Текст книги "Аналогичный мир (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 98 страниц)

– Да, коронки.

– Всё нетронуто. Грабёж отпадает. Затыкали рот? Возможно. Как раз перед нашим приездом.

– Мы приехали на сутки раньше.

– Возможно, хотели выиграть время. Но тогда убирают труп. А его оставили на виду.

– В Малиновом Тупике? На минах?!

– Всё равно на виду, – мотнул головой Гольцев. – Поймите, ведь сделано так, что идентифицировать труп беспроблемно. Дальше. Один из должников решил избавиться от долга, убрав кредитора. Логично до очевидности. Но опять же. Почему не сделано ни малейшей попытки спрятать труп или хотя бы затруднить опознание?

– Саша, не томи.

– Месть.

– Ого!

– А похоже…

– Очень похоже.

– Это месть, ребята. Месть напоказ. Тюремная, даже, я бы сказал, лагерная месть.

– Насчёт лагерной ты загнул.

– Да, возможно.

– А что мы знаем о лагерях?

– Ну, местные такие же, как наши.

– Да, только намного хуже.

– Но лагерников не осталось.

– Возможно, – кивнул Гольцев. – Но я бы уточнил, что мы просто ещё ни одного, подчёркиваю, живого не нашли. Но вот почему именно проволока? У всех ножи или кольты. Как владеют ножами, вы видели. Метнуть из-за дерева, потом выдернуть и уйти… А здесь… Душили долго, одним рывком так не затянуть. И было их, минимум, двое.

– А может, и больше?

– Может, и больше, – Гольцев ухмыльнулся. – Всё может. Но душили двое. И то я не представляю, как они там уместились. Ротбус стоял вплотную к минам.

– А он стоял спокойно. Никаких следов борьбы.

– В том-то и дело. Будто… – Гольцев подыскал слово, – приговорённый. Выманили его запиской. Это однозначно. Но не взяли её. Оставили. Для кого? Для нас? Глупо. Но такое презрение к следствию тоже показательно. Именно для мести.

– А табак с перцем?

– Однозначно от собак. Как, я думаю, и проволока. Именно в лагерях бытует, что проволока не держит отпечатков и запаха.

– Отпечатки, я знаю, держит очень плохо, а запах… ну, это от квалификации кинологов зависит.

– Опасались собак-розыскников, а на людей плевать. Тоже характерно. Думаю, они его там ждали. И встретили. Что-то сказали, отчего он встал столбом. Накинули петлю, взялись с двух сторон за концы и в два рывка затянули.

– Ты руки им для этого смотрел?

– Да, проверял. Такой рывок должен оставить если не порезы, то ясные следы. Но опять же. Как он лежит, а похоже, положили как стоял, то один из душителей стоял за спиной, а там мины. Все на боевом взводе, а растяжки многослойной паутиной. И куда эти двое потом делись? Видели-то только пастухов с ягодами. И как там ни натоптали потом, но всё же… если бы ждали до, то остались бы следы.

– Если б не мины…

– Если б не мины, – хмыкнул Гольцев, – то всё просто и элементарно. Он пришёл и стоял, смотрел на входящего. Там же тупик. И вот один подходит спереди и заводит разговор. Второй тихо заходит со спины и накидывает петлю. И всё. Дело сделано. Но там неоткуда подойти. Сзади мины. Вот первая нестыковка. А куда и как они потом ушли? Повторять не буду. Если только не ждали там полной темноты. Но тогда бы тоже остались следы. Окурки там, или ещё что, но осталось. Вторая нестыковка. Теперь записка. Ну, человека с инициалами Ди Эм здесь нет. Но для Ротбуса он был, раз так побежал на его зов. А из посёлка никто не выезжал. Нестыковка.

– Элементарно. Инициалы подлинные, а живёт под другим именем.

– Или наоборот.

– Всё возможно. Но в картах таких инициалов тоже нет. Для записки использованы блокнот и ручка Трейси. Но его самого нет. Подставляют или привлекают внимание к его алиби? Опять нестыковка. И оставлены на виду, чтобы мы, не дай бог, не пропустили. Навес Трейси, его пастухи крутились возле места убийства, с Трейси разговор со стрельбой, Трейси поехал за деньгами… Нас прямо-таки наводят на Трейси и его парней, носом в них тыкают как котят нашкодивших. А чуть коснись, сразу ясно – не они. Подставлять подставляют, а что не тех – на виду. Опять нестыковка.

– Да, странно.

– И телохранитель его исчез.

