Текст книги "Аналогичный мир (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 98 страниц)

– На что? Годовиков забирать? Нет, я ж сказал, Полди отобрал тех, от кого рожали.

– Эти…?

– Нет, баб куда-то в другое имение возили. Ну, чтоб не знали, кто от кого. А к нам тоже привозили рабынь. Привезут на месяц, два, редко больше. Ну, когда видно, что затяжелела, не пустая, возвращают хозяевам. А я спальник. От спальников не рожают.

– Нельзя?

– Нет, – усмехнулся Эркин. – От спальника не беременеют.

– Это… как? – Андрей даже придержал коня, и Эркин тоже остановился. – Ты ж… ты что, разве не… ну, ты же мужик… – он запутался в словах и умолк.

Эркин не сразу разобрался в этой путанице, а, поняв, к изумлению Андрея, рассмеялся.

– Мужик я, мужик. Только семя у меня мёртвое. Всё есть, всё как положено, а забеременеть от меня нельзя.

– И… у всех так? Ну, спальников? От… рождения?

– У всех. Какой же спальник, если от него дети будут. Белым леди неудобства, беспокойство лишнее, – запаясничал Эркин. – А мулатов с метисами куда потом девать? – и стал серьёзным. – Хотя чего ж куда. Туда же, к рабам. По имениям их полно было. Так что все мы такие. Но не от рождения. Это делается. Как нам кожу сделали, так и это, – посмотрел искоса на Андрея, усмехнулся. – Давай, поругайся, отведи душу. А хочешь, расскажу тебе, как это делалось.

Андрей молча отъехал от него. Эркин снова усмехнулся. Он не видел себя, не видел этой злой ухмылки, так непохожей на его улыбку.

К вечеру дождь перестал, но небо не очистилось. Они развели костёр побольше, развесили, как смогли, отсыревшие куртки и одеяла. Сидели на сёдлах, чтоб не на мокром, и пили горячий обжигающий кофе. Не для вкуса, а греясь. Андрей был хмур и неразговорчив, и Эркин начал первым.

– Не психуй, не из-за чего.

– Ты что? – вскинул на него глаза Андрей. – Ты что, и вправду, простил им? Это ж… не по-людски…

– Ты ж мне сам рассказал, как собаками тебя травили. Это по-людски?

– И это не по-людски!

– А что, – Эркин говорил спокойно с привычной горечью, – что с нами по-людски делали? А что о спальниках такую вонь пустили, помнишь, говорили… Что я и сейчас, как подумаю, что Клеймёный о спальничестве моём проболтается где, то так бы и придушил на месте. А он что, виноват в чём? На освобождении спальников хозяйских насмерть замордовали. За что? Я-то на скотной отсиделся. Заперся. А как полезли, про быка сказал, сразу отвалили. У тебя вон тело в рубцах, а мне душу… покорёжили. И кабы мне одному. Что, злоба такая у них на меня была? Нет. Я ведь обычный раб. А рабу и судьба рабская. От питомника до Оврага…

– Овраг и нас ждал, только пылью лагерной назывался. Ну, трупы сожгут, а пепел там, сажа, он пылью на плац оседал. – Андрей сплюнул окурок в костёр. – Всем конец один. Я вот… выскочил. Живу. А такие были… Я про Старика рассказывал тебе?

– Который тебя перед пулей скинул? Только это и сказал.

– Нет, этот уже потом был. Под конец. Я и плотничать у него учился. И проводку он знал.

– Что? Что знал?

– Ну, как электропроводку делать. Он мастер был. А я у него в подручных ходил. Я и ящик себе потом как у него делал. И с инструментом он меня учил. Что первое, что надо, это инструмент по руке делать. Вот, – Андрей вытащил из-за голенища нож и, держа за лезвие, протянул Эркину. – Видишь? Рукоятку я сам делал. По своей руке. А сам-то нож армейский… взял у одного. Попробуй.

Эркин взял нож, зажал в кулаке.

– Хорошо.

– Хорошо, да не так. Обзаведёшься настоящим, я тебе по руке подгоню, поймёшь тогда, – Андрей забрал нож, сунул в сапог. – Ну, что умею я, это от Старика. А тот, другой… Его тоже Стариком звали. От него всё, что знаю. Ну, меня и другие учили. А этот… – Андрей восхищённо покрутил головой.

– Пол?

– А как же. Кримы другому учили. Там своя наука. Без неё тоже не выживешь. Если б не тот Старик, может, я бы и прибился к кримам, а так… с полами остался. Потом присы пошли. Они нашу сторону держали. И малолеток, кто попадал, мы уже от кримов вместе отбивали. Охрана под конец в лагерь мало совалась, в бараки вообще боялись… – Андрей усмехнулся. – Бараки хлипкие. Балка сорвётся там, ещё что.

