Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 46 страниц)

плечу, произнес:

– Ты на нас за критику в свой адрес больно-то не обижайся. Никак не могу избавиться от идиотской

привычки. Много нервов попортил мне Афганистан.

– Ты там воевал? – удивился Степанович.

– Как все, кто туда попадал.

– И награды имеешь?

– Само собой, – подтвердил Душман.

Сколько они так между собой говорили бы, трудно сказать, но вышедший из своей спальни Лесник позвал к

себе Душмана, прервав беседу.

Когда Душман зашел в комнату Лесника и присел на стул, то последний подробно рассказал о своем

разговоре с Молохом.

– Теперь нам надо каждый вечер уходить из дома, чтобы в нужный момент моя отлучка никому не бросилась

в глаза, – в заключение своей информации предложил Лесник.

– Только сегодня у нас с твоей задумкой ничего не получится, нам предстоит посещение ресторана, —

напомнил Душман.

– Возражения с моей стороны не будет, – пошутил Лесник, потом добавил: – Как сказал Степанович, его

хозяин – скупердяй. Чего он вздумал на нас раскошеливаться?

– За наш счет он немало в Москве погулял. За мои картины отхватил два стольника кусков, да и с тебя

отхватит не меньше, почему ему и не потратиться, – высказал свою мысль Душман.

– Умеет человек делать деньги из ничего, – завистливо произнес Лесник.

– Ничего, когда-нибудь и мы насобачимся так пахать, – убежденно заверил Лесника Душман. Потом, без

всякой связи с настоящим разговором, предложил: – Кум, не надо дразнить Степановича и не буди в нем зверя.

Я с ним, между прочим, нашел общий язык.

– Да сто лет он мне не нужен, просто меня разозлило, что мы показали ему след к Молоху, ну меня и

бесило...

Вечером они подъехали к ресторану «Уставший ковбой», водитель остался ждать господ в автомобиле, а

Фостер с женой, Лесник и Душман стали подниматься по ступенькам к стоявшему на холме ресторану.

Когда они поднимались к зданию и подходили к лифту, чтобы подняться на третий этаж, Фостер пояснил им, что в ресторане на первом этаже находится бистро, где питается и отдыхает в основном молодежь.

На втором этаже ресторана отдыхают люди среднего достатка. Там имеется сцена для выступления артистов

стриптиза и других эротических выступлений.

На третьем этаже здания отдыхают состоятельные господа.

Поднимаясь в лифте, Фостер, обращаясь к своим компаньонам, сказал:

– Я заказал для нас столик на третьем этаже, не возражаете?

– Голых баб и разные бистро мы видели, а как отдыхают миллионеры, видеть не приходилось, – признался

Душман.

– Посмотрим! – согласился Лесник.

Высокий потолок, арочные перекрытия балок, на которых искусно были размещены чучела декоративных

птиц с автономной подсветкой, мигание искусственных звезд на «небе», нежная музыка, льющаяся со стороны

сцены с оркестром, предрасполагали к освобождению посетителей ресторана от мучивших их забот и

расковывали.

Редко расставленные друг от друга столы с мягкой мебелью тоже могли о многом сказать посетителям

ресторана: о том, что хозяин подумал, где и как их поставить, как осветить, чтобы посетители друг другу не

мешали.

Оценивающе окинув взглядом зал, Душман уважительно бросил:

– Вот это оформление, вот это, я понимаю, класс.

– В зале будем или пройдем в кабинет? – вновь спросил их Фостер.

– Останемся в зале, – предложил Душман.

Подошедший к ним официант провел их к столу и, приняв от мистера Фостера заказ, ушел.

Вернувшийся официант, быстро и умело расставив на столе приборы и заказанные блюда, укатил тележку, подошедший к ним другой официант попытался начать ухаживать за посетителями, наливать спиртное в их

рюмочки, но по просьбе Лесника мистер Фостер его отпустил, и они за столом стали ухаживать за собой сами...

Где-то в первом часу ночи Фостер что-то спросил у своей жены. Она в ответ утвердительно кивнула головой.

– У моей супруги разболелась голова, и мне надо отвезти ее домой. Вы поедете с нами или желаете

поразвлечься с девочками?

