Текст книги "Аналогичный мир (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зубачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 98 страниц)
– Вот, мама, держи. Там гроза будет. Я сейчас.
Алиса сунула ей в руки своих зверей и побежала вниз за Линдой и Мисс Рози. Днём Алиса грозы не боялась. Нет, она и визжала при каждом ударе грома, и лезла к Жене на руки, но это так… показ страха. Ночью – другое дело.
Когда Алиса поднялась наверх, Женя закрыла двери. Всё равно уже вечер, пока гроза окончится, будет уже совсем поздно. И шитьё надо убирать. Алиса в грозу шить не даст. Женя закрыла окна, задёрнула новенькие – Эркин приедет, вот удивится – цветные шторы. Очень удобная ткань. И плотная, и узорчатая. Она специально купила побольше, и сшила широкие, чтобы закрывали окна без щелей.
– Мам, а зачем ты всё закрываешь?
– Чтобы молния не залетела.
– Да-а? – удивилась Алиса. – А зачем?
– Что зачем?
– Зачем ей залетать?
Женя рассмеялась.
– На тебя посмотреть.
– Ну, мам, я серьёзно.
– Я тоже. Не знаю, Алиса, но моя мама так делала. Твоя бабушка.
– Ага, – Алиса быстро запихала Спотти под табуретку и усадила наверху Тедди, Линду и Мисс Рози. – А ты мне расскажешь, как ты была маленькой?
– Потом, – Женя посмотрела на часы. – Ужинать уже пора.
– Потом, – согласилась Алиса, но по её тону было ясно, что она не отступится.
Гроза началась, когда они сели за стол. Одновременно визжать, прятаться и есть было сложно. И Алиса решила сначала поесть, а уже потом побояться.
– Мам, я потом побоюсь, ладно?
– Ладно, – засмеялась Женя.
За шумом дождя и раскатами грома Женя не сразу расслышала стук в дверь. И не так испугалась, как удивилась. Кто это может быть и зачем? Она встала и пошла вниз.
– Кто там?
– Добрый вечер, фройляйн Женни.
– Боже мой, Гуго? Вы? – господи, как удачно, что она теперь носит дома платье, а не халатик.
Женя торопливо открыла дверь. Да, Гуго, мокрый насквозь и… с букетом цветов.
– Это вам, фройляйн Женни. Я случайно шёл мимо… – он запнулся и покраснел.
– Всё ясно, – засмеялась Женя, принимая букет. – Большое спасибо, Гуго, поднимайтесь.
– Фройляйн Женни, простите, что я так неожиданно…
– Всё потом, Гуго. Давайте шляпу, я её повешу сушиться. Сейчас выпьете горячего чаю.
– С удовольствием, фройляйн Женни, простите, я доставляю вам столько беспокойства.
– Ничего-ничего. Возьмите полотенце.
Когда он вошёл в комнату, Алиса окатила гостя настороженным и не слишком дружелюбным взглядом. Такой хороший вечер грозил перерасти в очередных «гостей», когда надо быть хорошей девочкой, молчать, не лезть, не приставать… Но и Гуго, казалось, был удивлён увиденным.
– Моя дочь, Элис, – сказала Женя.
Алиса нехотя вылезла из-за стола и сделала книксен. Гуго как-то растерянно кивнул ей.
– Садитесь, Гуго.
Женя быстро убрала остатки ужина и накрыла к чаю. Цветы она поставила в вазочку и водрузила на стол.
– У вас превосходный чай, фройляйн Женни.
– Вам нравится? Я думала, вам больше по душе кофе.
– Хороший чай намного превосходит плохой кофе. Хорошего кофе нет с начала войны, а ваш чай великолепен.
– Спасибо. Берите печенье.
– Благодарю. М-м, великолепно. Разумеется, это не покупное.
– Да, я сама пекла.
– Вы удивительны, фройляйн Женни.
Алиса допила чай, поблагодарила и вылезла из-за стола.
– Очень мила, – заметил Гуго. – Сколько ей?
– Пять лет.
– Очень, очень мила. Трудно даже поверить, фройляйн Женни, что у вас такая большая дочь. – Гуго обвёл взглядом комнату, задержался на лампе. – У вас нет электричества?
– Нет, – Женя весело смотрела на него. – Ни водопровода, ни электричества, ни канализации. Топим дровами, вода в колонке во дворе.
– Да-да, но… но в этом есть своё очарование. Живой огонь в печи очень уютен и одухотворён, не правда ли?
Женя сразу вспомнила заполненную красноватым светом кухню и чёрный силуэт Эркина у открытой топки и кивнула.
