Текст книги "Собор без крестов"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 46 страниц)

– У них под руками три солидные кодлы. Неужели среди ее членов не найдется хотя бы одного путевого

организатора, чтобы осуществить задуманное?

– Значит, нет, если обратились к вам за помощью.

Услышанное было приятно для слуха Лесника, но он не был намерен от похвалы потерять голову.

– Если они принимают меня за какую-то шестерку, то скажи им, что они ошиблись адресом. Сам грязную

работу я делать не собираюсь, тем более вы видите, какая ищейка села мне на хвост.

– Вы сегодня с мистером Кройнером очень лихо разделались. По всем вопросам ответили путем, – не мог

не отметить мистер Скот.

– Быть слишком податливым перед таким клиентом тоже нельзя – задавит и сожрет. Вот я и решил

показать ему свои зубы.

– Правильно сделали, пускай почувствует, что имеет дело не с какой-то шпаной, а с миллионером, а значит, должен себя вести достойнейшим образом.

– Он мужик хваткий и с головой, к тому же злопамятный, а поэтому попроси наших друзей, чтобы они

проверили и установили: поручил ли он следить за мной своим сотрудникам или нет.

– Обязательно сделаю, – заверил его адвокат, – но вы так и не ответили на их предложение.

Подумав, Лесник сообщил:

– Я могу и соглашусь взвалить на себя руководство операцией, но они должны принять мое условие: при

успешном ее завершении они должны дать мне чек на полмиллиона долларов.

– Ох у вас и запросы! – восхищенно заметил адвокат, который в любом случае ничего не терял и ничему

себя не подвергал. – Сумма большая, тем более нет уверенности, что вы с операцией справитесь.

– Если я с ней не справлюсь, то они не дают мне чек на указанную сумму, но даром, тем более исправлять

за них ошибки, я больше не намерен.

– Я должен посоветоваться!

– Советуйся сколько хочешь, но учти, что с каждым часом, если не минутой, мы теряем свой последний

шанс.

– Чтобы они поняли обоснованность вашего требования, им надо показать, что ваша голова стоит тех денег, которые вы запросили с них, – резонно предложил ему осмыслить данный момент Альфред Скот.

– Я с тобой согласен и, не желая упускать драгоценное время, раскрою свои первые наметки, как найти

миссис Лоренцию Зульфит. Троице необходимо установить наблюдение за Золтаном Кройнером, через которого, если он вздумает ее посетить, можно будет узнать, куда он запрятал своего свидетеля.

– Он же сразу обнаружит за собой слежку и начнет выбрыкивать, – недовольно заметил адвокат.

– Конечно! – согласился с ним Лесник. – Но меня их заботы не интересуют.

– Нелегкую задачу вы им преподнесли, – задумчиво констатировал адвокат.

– Кроме этого, необходимо любым способом и немедленно заставить служащих телефонной станции, обслуживающих телефонную линию супругов Зульфит, прослушивать их телефонные разговоры и сообщать

нашему дежурному адрес, откуда позвонит миссис Зульфит, если она, конечно, вздумает поговорить со своими

близкими. Она обязательно, я так считаю, будет звонить, так как ей небезразлична судьба ее детей и мужа.

Последнему надо сделать небольшую трепку, чтобы уважаемая миссис поняла, что ее беспокойство не напрасно.

Если все наши приготовления окажутся напрасными, то придется захватить в заложники ее мужа с детьми, тогда ей ничего другого не останется, как дать в суде ложные показания, чтобы спасти жизнь членов своей семьи.

Пока первый вариант у нас находится в стадии разработки, то пусть присмотрят внешне солидного

господина, который умеет делать уколы и подготовит сильнодействующий наркотик, от которого человек умрет не

сразу, а через пару часов. Ну как, хватит моих указаний на первый раз? – улыбнувшись, спросил адвоката

Лесник.

– Вполне! Некоторые запланированные вами действия я понимаю, но при чем тут врач, наркотики, до меня

не доходит.

– Не забивай дурным голову, – посоветовал ему Лесник.

– И то верно! – махнув рукой, согласился с ним адвокат.

