Текст книги "Аналогичный мир (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 98 страниц)

– Так что решили? – Фредди закурил новую сигарету.

– Ну… не совсем решили, сэр. Ну, последнее слово оставалось. Дальше либо резня, либо расходимся. А тут…

– Ясно, – Фредди зло сплюнул на землю. – А с русским что?

– Вот, – Эркин вытянул руку и несколько раз сжал и растопырил пальцы, не сжимая до конца в кулак и не распрямляя ладонь. – Вот так держит, сэр. Прижмёт и отпустит. Даст дыхнуть и сожмёт. То о свисте, то сколько голов в стаде, то с кем я ем, то откуда сигнал такой, то сколько нас при стаде, то давно ли я работаю.

– А ты? – голос Андрея глух и напряжён.

– А я что? – развёл руками Эркин. – Что врать – не знаю, куда он правду повернёт – не знаю. Молчал.

– Совсем молчал?

– Нет, сэр. Бить бы начал тогда. Где мог, говорил. Ну, сказал, что сто голов в стаде. Что до темноты отпустили.

– Что? – удивился Фредди.

– Ну, сэр, он спросил, до которого меня отпустили. Я сказал – до темноты.

– Ясно, – кивнул Фредди. – Ещё что?

– Да ничего такого, сэр. – Эркин усмехнулся. – Спросил, хватает ли еды и не таскаю ли потихоньку.

– Он что? – Андрей длинно выругался.

– Стоп, – остановил его Фредди. – Это побоку, парни. Это всё так, ля-ля. Теперь вот что. Ты этого, как ты его назвал, Клеймёного, убирать будешь?

– Нет, сэр, – Эркин твёрдо смотрел ему прямо в глаза. – Он ничего не сказал, сэр.

– Точно?

– Русский не знал, на чём меня прижать, совсем не знал.

– Ну, смотри. Сейчас не сказал, потом скажет.

– Нет, сэр. Нас в имении две сотни рабов было, и раньше… не знаю сколько. Мне ездить теперь искать их, убирать, самому сматываться… – и улыбнулся, – а зарабатывать когда?

Все охотно засмеялись.

– Ну, сам смотри, – отсмеялся Фредди.

– Ах чёрт, – Эркин привстал на стременах и выругался. – Расползлись как.

Они поскакали к стаду, хлопая ремнями по земле и спинам бычков. Фредди помчался к лесу, отжимать бычков от границы. Значит что, тайна Эркина… старая, давно за ним идёт, ещё до освобождения. Ну, пусть сам и бережёт. Из резервации вряд ли сунутся. Свист этот чёртов… тоже сами пускай. Я как не знал, так и не знаю, и знать не хочу. Но если у русского такая хватка… Эркин сам не понимает, что сказал. Военная администрация. Как же! Тут покруче и посерьёзней система. Но этого парням знать не надо. На Эркине они обожглись, а эти мальчики отступать не любят. Свист только предлог, ясно. Не было бы его, к чему другому прицепились. Они теперь с другой стороны заходить будут. На Джонни. Так что, посмотрим, но маячить не стоит и, пожалуй, не недельку, а и подольше посидеть здесь, полежать в теньке. Придётся парням потерпеть. И Джонни… ну Джонни сам сообразит. Не впервой. Ладно, посмотрим. Рвать отсюда неохота, да и некуда. А в случае чего… в случае чего на парней можно будет и опереться. Вслепую они не пойдут, но за своего… можно будет и рискнуть. Фредди вытянул плетью семенившего последним бычка. Не больно, а так… для порядка. И тот послушно поскакал за всеми. А смотри как вымахали все! Если ничего не сорвётся, большой куш огребёт Джонни.

…Вечером, когда уже поели, Эркин как всегда занялся починками. В очередной раз перебрал и проверил лассо и запасные длинные пастушеские ремни. Фредди видел, что парням охота поболтать, но при нём они будут молчать. Вон как всполошились, что спьяна наговорили чего-то. Наверняка, и не пьют поэтому. Ну что ж, у каждого свой хмель. Кому язык отвязывает, кому руки… А кому и что другое. А потрепаться и самому охота. Неделю молчали, а вечер у костра – святое время. Языки и без спиртного свободны.

– А крепкая штука, – подал голос Андрей, – и голова не болит. Чудно!

Ну, самое оно.

– Коньяк хороший должен быть. А то закрасят чем… Потом валяешься.

Эркин негромко засмеялся.

– В имении раз. Гости были, и там один, не знаю уж, зачем ему, но по его слову всем рабам выпить дали. По кружке. Уу, что было! Кто ползком, кто ничком. На ногах никого не было.

– И ты? – с интересом спросил Андрей.

