Текст книги "Аналогичный мир (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зубачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 98 страниц)
Женя вытащила последний лист и стала сверять перевод.
ТЕТРАДЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
– Докладываю. Переговоры прошли успешно.
– Я знаю. Да, ваша идея с этой русской оказалась совсем не плохой.
– Спасибо, – Сторм отвесил шутовской поклон. – Держалась она хорошо.
– Посмотрим, какой текст она предъявит.
– Я не думаю, что будут большие расхождения. Она слишком добросовестна и наивна для таких игр.
– Наивность девушки существует только в мыслях её жениха. Я бы не рассчитывал на это. Как держался Спайз?
– Были проколы. Но их не запротоколируешь.
– Кто-нибудь заметил?
– По-моему, индейцы, – пожал плечами Сторм. – Но с ними играть тяжело.
– И не стоит. Это статисты.
– Я бы не был столь самоуверен, – Сторм с высоты своего роста поглядел на собеседника. – Но мне лучше остаться при своем мнении, не так ли, сэр?
– Я не люблю паясничанья, Сторм. Когда я буду иметь текст?
– Кассета у вас, – пожал плечами Сторм, – как сработают ваши подчинённые.
– Её текст.
Сторм поглядел на часы.
– Я думаю, она уже заканчивает. Минут через… десять понесёт Грэхему. Надеюсь, она сообразила печатать сразу хотя бы два экземпляра.
– Через полчаса привезите. Возьмите второй экземпляр.
– Хорошо.
– И завтра… предоставьте инициативу русским.
– Я думаю, они поедут в резервацию.
– Поезжайте с ними. Грэхема подстрахует Спайз. Вы что-то хотите сказать?
– Не слишком ли много мы суетимся? Нам в самом деле так нужно убрать всех индейцев?
– Мы упрощаем систему, Сторм. Оставшимся придется занять ту же ступеньку, что и остальным. Сложной системой сложно управлять. Множество ступеней и разрядов требуют множественности статусов. Мы оставим два. Белый и не белый.
– Я слышал установочный инструктаж, сэр.
– Тем лучше. Ступайте, Сторм.
– Слушаюсь, сэр.
Женя шла по пустой конторе, и стук её каблучков гулко отдавался в пустом коридоре.
– Уже готово, Джен?
Она оглянулась. Её нагонял Сторм.
– А я думала, вы уже ушли.
– Ну, не могу же я бросить на полдороге такую очаровательную попутчицу.
– О только не надо, Эд. Не походите на Мервина.
– Слушаюсь, мэм.
Он так похоже изобразил послушного перепуганного раба, что Женя не выдержала и рассмеялась. И в кабинет Грэхема она вошла, улыбаясь.
– Пожалуйста, мистер Грэхем, всё готово.
– Благодарю вас, мисс Малик.
Он быстро, не читая, подписал все три экземпляра, протянул третий экземпляр Жене.
– Отнесите это в архив, мисс Малик, и можете быть свободны. Завтра в десять будьте в конференц-зале.
– Да, мистер Грэхем. До свидания.
– До свидания, мисс Малик.
Сторм посторонился, выпуская её.
– До завтра, Джен.
– До завтра, Эд.
Когда за Женей закрылась дверь, Грэхем молча протянул Сторму второй экземпляр. Тот быстро просмотрел его, сложил и спрятал в карман.
– Завтра в десять, Сторм.
– Разумеется, мистер Грэхем.
Выйдя из кабинета Грэхема, Сторм посмотрел на часы. Да, он уложился точно в полчаса. Поразительное чувство времени у этого мерзавца. Преимущество маленького города: все настолько знают друг друга, что необходимость в конспирации отпадает. Никто ничему не удивляется. Но неужели они всерьёз рассчитывают на успех? Слишком простая система нежизнеспособна. Как и чрезмерно сложная. Всякая чрезмерность гибельна. Сторм усмехнулся. Кажется, он начинает философствовать. Для человека его профессии первый признак дисквалификации. Интересно, что придумает на завтра… на этот раз Золотарёв. Вот с кем хотелось бы поговорить. Без игры и без свидетелей. Но у того своё начальство. И не менее придирчивое. Ну что ж, приказано отдать инициативу русским. Приказ – это свято. Бери инициативу, Zolotareff, и посмотрим, что получится.
Без четверти десять Женя в костюмной юбке и строгой, но лёгкой блузке вошла в конференц-зал. Сторм уже был там. Рядом с открытым баром и с бокалом в руке.