– Да, вы правы, Гуго. Живой огонь уютен.
– У вас очень хорошо, фройляйн Женни, – он улыбнулся. – Мне это напоминает детство. У нас был маленький дом с большим садом. Вечера у камина… Мама вяжет или штопает. Отец с трубкой и газетой… Как всё это невозвратно, фройляйн Женни.
– Да, – кивнула Женя, – детство невозвратно. Вы говорили, у вас была большая семья.
– О да. Но я рано ушёл из семьи. Мне решили дать настоящее образование, а для этого пришлось уехать.
– Да, я тоже училась далеко от дома. Школа, колледж… Я закончила Крейгеровский.
– Оо! Известное заведение. Но дорогое.
– У меня была стипендия.
– Я учился в Лармонте, потом Стетсоновский технологический университет.
– Тоже известен. Но что выпускник Стетсона делает в нашем захолустье? – засмеялась Женя.
– Война. Я был счастлив, что нашлось хоть такое место.
– Я тоже была счастлива, когда устроилась здесь.
Милая, ни к чему не обязывающая болтовня. Женю смешило, что несмотря на присутствие Алисы Гуго упорно называет её фройляйн, и задевало, что он словно не замечает Алису. Пара вежливых фраз в начале и всё, будто её и нет. Но, к счастью, Гуго начал прощаться. Время позднее, гроза кончилась…
Женя проводила его до калитки. Он церемонно поцеловал ей руку на прощание, и она вернулась в дом, запирая за собой двери. И зачем он приходил? Ну, этот визит её никак не скомпрометирует.
– Мам, – встретила её Алиса, – а чего он приходил?
– В гости. – Женя поцеловала её в щёчку. – А ты умница, очень хорошо себя вела.
– Мг, – против обыкновения Алиса не потребовала сразу чего-то, а продолжала размышлять, насупив брови. На покрасневшей от напряжения коже они казались белыми. – Мама, не мешай мне. Я думаю.
Женя быстро убирала со стола. Алисе, похоже, Гуго совсем не понравился. Впрочем, как и она ему. Ну что ж, обычное явление. За эти пять лет в её жизни время от времени возникали мужчины. Женя не могла пожаловаться на невнимание. Её замечали, начинали ухаживать. И ухаживали. До определённого момента. Знакомства с Алисой. Летящая на полной скорости машина флирта тормозила, а при выдаче информации о «недоказанности» разворачивалась и удирала на столь же максимальной скорости. Это обижало, потом смешило, потом она привыкла. Как ей сказал как-то Роберт, да, так его и звали. Не Бобби, не Боб, не Роб, а именно Роберт. И, кстати, единственный, кого не испугала «недоказанность» Алисы. Алисе было чуть больше года. Роберт пришёл, когда она кормила раскапризничавшуюся Алису. Он посмотрел, улыбнулся и сказал.
– Женщина с ребёнком – самое трогательное зрелище в мире. Но чужой ребёнок – это как квартира на восьмом этаже без лифта и воды. Добровольно не соглашаются.
Роберт ничего не просил и не предлагал. Приносил Алисе каждый раз какую-нибудь безделицу – конфету, яблоко, дешёвую игрушку, а её смешил, рассказывал забавные истории,… Кто знает, во что бы это, в конце концов, вылилось, но появились те самые, и ей пришлось бежать, всё бросив.
– Мам, – Алиса дёрнула её за платье.
– Ну, до чего ты додумалась?
– Он плохой, мама, пусть он больше не приходит.
– А чем он тебе не понравился? Принёс цветы…
– Ну и что! И цветы у него плохие. И… и смотрит он плохо. Он плохой, – убеждённо повторила Алиса. – Эрик лучше.
– Ну конечно, – засмеялась Женя, – он тебе конфеты свои отдавал.
Алиса посмотрела на неё, удивлённо раскрыв рот, и вдруг заревела.
– Ты что? – Женя бросила недомытую тарелку в тазик и присела, обняла Алису. – Ты что, моя маленькая?
– Даа, – рыдала Алиса, – я его так просила, Я ему и конфеты обещала, и слушаться. А он ушёл.
С трудом Женя разобралась в её рассказе и не знала, плакать ей или смеяться.
– Ну, не плачь, не плачь, моя маленькая. Он вернётся.
– Даа, – Алиса тёрлась зарёванным лицом о её плечо, – он тоже обещал, а его нет и нет.
– Вернётся, рыбка моя, зайчик мой.
Она целовала, успокаивала Алису и словно заговаривала, заклинала судьбу.