– Я не пил, – Эркин попробовал сшитое место на разрыв. – Я ж скотник, коров дою. А они этого запаха не любят. Мою кружку Губач выхлестал. И на меня же с кулаками, падаль.

– Ну и что? – Фредди представлял ответ, но надо поддержать разговор.

– А ничего, сэр. Дал легонько, он лёг и захрапел. Как я вчера.

Андрей смущённо засмеялся.

– Ничего не помню.

– А как пил тоже? – Эркин нашёл новый разрыв и стал готовить нитки.

– Нет, как пил, помню. И всё.

– А больше ничего и не было, – засмеялся Эркин. – Заели и спать легли.

– А мы ели ещё? Этого я уже не помню.

– Этого ты никогда не помнишь. – Эркин очень серьёзен, только глаза блестят. – От миски встаёшь и спрашиваешь, когда готово будет.

Эркин быстро пригнулся, и Фредди пришлось перехватывать летящий в него кулак Андрея.

– Вы не обращайте внимание, сэр, – Эркин снова сидит, как ни в чём не бывало. – У него бывает.

Андрей не выдержал и засмеялся.

– А сколько сахару в кружку положил, ты помнишь?

– От тебя и научился. Ты свою премию за сколько стрескал? То-то. А я потянул.

– Что за премия-то? – Фредди вытащил из костра веточку, прикурил и сунул обратно. Раз сами сказали, то и спросить можно.

– Расскажи, – попросил Эркин, осматривая залохматившийся край надрыва. – Жевал ты его, что ли?

– Давай, – Фредди сел поудобнее.

– Ну, в городе, весной ещё, – начал Андрей. – Мы пристройку к магазину ставили. А они сладким торговали. Кондитерская. Ну, когда закончили мы, заплатили нам. Честно. По пачке получили.

– Мелкими, – заметил Эркин, срезая нитку.

Фредди с удовольствием заржал. Ну, отошли парни.

– Не перебивай. Ну вот, дали нам деньги и позвали в кладовку. Вот где я обалдел. Конфет, печенья, шоколада там… Сушки гроздьями. Ну вот, взяли они два пакета, большие, – Андрей развёл руки почти на полную ширину, – и наложили нам всего. По штуке каждого. И дали. Это, говорят, вам премия. Ну, – Андрей покосился на Эркина, – пришёл я домой, взял у хозяйки чайник кипятку, заварил себе чаю. И не встал, пока чайник не кончился.

Фредди вытер выступившие от смеха слёзы. Ну, вот и нормально стало. И поржать, и поболтать. Костровой час, святое время.

Эркин собрал лассо на локоть, привычно закрепил и откинул его в сторону. Было слышно, как ременное кольцо шлёпнулось на мешки. Взял другой и замер прислушиваясь. Лицо его сразу стало напряжённым, застывшим. Фредди плавно опустил руку на кобуру. Эркин положил лассо на землю, снова прислушался. Теперь и они услышали тихий с еле намеченными трелями свист. Андрей потащил было нож, но Эркин встал и надавил ему на плечо.

– Сиди. Меня зовут, – так же свистнул и ушёл в темноту.

Они сидели у костра и слушали. Вот громко зашуршали кусты, повторился свист и тишина. У Андрея напряглось и как-то отяжелело лицо. Он вытащил нож и зажал его в кулаке, весь подобрался перед броском. Фредди подвинулся, чтобы костёр не слепил глаза и достал кольт. Неужто опять вся волынка заново…

И вдруг… вдруг негромкий короткий смех. Но это Эркина. Смеётся?… Уже легче. И, наконец, его голос.

– Ладно. Попробую. Мотай отсюда.

И шумное, с треском кустов возвращение. Фредди спрятал кольт. Медленно расслабился Андрей.

Эркин подошёл к костру и сел. И сам, не дожидаясь вопросов, заговорил.

– Клеймёный приходил, – сжатым кулаком Эркин постукивал себя по колену. – Значит, так. Русские предлагают переселение. Всей резервации. Наговорили им всякого, наобещали. Им сейчас ни до чего. Стада они не тронут.

– А чего ты попробовать обещал? – Андрей спрятал нож и закурил.

– Они просят меня прийти. Как-нибудь отпроситься и прийти. Поговорить.

– О чём?

– О переселении, сэр, – Эркин усмехнулся. – Индеец я, значит, хреновый. И прихвостень, и цепняк, а теперь…

– Не заводись, – спокойно сказал Фредди. – Но получается интересно.

– Куда уж интереснее, сэр. Вот, – он разжал кулак, – пуговицы мои принесли, – и расхохотался, чуть не выронив их в костёр.