– Как я узнаю, приняли мои условия или нет?

– Завтра позвоните Молоху. Он ответит на ваш вопрос.

– Понятно! – произнес Лесник. – Остальная связь между мной и троицей будет через того друга. – Лесник

пальцем показал на потолок.

– Устраивает? – улыбнувшись, поинтересовался адвокат.

– Вполне! – заверил его Лесник. – Как там Лапа чувствует себя в тюряге?

– Благодарит вас за помощь, сожалеет, что связался с лопухами, не обеспечившими его безопасность, —

поведал ему адвокат.

– Передай ему привет от меня и все то, что считаешь нужным, чтобы поднять настроение. Если сможешь, то

сваргань ему передачу от моего имени.

После того как Альфред Скот покинул номер, Лесник, обняв Ларису, спросил ее:

– Как ты считаешь, я миллионер или нет?

– Кажется, правдашний миллионер, – небрежно подтвердила она, сгорая от любопытства и надеясь

услышать от него последние новости.

– Тогда давай немедленно собирайся, мы поедем отдыхать в самый престижный ресторан, – предложил он

ей.

– Ты мне ничего не хочешь сообщить о своем разговоре с адвокатом? – не выдержав и не сумев

справиться со своим любопытством, спросила она.

– Лариса, только не сейчас, потом постепенно я тебе все расскажу. Мои новости могут подождать.

Не долго думая Лесник облачился в темно-серый костюм, тогда как Лариса долго соображала, во что одеться

из появившегося у нее солидного гардероба, остановившись на костюме вечернего романтического стиля.

Как обычно, они поймали у отеля такси, таксистом оказался добродушный толстяк лет пятидесяти, Лариса

попросила его отвезти их в высококлассный ресторан.

Когда толстяк доставил их к высотному зданию, в котором находилось требуемое заведение. Лариса, обращаясь к таксисту, попросила:

– Ждите нашего возвращения, не выключайте счетчик, плата будет двойная.

– Я с удовольствием подожду вас, миссис, и заранее благодарю за щедрость, – довольно улыбнувшись, согласился толстяк.

Таксист прождал своих клиентов часа четыре, но он не сожалел, что пришлось так долго скучать и был готов

ждать еще столько же, так как его безделье хорошо должно было быть оплачено пассажирами. Увидев

вышедших из ресторана своих клиентов, он не по возрасту и своей комплекции быстро выскочил из машины и

услужливо приоткрыл заднюю боковую дверь «мерседеса».

Приехав к себе в отель и поднявшись в номер, Лариса, найдя нужную ей кассету с записью песен

композитора Вячеслава Добрынина, записанных в его исполнении, усадив Лесника в кресло, попросила:

– Посиди и послушай эту песню внимательно до конца. По-моему, она посвящена нам.

Я губную помаду сотру со щеки,

Застегну неподатливый ворот рубашки,

Утихнет душа, что стучалась в виски.

Это время пришло становиться домашним.

Это время пришло возврашаться опять

В безысходный уют опостылевших комнат,

Где привычную жизнь снова мне коротать

И тебя вспоминать, и стараться не вспомнить.

Мы любовники с тобой, и виновны мы,

Как ни больно о том говорить,

Но ведь горькое слово любовники

От медового слова любить.

От слова любить.

Ох, забыть бы мне свет сумасшедшей луны,

Чтобы стерся из памяти крик твой и шепот,

Но ни шепот, ни крик мне ничьи не нужны,

Лишь твои поднимают меня так высоко.

Сколько раз умолял я тебя: «Отпусти»,

Сколько раз повторял: «Нам не надо встречаться»,

Но живу во грехе и назад нет пути

Потому, что нет сил отказаться от счастья.

Мы любовники с тобой, и виновны мы...

Эту песню Лесник услышал впервые. Она потрясла его своей глубиной и смыслом. Как бы боясь спугнуть

навеваемый на него ею гипноз, он несколько раз попросил Ларису сделать ему новое воспроизведение, слушая в

глубокой задумчивости.