– О боже, Джен, доброе утро. Вы так точны, что я начинаю сомневаться в собственном существовании.
– Доброе утро, Эд. И почему?
– Когда женщина не опаздывает, мир рушится.
– Опаздывать можно на свидание, – рассмеялась Женя, – но не на работу.
– К сожалению, – вздохнул Сторм. – Воды, Джен, или чего-нибудь покрепче?
– Ничего не надо, спасибо, Эд.
– Тогда на этом закончим, – Сторм закрыл бар. – А вот и наши гости.
Русские, Грэхем и Спайз вошли одновременно. Обмен приветствиями, чуть менее сдержанными, но столь же дистанцированными. И… первая неожиданность. Русская делегация разделилась. Горин остаётся беседовать с Грэхемом, а Золотарёв и оба индейца едут в резервацию. Мгновенный обмен взглядами, и решение принято. Сторм едет в резервацию. Женя с ним как переводчица, а с Гориным остается его переводчик, Смирнов. Спайз? Спайз, разумеется, с Грэхемом.
И Женя уже сидит в машине и не может прийти в себя от удивления. Зачем она едет, что и кому она будет переводить?
– Это пустая формальность, Джен, – улыбается Сторм, – смотрите на это, как на загородную прогулку.
Прогулка в резервацию?! Но… но она на работе. А Сторм её непосредственное начальство. На этот момент.
Большая шестиместная машина русских позволила бы всем разместиться с достаточным комфортом. Но Сторм усадил Женю в свою машину и возглавил маленькую кавалькаду.
– Не волнуйтесь, Джен. Переводить вам вряд ли придётся. Не думаю, чтобы индейцы нуждались в ваших услугах.
У Жени вертелось на языке, что как он знает русский, так и Золотарёв явно знает английский и они свободно объяснились бы без неё. Но помня о вчерашнем замечании Сторма об уме и глупцах, она промолчала.
– Вы умница, Джен, – покосился на неё Сторм. – Хотите, я скажу вам, о чём вы думаете?
– Скажите, Эд.
– Индейцы будут разговаривать с индейцами на своём языке. Сторм и Золотарёв договорятся без меня. Зачем я еду? Я угадал?
– Да, Эд, – не стала спорить Женя. – Угадали. И объясните мне. Так зачем я еду?
– Так положено по протоколу, Джен, – Сторм был предельно серьёзен. – Это одно из условий переговоров. На беседах с индейцами должны присутствовать представители другой стороны.
– Зачем?
– Из страха, Джен. Мы боимся, что русские будут подстрекать индейцев и вообще цветных против нас, белых. Как будто их ненависть нуждается ещё в подстрекательстве. Но положено, значит, положено. Записи можете вести чисто формально. Этого уж точно никто читать не будет.
Доехали быстро. Разбитая дорога круто поднималась вверх, к гребню длинного холма с остатками забора из колючей проволоки. У этого подъёма Сторм остановил машину, вышел и помог выйти Жене. Вышли из своей машины и русские.
– Не стоит бить машины на такой крутизне, – сказал Сторм, и Женя, автоматически включившись в работу, перевела.
Остальные кивнули, и они пошли под утренним быстро набирающим силу солнцем по глиняной, ставшей от жары белой, растрескавшейся дороге. Оглянувшись, Женя увидела, что внизу тянется ещё один не замеченный ею раньше забор.
Пронзительный свист заставил её вздрогнуть. Она пошатнулась, и Сторм поддержал её.
– Ну-ну, Джен. Насколько я знаю, это сигнал оповещения, а не нападения.
Женя механически перевела.
– Да, – сказал, не оборачиваясь, шедший впереди Гичи Вапе. – Это не сигнал к бою.
Они поднялись на гребень. Небольшая – Женя легко окинула её взглядом – котловина, окружённая кольцевым холмом. Как кратер. Слева, ближе к склону холма длинный чёрный барак без окон, а подальше скопище каких-то холмиков. Над некоторыми курились дымки. Землянки – поняла Женя. Они живут в землянках. От землянок к ним медленно двигалась толпа. Впереди шли мужчины, сзади теснились женщины. Женщин мало. Детей совсем не видно. Сторм пробурчал что-то неразборчивое.
Такого Женя ещё не видела. Худые, невероятно оборванные, тёмные, в пятнах копоти, многие полуголые, почти все босые. Они остановились в десяти шагах и молча смотрели на пришельцев. Женя всматривалась, но ничего, кроме страха и ненависти, не могла разглядеть в этих лицах.