– Когда пойдёшь? – вклинился в его смех Фредди.

Эркин оборвал смех, снова сжал кулак и сглотнул, справившись с собой.

– Не знаю, сэр. Завтра, послезавтра… Русские вернутся через неделю. К этому сроку надо решить.

– И что? – спросил Андрей. – Поедешь?

Эркин недоумённо посмотрел на него.

– Ты, что, охренел? Зачем я поеду? И куда?

– Ну, с ними…

Эркин засмеялся.

– Пойти я пойду, конечно. Когда зовут, отчего ж не сходить. А поехать не поеду, – и со злой усмешкой. – Ещё вшей наберусь.

Он спрятал пуговицы в карман джинсов и снова взял лассо. Стал прощупывать его, быстро перебирая пальцами. Фредди спокойно курил. Андрей докурил свою сигарету и встал.

– Схожу к стаду.

Эркин молча кивнул. Фредди следил, как он недовольно сдвигает брови, морщит губы в непроизнесённых словах. Найдя, наконец, разрыв, он стал зашивать его. И, видимо, эта работа успокоила. Решение было принято. Он уже спокойно отложил готовый лассо, принёс рубашку и уже знакомый Фредди тряпочный комок с иголкой и нитками и сел пришивать пуговицы. Фредди не выдержал.

– Ловко у тебя получается.

– Не хочешь быть битым, сэр, так научишься, – спокойно ответил Эркин и, явно думая о другом, пояснил. – За порванную одежду били. Вот и научился.

– А что? – Фредди старался говорить как можно безразличнее, чтоб ненароком не спугнуть. – Сильно доставалось?

– Когда как, сэр. Здесь уж всё от надзирателя зависит. На кого нарвёшься, сэр. – Эркин оторвался от работы, поднял голову. Он смотрел мимо Фредди и видел что-то своё. Лицо его было усталым. – Всяко бывало, сэр.

Вздохнул и снова взялся за работу. Когда вернулся Андрей, он пришивал последнюю пуговицу. Не поднимая головы, спросил.

– Слушай, ты мне сигарет не дашь?

– Сколько? – Андрей сел к костру и потянулся к кофейнику.

– С пяток. Больше не надо.

– Ладно, – Андрей полез за пачкой.

– Завтра.

– Завтра и пойдёшь?

– А чего тянуть? Пока у границы пасём, чтоб коня далеко не гонять. Послушаю, чего они надумали. А то Клеймёный такую хренотень развёл…

– А чего ты его Клеймёным зовёшь? – Фредди сплюнул окурок в костёр и кивком согласился с Андреем, разливавшим остатки кофе. – Их здесь… да почти все с клеймами.

– В имении, сэр, он один такой был, да ещё и топорщился, всё не хотел своё рабство признать, вот и прозвали, – Эркин отложил рубашку и взял кружку, усмехнулся. – Водится такое, что если человек боится чего, или не любит, или ещё что, его этим и бьют, тыкают…

– Он и сейчас… – Андрей не договорил.

Но Эркин понял.

– А фиг его знает. Зову как привык. Ну, и он меня по-старому… – усмехнулся и залпом допил кружку. – Болтать начинаю. Хоть и не пил.

– Это из тебя старый хмель выходит, – засмеялся Андрей.

– Иди ты…! Знаешь куда и ещё подальше. Разбередил он меня. Завтра на дневке сгоняю к ним.

– Обедать не будешь?

– Обойдусь. Вечером наверстаю.

– Ну, смотри.

– Смотрю. Иди, миски мой, а то присохнет как вчера…

Эркин быстро смотал свою тряпку, набросил рубашку на куст и потянулся, сцепив руки на затылке.

– Всё. Я ложусь.

Фредди кивнул и встал.

Когда он вернулся к костру со своим одеялом, Эркин уже спал. Как всегда, на половину лёг, половиной накрылся. Рядом, только руку протянуть, сложены джинсы и стоят сапоги. И строгое спокойное лицо. Вернулся Андрей, сложил у решётки отмытые миски и кружки, быстро разулся и лёг, завернулся с головой. Фредди, как всегда, лёг с другой стороны костра.

