Текст книги "Светлая сторона Луны (трилогия)"

Автор книги: Сергей Дорош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 52 страниц)

Нас было трое. Я сидел, подвернув под себя ноги, лицом ко входу. Справа – Бахрам, слева – тот самый человек, который во время нашего первого разговора стоял на входе в жилище вожака. Спиной ко входу здесь сидеть не принято. Третьего звали Мустариб. Молодой: в бороде и длинных волосах ни одной седой волосинки. Карие глаза чуть-чуть навыкате. Лицо смуглое, обветренное. Когда Мустариб говорил, он не смотрел в глаза собеседнику. Поймать его взгляд было сложнее, чем плутонского коня голыми руками. При этом он вел себя гораздо спокойнее Бахрама. Сначала я не понял, зачем здесь нужен он, но Бахрам объяснил: Мустариб претендовал на место вожака соседнего племени. Их обычаи отличались. Власть там бралась боем. Драку он проиграл, но сумел спастись с горсткой своих сторонников. Сюда он пришел, потому что в племени Бахрама у него была родня – не ахти какая близкая, и все же лучше, чем ничего.

Здесь я должен пояснить кое что. Племена не имеют названий. В разговорах их называют по имени вожака. Так вот, чтобы второе из трех племен лучников стало племенем Мустариба, последнему надо было вернуться и вновь бросить вызов Генофаю, своему сопернику. Провернуть это непросто. Конечно, большинство воинов будет стоять в стороне и смотреть, чем все кончится. В драку полезут только самые приближенные сторонники, те, кому есть что терять и кого победители точно не пощадят. Проблема в том, что, выиграв предыдущий бой, Генофай перебил большинство сторонников Мустариба. Если изначально силы противников были примерно равны, то сейчас Мустариб проигрывал практически вдвое. Помочь бойцами Бахрам ему не мог. Это вызвало бы возмущение остального племени Генофая – оно просто не приняло бы вожака, пришедшего с чужими луками за спиной. Ситуация была не самой лучшей, но я уже видел, как обратить ее в свою пользу. Потому я и не возражал против присутствия Мустариба.

Оружие, понятно, оставалось при нас. Как я и говорил, с хорошей сталью здесь туго. Для ближнего боя в основном использовались копья и топоры. А уж из доспехов встречались только стальные шлемы. Но Мустариб щеголял в кожаной куртке, обшитой стальными бляхами. Только это уже говорило о многом. В племени его наверняка за это не любили. Еще бы, ведь многие простые бойцы вынуждены даже наконечники стрел делать из кости и кремня.

Традиционные здесь разговоры о здоровье родни и о «как дела?» сразу не заладились. Принято в племенах сперва поговорить о всякой ерунде, а потом уже к делу переходить, но я так не привык. Мне было плевать на здоровье жены и детей Бахрама, мне было плевать на то, насколько удачна охота и сколько желудей и каштанов запасли женщины, ходившие в долины, да и на то, что в племени появился человек, умеющий плавить хорошую бронзу, мне, если честно, тоже было плевать с самой высокой горы. Вожаки же о моих делах и родне не знали ничего. Потому в самом начале возникла неловкая пауза. Заполнить ее горцы попытались с помощью мутного самогона. Я тяжело вздохнул. Пойло было крепким, а разговаривать с двумя упившимися дикарями – никакого удовольствия. Пришлось атаковать с ходу:

– Я хочу объединить несколько племен. – Слова я произносил медленно, давая вожакам время понять и обдумать. – Но делать я это собираюсь через кого-то. Этот кто-то будет возглавлять ополчение племен, и фактически власть в этих землях достанется ему и его племени. Твое племя, Бахрам, одно из самых сильных. К тому же у вас умно устроены смены вождей. Так что не надо опасаться, что завтра какой-то молодчик всадит тебе стрелу в спину и мне снова придется договариваться. К тому же ты сам неплохо командуешь бойцами. Потому я выбрал тебя.

– А что моему племени с того будет? – спросил он.

– Разве мало того, что оно станет первым? – Я подпустил в голос удивления.

– Зачем нам это? Мало ли таких «первых» было и в горах, и в долинах, и в степи, и в лесу, и в болотах? Где они сейчас, а?

– Ты должен уяснить несколько вещей, – сказал я. – Первое – я не хочу крови. Отряды двух племен в состоянии убедить вожака третьего присоединиться добровольно.