Они дружно захохотали в два голоса.

– К вам и в камеру, ну, в распределителе, надзиратели только по двое, и с оружием, я помню, – отсмеялся Эркин.

– А как же! Говорят, один как-то зашёл.

– Ну и как?

– Упал, сознание потерял, – смеялся Андрей. – Долго ли умеючи. А там всё. Кранты. Но… это рассказывали. Сам я такого не видел.

– Ты много по распределителям мотался?

– Да как сказать, – пожал плечами Андрей, – путается всё. Да и все они одинаковы. А ты?

– Пока в Паласе был, часто. А как в имение попал, всё. Пять лет на одном месте.

– Хорошо?

– А фиг его знает. И так хреново, и этак дерьмово.

– Вот и выбирай, – засмеялся Андрей.

– Рабу выбор не положен, – хмыкнул Эркин.

– Слушай, а чего вам положено? Об чём речь не зайдёт, ты одно: не положено.

– Что положено? – Эркин как-то удивлённо посмотрел на него. – Волю хозяйскую исполнять. На хозяина работать.

– И всё?

– А на всё остальное воля хозяйская, – Эркин встал, пощупал куртки. – Вроде подсохли. Накинешь?

– Обойдусь. Одеяла перевесь поближе.

– Загорятся. Жратву когда привезут?

– Завтра. А что?

– Мяса не осталось. И жир кончился.

– Это я кашу перемаслил, – покаялся Андрей.

– Значит, завтра что? – засмеялся Эркин, садясь к костру. – Баланда завтра. Вода с крупой и крупа с водой.

Андрей преувеличенно тоскливо вздохнул и засмеялся.

– Перебьёмся.

– Переколотимся, – в тон ему ответил Эркин и засмеялся.

– Ты чего? – удивлённо спросил Андрей.

– А вспомнил. Я когда в резервацию ездил, ну, на разговор уже, меня Клеймёный подколоть решил. Дескать, до свободы ты с бычками, и после то же самое… Так попробовал бы он тогда пискнуть что насчёт жратвы. Чего навалят тебе в миску, то и лопай. И спасибо скажи, что ложку свою разрешили иметь.

– Ну, это и у нас так, – Андрей взял кофейник, покачал, прислушиваясь. – По полкружки осталось.

– Наливай. Кофе ещё есть.

– Гадость всё-таки, – Андрей сделал большой глоток и сплюнул.

– То-то ты его глушишь так, – засмеялся Эркин.

– Так больше ж нету ничего. А вот это, настоящее, что Фредди привозил, понравилось тебе?

Эркин пожал плечами, подумал и убеждённо сказал.

– Чай лучше.

– Мне тоже, – кивнул Андрей. – А как дом вспомню…

– Слушай, – Эркин нерешительно, осторожно спросил: – Может, ты мне о доме расскажешь? Нет, – заторопился он, – я не спрашиваю ничего, ты сам реши. Ну… ну, как это, в семье жить? Вот говорим мы про лагерь, питомник, и одно выходит. Одинаково всё. А вот про дом, про семью… этого я ничего не знаю. Ты пойми…

– Я… я понимаю, но я ж не помню ничего. Ну, сидим мы все за столом, чай пьём, говорим, – Андрей даже глаза прикрыл, чтобы увидеть, – скатерть помню… такая, не белая, с желтизной чуть, и цветы на ней… вытканы. Чашки, круглые, у меня, – он судорожно сглотнул, – у меня заяц был нарисован… у сестры… корова вроде… – и открыл глаза, замотал головой. – Нет, не могу, тает всё. Я ведь и в школу успел походить, ну, до всего… а тоже не помню. А ведь не маленький был… двенадцать, наверное. Или, нет, в двенадцать я уже в лагерь пошёл, по своей статье. Ты себя в двенадцать помнишь?

Эркин свёл на мгновение брови и кивнул.

– Помню. В питомнике был. Работал уже. При питомнике Палас был. Учебный. Надзиратели туда ходили, семьи их, ещё какие-то… Ты понимаешь, мы все свои года считали. Вот, – он протянул к Андрею правую руку запястьем вверх, – вот, буквы это обозначение питомника, дальше цифры, за буквами год рождения, дальше… что-то тоже значит, не знаю.

Андрей расстегнул и засучил левый рукав, показал свой номер.

– А я и не знаю. Нашлёпали мне, а чего значит… просто номер.