Гичи Вапе поднял правую руку ладонью к толпе и что-то гортанно сказал. Толпа неясно загудела и придвинулась на шаг, ещё и ещё… Женя с ужасом смотрела на ребристые в шрамах и рубцах тела, спутанные слипшиеся пряди волос, у некоторых они достигали плеч и были перевязаны поперёк лба ремешками, на неподвижные, застывшие в исступлении ненависти лица.
Гичи Вапе обернулся.
– Вам лучше уйти, – сказал он по-английски и продолжил по-русски. – Уведи их, Коля.
– Он прав, – шёпот Сторма показался Жене оглушающе громким. – Идёмте, Джен. Только не показывайте им свой страх.
Молодой индеец, стоявший в толпе напротив Жени, вдруг закашлялся. Он кашлял долго, а потом сплюнул, и Женя увидела на белой пересохшей глине чёрный кровяной сгусток.
Рука Сторма за локоть оттягивает её назад. А она всё смотрит. Не может смотреть и не может отвести взгляда. А Сторм тянет её, и широкая спина Золотарёва заслоняет толпу, и опять голос Гичи Вапе.
– Иди, Коля, иди. Мы сами. Не надо тебе.
И вот её уже ведут вниз, к машине. И лицо Золотарёва сосредоточенно спокойно и отчуждённо.
– Ну-ну, Джен, успокойтесь. Вот, выпейте.
Она машинально взяла пластмассовый стаканчик, глотнула и тут же вернула.
– Спасибо, Эд, не надо.
– Выпейте, Джен. Это необходимо.
– Да? – Женя посмотрела на него и тут же отвела взгляд. – Как и… то, – взмахом головы она указала на гребень, с которого они спустились. – Это, значит, это и есть резервация?
Она не сознавала, на каком языке она говорит, но ответили ей по-английски. И ответил Золотарёв.
– И не самая худшая, не так ли, Сторм? – Сторм промолчал, Золотарёв продолжил. – Здесь, по крайней мере, практически не видно дистрофиков. И туберкулёз не у каждого, а через одного. И женщины есть. Во многих резервациях были расстреляны все женщины.
– Почему? – вырвалось у Жени.
– Не почему, а зачем. Чтобы прекратить размножение. Я правильно воспроизвожу формулировку, Сторм?
– Прекратите, – нехотя отозвался Сторм. – Ей-то зачем это знать?
– Вот как? Сколько вам лет, мисс Малик?
– Двадцать три, – резко ответила Женя. – Разве дело в этом?
– Разумеется нет, но… вы давно живёте в Империи?
– Жила, – по-прежнему резко поправила его Женя. – Мне было два года, когда наш город заняли имперские войска. Я из Междуречья. Считайте, что я всю свою жизнь прожила в Империи. Да, я ничего не знала о резервациях. Это не даёт вам права упрекать меня.
Забывшись, она говорила, перемешивая русские и английские слова и обращаясь к ним обоим.
– Вы создали этот мир и заставили меня жить в нём. А теперь упрекаете так, будто от меня что-то зависело. Вы воевали, получали ордена и награды, а я спасалась от ваших бомб и ваших законов. Вы довели людей до предела и разрешили им мстить, а я не знала, куда спрятать ребёнка. Это ваш мир, а я… – она всхлипнула, отвернулась от них и пошла вперёд.
Она шла, подворачивая на выбоинах каблуки своих единственных нарядных туфель.
– Мисс Малик… Джен… – окликнули её сразу два голоса.
Она не обернулась. Но её уже нагнали. Взяли под руки и уговорили вернуться к машинам.
– Вы же не собираетесь идти до города пешком, мисс Малик.
– Джен, ради бога, Джен, выпейте. Это вода, клянусь, вода…
Она послушно выпила безвкусной жидкости, деловито открыла сумочку и достала зеркальце.
– Ну, когда женщина занимается своим лицом, за неё можно не волноваться, – Сторм залпом осушил свой стаканчик.
– Извините меня, джентльмены, – Женя убрала зеркальце и даже улыбнулась.
– Не стоит извиняться, мисс Малик, – Золотарёв понимающе кивнул ей. – Конечно, для неподготовленного человека зрелище слишком тяжёлое, – он говорил по-английски с лёгким акцентом, показавшимся Жене несколько нарочитым, притворным.
– Самое страшное, что это правда.
– Вы правы, мисс Малик. Но поверьте мне, бывает и хуже.
– Да, – Женя убеждённо кивнула. – Согласна. Но от этого здесь не лучше.