Ну что ж, посмотрим, что завтра Эркин привезёт из резервации. Русские будут через неделю. Откочевать заранее? Возможно. Завтра нет, а через пару дней придётся съездить навестить Джонни. Узнать новости и отдохнуть. Ему от парней и парням от него. Пусть потрепятся о своём свободно. Значит, всё-таки Эркин договорился. От стада они отступились. Возьмут своё в другом месте. У Майера наверное. Там тоже стадо. Далеко, правда, но это пусть Девис думает. Он теперь вождь. Если он уведёт резервацию, совсем даже неплохо получится. Но всё равно. Светиться не надо. И если этот… штатский опять припрётся… Второй раз Эркина к нему пускать нельзя. Лучше откочевать. Чего не видишь, о том и не думаешь. Да, так для всех лучше будет. А то… неохота стрельбу устраивать. Тогда всем придётся рвать отсюда. А место хорошее, тихое. Индейцев уберут, и совсем спокойная жизнь пойдёт. Тихо спят сегодня, всё-таки успокоились, отошли…

ТЕТРАДЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Эркин не спал. Лежал с закрытыми глазами. Разбередил его Клеймёный. Снова и снова прошлое настигало его. И опять имение, душная, тёмная, пропахшая навозом скотная. Толку от Мальца никакого. На любое дело, пока не побьёшь, не идёт. Телята голодные, ревут, а мальчишка гоняет где-то.

– Я тебя, падаль этакая, сутки продержу без жратвы…

– Да ты что, Угрюмый, да я им…

Врёт же гадёныш. Ну, надзирателю бы врал, тот всё равно ни хрена не смыслит, а уж ему-то… Хотя… Грегори вон тоже, но Грегори не слушает ничего, а бьёт сразу.

– Вот застукает тебя Грегори, в пузырчатку на шипы ляжешь.

– А ты рядом, да?

– Нна, гадёныш, сейчас получи!

Пока по уху не съездишь, не доходит. А одному тяжело крутиться. Комбикорм привезли, мешки неподъёмные, а он один. Зибо хоть подавал нормально. Шофёр – уж на что, беляк! – и то… посмотрел, как он барахтается, и пошёл к надзирателям, чтоб дали ещё кого. Прислали Клеймёного. И опять… Свежие клейма, порка, три ночи на шипах… рубашка к спине присохла, а куртки у них всех на лето отобрали. Ладно, пусть подаёт. Так он, гад, сбросил. Чуть шею не свернул. Дотащил до скотной, свалил и обратно. Белых не видно. Махнул в кузов, взял того за грудки.

– Сволочь, ты нормально подать можешь?

– А как ещё тебе подавать?

Ах, ты, гад, что придумал.

– Я тебя сейчас сброшу и мешок сверху, понял, нет?

И, уже не помня себя, влепил ему кулаком в поддых. Клеймёный осел, но тут же попытался подсечь его. И тогда он одним пинком сбросил того так, что Клеймёный еле встал.

– Принимай, сволочь. Я тебе покажу, как подавать надо!

И сбросил мешок так, что Клеймёный захрипел и упал. И кровь изо рта. И Грегори уже к ним идёт, плетью щёлкает. Он спрыгнул вниз, ухватился за край мешка.

– Вставай, ну. Грегори идёт.

Клеймёный кое-как встал под мешком. Побрёл к скотной, из стороны в сторону мотается, еле дверь нашёл. Следующий сам потащил. Влез в скотную и чуть не упал. Мешок у входа. А Клеймёный рядом лежит. И кровь. Изо рта на полу, на спине – видно, рубцы лопнули, на мешке. Ему ж всё это замывать. Отволок оба мешка на место, окатил Клеймёного водой – зачерпнул из ближней поилки.

– Вставай. Всё понял?

Тот хрипит что-то.

– Идём, подавать будешь. Ещё раз сбросишь, сильно пожалеешь.

Как сам получил по хребтине, так сообразил. Стал нормально опускать. Грегори теперь рядом. Выпялился и плетью поигрывает. Иди знай, что он видел и кого в пузырчатку отправит. Сволочь, беляк чёртов, всегда-то он у тебя над душой. Ну… убрался, наконец, пошёл Ролли мордовать за грязь на дворе.

– Давай. Ага, хорош.

Ещё два и всё. Ноги подкашиваются, в глазах круги… А ему ещё и укладывать их. И Грегори опять идёт. Отлупцевал Ролли, слышали они, как тот орал, и к ним.

– Долго возиться будете, погань рабская!

А он под мешком стоит. Не увернёшься. Если сейчас ударит, не устоишь. Пронесло, по ногам пришлось. Не больно. Ну, ещё один. Только вышел, Клеймёный навстречу, под мешком хрипит.

– Угрюмый! Борт закрой, скотина.

Он только замешкался, от удара по затылку ткнулся лицом в борт. Ладно, это не страшно.

– Пшёл на место, навозник.

Бегом на скотную. Клеймёный опять под мешком у входа лежит. Стащил с него мешок.

– Вставай. Грегори зайдёт, мало не будет.