– А когда?
– Осенью, – и Женя повторила его слова. – Когда трава пожухнет.
– Это как? – Алиса ещё всхлипывала, но уже тише.
– Он телят пасёт. Когда трава станет жёсткая, невкусная, он и вернётся.
– Она и сейчас жёсткая. И жжётся.
– Это ты крапиву тронула, – засмеялась Женя. – Она всегда жгучая.
Она успокоила и уложила Алису. Быстро закончила с вечерними делами и легла. Её время. Когда она закрывает глаза и видит Эркина. Только если раньше ей было нечего вспоминать, кроме ночи в Паласе, то теперь – она улыбнулась – теперь у неё большой выбор. И ночей, и дней. Яркий душный день, когда с раннего утра и до сумерек во дворе звенела пила и ухали топоры. Когда он с Андреем за день сделали столько, что ворчливый, вечно всем недовольный старый брюзга и отставной майор из пятого номера одобрительно высказался о них. Правда, одобрение вылилось в осуждение русских, которые своим дурацким освобождением лишили кого-то таких рабов. Она даже растерялась, не зная, как реагировать, и промолчала. И вечер, когда он, весь мокрый, бледный, выложил на стол свой первый заработок и робко спросил.
– Это очень мало, да?
И как всё чище и правильнее он говорил по-русски, стараясь не коверкать, не искажать слова. Ну, а по-английски он так говорит, что кое-кому из белых стоит поучиться. И как он, чудак, стесняется своих рук. Сверху ладонь узкая, с длинными тонкими пальцами, ну не совсем узкая, а точно по пропорции, а вот ладонь покрыта как коркой из мозолей. Нашёл чего стесняться. Даже вазелин брал. Правда, всего два раза. Потом бросил заниматься этим. Надоело, или просто сообразил, что это ей ни к чему. Он же всё для неё делал. Ёжик колючий. Чуть что, опустит голову, глаза. Не трогай его и всё тут.
Женя потянулась в полусне, провела руками по телу. Шесть лет она ждала его. Сразу, ещё тогда знала, что прощается навсегда, и верила, ждала встречи. У неё даже был безумный план. Накопить много-много денег и откупить его. Безумная затея. У неё никогда не будет столько денег. Ей как-то случайно, по другому поводу, назвали цену на спальника, и она ужаснулась. Совершенно нереальная, невозможная для неё сумма. И где она его найдёт? И как? Номера его она не помнит. А имя… рабу не положено имя, он доверил ей своё имя как самое дорогое, как единственное своё достояние, и она, что же, выдаст его? И… и как она его купит? Один раз в мечтах она это представила. Она приходит на рабские торги, видит шеренгу полуобнажённых – на торгах строго следили за приличиями – мужчин, видит его и… и, тыча в него пальцем, говорит: «Я его покупаю», – так что ли? И как она после этого поглядит ему в глаза? Он не может, не должен быть рабом. Она же в Палас после этого раза ни ногой. Хотя ей говорили девочки, что раз ей так понравилось, то можно сразу заказать определённого спальника. А номера не помнит, так это пустяки, в каждом Паласе есть каталог-реестр. Другое дело, что спальников часто меняют. Нет, она не смогла. И какое же чудо, что они встретились. Он вернётся, он сказал, что вернётся, что хочет вернуться, значит, надо ждать. Больше ей ничего не остаётся. Только ждать.
Фредди уехал на рассвете. Оставил своё одеяло, мешок.
– Дня два, парни, – он торопливо пил рабское кофе, явно не замечая вкуса. – Если задержусь, захватите моё на перекочёвку.
– Хорошо, сэр, – кивнул Эркин.
– Не боись, не потеряем, – ухмыльнулся Андрей.
– Себя не потеряйте, – огрызнулся Фредди. – С русскими не задирайтесь.
– А чего задираться? – пожал плечами Эркин. – Мы сами по себе, сэр.
– У них оружие, – вздохнул Андрей.
– Дурак, – Фредди сердито посмотрел на него поверх кружки. – Если бы в этом всё дело, я бы вас за два дня стрелять обучил, дал бы по кольту с сотней патронов, и хрен вас возьмёшь тогда. У них власть. А с властью не спорят. И не задираются.
– А что делают, сэр? – с интересом спросил Эркин.
– Кто что, – Фредди допил кофе, осмотрел и убрал в кобуру кольт. – Кто драпает, кто отсиживается, а кто приспосабливается. Сам себе выберешь.
– Хорошо, сэр.