– Можно и девочек, но нам говорили, что у вас в Штатах спиду до хрена, – улыбнувшись, напомнил Душман.

– Этот этаж обслуживают безопасные девочки, – успокоил его Фостер.

– Скажи миссис Фостер, что мы остаемся в ресторане еще погулять, не надо говорить о девочках, —

дипломатично предостерег Лесник.

– О’кей! Я очень понимаю. Машина будет ждать вас у подъезда, пока вы не освободитесь. – Рассчитавшись

за стол и поднимаясь из-за него, Фостер пояснил: – Ваших подруг официант пригласит к столу, как только мы

уйдем. Если какая не понравится, можете заменить. – Улыбнувшись заговорщически, они с женой покинули зал.

– Ты смотри, как у них принято, даже за ресторан рассчитался не наличными деньгами, а выписал чек.

Официанту тут ничего не перепадает, если посетителям не вздумается дать ему чаевые, – удивился Душман.

На виллу к Фостеру Лесник и Душман приехали в пятом часу утра, уставшие, опустошенные и разбитые.

Позавтракав в одиннадцатом часу, отключив записывающее устройство, Лесник позвонил Молоху и попросил

прислать за ними машину.

Когда Лесник и Душман зашли в кабинет к Молоху, тот, грузно приподнявшись из-за стола, дружески облапил

каждого, весело заметив:

– Я смотрю, ребята, вы здесь не теряетесь, гуляете в ресторане «Уставший ковбой» на самой его верхотуре, где даже я не был. Тысячи три, наверное, там оставили?

– Мы чужих денег не считаем, – беспечно ответил Лесник.

– Так вас еще и угощали? – продолжал удивляться Молох.

– Как видишь, – подтвердил Виктор.

– Давно я не видел таких ухарей, – вновь сваливаясь в кресло, бросил Молох. – Я почему за вами

установил слежку? Решил проверить, а нет ли за вами хвоста. Если я подписался за вас, то рискую вместе с вами

и должен страховаться.

– Ну, и каков результат? – спросил Лесник как более заинтересованное лицо.

– Чисто, как в роднике, – успокоил их Молох. – Вам не помешает опохмелиться, – решительно, как хозяин

дома, потребовал Молох, препровождая гостей в смежную с кабинетом комнату, где оказался во всю комнату бар.

– Выбирайте спиртное по своему вкусу, а я распоряжусь, чтобы принесли закуску.

Лесник и Душман недавно только позавтракали и еще не проголодались, но отказываться от предложенного

воздержались.

Они стали пить сухие вина, дегустируя понемножку понравившееся, отвечая на бесконечные вопросы Молоха

о жизни дома, о здоровье его друга Лапы и на другие, пока Молох не иссяк.

Когда Молох удовлетворил свое любопытство и посчитал, что достаточно уделил внимания своим гостям, он

сообщил:

– Сейчас мой человек свозит вас во все места, где вы должны быть, чтобы обеспечить алиби. Вы должны

запомнить, где были, не упускайте мелочей. Если поступающая ко мне информация верная, а я ее сейчас

проверяю, то не исключено, что завтра вечером тебе придется поработать.

– Если вам известно, кого мы хотим почистить, то почему вы не предлагаете мне ни плана, ни схемы здания, где мне придется работать? – недовольно пробурчал Лесник.

– Ты задал правильный вопрос и вовремя. Я все помню, но не хотел его освещать, ожидая его от тебя, и, как

видишь, в тебе не ошибся и дождался. Дом мисс Кэрол напичкан разной электронно-предупредительной

сигнализацией, которую незнающему человеку трудно, а, может быть, и невозможно преодолеть. У нее и

световая, и лучевая, и черт знает еще какая сигнализация. Мы с ней связываться не будем. Зачем

напрашиваться на неприятность? – Развернув план виллы Кэрол, он, показывая на чертеж, продолжал: – Ты

вот по этой пожарной лестнице поднимешься на крышу виллы и через вот это окно проникнешь на чердак, дверка

люка которого будет не заперта, спустишься в коридор. – Показывая толстым пальцем на план, он напомнил: —

Твой путь к сейфу показан красной чертой. У сейфа сигнализация отключается следующим образом: в спальне, где он расположен, висят три картины, под средней из которых спрятан предмет нашего интереса. Когда будешь

стоять к этим картинам лицом, у крайней левой от тебя ты должен две нижние опоры одновременно вдавить в

стену. Только так сможешь отключить сигнализацию. Сторожевых собак и охранника виллы я беру на себя, и, пока я не справлюсь с ними, ты к операции не приступаешь.

