Текст книги "Светлая сторона Луны (трилогия)"

Автор книги: Сергей Дорош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 52 страниц)

– Смял фалангу на краю. Спасибо, каменюшечка помог. – Он ласково погладил своего каменного человечка. – Кажется, я срубил предводителя спартанцев.

– Не везет им. – Смерч рассмеялся кашляющим смехом. – За последний месяц командование поменялось уже второй раз. А вот я еле ушел. Сошелся с главарем их лучников – кажется, из Харролов кто-то. Хорош, собака, хоть и привык больше из лука стрелять. Чуть не уделал меня. И дух не помог – этот лучник дрался вслепую. Благо часть мусорных обратилась в бегство как раз в нашу сторону. Спасся в толпе, отлежался в овраге, замаскировавшись, а потом ушел через Тени.

– А вот мы вломились как раз между фалангой и какими-то, наверно, тоже мусорными, только из Города Ангелов, – продолжил Стоун. – Спартанцы устояли бы наверняка, а вот те, которые фланг им прикрывали, не выдержали натиска. В общем, через ту брешь и ушли все, кто потом добрался до замка: и мои, и Смерча братья, и мусорные, кто сообразительней прочих. Правда, половину растеряли в первую же ночь. Гнали нас до самых границ Зеленого. Благо демоны устали больше нашего. Преследовали скорее для вида, чтобы не вернулись мы – стрелу там выпустят из темноты, – а в ближний бой не шли. Кот покойный, кстати, со мной рядом сражался. Честно скажу, неплохим он был бойцом. Подготовка хуже нашей, но думать в бою его кто-то научил очень хорошо.

– Я научил, – буркнул я.

Повисла тишина, неловкая какая-то. Все покосились на незамытое пятно крови. Тело Кота унесли гвардейцы, носящие его имя.

– Прости, не знал, – забормотал Стоун.

– Забыли, – отрывисто бросил я. – Хантер, сколько водяных вернулось?

– Сотни две, – ответил глава братства. – Нелегко им пришлось. Они и сами не знали, как друиды на их лагерь набрели. Но офицеры спаслись все – это уже много. Они держались достойно, а когда запахло жареным, сразу скрылись в Тенях.

– Волки да совы – для них отыскать человека в лесу проще простого, а уж такое количество людей и подавно.

– Спасибо, Миракл, ты все-таки раздавил эту заразу.

– Не совсем… – Теперь пришел мой черед рассказывать. Я вновь покосился на кровь, заливавшую стол. И что это со мной? Я убил его, спасая себя. Все правильно. Любой на моем месте поступил бы так же. А в ушах все звучали слова:

«Дядя Миракл, а ты всегда прикроешь меня, если я сам не смогу справиться? – Всегда, Кот, если буду рядом и ты будешь верен мне».

– Во-первых, узнал, кто командовал разгромом твоих братьев, – начал я, встряхнув головой. – Его зовут Волчий Пастырь. И я знаю, как отомстить. Друиды должны понять, что нападать на нас просто так нельзя. Завтра ты, Хантер, отправишь посольства к бьющим один раз Темной стороны.

– Зачем? – проворчал глава братства. – Ну пришлют нам еще шесть голов.

– Не шесть, а пять, – поправил я. – В Изумрудный пошли одного из братьев. И пусть он кроме обычных предложений присоединиться к нам добавит: «Мы знаем о вашей вражде с людьми, носящими шкуры и серпы-мечи. Мы готовы помочь отомстить».

– Это что-то даст? – засомневался Хантер.

– Это даст шанс договориться. Глав остальных пяти посольств назначу я.

– Появились еще люди, которых нужно устранить? – насторожилась Аква.

– Что значит «еще»? – Я опешил.

– Ну кроме тех, которых вычистили мы с Хореном и Пантерой, пока ты был в беспамятстве.

Она, видимо, исходила из того, что я уже получил доклад обо всем происходившем, пока болел. Получается, мне не послышался в бреду голос Хорена, угрожающий кому-то копьями. Ладно, сейчас это не суть важно. Скоро я все узнаю, а пока…

– Может быть, пока не уверен, – сказал я. – Хантер, у меня сейчас дела. Собери к вечеру военный совет. Пошли за Мустарибом на Плутон.