– Всё, парни. Если что… ладно, – Фредди вскочил на ноги, привычно шлёпнув ладонью по кобуре, и убежал к лошадям.
Когда стук копыт его Майора затих, Андрей со вздохом облегчения расстегнул и снял рубашку.
– Фуу, хорошо-то как.
– Посиди пока, – Эркин взял ещё лепёшку. – На пастбище приедем, оденешься.
– Чего это?
– Граница рядом. Глазеть глазеют, а языки там у многих лёгкие.
– Ясно, – помрачнел Андрей.
Эркин быстро посмотрел на него.
– А-то оставайся, я и сам управлюсь.
Андрей ответил беззлобной руганью. Эркин только усмехнулся в ответ.
– А здорово ты его с плетью вчера, – Андрей засмеялся воспоминанию. – Я думал, он врежет тебе.
– Я тоже думал. Только сам знаешь. Раз замахнулся, два замахнулся, на третий ударит. А тогда что… тогда только нож доставать. Терпеть хватит. Натерпелся.
– А он смолчал.
– А мы нужные ему, – просто ответил Эркин. – Думаешь, чего он нас всю неделю так обхаживал? Расу свою терял. Он за другое боялся.
– Что ты с теми, из резервации, договоришься?
– А чего ж ещё? – Эркин встал, собирая посуду. – А теперь русские, он их боится, пожалуй, побольше нашего. Мы ему прикрытием здесь. На дневке сядем, расскажу, чего мне этот русский плёл.
– Так ты что, – лицо Андрея расплывалось в хитрой улыбке, – не всё сказал?
– А на хрена я ему буду всё говорить? – Эркин зло рассмеялся. – Надзиратель он надзиратель и есть. Задираться не надо, а помнить кто тут кем…
Андрей заржал.
– Это точно! Охранник проворуется, кримом станет, а всё равно охранюга!
– То-то. Ну, давай по быстрому, – Эркин прислушался. – Подлюга колготится. Ну, обломаю я ему рога!
…Они уже перегнали бычков на пастбище у границы, и Андрей подъехал к Эркину.
– Завтра смещать будем, – Эркин оглядывал луг. – Передержали здесь.
– Мг, – согласился Андрей.
Подъезжая, он натянул рубашку, застегнул манжеты, но оставил открытой грудь.
– Сдашь им Фредди? – тихо спросил он.
Эркин мотнул головой.
– Не за что. Да и… у беляков свои дела. Ссорятся – мирятся. Лучше не лезть. И ещё. Фредди не дурак и многое видит. Его прижмут, он нас покрывать не будет.
– Повязаны мы одной верёвочкой, – усмехнулся Андрей.
Фредди уже не застал Джонатана.
– Масса Джонатан уехали, – доложила ему Мамми. – Ещё утречком ранёхонько ускакали. Сказали, чтоб к вечеру приготовили им.
Фредди кивнул.
– Иди, Мамми, я отдохну, спасибо тебе.
Мамми поставила на стол поднос с кофейником и ещё горячими лепёшками.
– А и отдохните, масса Фредди, я уж сама всё…
Закрыв за ней дверь, Фредди сел на кровать и сильно потёр лицо руками. Верхом и вернётся к вечеру. Значит, Джонни по соседям поскакал. Что ж, тоже… резонно. Если побывали и у них, то тогда точно. Резервация только предлог, а охота совсем на другую дичь идёт. Где у него с русскими дорожки пересеклись? Вряд ли старые дела их волнуют. А из новых дел… такая мелочёвка, что не будут из-за неё целые спектакли устраивать. Кто-то его сдал? Или подставил? Кто? И зачем?
Фредди покосился на поднос. Кофе. Сейчас бы чего покрепче. Он прошёл в комнату Джонни и занялся баром.
Джонатан вернулся до темноты.
– Уже празднуешь?
Фредди с интересом поглядел на него поверх стакана. Три коктейля и горячий кофе привели его в привычное состояние.
– Что именно я праздную?
– День Империи, Фредди, – Джонатан налил себе. – Ш-ш-ш! Это большая тайна и сопротивление русским. Собираются устроить нечто грандиозное.
– Выпивку, маскарад, гулянье под флагами? – хмыкнул Фредди.
– Отстал от жизни. Эти болваны, эти… – Джонатан со вкусом выругался. – Хотят «поставить цветных на место».
– Это… это же… это новая резня, Джонни.
– Пока репетиция, Фредди. И русские знают об этом. Спектакля не будет.
Фредди залпом допил свой стакан.
