с поездкой.

Являясь кумом Тарасу, Виктор отказать ему в просьбе не мог, тем более что ранее обещал поддержку.

Он взял отпуск и вместе с Бородой поехал домой к Лапе, который уговорил поехать в столицу вместе с ними

еще трех законников.

На сборы такой представительной делегации ушла неделя.

В Москве Душман поселил гостей у себя на даче, где к их услугам постоянно дежурили два такси с

водителями, которые были и гидами, и снабженцами.

1 октября в 14 часов гости и восемь московских законников встретились в кооперативной сауне, где в

непринужденной обстановке за обильным столом произошло их знакомство.

В ходе задушевных бесед стороны нашли общих знакомых. Как гости, так и местные законники убедились в

полномочности каждого, но сходку по важному для Тараса вопросу в этот день проводить было нельзя, так как

никто из законников здраво и рассудительно не мог себя вести.

Тарас и не рассчитывал на иное. Он хотел преподнести москвичам сюрприз своими обширными связями с

законниками других регионов страны. Он видел, что Лапа не зря был паханом зоны. Он не только умело мог

вести беседу, но при необходимости тонко заставлял своего собеседника слушать себя, что на сходке было

немаловажным. Но Тарас также заметил, что не все москвичи были рады новому знакомству: косые взгляды, бросаемые на гостей, были тому наглядным подтверждением.

Обняв за плечо равного себе по возрасту москвича по кличке Охотник, Лапа, пьяно наклоняясь к нему, говорил:

– Ты помнишь, как нас после войны в 50—60-е годы преследовали и в зоне, и на воле?

– Натерпелись, не дай Бог, – согласился с ним собеседник. – Жизнь была собачья, нигде покоя не было.

– А Родину защищать все же брали, – сел на любимого конька Лапа.

– А как же, даже как путевым в камере повестки на фронт выписывали, – подтвердил Охотник.

– Сколько корешей полегло в армии Константина Константиновича Рокоссовского, – скорбно поведал Лапа.

– Одно слово – штрафники, – в тон ему произнес Охотник.

– Давай по одной опрокинем за них, – предложил Лапа.

– Давай! – с неменьшим желанием поддержал его Охотник.

Лапа подозвал к себе Бороду и, представляя его Охотнику, уважительно сообщил:

– Ты представляешь, мы с ним вместе трубили в штрафбате.

– Неужели? – искренне удивился Охотник. – И когда вы нашлись?

– А мы с ним с тех пор и не терялись, – улыбнувшись, пояснил Борода.

Грохнув тарелкой о пол, Охотник предложил:

– Кореши, давайте выпьем за наших братьев-штрафников, погибших и не доживших до наших дней.

– И за Константина Рокоссовского, – добавил Борода.

Рокоссовский был у штрафников авторитетом и кумиром. Еще бы! Он был несправедливо осужден, как и они, был в местах лишения свободы и, как они, изъявил желание защищать Родину.

За тост Охотника законники свои рюмки осушили стоя. Через некоторое время вспомнили не менее

достойный предшествующему тост, за который также нельзя было не выпить. Наблюдая за пиршеством, Душман

заметил, что никто из присутствующих не спился и не потерял своего лица. Каждый пил столько, сколько ему

позволяло здоровье и сколько он желал.

Кооператоры, здоровенные ребята, обслуживающие важных гостей, были шокированы, увидев их раздетыми.

Им показалось, что они присутствуют на совете вождей индейских племен, а не в Москве – такая яркая и сочная

была на их телах татуировка.

На другой день в помещении этого же кооператива состоялась воровская сходка по вопросу приема Душмана

в законники.

Тайным голосованием председательствующим был избран Лапа, но он сделал себе отвод как не успевший

познакомиться со всеми и вместо себя председательствующим предложил избрать Шамана, за которого

проголосовали шесть участников сходки. Тот охотно воспользовался предоставленной ему возможностью.

– Прежде чем мы приступим к обсуждению повестки сходки, мне хочется узнать от наших гостей, что

побудило их в таком солидном количестве приехать сюда и не отошел ли кто в силу своего возраста от

воровского закона? Сразу извиняюсь, если кого из вас обидел своим вопросом, но ответ на него успокоит

мнительных, если такие среди нас имеются.

Его обращение к иногородним вызвало одобрение со стороны Туза, Карася и Костыля, но Монах, Охотник, Кацап и Гетман не поддержали Шамана, посчитав его вопрос бестактным и подлежащим снятию с обсуждения.