– Ну, в этом как раз ничего странного. Думаю, его труп тоже где-то уже валяется. Странно, что его рядом не положили, хотя…

– Он не помешал, но…

– Таких помощников убирают сразу после использования. Но для мести он не нужен. Вот и лежит где-то в сторонке.

– Да, я согласен, – кивнул Гольцев. – Но продолжим о странностях.

– Этот Ротбус, похоже, многим насолил. Даже для виду никто не сожалеет.

В комнату вошёл один из офицеров и с ходу подхватил последнюю реплику:

– Не сожалеет не то слово. Посёлок празднует. Под всеми навесами пьют.

– Что? – сразу поинтересовалось сразу несколько голосов.

– Кто коньяк, кто бренди, кто виски, ковбои грог варят, – пришедший сел за стол. – Мне чаю дадут?

– Не безрукий, сам налей.

– Спасибо. Так вот. Тостов нет, но они здесь, я заметил, и не приняты, а есть три фразы, в разных вариантах. Пока прошёлся по улице, наслушался.

– А ну-ка? – заинтересовался Гольцев.

– «Крыса издохла» – раз, «крыса мертва» – два, «крысу задушили» – три. Вот под эти фразы и пьют.

– А чёрт! – Гольцев вскочил, едва не опрокинув стол.

– Ты чего?

– Сашка, осторожней!

– Вспомнил, что ты Бешеный?

Упираясь кулаками в стол, Гольцев навис над ним и над сидящими.

– Крыса! Ротбус и есть Крыса!!! Вспомните. От Крысы не уйдёшь… Паук выпустил Крысу, спасайся кто как может… Лучше вы, чем Крыса… По оперативкам проходило, ну!

– Точно, – ахнул кто-то. – Было это.

– Да, и я помню, проходило.

– Тогда Сашка прав. Это месть.

– И месть за старое. Из-за денег такое не будут устраивать.

– И на такое не наймёшь.

– Да, то-то Трейси перепугался.

– А потом себя не помнил от радости. Не из-за денег. Пачки выбросил не глядя. А вспомни, как заулыбался, расслабился, права начал качать.

– Права этот… Бредли качал.

– Кстати, а они как? Пьют?

– Пьют. Сидят вчетвером у костра и пьют кофе. Бредли и Трейси с коньяком, а пастухи с джемом и лепёшками.

– Лендлорд с цветными за одним костром?!

– Ну, Трейси и раньше с ними вместе ел.

– Но коньяку им не дали.

– Не похоже, чтобы парни страдали из-за этого.

– Да, по моим данным они не пьют. А индеец и не курит.

– Но сигареты в кармане таскает.

– Сигареты у цветных меновый товар.

Гольцев продолжал метаться по комнате, ловко лавируя между шкафами и столом.

– Саша, сядь и успокойся.

– А! Коменданта Уорринга упустили. Чистильщики, называется! Его ж, выходит, не только мы водили. И перед нашим приездом раз и всё. Как же мы эту слежку упустили?! И не рот ему затыкали, а от расстрела спасали. Здесь же самая расхожая фраза, что от пули смерть лёгкая. Вот ему и не хотели… лёгкой смерти.

Гольцев махнул рукой и сел к столу. Налил себе чаю. И уже спокойно сказал.

– Лопухнулись мы, конечно… классически. Но и сделано было чисто. Уважаю, – залпом выпил свой стакан, налил ещё. – Но думать буду. Зацепили меня эти черти. Ребята, слово даю. Размотаю я это. Найду их.

– Зачем? – графолог протирал очки. – Ротбус вне закона, его убийцы автоматически освобождаются от ответственности.

– Знаю. Но люблю чистую работу. У таких мастеров не грех и поучиться.

– Ладно, Саша. Поживём – увидим.

– Поживём, – согласился Гольцев.

Фредди разбудили плеск воды, фырканье и негромкие голоса парней.

– Липкая, зараза.

– Мг, третий раз мылю.

– На затылке смой.

– У тебя уже всё вроде.

– А мне всё кажется, что липнет. Ладно. Кончаем, а то не успеем.

– Ага. А шляпы?

– Пусть сохнут. Вроде оттёрли. Давай, убираем, и я за водой.

Фредди открыл глаза и сел. Только-только начинало светлеть, и костёр казался очень ярким. Эркин сразу обернулся на шум, блеснул мгновенной улыбкой.

– Разбудили тебя?

– Нет, – спокойно ответил Фредди и прислушался. – Вроде машины?

– Русские увозят, кого взяли.

– «Ворон» у них большой, – усмехнулся Андрей. – Целый автобус.

Эркин взял котелки с мыльной водой и вышел. Судя по шуму, он за навесом выплеснул воду и ушёл к колодцу. Андрей завернул и убрал мыло, развесил полотенца и занялся костром.