– Слушай, – вдруг оживился Эркин. – А свести его нельзя? Ну, едким чем?

– Ого! А то не пробовали! И травили, и выскрёбывали, и резали. Проступает, стерва. Разве что руку отрубить напрочь. А куда я однорукий? Милостыню просить? Не хочу.

Эркин кивнул и допил кофе.

– Ладно. Прости, разбередил я тебя.

– Ничего, – Андрей допил и встал, собирая посуду. – Я, если вспомню ещё что, расскажу.

– Спасибо, – тихо ответил Эркин.

Фредди приехал только поздним вечером, когда они уже прикинули свои запасы и решили варить завтра лагерную баланду, где крупа по счёту не пригоршнями и не щепотью, а крупинками. Дождя нет, но солнце за весь день так и не показалось, и было по-прежнему сыро. Да и похолодало, так что пришлось накинуть куртки.

– Если завтра не привезут, что? Траву твою будем искать?! – Андрей выругался.

Эркин зачерпнул из котелка жидкого теста и вылил на сковородку.

– Не ори, – он ножом осторожно подцепил край и ловко перевернул лепёшку. – В первый раз, что ли? И в имение не сгоняешь, один стадо не удержит.

Эркин снял лепёшку и поскрёб сковородку, снимая прикипевшую крошку.

– Лепёшки тоже по счёту будем?

– А ты думал, – Эркин вылил на сковородку остатки теста. – Лопали много, вот и кончилось раньше.

– А может, привезли меньше?

– А мы когда считали, сколько привезли? А таскать у нас некому. Завтра малину наберём, ещё этих, чёрных…

– Смородину?

– Мг. И заварим.

– На подножном корму значит?

– Рабочей скотине, – Эркин снял последнюю лепёшку и поставил сковородку на землю, – иначе нельзя.

– Я тебе сейчас морду набью! – заорал вдруг Андрей. – Я не скотина!

– Ты до моей морды дотянись сначала, – рассмеялся Эркин, по-прежнему сидя у костра на корточках. – Может, я про себя.

Андрей как-то всхлипнул и неловко, будто и не дрался никогда, ударил его. Эркин не увернулся, и удар пришёлся в плечо. Эркин качнулся, опёрся рукой о решётку и, вскрикнув, вскочил на ноги.

– В подорожник заверни, – вскочил и Андрей.

– Обойдётся, – Эркин осмотрел ладонь. – Ничего.

Но Андрей уже отошёл в темноту, повозился там и вскоре вернулся.

– Вот, держи. Я ж помню, что видел его. Поплюй и приложи.

– Ага.

Эркин взял продолговатый мясистый лист, поплевал и приложил к ожогу. Андрей топтался рядом.

– Ты… ты вот что… нас рабочей скотиной звали, я и сорвался…

– Бывает. Ладно, я сам напросился.

И тут они услышали далёкий топот копыт.

– Вот и жратва едет, – усмехнулся Эркин.

– Будем жить, – ответно рассмеялся Андрей.

Подъезжая к костру, Фредди свистнул. Не сигналом – он их, как они уже раньше поняли, не знал, – а по-простому. И они ответили ему таким же.

Фредди подъехал к самому костру, тяжело, как-то неловко спешился и не сел, а прямо упал на седло Эркина.

– Ты чего? – удивился Андрей.

– Хреново мне, – неохотно ответил Фредди и попросил. – Вы сами там, с вьюками управьтесь. Я посижу.

Эркин молча взял чистую кружку, налил горячего кофе, поставил перед Фредди и отошёл к его коню.

Фредди сидел, напряжённо выпрямившись, и пил горячую бурую и совершенно не сладкую жидкость, пока они развьючивали его коня. Эркин сразу занялся припасами, а Андрей подошёл к Фредди.

– Ну, как ты?

Фредди повернулся было к нему, но тут же скривился от боли и, выругавшись, принял прежнюю позу.

– Коня моего отпустите. У вас заночую.

– Ладно. Может… – Андрей запнулся, но тут же справился с собой, – может, водки выпьешь? Русской.

– Откуда? – поднял на него глаза Фредди.

– С города ещё. Берегу. Там как раз на полкружки осталось.

– Ну и береги, – буркнул Фредди. – Обойдусь.

Андрей пожал плечами и отошёл. Фредди угрюмо смотрел в огонь. Водки бы хорошо, но не лишать же парня последнего. Где он здесь себе найдёт, а выпивку в запасе иметь надо. У каждого ковбоя всегда есть во вьюке или на себе заветная фляжка с самым крепким, чтоб если что… А чёрт, вот прихватило не вовремя. Джонни в городе. Понесло его под День Империи. И застрял. Если он там во что вляпался, то чтоб выкрутиться, много денег и времени надо. Ох, чёрт! Раньше так не болело. Растрясло в седле.