– Как видишь, Шаман, – поднялся Лапа, – твое предложение, если к четырем голосам москвичей

прибавить шесть наших, в обсуждение сходки не прошло, но мы, «крестьяне», любопытные и согласны с его

включением в повестку сходки только с условием, чтобы и все москвичи тоже отчитались, не отошли ли они от

воровского закона. Как Райкин говорил: «Вопрос очень интересный». Тогда ничье самолюбие не будет затронуто, и мы посмотрим, кто и как себя проявил. Может быть, мы, хамье, не умеем жить.

– Оскорблений допускать не будем, – спустил на тормозах возникающий конфликт Шаман, но предложение

Лапы вынужден был принять, так как назревший конфликт нельзя было иначе разрешить, тем более он был один

в нем виновен.

Туз оказался карточным шулером, которых в Союзе, особенно в последнее время, развелось как грибов в

осеннем лесу. Только мастерство одних было выше, других ниже, и определялось оно относительным

сравнением.

Карась и Костыль были карманными ворами и, что им было неприятно признавать, подчинялись своим

паханам, которые к тому же были законниками.

Шаман – домушник высокой квалификации, имевший своих наводчиков, сбытчиков краденого. Он жил на

широкую ногу, но вместе с тем вынужден был постоянно рисковать.

Выслушав их, Лапа снова поднялся и сказал:

– Чем занимаются Костыль, Кацап, Охотник и Монах, вы знаете, а нас это не интересует. Их «трудовая»

деятельность не наша забота. Удовлетворяя интерес кое-кого к нашим персонам, информирую: среди

«стариков», так «уважаемых» молодежью, есть шниферы, медвежатники, паханы семейств. Лично я был и

являюсь паханом лагеря ООР, желающие могут записать адрес УО-15/1... паханствует там по моему поручению

Тихий. Туда мною в не такое отдаленное время передано около 300 грамм презренного металла: старикам

срочно понадобилось фиксы вставлять, – ехидно пошутил он. – И сорок косых, чтобы было на что жить... На

первую часть вашего интереса я ответил. Перехожу ко второму вопросу, а именно почему мы оказались здесь.

Тарас Харитонович, не посчитай за труд, сними с пальца свой перстень, пуская братва посмотрит, какой на нем

наездник.

Душман, сняв перстень, пустил его по кругу, а Лапа продолжал:

– По инициативе одного из нас Тарас Харитонович принял участие в чистой сделке с камушками на сумму со

многими нулями. Вы видите, камушек чист, за ним нет ни крови, ни грязи.

Получив назад перстень, Душман, надевая его на палец, вновь услышал обращение Лапы к себе:

– Тарас Харитонович, тебя в доле не обидели?

– Помилуй Бог! Стопроцентная получка от вклада – где еще можно так удачно вложить деньги? – подыграл

он искренне Лапе.

– Вот так мы, старики, работаем и вот почему мы нашли нужным приехать на сходку и прошамкать свой

голос за Душмана. Если вы наши действия осудите или посчитаете плохими, мы безропотно удалимся, —

несколько переигрывая, закончил свое выступление Лапа. – Да, чуть не забыл. Хочу сказать в заключение: услышанное вами здесь тут должно и умереть. Я не должен говорить вам такую истину, так как обижаю вас своим

недоверием, но, сразу извиняясь, все же прошу.

– Со стариками нам теперь ясно, но что о себе может сказать молодежь? – обратился Шаман к Виктору.

– Я не буду на вас обижаться, что отнесли меня к молодежи. Кому не хочется быть молодым? Перед вами

сейчас, мне неудобно даже говорить, отчитывался мой учитель. Я ООР, у хозяина на сходке, конечно, не при

таких условиях, меня приняли в законники, не очень давно я в стольном граде провернул дело на несколько

стольников косых бабок.

Шаман был ошарашен таким известием, но все же поинтересовался:

– А что тебя связывает с Душманом?

– Мы с ним кумовья, – вновь удивил собравшихся Виктор.

– Ну, Душман, ты меня действительно удивил, – пошутил Шаман. – Я же считал, что ты со своими

хлопцами можешь только кооператоров стричь да разных козочек с баранами, а оказывается, ты расширил фронт

работ.

После такого доброжелательного отклика Шамана формальная часть сходки по вопросу принятия Душмана в

законники прошла быстро.

Когда прошло тайное голосование, то выяснилось, что «за» проголосовали 11 человек, а Туз, Карась и

Костыль воздержались, объясняя такое свое поведение тем, что мало знакомы с Душманом.