– Вы правы, мисс Малик, – повторил Золотарёв.
Они замолчали. И молчали, пока не увидели спускавшегося к ним индейца. Это был не Гичи Вапе, а второй, что помоложе. Нихо Тиан Або – вспомнила Женя. Вчера и сегодня он всё время молчал, Женя даже не знала его голоса. А сейчас он заговорил сам. По-русски. Певучим и одновременно быстрым говором.
– Коля, фотографии у тебя? Они на слово не верят, пуганые.
– Как там? – Золотарёв подал ему пакет из чёрной бумаги.
– Как везде. Половина не знает своего племени, остальные кто откуда. Языка никто, считай, не знает. Так на смеси и говорят.
– На переезд согласны?
– Хоть сейчас и пешком. Куда угодно, лишь бы подальше.
Сторм стоял, отвернувшись, и Женя решила воздержаться от перевода.
– Сколько их?
– Ходячих до полутысячи, да ещё по землянкам сотни три лежит. Как они тут кормятся, не представляю.
– Дети?
– Берегут. Сказали, что есть, а сколько… – индеец усмехнулся. – Ну, ты знаешь. Отсюда детей, в основном, качали. Вот и берегутся.
Он быстро ушёл, почти убежал обратно.
– Ну что ж, – Золотарёв усмехнувшись обратился к Сторму. – Уже легче, не так ли, Сторм?
– Да, – Сторм резко повернулся к нему. – Ну, и вы намерены объяснить мисс Малик смысл некоторых выражений?
– Зачем? – пожала плечами Женя. – Не так уж трудно догадаться. Я думаю, джентльмены, вы прекрасно побеседуете и без меня. Я немного прогуляюсь.
И не дожидаясь их ответа, сошла с дороги и пошла вдоль ската между пучками жёсткой пыльной травы.
Она ушла настолько, что не слышала их голосов и, оглянувшись, не увидела машин. Тогда Женя закрыла лицо руками и заплакала. Эркин… ведь это… это же твоя судьба, Эркин… Эркин… Она беззвучно звала его, пока не выплакалась. Тщательно вытерла лицо. Сумочку она захватила с собой. Уже легче. Ну вот, сейчас привести себя в порядок. И будем держаться. Ещё бы чуть-чуть, и сорвалась. И так, кажется, наболтала лишнего. Ну, про Алису Сторм наверняка знает, так что, может, и обойдётся.
Когда она вернулась к машинам, там был один Сторм.
– Вы в порядке, Джен?
– Да, Эд, спасибо.
– Честно говоря, вы напугали меня.
– Я и себя напугала, Эд. Но сейчас я действительно в порядке. А где же… Золотарёв?
– Ник пошёл туда, – Сторм махнул рукой по направлению к гребню.
– Там нужна его помощь?
– Ему виднее, – пожал плечами Сторм.
– Как же они кормятся? – повторила Женя вопрос Нихо Тиан Або.
– Где подрабатывают, где подворовывают, – усмехнулся Сторм.
– В городе я их не видела.
– Боятся полиции. Так, по окрестным фермам.
– Почти тысяча человек?
– Поэтому мы так и ухватились за это переселение, – Сторм стал серьёзным. – Вы были правы, Джен. Они доведены до предела, и, если русские их вывезут до взрыва, будет лучше для всех. Но это большая резервация. В других меньше народа и кормиться легче, но… но там свои проблемы, – он с улыбкой посмотрел на Женю. – Вы полны сочувствия и жалости, Джен. Говорят, это национальная черта русских.
– Не знаю, – пожала плечами Женя. – Но мне их действительно жалко. А помочь я никак не могу. Да они и не примут моей помощи. Не так ли, Эд?
– Да, Джен. К сожалению, а может, и к счастью, вы правы.
– Давайте о чём-нибудь другом, Эд, – попросила Женя.
– С удовольствием, Джен. Предлагайте тему.
– Хотя бы… – Женя улыбнулась. – Хотя бы о Золотарёве. Что вы о нём думаете?
– Браво, Джен! – рассмеялся Сторм. – Вот это нокаут!
– И всё же?
– Мы мило побеседовали, Джен. Нашли кое-какие общие темы…
– Разумеется, – кивнула Женя, – джентльмены всегда договорятся. Да, Эд, что же мне записать?
– Правду, – пожал плечами Сторм. – Мы приехали, нас попросили удалиться, и переговоры шли без нас. Результаты нам сообщат, и вы запишете концовку. Всё.