С тобой будут контачить водитель такси, работающий на меня, и внук Хаим, который тоже будет на машине, других участников операции вам нечего знать. Да, я едва не упустил, пока ты будешь в работе, твой друг с моим

человеком будут в кинотеатре смотреть фильм. В этом кинотеатре ты уже был. Они будут сидеть на тех же

местах. – Обращаясь к Душману, он потребовал: – Постарайся не потерять билеты, сохрани на всякий случай.

После операции ты отдаешь Хаиму то, что считаешь нужным, и инструмент, и он уезжает. Таксист подъезжает с

тобой к кинотеатру, берет твоего друга, моего человека с собой не берите и езжайте домой.

Если ты слишком долго провозишься с сейфом, то таксист организует поломку машины в пути, чтобы все

ваше время было прикрыто свидетелями. Остальное мы с тобой обговорили, учти, я завтра вечером буду в своем

клубе отдыхать до тех пор, пока об ограблении мисс Кэрол не узнаю по телевизору или по радио.

– Вы мне оказываете большую помощь, во сколько вы ее оцениваете?

– Все будет зависеть от добычи, ради знакомства, ради твоего учителя я возьму всего лишь пятую часть. Я

не много заломил?

– Можно и больше, – улыбнувшись, заметил Лесник, – но я, так и быть, не буду возражать.

– Давайте выпьем по бокалу шампанского за успех нашей первой, я думаю, не последней операции, —

предложил Молох...

Глава 73

На другой день вечером угрюмый, смуглый таксист неопределенного возраста и непонятно какой

национальности доставил Лесника к бистро, недалеко от которого была расположена вилла мисс Кэрол. Вручая

Леснику портативную рацию, таксист сказал:

– Как услышишь, что я сказал «отвал», то не раздумывай ни секунды, уматывай оттуда. По рации со мной не

базарь, наши фараоны ушлые, не то, что ваши менты, могут запеленговать и обоих нас накрыть за разговором, поэтому пускай твоя рация все время находится на приеме.

– О’кей! – взяв портфель с инструментом, бросил Лесник, покидая своего сообщника.

По досконально изученному маршруту Лесник подошел к вилле Кэрол и через забор перелез к ней во двор, где увидел трупы двух кобелей.

Двигаясь по плану, он без особых проблем проник в дом, если не считать, что у него сердце готово было

вырваться из грудной клетки. Открыв отмычкой дверь в спальню, он, осветив фонариком стены, высветил три

художественных полотна. Подойдя к ним, он у крайнего левого вдавил в стену две опоры, которые легко

поддались его усилию. Все он делал автоматически и в большом напряжении.

После этого он хотел снять со стены среднюю картину, но она, будучи на шарнире, как одностворчатая дверь, повернувшись на своей оси, открыла ему вид на вмонтированный в стену несгораемый шкаф. Закурив и

постаравшись успокоиться, Лесник стал внимательно его обследовать. Минут через двадцать, которые Леснику

показались часами, он бесшумно открыл его дверку, обнаружив перед собой на полках пачки денег и разной

формы коробочки. Раскрыв одну из них, он увидел в ней бриллиантовую брошь, под светом фонарика

излучавшую радужные лучи.

Опорожнив содержимое сейфа в свой портфель, закрыв его и восстановив в спальне прежнюю обстановку, он покинул ее, не забыв входную дверь закрыть на замок. Прежним путем он покинул «гостеприимный» дом.