– Значит, этот визит со стрельбой…
– Русские вывозят индейцев. А заодно проворачивают массу других дел. Хваткие ребята, эти русские.
– Ты пощупал Брауна?
– Он не пикнет. И не из любви к нам. Мне не пришлось даже напоминать. Он сам, да-да, Фредди, он предложил мне за молчание всё, что я пожелаю.
Фредди налил себе неразбавленного.
– Крепко его прижали.
– Его ещё и не думали жать. Этот парень, ну что потрошил нашего индейца…
– Эркина?
– Ого! – Джонатан с интересом посмотрел на Фредди. – Ты же не любил цветных, Фредди.
– Я их и сейчас не люблю, – пожал плечами Фредди. – Пьяницы, воры и дешёвка. Любой за кусок хлеба и сигарету на брюхе поползёт. А уж за выпивку сам себя выпотрошит.
– А этот особенный? Не смеши, Фредди. Крепкий парень, не спорю. Но неподкупных нет. Он дорого стоит, но купить можно.
– Если он захочет продать себя, Джонни. Смешно, это и в самом деле смешно, но мне небезразлично, что он обо мне думает.
– А Эндрю? Его мнение тебе безразлично?
– В принципе, да. Он битый, крепко битый. Когда парень день и ночь не снимает рубашку, что он может прятать? Только особые приметы. А что это, Джонни? Считай. Рубцы или шрамы, родинки, следы болезни, татуировка. Всё. И никаких сложностей. Держать его элементарно.
– И что у него?
– Что-то из этого или всё вместе. Он говорит по-английски хуже Эркина. Очень интересно ругается.
– Свисты эти…
– Да, и они. Но, Джонни, если эти двое посчитают меня болтуном или ненадёжным… я бы этого очень не хотел.
– Ясно. Так вот, этот русский такой же администратор, как я балерина. Чего он ищет, никто не знает. Он копает на всех направлениях. И очень много знает. Браун его боится до потери пульса.
– Браун всегда был храбр только со связанными.
Джонатан рассмеялся.
– Это у него профессиональное. Но Гоббса этот русский заловил.
– Старина Гоббс не скрылся? Непохоже на него.
– Его взяли в имении двоюродной сестры. Он жил там, сиди крепче, Фредди, ковбоем при стаде. Так что нашего индейца, бьюсь об заклад, спрашивали, сколько человек при стаде и тому подобное.
– С тобой накладно играть, Джонни.
– Как и с тобой. Ты думал отсидеться у них?
– Признаться, да.
– Ты мне нужен, Фредди.
– Другое дело.
– Сейчас парни справятся сами. Резервация не полезет. Там и так мозги дыбом. Если они есть, конечно.
– Резервация уезжает.
– Этого я ещё не знал. Там у меня было несколько человечков. Но двоих придушили. Кстати, из-за нашего.
– Они его защищают.
– Нет. Они с кем угодно, лишь бы против белых. Этот русский, – Джонатан хмыкнул, – помордовав нашего, похоже, спас стадо. Резервации понравилось, как наш держался. Он, кстати, не собирается уезжать?
– По-моему, нет.
– Значит, и в самом деле умён, – Джонатан сдвинул бар, открывая сейф. – А теперь к делу, Фредди.
– Да, пока не начали. Этот спектакль…
– Мои цветные все на своём месте. Лендлорд хозяин на своей земле.
– Ясно, Джонни, давай к делу.
Золотарёв зашёл в номер к индейцам поздно вечером.
– Привет!
– Привет, – оторвались они от расстеленной на столе карты Империи.
– Колдуете над маршрутами?
– Нет, – Гичи Вапе сделал отметку в блокноте и захлопнул его. – Маршруты – дело фирмы. Сверяем по людям. Как дела, Коля?
– Мои дела как сажа бела, ребята.
Нихо Тиан Або засмеялся.
– По твоему тону судить, речь идёт об ордене, а по словам так о выговоре.
– Начальство любит давать в комплекте. Что-нибудь да совпадёт с реальностью.
– Чаю хочешь? – предложил Гичи Вапе.
– Ещё бы! Откуда такая роскошь?
– Заварка из дома, а кипяток не проблема.
Нихо Тиан Або быстро убрал карту и стал накрывать на стол.
– А вы что? – Золотарёв оглядывал стол. – В ресторан не ходите?
– Их всех там чуть в обмороки не покидало, когда мы заявились, – засмеялся Нихо Тиан Або.
– Обслужили?
– А куда они денутся, – Гичи Вапе расставлял кружки. – Постучи нашим, Рысь.
