Текст книги "Пленники судьбы (СИ)"
Автор книги: Веда Корнилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 80 (всего у книги 87 страниц)
– Ну, Кисс… – от злости у меня вылетели из головы все нужные слова, необходимые, чтоб поставить на место этого наглеца. – Ну, ты и…
– Знаю! – на лице парня появилась та самая ехидная улыбка, которую я терпеть не могла. – Я – радость и любовь всей твоей жизни, а заодно волшебное видение из твоих детских снов, только ты стесняешься сказать мне об этом. Ну да мне и так все понятно, о свет моего сердца, так что лишних слов понапрасну можешь не тратить, тем более что твой лексикон мне хорошо известен.
От хорошей трепки Кисса спасло появление Мариды, которая вела за собой двоих священников, тех самых, которые совсем недавно неудачно пытались снять с меня последствия эценбата. Вместе с ними шел и Файнн-Тьенн. Судя по удивленным лицам мужчин, они были всерьез заинтригованы словами бывшей королевы.
– Ну, договорились меж собой? – деловито спросила Марида. – Надеюсь, все решилось к обоюдному согласию? Впрочем, сейчас это не важно. Эти господа любезно согласились помочь нам, а господин Файнн-Тьенн будет свидетелем на свадьбе. Он же поможет мне в проведении обряда… Лия, в чем дело? Хоть сейчас не вешай нос – все будет в порядке! Что молчишь? Скажи что-нибудь!
Вообще-то сейчас у меня вовсе не было подавленного состояния – Кисс успел меня разозлить до того, что от недавнего желания лить горькие слезы даже следа не осталось. На душе была непонятная растерянность, а еще откуда-то появилась уверенность, что все, рано или поздно, но должно закончиться хорошо. Конечно, надо было бы сказать, что не стоит торопиться, надо подумать, или что-то подобное, но вместо этого я, сама не знаю как, выдала:
– А… а платье? К свадьбе…
Высокое Небо, подумала я в следующую секунду, ну как можно было такое сморозить?! Думать о том, что на мне сейчас нет красивого платья, когда речь идет совсем об ином, во много раз более важном?! Так иногда и приходишь к мнению, что верно старое утверждение: у баб ума нет, и особенно перед свадьбой! Ну, обо всех женщинах подобное говорить не стоит, но насчет меня это утверждение, похоже, верно полностью. И почему я, неожиданно даже для себя самой, спросила про платье? Уж не потому ли, что, не смотря ни на что, в глубине души я все же мечтала о свадьбе, хотела, чтоб и у меня все было именно так, как и у остальных людей? А ведь похоже на то… Вон, даже внезапно объявившийся Койен хихикнул… Ой, ну о чем я думаю в такой момент?!
По счастью, на мои слова никто не обратил внимания – видно, поняли, что я от растерянности и расстройства несу невесть что. Только Марида рукой махнула – не обращайте внимания, все нормально, после сегодняшней неудачи еще и не такое скажешь…
Но вот Кисс и тут не смог удержаться:
– Дорогая, ты и так хорошо выглядишь! Единственное замечание – я бы сказал, что на тебе надето слишком много…
На лицах остальных появились чуть заметные улыбки, а мне стоило великих трудов промолчать, хотя руки просто зудели от желания отвесить парню хорошую затрещину!