– Как присоединится – так и отсоединится, – проворчал Мустариб. – Было так не раз. Многотысячные армии собирались, а месяц пройдет – и начинается дезертирство. И как воевать, если не знаешь, сколько бойцов у тебя будет завтра?

– Второе. – Я сделал вид, что не услышал его. – Какие племена собирать, скажу тебе я. Через месяц их вожаки принесут мне клятву на крови. Поверь мне, принесут. До этого такими же клятвами со своим вожаком должны быть связаны все бойцы племени. Вплоть до того, что пусть клянутся под прицелом лучников.

– Мне неохота клясться. Даже если ты поклянешься в ответ, – заметил Бахрам.

– В ответ я клясться не буду. И от вас с Мустарибом клятвы не требую. Вы будете моими руками.

Вожаки заулыбались. Наивные дикари уже прикидывали, как потом устранить меня и загрести всю власть себе. Это было написано на их лицах. Меня это не волновало. До того как армия оформится, я им буду нужен, а после – все уже станет не так важно.

– Третье: через пару дней, если мы, конечно, договоримся, сюда придет обоз. Он доставит стальные кольчуги, шлемы, топоры, наконечники для стрел, нормальную еду и золото. А также с ним прибудут инструкторы, которые будут делать из вас настоящих бойцов.

Вот теперь глаза вожаков заблестели. Стальные кольчуги и шлемы на всех воинов – это сразу сделает их королями гор. Теперь они точно не откажутся.

– И последнее – хочу, чтобы вы поняли: я опираюсь не только на ополчения племен, которые вы соберете. У меня хватит сил покарать за нарушение приказов и инструкций. Теперь у вас есть время подумать и ответить «да».

– А если мы откажемся? – ехидно спросил Мустариб с паршивенькой усмешкой на губах.

– Если ты откажешься, то завтра я приволоку тебя к Генофаю, связанного собственным поясом, и попробую договориться с ним.

Я ответил, не меняя тона, при этом умудрился поймать взгляд неудачливого вожака. Мустариб побледнел и мелко затрясся. Бахрам бросил на него лишь один взгляд и опустил глаза.

– Повторю для тех, у кого уши щебенкой забиты: я своего достигну. Племен и вожаков хватает. Я себе помощников найду в любом случае, но сюда вернусь очень злым. Уже через полгода под моей рукой будет объединен Город и Дикие земли. И кто будет править племенами, решается сейчас.

– Я согласен, – выпалил Мустариб.

– И я. – Бахрам чуть-чуть запоздал.

– Не беру с вас клятв – надеюсь, здравый смысл удержит вас крепче них. – Теперь я говорил тихо, но они ловили каждое мое слово. Они уже были моими, где-то с середины разговора. Слишком просто устроены их мозги, слишком простые проблемы и способы их решения наполняли их жизнь. Они не были равными мне игроками, они не были дайх. – Запомните несколько вещей. Никто, кроме вас, не должен знать, что ваш повелитель – я. Если эти вести дойдут до Города, нам может прийтись туго. Доводите до умишка каждого вожака, что после принесения ими клятвы их отряды будут вооружены не хуже ваших. Но для всех племена собираете вы двое. Бахрам будет старшим из вас.

– Но я ведь еще даже не вожак, – заметил Мустариб.

– Завтра станешь, – пообещал я.

– Мы не сможем…

– Ты с кем споришь?! – Я повысил голос, просто для проверки.

– Прости, повелитель. – Он тут же склонил голову. Хороший чиэр. Уже понял, кто его хозяин. А ведь прошло не очень много времени.

– Завтра ты бросишь вызов Генофаю: твой отряд против его отряда.

– Прости, повелитель, но мы не справимся – даже с твоим новым оружием у нас нет шансов.

– Новое оружие будет через два дня. А ты справишься. Я, Шут и Грешник войдем в твой отряд. Нас не знают в горах и точно не подумают, что мы – бойцы Бахрама, тем более что после прихода обоза мы тихо исчезнем. А добротное оружие и доспехи, вкусная еда быстро убедят племя, что ты лучше Генофая.

– Спасибо, повелитель. – Его глаза радостно засверкали. – Я верил в твою мудрость и силу.

– Верь и дальше, – милостиво разрешил я. – Сторонники Генофая, которых мы возьмем живьем, твои, делай с ними что хочешь. Исключение – те, кого оглушит Грешник.