Клеймёный на карачках к воде пополз, а он мешок в общий штабель поставил и туда же. Ведро поднять сил уже нет. Встали рядом на четвереньки и прямо из ведра, не через край даже, окуная головы, напились. Остаток он к двери выплеснул, схватил тряпку. Стереть кровь, что Клеймёный нахаркал, пока не заметили.

– Морду оботри, в крови вся.

Клеймёный перевёл дыхание, взглядом зашарил, дурак, думает чего съестного углядеть. И тут Грегори.

– Клеймёный! Отдыхать на Пустыре будешь.

Как ветром сдуло парня. А он с тряпкой у ног надзирательских. Тут уж по-всякому. Но обошлось, убралась сволочь белая…

…Эркин вздохнул, потянулся. Сейчас вспомнить… Как только выдержал? Андрей спросил как-то, неужто, мол, хороших белых не видел? Хороших? Добрых? Видел, только доброта их всё равно болью оборачивалась. Только вот… Женя. Но о ней он и думать боялся, чтоб и случайно с языка не сорвалось. Андрей друг, но и ему он об этом не может сказать. Никому. Никто не то, что знать, подумать об этом не должен. Если с Женей что, вся вина на нём будет. А с Алисой тогда что? Его это груз, помощников быть не может.

Эркин прислушался к храпу Фредди. А, похоже, русских он того… опасается. Где-то они ему на хвост наступили. Ну, это его проблемы, ему и решать. Из резервации теперь не полезут, может, теперь и он уберётся отсюда. Охранник теперь не нужен. Тяжело у костра за языком следить. И Андрей неделю уже в рубашке парится. Хотя… хотя пока они здесь, ему всё равно прятаться. Этим из резервации его тоже видеть не стоит. Болтуны. Русский спрашивает его, а они уже с ответом выскакивают. Как тот, в толпе… Сразу показался, стукач чёртов. Ох, попадётся он мне, обвяжу ему язык вокруг шеи и на узел затяну. Чтоб не вякал. А Клеймёный смолчал. Ну, он и в имении держался, не подличал. Так что Андрею всё равно терпеть. Ну, и он перетерпит. Неделю ж молчал, не помер.

Эркин вздохнул и повернулся набок. Спать надо. К стаду Андрей встанет. И, словно услышав его, завозился, выпутываясь из одеяла, Андрей. Ну всё, можно спать.

Когда бычков перегнали на дневку и они легли, Эркин подъехал к Андрею.

– Ты мне сигареты обещал.

Андрей достал пачку.

– Бери всю.

– Обойдутся. Пяти хватит, – Эркин вытащил из пачки сигареты, еле заметно улыбнулся. – Сахаром верну.

– Сдачу тогда по уху дам, – спрятал пачку Андрей. – Так и поедешь в одних штанах?

– Рубашку берегу.

– Может… подстраховать?

– Не надо. И у камня не торчи. Ты, – Эркин вдруг положил руку на его плечо, – ты не обижайся, пойми. Они ж не знают ничего, и получится… Меня, как своего, позвали, а я белого притащу на хвосте? За это точно на нож поставят.

Андрей покраснел, опустил голову. Эркин сжал ему плечо, оттолкнулся и галопом поскакал к границе. Фредди подъехал к Андрею.

– Тут он прав, Эндрю.

– Да знаю я, – Андрей зло комкал поводья. – Обидно просто. Он за меня на ножи шёл, а я…

Фредди усмехнулся.

– Жизнь долгая. Успеешь ещё. И всё равно с дневки к границе погоним.

Андрей тряхнул головой.

– Ладно, я… сгоняю пока, варево поставлю. Удержишь один?

– Лежащих-то не удержать! – засмеялся Фредди.

Ну, мальчишка и есть. Жратва первым делом. Фредди оглядел стадо и спешился. Можно и в теньке посидеть. Есть в жару неохота. И тут он сообразил. Варево – это так, к слову. На дерево Эндрю полезет. Чтоб видеть. Пускай. Лишь бы не запсиховал. Коньяка, чтоб его отпаивать, больше нет.

На этот раз Эркин переправился у тропы и, оставив Принца пастись у ручья, поднялся в резервацию.

Если его и ждали, то никак этого не показали. Девис сидел у шалаша с больным стариком и ворошил угли в маленьком костерке. Клеймёный здесь же, сидит рядом и костёр рассматривает. Эркин подошёл к костру, кивком поздоровался. Девис показал рукой рядом с собой. Эркин сапогом расчистил место и сел.

– Бережёшься? – усмехнулся Клеймёный.

– У меня сменки нет, а стирать их, долго сохнут, – Эркин достал сигареты.