Посмотрев на Ларису и увидев у нее на лице слезы, он наконец-то понял, что этой песней разрывает ей

сердце. Выключив магнитофон, он, подойдя к Ларисе и обняв ее за плечи, проникновенно сказал:

– Чтобы не мучить себя, давай больше не будем проигрывать эту песню.

– Давай! Я ее уже наслушалась вдоволь, – призналась она.

Сев на диван и тесно прижавшись друг к другу, они застыли в глубокой задумчивости. Перед каждым из них

на пути к другому жизнь поставила непреодолимую преграду, которую в бальзаковском возрасте ни ему, ни ей

уже не по силам преодолеть. А если так, то и нечего будоражить эту тему.

Раздевшись, они с облегчением легли в постель, наконец-то после насыщенного событиями дня получив

долгожданный отдых. Однако они никак не могли уснуть. После долгого молчания Лариса первая заговорила:

– Витя, ты так богато живешь, что я не могу тебя сравнить ни с одним из моих знакомых, а среди них есть и

министры, и бизнесмены. Вот сейчас мы с тобой подписались и испачкались в грязном деле. Скажи, зачем нам

все это? Зачем мы идем на такой риск? Я не говорю о себе. Мне терять-то больно нечего, но неужели ты не

понимаешь, чем рискуешь и чего можешь лишиться?..

Ее слова текли неспешно, убаюкивающе, но они били колоколами тревогу, а поэтому к их звону он не мог не

прислушаться, и о возможности уснуть под них не могло быть и речи.

Успокоенность, наличие свободного времени, безделие толкнули Лесника на откровение:

– Лариса, я знаю, что ты у меня умница. Знаю, какое место занимаю в твоем сердце. Ты мне тоже дорога не

грешными действиями и помыслами, а тем, что ты есть мой самый дорогой и заветный талисман и амулет. Ты

сейчас отлично поняла, какое место я занимаю в своем кругу, кругу уголовников. Это место обязывает меня

иногда поступать не так, как в обычных условиях поступаете вы.

– А как поступаем мы?

– Оглядываетесь назад, на свое благополучие, безопасность свою, своей семьи и близких. Когда дело

доходит до наших пацанов, то я обязан ради них плюнуть на все, что мне лично дорого, и точно исполнить свой

долг перед друзьями.

– Я смотрю на тебя и удивляюсь. Ты похож со своими принципами на ту тещу, которая дразнила своего зятя

крючком. Зять ее бил, мучил и требовал, чтобы она не дразнила его, но так своего и не добился. Тогда он утопил

ее в реке, а она, находясь в воде с головой и не имея возможности дразниться, подняла над водой руку с

согнутым пальцем, показав тем самым, что она не изменила к нему своего отношения, продолжая дразнить его

крючком.

Выслушав ее, Лесник, подумав, сказал:

– Возможно, в некоторой части я похож на ту настырную тещу. Для меня нарушить свои принципы – задача

более трудная, чем сама смерть.

– Тяжелый ты человек, трудный путь себе выбрал, но, может быть, потому-то ты мне дорог, и я тебя люблю,

– уронив несколько скупых слез ему на грудь, нежно выдохнула она.

– Тебе страшно со мной? – полюбопытствовал он.

– Я боюсь только за тебя, – поведала она.

– Лариса, назревают страшные события, и я бы не хотел, чтобы ты была свидетелем. Давай я тебя завтра

отправлю домой, – неожиданно предложил он.

– Ты знаешь, что я без тебя одна не уеду и не полечу, – обреченно сообщила она.

– Ну и дурочка, – прижимая ее податливое тело к себе и целуя в мокрое лицо, нежно пробурчал он.

– Пускай я буду дурочка, а ты крючок, – пошутила она сквозь слезы.

Блаженство таких неповторимых минут, возможно, не посещает многие супружеские пары. Поэтому они

дарили себя друг другу искренне и без оглядки.

Однако перед сном Лесник все же вспомнил Альбину, глубоко вздохнув. Ведь возвратившись на Родину, он

вынужден будет оставить Ларису в столице, лететь или ехать к семье. После такой нежности, доброты, тепла и

любви, которые, не скупясь, отдавала ему Лариса, придется через все это перешагнуть и вновь привыкать к

своим обязанностям мужа...