Подошёл Эркин, внимательно поглядел на него. Фредди попробовал улыбнуться, но боль снова тряхнула его, и он глухо выругался вместо приветствия. Эркин не обиделся, только чуть прищурил глаза и присел на корточки.

– Спина, сэр?

– Чего тебе?

– Я спрашиваю, сэр. Спина болит?

– Ну, спина. А что?

– Упали, ранены? Что случилось, сэр?

В его тоне было что-то такое, что Фредди, злясь на самого себя, ответил.

– Да нет. Давно… падал. И в сырость как прихватит, так хоть…

Он снова выругался. И так круто, что подошедший к огню Андрей рассмеялся.

– Не ржи! – обозлился Фредди. – Тебе бы так.

– Если не рана… – Эркин задумчиво свёл брови, – можно попробовать.

– Чего ещё пробовать?

– Попробую помочь. Если сэр не против.

– Мне уже вон, – Фредди полез за сигаретами и скривился от боли, – вон, водки предлагали. Отлежусь и всё. Одеяло моё у вас ещё? – он рывком повернулся к вьюкам и чуть не упал, с такой силой ударила по позвоночнику жгучая боль.

Эркин встал и отошёл к вьюкам. Вернулся с одеялом Фредди и сложил его по всей длине вчетверо, аккуратно уложил рядом с костром, отшвыривая носком сапога ветки и камушки.

– Вот, ложитесь, сэр.

– Ты чего? – удивился Фредди.

– Я, кажется, знаю, что у вас, – Эркин спокойно смотрел на него. – И могу помочь вам, сэр. Но для этого… для этого я должен трогать вас, а вы делать то, что я скажу. Как хотите, сэр.

Фредди, кряхтя от боли, встал.

– Что я должен делать?

– Ложитесь на одеяло, сэр, на живот. Шляпу и пояс снимите. Куртку, если хотите, оставьте, только расстегните, чтоб не мешала, сэр.

Фредди бросил на землю шляпу, помедлив с пару секунд, расстегнул пояс с кобурой и решительно положил его рядом со шляпой. Стянул и бросил джинсовую куртку, оставшись в одной тонкой рубашке. Поёжился, будто от холода. Без оружия он всё равно как голый.

– Ложитесь, сэр.

Он лёг, вытянулся.

– Руки так, сэр, перед головой.

Искоса он видел, как Эркин сорвал и бросил на землю зелёную нашлёпку с ладони и стал греть над огнём руки, разминая, растопыривая до предела пальцы. Андрей попытался что-то сказать, но Эркин остановил его.

– Не мешай. Хочешь – смотри, нет – уйди. Не говори под руку.

Эркин подошёл к лежащему ничком Фредди, аккуратно переступил и плавно опустился на колени, оказавшись точно по осевой линии.

– Голову не поднимайте, сэр. И лбом не упирайтесь, свободно лежите.

Фредди молча подчинился и ощутил, как на его плечи легли две большие твёрдые, но не жёсткие тёплые ладони, неожиданно гибкие и сильные.

Эркин разминал, растирал мышцы на плечах, лопатках, рёбрах, постепенно разогревая их, подбираясь ближе к позвоночнику.

Тёплые волны прокатывались по спине, и боль глохла, уходила куда-то вглубь. Чёрт, какие же руки у парня. Это же массаж. Самый настоящий умелый массаж. Откуда он это знает? Ведь явно не впервые ему… Мысли путались в блаженной истоме, и только прятавшаяся в глубине боль не давала забыться.

Эркин прощупывал позвоночник. Похоже… здесь, да здесь… и ниже… Он решительно, уже не спрашивая, подсунул руку под тело Фредди, расстегнул пояс джинсов и молнию и прежде, чем Фредди успел что-то сообразить, выдернул руку и оттянув джинсы на спине, нащупал сразу то, что искал с самого начала. Такое он уже видал. От удара по хребту такое бывает. Это он снимать умеет. Но будет больно.

– Сейчас будет больно. Если хочешь кричи, только не дёргайся.

Он впервые, обращаясь к Фредди, не прибавил положенного сэра. И оба не заметили этого.

Боль огненной струёй хлестнула по позвоночнику в затылок. Хриплое стонущее ругательство разодрало рот.

– И ещё раз, – предупредил Эркин.