Сама церемония свадебного обряда проходила в этом же храме, у алтаря, и по сути, ничем не отличалась от тех, какие я видела в нашем Большом Дворе. Все те же слова священника о долге супругов, молитвы…
Я не заметила, когда в проведение свадьбы вмешались Марида и Файнн-Тьенн. Просто в какой-то момент у меня отяжелели ноги, и я почувствовала, что не только не могу сдвинуться с места, но, более того: казалось, все тело одеревенело, перед глазами началось стремительное мерцание темных пятен, а затем я словно провалилась в глубокую темную яму… В этот раз не было ни воздушного потока, ни светлой волны. Вместо этого было долгое падение в сплошной темноте, которое закончилось все в том же коридоре с множеством закрытых дверей. И снова шла, вернее, уже не шла, а бежала по тому бесконечному коридору, с силой распахивая двери, пуская свет солнца, и мечтая о том, как бы раскрыть последнюю дверь. Кажется, я ударилась о ту проклятую дверь со всей силой, на какую только была способна, но, тем не менее, дверь по-прежнему осталась непоколебимой… Удар в нее, и еще один удар… Все бесполезно, и вновь за моей спиной закрываются все те двери, что я сумела открыть раньше…
Единственное, чем этот обряд отличался от прошлых – так это более долгим выходом из него. Ранее я сразу же приходила в себя, а здесь онемение прошло нескоро, и самостоятельно передвигаться я смогла не раньше, чем через несколько минут. Странное состояние – будто в тебя постепенно возвращается жизнь…
Можно было бы не смотреть на лица присутствующих – я и без того знала, что нам вновь не повезло. Помнится, Марида в свое время сказала мне, что поторапливала Вольгастра со свадьбой, чтоб во время церемонии у алтаря снять с меня последствия эценбата. Оказывается, это были напрасные надежды – в моем случае ведунья ничего бы не сумела сделать. Недаром сейчас она была донельзя расстроена произошедшим, и я ее понимаю: похоже, такого исхода Марида никак не ожидала. Еще находясь в Большом Дворе она именно таким образом, на свадьбе, и хотела снять с меня последствия эценбата. К великому сожалению, здесь все было далеко не так просто…
Но еще более неприятны были сочувствующие взгляды мужчин, устремленные на нас с Киссом – судя по всему, они уже успели сделать насчет нас двоих очень неприятный вывод… Я же все время думала о другом… Бедный Кисс! Теперь у него есть жена, только вот с ней он никогда не обретет семейного счастья.
…Мы возвращались во дворец Вена примерно в том же состоянии, которое бывает после посещения врача, когда он сообщил вам смертельный диагноз, и при том сочувственно развел руками – мол, извините, но привычное лечение не дает результатов, так что мне очень жаль… Во время всего пути мы молчали – говорить было не о чем. Не знаю, что думали Марида и Кисс, а я не чувствовала ничего, кроме усталости. Когда за один день несколько раз переходишь от надежды к отчаянию, а потом это повторяется снова, то хочется просто забраться с головой под одеяло, постараться уснуть, а уж потом, проснувшись, обдумать все произошедшее, и лишь потом принимать хоть какие-то решения…
Но когда я закрыла за собой дверь в свою комнату, то обернулась к стоявшему рядом Киссу.
– А теперь скажи, зачем ты на мне женился? Из жалости? Ты даже не разу не сказал мне, что… Не то, что любишь – об этом я даже не говорю, а хотя бы дал понять, что я тебе хоть немного нравлюсь!
Вообще-то я хотела спросить совсем иное. Не понимаю, как у меня вырвались эти слова. Но Кисс, по-моему, понял его правильно.
– Из жалости я могу подобрать на улице бездомного котенка. А ты… Знаешь, я за то время, что мы с тобой начали наши бесконечные блуждания, я настолько… Даже не сказать, что привык, а даже сроднился с тобой, что слова о любви… Видишь ли, все наши поступки… они настолько естественны, что слова совсем не нужны. Ну, ты же сама все понимаешь!
– Ничего не понимаю! Не вали все в одну кучу, скажи понятно.
– Ну, не могу я о своих чувствах говорить так просто, и уж тем более по указке! Не умею…
– Да? Ну надо же, не умеет он!.. А Гури, например, ты их говорил! И не только о чувствах, но и о любви!
– Ревнивая ты особа…
– Кисс!
– Ладно, признаю, ей я говорил еще и не то, а все, что она только хотела слышать. Пожалуйста, мне не сложно, при желании можно придумать все, что угодно, тем более, что некоторых хлебом не корми, а только рассказывай сказки о внезапно нахлынувших волшебных чувствах и тюкнувшей по темечку страстной любви! А уж если честно, то долгие и пустые разговоры о пламенных чувствах я вел не только с Гури. Женщин на пути одинокого мужчины всегда хватает, и всем можно повторять одно и то же… Но это совсем не то, что я бы хотел сказать тебе!..
Ох, Кисс, ну кто же рассказывает жене о своих прошлых увлечениях? Вот балда! У многих баб ума нет, но и мужчины иногда ведут себя ничуть не умнее! А ведь парень, действительно, теряется и не знает, что сказать, раз выкладывает мне все это…
А Кисс тем временем продолжал:
– Не хочу я это повторять вновь и вновь! Там, с другими, были только слова, а с тобой… Тут совсем другое! Во всяком случае, замуж я раньше никого не звал!
Наверное, многим женщинам хватило бы и этого, но мне все равно хотелось услышать больше.