Утром от соседа, проживающего выше, Лесник узнал через «почтовый ящик», что за ним установлено

постоянное наблюдение.

Данное известие его нисколько не удивило, не напугало, он предвидел такой «дружеский» подход к себе со

стороны Кройнера. В создавшейся обстановке ему надо было действовать с еще большей оглядкой и

осторожностью.

Он не знал, что известная ему троица поручила своим людям не только выявление слежки за ним со стороны

фараонов, но негласно обеспечивала его безопасность от непредвиденных возможных преступных проявлений

со стороны неконтролируемых ими лиц и воровских группировок.

Лесник с Ларисой, приведя себя в порядок после сна, одевшись, спустились в ресторан, где плотно

позавтракали.

– Пойдем прошвырнемся по городу, – покинув ресторан, предложил он.

– Куда пойдем?

– Безразлично! Мне надо позвонить одному человеку и узнать один результат, – сообщил ей Лесник, —

потом посетим какой-нибудь ювелирный магазин, посмотрим его ассортимент, не возражаешь?

– Какая уважающая себя женщина откажется от такого мероприятия, – подхватив его под руку, проворковала она, направляясь вместе с ним к выходу из отеля.

Все разговоры с третьими лицами в Америке Лесник осуществлял через Ларису, а поэтому, если он что-то

сказал тому или другому лицу, читатель должен понимать, что общение Лесника с данным человеком произошло

через Ларису.

Лесник сказал водителю такси, чтобы он остановил машину где-нибудь рядом с телефоном-автоматом.

Набрав нужный номер, Лесник услышал голос Молоха.

– Привет, старина! – бодро произнес Лесник.

– Привет, дружище! Я ждал твоего звонка.

– Что ты хотел мне сказать?

– Они принимают условия.

– Они не думают пудрить мне мозги, не обманут?

– Исключено! Я буду гарантом их обязательств.

– Скажешь им, что я согласен с ними сыграть в гольф.

– Я тебя понял и передам им, – заверил его Молох.

Переговорив по телефону, Лесник поехал с Ларисой туда, куда обещал свозить ее. Посмотрев в зеркало

заднего вида, Лесник и Лариса увидели преследовавший их автомобиль; догадливо улыбнувшись, они

продолжили беседу между собой. Куда бы они ни поворачивали, точно такой же маневр делала и следовавшая за

ними «тойота». Отрываться и скрываться от преследователей они не собирались, но позволять вот так нагло

следить за собой у Лесника не было желания.

– Передай водителю, что, мне кажется, за нами увязался хвост в виде «тойоты». Если он от нее избавится, я

плачу ему пятикратную провозную плату, а если не сможет, то тогда просто нас бесплатно обслужит.

Когда Лариса передала водителю предложение Лесника, тот, подумав и все взвесив, сказал:

– О’кей! – одновременно показал большой палец правой руки, давая понять, что данное предложение его

устраивает.

– Ты ему дай срок на гонку в один час, а то будет трясти нас по городу целый день, – дополнительно

заметил Лесник.

– О’кей! – опять прозвучало со стороны водителя, который стал более сосредоточенным за рулем.

Начавшаяся гонка с преследованием веселила Лесника с Ларисой, тогда как резкие повороты, развороты с

визжанием тормозов стоили водителю большого напряжения и труда. В конечном итоге он был вынужден

признать, что преследовавший его водитель оказался более высокого класса.

– Тогда пускай везет нас туда, куда первоначально ты ему сказала, – пренебрежительно пробурчал Лесник, потеряв к своему водителю всякий интерес.

Таксист послушно исполнил его просьбу. Вид его был кислый и подавленный, как будто он съел с десяток

зеленых абрикосов.

– Подождите нас у магазина и не переживайте, за работу мы вам все равно заплатим, – снизошла к нему

Лариса.

В магазине они долго рассматривали выставленные экспонаты. Потом Лариса выбрала понравившийся ей

комплект бриллиантовых сережек и перстень, которые Лесник беспрекословно купил.