На это Шаман резонно возразил:

– Для того и собрали сходку, чтобы познакомиться с испытуемым, задать ему вопросы, возможно, уличить в

подлости, но мы собрались здесь не отсиживаться в окопе. Мы так не делаем, и я вам не советую.

Туз, Карась и Костыль нехотя проголосовали за принятие Душмана в законники.

– Теперь, видя наше единодушие, могу констатировать, что Душман принимается нами в семью законников.

Прошу тебя наш закон не нарушать и везде его поддерживать всем своим карманом и животом.

Шаман, пользуясь правом председательствующего, первым поздравил Душмана с принятием его в законники.

После официальной части сходки по просьбе Душмана все авторитеты перешли в другое помещение, где две

женщины сервировали стол на 15 персон.

По поведению женщин было видно, что они к таким процедурам приучены.

Пока женщины занимались своим делом, Гетман, отозвав Душмана в сторону, поинтересовался:

– Ты мне камушков, как у тебя в перстне, не продашь?

– Я их практически разбазарил, – соврал ему Душман.

Гетман был готов к такому ответу, а поэтому, не раздумывая, предложил Душману:

– Узнай у своих новых друзей, может быть, кто из них продаст?

Посмотрев внимательно Гетману в глаза и поняв, что тот хочет удовлетворить свою прихоть, Душман

предупредил:

– Я могу поговорить и свести тебя с любым из них, но, насколько я знаю, без валюты или презренного

металла, которых у тебя нет, с ними говорить бесполезно.

– Попроси, чтобы продали мне такой, как у тебя на перстне, камушек.

– Не хочешь отстать от меня? – пошутил Душман.

– Просто я не хочу отстать от моды, – улыбнувшись, возразил Гетман.

– Я не знаю, есть ли у них товар в наличии, но пойду спрошу. Подожди здесь, я сейчас вернусь.

Гетман закурил сигарету, и когда он ее докуривал, Душман вернулся к нему с Бородой. Оставив их вдвоем, Душман вернулся к столу, где началось гулянье.

Кивнув головой на удаляющегося Душмана, Борода сказал:

– Он мне сообщил, что ты интересуешься камушками.

– Есть определенный интерес, – подтвердил Гетман. – Только я к предметному разговору не готов, так как

не знаю цены камушков, которые видел. Завтра я получу по ним исчерпывающую консультацию, – пояснил

Гетман, иносказательно предупреждая Бороду, чтобы тот не вздумал его обдурить.

– Я сам до недавнего времени по ним не фурычил, – успокаивая Гетмана и уравнивая его с собой в

познании бриллиантов, пояснил Борода. – О камушках я могу сказать следующее: их цена зависит от веса, вес

определяется в каратах, в карате 0,2 грамма, один карат стоит примерно 200 американских долларов. На что ты

рассчитываешь? – спросил Гетмана Борода.

Гетман, принимая Бороду за медвежатника, подумал: «Конечно, тебе легко говорить о бабках со своей

специальностью, а здесь приходится весь свой валютный запас выкладывать».

– На первый раз я хотел бы для себя купить крупный камушек, так каратов на пять.

– Я тебе сказал таксу: штука долларов – и такой камушек найдется.

– Пойдет! – согласился Гетман.

– Завтра вечером мы вас покинем. Если к этому времени разнюхаешь, что почем, и мои условия тебя

устраивают, то найдешь меня через Душмана.

На другой день в обед, отдавая деньги за бриллиант Бороде, Гетман, разглядывая в руках покупку, которая

была с крупную горошину, удивленно пошутил:

– За такую горошину я отвалил тебе бабок почти на полтачки.

– Ошибаешься, кореш, за нее можно купить любую нашу отечественную тачку и еще останутся бабки на

«Запорожец». Если тебе своих бабок жалко, то я на продаже камушка не настаиваю.

– Я не для того сегодня пришел, чтобы от тебя пустым уходить, – возразил Гетман.

– Послушай меня, старого дурака, завяжи камушек в носовой платочек, а то он легко находит дырки и

уплывает.

– У меня не уплывет, – заверил его Гетман, но совета послушался.

Перед расставанием Борода, дружески обняв за плечо Гетмана, сообщил:

– Если у тебя вновь появится надобность в таких камушках, то через нашего общего знакомого можешь

найти меня. О том, что это дело деликатное, по-моему, предупреждать мне тебя не надо, – осторожно напомнил

Борода.

Гетман понимающе развел руки и, улыбнувшись, подтвердил:

– Могила.

На другой день после гулянки, утром, Душман у себя на даче увидел Лапу с перевязанной полотенцем

головой.