– Спасибо, Эд. Вы думаете, им там будет лучше?
– Честно говоря, Джен, меня это мало волнует. Но русским будет хуже. Они же белые, а этим ненависти к белым хватит надолго. К самостоятельному существованию мало кто из них способен, неизбежный языковой барьер, очаг болезней… Я не завидую тем русским, которые окажутся их соседями. Мало весёлого, Джен.
– Да. – Женя прищурившись поглядела на край гребня. – Эд, этот кратер искусственный?
– И да, и нет. Использовали естественный рельеф и немного подправили.
– А… я видела там, – она показала рукой направление, – пожарище, что это?
– Видимо, посёлок охраны. Здесь город близко, и стационарного посёлка не было. Работали посменно.
– А барак тогда для чего?
Сторм задумчиво посмотрел на нее.
– Думаю… для каких-нибудь хозяйственных нужд.
– Неплохая формулировка, – насмешливо одобрил незаметно подошедший Золотарёв.
Он явно повеселел и смотрел на Женю гораздо дружелюбнее.
– Ну, как там? – рискнула она спросить.
Он пожал плечами.
– Смотря, что вас интересует. Кажется, они поверили нам. Ну, не мне, конечно, а ребятам. Сейчас они им рассказывают о войне.
– Вам они не поверили, потому что вы белый, – задумчиво сказала Женя.
– Да. Их опыт требует не доверять любому белому. Любому, – подчеркнул он.
– Скажите, – вдруг спросила Женя, – а вы знаете их язык? Индейский?
– Индейского языка нет, мисс Малик.
– Я Джен, – мягко поправила она его. – Можно и по-русски, Женя.
Краем глаза она поймала одобрительный кивок Сторма, но не обратила на это внимания.
– Ну, раз мы говорим по-английски, – улыбнулся Золотарёв, – то вы всё-таки Джен, а я Ник. Индейского языка нет, Джен. У разных племён свои языки. Я немного знаю язык шеванезов.
– Шеванезы? – переспросила Женя.
– Да. Их ещё называют шауни. Но это просто варианты произношения.
– Гичи Вапе и Нихо Тиан Або, – Женя свободно произнесла их имена, чем заслужила одобрительные взгляды обоих мужчин, – они шеванезы?
– Да.
– Но они с вами говорили по-русски.
Он усмехнулся.
– Элементарная вежливость предписывает говорить на языке, который понимают все присутствующие.
– Поэтому нам сразу предложили уйти?
– Не только, но и поэтому тоже.
– Ник, они оба воевали? – спросил Сторм.
– Да. Гичи Вапе в пехоте, а Нихо Тиан Або лётчик.
– Лётчик? – удивился Сторм. – Он что же, имеет звание?
– Они оба офицеры, – Золотарёв усмехнулся. – Не ждали?
– Такого нет, – честно признался Сторм. – индеец – солдат, храбрый, с орденами, ещё мог предположить, но офицер… Интересно.
– Да, – Женя сделала вид, что эта мысль ей только сейчас пришла в голову, – я когда-то читала, что у индейцев имена имеют значение, это так?
– Да, – кивнул Золотарёв. – Правда, сейчас это не всегда соблюдается.
– И что же означают их имена? Ничего, что мы говорим о них за глаза?
– А вот и они. Так что вы сможете спросить у них, Джен.
На гребень холма высыпали люди. Сначала Жене показалось, что их очень много, но приглядевшись – солнце слепило глаза – она разобралась. Гичи Вапе, Нихо Тиан Або, ещё человек пять или шесть. Вниз по дороге пошли трое, остальные стояли на гребне, чёрными плоскими силуэтами на фоне белёсого от зноя неба.
С Гичи Вапе и Нихо Тиан Або к машине подошёл высокий полуголый индеец. Тёмная, испещрённая шрамами и рубцами кожа туго обтягивала такие мощные кости, что даже такой, истощённый, он казался широким и сильным. Видимо, недавно он был обрит наголо, и теперь короткие чёрные волосы топорщились ёжиком. На его правой руке, чуть выше запястья, Женя заметила черную татуировку. Номер? Как у Эркина? Значит, он раб?! Был рабом – поправила она себя. Его непроницаемо чёрные глаза равнодушно скользнули по Жене и Сторму и остановились на Золотарёве. И тот сразу подошёл к ним.