Благодарная Лариса души не чаяла в Леснике и тянулась к нему, как головка подсолнуха к солнцу, но он, смущенно отмахнувшись от ее излияний, похвастался:

– Все это чепуха. Я тебе подарю крупный бриллиант. Он будет немного меньше этого, – Лесник показал на

красовавшийся в его перстне камень, – но тот красавец затмит этих братьев, вместе взятых. Душман знает

ювелира, который сделает твоему камню достойную оправу.

Приехав в отель, Лесник, рассчитавшись с довольным таксистом, поднялся в номер, где Лариса продолжила

с ним ранее прерванный разговор.

– Витя, кто я такая, что ты так тратишься на меня? Я же знаю, что ты можешь купить себе и моложе, и

красивее меня женщину. Почему ты так в отношении меня поступаешь? Я же при всем моем желании не смогу

сполна отблагодарить тебя за все это.

По ее внешнему виду можно было легко заметить, что она даже как-то напугана его щедростью. Прижав

притихшую Ларису к своей груди, Лесник после затянувшегося молчания произнес:

– Мне от тебя не нужна никакая корысть. Я только хочу, чтобы ты была хранительницей моего сердца, чести, достоинства и уважения. Чтобы я мог стать твоей частью, а ты моей.

– Ты же знаешь, что я себе уже давно не принадлежу, – прошептала она свои слова, как молитву.

Быть послушной рабой такого мужчины являлось для нее радостью. Правда, у этой радости виден был

горизонт, покрытый тучами, а поэтому до грозы она старалась использовать представившийся ей шанс.

Глава 25

При очередном визите к Лапе в тюрьму, уединившись со своим подзащитным в следственной комнате, Альфред Скот сообщил ему «приятную» новость:

– Ваш дружок ликвидировал одну из свидетельниц по вашему делу. Если точно так же успешно выполнят

свою часть задания наши мафиози, то считайте себя оправданным и гуляющим на свободе по Бродвею. Сейчас

же вы только одной ногой ступили за пределы тюрьмы.

– Вот видишь, а ты болтал мне, что один в поле не воин, – обрадованно заметил адвокату Лапа.

Погубленную жизнь миссис Даны Шумахер они не принимали за трагедию и не брали во внимание. Жизнь и

судьба Шумахер их теперь не интересовала. Теперь Шумахер была для них пройденным этапом одной

неприятности, когда-то встретившейся у них на пути к своей цели.

– Признаюсь в своей ошибке. Я недооценил вашего друга, но зато известная вам троица теперь уж слишком

стала на него надеяться и уговорила господина Гончарова-Шмакова за полмиллиона помочь им ликвидировать и

последнюю свидетельницу.

– Упустили шакалы бабу, не могли справиться с ней всем своим синдикатом, а теперь все на одного парня

хотят взвалить. Получится ли его затея? – глубоко вздохнув, спросил адвоката Лапа.

– Кто знает наперед? Никто! Правда, я ознакомлен с его планом действий и допускаю, что у вас есть шанс

надеяться, а поэтому молитесь за своего спасителя.

– Куда мне деваться, если приходится надеяться только на него. Он мой самый способный ученик, который

уже превзошел меня в мастерстве по всем статьям, а голова петрит лучше, чем у нас всех.

– Серьезный и очень опасный господин. Я бы не хотел иметь в его лице врага, – искренне признался

Альфред Скот.

– Уж вам своего подзащитного бояться нечего, – съязвил Лапа.

– Я его не боюсь, а подумал вот что: при моей двуликой работе на ваших и наших нетрудно загудеть под

фанфары. Не исключено, что когда-то, возможно, мне понадобится его помощь. Не дай Бог, чтобы случилось со

мной такая неприятность, но если не смогу ее избежать, то от помощи вашего друга не отказался бы. Однако

хватит о нем говорить, так как есть разговор поважнее.

– Давай говори, послушаю, – охотно согласился с ним Лапа.