Нихо Тиан Або подошёл к стене и быстро выбил костяшками пальцев фразу на морзянке.
– И больше не ходили?
– Противно. И их устраивает. Мы сдаём на кухню заказ, и они присылают всё в номер.
В комнату вошли Горин и Смирнов.
– А, Коля, вернулись. Ну, как успехи?
– Успехи посильные, Тимофей Александрович. Когда вы едете к Бредли?
– Дня через три-четыре, – ответил Гичи Вапе. – Едешь с нами?
– Нет, ребята. Меня там будут ждать. А я люблю устраивать сюрпризы, но не люблю, когда их устраивают мне. Тимофей Александрович?
– Всё нормально, Коля.
– У меня просьба. Попробуйте вытащить этого парня. Уговорите его уехать. Я кое-что узнал о Бредли и его подручном. Немного, но и этого хватит. Если сможете, сразу забирайте парня.
– Так серьёзно? – Горин смотрел внимательно, но чуть насмешливо.
– Жалко парня, – Золотарёв обхватил обеими ладонями кружку с дымящимся чаем. – Действительно, жалко. Попробую натравить на Бредли комиссию по трудоустройству цветных.
– Есть жалобы?
– В этом плане Бредли чист как ангел. Но всех работников в имении он привёз издалека. Из местных цветных они никого не знают, ни с кем не общаются и всем довольны.
– Фьюю! – присвистнул Смирнов. – Подбирают кадры?
– Похоже. Но не только. Это имение имеет свою историю Рассказывать долго, но из его владельцев никого не осталось в живых. Убили всех. Убили страшно. И было это вполне справедливо. Все рабы, все до единого, ушли. Исчезли из этих мест.
– Но это обычная история, – пожал плечами Нихо Тиан Або. – Таких имений пруд пруди.
– Верно, – Золотарёв отхлебнул из кружки. – Чай чудный. С травами, ребята?
Гичи Вапе молча кивнул.
– Так вот, таких имений множество. Но это с подозрительной скоростью оформлено как выморочное и куплено Бредли за бесценок. Но буквально за полчаса до торгов у Бредли не было даже имперской мелочи, не говоря о наших кредитках. Но на торгах он вываливает кучу кредиток, а остальные покупатели перестают интересоваться этим имением. С той же скоростью Бредли оформляет владение как собственность и разворачивает кипучую деятельность лендлорда. Он нанимает, увольняет, нанимает других, третьих… Он удачлив. Во всём. Ребята, удаче надо помогать, удачу надо делать. Пусть комиссия выяснит хотя бы, кто эти цветные, как их зовут, откуда они и как попали сюда. Хотя бы это. А вы попытайтесь увезти парня. Я думаю, у него уж точно во чужом пиру похмелье, – и Золотарёв с усмешкой повторил. – Жалко парня.
– Посмотрим по обстоятельствам, – кивнул Гичи Вапе. – Но мы даже имени его не знаем. Если он будет на переговорах, тогда можно будет попробовать. А если нет? Искать его по всему имению?
– Это понятно. И всё же попытайтесь.
Горин задумчиво покачал головой.
– Я не думаю, что после беседы с вами, Коля, он согласится куда-то ехать.
– Со мной, конечно. Но с вами, Тимофей Александрович, с ребятами?
– Мы были вместе, Коля. Вы представились Бредли как сотрудник администрации. И для него вся администрация – это вы.
– Нам он тоже не поверит, – Нихо Тиан Або встал и прошёлся по комнате. – Я согласен, что парня жалко, но… но вряд ли мы сможем что-то сделать. В этой резервации вообще трудно. Они все из разных племён. Языка не знает никто. Двоих убили сразу, как только они пошли на контакт.
– Оба давали информацию об этом парне?
– Да, Коля. Мы твёрдо знаем о нём одно. Он не из этой резервации. И ещё вопрос. Зачем он туда приезжал? Что ему, пастуху Бредли, понадобилось в резервации?
– Нихо, ты молодец! Это я совсем упустил.
– Не горячитесь, ребята, – Горин тяжело встал. – Посмотрим по обстоятельствам. Но, – он обернулся в дверях. – Но если мы действительно хотим поговорить с ним, ехать надо завтра. Думаю, что к нашему приезду по графику мы его уже не найдём.
– Значит, завтра, – Гичи Вапе встал, собирая посуду.
Время у костра – святое время. Время отдыха. Вечер тёплый, и Андрей только накинул рубашку, не надевая в рукава. Потрескивает огонь, пофыркивают невдалеке лошади, где-то подают голоса ночные птицы.
– Макушку лета прошли.