– Хорошо. А тебе не интересно, что я там видел и делал?

– Интересно, но это до вечера подождет. Позови также Аскеля. А из своих – кого посчитаешь нужным.

– Хорошо, Миракл, сделаем, – кивнул он.

* * *

Магнус был у себя, и был не один. Они сидели за столом с Хореном – в дальнем углу на корточках Пантера, а рядом с ней Грешник. Когда я вошел, Хорен скривился и произнес, обращаясь к познавшему таинства:

– Твоя взяла. С меня пиво.

– Не помешаю? – криво усмехнулся я. – Что за спор?

– Я их всех собрал, – ответил Магнус. – Сказал, что ты обязательно зайдешь ко мне, чтобы услышать последние новости и обсудить. Хорен засомневался.

– Я думал, ты пошлешь кого-нибудь за нами, – признался ярл моих всадников.

– Некогда сейчас гонцов по замку рассылать. Здесь все, с кем я хотел поговорить. – Придвинул кресло и сел за стол. – Ты, Магнус, предугадываешь мои желания, как я посмотрю.

Он оставил мою фразу без комментариев, лишь кивнул.

– Удивляюсь, что матери здесь нет.

– Мы решили, что можем обойтись без мамы, – ответила Пантера. – Она в последнее время ушла в подготовку корпуса Таинств.

– Вот пусть и занимается этим, – кивнул я. – Хорен, что за заваруха была возле моих комнат, пока я лежал в беспамятстве? Слышал, чуть до драки не дошло.

– Среди мусорных разнесся слух, что ты мертв. Плутонцы хотели увидеть тебя. Я их не пустил.

– Почему?

– В Третьем легионе вызрел заговор. Среди тех, кого послали убедиться, что ты жив, были люди, планировавшие устроить неразбериху и под шумок тебя дорезать.

Он сказал об этом так спокойно, словно заговоры – обычное дело. Хотя я и сам о чем-то подобном догадывался, но не думал, что все зашло столь далеко.

– Как вы об этом узнали и что с заговорщиками?

– Разнюхали все мои девчонки. Они же и убрали заговорщиков, – ответила Пантера. – Наедине с женщиной многие мужчины становятся слишком говорливы. А в моих сестрах никто не видит лазутчиков. Привыкли к тому, что женщины из братства – люди второго сорта.

– Значит, волноваться не о чем? – уточнил я.

– Наоборот, – в разговор вступил Магнус. – После случившегося мы были настороже, начали копать дальше.

– И как?

– В каждом легионе есть как минимум по три заговора. Они еще не вызрели. Пока идет разведка ситуации и вербовка сторонников. Но цель у всех одна – свалить тебя.

– Я послала несколько девчонок на Плутон, – подхватила моя сестра. – Там то же самое. Только заговоры пока совсем в зачаточной стадии.

– А еще начались брожения среди перебежчиков, – продолжил познавший таинства. – На меня, кстати, уже покушались трижды. Я теперь по замку хожу только с конвоем из двух несущих спокойствие. Троих перебежчиков я сам отпустил в Новгород.

– Зачем?! И кто тебе позволил принимать такие решения?!

– Миракл, не надо кричать. – Он поднял руки ладонями вперед. – Толку от них все равно не было. А в Новгороде их, скорее всего, уже прикончили. Будет назидание остальным сомневающимся.

– Магнус, ты слишком много на себя берешь. Хочешь следом за Шутом?

– Или за Котом? – ехидно уточнил он. – Миракл, во-первых, пока тебя нет, кто-то должен принимать решения. Я взял это на себя. Во-вторых, не забывай, я еще не отплатил тебе за спасение моей жизни, так что не волнуйся. Понимаю, что, если свалят тебя, скорее всего, и мне не жить.

Да, это был не тот Магнус, совсем не тот, которого я встретил на Плутоне. Что-то произошло с ним, вселило уверенность, добавило деятельности и словно бы избавило от вечного страха.

– А ты изменился, – заметил я.

– Конечно. – Магнус пожал плечами. – На Плутоне, чтобы выжить, нужно было одно, здесь – другое. Мне просто нравится жить. Я не спешу умереть, потому и поддерживаю тебя. Все-таки в управлении доменом я понимаю больше вас, плутонцев.