– Что имеешь в виду, когда говоришь – у нас все другое? Поясни…
– Лиа…
– Расскажи, отчего ты внезапно решил жениться на мне? Только постарайся объяснить это серьезно, без глупостей!
– Ну, если так… Сложновато, но я постараюсь… Ты помнишь, как мы встретились впервые? Неулыбчивая девушка с удивительными глазами в обычном придорожном поселке… Ты мне очень понравилась, хотя и не настолько, чтоб с первого взгляда я мог потерять голову. Красивых девушек на свете много, но ты была несколько иной, не похожей на остальных. Обычно мне не составляет труда дурить головы женщинам, но то, что я тебе совсем не понравился – это было понятно сразу же. К тому же нравы в таких вот поселках довольно строгие – здешние девушки обычно не знакомятся с проезжими…
А ведь и верно, – подумалось мне. Дело в том, что и в Большом Дворе, и в соседних поселках девушки могли встречаться только с поселковыми ребятами, а вот знакомство, и уж тем более отношения с проезжим человеком считалось чем-то весьма непорядочным, чуть ли не клеймом глупости и легкомысленности…
Кисс тем временем продолжал:
– Наверное, для того, чтоб в будущем иметь хоть какой-то предлог и возможность познакомиться с тобой… Именно оттого я и решился выполнить твою просьбу – накормить рабов, хотя подобное мне было строго-настрого запрещено делать. Сейчас я понимаю, что приказ держать людей впроголодь – это было чем-то вроде дополнительной меры воздействия на двоих пленных… И позже, когда я покинул ваш поселок, то и дело вспоминал строгую девушку в зеленом платье, и думал: надо же какие красавицы встречаются в этих далеких местах!.. А позже мне даже показалось, что ты вот-вот пойдешь вслед за мной…
А ведь я, и верно, пошла. Только не одна, а с Маридой, и не за твоими прекрасными глазами, а чтоб увести из каравана двоих пленных…
– Так вот, – чуть усмехнулся Кисс, – а на болоте… Я здорово струхнул, и только позже, сам не зная отчего, стал сравнивать тебя с тем страшилищем, что вылезло из болотного тумана. Вначале мне эти сравнения казались просто дикими, но позже я сумел привести мысли в порядок, и понял, что меня здорово провели, но отчего-то меня больше всего задело то, что этим человеком была именно ты, показавшаяся мне несколько иной, отличной от других женщин. А может, дело просто в том, что я тогда еще не понимал, что ты с первого раза вошла в мое сердце куда глубже, чем можно было предположить, и оттого меня так задел этот обман… Конечно, зол на тебя я был настолько сильно, что обычными словами это никак не высказать! Оттого и помчался искать девушку с синими глазами сразу же, как только сумел удрать из-под стражи! В поселке тебя не оказалось, но я сумел выяснить, куда ты направилась. И даже понял, с кем…
– Погоди! – остановила я Кисса. – Помнишь, ты мне как-то сказал, что побеседовав с зятьком, выбил ему пару зубов?
– Ну, было такое…
– И еще ты говорил, что Дая за подобное тебе чуть в глаза ногтями не вцепилась, и именно из-за попорченной красоты своего ненаглядного… Что же тебе зятек тогда сказал?
– Что хорошего может сказать проблеять этот козел со смазливой мордой? Совсем ничего…
– И все же?
– Тебе это будет неприятно слышать.
– Переживу. Итак?..
– Этот слизняк заявил: плати мне пару золотых, и потом, когда найдешь эту стерву, то бишь тебя, можешь пользоваться ею, сколько хочешь, только скажи ей, что это я тебя послал… Ну вот я ему и пояснил, где его место, кого и куда он может посылать, и заодно поучил, как нужно говорить о женщинах…
И отчего я нисколько не удивилась, услышав подобное? А Кисс молодец, только вот зятьку наука впрок никак не пошла…
– А дальше?
– Дальше… Дальше я безо всякой жалости гнал всю дорогу до Стольграда, и все больше и больше себя накручивал, и когда впереди показались стены Стольграда – к тому времени я тебя почти ненавидел. Кроме того, я уже устал, издергался, потерял осторожность… В общем, стража взяла меня без всякого труда. На допросе я ничего скрывать не стал, но взамен этого попросил, чтоб меня посадили неподалеку от тебя…
– Так это была не случайность? Ну, то, что ты оказался подле меня?