– Кофе будет, а варево не поспеет.

– Обойдёмся.

Вздохнул и открыл глаза Джонатан. Андрей покосился на него, на Фредди и, бурча о нехватке сушняка, ушёл.

– Тактичные, черти, – засмеялся Джонатан. – Как спалось, Фредди?

– Хорошие сны видел. – Фредди потянулся, упираясь кулаками в поясницу. – Давно так не спал. А ты?

– Меня ему достать трудно было, – Джонатан, не вставая, закурил. – Но возможно. Как думаешь, он от себя работал, или его Паук спустил?

– Он с Пауком, говорили, в одной связке всегда был, – пожал плечами Фредди, – хотя… трудно сказать, Джонни. Выкупы всегда большие были, вряд ли Паук такое мимо себя без доли пропускал. В любом случае… Для нас это большая удача.

– Любая удача, Фредди, всегда сделана. – Джонатан курил, глядя в потолок. – Я не люблю благодеяний. За них потом приходится дорого платить.

– Я никого ни о чём не просил.

– Знаю. Он многим мешал жить. Но я хочу знать, Фредди. С кем ещё он успел поговорить? Кого он ждал в Малиновом тупике?

– Так ждал, что подпустил вплотную, Джонни? И телохранитель пропустил и выпустил? Ты хочешь провести своё следствие?

– Когда много вопросов, отвечают на самый главный. Да, Фредди, хочу. Чтобы, когда благодетель придёт за благодарностью, знать заранее. Стоит ли благодарить.

Фредди пожал плечами.

– Мысль неплохая. Ещё раз расспросим парней?

– Они мне ничего не скажут, Фредди. Ты же знаешь. Попробую обратным путём.

Фредди кивнул.

– И куда ты думаешь прийти? Ведь у того же Паука окажешься.

Джонатан усмехнулся.

– Я посмотрю, кого встречу по дороге.

– Сегодня и поедешь?

– Да.

– Тогда, – Фредди полез за борт куртки и бросил на грудь Джонатана денежные пачки. – Отвези в банк. Здесь сто семьдесят тысяч. Нового счёта можешь не открывать.

– Хорошо, – кивнул Джонатан, убирая деньги. – Не буду. Я восстановлю твои счета, – и рассмеялся. – Твои фокусы со мной не пройдут, Фредди.

– Твои со мной тоже, – ответно усмехнулся Фредди и, выходя из-под навеса, быстро бросил через плечо. – Найди его телохранителя.

– Думаешь, он много знает?

Фредди оглядел улицу, сходил за навес и вернулся.

– Он ненавидит белых, хорошо вооружён и очень много знает. Гриновская выучка.

– Хороший букет, – пробормотал Джонатан и рывком вскочил на ноги. – Он видел?

– Может, и помогал. А вот и парни идут.

– Попьём кофе, и поеду.

Фредди посторонился, пропуская Эркина с полными котелками. Следом вошёл Андрей с охапкой сушняка.

– Доброе утро, парни, – весело поздоровался Джонатан.

– Доброе утро, сэр, – вежливо ответил Эркин, ставя котелки на решётку, и посмотрел на Андрея.

Тот кивнул и заговорил тихо, но очень отчётливо:

– Арестованных всех уже увезли, и команда почти вся уехала.

– Почти? – спросил Фредди.

– Сказали, волкодав ещё денёк понюхает. – Андрей пожал плечами. – Что за волкодав? Я ни одной собаки не видел.

– Нас это не касается, – спокойно сказал Джонатан. – Кого им надо, они уже взяли. А нюхать… пусть нюхает.

Фредди кивнул и сразу поймал вопросительный взгляд Эркина.

– Пусть нюхает, – повторил Фредди слова Джонатана. – Тут мы ничего не можем сделать. Нарываться нельзя.

Андрей вздохнул, усаживаясь у костра.

– Нельзя так нельзя.

Джонатан и Фредди сели к костру. Эркин засыпал крупу в котелок и кинул Андрею мешочек с кофе.

– Заваривай.

– Ага. Сахар достал?

– Тогда без джема.

– Джем на вечер, – согласился Андрей, засыпая в кофейник бурый порошок, – и чаю тогда вечером, – и, спохватившись, посмотрел на Джонатана. – Может, сейчас лучше…? Хотите чаю, сэр?

Джонатан с улыбкой покачал головой.

– Нет, не надо. Как с кормами, парни?

Эркин посмотрел на Фредди, но, видя, что тот сосредоточенно пьёт, ответил сам:

– Пока хватает, сэр.