Девис кивнул, взял одну и закурил. Привлечённые запахом, стали собираться остальные. Эркин раскурил ещё одну от уголька, затянулся и передал сигарету Клеймёному. Тот с наслаждением затянулся и передал быстро пристроившемуся рядом парню в рваной рубашке. Мгновенно образовался плотный многорядный круг.

– Ещё есть? – спросил Девис.

– Три.

– Одну для Макса дай, ему напоследок. А остальные пусти, коли не жалко.

Эркин молча протянул сигареты. Девис взял их, одну ткнул круглолицему рослому подростку.

– Снеси Максу.

А остальные не глядя сунул за спину.

– Стащил или выпросил? – спросил кто-то.

– Пайковые, – спокойно ответил Эркин.

Будет он им объяснять ещё что-то.

– Хорошо живёшь.

– Не жалуюсь.

– Рассказали тебе? – Девис курил не спеша, смакуя затяжки.

– О переселении? Не понял я чего-то.

– Я тоже, – Девис усмехнулся. – Обещают много, а как оно повернётся… Значит, так. Русские дают нам землю. Много земли. И жить не мешают. Жить будем, как хотим. Земля наша будет. Навечно.

– Эту тоже навечно давали, – вступил кто-то.

– Из одной резервации в другую ехать…

– Эти двое, говорили, не резервация, а земля. Как ещё до Империи было.

– А до Империи это как? – заинтересовался Эркин.

– Не знаешь?

– Откуда? Я с рождения раб.

– Питомничный, что ли?

– Ну да.

– Слушай тогда. – Индеец с сильной проседью в длинных волосах заговорил нараспев. – До империи жили мы племенами. Ни отработки, ни охраны не было. Свободно жили…

– Брехня это! – врезался в разговор бритый наголо с лицом в рубцах. – А если и было, так не будет. Не дадут нам белые жить. Они нас постреляют попросту.

– От пули смерть лёгкая, – засмеялся кто-то за спиной у Эркина.

– Пойди и попроси.

– То-то, когда этот шмальнул, ты на карачках за вигвам прятаться пополз. Ну и встал бы.

– А труханули здорово.

– Я тоже, – засмеялся Эркин. – Ну, ладно, дадут они землю. И что? Жить-то как? Непонятно что-то.

– Охотиться будем!

– На кого?

– Из тебя охотник…

– А пошёл ты…

– Сам иди…

– От беляков избавимся, дальше сами будем.

– Так они тебе и дадут.

Девис, опустив глаза, переждал этот шум. Посмотрел в глаза Эркину.

– А ты как?

– Я что? Вы сами решайте.

– Здесь не жизнь, – Девис говорил негромко, но все сразу затихли. – Убить не убили, а жить не дают. Дали свободу, охраны нет, а мы с голоду дохнем. Охоты здесь нет. Да и охотники мы все хреновые.

– Чего уж тут.

– Сусликов ловили, так три дня возились. И поймали…одного. Задохлика придурочного.

– Работы тоже нет, – продолжал Девис. – Куда ни сунься, нет, не надо. А наймёшься, так столько вычетов, что ты же и должен. Ты-то, – он в упор смотрел на Эркина. – Ты сам поедешь?

– Нет, – твёрдо ответил Эркин.

– Чего так?

– У меня есть работа, – Эркин твёрдо смотрел им в лица. – На жизнь себе я заработаю.

– Так тебе Бредли хорошо платит? – влез кто-то.

– Плакать да просить не буду. Я здесь проживу. А там что будет? Я не знаю. Племени своего я не знаю, языка не знаю. Чего мне тыркаться?

– С нами бы и поехал, – Клеймёный поглядел на Девиса, тот кивнул. – Мы бы тебя приняли.

– Ты меня уже звал. Там, в имении. Помнишь? Тогда сказал и сейчас повторю. Я сам по себе.

– Без племени тяжело.

– Я один, вы племенем. И кому лучше?

– А чего? – усмехнулся Клеймёный. – В имении ты рабом был, в навозе колупался. Сейчас свободный, и опять так же. Чего изменилось?

Эркин засмеялся.

– А я живу, как хочу. Хлеб ем заработанный, ношу, – он похлопал себя по джинсам, – ношу мною купленное. А на работу вас не нанимают… Я бы, – он озорно заблестел глазами, – я бы такую рвань тоже не нанимал. И как вы работаете, я на дороге видел. Десять мужиков за полдня и одинарной нормы не сработали.

– Как пожрёшь, так и поработаешь! – загомонили вокруг. – Мы ж не жрали неделю, а тут… Ты-то вон гладкий… И жрёшь от пуза.

– Я и работаю без продыха, – обозлился Эркин.

– Работает он!

– Мы тоже видали, как ты с беляками под кустом дрыхнешь.