– Тогда объясни мне, что происходит.

– Тебя хотят убить.

– Но почему? Я ведь дал плутонцам целый новый мир.

– И они тебе за это почти благодарны. – Магнус рассмеялся. – Что ты им дал? Бесконечная война на Плутоне сменилась бесконечной войной здесь. Но там они хоть знали, как применить свои умения, чтобы выжить. А здесь? Один легион раздавил целую армию. Это не потому что плутонцы трусы или не умеют драться. Они не умеют драться так, как нужно здесь. Естественно, каждый воспользуется первым же поводом улизнуть с поля боя.

– Но ведь заговоры строят не простые бойцы.

– Нет, конечно. Во главе каждого из них стоит бывший вожак племени или главарь банды. Они привыкли приказывать. А ты, Миракл, построил обратную пирамиду.

– Это как?

– Обычная пирамида опирается на три-четыре угла, потому устойчива. Твоя же стоит на вершине. И эта вершина – ты сам. Устрани тебя – пирамида рухнет. Но каждый вожак считает, что справится на твоем месте не хуже. Они сами хотят стать вершиной.

– А перебежчики?

– О, с этими все интереснее. Они считают, что этот домен их, и по сути они правы. Они считают, что лучше тебя или прочих плутонцев разбираются в реалиях доменов. И это верно. Раньше был закон, была четкая иерархия. Она сдерживала особо честолюбивых. Сейчас же, чтобы пробиться во власть, достаточно убить тебя. Ты сам донес до них мысль, что внутренние войны нормальны, это – естественный процесс, имеющий право на жизнь способ смены власти. Ты сам был учителем и первых, и вторых. Вот только учил их бездарно.

Я покосился на Хорена. А ведь у этого всадника вполне хватит способностей если не довести мою войну до конца, то удержать домен. Он умен, молод, честолюбив, при этом опытен. Не задумал ли он заговор, только гораздо более скрытый? Не выжидает ли момента для удара? Пантера со мной. В ее верности я не сомневался. Магнус… Ему я тоже пока верил.

– На меня не смотри. – Всадник словно прочел мои мысли. – Со своими людьми я остальных в узде просто не удержу. Северяне-перебежчики за мной не пойдут, как и племена. Ты все-таки нечто высшее, человек, перебивший Конклав. Простые плутонцы тебя чуть ли не богом считают.

– Потому до сих пор и не восстали, – добавил Магнус.

– А я – лишь один из вожаков. Так что мне плести интриги не с руки.

– Он искренен, – подтвердил познавший таинства. – По крайней мере, сейчас.

– И что вы предлагаете делать? Как с этим бороться? Я не могу устроить большие чистки. Во-первых, это возмутит мусорных. Тогда они точно восстанут. Во-вторых, на смену одному вожаку всегда найдется другой. Это – борьба с гидрой.

– Для начала нужно создать нормальную разведку, – недовольно проворчала Пантера. – Мне уже надоело своих девчонок под всякую шваль подкладывать.

Я услышал боль в этих словах. Ее подчиненные действительно были дороги моей сестре. Из-за меня она переступала через себя.

– Для начала легионы не должны стоять на месте, – назидательно произнес Магнус. – Нужно их постоянно тасовать, как колоду карт. Тогда дурные мысли в головах задерживаться не будут. Нужны пограничные бои. А в самые опасные места ставить наших заговорщиков. Там либо их враг убьет, либо наш человек незаметно. Да и опыт будут набирать те, кто выживет. Опыт масштабных войн – это то, чего Плутону не хватает.

– И нужно сформировать элитный легион из верных вожаков и их людей, – добавил Хорен. – Я могу этим заняться. Зримая сила сдержит тех, кто пока колеблется, да и те, кто решился на заговор, будут вести себя поспокойнее.

– А северян нужно разбросать по мусорным подразделениям офицерами и инструкторами. Оставить немногих, вроде Аскеля, при себе – тех, которые понимают, что живут лишь благодаря тебе.

– Время, Магнус, время. У меня нет его. Нужно двигаться дальше, некогда приводить тылы в порядок, – напомнил я.

– Говорил же, что тебе придется мне довериться. Я займусь твоим тылом, если больше не будет разговоров о том, что я слишком много себе позволяю, и прочего такого. Хорен начнет формировать свой легион. А Пантера пока продолжит добычу информации.