Подойдя к бистро, Лесник сел в машину Хаима, который с восхищением смотрел на него. Отдав ему

инструмент с драгоценностями, Лесник сказал:

– Сколько я взял у мисс Кэрол, Давид Борисович узнает из сообщения полиции. Продав драгоценности, пускай он удержит из них свою долю, а остальные деньги через несколько недель отдаст или, если найдет

нужным, оформит на мистера Фостера. Дед знает, как поступить, а теперь можешь уезжать.

После Хаима Лесник сел в машину таксиста и потребовал:

– Поехали!

– Уже все? – впервые изменив мимику лица, спросил таксист.

– В твоем возрасте нельзя быть таким любопытным, – ответил ему неопределенно Лесник, только сейчас

почувствовав, как он устал.

«Сейчас стаканчик водки дерябнуть было бы самый раз», – мечтательно подумал он.

По улице Двенадцатая авеню они доехали до пересечения с улицей Восьмая стрит и остановились.

К ним подошел Душман, который, сев в машину и дождавшись, когда она тронется, сказал:

– Картина кончилась тридцать минут назад.

Таксист, посмотрев на светящиеся на панели приборов электрические часы, успокоил:

– Мы почти укладываемся в график, а поэтому я сейчас сразу повезу вас домой. Вы не забудьте номер

моего такси и то, что я вас подобрал около кинотеатра. – Предупреждая возможную оплошность своих

пассажиров, он потребовал: – Не вздумайте прощаться со мной за руку, такое у нас не принято.

– Спасибо, что предупредил, – поблагодарил его Душман.

Когда таксист довез их до виллы Фостера, то Лесник, рассчитываясь с ним за провоз, сказал:

– Скажешь своему шефу, чтобы он тебе дал косую за мой счет.

Когда Лесник и Душман смотрели в холле телепередачу, то к ним подошла миссис Фостер, с которой был

Степанович; сам Фостер еще не вернулся с работы.

– Миссис Фостер от меня узнала, – обращаясь к Душману, начал садовник, – что вы воевали в

Афганистане. Ей очень интересно узнать, как вам там, страшно было или нет?

Слушая его слова, обращенные к Душману, женщина утвердительно кивала головой, как бы подтверждая

свою просьбу.

– Страшно, и очень! – налив себе в бокал немного виски и залпом выпив его, признался он.

Степанович перевел госпоже ответ Душмана и, выслушав сказанное ею, сообщил:

– Она убедительно просит вас рассказать какой-нибудь эпизод из своей фронтовой жизни.

– Это некрасиво и нескромно, – возразил Душман. – Мадам подумает, что я хвалюсь, но сотни тысяч

погибших афганцев за десять лет войны и менее четырнадцати тысяч наших кое о чем говорят, правда, афганцы

дрались и между собой, поэтому статистика, кто кого и сколько убил, условная, но мы воевать там научились, иначе в деревянном бушлате отправили бы домой. Душманы, то есть бандиты, – произнеся эти слова, Тарас

Харитонович улыбнулся, – если кого и брали в плен из наших, снимали шкуру, скальпировали, выкалывали

глаза, рубили конечности, поэтому желающих попадать к ним в плен практически не было. А когда такая участь

кому-то грозила, тот или стрелялся, или подрывал себя последней гранатой...

Слушая Тараса Харитоновича, Степанович старался сразу делать перевод миссис Фостер, но когда он

отвлекался и только слушал, то женщина нетерпеливо напоминала ему о его забывчивости.

– Какая жестокость, – побледнев, несколько раз произнесла она.

– ...Безбожные фанатики, многие из которых еще и под наркотическим воздействием, разве они думали о

гуманности к пленному? Скрывать не буду, были и среди наших десантников наркоманы, которые там

пристрастились к дурманящему зелью. Когда мы стали с ними поступать, как они с нами, то со стороны душманов

зверств к военнопленным поубавилось.

– Какой-нибудь эпизод расскажи, – вновь попросил Степанович.

– Уже не она, а ты просишь, – удивился Душман.

– Я более ее заинтересован услышать твое сообщение, как никак, а все же я русский, – пояснил

Степанович.