Лицо Мустариба недовольно скривилось. Наверно, он уже прикидывал, как казнит своих противников в назидание остальному племени.

– Если тронешь их хоть пальцем – оторву яйца, – спокойно добавил я.

И опять он склонил голову, подтверждая мое право приказывать.

Разговор получился коротким. Я посидел с ними еще немного, сказал, какие племена они должны покорить за месяц, объяснил, как хочу, чтобы они организовали ополчения в виде боевых подразделений. Впрочем, из последнего они мало что поняли. Этих дикарей еще надо будет дрессировать и дрессировать. Но главное сделано – они уже мои. Еще раз пригодилась тонкая наука манипуляции людьми. В свое время долгие дни и ночи мать посвящала меня во все детали. Важно все: взгляд, поза, интонации голоса, каждый жест. Только так можно сплести паутину, в которую попадется человек. Далеко не каждый, люди вроде Хантера, даже если не увидят твоей игры, в сети не попадутся – они для этого слишком сильны. Но куда тягаться со мной вонючим дикарям?

* * *

Да, куда им со мной тягаться? Нас было одиннадцать, их – больше двух десятков. Но это ничего не значило. Пятеро из них ушли в Тени еще до стычки, они же первыми оттуда и вывалились. По сути, все закончилось в тот момент, когда я появился за спиной Генофая и снес ему голову. Четверых спас Грешник. Пятеро сдались сами, но их судьбе я не завидовал. Остальных положили сторонники Мустариба, которых вел Шут. Я не остался на ночь в их селении, хотя благодарный вожак упрашивал меня. Я не видел толку в напрасной жестокости, а праздник «в честь свержения узурпатора» обещал закончиться показательной казнью. Четверых, которые встретились в бою с Грешником, охраняли доверенные люди Мустариба. Новый вожак очень боялся нарушить мои приказы.

В селение Бахрама мы не вернулись – заночевали на небольшом плато. Шут собрал дрова, мне удалось подстрелить из арбалета какую-то мелкую тварь. Грешник где-то накопал корешков дикого лука. Сноровисто развели костер, быстро сварили нехитрую похлебку. Любой плутонец вполне сможет прожить в дикой местности. Говорят, наши желудки переварят даже гвозди, – это недалеко от истины. Шут что-то ворчал, съел мало и тут же завалился спать. Для нас же с Грешником стряпня была вполне нормальной. Ели мы не спеша, тихо переговариваясь.

– Повелитель? – спросил он. – Кажется, так тебя назвал этот Мустариб?

– Пусть привыкают, – небрежно ответил я. – Они ведь всего лишь дикари. К ним всегда относились с пренебрежением, потому никто и не додумался, что, приложив усилия, из племен можно сколотить неплохую армию. Но они весьма строптивы, так что лучше сразу приучать их к мысли, что я – повелитель, а то начнут зарываться.

– Откуда ты знаешь? Может, кто-то и пытался подчинить их до тебя, – заметил он.

– Может быть. – Я не стал спорить. – Вот только простой силы для этого мало. Глотку во сне перерезать можно любому. Значит, надо сделать так, чтобы эта мысль даже не пришла в немытые дикарские головы.

– И ты это сделал?

– Я полностью подавил их. Это было несложно.

– Да, твоя мать наверняка научила тебя этому искусству, – кивнул Грешник. – Но долго ли ты сможешь удерживать их?

– Не волнуйся, Грешник, я все продумал. Рассказывать тебе деталей не буду, сам все увидишь в свое время.

Он опять кивнул. Сегодня он был каким-то подавленным, и я подозревал, что причина – тот бой, в котором мы поучаствовали днем.

– Ты так не приемлешь смерть? – спросил я, подпустив в голос нотки понимания. Сегодня Грешник оказался очень полезен. Мне не хотелось, чтобы в дальнейшем он сражался хуже. Ведь скоро нашими противниками будут не варвары из занюханного кишлака, а те, кто равен нам. Всегда полезно знать, что на душе у твоего союзника.

– Смерть так же естественна, как жизнь, – задумчиво произнес он. – Мне не нравится, что так часто она приходит от оружия, но, пока Плутон остается таким, с этим ничего не поделаешь.

– Да… – Сложно было поспорить. – Нас загнали в рамки, почти не оставив выбора.