– Сколько уходит в день?

– Три мешка в день, сэр.

– Не много?

– Они всё выедают, сэр, – осторожно возразил Эркин и, помедлив, сказал: – Это не ореховый концентрат, сэр. Того бы меньше выходило.

– Ореховый концентрат? – удивился Джонатан. – Ты откуда про него знаешь?

– В имении для телят держали, сэр, – пожал плечами Эркин. – А после… освобождения, я тогда один уже оставался, его и коровам засыпал.

– И как? – заинтересовался Джонатан.

– Молоко густое стало. И чуть постоит, сверху корка не корка, но плотное такое и жирное, слоем. – Эркин улыбнулся. – День постоит и во, в два пальца слой, сэр.

– Это сливки называется, – улыбнулся Джонатан.

– Да, сэр? – удивился Эркин. – Я не знал. Я думал, это что-то… ну… ну, порченое.

– А раньше ты что, не видел такого?

– Нет, сэр, надоенное сразу увозили. На холод, на кухню, ещё куда-то. А тут я один…

– Ну, и что ты с ним делал?

– Собирал и ел, а молоко телятам выливал. Сена почти совсем не давал. Только молоко и концентрат.

– Неплохо у тебя телята жили, – рассмеялся Джонатан. – Молоко с орехами. И тебе хватало. К молоку-то что ещё у тебя было?

– Я хлеба из рабской кладовки себе натаскал. И ел вот это… сливки. С хлебом. И молока пил сколько хотел.

– Во житуха! – восхитился Андрей. – Зря ушёл.

– Я же говорил. Хозяева вернулись, – по лицу Эркина скользнула тень.

– И не оставляли они тебя? – заинтересованно спросил Джонатан.

Эркин поднял на него глаза и тут же опустил их, прикрыл ресницами.

– Я сам ушёл, сэр. Я уже свободным был и сам решал, сэр.

– Извини, – легко сказал Джонатан, – не так спросил. Не просили остаться? Ты же хороший работник.

– Я сам, сэр, – упрямо повторил Эркин, бросил быстрый взгляд на Фредди, Андрея и, видимо, решился. – Оставляли, сэр. Обещали ночлег и еду, сэр. И одежду. И что молоко от одной коровы разрешат пить. Ну, так молоко я через край, когда доишь, и раньше пил. Если надзирателя рядом вплотную не было. А место на нарах и миска каши у меня тоже до Освобождения были. Они же, – он зло усмехнулся, – добрые были. Нагишом по снегу не гоняли, голодом до смерти не морили. Рубашка на год, штаны на два, сапоги на три, куртка тоже на три. Сносишь раньше – плетей получишь. Даже ложка у каждого своя. Не ладошкой хлебаешь. Разрешили. И десятого ребёнка оставляли… – он оборвал себя, залпом допил кружку и встал. – Я сам решил, сэр, – и уже Андрею. – Вставай. На себе, что ли, попрёшь? Дуй в табун.

Андрей засунул в рот обрывок лепёшки и встал.

– Завёлся на пустом. Пошли.

Когда они вышли из-под навеса, Джонатан озадаченно посмотрел на Фредди.

– Чего это он, в самом деле?

– Он же у Изабеллы был, – пожал плечами Фредди. – А там только начни, такое полезет…

– Да, я и забыл. Ладно, Фредди, я поеду. Успокоишь его?

– Не проблема, – усмехнулся Фредди. – Он сам себя сейчас успокоит. Устал парень, вот и взбрыкивает.

– Ну ладно, – Джонатан рассмеялся. – О кормах у меня теперь голова не болит. Зато ты мне подкинул этого негра.

– Это важно, Джонни.

– Можешь не объяснять. Всё, Фредди, – Джонатан вскочил на ноги. – Пошли, посмотрим бычков, и я прямо от загона поеду.

– Пошли, – встал и Фредди.

Утренний разговор чем-то зацепил Эркина. Он весь день то молчал, то угрюмо огрызался. В обед вообще ушёл к реке и долго сидел на берегу, обрывая и закручивая жгутом траву. Андрей завернул в лепёшку выбранное из варева мясо и отнёс ему, молча сунул в руки и тут же ушёл. Издали Фредди видел, как он нехотя отрывает от лепёшки куски и ест.

К вечернему перегону Эркин пришёл к загону и работал как всегда: споро и уверенно, но молча. Правда, уже не огрызался, а когда Фредди и Андрей пошли к навесу, отправился в табун проведать коней.

– Чего его скрутило, Эндрю?