– Точно?
– Наверное. Трава меняется. И… возьми карту. Нам сколько кочёвок осталось? У меня две выходит.
– Завтра гляну. К границе погоним?
– Возьмём от камня правей. Там ещё много. И орехи недалеко.
– Если их из резервации не обобрали, – Эркин подправил огонь.
– Они жратву не пропустят, – рассмеялся Андрей. – Рвань дерьмовая, – и тут же осёкся. – Ничего что я так? Про твоих?
– Они мне не свои, – усмехнулся Эркин. – Я сам по себе. Ты ж не обижаешься, когда я или кто беляков кроем? – Андрей молча мотнул головой. – Ну вот. Так чего ж? А что рвань они, я и им это в лицо сказал. Лень иголку с ниткой взять, ходят… сверкают… Рвань и есть. И ещё обижаются, что их не нанимают. Кто наймёт такого?
– Точно, – кивнул Андрей. – В лагере так же. Чтоб в хорошую бригаду попасть, надо вид иметь. А в рванье… пошёл на самую говённую и покланяйся ещё.
– А в городе вспомни. Этого… Шагги-Лохмача. Пока ему его Милашка лохмы не обкорнала и штаны не зашила, он и бегал шакалил. А вид стал, его и нанимают, – Эркин рассмеялся. – Мне когда щёку развалили, тоже с работой плохо было. Морда наперекосяк, глаз подбит… Одежда спасала.
– Ну, за этим ты всегда следишь.
– А что, как эти ходить? Он два пера в волосы воткнул и красуется, – Эркин презрительно сплюнул в костёр. – На хрена мне эти игры.
Андрей кивнул и рассмеялся.
– Ты чего?
– А ничего. Фредди нет, а мы как при нём. Языки держим.
– Это когда ты лагерь помянул, ты язык держал? – прищурился Эркин.
– Ну это, а так-то… Остальное и при нём можно было.
– Можно, – кивнул Эркин. – Но не хотелось.
– А ведь он не сволочь, – заметил Андрей.
– Не сволочь, – согласился Эркин. – Но плетью помахать любит. Но это у всех беляков так. А так… Я всяких повидал. И в имении, и раньше. Есть сволочи, пакостники, подлянку рабу устроить им в радость. Были и так… дураки злобные… Вот ты, помнишь, спрашивал про добрых. Всякие были, но добрых… И доброта их тебе же боком выходит.
– Так ни единого раза?
– Всяко бывало. Вот помню, в питомнике ещё, надзиратель был, так он нас петь учил. Ну, блажь такая у него. Нет, не петь, а он стихи нам читал и повторять требовал. Не запомнишь с ходу, получишь по морде.
– А запомнить? Пайку?
– Фиг тебе. Па-айку! Паёк за подлость давали. Запомнишь, повторишь, тогда не бьёт. Ну вот, я и запоминал. Неохота, понимаешь, с опухлой мордой ходить. А тут в камере у нас заварушка вышла. Подрались и уложили одного. Насмерть.
– Заслужил?
– А то! А он сильный был. И белякам втемяшилось, что мы все сговорились. Меня и дёрнули в надзирательскую. Он, надзиратель этот, хвастал раньше мною. Поставит и пошёл. Читает первую строчку, а я должен до конца шпарить. Им и нравится, ржут. Ну вот, привели меня. Вы, дескать, ночью без передыху треплетесь, повтори, что ночью говорили.
Андрей выругался.
– А ты?
– А я что? – Эркин развёл руками. – Говорю, не помню. А, так ты стихи с ходу, а здесь не помнишь?! И поплясал я под током… день потом валялся. Вот и скажи, добрый, надзиратель этот, или как?
Андрей задумчиво покрутил головой, помолчал, глядя в огонь.
– Значит, ты их и поёшь?
– Не все. Их много запомнил. Потом в Паласе пел когда, и их пел.
– А ты… пел там?
– Не только, – засмеялся Эркин. – Пение это так, для затравки. Основная работа другая. Там уже не попоёшь. Язык занят.
– А язык-то зачем? – удивился Андрей. – А думал только… – он густо покраснел.
– А всем, что торчит, – засмеялся Эркин, – всё в ход идёт. Я ж говорю, работа. После смены до душа еле доползёшь, обмоешься, промажешься и лишь бы до койки дойти, не упасть раньше времени, – и уже серьёзно. – Падать нельзя.
– Знаю, – кивнул Андрей. – И долго ты… в Паласе был?