– Так и быть, расскажу фронтовой эпизод, в котором мне пришлось принимать участие. Однажды вечером

нас семерых десантников на вертолете с глушителем доставили и высадили на одной вершине горы с заданием

захватить «языка» одной сильно досаждавшей нам банды. Вертолет улетел, а мы потихоньку стали спускаться

вниз. Уже стемнело, видим, так метрах в пятистах под нами разведен костер. Подкрадываемся, смотрим в прибор

ночного видения, около костра отдыхает человек двадцать бандитов, оставивших на тропе, ведущей снизу вверх, часового. Его мы сняли ножом, одного взяли в плен, а остальных ликвидировали. Они толком ото сна и не

пришли в себя, а поэтому сопротивления почти не было нам.

– Почему не взяли других бандитов в плен? – поинтересовался Степанович.

– Все равно не поместились бы в нашем вертолете, который после операции мы вызвали в свой квадрат, так

же незаметно возвратились на базу.

– А если бы тот, кто снимал часового, промахнулся, и он поднял тревогу? Душманы расправились бы с вами, как вы с ними, – сделал свой вывод садовник.

– Не исключено, что они одолели бы нас, но если хочешь жить, то научишься метать нож и не

промахиваться. Бывало, и они давали нам прикурить, кто какую карту вытянет. И они, и мы болели озверином, —

пошутил Душман.

– Что это за болезнь? – не понял шутки Степанович, не зная, как перевести слово «озверин» миссис

Фостер.

– Зверели они на нас, и мы тоже вели себя не ягнятами, – пояснил он.

Миссис Фостер, подойдя к Душману, погладив его по голове, произнесла:

– Бедненький! Сколько тебе пришлось пережить. – Расплакавшись, она ушла.

После ее ухода Степанович, объясняя ее такое поведение, сообщил:

– У нее погиб сын во Вьетнаме.

– Давай выпьем за павших моих боевых друзей, – предложил Душман Виктору и Степановичу.

– У меня язва желудка, – отказавшись от спиртного, сообщил Степанович, покидая их.

– Впервые вижу русского, который отказывается от спиртного, – удивился Лесник.

– Денег жалко на лечение, – обиженно пробурчал Душман, недовольный, что Степанович не поддержал его

тост.

Так и не дождавшись по телевизору интересующего их сообщения, они легли отдыхать. Откуда они могли

знать, что сообщение об ограблении миссис Кэрол будет передаваться не по восьмому, а по двенадцатому

каналу?

На другой день Лесник от Степановича узнал, что вчера ограбили одну миллионершу, у которой похищено на

700 тысяч долларов драгоценностей и наличными 800 тысяч долларов.

Лесник, соблюдя предосторожность, решил больше не звонить Молоху, а, не задерживаясь, немедленно

приступить к продаже картин и уезжать домой.

О своем намерении за ужином он поставил в известность Фостера. Последний ничего не сказал сразу ему в

ответ, а после ужина пригласил к себе в кабинет для делового разговора.

– Я могу твои картины купить за два миллиона долларов, – неожиданно сообщил Фостер, предварительно

справившийся у специалистов и узнав у них, что данная сделка для него выгодна.

Предложение Фостера устраивало Лесника, но, наученный компаньоном, все же решил поторговаться и

попытаться взвинтить цену.

– Миллион долларов за любую из моих картин мне предлагал управляющий Центральным государственным

банком Вены, – напомнил Фостеру он.

– Какая твоя окончательная цена? – Не ожидая такого оборота, был вынужден спросить Фостер.

– За каждую картину по сотне тысяч долларов свыше миллиона.

– Чтобы этими сотнями тысяч рассчитаться со мной за работу, – догадливо произнес Фостер.

– Вы читаете мои мысли, – улыбнулся Лесник.

– А если я не соглашусь? – бросил пробный камень Фостер.

– Тогда тебе придется устраивать аукцион или торги типа тех, что были в Вене, – поставил условие Лесник.

Подумав, Фостер, поднялся с кресла.

– Будем считать, что сделка состоялась и разговор на эту тему закончен, – собираясь идти к себе в контору, произнес он.

– Мы с вами еще не все обговорили, – попросив Фостера присесть, заявил Лесник.

– Я слушаю, – беспечно бросил Фостер, ничего не ожидая для себя интересного от предстоящего

продолжения разговора.