И вторая молния ударила так, что потемнело в глазах, и уже не стон, а крик вырвался из горла.

– Сейчас будет очень больно.

Очень? А что, было не очень? И тут Фредди понял, что действительно было не очень. А это уже настоящая боль. Она захлестнула его, и он захлебнулся в ней, оглушённый собственным криком.

– Больше не будет, – прорвался к нему голос Эркина. – Ещё немного, но больно не будет.

И снова руки Эркина – он ощущает их через рубашку – давят, месят его тело. Но боли нет, её действительно нет.

– Ох, чёрт, – негромко говорит Эркин, – желваки, а не мышцы, никак не промнёшь.

– Передохни, – так же негромко говорит Андрей.

– Нельзя. На половине бросишь, только хуже сделаешь.

– А чего он орал?

– Больно это очень. А иначе не поставишь.

Эркин пропускает руки под плечи Фредди и, сжав от напряжения кулаки, упираясь локтями в его спину между лопатками, с силой отгибает его плечи назад.

– И ещё, и ещё, и ещё… Ну, совсем суставы не разработаны…

Эркин снова и снова проходит пальцами, костяшками, ребром ладони по позвоночнику.

– Так, слушай, согрей одеяло моё, потом тёплым укроем сверху.

– Ага, сейчас.

Фредди слышит этот разговор. И всё понимает – они говорят по-английски – но он плывёт в тёплых, мягко качающих его волнах, вернее, его несут эти волны.

– Ну вот, теперь пусть отдыхает.

Он чувствует, как стягивают с него сапоги и укрывают сверху тёплым колючим одеялом, и подталкивают с боков, закутывая его.

– Подсунь ему кобуру под руку. Чтоб не беспокоился.

Фредди ощутил ладонью гладкую кожу кобуры, пальцы привычно нащупали рукоятку кольта. Блаженные волны ещё качали его, но он уже мог осознавать себя и окружающее. Он повернул голову и увидел сидящего у костра на земле Эркина. Его лицо и грудь, видимая под расстёгнутой до пояса рубашкой, влажно блестели от пота, тяжёлые набрякшие кисти рук брошены на колени. Их глаза встретились, и Эркин улыбнулся.

– Отдохни. Потом ещё сделаю.

– Ну, ты мастер, – выдохнул Фредди, – где только научился?

Лицо Эркина напряглось, стало настороженным, отчуждённым, но голос его был ровен.

– Андрей, кофе есть? Дай глотнуть.

Фредди досадливо выругал себя за неосторожность, а вслух сказал.

– Я это так просто. Можешь не отвечать.

– Не отвечу, – кивнул Эркин, и, усмехнувшись, добавил, – сэр.

Фредди выругался уже вслух.

– Иди ты со своим сэром…

Андрей протянул Эркину кружку. Тот взял и пил маленькими редкими глотками.

– Ты, я смотрю, мокрый весь, – засмеялся Андрей. – Как скажи, грузовик переколол.

– Жёсткое тело, – просто сказал Эркин, – не размять, не развернуть. Суставы как дубовые.

Фредди снова уткнулся лбом в одеяло. Отгадка была совсем рядом, но он откинул, оттолкнул её. Нет, даже думать об этом… Не может, не должно этого быть… Будь он проклят, если ещё спросит о чём таком Эркина. Какой же страшный груз тащит на себе парень, чтоб после… после всего, что с ним было… чтоб так… Фредди убрал руку с кобуры.

Эркин допил, поставил кружку и встал.

– Поставь ещё кофе, потом все попьём.

Не попросил, распорядился. Снял с Фредди одеяло, аккуратно свернул и отдал Андрею.

– Пусть греется пока.

И снова встал на коленях над Фредди.

– Ну, поехали.

И снова руки Эркина на его спине, пояснице. И тёплые блаженные волны. И нет боли, ну, совсем нет.

– Так, а теперь вот что.

Не вставая с колен, Эркин перешагнул через Фредди и стал теперь рядом с ним.

– Встань на четвереньки. Вот так.

Фредди послушно принял указанную позу, опираясь на колени и ладони.

– Локти выпрями. И ноги. Напряги и держись.

Удар по животу выгнул его спину вверх, и тут же удар сверху по пояснице.

– Вот так. Сгорбил, прогнулся. Сильнее.

Удары не сильные, без боли. Но очень точные.

– И ещё раз, и ещё. Хватит, ложись.

Отдуваясь, Фредди распластался на одеяле, и Эркин снова встал над ним.

– Ну вот, ещё немного, и всё. Потереблю только чуть-чуть. Ну, вот и всё. Одеяло дай.