– Бывает, – пожал плечами Андрей. – На выпасе он выговаривался. Про питомник, про… ну, мало ли что было, – Фредди понимающе кивнул. – А тут… может, вспомнил чего, может… ещё что, – и повторил. – Бывает.

– Ему бы сейчас или подраться, или надраться, – усмехнулся Фредди.

– Когда накатит, то в самый раз, – согласился Андрей. – Только не пьёт он и драться стал мало. Говорит, что силы своей боится.

– Я тебе язык вытяну и защемлю, – вошёл под навес и сел у костра Эркин.

Но сказал не зло, а очень спокойно, чуть насмешливо, и на затейливую ответную ругань Андрея не отреагировал.

– Отпустило? – улыбнулся Фредди.

– Как сказать, – пожал плечами Эркин. – Разбередило меня. Имение вспомнил. А он же этим… ну, не надзирателем, а между ними и хозяином кто?

– Управляющий, – подсказал Фредди.

– Да, – кивнул Эркин, – управляющим был. Ну, и закрутило меня. Что тогда я, что сейчас… – Эркин оборвал фразу.

– А ты откуда взял, что он этот… управляющий? – спросил Андрей.

– Заметно, – коротко ответил Эркин и, покосившись на Фредди, добавил: – Иногда.

Фредди промолчал. Джонни и впрямь несколько лет работал управляющим. Здесь не поспоришь. Для Эркина управляющий – тот же надзиратель, парень ещё держит себя, не говорит всего.

А когда поели, вроде совсем отошёл. Не шутил, правда, и больше молчал, но молчание уже другим стало. Заварили чай. Фредди к чаю равнодушен, но наслаждение, с которым парни глотали коричневую прозрачную жидкость, невольно заразило и его.

– Нет, чай… это совсем другое дело, – Андрей вытянул из-за ворота рубашки концы шейного платка, вытер ими лицо и примерился к чайнику налить себе ещё.

Эркин молча кивнул. Он пил, смакуя, маленькими глотками, прокатывая каждый по нёбу и горлу.

– Добрый вечер. Можно к вам?

Они вздрогнули и обернулись.

У края их навеса стоял русский офицер. Тот самый, что смотрел им руки и заставлял метать ножи… и улыбался, добродушно и очень искренне. Растерялись все. И было от чего. Отказать в просьбе подсесть к огню можно, но это означает вражду, а задираться с русским… Офицер спокойно, будто не замечая их растерянности, продолжал:

– Я иду мимо и чую, как чаем пахнет. Удивился. Себе даже не поверил. Всюду кофе и вдруг чай.

Эркин и Андрей быстро переглянулись. Надо же было так влипнуть! Поглядели на Фредди. Тот еле заметно пожал плечами и сделал рукой приглашающий жест. Старший ковбой у своего костра хозяин. Ссориться с русскими по пустякам не стоит. А заодно посмотрим, как эти борцы с расизмом относятся к угрозе потери расы. До сих пор русские, да ещё офицеры, у цветного костра не сидели. И подсаживаться не пытались.

Русский вошёл под навес и сел. Большой, даже громоздкий, он устроился у костра неожиданно ловко и складно. Эркин достал и поставил перед ним чистую кружку и коротким, но плавным жестом показал на чайник, стопку лепёшек на сковородке и банку с джемом. Пусть сам управляется.

– Я Александр Гольцев, – вежливо представился офицер. – Можно и просто по званию. Майор, – и улыбнулся. – От чая не откажусь. Спасибо.

Следуя правилам вежливости, они назвали свои имена, и Андрей чуть насмешливо добавил.

– Пейте на здоровье.

Гольцев кивнул, достал сигареты и предложил Фредди. Тот спокойно взял пачку, достал себе сигарету и передал пачку Андрею. Пока Гольцев наливал себе чай, Андрей закурил и ловко перебросил пачку обратно Гольцеву. Тот поймал её на лету свободной рукой и вопросительно посмотрел на Эркина. Эркин покачал головой и, смягчая отказ, улыбнулся. Андрей глубоко затянулся и передал сигарету Эркину. Тот кивнул, затянулся и вернул сигарету Андрею. Выпив полкружки, Гольцев поставил её и тоже закурил. Обменялись незначащими замечаниями о погоде. Что осень пока сухая, но летом были дожди, и трава ещё хорошая.

– Высокая трава сапёрам мешает.

– И долго нам ещё здесь сидеть? – поинтересовался Фредди.

– Думаю, ещё дней пять. Сапёры работают, как могут. С минами спешить нельзя.

Андрей изобразил вежливое внимание и, скрывая улыбку, уткнулся в свою кружку.