– Кроме картин, я вывез сюда нелегально бриллиантов на полтора миллиона долларов. Миллион долларов у

меня уже есть наличными и полмиллиона должны принести на днях.

По округлившимся глазам Фостера Лесник понял, как он его удивил.

– На полтора миллиона вы продали в Нью-Йорке бриллиантов, и вам удалось избежать неприятностей? —

удивился Фостер.

– У меня был оптовый покупатель, который неизвестно когда вздумает их продавать, но я знаю точно, что

только после моего отъезда.

– У вас бриллианты еще есть на продажу?

– Для продажи нет, то, что есть, я оставил себе на черный день, так, несколько тысяч каратов.

– Я же видел твою жену всю в бриллиантах. У тебя такой перстень. Как я не догадался, что их у тебя много?

– сокрушенно ударив ладонями себе по коленям, прозрел Фостер. – Я бы тоже купил хорошую партию их, но

теперь-то чего вы от меня хотите?

– Я хочу в Венском государственном центральном банке открыть на себя счет. Там управляющий знает, что

я поехал в Штаты продавать свои картины, и, без сомнения, согласится открыть счет на мое имя, так в два-три

миллиона долларов. Я отдам вам один миллион наличными деньгами, и вы мне выписываете чек на три

миллиона долларов.

– Вы хотите с моей помощью отмыть свой грязный миллион, – догадливо произнес Фостер.

– Пускай будет так, – согласился Лесник.

– Вы меня толкаете на плохое дело, и менее чем за двести тысяч долларов я не соглашусь идти вам

навстречу.

– Будем считать, что я ваши условия принял, – не торгуясь, согласился Лесник. – Но мы же еще не

говорили о половине миллиона, которую вам должны передать для меня. Я бы просил вас поручить моему

адвокату купить на мое имя виллу или дом недалеко от Нью-Йорка, чтобы потом сдать ее или его в аренду, чтобы

это дело приносило мне доход в валюте.

– Виктор Степанович, с вами не соскучишься. Еще есть у вас ко мне какие просьбы?

– Других пока нет, – улыбнувшись, сообщил Лесник.

– За такую помощь вы мне будете должны еще пятьдесят тысяч долларов, если не боитесь довериться мне.

– Вы без обмана на нас неплохо заработали и сколько еще раз так заработаете. Зачем вам терять таких

дойных коровок.

– Я – честный бизнесмен и обманывать вас не собираюсь, клянусь памятью о моем погибшем сыне, —

заверил его Фостер. – Купчую на дом или виллу я привезу к вам в Москву. Как я понял вас, вам безразлично, в

каком месте я куплю строение, лишь бы оно было недалеко от Нью-Йорка.

Лесник в знак согласия кивнул головой.

– ...Тогда, с вашего позволения, я сам решу, в каком районе удобнее вложить деньги с большей отдачей для

вас.

– Так что стороны договорились по всем вопросам, и сделка состоялась, правда, пока только в устной

форме, но она состоялась между господами, которые от своих слов не отказываются.

Недостающие деньги до миллиона Лесник занял у Душмана, пообещав вернуть дома наличными. После того

как Фостер уехал к себе в контору, Лесник и Душман вышли из виллы на улицу, не зная, как выбраться в город, отдохнуть и купить подарки. К услугам Степановича, который не хотел пить с ними спиртного, они решили не

обращаться.

К ним подъехал знакомый таксист, обслуживавший их вчера, оказывается, он искал с ними встречи.

Таксист сообщил им, что его шеф подтверждает сумму, сообщенную по телевизору зрителям, и из расчета

этой суммы он будет с ними рассчитываться. Подробности расчета таксисту, по-видимому, не были известны.

Таксист передал приглашение шефа поработать вместе при следующем свидании.

Они побывали в нескольких магазинах, где купили для родственников и друзей подарки, и вернулись домой, предупредив водителя, чтобы он больше встреч с ними не искал, передали привет Молоху, и тот уехал.

Документально оформив продажу картин на два миллиона семьсот пятьдесят тысяч долларов, Фостер

указанную сумму перечислил в Венский центральный государственный банк.