– Ну, мне где-то четырнадцать было, может, на год больше, когда меня уже в серьёзный Палас продали, до этого в учебном, при питомнике, работал. А в имение я в двадцать попал. Так что… – Эркин быстро проверил счёт на пальцах. – Шесть или пять лет. Только не в Паласе, а Паласах. Нас долго на одном месте не держали, продавали.
– Зачем?
– Чтоб не привыкали наверно. Друг к другу. И белячки новенькое любят, – Эркин усмехнулся. – Я в имении долго ещё продажи ждал. Это остальные… Зибо вон как купили мальцом и на скотную сунули, так он и помер там. Хотя… тоже по-всякому бывало. – Эркин потянулся и зевнул. – Давай ложиться, что ли. Фредди нет, завтра ещё потреплемся.
– Давай, – согласился Андрей.
Они выехали рано. Чтобы успеть до жары. И чтобы опередить Бредли. Говорят, его видели в городе, и он мог успеть убрать стадо с пастухами вглубь имения. А без ордера соваться рискованно. Лишний конфликт никому не нужен. Да и шуметь в таком деликатном деле не стоит.
На этот раз они ехали одни, взяв машину в комендатуре. За руль сел Смирнов. Нихо Тиан Або рядом.
– Подменю.
– Не надо, – попросил Горин. – Нихо, вы опять спутаете автомобиль с самолётом и начнёте показывать фигуры высшего пилотажа.
– Особенно у тебя пикирование получается, – заметил Гичи Вапе.
Все рассмеялись. Как-то, подменяя шофёра, Нихо Тиан Або загнал машину в воронку, и они все тогда здорово намучились, вытаскивая её.
– Гичи, пистолет взял? – спросил, не оборачиваясь, Смирнов.
– Взял, – Гичи Вапе стал серьёзным, – Рысь, а твой?
– При мне.
– Ребята, вам Колины успехи спать не дают? – поинтересовался Горин.
– Смотря по обстоятельствам, Тимофей Александрович, – улыбнулся Нихо Тиан Або. – Но тогда подручный Бредли держал нас под прицелом. Вы заметили? У него кольт.
– У Бредли тоже кольт, – Смирнов ловко объехал выбоину. – Он отдал его подручному. Тимофей Александрович, вы же тоже взяли свой.
– Взял, грешен, – развёл руками Горин. – Но очень хочу им не пользоваться.
– Наши желания совпадают, – засмеялся Нихо Тиан Або. – Значит, как договорились…
– Да, нам надо в другой район и поэтому раньше срока. И с ходу бьём на всеобщность решения. Опрашиваем каждого.
– Вождь говорит от всех.
– А ещё индейцы в имении есть?
– Вот-вот. Отличный переход.
– А если он там, тогда…
– Тогда просто.
– На простой вариант не рассчитывайте.
– И ежу понятно, Тимофей Александрович. Действуем по обстановке.
– Вот и приехали. Петя, остановите здесь.
– Дай сигнал, – приказал, выходя, Гичи Вапе. – Заставать врасплох не стоит. Ну…
– К бою! – усмехнулся Нихо Тиан Або.
Услышав гудок машины, они недоумевающее переглянулись.
– Это что ещё за хренотень?
Эркин пожал плечами.
– Они ж должны были только через пять дней… Ладно. Поеду, взгляну, а ты рубашку натяни пока.
– Сам знаю. Если что, свисти. Я стадо пущу. Ну, как тогда договаривались.
– Идёт. Подлюгу пока не будоражь. А то сорвутся раньше времени.
Эркин сегодня был на Резеде, дав Принцу отдых. Значит, спешиваться ему нельзя.
У камня он остановился. Так и есть. Вон машина у домов охраны. Вон Девис со своими перьями, Клеймёный рядом, русские… четверо… Того, без формы, вроде нет. Вон старик, что не разрешил его увезти, два индейца в форме, ещё один белый. Смотри, как разговорились все. Ах, чёрт! Заметили! Эркин стал заворачивать Резеду, но ему замахали руками, подзывая. И тот белый, старик, тоже махнул рукой. Эркин выругал себя за неосторожность, но привычка подчиняться белому взяла верх, и он направил Резеду вниз к ручью.
Перед ним расступились, и он медленно подъехал к русским, остановился в нескольких метрах и крепче подобрал поводья. Резеда не Принц, стоять не будет.
– Здравствуй, – поздоровался Горин.
– Добрый день, сэр, – вежливо ответил Эркин.
– Ну а ты как решил?
– Что решил, сэр? – и дураку понятно, о чём речь, но беляку приятно, когда цветной – дурак, а ты выигрываешь время.