– На том и порешим, – согласился я.

Правда, в голове у меня было немного другое. Теперь я уже окончательно не доверял Хорену. Сформированный им легион даст ему ту самую поддержку, которой не могла обеспечить сотня всадников. А ведь неизвестно, может быть, заговорщиков науськивает Мустариб. У него под рукой тоже бойцов немало. Значит, нужно перебросить на Луну как можно больше легионов, укомплектовать офицерами из высших – и пусть доучиваются на границах. А Хорен пусть пока порезвится. Война впереди длинная – обязательно найдется бой, в котором его легион поляжет во славу Плутона и с пользой для меня. Жалко, так просто не избавишься от Магнуса. Он действительно мне нужен и будет нужен еще долго.

– Грешник, спасибо, что не оставил меня, когда я был беспомощным. И тебе, Тер, спасибо.

– Ты о чем? – Белый пожал плечами. – Это твоя пленница тебя на ноги поставила. Даже меня не подпускала. Мы с Пантерой у нее на посылках были. Сама кормила. Жевала пищу и кормила, сама ухаживала, отвары, примочки – все ее.

* * *

До вечера оставалось часа четыре, если не пять. Нужно вернуться к себе и все тщательно обдумать, в тишине и покое. Неуверенно я чувствовал себя в последнее время. Ох, не созданы плутонцы для того, чтобы управлять доменом. А может быть, просто нехватка опыта. Слишком мало тех, кому можно хоть чуть-чуть доверять. Я тонул в новых понятиях: тактика, стратегия, снабжение, разведка и контрразведка, поиск возможных мятежников. Погруженный в эти мысли, я прошел мимо четверых гвардейцев в свои комнаты.

Пленница сидела на подоконнике. Она смотрела на сад. Сейчас он был запущен. Старый садовник попал под горячую плутонскую руку во время штурма, а нового так никто и не назначил. Не до того было – война все-таки. Она обернулась ко мне. На лице тревога, и глаза большие, испуганные. Какое-то странное чувство сдавило сердце. Захотелось подойти, обнять, сказать: «Не бойся, маленькая, я больше не дам тебя в обиду». Вот только не привыкли мои голосовые связки к таким словам. Да и попробуй я обнять ее – наверно, напугаю еще больше. Поэтому вместо того, что хотелось, я произнес:

– Того, что было, больше не повторится, не бойся. Тебя никто не посмеет тронуть. Уже завтра я разгоню этих чиэр из замка. А если кто посмеет…

– Не надо больше убивать из-за меня, – как-то жалобно попросила она, перебив меня. – Мне от этого очень плохо.

Я представил ее, сидящую возле меня, беспомощного, совсем неопасного, врага, перебившего ее знакомых. Маленький нож все так же, наверно, лежит в углу спальни. Его вполне хватило бы перерезать горло, и никто не пришел бы на помощь. Почему она этого не сделала? А ведь была ближе всех к тому, чтобы убрать вершину пирамиды, уничтожить все построение разом.

– Хорошо, постараюсь, – кивнул я. – В конце концов, того сокрушающего врагов убил Агни. Я не собирался…

– И остальных отпусти.

– Хорошо. Пусть валят на все четыре стороны. В замке после случившегося я их тоже не оставлю. – Я замялся, а потом все-таки решился спросить: – Что с тобой?

– У меня плохое предчувствие.

– Пока я жив, тебе нечего здесь бояться.

Мои слова были слишком поспешными.

– Знаю. Но это предчувствие связано с тобой.

Я хотел рассмеяться, но не успел. Что-то капнуло мне на нос. Я стер каплю, посмотрел на ладонь. Алый развод. Предвиденье молчало. К счастью, полностью полагаться на него, в отличие от адептов школы Марса, я так и не привык. Прыгнул вперед кувырком, вскочил на ноги, выхватывая оружие, разворачиваясь, чтобы прикрыть девушку собой. Со злостью подумал: «Да когда же мне дадут узнать ее имя?!»

Там, где я только что стоял, лежал труп. В навеки остекленевших глазах застыло удивление. Я узнал не знающего преград из корпуса Дождь. Того самого, что убил Вещую в день разгрома банды Герхарда. Все, некому тренировать духовдля Аквы.