Уже на третий день после указанного выше сговора Лесник вместе с Душманом были в Вене.

Лесник, зайдя к управляющему банком, поинтересовался, не поступил ли перевод из Америки в руководимый

им банк на его имя.

Справившись по селектору у служащего соответствующего отдела, управляющий подтвердил, что указанная

Лесником сумма действительно поступила к ним в банк.

Управляющий банком не скрывал своего удовлетворения, что в лице Лесника приобрел богатого клиента.

Вызвав к себе в кабинет служащего, он поручил ему тут же на месте открыть счет на имя Гончарова Виктора

Степановича.

В разговоре с Лесником он, не утерпев, заметил:

– Все же вы не смогли продать свои картины за шесть миллионов долларов.

– Зато я продал их дороже той суммы, что предлагали вы мне, – обменялся с ним любезностью Лесник. —

Получилось не по-вашему, не по-моему, – примирительно заметил он.

С целью исключения непредвиденных осложнений на случай своей смерти, он написал завещание на жену и

своих детей, завещая им свой настоящий вклад. Оно было приобщено к карточке его личного счета. Копия

завещания осталась в юридической конторе, где оно им было оформлено.

Самолетом Лесник с Душманом вылетели в Москву, уставшие от выпавших на их долю приключений.

– Прилетим домой, передохну с недельку и мотану на море с Альбиной разряжаться, сил набираться, —

потягиваясь и зевая, сообщил Лесник.

– Я, наверное, никуда не поеду, дома буду отдыхать, а то Арбату понравится моими парнями командовать и

не захочет власть отдавать, – рассуждая вслух, подытожил Душман.

– Конечно, он у тебя шустрый, но против нас переть у него кишка тонка, – успокоил Лесник.

– Пока я его не боюсь, но надо найти повод и за что-то оттянуть, чтобы свое место знал.

– Иногда это идет на пользу, – беспечно согласился с ним Лесник. – По вершкам он у тебя ботает ничего, но такое дело, какое провернули мы с тобой, ему не потянуть.

Ведя непринужденную беседу и отдыхая, они благополучно прилетели из Вены в Москву.

Глава 74

Как Лесник и планировал, результаты его поездки в Западную Европу, а потом в Америку были настолько

впечатлительны, что успех операции «обмывался» у него дома несколько дней не только членами семьи, но и

многочисленными друзьями. После того как Борода и Альбина осознали, что они стали настоящими

миллионерами, Леснику не составляло никакого труда, чтобы уговорить Альбину поехать с ним на море и

отдохнуть.

Приехав в Сочи, они решили остановиться в гостинице, которая была расположена поближе к морю, других

условий при выборе временного места жительства они не искали.

Подмазав щедро руку администратору гостиницы, они получили двухместный номер сроком на двадцать

дней. За такой же срок они уплатили в кассу гостиницы деньги за платную стоянку своего автомобиля.

Имеющиеся на теле Лесника татуировки привлекли к нему внимание многих отдыхающих, порой помимо их

желания. У подростков они вызывали восхищение и зависть. У взрослых – отчуждение и настороженность. Если

Лесник к таким взглядам уже давно привык, то Альбину они раздражали, а поэтому по просьбе Альбины они с

центра пляжа перебазировались отдыхать на его окраину.

Постоянно отдыхая в одном месте пляжа, Лесник заметил, что оно приглянулось и другим мужчинам и

женщинам, у которых на теле были наколки разной уголовной символики. Тут были отдыхающие с наколками

соборов с куполами, с крестами и без, гладиаторов, пауков в паутине, разных крестов, перстней на пальцах, пиратов, парусников, роз с шипами и без шипов.

Контингент отдыхающих на краю пляжа постоянно менялся вместе с символикой их владельцев. Лесника не

удивляло постоянное стремление бывших зеков придерживаться своего круга. Это была особая каста, которая, даже освободившись из мест лишения свободы, продолжала жить по своим неписаным законам.