– А и нанялся бы сам! – Эркин презрительно засмеялся. – Я ехал чёрт-те откуда, ты рядом… Чего ж не пошёл в пастухи? И тоже… от пуза бы лопал.

– А ты откуда приехал-то? – внезапно спросил Девис.

– Из города, – неохотно ответил Эркин.

– Это где?

– Что за город?

– А хрен его знает. На грузовике сутки ехали.

Девис посмотрел на Клеймёного. Тот кивнул и спросил.

– Имение-то далеко оттуда? Ну, откуда освобождались?

– Далеко, – кивнул Эркин. – Я, наверное, с месяц шёл, а то и больше.

– Чего занесло-то так?

– Работу искал. И жильё.

– И нашёл?

– И нашёл, – Эркин усмехнулся. – Всё, что надо, нашёл.

– Чего ж уехал? Ну, сюда.

– Я не уехал. Я до осени только нанялся. Отработаю, заработок получу и уеду.

– Куда?

– К себе, – пожал плечами Эркин, взял дошедшую до него сигарету, затянулся и пустил дальше. – Домой.

Наступило молчание.

– Что ж, – нарушил его Девис. – Всё ж таки, как решим?

– Здесь не жизнь, – мотнул головой Клеймёный.

– Зимой все передохнем.

– Не от голода, так от холода.

– Там, говорят, ещё холоднее.

– А ты верь больше.

– Белякам верить нельзя.

– Так эти двое… Ну, как их…

– Гичи Вапе и этот, Нихо…

– Язык не поломай.

– Не видел ты их, жаль.

– В форме оба, с этими, – говорящий похлопал себя по груди.

– Орденами, – подсказали ему.

– Как они назвали себя? Кто помнит?

– Шеванезы.

– Это кто? – удивился Эркин.

– Ну, индейцы, что с русскими приезжали. А шеванезы, это племя ихнее так прозывается.

– А есть такое? – спросил Эркин.

– А хрен его знает, – пожал плечами Клеймёный, – назвались так, мы и не спорили. Так они нам столько наговорили…

– И сытно, и с белыми в мире.

– И не прижимают их?

– Говорят, ни в чём.

– Говорят, у русских нет этого, ну чтоб одна раса другую давила. Как хочешь, так и живи. Ни рабства, ни отработки.

– Их и сейчас нет, а толку…?

– Чудно, – покрутил головой Эркин, – не верится что-то.

– То-то и оно.

– Брехня всё это!

– Ладно, заладили, так и будем по кругу, как у ворота, ходить, что ли?!

– На шахтах был? – посмотрел на него Эркин.

– Точно, – тот засмеялся и закашлялся сквозь смех. – Так как решаем? Говори, Девис.

– Ну что? – обвёл взглядом всех вокруг Девис. – Как?

– Едем, – сказал кто-то.

И сразу загалдели остальные.

– Едем…

– Не жизнь здесь…

– Не голод, так пуля…

Девис встал, поднял руку к голове ладонью вперёд, и все затихли.

– Едем. Едем племенем. Пуля, так всем пуля. Земля, так всем земля. – И посмотрел на Эркина. – Ты?

Эркин встал.

– Нет. Я остаюсь.

Девис кивнул и вдруг протянул ему руку. Как белый. Эркин усмехнулся, протянул свою, и они обменялись рукопожатием.

– Что решили, то решили.

– Идёт, – кивнул Эркин.

О стаде не говорили. То уже дело решённое. Эркин посмотрел на небо и выругался.

– Ах, ты, чтоб тебя… Я ж на дневку только…

И, расталкивая стоящих вокруг, рванулся к выходу. Вслед ему злорадно заржали.

– Пропишут ему сейчас!

– Эй, парень, плетей полную пайку отвалят!

– Не, беляки добрые, двойной наградят!

– С тобой поделюсь! – бросил на бегу, не оборачиваясь, Эркин.

С хода, с прыжка ввалился в седло и погнал Принца напрямик в лес.

Когда он подскакал к стаду, бычки уже поднимались и Фредди сбивал их на перегон. С другой стороны подскакал Андрей.

– Вы что оба…

Фредди выругался так, что Андрей заржал и крикнул.

– Класс, Фредди! Повтори, а то я не запомнил!

– Я т-те щас так повторю! – Фредди взмахнул плетью и едва не вылетел из седла.

Это подскакавший Эркин поймал конец плети и, намотав на кулак, рванул к себе. Они оказались вплотную лицом к лицу.

– Никогда не шутите этим, – медленно и очень спокойно, разделяя слова паузами, сказал Эркин. – Не надо, сэр.