– Нет. Вояр пошел мне навстречу… Он уже тогда, кажется, понимал меня куда лучше, чем я себя… И вот, радость моя синеглазая, после недолгой разлуки я вновь увидел тебя. Помнится, тогда у меня в душе тогда все смешалось одной кучей: злость, ненависть, желание прибить тебя – и в то же самое время радость от встречи, пусть даже она произошла, когда нас с тобой разделяли железные прутья. Попадись ты мне в тот момент в руки – не знаю, что бы я с тобой сделал: или бы убил, или бы целовать стал… Главное – ты была рядом, пусть даже в тот момент мы ругались без остановки. Потом злость прошла, и появилось желание постоянно говорить с тобой, пусть даже и так, ругаясь без остановки. Видишь ли, мне просто-таки невероятно нравилось дразнить тебя, выводить из себя, тем более, что ты очень легко поддавалась на все мои подначки. Достаточно было тебя чуть-чуть подтолкнуть… И еще когда ты злишься, то становишься такой забавной, чуть ли не подскакиваешь на месте, пытаясь доказать свою правоту, и настолько по-детски сдуваешь со лба постоянно выпадающую прядь волос… А потом я узнал, что ты эрбат. Вояр, конечно, провел весьма жесткую проверку… Если откровенно, то я был просто в шоке от увиденного. Но еще больше был удивлен, когда к тебе заявилась та обкуренная парочка, и ты свернула шею младшему брату Правителя, хотя будь моя воля, я бы сам из него душу вытряхнул. Причем сделал бы это с огромным удовольствием.
– Да, если бы не твое вмешательство после того, как я вышибла дух из принца Паукейна… Я почти уверена: потом стражники убили бы меня…
– Наверное… А затем тебя попытались отравить…
– Между прочим, в один далеко не приятный момент ты меня едва не придушил! Может, хотя бы сейчас объяснишь, почему?
– Почему, почему… Неужели самой не понятно?
– Представь себе – нет!
– Наверное, в тот момент я тебя просто-напросто приревновал, да и разозлился всерьез… Суди сама: на меня ты постоянно шипела, как злая кошка, вернее, как целая стая тех самых злющих кошек, а тут пришел Дан, молодой парень – и ты ему только что на шею не бросаешься с объятьями… Ах, Дан, ах, Вен, ах, как я вас люблю, и как вы там живете без меня, мальчики мои дорогие!..
– Я такого не говорила!
– Но подразумевала!
– А душить-то зачем?
– Оправданий тут, конечно, нет, разве что… Видишь ли, в тех местах, где я жил до того времени, пока меня не подрядили сопровождать невольничий караван… Там именно таким образом принято выражать женщинам свое недовольство. А в той стране я обитал пару лет, вот и нахватался…
– Интересно, где это?
– В Дарибале. Южная страна, иные нравы… Как раз там считается невозможным поднимать руку на женщину, но свое недовольство ею обычно выражают таким вот, несколько… своеобразным способом.
– Можешь не сомневаться – этот, как ты его назвал, своеобразный способ выражения твоего недовольства я оценила должным образом… Рассказывай дальше.
– А чего там говорить? Дальше я понял, что заболеваю, и единственное, на что мне оставалось надеяться, так только на призрачные мечты о том, что к серой лихорадке эта болезнь не имеет никакого отношения. Держался до конца – не хотелось оказаться в бараке для заболевших… До сих пор не понимаю, как я тогда сумел дойти от тюрьмы до корабля и не свалиться по дороге, а уж про то, как мы с тобой там вдвоем путешествовали – об этом и вовсе вспоминать не хочется! Ну, а то, что мы умудрились оттуда выбраться… Произошедшее я и вовсе отношу к разряду чудес. Правда, кое-что помню, и то довольно смутно, только до того момента, как мы с тобой оказались в воде, а потом несколько обрывочных воспоминаний – и все, как отрубило… Когда пришел в себя, то увидел, что лежу на земле, вернее, на лесной подстилке – тут и мох, и хвоя, и ветки, и шишки, а где-то очень высоко надо мной кроны деревьев. А еще чуть покачиваются острые верхушки елей… И рука настолько сильно болит, что хоть кричи – и жгло ее, и дергало… Но, тем не менее, я был здоров! Вначале поверить не мог в собственное выздоровление, а потом от радости было желание запрыгать чуть ли не выше собственной головы!