Поздоровавшись, он недовольно пробурчал:

– Остап Харитонович, не надо было вчера заострять внимание на моей персоне, а особенно на моем

перстне.

– Почему? – беспечно спросил Лапа, придерживая одной рукой полотенце на голове.

– Кому нужен ажиотаж вокруг него?

– Тебе!

– С какой стати?

– А ты подумай своей садовой головой. Твой перстень побывал в руках авторитетов. Он стоит, между

прочим, больших бабок. Теперь ты его можешь терять и так далее, – глубокомысленно произнес он, – но его

хозяином, пока ты его не продашь, будешь ты. Секешь? – постучав пальцем Душмана по голове, спросил он.

– Теперь-то усек, – успокаиваясь, ответил Душман.

– Хорошо, хорошо, – похлопав его по спине, произнес Лапа.

Глядя вслед медленно удалявшемуся Лапе, Душман подумал: «А ведь действительно, уже старик, но в глаза

ему такое Шаман не должен был говорить. Если им придется где-нибудь встретиться, то Лапа постарается его

«отблагодарить» за такой «комплимент»... Чертовски умный старик, мне бы его способности».

Глава 49

Встретив около своего дома поджидавшего его Пончика, Лапа был не только возмущен его появлением, но и

напуган.

Одной из первых его мыслей было: «Привел легавых, где-то подзалетел и на нас хочет теперь выехать».

– Чего приперся? – злобно бросил он Пончику, который подобострастно сообщил:

– Пришел за помощью, помоги, Остап Харитонович. – Пончик заплакал.

– Мы с тобой квиты. В няни я к тебе не нанимался, пошел вон отсюда. – Лапа стал грубо прогонять от себя

Пончика.

– Остап Харитонович, кроме вас, моему горю никто не поможет, – продолжал слезливо просить Пончик.

Поняв, что ему никакой опасности нет, Лапа, приободрившись и успокоившись, незаметно изменил свой тон в

разговоре с Пончиком. Он стал прислушиваться к тому, что тот говорил, и уже не прогонял.

– Куда от тебя, идиота, денешься? – пробурчал он снисходительно. – Пошли в дом. – Однако не преминул

сообщить Пончику: – Если еще раз вот так без разрешения припрешься ко мне, я за твою жизнь никаких

гарантий не дам, очутишься в речке с тормозной колодкой на шее.

– Больше этого не повторится, но помоги мне хоть один раз в жизни.

В доме они прошли в зал, где Пончик сел за стол, а Лапа сел на диван.

Беседы как таковой не было. Лапа задавал Пончику вопросы, на которые тот взахлеб отвечал.

– Мы с компаньоном построили прибыльное малое предприятие по заправке баллонов кислородом. Ваши

деньги полностью ушли у меня в кислородный цех. Не меньше в строительство вложил и мой компаньон.

Заправляться кислородом к нам приезжают из нескольких близлежащих районов. Бабки к нам текут каждый день, и немалые, представь, больше 30 процентов имеем годовых на вложенный капитал.

Когда начали строить цех, то никто к нам в компаньоны не шел, боялись прогореть, а сейчас, увидев навар, столько у Капреляна оказалось друзей, что он перестал со мной считаться и совместные деньги тратит по своему

усмотрению напропалую.

– Ну, а ты чего, как баран, молчишь? – недовольно пробурчал Лапа.

– Я ему и так и эдак говорил, чтобы он остепенился, а он смеется и говорит: «Забирай свои бабки и

уматывай отсюда, а то ничего не получишь». Я пошел к нему в компаньоны, потому что сразу унюхал золотую

жилу. Потому и пошел на продажу камушков. Сам пойми, зачем мне сейчас деревянные деньги, которыми можно

только печку топить, так как на них ничего не купишь, да они и пропасть могут в любое время.

– Что у тебя там случилось, я понял, но не пойму, что ты от меня хочешь?

– Мы с тобой давно знакомые, и именно тебе я доверился, когда решился продать камушки. Я знаю твои

возможности, связи, а поэтому хоть на коленях буду умолять тебя, урезонь его.

– Ты сначала расскажи мне о нем поподробнее, а потом скажу тебе свое мнение и решение.

– Капрелян на прокладке колхозам, совхозам асфальтированных дорог нажил себе капитал, обирал свою

бригаду, как липу, гнилой и подлый мужик, не буду скрывать, обладает огромными пробивными способностями.

– Был у хозяина?

– Дела на него заводились, но он им до финиша давал раскрутку, в стадии следствия прекращались.