Когда бывших зеков становилось больше, чем позволял пятачок облюбованной Лесником «зоны», они легко

теснили других отдыхающих, расширяя свой плацдарм, общаясь между собой как старые знакомые, обменивались взглядами, понимающими ухмылками, пили доставшиеся им дни блаженства, как святые, не

попирая принципов друг друга.

Забредший туда бомж собрался тоже приземлиться, найдя свободное место, вместе со всем своим

барахлом, но встретившись взглядом с несколькими «пионерами» пятачка пляжа, быстро удалился, вызывая

своей внешностью и поспешным уходом всеобщее пренебрежение и брезгливые усмешки.

Леснику с Альбиной вдвоем было весело и интересно, а поэтому они, познакомившись поверхностно со

своим окружением, по-прежнему старались оставаться вдвоем.

Будучи атлетического сложения, высокого роста, с развитыми мышцами рук и ног, покрытый бронзовым

загаром, в красных плавках с белым поясом, на котором красовалась бляха двуглавого орла, Лесник неодно-

кратно замечал на себе манящие взгляды проходящих мимо одиноких женщин, но тонкое обручальное кольцо на

правой руке говорило им, что он окольцован и у них на него нет практически никаких шансов.

В голубом купальнике с толстой золотой цепочкой на шее, с бриллиантовыми сережками в ушах и

бриллиантовым перстнем на левой руке, не говоря об обручальном кольце, Альбина тоже представляла интерес

для женщин, которые завидовали ее богатству, желали его иметь, но не имели средств на такое приобретение.

Мужчины смотрели на нее как на спелый, манящий к себе плод, высоко находящийся на дереве, до которого они

никак не могли дотянуться.

Внешность Лесника, его наколки на теле давали возможность окружающим прочесть по ним, что он за птица

и каким путем драгоценности достались его подруге.

Искупавшись в море, Альбина и Виктор, уставшие, прилегли на песок. Альбина, балуясь, процеживая песок

между пальцами, сыпала его на спину мужу.

– Виктор, а почему у тебя в молодости была кличка Сарафан? – неожиданно вкрадчиво спросила она.

– Чего вдруг тебе взбрело спрашивать о такой чепухе? – вяло пробурчал он.

– Я же твоя жена, и мне все в отношении тебя интересно, к тому же я о муже должна все знать или в

крайнем случае стремиться к этому, – вкрадчиво, но вместе с тем настойчиво попросила она.

– У нас там, – не поясняя где, – все ходят с кличками. Какую мне там дали, вот и носил, а теперь Лесником

кличут. Хоть убей, почему так делают, не знаю.

– Могли, к примеру, назвать козлом, но почему-то назвали Сарафаном, – дурашливо заметила она.

Резко повернувшись с живота на спину, Виктор заявил:

– Ну ты даешь!

– Ты не нукай, а по-человечески объясни мне, конечно, если можешь.

– Сейчас разъясню, – сообщил он, внимательно посмотрев по сторонам.

Обращаясь к лежащему на топчане мужчине, у которого на груди красовалась наколка в виде огромного

тигра, пожирающего беспомощную лань, он попросил:

– Послушай, кореш, тебя можно на минуточку?

Мужчина не спеша повернулся в его сторону:

– В чем дело?

– Извини меня, негодяя, что побеспокоил. Жена интересуется, почему у хозяина одним дают такие кликухи, а

другим не такие. Моему объяснению она не верит.

– Усек! – пренебрежительно глянув на Альбину, изрек тот и пояснил не спеша: – Там каждому дают такую

кличку, какую он заработал.

Виктор стал беззаботно хохотать, переваливаясь на песке с бока на бок.

– Что, не так ей ответил? – заговорщически поинтересовался мужик у Виктора, который, поднявшись на

ноги, не замечая игры своих мускулов, похлопав дружески его по плечу, сказал:

– Прости за хохму, но ты ей ответил моими словами.

Новый знакомый беспечно вновь перевернулся на топчане с бока на спину, а Лесник пошел к морю. Когда он, накупавшись, подошел и подсел к Альбине, она, повалив его в песок, проникновенно спросила:

– Виктор! Ты меня любишь?

Лежа вниз лицом, Лесник ответил:

– Разве ты не видишь, тебе еще нужны слова?