Короткий гортанный разговор, сопровождаемый сдержанными жестами, обмен рукопожатиями, и индеец ушел. Когда он повернулся, Женя увидела, что вся спина у него покрыта поперечными рубцами, а на лопатках круглые красно-багровые вмятины. Будто дважды приложили раскаленную монету и остались отпечатки. Да, – вспомнила Женя – она же слышала, отработочных клеймили за побеги. Она представила Эркина и содрогнулась.
– Всё, можем ехать, – Золотарёв бросил на неё внимательный взгляд и быстро отвёл глаза.
– Всё в порядке? – Сторм спросил с искренней заинтересованностью, и ему ответили.
Ответил Гичи Вапе.
– Да, они будут ждать нашего сигнала. Уедут все.
– Это был их вождь? – задумчиво спросил Сторм.
– Нет, – резко ответил Нихо Тиан Або и пояснил с еле заметной усмешкой. – Они не показывают белым вождя. Есть печальный опыт. В отчёте назовёте его представителем.
Сторм кивнул и открыл дверцу машины.
– В город?
Индейцы и Золотарёв переглянулись, и Гичи Вапе, спокойно улыбнувшись, сказал:
– Лучше переждать жару где-нибудь у воды.
– Отлично! – широко улыбнулся Сторм. – Я знаю отличное место. За мной!
– Идёт, – кивнул Золотарёв.
Такого Женя ещё не испытывала. Сторм гнал машину, закладывая невероятные виражи. Правда, он велел Жене держаться и показал ей скобы для этого, но её так кидало и мотало из стороны в сторону, что когда машина остановилась, она не смогла разжать руки.
– Джен, я болван, простите меня.
Раскаяние Сторма было вполне искренним. Он разжал её побелевшие пальцы, помог выйти и повёл куда-то через заросли. От боли она плохо соображала куда.
– Вот вода, окуните руки, будет легче.
Женя спустилась к реке и, присев на корточки, окунула ладони в холодную воду. Снизу вверх посмотрела на стоящего рядом Сторма.
– Эд, если я не смогу печатать и меня уволят, это будет на вашей совести.
Рядом негромко рассмеялись.
– На его совести уже столько, Джен, что вы ничего к этому не прибавите.
Сторм преувеличенно свирепо оглянулся на Золотарёва.
– Эта соломинка, Ник, сломает спину верблюду и помощнее тебя.
Они рассмеялись.
Женя выпрямилась и огляделась. Машины остались за зарослями, окаймлявшими небольшой луг, полого спускавшийся к реке. Невысокие, но густые деревья и кусты давали вполне достаточно тени для походного стола: расстелена салфетка, разложены бутерброды и сэндвичи, стоят пластмассовые стаканчики и жестяные кружки, лежат две армейские фляги и стоит большой нарядный термос, тут же нарезанный толстыми ломтями чёрный ноздреватый хлеб и открытые банки консервов. Даже вилки и ложки, пластмассовые и металлические. Даже бумажные салфетки.
– Никогда не думала, что мужчины такие хозяйственные, – засмеялась, подходя, Женя.
Нихо Тиан Або ответил фразой, которую она не поняла, хотя слова походили на русские. Но он тут же сам перевёл на английский.
– Голод научит есть хлеб с мясом.
Сторм поддерживал её под локоть, и она чувствовала его напряжение. А причину поняла по насмешливым улыбкам Золотарёва и обоих индейцев. Ей стало смешно. Знали бы они… Юбку бы только не испачкать, а на остальное ей плевать. И она решительно села на траву. Сторм перевёл дыхание и сел рядом. Сели и остальные, образовав круг. Женя оказалась между Стормом и Золотарёвым напротив индейцев.
– Разливай, Коля, – спокойно сказал по-английски Гичи Вапе.
Золотарёв взял флягу, отвинтил колпачок.
– Что это? – поинтересовалась Женя.
– Кажется, – Сторм пошевелил ноздрями. – Водка?
– Верно, – кивнул Золотарёв.
– Только не я, – Женя решительно накрыла ладонью свой стаканчик.
– Так, – Золотарёв строго оглядел сидящих, – о леди мы не подумали.
– Есть кофе, – предложил Нихо Тиан Або.
– Кофе, пожалуйста! – обрадовалась Женя.
Встав на колени, он наклонился над столом и налил ей из термоса кофе. Вдохнув аромат, Женя даже зажмурилась от восторга.
– Господи, тысячу лет такого не пила!
– Для тысячелетней вы очень даже неплохо выглядите, – засмеялся Золотарёв. – Ну, а мы водки. Вы, Сторм, не откажетесь?