– И зачем их здесь столько поставили? – пожал плечами Гольцев.

– Это не нас надо спрашивать, – усмехнулся Фредди. – Я б им, генералам этим, объяснил, куда мины девать. Да со мной, майор, не советовались.

– Это заметно, – ответно улыбнулся Гольцев. – С кем из старших ковбоев ни заговоришь, все высказываются.

– А что, конечно, обидно, – в голосе Фредди искреннее сожаление. – Самые травяные места. Раньше своим ходом, на подножном корму без потерь до места доходили. А сейчас? Корма подвезли, спасибо, конечно, только время-то теряется.

– Они ж вес-то всё равно набирают, – удивился Гольцев.

– Набирают, – согласился Фредди, – только, когда тронемся, трава уже плохая будет, корма за стадом не повезёшь. Вот и потери в весе. А это… – он выругался, махнул рукой и взял свою кружку.

– А вы с привеса получаете?

– С головы и привеса, – ответил Андрей.

– В который раз гонишь?

Вопрос звучал без подвоха, и Андрей спокойно ответил:

– В первый. А что?

– Не тяжело?

– Легко только лежать и в потолок плевать, – глаза у Андрея озорно блестели. – И то ещё постараться надо, чтоб долетело.

– Хорошо сказано! – искренне рассмеялся Гольцев и посмотрел на Эркина. – И ты в первый раз?

– В третий, сэр, – спокойно ответил Эркин, поправляя огонь, и улыбнулся, – а на свободе в первый.

– А вот раньше, – задумчиво спросил Гольцев, – на перегоне бежали, наверное, многие?

– Кто поглупее, пробовал, – пожал печами Эркин.

– Это почему «кто поглупее»?

– А куда ты убежишь с номером? – ответил вопросом Эркин, показывая номер на руке. – А за побег – медленная смерть, сэр. Под пыткой и напоказ. Чтоб и остальные поняли.

Фредди невольно напрягся. Зря русский затеял об этом. Если Эркин опять заведётся… Но голос Эркина спокоен и даже как-то… по-учительски ровен.

– Нет, сэр. Отработочные ещё пытались. Думали до своих резерваций добежать. Всё равно ловили. А там уж как обычно.

– Так уж всех и ловили? – возразил Гольцев.

– Могли и сразу убить. В побеге. Разве только…

– Что?

– Бывало и так, сэр. Я слышал. Что если нет денег купить раба, то укрывали беглого, и уж он как на клятве работает. Чтоб не выдали.

– Как на клятве? – переспросил Гольцев и посмотрел на Фредди.

Тот недоумевающе пожал плечами, недоумение было и на лице Андрея. Эркин спокойно пил чай, разглядывая чуть сощуренными глазами огонь.

– Что за клятва? – спросил Гольцев. – Я уже слышал пару раз, но не знаю.

– Рабские штучки, сэр, – усмехнулся Эркин и посмотрел на Фредди. – Объяснить?

– Объясни, – кивнул Фредди. – Никогда не слышал даже.

– Расскажи, – сразу попросил Андрей. – Только не заводись.

– На этом не заведусь, – пообещал Эркин и посмотрел на Гольцева. – Только… зачем это вам, сэр? Рабства нет уже.

– Мне интересно, – просто и очень искренне ответил Гольцев.

Эркин пожал плечами.

– Хорошо, сэр. Вы ведь знаете, как раба новому хозяину передают.

Он не спрашивал, просто начинал рассказ, но Гольцев спокойно ответил.

– Не знаю. Откуда мне это знать?

Эркин удивился.

– Как так, сэр? Это все знают.

– Я тоже не знаю, – кивнул Фредди и улыбнулся, – у меня рабов не было.

Эркин вздохнул и на мгновение прикрыл глаза ресницами.

– Ну, так вот. Когда раба привозят на место, хозяин бьёт его по лицу, потом даёт целовать руку, в ладонь. Ну, чем били. И ещё дают там воды глотнуть, хлеба кусок. Ну, значит, покорился, признал хозяина, и за это кормят тебя. И каждый раз, как продадут тебя, или… ещё что, так это делают. Это обычное дело. А клятва… это когда раб сам решил покориться. Тогда он берёт сам белого, кого он хозяином себе выбрал, за руку, вот здесь, – Эркин взял себя за правое запястье, – и вот он сам хозяйской рукой бьёт себя по лицу, целует в ладонь и отпускает. Это и есть рабская клятва. Сам покоряется, сам хозяина признаёт. И давший клятву из хозяйской воли уже не выходит ни в чём. И продать его нельзя. Он другому хозяину уже не покорится. Слушаться будет, только если тот, ну, кому он клятву давал, прикажет. Клятву один раз дают. – Глаза Эркина влажно блеснули, по лицу опять скользнула встревожившая Фредди тень, но он уже опять спокойно смотрел на Гольцева. – Вот и всё, сэр, – и вдруг насмешливо улыбнулся. – Рабы-телохранители все на клятве. Вы ведь это хотели узнать, сэр?