– Понимаю тебя…
– Вижу – и ты неподалеку лежишь. Думал – уснула, отдыхаешь, ждешь, когда я проснусь, но все вышло совсем не так. Мы с тобой опять поцапались… Потом я ушел к речке за водой, возвращаюсь – тебя нет. Ушла… Ох, сколько же мне тебя искать пришлось! На счастье, ты шла, спотыкаясь и падая, и оттого за тобой оставались довольно заметные следы: примятый и вырванный мох, поломанные кусты, вдавленные шишки… Еще хорошо, что к тому времени было еще не очень темно, а не то и не знал бы, где тебя искать… А потом я уже от тебя не отходил. Даже силки на зайцев ставил неподалеку, причем так, чтоб при том тебя постоянно видеть. Не то удерешь снова – ищи тебя неизвестно где. Или опять приступ случится…
– Какой еще приступ? Ты мне о том ничего не говорил!
И тут я увидела, что парень растерялся, вон, даже взгляд в сторону метнулся. Не понимаю… Неужели я о чем-то не знаю?
– Это я так, просто сказал не подумав. Не обращай внимания.
– А вот мне сейчас кажется, будто ты от меня что-то скрываешь. Я права? У меня в то время, что, случился приступ? Как это произошло?
– Нечего мне от тебя скрывать! Вырвалось случайное слово, а ты меня в чем-то сразу подозревать стала! Женаты всего пару часов, и уже никакого доверия! Интересно, что будет дальше? Выкинь ты из головы…
– Кисс, скажи: что тогда произошло?
– Ровным счетом ничего!
– А если я сейчас о том Койена спрошу?
– Спрашивай, если хочешь…
Но Койен, хотя и не отозвался, но все же издал какой-то звук, больше похожий на ехидный смешок – дескать, соображай сама!.. Он неприятных предчувствий зашлось сердце…
– Кисс, отвечай, что тогда произошло!
– Верно говорят: язык мой – враг мой!
– Если сейчас не скажешь правду, то у тебя будет на одного врага меньше!
– Радость сердца моего, отчего ты так разошлась? Ну, ляпнул я, не подумав, а ты уже невесть что себе в голову вбила!
– Кисс… – мне вдруг пришла в голову страшная мысль. – Я что, хотела тебя убить? Если приступ, то… Ой, прости меня пожалуйста!
– Нет, вовсе не убить… С чего тебе это в голову пришло? Эрбат Сама знаешь – эрбат во время приступа не отстанет от человека, пока с ним не расправится!
– Лиа, забудь!
– Ты мне скажешь правду или нет?
– А, ладно! Так значит, хочешь знать, что произошло тогда, в лесу? Только учти – никто тебя за язык не тянул, сама лезешь с расспросами!
– Ответь мне наконец – что там случилось?
– Что ж… Видишь ли, я едва успел отыскать тебя до того, как наступила темнота. Рад был до невозможности… Я костерок запалил, около него присел, смотрю на огонь, и за тобой приглядываю – все же лежишь без сознания, бредишь… И вдруг ты встала и ко мне пошла. Достаточно было одного взгляда, чтоб я понял – у тебя приступ. Мне в жизни и раньше довелось видеть, что это такое – безумие эрбата, да и на тебя в тюрьме успел наглядеться, так что понимал: мне сейчас бесполезно хоть что-то делать. Ну, думаю, все – разорвешь на куски, и следов от меня не останется… Сидел, не двигался, молчал – все одно убежать бы никак не мог. Но все произошло совсем не так, как я мог предположить: ты подошла, сгребла меня в охапку так, что кости затрещали, и давай говорить о любви…
– Тебе?!
– Увы, не мне. Клялась в вечной любви своему бывшему жениху, называла меня Вольгастром, говорила, чтоб я тебя не бросал и несла тому подобную чушь. А мои попытки вырваться привели к совсем иным последствиям.
– Н… Не поняла… – а у самой от неприятного предчувствия загорелись щеки.