– Молоток! – похвалил Капреляна за изворотливость Лапа. – Ну что же, будем считать, что ты меня

уговорил взяться за примирение вас, но я даром такими делами не занимаюсь, тем более не знаю заранее, куда

они ведут.

– Штук пять хватит? – просительно поинтересовался Пончик.

– Не знаю, – неопределенно ответил Лапа. – Сколько у него там шестерок?

– Четыре борова! – зло сообщил Пончик.

– Вот видишь, мне тоже надо команду собирать, твои лавэ пойдут ей на оплату, а мне тоже надо на что-то

жить. Не буду же я на старости лет с ними драться один, – засмеявшись такому абсурду, пошутил Лапа.

– Конечно, – согласился Пончик.

Лапа, подумав, переспросил:

– Так ты говоришь, что имеете более 30 процентов годовых, что ваш цех – золотая жила?

– Вот почему от нее и не хочется отлучаться, – подтвердил Пончик. – Вы, Остап Харитонович, производственных проблем не знаете. Все предприятия испытывают кислородный голод. Мы пустили цех

частично на импортном оборудовании, и он несколько лет будет давать отдачу без всякого вкладывания в него

нового капитала. Кислородные баллоны – это не самовары, их водой не заправишь. Они заправляются в

специальных условиях. Кислород кончился в баллоне, его опять надо везти к нам, платить деньги, и мы его опять

заправляем, то есть без заказов не бываем.

– Наверное, грабите государство, – беззлобно пробурчал Лапа.

– Обижаешь нас, Остап Харитонович, наши ставки выше государственного тарифа всего лишь на 10

процентов.

– Когда у тебя появилась тяга к труду? – пошутил Лапа.

– Когда за него стали хорошо платить, – парировал Пончик.

Лапа, подумав, поинтересовался:

– А если мы его кинем, ты один справишься с этим цехом?

– Ни он, ни я не петрим в технологии производства. У нас, кроме рабочих, работают два инженера, которые

всю погоду делают, а поэтому с потерей меня или его производство будет работать. Это одно, а второе, Остап

Харитонович, вы чего хотите с ним сделать?

– Посадить! – небрежно бросил Лапа.

– Так он меня за собой может потянуть, – забеспокоился Пончик.

– Он сам себя посадит, не впервой такой финт проводить, а чтобы не лишаться своего компаньона и

годовых, ему тебя тянуть за собой будет не резон.

– Как же можно так сделать? – обескураженно спросил Пончик.

– Зачем дурным забивать себе голову? – урезонил его Лапа. – Тем более что я еще и сам до конца

операцию не продумал. Так что готовь лавэ, через неделю мы к вам подвалим.

Ровно через неделю на старой, видавшей не одну аварию «Волге» (ГАЗ-24) черного цвета Лапа вместе с

четырьмя подручными приехал в поселок Розовый, где находилось малое предприятие Пончика и Капреляна.

Подцепив к пиджаку «жучка», Лапа сказал остающимся в машине:

– Включите передатчик на прием. Как услышите, что меня собираются по натуре бить, валите ко мне на

помощь. Если запоздаете, шкуру спущу, но и раньше времени на глаза не появляйтесь.

В машине остались громилы, прошедшие через УО-15/1, среди которых лишь один Мамедов Ибрагим по

кличке Ишак вел себя беспокойно, был непоседлив и стремился покинуть машину преждевременно.

Оставшийся за старшего в машине зло процедил ему:

– Ишак, не бузи, пропустим, о чем они там бакланят, пахан нам колганы поотрывает, а ты своего кайфа не

получишь.

Такая угроза заставила даже Ишака успокоиться.

Зайдя в контору, Лапа по описанию Пончика сразу узнал Капреляна, небрежно развалившегося в мягком

кресле за столом. Однако он, не подавая виду, что знает, с кем беседует, спросил:

– Где мне найти Капреляна?

– Зачем его искать? Я Капрелян, – разведя руки в стороны, благодушно сообщил тот.

– У меня есть к тебе разговор. Можешь ли ты меня послушать, но только с глазу на глаз?

Посмотрев оценивающе на старика и не найдя в нем ничего впечатляющего для себя, Капрелян беспечно

произнес:

– Паслушай, дарагой, какие у нас могут быть секреты? Давай, говори скорэй.

Зашедшему в кабинет мужчине кавказской национальности он что-то сказал на родном языке, и тот, ничего

не сказав, с любопытством посмотрев на Лапу, вышел.

– Говоры, чего хотел сказать мне, – потребовал он.

– У тебя есть компаньон Игнатий Давыдович, – начал Лапа.