– От настоящей русской?! – Сторм в притворном ужасе закатил глаза. – За кого вы меня принимаете?!
По губам Гичи Вапе скользнула усмешка, но ничего сказано не было.
Мужчины выпили без тоста и, разумеется, не чокаясь и начали есть. Женю угощали, ей подливали кофе, предложили холодного чаю из другой фляги. Жуя чёрный хлеб с мясной тушёнкой, Женя наблюдала за индейцами. Никакой скованности или нарочитости ни в их движениях, ни в словах не было. Они пили, ели. И это после всего увиденного ими… Женя невольно повторила вслух.
– И это после всего виденного утром…
Гичи Вапе внимательно посмотрел на неё, пожал плечами.
– На войне привыкают ко всему. Каждая минута отдыха слишком дорога, чтобы отказываться от неё.
Нихо Тиан Або кивнул.
– Память о погибших не должна мешать жить живым.
– Но, – продолжала Женя, – но вчера мне показалось… Я подумала, что вы настолько ненавидите нас…
– Вас лично? – Гичи Вапе удивлённо приподнял брови.
– Нет, белых. Вообще.
Она видела, как нахмурился Сторм, но не могла и не хотела останавливаться.
– Вообще? – переспросил Нихо Тиан Або. – Ненавидеть вообще нельзя. Ненависть, как и любовь, всегда конкретна.
По-английски он говорил так же, как по-русски: одновременно певуче и быстро. Видно, ему не приходилось мысленно подбирать слова. А медлительность речи Гичи Вапе тоже отражала не уровень владения языком, а характер.
Сторм недовольно крякнул, но Женя не давала себя перебить.
– Но вот война. Вы воевали. Вы же ненавидите тех, с кем воюете.
Гичи Вапе улыбнулся.
– Мы любим тех, кого защищали. И каждый защищал своих. Любимых.
– Война кончилась, – не выдержал Сторм.
– Но кое-кто хотел бы её продолжить, – усмехнулся Золотарёв.
– Не я, – отрезал Сторм. – С меня хватит. Война ничего не даёт, кроме разрушения и смерти.
– Не мы её начинали, – спокойно сказал Гичи Вапе.
– Но мы её закончили, – продолжил Нихо Тиан Або.
– За разговором о войне, Джен, – Золотарёв улыбнулся Жене, – вы совсем забыли о своём вопросе. Для него самое время.
И Женя подчинилась.
– Я хотела узнать, что означают ваши имена, – она покраснела. – Ну, я читала когда-то, что имена у индейцев даются не просто так, а со значением.
Гичи Вапе кивнул.
– Моё имя означает Большое Крыло, а его…
– Неистовая Рысь, – подхватил Нихо Тиан Або и засмеялся. – Но летаю я, а ходит по земле он.
– Как видите, – Гичи Вапе улыбнулся. – Имя и жизнь не всегда совпадают.
– А, – Женя быстро покосилась на Сторма, но уже было поздно. Они ждали её вопроса. И как в воду с головой. – А вот такое имя – Эркин, оно что означает?
– Как? – удивился Гичи Вапе и быстро переглянулся с Нихо Тиан Або. – Как вы сказали? Эркин?
– Из какого он племени? – спросил Нихо Тиан Або. – Это не имя шеванеза.
– И не… – прозвучало непонятное слово.
– Не знаю, – как можно равнодушнее пожала плечами Женя. – Так, вспомнилось вдруг.
– Извините, – Гичи Вапе повернулся к Нихо Тиан Або, и они заговорили быстро и возбуждённо.
Поток гортанных непонятных слов произвёл на Женю странное, но не неприятное впечатление. Потом Гичи Вапе снова повернулся к ней.
– Мы не знаем этого имени. В языке шеванезов нет такого слова. Много племён погибло, языки забылись. И отдельные слова используют как имена, а смысл их утрачен.
– Ну и бог с ним, – отмахнулась Женя.
– Вы давно… давно услышали его? Это имя? – задумчиво спросил Золотарёв.
– Ух! – Женя рассмеялась, делая вид, что припоминает. – Лет… лет семь назад. Или ещё больше.
– Да, это очень давно, – кивнул Гичи Вапе.
– И, скорее всего, он уже мёртв, – задумчиво сказал Нихо Тиан Або.
– Скорее всего, – согласился Золотарёв.