– Я сейчас устроил начальнику тюрьмы разнос за вас. Сказал, что вы пожилой человек, подданный России, а

вас помещают к разным бандитам, которые пытаются избить и ограбить вас. Я сказал ему, чтобы он перевел вас

в одиночную камеру, так как вы нуждаетесь в покое. Если же не переведет и после моего предупреждения вас

побьют или ограбят, то он может лишиться своего места. Чтобы перевести в одиночную камеру, можно сделать

инсценировку с избиением вас, что даст мне право пожаловаться в ваше посольство и сообщить послу, какой

произвол совершается в отношении подданного страны. Начальник тюрьмы сказал мне, что вы сами можете

любого обидеть, но вместе с тем обещал перевести вас в одиночную камеру, и спектакль нам делать не

придется.

– К чему были все эти ваши хлопоты? Я нормально адаптировался в тюрьме, и условия содержания меня

сейчас вполне устраивают.

– К тебе подходил Связник, просил об оказании помощи в освобождении из тюрьмы двух мафиозных

авторитетов, которым грозит пожизненное содержание в местах лишения свободы?

– Подходил и говорил, обещал за содействие два миллиона долларов, – признался Лапа.

– У них много на свободе бабок, которые хотят перед смертью потратить, а поэтому рвутся на волю. Если

они обещали тебе за работу два «лимона», то дадут и никуда не денутся. Мне об этом тоже говорила известная

тебе троица, которая ручается за выполнение обязательств двумя зеками.

– Ты мне только говорил, как я глухо засел. Я еще не выбрался из тюряги, а мне подсовывают под задницу

новые приключения. Между прочим, я согласия на помощь вашим мафиози не давал, – сказал Лапа.

– Я знаю, но обдумать тебе данный вариант по всем позициям не помешает. Если вы, зеки, не будете

помогать друг другу в беде, то что можно ожидать от таких, как я, обывателей?

– Что ты мне хочешь этим сказать? – недовольный его рассуждениями, окрысился на него Лапа.

– Ничего! Мне поручили передать тебе то, что я передал, и все. Приказывать тебе никто из наших не может, решай теперь все сам.

– Чтобы я еще раз приехал в эту гребаную Америку в гости или на дело, так лучше дома стать «голубым».

Все, сюда я больше не приеду ни за какой соус. Вы меня обложили со всех сторон, как волка, никакого выхода не

оставляете, как только лезть в трясину, – нервно вышагивая по комнате около Альфреда Скота, не в силах

сидеть и находиться на одном месте, возмутился Лапа.

– Такого волка обложишь, – уважительно произнес адвокат, – если бы к нам прилетела еще сотня таких

волков из России с хваткой, как у вас и вашего дружка, то через несколько лет вы подмяли бы под себя всю

местную мафию, – польстил ему адвокат.

Лапа спорить с ним не стал по этому теоретическому вопросу, так как видел желание Альфреда Скота

подкинуть ему леща.

Они были оба неплохими психологами, а поэтому знали, где и когда надо спорить, возникать, а где требуется

просто промолчать. На этом разговоре встреча между ними была окончена.

Оказывается, Альфред Скот сказал правду Лапе о своем разговоре с начальником тюрьмы. Теперь он

содержался в одиночной камере без чьего-либо присмотра, как бы полноправным хозяином одноместного

«номера». Лежа на кровати, он целый день и ночь обдумывал, какое принять решение в отношении предложения

Связника. В конечном итоге определился, что уклоняться от помощи зекам не имеет никакого права.

Определившись и приняв решение, Лапа почувствовал облегчение. Теперь он уже знал, как лучше

осуществить свою часть операции.

При очередной часовой прогулке во внутреннем дворе тюрьмы Лапа сообщил обрадованному Связнику о

своем решении и поинтересовался:

– Как они думают дать отсюда деру?

– Покинув свои камеры, они поднимутся на крышу тюрьмы по пожарной лестнице, откуда их заберет

вертолет.

– Как-то просто и нагло получается, – высказал Лапа свое мнение.

– На этом все и построено. Неожиданность, наглость – главные наши факторы, – согласился с ним

Связник.

– Когда им понадобится моя помощь?

– Я не в курсе подробностей, пойду узнаю.

Возвратившись минут через десять к Лапе, Связник сообщил:

– Наш человек, который должен отвлечь охрану на себя, заступает на дежурство в ночь на послезавтра.