Человек отделился от собравшихся под потолком Теней, мягко приземлился на ноги. Черный плащ, ботфорты, широкополая шляпа с пером. Ярко-синие глаза, бородка-эспаньолка, насмешливый изгиб губ, а в руках – тяжелая боевая шпага и дага.

Как-то лениво он махнул рукой в сторону двери. Я не сразу понял, что гость наложил заклятие, не позволяющее звукам из этой комнаты проникнуть наружу. И тут я понял, кто ко мне пожаловал.

– Луис Радриго Диэс дель Сентилья маркиз де Касталенде и Самдора, – представился он. – Не говорю «к вашим услугам», ибо услуг своих вам предлагать не желаю. Вы можете обращаться ко мне «маркиз» или «ваше сиятельство».

– А просто Луи?

– Так меня называют лишь друзья, к которым вы не имеете чести относиться, и даже диаметрально наоборот, относитесь, скорее, к врагам.

– Ну что же, позвольте и мне представиться, – принял я его тон. – Эмир Миракл ибн Хансер ибн Хаким. Можете называть меня «эмир» либо как вам заблагорассудится.

Поразил ли я его своим заявлением? Спорить он не стал. Видимо, сходство с моим отцом убедило Луи в том, что я говорю правду. Он лишь нахмурился:

– Теперь я понимаю последние слова Леонида. Ты действительно очень похож на него, и все же ты – это не он, и я бы вас не спутал, будь Хансер жив. Леонида убил ты?

– И Снорри тоже. – Я не стал отпираться. К чему? Пусть знает.

– Убил подло.

– Это еще вопрос. Смотря что считать подлым убийством. Да вы присаживайтесь, маркиз, в ногах правды нет. Вина?

– Не откажусь. – Луи опустился в кресло, в котором так любил сидеть я. Положив дагу на колени, налил себе бокал вина. В последнее время оно постоянно присутствует в моей комнате. Сделал небольшой глоток. – Интересный букет. Хотя мне больше по нраву южные сорта. – Он сделал еще глоток.

Я бросил непроизвольный взгляд на дверь. Этот маркиз, да, не маркизишка, а Маркиз с большой буквы, вел себя слишком самоуверенно. Подобная смелость внушала уважение. Неужели он не понимает, что, если ко мне кто-то случайно зайдет, тогда у него точно не будет шанса скрыться? Словно прочитав мои мысли, он усмехнулся:

– Не надейтесь, эмир, что нам помешают. Ваши стражники слышат сейчас очень интересные звуки, они не захотят помешать вашим развлечениям, насколько я успел их понять, – значит, времени у нас море. Сначала я хотел просто убить вас, но любое доброе дело стоит поощрения. Вы отнеслись по-человечески к своей пленнице. Это стоит хотя бы разговора. Так о чем мы там? О подлости?

– Да, ваше сиятельство, именно о ней. – Странно, откуда во мне могла взяться эта манера? Или меня захватило несомненное обаяние гостя, заставляя подстраиваться под его речи? – Здесь встает вопрос – что считать подлостью и можно ли говорить о ней в бою?

– Удар в спину можно считать подлостью.

– Помилуйте, маркиз, в таком случае и вы, и мой достойный отец – подлецы из подлецов. Разве не доводилось вам бить из Теней в спину, заставать противника врасплох? Да и если бы вы сейчас спрыгнули прямо на меня, всаживая под ребра вашу дагу, разве это была бы подлость? Да и собрату по планете вы тоже горло не лицом к лицу перерезали, – кивнул я на труп.

– Возможно, вы и правы.

– Да не возможно, а точно. Мы с вами лучше подкрадываемся, снимаем часовых, устраняем вражеских командиров. Такие, как Леонид, лучше дерутся лицом к лицу. Разве с их стороны не подлость поднимать руку на тех, кто заведомо слабее?

– И каков же ответ?

– Ответ прост. На войне идет соревнование, сравнение способностей. И каждый использует то, что у него получается лучше. Если я снял часового, значит, либо этому часовому не стоило считать ворон на посту, либо его командиру следовало поставить кого-либо порасторопнее. Да, Леонид и Снорри увидели мое лицо и растерялись, но кто им виноват? Чем отличаются они от того же часового, о котором я говорил? Ничем. В бою нечего смотреть на лица врагов.