Фредди снова укутали и совсем уже легонько шлёпнули между лопаток.

– Всё. Отдыхай пока.

– Кофе сейчас будет, – сказал Андрей.

– Делай. Я к стаду схожу.

– Тебя ж качает, сиди.

– Нет, лучше пройтись. Вернусь, как раз всё готово будет.

Эркин накинул на плечи куртку и ушёл к стаду. Андрей возился у костра. Его отросшие топорщащиеся завитки волос сейчас казались золотистыми. Фредди лежал неподвижно, зажмурившись, чтобы сдержать, скрыть набегающие на глаза слёзы. Всё тело мягко, приятно ломило.

Эркин вернулся как раз, когда на кофейнике запрыгала крышка. Сел к костру.

– Давай попьём. Буди.

– Фредди, – Андрей тронул его за плечо. – Вставай, кофе готово.

Фредди приподнялся на локтях. Боли как не было. Тело стало лёгким и непривычно послушным. Он сел, застегнул джинсы, обулся и встал, с, казалось, безвозвратно забытой свободой движения.

– Куртку накиньте, сэр, мышцы горячие, застудить легко. И на сыром нельзя сейчас сидеть.

Фредди кивнул, надел куртку и снова сел на седло. Пояс с кобурой лежал возле шляпы. Лицо Эркина было спокойным и усталым. Андрей разлил кофе.

– Сахара нет.

– Я привёз.

– На завтра, – сказал Эркин. – А то опять выжрем всё в два дня.

– По счёту будешь выдавать? – усмехнулся Андрей.

– Я не надзиратель, – устало ответил Эркин. – Сам возьмёшь. Только думай, когда берёшь.

Фредди искоса наблюдал за ним. Как сказать парню, поблагодарить, чтоб не задеть случайно того, запретного…

– Фредди, а что это было? Ну, у тебя со спиной? – не выдержал Андрей.

– Сейчас ничего нет, – молодецки шевельнул плечами Фредди. – Как скажи, заново родился.

– И не будет? – ухмыльнулся Андрей.

– Не знаю, – пожал плечами Эркин. – Так-то я всё снял и на место вставил. А там… не знаю. По хребту когда бьют, не угадаешь заранее. Подлый удар очень, – он встретился взглядом с Фредди и, глядя ему прямо в глаза, спокойно продолжил. – В распределителе раз, помню, одного так надзиратель двинул. Ноги отнялись у парня. Мы его всей камерой всю ночь мяли… нет, не получилось.

– И тоже орал? – хитро прищурился Андрей.

– Надзирателей будить, ты что? – бросил на него быстрый взгляд Эркин и снова посмотрел в глаза Фредди. – Утром надзиратели пришли, а он не встаёт. Ноги как тряпочные. Ну и всё… – Эркин, наконец, отвёл глаза и посмотрел на огонь. – Подлая штука.

– И что с парнем этим? – глухо спросил Фредди.

– Забрали его, сэр.

Фредди вздрогнул как от удара. Голос Эркина ровен и безразличен, и нет в нём ничего, кроме усталости. И говорит он, как сам с собой.

– Дверь откатили. Ползи. Он и пополз. На руках.

– Молча? – спросил Андрей.

– А чего тут кричать? Всё. Может, и пожалели, пристрелили сразу, чтоб не мучился. А может, и на Пустырь отвезли, там умирать. – Эркин вздохнул, провёл ладонью по лбу, словно отгоняя что-то, взмахом головы отбросил прядь и улыбнулся. – В распределителях всего насмотришься, всему научишься.

Фредди перевёл дыхание. Через распределители прошли все рабы, об этом если сказать, то ничего… Но как парень догадался, что это удар, а не ушиб?

– А с чего ты решил, что ударили меня? Может, я упал так, – Фредди старался говорить шутливо.

Но Эркин ответил серьёзно.

– От ушиба по-другому, сэр. Надо на камень или штырь упасть, чтобы такое было, – Эркин усмехнулся. – Так что удар. Дубинкой ткнули. Или кулаком. Или сапогом. Кулаком так не получится, руке неудобно. Дубинкой белого бить нельзя. Так что сапогом. И сапог окованный.

– Заткнись, – усмехнулся Фредди. – А то ты сейчас скажешь, и кто бил.

– Нет, – покачал головой Эркин. – По удару бившего не определишь, сэр.

– Ещё раз сэра услышу, врежу, – голос Фредди спокоен, но это спокойствие перед ударом.

Эркин молча пожал плечами и отвернулся. И Фредди решил не отступать.