Гольцев быстро вскинул руки к плечам.

– Сдаюсь. Шёл не за этим, конечно, но спасибо.

Фредди довольно хохотал, ржал Андрей. Смеялся и Гольцев, а отсмеявшись, сказал:

– А ведь страшные вещи рассказываешь, парень. Человек сам себя рабом делает, – и передёрнул плечами, как от холода.

– Он и так раб, сэр, – возразил Эркин, – от рождения раб. Кто рабом родился, рабом и будет. А клятва…

– А снять клятву можно?

– Нет, сэр. Клятва до смерти.

– Чьей? – быстро спросил Гольцев.

– Раб всегда умирает раньше хозяина, – Эркин насмешливо улыбнулся. – До смерти раба, сэр.

– Страшно, – повторил Гольцев. – Ну, а если случится так, что хозяин раньше умрёт?

– Когда как, сэр, – пожал плечами Эркин. – Рабов таких продавали, как выморочное имущество, я слышал, ну, кто ещё может работать, а там раб сам решал. За клятву держаться, так новый хозяин может и не посчитаться с этим, запорет за непокорность. Рабскую клятву рабу и беречь, сэр.

– А освобождение сняло клятву? – задумчиво спросил Гольцев.

– Рабскую клятву рабу и беречь, – повторил Эркин и потянулся за чайником, показывая, что больше говорить на эту тему не намерен.

Гольцев улыбнулся.

– Спасибо тебе, я и не думал, что здесь такие сложности. Об этом же не прочитаешь нигде.

– А что? – не выдержал Андрей. – Об этом книги пишут?

– О рабстве? И писали, и пишут.

– Надо же, – покрутил головой Андрей. – А зачем?

– А это смотря кто пишет, – рассмеялся Гольцев. – Ты грамотный?

Андрей набычился, покраснел, но ответил:

– Плохо очень.

– Читаешь, пишешь?

– Нуу… писать не умею, – вздохнул Андрей, – а читать… – и резко бросил: – Обхожусь без этого! Ковбою грамота не нужна, бычки и так ухожены!

– Вот учись и прочитаешь, – не принял вызова Гольцев.

– Читать – глаза портить, – буркнул Андрей.

– Это кто тебе такую глупость сказал? – Гольцев улыбкой смягчил насмешку.

Андрей покраснел, открыл было рот, но его остановил взгляд Эркина.

– Хороший чай у вас, – Гольцев с явным удовольствием допил кружку.

– Наливайте ещё, сэр, – вежливо предложил Эркин.

– Не разорю вас? Дорогое ведь удовольствие.

Эркин переглянулся с Фредди, Андреем и улыбнулся своей «настоящей», меняющей лицо улыбкой.

– Нет, сэр, не разорите. Надо будет, ещё выиграем.

– В карты?

– Карты – белая игра, сэр.

– Расскажи ты, Фредди, – попросил Андрей.

– Вы делали, вы и рассказывайте, – хмыкнул Фредди.

– Мы на спор взялись чужое стадо по балочному мосту перевести, – стал рассказывать Андрей. – Ну, мост без настила, вода внизу ревёт, бычки боятся. А вброд не пойдёшь, мины. Ну, мы и взялись.

– На время, – добавил Эркин, оторвавшись от лепёшки.

– Да. И что мы за сколько? А! В полчаса уложимся. Ну вот, и все спорили. Не с нами, а друг с другом. Мы прогнали, и десятая доля с выигрыша нам.

– Законная доля, – кивнул Фредди.

– Ну вот, мы и оделись с выигрыша, и вкусноты всякой накупили, – Андрей довольно заржал.

– А чего кофе настоящего не купили? – отсмеялся Гольцев.

– А ну его! – отмахнулся Андрей. – Его вон Фредди любит, а по мне чай лучше.

Гольцев кивнул.

– Я из поморов, мы на северном побережье живём. Нас так чаехлёбами и зовут, – сказал вдруг быструю непонятную фразу и тут же сам перевёл. – Чаю не попьёшь, трески не поешь, как работать будешь? Треска – это рыба такая. Не пробовали?

Парни враз замотали головами и посмотрели на Фредди. Тот тоже покачал головой. Гольцев усмехнулся.