Луи сделал еще глоток. Я вдруг понял, что он не собирался спорить. Он просто сделал пробный выпад, чтобы прощупать меня, а я включился в разговор и открылся. Этот не знающий преград начинал мне нравиться.

– Да, действительно, война – это не дуэль, где все правила оговорены, – согласился он. – Хотя для таких, как ты, никаких правил не существует вообще.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую. Ты почти на грани. Еще совсем чуть-чуть – и ты сможешь предать любого, сделать все, что угодно, ради своих амбиций.

– Можно подумать, у вас, светлых, амбиций нет. Мы с тобой мало отличаемся, твое сиятельство, – перешел я вдруг на ироничный тон. – Все вы готовы проповедовать любовь и всепрощение, пока вас самих не тронут. А уж тогда – куда нам, темным!

– Тьма, Свет. – Он покачал головой. – Слова. Если ты не понимаешь, что за ними стоит, не стоит ими и разбрасываться. Да, мы защищаемся, если нас трогают, но мы не мстим и не нападаем первыми.

– Зачем же ты сюда пришел? Разве не отомстить за своих друзей и сожженный скит?

– Я пришел сюда за своей дочерью, – просто ответил он, но я вдруг почувствовал, что покрываюсь потом. – Пусть мертвые хоронят своих мертвецов – я пришел за живой. И если ты опустишь оружие и отойдешь в сторону, заберу ее и уйду, оставив тебе жизнь.

– В этом вы и слабее нас. – Я рассмеялся.

– Так ты выбрал Тьму из-за силы? – Он рассмеялся в ответ.

– Не только. Тьма – это сила, свобода. Тьма – это равенство, то самое равенство, в котором нам, плутонцам, всегда отказывали! Тьма не лицемерит! Если мне надо кого-то убить, я убиваю, потому что он мне мешает. А вы придумываете кучу оправданий, но все равно убиваете.

– Хорошо, давай разбираться, – кивнул он. – Лицемерие, говоришь. Я не знаю, видишь ли ты разницу между нами и светлыми доменовцами. Буду говорить только про своих соратников. Убиваем мы редко. И зачастую по решению Судии. Когда Агий говорит, что чью-то жизнь нужно прервать, мы полагаемся на его решение.

– Конечно, легче всего спрятаться за спину старого да мудрого, – хохотнул я.

– Ты ошибаешься. Агий хоть и мудрый, но человек. Он тоже может допустить ошибку. И он не приказывает, он выносит суждение, сможем ли мы исцелить душу человека когда-нибудь, много ли натворит он бед и что будет, если его не станет. Окончательное решение я принимаю сам и готов ответить за каждую отнятую мной жизнь. Готов не оправдываться, а объяснить, почему нанес или не нанес удар. Это конечно же не касается убийства в бою. Но и в этом случае мы стараемся обойтись без смертельного исхода. Это – не лицемерие и не ханжеская мораль. Просто были случаи, когда люди раскаивались, в корне меняли свою жизнь. Не мы дали жизнь – не нам и отбирать, по большому счету. Потому, если могу вывести противника из боя, не убивая и не подвергая опасности соратников, я это сделаю. И каждый сделает. Но никто не станет рисковать тем, что недобитый враг поднимется за спиной и всадит меч в твоего друга. Ты говорил о равенстве. Но разве равны ты и твои гвардейцы или твои гвардейцы и простые бойцы, стоящие за стенами замка?

– Нет, – должен был я признать.

– Равенство в мире невозможно. И у вас, и у нас люди разные. И равенство глупо само по себе. Кто-то лучше командует, кто-то дерется, а кто-то лечит. Как их можно уравнять? Да, в доменах считали плутонцев низшим сортом, но разве мы все не подчинялись твоему отцу?

– Подчинялись, – опять согласился я.

– Да и по ком равнять? Выбрать, кто лучше? Так большинству до них карабкаться жизни не хватит. Выбрать, кто хуже? Так это – бред. Или выбрать какую-то середину? Но тогда тот, кто будет ее выбирать, уже поставит себя выше других. Другое дело, что, если среди нас попадается талантливый человек, мы с радостью принимаем его. Его способности – на пользу всем. А у вас? Если найдется кто-то, способный сравняться с тобой, ты первый же его грохнешь. Потому что он, если залезет наверх, первым делом грохнет тебя.