– С Эндрю ты ж обходишься без этого.

Андрей рванулся что-то сказать, но Эркин взглядом остановил его и ответил сам:

– Здесь дело другое. С ним мы на равных, – он сделал выразительную паузу. – И он с нами в городе заодно был.

– А со мной, значит, нет? – в голосе Фредди, помимо его воли, прозвучала обида.

– Не знаю… – и снова пауза на месте не прозвучавшего обращения. – У костра да, завтра, когда погоним… тоже, наверное. А потом? Потом, не знаю. И вы не знаете, – пауза. – Вам нельзя расу терять.

– А ему? – не отступил Фредди.

– Мне на эту хренотень с расой накласть, – Андрей замысловато выругался. – Я на неё ещё когда…

– Андрей! – рявкнул Эркин. – Ты думать будешь, прежде чем пасть разинуть?! Мне за тебя это делать?

– За собой смотри! – вскочил на ноги Андрей. – Думаешь, он дурак, не понял ни хрена?! Ты ж сам себя заложил ему! Ты ж у него на крючке теперь, будет тебя водить, как хочет!

– Ты, щенок! – Фредди как подбросило. – Заткнись, пока я тебе последние зубы не выбил. Ты кем меня выставляешь, падаль?

– Тронь только, – в руке Андрея блеснул нож. – Кишки развешу.

– Ножом пугаешь? Ах ты, щенок…

В какое-то мгновение, они и не заметили когда, Эркин одним броском с места откатился в темноту и исчез. Только ветви где-то хрустнули. Они остались у костра вдвоём. Андрей растерялся, и, воспользовавшись этим, Фредди влепил ему гулкую оплеуху, так что Андрей упал. Но тут же вскочил на ноги и пошёл на Фредди.

Фредди перехватил его за запястье. Вывернул. Парень ловок и увёртлив, но ему не хватает силы. Молод. И больше пугает, не хочет убивать. Так что выбить нож, а потом скрутить – не проблема. Фредди, уходя от ножа, закрутил ему левую руку за спину и ударил ребром ладони по шее. Несильно. Затрещала ветхая ткань. Андрей оттолкнулся, вывернулся, выронив нож, и вскрикнул. Не от боли. Его рубашка лопнула по всей длине, и её половинки остались в руках у Фредди. Он бросил их себе под ноги, открыл рот, чтобы руганью закончить драку, и так и замер с полуоткрытым ртом. Худое мальчишеское ещё тело в рубцах и шрамах, полосатое от неровного загара, и… и синяя татуировка номера чуть выше левого запястья. Нет! Как же это? Нет!

– Будь ты проклят! – и чудовищная, невероятное, неслыханное им никогда ругательство. – Подавись, гад. Доволен? На! Смотри! Стреляй, гад! Я безоружный, ну!

– Ты… – Фредди шагнул к нему, – ты… подожди… Эндрю…

Но Андрей уже метнулся в темноту. Как Эркин до него. Фредди потрясённо стоял у перевёрнутой в драке решётки и тупо смотрел, как гасит костёр разливающийся кофе. Так… так как же это? Он же не хотел… Он же… Чёрт, они же сейчас в бега рванут от него. Как есть.

– Парни! – крикнул он в темноту. – Эркин, Эндрю! Я ж не хотел, честно! Вы ж слышите меня, не могли вы далеко уйти. Парни!

Ему ответила тишина. Неужели и впрямь ушли. Всё бросив, в том, в чём были. Он откатил носком сапога упавший в костёр нож Эндрю. Да, как и думал. Армейский кинжал. Рукоятка самодельная… Безоружные теперь оба. Вот она, их мясорубка. Всё на место встало, сошлась колода. И фокусы их с купанием, и страх, что застанут врасплох, и сигналы эти, и оборванные на полуслове рассказы… Зачем-то, не сознавая даже, что делает, Фредди поднял кофейник, поставил на место решётку, не заметив ожога. Разворошил костёр. Подобрал свой пояс с кобурою. И застыл, прислушиваясь. Показались ему голоса, чьё-то всхлипывание, будто плачет кто-то? Показалось. Он как-то видел их разговор. В двух шагах ничего не слышно, губы почти не шевелятся. И точно, болтали, заржали оба в конце. От него таились. Знал же, ещё тогда в грузовике понял, не примут они третьего. Чего лез? Обидно стало? Дурак. А теперь что? Теперь одно осталось. Он отшвырнул пояс на вьюки и сел к костру. Чтобы его было хорошо видно.