– Тут она дорогая, деликатесом считается. А у нас… треска да чай, чай да треска, ну, мясо ещё, грибы с ягодами. Хлеб привозной, дорогой очень.

– Вкусная она? Ну, треска эта, – спросил Андрей.

– Что привычно, что о доме напоминает, то и вкусно, – серьёзно ответил Гольцев.

Фредди невольно кивнул, и Гольцев продолжил:

– Дом, родина – это самое дорогое у человека… За это и живём, и воюем, и…

– А если нет дома? – вдруг резко перебил его Эркин. – Тогда как, сэр? Жить незачем, так? Где моя родина?

– Да, вас, индейцев, согнали с родной земли. Так ведь люди-то есть. Пусть резервация…

– Ты мне руки вчера крутил, рассматривал, номера не заметил? – голос Эркина оставался тихим, но зазвенел от напряжения. – Я питомничный. От рождения раб, рабом рождён. Мне что вспоминать? Всё рабское. Каша… из рабской крупы. Хлеб… рабский, кофе рабское, мыло рабское. Сапоги на мне, куртка… всё рабское. Мне как быть, сэр?

Фредди прикусил изнутри губу. Всё-таки завёлся Эркин. Жаль. И тут же рассердился на себя. А на хрена он будет успокаивать Эркина, оберегать этого русского?

– Потому и чай любишь? – неожиданно спросил Гольцев.

– Да, – резко ответил Эркин. – И поэтому. И ты сюда не за чаем пришёл. Тебе тот раб, телохранитель, нужен. За хозяина всегда раб ответчик. Что ни случись, всегда на нашей шкуре отзовётся. Раб всегда виноват.

– А может, убили его? – быстро спросил Гольцев.

– Может, и убили, – так же быстро ответил Эркин. – А может, и сбежал, а может, и здесь остался. Его дело. Его хозяина убили, ему и думать.

– А с чего ты так завёлся? – резко изменил тон Гольцев.

Эркин напряжённо свёл брови, глядя в костёр, и заговорил уже медленно, размеренно.

– У раба ничего нет. Ни имени, ни родителей, ни детей, ни одежды своей, ни дома. И когда мы находим что-то своё и прячем, приходят белые и отбирают.

– Ты что, поверил тому…?! – вмешался Андрей.

– Заткнись, – бросил, не глядя на него, Эркин. – Мне двадцать пять полных, а я и не жил ещё, считай. И все мы так. У каждого своё, каждый нахлебался. Что захотим сказать, то и скажем. Не захотим, не выбьешь. Битые все. Каждый сам по себе живёт и сам за себя отвечает. Это в имении, один кусок господский стырил, так всех перепороли. А теперь… каждый свои счёты сам сводит. Как рабы жили, интересно тебе, что ж, рассказать можно. Да слушать неприятно будет. Не для такого костра рассказы.

Гольцев неожиданно улыбнулся.

– Что каждый своего хлебнул и за себя отвечает, это ты хорошо сказал. Обидеть я тебя не хотел. И не выспрашивал ничего. Чай я, в самом деле, люблю.

Эркин на мгновение опустил ресницы и тут же поднял на Гольцева глаза, спокойно улыбнулся.

– Можно ещё заварить, сэр.

– Не надо, спасибо. Кипятку долейте и всё.

– Это мы знаем, – Андрей заглянул в чайник и налил туда кипятку из котелка. – Сейчас настоится малость и по второму заходу.

– И по сколько чайников за вечер выдуваете? – рассмеялся Гольцев.

– А не считаем. Пока место есть, пьём. А летом, на выпасе, с вечера заварим и в тенёк, помнишь, Эркин?

Эркин, улыбаясь, кивнул.

– Помню. На первой стоянке, там у корней яма была и всегда холодно.

– Ага. В жару с дневки прискачешь, сам весь в мыле, лопух снимешь и через край, – мечтательно вздохнул Андрей.

– Как это ты нутро не застудил? – усмехнулся Фредди.

– Моё нутро любую жратву выдержит, – захохотал Андрей. – Мне всё на пользу.

– Оно и заметно, – хмыкнул Эркин.

Андрей, самодовольно ухмыляясь, разлил чай.

– А поморы – это русские? – спросил Фредди, почти без напряга выговорив новое слово.

– Русские, – кивнул Гольцев. – Нас так называют, потому что на побережье живём. По-русски «po moryu». Рыбаки, моряки… Русские, но… чуть другие.

– Вроде ковбоев в Аризоне, – задумчиво улыбнулся Фредди.

– Вроде, – быстро глянул на него Гольцев и с видимым искренним наслаждением стал пить чай.