Он объяснял это все спокойно, как ребенку объясняют прописные истины. А я сидел и слушал, позабыв о том, что в руках у него оружие и это вполне может быть прием, дабы усыпить мою бдительность.

– Что там еще? Свобода?

– Да, свобода, – резко ответил я. – Я делаю все, что захочу, а вы связаны правилами.

– Мы-то как раз связали себя добровольно. И наши правила делают нас лучше, сильнее, как бы сказали вы, помешанные на силе. А вот вы как раз рабы своих желаний, своего «хочу». Но разве «хочу» сделало тебя сильным? Ты научился всему, что умеешь, потому что сам себя ограничил, забил в рамки правил. Это и сделало тебя сильнее. А «хочу» – это путь чиэр, как вы их называете.

– Но Тьма дает силу, и дает сразу, без всяких условий. Благодаря ей я сумел расправиться с Конклавом, с бессмертными. А мой отец, чтобы хотя бы попробовать сразиться с одним херувимом, должен был истязать себя. И ваш Свет ему не помог.

– Тьма дала тебе силу. – Он прищурился. – Этот топор?

Я кивнул.

– Ты уже без него не можешь. Так кто победил Конклав – ты или топор? Человек или вещь? И что ты будешь делать, когда эту вещь у тебя отберут?

– Твоя шпага тоже непроста.

– Да, но она лишь усиливает мои умения. Я могу обходиться и без нее. В любой битве победу делал я, а не моя шпага. А твой топор поднял тебя на новую вершину, дал новые способности, которых ты лишишься, когда его у тебя отнимут. Это – сила? Заметь, я даже не предлагал посчитать, чем закончились все столкновения наших армий и какое было соотношение войск в начале и потерь в конце.

– Значит, разница между Тьмой и Светом невелика. Говорим мы о разном, но делаем одно и то же.

– И Свет и Тьму по-настоящему могут воспринять только те, кого вы называете дайх, и Свет и Тьма предполагают самодисциплину, иначе далеко не уйдешь. И Свет и Тьма способны как на зло, так и на добро. У нас только разные цели. Свет требует отвергнуть себя ради других, а Тьма – принести других в жертву себе. Сколько таких жертв ты уже принес? Надолго ли их хватит в дальнейшем? Старых бессмертных отдали тебе в руки, подарив этот топор. Не боишься, что и тебя отдадут кому-нибудь, как и их? Если будешь плохо служить хозяину, давшему тебе силу.

Я понимал: то, что мы обговорили, – лишь верхушка айсберга. Мудрецы спорят годами, да так ничего и не выспорили. Нам ли ставить в этом споре точку? Но у меня возникло знакомое чувство. Вот мы и получаса не говорим, а мне вспоминается Гаэлтан. Сейчас я был почти согласен с Луи.

Где-то на середине разговора я встал, начал расхаживать по комнате. Разные мысли лезли в голову. Но незаметно я подходил к своему гостю все ближе и ближе. А когда оказался рядом, вдруг остановился и сказал:

– Твоя дочь дала слово не пытаться уйти. Я вижу лишь один способ забрать ее – убить меня. Но я не хочу с тобой драться.

– Это правда, Аркадия?

Луи посмотрел на свою дочь. Вот так я и узнал ее имя.

– Да, отец. Так надо, – ответила она.

– Твое решение, – недовольно нахмурился мой гость. Он встал, спрятал оружие в ножны.

Сейчас я готов поклясться чем угодно, что не хотел его убивать. Не хотел, потому что это расстроило бы Аркадию. Не хотел, потому что и сам Луи мне понравился. Не хотел, потому что я уже убил одного человека, не разобравшись в том, что он пытался до меня донести. На сей раз я хотел принять взвешенное решение, обдумать его слова, вспомнить слова Гаэлтана, хотел принять решение сам. Но топор вдруг взметнулся и ударил безоружного Луи в голову…

Его Предвиденье не сработало. А значит, я действительно не собирался этого делать. За миг до того, как сталь и плоть соприкоснулись, между нами прямо из воздуха возникла фигура в черных одеждах с капюшоном. Глаза, пылающие Светом, заглянули мне прямо в душу. Левая рука отбила мое оружие, правая ударила в грудь раскрытой ладонью. Я отлетел к окну. Луи презрительно улыбнулся и исчез. А я не смотрел на него – я следил за тем, как вновь тает непрошеный заступник, дух из Мира Видений, тот, кого я сперва считал слугой Конклава, а потом – своим проводником. Он не был ни тем ни другим. Хансер! Теперь я узнал его.