– Парни, – позвал он, не повышая голоса. – Я знаю, вы рядом. Слушайте. Я, конечно, и сволочь, и… всякое у меня случалось. Но сукой не был и не буду. Чего вы мне сами не скажете, того я не знаю. Не верите, убирайте меня. Сопротивляться не буду. Знаю, каково на крючке жить.

Фредди вытащил сигареты и закурил. И сам удивился, что пальцы не дрожат. Ему приходилось уже ждать удара или выстрела, но тогда… тогда он ждал по-другому. Одно дело сидеть в засаде и готовиться в последний момент опередить, а сейчас… Сейчас он просто ждал. Потеряв всякое представление о времени. И не вздрогнул и не изменил позы, когда из темноты вышел к костру полуголый Эркин, а следом за ним Андрей в рубашке Эркина, нараспашку с болтающимися вокруг запястий расстёгнутыми манжетами.

Фредди ждал. Он сказал всё. Дальше их дело и их решение.

Они словно не замечали его. Андрей подобрал и сунул за голенище нож, застегнул манжеты и рубашку, не до горла, правда, до середины груди. Эркин взял кофейник, вытряхнул остаток в кусты и собрался, видно, за водой, но Андрей остановил его и ушёл к вьюкам. Вернулся с обшитой тканью бутылкой. Эркин кивнул и выплеснул в кусты недопитый кофе из кружек. Андрей, деловито нахмурясь, очень точно разлил водку поровну по трём кружкам. Всё молча. Не глядя на Фредди.

И только взяв свою кружку, Андрей переглянулся с Эркином и посмотрел ему в глаза. Фредди медленно протянул руку и взял кружку. Эркин снова кивнул и взял свою.

– Чего не сказано, того и не знаешь, – Андрей попытался улыбнуться, и это у него почти получилось, – это ты хорошо придумал.

– Согласен, – кивнул Эркин.

– Нну, – выдохнул сквозь стиснутые зубы Фредди. – Так и будем.

Они выпили.

Водка настоящая, но они не в том состоянии, чтобы от такой дозы охмелеть. Да и пили не для этого.

Не было ни разговора, ни шуток. Просто посидели, глядя в огонь, и стали ложиться спать.

Фредди проснулся перед рассветом. Парни ещё спали, и он слышал их сонное дыхание. Как он тогда сказал Джонни? «Сонного они не прирежут». И сразу вспомнилась фраза Эркина: «Не люблю, когда меня сонного бьют. Прикрыться не успеваешь». Чёрт, ну и хлебнули парни. Где их пути пересеклись, как они при встрече друг дружку не прирезали, как уцелели оба? А не всё ли тебе равно? Что скажут, то и узнаешь. Что же это за жизнь такая дерьмовая… Эндрю мальчишка совсем, как только могли его… ведь совсем мальцом наверняка, за один год так не распишут. И Эркин… ведь о них такое несут, если хоть половина правда… Какая же ты сволочь, Империя, таких ребят и так замордовала. Волки… Мальчишки оба… Ну, и он сам вчера хорош был… Не умнее, во всяком случае.

Фредди осторожно потянулся, пробуя, не проснётся ли боль, и стал выползать из толстого кокона, который вчера Эркин молча соорудил ему из двух одеял. Боли не было. И забытая, казалось, напрочь лёгкость движений в плечах и спине. Золотые руки у парня. Фредди натянул сапоги и встал.

Костёр потух. Котловину с бычками заполнял туман, и даже у них на холме в шаге от лагеря тумана по колено. Всё было сырым после недавних дождей. Но небо – Фредди закинул голову – небо чистое, все звёзды видны. Пора огонь разводить. Вчера не поели, не до того было. Варево не поспеет, хоть горячего с лепёшками попить. За его спиной раздался шорох. Фредди ещё пару раз свёл и развёл лопатки и медленно обернулся.

Эркин проснулся. Лежит, как спал, спина к спине с Эндрю, но глаза открыты, смотрит перед собой. Фредди нагнулся, сгрёб котелки и кофейник и, по-прежнему молча, пошёл за водой.

Когда он вернулся, Эркин уже развёл огонь и развесил на кустах отсыревшие за ночь одеяла. Андрей прилаживал к ветке зеркальце, собираясь бриться. Фредди поставил на решётку котелки и кофейник и отошёл к вьюкам. Его пояс с кобурой так и лежал на земле. Он поднял его и с надел. Вытащил и осмотрел кольт. Прокрутил, проверяя, барабан. Вроде нормально. Засунул обратно. Нет, без оружия он не может. И не будет.

Завтрак прошёл в молчании. Все трое были сосредоточенны и избегали смотреть друг на друга.