– Но рано или поздно рамки становятся тесными, находятся те, кто хочет вырваться за них. А вырваться без крови невозможно. Те, кто поставил рамки, и те, кто привык жить в них, будут сопротивляться. Им так привычнее, спокойнее. Сейчас ты пытаешься свести кровь до минимума, и я благодарен тебе за это.

– Хорошо, что ты это понимаешь. – Я улыбнулся. – А то я начал думать, что ты уже не с нами.

– Если у нас все получится, мы разобьем прутья клетки, мы изменим этот мир. На Луне детям не придется учиться убивать так рано, а это уже лучше, чем есть сейчас. Ты, Миракл, не был в Паучатнике, ты не знаешь, что это такое, и не поймешь моих чувств. Я дерусь за то, чтобы другим не пришлось пройти моего пути. И ради этого я готов смириться с тем, что рядом убивают. Просто попытаюсь спасти всех, кого смогу.

– Ты ведь понимаешь, что это – капля в море?

– Понимаю. Легко спасать все человечество. Человечество само по себе безлико. Гораздо сложнее – конкретного человека с его недостатками. Те же дикари, которых я сегодня спас: ведь, повернись все по-другому, у них бы рука не дрогнула убить меня. А попади я в плен – каждый из них с радостью помог бы пытать меня, всю свою фантазию приложил бы.

– Наверно, сложно сдержаться в бою, понимая все это, – задумчиво проговорил я.

– Очень сложно, – признался мой собеседник. – Иногда просто балансируешь на грани. Сила искушает, словно кто-то шепчет на ухо, советуя развернуться во всю мощь, уничтожать то, что считаешь неправильным, вырубать под корень. Но это – тупик. Силой можно остановить на время, сдержать, запугать, но не изменить. Силой не вложишь в мозги человека простую мысль: мало что в этом мире стоит покупать ценой чужой жизни, всегда есть возможность договориться.

– Ха! А ты сможешь договориться с Конклавом? Или с их стражниками?

– Вряд ли, – не стал спорить Грешник. – Это мне пока не по силам. Может быть, когда-нибудь я и смогу, но живем-то мы сегодня. Потому приходится смириться со смертями вокруг. Хотя душа болит.

– Если душа болит, значит, она есть, – задумчиво пробормотал я.

Это были слова Гаэлтана. Друид часто повторял их. Вот и всплыли в голове, да так некстати. Выходит, я бездушен? Ведь события этого дня совсем не тронули меня. Ну пришлось убить еще несколько людишек. Кто о них вспомнит уже через пару дней? Тоже мне великая потеря, если через месяц забудутся даже их имена и лица. Дурацкий разговор. Настроение у меня вдруг испортилось, но Грешник и сам не горел желанием продолжать беседу. Он быстро доел и завернулся в теплый плащ, лег рядом с Шутом. Стражи мы не выставляли. Предвиденье разбудит вовремя – приятная мелочь науки Марса. А вот мне спать не хотелось. Вроде бы устал, а в сон не клонит.

Я присел, опершись спиной о камень. Большой серый валун, мне по пояс. От него веяло холодом, а ко сну это мало располагало. Привычный рисунок звездного неба. Мне вдруг тоже стало интересно: а каков он на Луне? А на Земле, когда блюдце полной Луны вплетается в картину?

Мир Видений подступал ко мне. Я давно в нем не был – он звал, – и я, махнув на все рукой, отдался этому зову. Пусть ведет, пусть сам решает, что я сегодня должен увидеть.

И я увидел…

…Я переиграл Вещую в интриге с Эльзой. Она не смогла прочесть троп судьбы. Я действовал через Мир Видений, а это сразу подняло меня над уровнем обычных предсказателей, пусть даже очень талантливых. Точно так же Мир Теней когда-то поднял своего сына, маркизишку Луи, над сокрушающим врагов, в тот день, когда погиб мой отец, Вещая не смогла увидеть меня, и потому Герхард стал разговаривать со мной, а не натравил своих псов.

Но сейчас против банды действовали обычными методами, и шаманкачуяла опасность. Бойцы были наготове. Предчувствие опасности передалось всем. Они поняли, что привычный и знакомый Город вдруг стал враждебным. Вокруг банды стягивалась петля, и каждый ощущал ее на своей шее. Герхард умело отражал все попытки корпуса Дождь просочиться в его банду, без жалости резал засланных лазутчиков по указке Вещей. Это на какое-то время отсрочило его смерть, но поставило его людей под удар. И теперь Аква не собиралась договариваться.