«…Белый-белый, черный-черный, мертвый-мертвый, бессмертный-бессмертный, отрекшийся – отверженный, идет впереди, то гонит, то ведет, то бьет больно, ломает, а убить-то не может…» – так говорил Безумный Кузнец. Теперь и эти его слова нашли свое место.

– Я не хотел, Аркадия, – пробормотал я. – У меня и в мыслях не было убивать твоего отца.

– Я знаю, – тяжело вздохнула она. – Иначе дух не смог бы тебя ударить. Обычно он лишь защищает.

– Кто это? – спросил я, но она в ответ лишь печально улыбнулась, словно ведомо ей что-то, о чем мне узнать еще рано, и очень жалела, что не могла сказать.

* * *

Что случилось? Эти мысли владели мною, когда шел я на собранный мною же совет. Как получилось, что я ударил, не желая того? Может быть, я действительно превращаюсь в раба? Мне нравился топор, который так хорошо убивает, но мне не нравится, если он делает это по своей воле. Сначала я вообще хотел оставить его, но тут же в душе родилось какое-то беспокойство. Нет, время этого оружия еще не прошло. Просто теперь я должен лучше контролировать себя. Может быть, это происки бессмертных из Воинства Небесного? Я ведь не знаю всех их возможностей. Хотят заставить меня отказаться от единственного опасного для них оружия. И этот дух, кто он? Вопросы, вопросы – и ни одного ответа. Я восстановил в памяти весь день. Кот. Я убил его или мой топор? Я. Если бы Кот продолжал говорить, вражды с Хантером мне бы не миновать. Только мое оружие само прочло мои желания и исполнило их. Значит, прав Луи. Не моя сила, не моя слава в поражении Конклава, виной – магическое оружие. Непонятный артефакт. И все это понимают. Мой отец действовал сам. В своем самом славном бою он отказался даже от сабель, пошел с простыми ножами. Да и были те сабли работы простого сокрушающего врагов. Да, лучше обычных, но не дающие никаких новых возможностей. Значит, все, чего достиг я, – прах. Так и не удалось превзойти мне славой Хансера. Людская молва жестока. Даже все мои решения, которые вели к победам, припишут советам извне. Молва наделит топор разумом, а меня сделает лишь его оружием.

Я остановился. А что, собственно, есть молва? Слухи. Пересказы. Уничтожь тех, кто будет распускать слухи, – молва стихнет сама собой. После победы над бессмертными я напишу новую историю. А тех, кто не будет согласен с ней… Убить стольких? А какая разница? Трупом больше, трупом меньше.

Наверно, уже стало традицией, что на советы я являюсь последним. Хотя, насколько знаю, все верховные правители поступали так. От братства были все те же, пятеро в одном лице. Как всегда, Хантер будет говорить, остальные подгавкивать. А вот моя сторона каждый раз собирается в новом составе. Мустариб. Глазки бегают, чувствует себя неуверенно. Может быть, действительно за парочкой заговоров он стоит? Напрямую мне навредить клятва помешает, но ведь в клятве ничего не говорилось о порочащих слухах, о бунтарских мыслях, которые можно произнести в виде отвлеченных рассуждений. А может быть, и чист он передо мной. Просто нервничает, потому что в первый раз здесь. Хорен, наоборот, спокоен. На губах блуждает полуулыбка. Видно, настроение конкурента радует всадника. Аскель расстелил на столе карту, что-то помечает на ней, бормочет про себя с хмурым видом. Магнус – единственный, кто занял место не за длинным столом, а в уголке. Сидит, на первый взгляд дремлет, но я-то знаю, что на самом деле познавший таинства наблюдает за всеми. Потом он сделает нужные выводы и даст несколько дельных советов.