Поэтому послезавтра без двадцати два вы должны выпустить их из камеры. Вы в какой камере содержитесь?

– В триста семнадцатой.

– Они сидят отдельно друг от друга, а поэтому вам надо будет открыть триста первую и триста двенадцатую.

– Они одни сидят или нет?

– Нет, с ними еще несколько человек парится.

– Пусть предупредят своих сокамерников, чтобы после их ухода не боговали и не шумели.

– Конечно предупредят, – заверил его Связник, – если желаешь, то они не возражают взять тебя с собой.

– Скажи им от меня спасибо за предложение, но я предпочитаю покинуть тюрьму через ворота, если, конечно, удастся это сделать.

– Ну, как хочешь, хозяин – барин, – не стал уговаривать его Связник.

– Пускай предупредят всех зеков, чтобы сохраняли спокойствие на этой неделе и не боговали. Теперь

возникла вот какая петрушка: если я выпущу из камер только твоих друзей, которые смоются, а сам останусь, то

следователю будет не так трудно докопаться и вычислить, кто сделал им такую услугу, и пришпандорить мне

новый срок к тому, который я могу получить по своему делу.

– Как он может тебя вычислить? – удивленно поинтересовался Связник.

– Проведет трассологические экспертизы ригелей замков наших камер, обнаружит на них одинаковые следы

отмычки и – хенде хох оставшемуся, то есть мне.

– Как же тогда нам быть? – растерянно спросил его Связник.

– Этой ночью мне придется здорово поработать. Я пройдусь от трехсотой камеры подряд до трехсот

двадцатой и поработаю в их замках отмычкой. Если все пройдет хорошо, то послезавтра моя работа упростится.

– Толково придумал, пахан. Я передам своим твою затею, если не помогут, то поболеют за тебя, —

пообещал Связник.

– Давай теперь уматывай и без дела больше ко мне не подваливай.

Для Лапы открыть отмычкой замок на двери камеры было такой же простой задачей, как зубному врачу

вырвать у своего пациента больной шатающийся зуб. Поэтому его больше всего беспокоили побочные факторы и

не помешает ли ему кто осуществить свою часть задания. Сорок часов, оставшиеся до начала операции, так

захватили его подготовительными работами и размышлениями над ними, что он полностью отключился от той

проблемы и беды, из-за которой попал в тюрьму. Тем более что Золтан Кройнер, исчерпав все свои возможности

воздействия на него, оставил его в покое. Теперь Лапа только ждал, когда ему будет суд за совершенное

преступление.

В последний день перед побегом из тюрьмы двоих мафиозных авторитетов, с которыми Лапа близко так и не

познакомился, хотя они неоднократно обменивались между собой дружескими, понимающими взглядами, к нему

на мгновение подошел Связник и незаметно передал маленькие наручные часы, сказав, чтобы он действовал

точно по времени.

– Само собой разумеется, – заверил его Лапа. – Ты им скажи, если вдруг завалятся, чтобы меня не тянули

за собой.

– Они не новички в этом деле и сами понимают, как себя вести, – заверил его Связник.

– Ты не философствуй, а делай то, что я тебе говорю, – сердито прошипел на него Лапа, – если не хочешь

срыва операции по своей вине.

– Что мне, трудно напомнить им об осторожности? – шарахнулся от него испуганный Связник.

В половине второго Лапа покинул свою камеру, надев на ноги только носки, чтобы своей обувью не грохотать

по металлическим переходам и лестницам.

Отмычкой, сделанной из спицы, он открыл триста первую и триста двенадцатую камеры, закрыв их опять на

замок за покинувшими их заключенными. Обменявшись рукопожатиями с беглецами, он провел их до чердачного

люка. Открыв замок на нем, он, пропустив беглецов наверх, вновь закрыл люк на замок, не забыв сломать в нем

конец своей отмычки. После этого тихо возвратился к себе в камеру, закрывшись опять на замок.

Лежа на кровати, он слышал за окном камеры рокот вертолета, выстрелы во дворе тюрьмы, но, не двигаясь, терпеливо ожидал утра, чтобы от других лиц узнать результат побега: удался или нет. В любом случае он

чувствовал облегчение от выполненной работы и радость, что не попался охранникам при ее выполнении.