Он стряхнул плеть с кулака и поскакал вдоль стада, свистя и звучно шлёпая лассо по земле. Андрей уже заворачивал головку стада к пастбищу у границы. Фредди растерянно посмотрел на зажатую в кулаке рукоятку и медленно разжал пальцы.

Когда они загнали стадо на пастбище и дали бычкам разбрестись, Фредди подъехал к ним. Эркин жадно глотал из фляги привезённый Андреем кофе. Андрей уже напился и жевал лепёшку. Когда Фредди оказался рядом, он протянул ему тряпку с лепёшкой и отобрал флягу у Эркина.

– Другим оставь, дорвался.

Фредди взял флягу и лепёшку, глотнул и сплюнул, выругавшись.

– Тьфу, гадость какая.

– Настоящее кончилось, – развёл руками Андрей, – рабского заварил.

– Гадость, конечно, – согласился Эркин. – Завтра ягод, что ли, заварим.

Фредди встретился с ним глазами и понял: говорить о случившемся нечего. Сказано, понято, и всё. И Фредди заговорил о другом.

– Ну, как там?

– А! – Эркин оторвал от лепёшки кусок и, нагнувшись, сунул его Принцу. – Побили языки об зубы. Жрать нечего, работы нет. Так что решили ехать. Русские дают землю и разрешат жить, как они хотят.

– И они поверили? – хмыкнул Андрей.

– Ещё раз стрельнут, и они скажут, что сами всё придумали, – засмеялся Эркин.

– Когда русские приедут? – спросил Фредди.

– Через неделю.

– От дня приезда? Тогда через пять дней, – Фредди задумчиво пожевал губу. – Сгоняю-ка я завтра к Джонатану. Может, – он усмехнулся, – может, ещё кофе привезу. Настоящего.

– Дорогая же штука, – покрутил головой Андрей. – А мы её за неделю…

– Ладно, – засмеялся Фредди. – Дня два меня не будет. Если что…

– Никто не полезет, сэр, – Эркин доел лепёшку и вытер руки о гриву Принца.

Фредди покачал головой.

– Я не о том. Если что, рвите отсюда. Если русские раньше появятся. Второй раз не подставляйтесь.

– Ясно, – кивнул Андрей.

– Гнаться за вами они не будут. Думаю так. – Фредди говорил медленно, будто читал неразборчивый текст. – Если что… всё бросайте, парни.

– И стадо, сэр? – усмехнулся Эркин.

– Не дури. Сам всё понимаешь.

– Понимаю, – кивнул Эркин и быстро переглянулся с Андреем. – Всё будет в порядке, сэр.

Они разъехались, собирая стадо.

Над Джексонвиллем гремели грозы. Дни шли ровно и незаметно. Острая тоска по Эркину стала глуше и словно ушла куда-то вглубь. И Алиса уже почти не спрашивала о нём. За эти два дня, что она была переводчицей, ей очень хорошо заплатили, и Женя купила, наконец, то, о чём давно мечтала. Большой глянцевый каталог «1000 мелочей. Всё для всех». Женская, детская, мужская одежда. На все случаи жизни. И главное – с выкройками! Когда он вернётся, она измерит его, подберёт выкройку и сможет ему шить. А то в магазины для белых ему и заглянуть нельзя, а для цветных такая гадость… достаточно посмотреть на попадающихся на глаза цветных. Ткань же купить она может свободно, это не вызовет подозрений. А пока что она купила обрезки кожи и войлока и сшила тапочки. Себе, Алисе и ему. Размер она взяла с его кроссовок, и, вроде, они получились слишком большими. Но большие – не маленькие, а шлёпанцы без задников.

Время от времени заглядывала «на чашечку» Рози. Мило болтали ни о чём. И всё, как и раньше. День лучше, день хуже. Но жить можно. Сторм куда-то исчез. Появился на эти два дня и исчез. Ну и бог с ним. У него свои дела, у неё свои.

Женя сидела у окна и шила. Алиса играла во дворе. Платье получалось вполне миленьким. Очень удачная модель. А эти складочки на талии можно будет потом выпустить, Алиса же растёт. И ткань хорошая.

Женя с детства любила шить. Как мама. Мама тоже шила. И ей, и себе, и папе. Папа шутил, что мамины рубашки лучше покупных: в жару прохладные, а в холод тёплые. А мама смеялась. Странно, но она совсем не помнит, чтобы мама с папой когда-нибудь ссорились. Наверное, просто не помнит. Ведь не может быть так, чтобы совсем без ссор.

Она подняла голову и увидела, что небо потемнело. Надо Алису позвать. Опять гроза идёт. Женя отложила шитьё и вышла на лестницу, но Алиса уже сама поднималась, волоча Спотти и Тедди.