Женя понимала, что своим вопросом она… она что-то напомнила им. И связано это не с Эркином, а с самим словом. Но спрашивать больше нельзя. А как переменить разговор, она что-то не могла сообразить. Выручил Сторм, сделав какое-то замечание о сравнении спирта и водки, и мужчины углубились в воспоминания: кто, что, когда пил и с какими последствиями для организма своего и окружающих. Сторм защищал идею коктейля, его собеседники доказывали преимущества чистых напитков. Жене было неинтересно, и она перестала слушать, просто наблюдая собеседников.
Что ж, Сторм держится великолепно. Можно подумать… можно подумать, что он всю жизнь сидел вот так за одним столом с русскими и индейцами. Хотя… с русскими он, возможно, и сиживал. Знает же он откуда-то Золотарёва, но с индейцами… наверняка впервые. И, пожалуйста. Как ни в чём не бывало. Ну что, кажется, Эркина это переселение не заденет. Добровольность, конечно, понятие условное, особенно для Сторма, но если не будет облав… Да! У Эркина номер, а клейм на спине нет. А у индейца должно быть и то, и другое, либо ни номера, ни клейм. Значит, и в облаву можно будет вывернуться. А индейцы… ни за что не подумаешь даже, какая ненависть под этими шутками и улыбками. Эркин откровеннее. У него всё на лице написано. Индейцы – офицеры. Удивительно. И речь у них правильная, чувствуется образованность…
– Кажется, даме наскучили наши разговоры?
Ах так, Сторм?!
– Ну что вы, Эд. Я же понимаю. Выпивка – это же единственное, что по-настоящему волнует мужчину.
Хохотали долго и с удовольствием. И под этот хохот стали собираться в дорогу. Пока мужчины собирали и убирали остатки трапезы, Женя прошлась по берегу, зашла в заросли. Возвращаясь к машинам, она нарвала росших у воды цветов. Увидев её букет, Сторм разразился очередным приступом самобичевания.
– Хватит, Эд, – попросила Женя. – Вы начинаете повторяться.
В город ехали быстро, но уже не так мотало.
– Вы умница, Джен.
– Опять повторяетесь, Эд.
– Это правда. Столько такта, очарования, ума… И всё в столь хрупком и изящном теле!
– О теле тоже не надо, Эд.
– Слушаюсь, мэм. Вы уже сочинили отчёт?
– Под вашу диктовку, Эд. Интересно, что будет завтра?
– У вас, видимо, выходной. Если Грэхем не даст вам выходного и не заплатит сверхурочных, клянусь, я публично назову его свиньёй!
– Публично, это в баре?
– Джен! – Сторм рассмеялся, мягко вписывая машину в очередной поворот. – Водку пил я, а задираетесь вы.
– Хорошо, Эд, не буду.
– Вот, пожалуй, и всё, – Сторм щёлкнул каблуками и опустился в кресло.
– Неплохо, в целом неплохо, – Кропстон кивнул, но смех Сторма не дал ему закончить фразу. – В чём дело, Сторм?
– Эта фраза становится фирменным знаком. Скоро по ней будут опознавать.
– Вот как? – Кропстон с интересом поглядел на Сторма. – Вы подали интересную идею, весьма интересную. Как русская?
– Бесперспективна.
– То есть?
– Сентиментальна, эмоциональна и импульсивна.
– Согласен. Сохраняйте найденную форму и не больше.
– Слушаюсь, сэр.
– Ещё раз прошу, – Кропстон ласково улыбнулся. – Не паясничайте. Как индейцы?
– То есть, сэр?
– Не притворяйтесь идиотом, Сторм. Всё равно я не поверю.
– Это фронтовые офицеры. Мне их не перепить.
– Даже так?
– Спиртово-водочная закалка. Кружка русской водки залпом как начало лёгкой разминки.
– Ещё что?
– Три языка в активе, – пожал плечами Сторм. – Полное образование… Я повторяю, сэр. Фронтовые офицеры. Ордена не в штабах получали.
– Но пока они работают на нас.
– У них свои цели.
– Разумеется. Пусть и дальше так считают.
Развалившись в кресле, Сторм наблюдал за Кропстоном. Кто бы поверил, что этот расплывшийся белолицый от затворничества толстяк, игрок, любитель по-настоящему хорошей одежды, кухни и женщин… Сколько же у него лиц? У Роберта Кропстона, Бобби, Малыша Бобби, Бэби, Туши… И как он в них не путается?
– Упражняетесь на мне, Сторм? Не стоит.
– Просто отдыхаю, сэр.
– Отдыхайте, Сторм. Они уезжают утром?
– Да, на рассвете. Видимо, в седьмой сектор.