В этот день прогулка зеков внутри тюрьмы была запрещена руководством. Поэтому лишь на другой день

Лапа смог встретиться со Связником, возвратить ему часы и узнать, что побег удался на «отлично» и теперь его

«авторитеты» вне опасности и могут не беспокоиться за свою жизнь.

Как Лапа и предполагал, начальник тюрьмы вычислил его и посчитал сообщником сбежавших арестантов.

Однако принятые меры предосторожности Лапы выбили у начальника тюрьмы его последний козырь из рук.

Козырь начальника тюрьмы основывался на том, что камеры за номерами триста один, триста двенадцать и

триста семнадцать открывались и закрывались одной и той же отмычкой. Когда же по настоянию Альфреда Скота

были проверены замки на других камерах, то оказалось, что еще восемнадцать камер открывались и

закрывались тем же орудием преступления.

При таком ошеломляющем результате начальнику тюрьмы пришлось отказаться от своей первоначальной, практически недоказуемой версии.

Вот так закончилось для Лапы еще одно очередное «выступление». К счастью, для него оно закончилось не

только удачно, но и с огромной материальной выгодой. Как видим, и в тюрьме некоторые зеки умеют неплохо

зарабатывать себе на жизнь.

Глава 26

Проживая одна на вилле под охраной четырех полицейских, миссис Лоренция Зульфит уже сожалела, что

дала в полиции правдивые показания в отношении грабителя банка. Проще было поступить так, как поступило

большинство служащих и посетителей банка: они заявили полицейским, что так были напуганы, что ничего не

видели и ничего не запомнили. Теперь ей из-за своей глупости приходится мучиться в этой берлоге до суда, быть

в неведении о происходящем у нее дома, не видеть детей, мужа, а может быть, бандиты и с ними хотят или

поступили так, как желают поступить с ней.

Первые дни нахождения на вилле она отходила от страха той опасности, которую сумела избежать, но чем

больше увеличивалось количество дней заточения, тем меньше она думала о себе и больше беспокоилась за

оставленных ею домочадцах. Ей уже надоело проводить свое свободное время на кухне в беседе с

пятидесятилетней, с бесформенной фигурой женщиной, готовившей для нее и охраны еду. С ней она

переговорила обо всем, после чего потеряла к ней интерес, так как миссис Сарда Бейслах, так звали повариху, была недалекой женщиной и, кроме приготовления кушаний, ничего не знала и ничем не интересовалась. Когда

Зульфит рассказала Бейслах, как она попала в настоящее заточение, то Бейслах была так напугана ее новостью, что Зульфит пришлось ее успокаивать, тогда как именно она сейчас, как никто другой, нуждалась в моральной

поддержке.

Безусловно, в неведении миссис Зульфит по-прежнему уже не могла находиться. Она нуждалась, и ей нужна

была поддержка извне, но она помнила запрет Золтана Кройнера не пользоваться телефоном, и его соблюдала.

Чем больше она думала об ограничении, тем желаннее хотелось его нарушить. Для такого поступка у нее была

масса доводов и причин.

Помучавшись так с неделю, Зульфит, зная, что охранники находятся во дворе или на первом этаже виллы, в

два часа ночи, пробравшись к телефону, позвонила домой. На ее долгий звонок никто не желал отвечать и

поднимать трубку, только слышались сигналы вызова. Раздосадованная неудачей, она уже собиралась положить

трубку, но услышала, как кто-то на другом конце соединился с ней.

– Герберт, это ты? – спросила она, обрадованно обращаясь к мужу.

– Мама, это не папа, а я, Майкл, – ответил ей семилетний сын.

– Сыночек, дорогой, здравствуй, – не сдерживая слез радости, сказала она.

– Здравствуй, мама! Почему ты нас бросила? Мы скучаем по тебе, – стал тараторить Майкл.

Вытирая слезы умиления, Зульфит пояснила ему:

– Я вас не бросила, а просто задержалась на работе. Как закончу ее, так и возвращусь домой.