– А я думаю, что ты все поняла. От собственных разговоров о любви ты, счастье мое, разошлась так, что хоть чайник на тебе кипяти, а потом и вовсе перешла к более активным действиям. Думай, что хочешь, но в тот момент остановить тебя не было никакой возможности. Ты, радость моя, так стремилась доказать бывшему жениху свою любовь, что устоять… Ну, это было выше человеческих сил во всех смыслах этого слова. Выбора ты мне тоже не оставила – возражать эрбату во время приступа невозможно – весьма чревато, но тебе в тот момент мое согласие и не требовалось… Вначале я, правда, здорово растерялся, и даже пытался успокоить тебя, только вот толку от этого естественно, не было никакого – ты меня просто-напросто не слышала и не понимала никаких слов. А уж если быть совсем честным, то надо признать: чуть позже мне уже и не хотелось тебя останавливать… Впрочем, к тому, что произошло потом, наши желания или нежелания не имели никакого значения – все случилось само собой, причем с твоей стороны был проявлен такой пыл, что… В общем, меня можно считать пострадавшей стороной – ты мной попользовалась, как хотела. Хотя, справедливости ради, и положа руку на сердце, вынужден покаяться – я тоже не отставал от тебя… Можно сказать, на какое-то время в ту ночь свихнулись мы оба. На пару… И еще я тогда чувствовал себя таким счастливым, каким не был долгие годы. Выражаясь иносказательно, в крышку моего гроба был забит еще один гвоздь.
– Нет…
– Не нет, а да! Ты же хотела узнать, что произошло во время твоего приступа, вот я тебе и выкладываю все. Подчистую.
– Ой! – я прижала ладони к горящим щекам. Теперь понятно, отчего Койен хихикает и ехидничает. – А как же… Потом…
– А дальше все было очень просто. Когда все…ну, после всего ты вдруг посмотрела на меня почти ясным взглядом, и сказала что-то вроде «Ты – не Вольгастр, но это даже хорошо…», после чего сразу же то ли уснула, то ли потеряла сознание… А я остаток ночи сидел у костра, подбрасывал в него ветки, вспоминал произошедшее, и не знал, что мне делать: смеяться, или злиться на тебя. Хоть верь, хоть нет, но в такой ситуации я оказался впервые в жизни. Решил: ладно, поглядим, что будет дальше. Но когда ты через пару дней пришла в себя, то не помнила ничего из того, что тогда произошло. И даже больше того – твоя прежняя неприязнь ко мне не прошла, и ты шипела на меня не хуже той самой змеи, которую когда-то изображала. Что ж, раз такое дело, то и я решил сделать вид, что ничего не случилось, хотя делать это мне было совсем непросто. Думал – пусть все идет само собой… Вот и все.
Койен, это правда? Тогда почему раньше мне ничего не сказал? Что значит – ты не спрашивала?! Я у тебя этим интересовалась пять минут назад, а ты в ответ только хихикал! Как это – в отношениях меж собой разбирайтесь сами… А ты у меня на что? Ах, значит, это я сама во всем виновата, и бедному Киссу надо еще посочувствовать?! Ты еще скажи, будто он, бедняжка, в ту ночь получил тяжкую душевную травму, которая все еще кровоточит!.. И чего ты, собственно, смеешься?! Вечно вы, мужики, горой друг за друга стоите! Козлы! Что-что? Так значит, ты имеешь наглость утверждать, что нечего перекладывать свои шалости на чужую шею?! Ну, знаете ли!.. Что предлагаешь? Во всех подробностях показать мне все то, что тогда произошло в лесу? Ой, не надо!
Тем не менее, вспоминая наше путешествие по лесу, надо признать, что Кисс вел себя очень достойно. О том, что произошло, он не сказал мне ни слова, и даже не намекнул. Больше того – с того времени он по-настоящему заботился обо, и, как я теперь понимаю, в его поступках, кроме благодарности за свое спасение, было и кое-что личное…
Подошла к парню, и уткнулась лицом ему в грудь, а Кисс, в свою очередь, обнял меня… Вот так бы и стоять, только мне надо ему хоть что-то сказать…
Однако Кисс не был бы собой, если бы и тут не съехидничал:
– Как я понимаю, кисонька, за прошлое ты мне глаза пока что выцарапывать не будешь?
– И за какие только прегрешения ты свалился на мою шею?
– Ну, дорогуша, насчет того, кто и у кого висит на этой самой шее… У одного из нас, как я понял, с шеи свисает мало того, что шипящая, так еще и кусачая змея, от которой нельзя ожидать ничего хорошего, зато другаяой, счастливицачик, обзавеласьлся сидящим на шее нежным, мягким, пушистым котиком… Это ж какое счастье ты себе отхватила, в отличие от меня!
– Уж не себя ли ты так называешь? Ну надо же такое придумать – нежный и пушистый котик… Тоже мне, счастье привалило!
– А то! Конечно, привалило, ведь в том счастье больше четырех пудов живого веса…
Ну кто мне подскажет, каким нужным словом его, паразита, еще можно назвать?!