Они все собрались в знакомом мне особняке. На балконе, где когда-то я целовал Эльзу, сейчас засела пара человек с тяжелыми арбалетами. Часовые ходили по стене, напряженно вглядываясь в темноту. Все духисидели в Тенях, ожидая атаки. Банда сжалась и оскалила клыки. Банда чувствовала свою силу. Банда привыкла упреждать удары противников. Страха не было ни в ком. Они верили Герхарду, а Герхард верил Вещей. Старуху трижды пытались отравить, два раза стреляли в спину, один раз атаковали из Теней. Яд шаманкапочувствовала сразу. Она падала на землю за миг до того, как арбалетный болт должен был пробить ее насквозь. Все-таки она была плутонкой, старой и опытной, рефлексы бойца не умерли, хоть и притупились. Подосланного в Тенях духабойцы Герхарда изрубили прямо там же, не выходя в обычный мир. Вещая тоже цеплялась за жизнь. И каждый ее успех укреплял дух банды. Защищаться всегда легче, чем нападать. Но единственная банда, в которую не просочились люди Аквы, была обречена.

Это стало отличным поводом испытать корпус в деле. Не каждого отдельно – в индивидуальных способностях братьев сомнений ни у кого не оставалось. Плутонцы, прирожденные одиночки, должны были действовать вместе, как один, словно части сложного механизма. Аква должна направить их удары так, чтобы банда Герхарда прекратила существование быстро, незаметно и с наименьшими потерями для нападавших. Новое время неумолимо надвигалось на старых хозяев жизни.

В цепочке всегда существует слабое звено. Не была исключением и цепочка часовых вокруг особняка. И к полуночи люди Аквы нашли такое звено: один из духов, самый молодой, наверное, или самый бездарный. Братья сумели подобраться к нему незамеченными на расстояние броска ножа. Клинки свистнули одновременно. И тут же за спиной часового появился не знающий преград, подхватил тело, не давая ему выпасть из Теней. А трое братьев Дождя уже рассредоточились по стене, занимая позиции за спинами часовых в обычном мире. Короткий блеск клинков в свете звезд – и брешь в обороне банды была прорублена. В нее хлынули потоком только этого и ждавшие бойцы корпуса.

Все делалось четко и быстро. Братья растекались по лагерю, вновь уходили в Тени, готовясь к очередному удару. Меркурианец аккуратно опустил труп духана землю. Таиться уже не было смысла. От особняка послышался хриплый крик Вещей, поднимающей тревогу. Шаманкачувствовала беду, но не могла знать, откуда она придет. Старуха еще пыталась спасти обреченную банду. Смысла в этом уже не было. Хантер не собирался терять своих людей. Если корпус Дождь напорется на серьезное сопротивление, он отступит, а завтра попытку повторит Огонь или Черный отряд. Вопрос лишь во времени.

Меркурианец вывалился из Теней под крышей, нанося удар в падении. Вещая почувствовала угрозу, отшатнулась назад, но на сей раз старые мышцы подвели. Не знающий преград снес ей мечом полчерепа и вновь ушел в Тени, не коснувшись земли. Он был хорош, этот союзник и, как я узнал потом, наставник корпуса Дождь. Он появился два раза, именно там, где без него нельзя было обойтись, и ушел, предоставляя братьям исполнять самую кровавую часть плана.

– Стальной дождь! – в первый раз на Плутоне прозвучал клич одного из корпусов братства детей Хансера. Дождю выпало стать первыми.

Они атаковали из Теней. Основу корпуса составляли духи, но бою их учили те, кто прошел школу Шута. Их черные одежды выделялись, хотя этот же цвет был популярен и в бандах, но бойцы, одинаково одетые, в капюшонах, с масками, скрывавшими нижнюю часть лица, выглядели как нечто нечеловеческое. Слишком одинаковые, чтобы это можно было спокойно перенести, слишком хорошо владеющие оружием, чтобы им можно было дать достойный отпор. Они выскакивали из Теней, наносили несколько быстрых ударов и тут же отпрыгивали, вновь уходя в Тени, а навстречу переходившим в контратаку бандитам выпрыгивала вторая волна. Этот бешеный водоворот мог сломить дух кого угодно.

Один из бандитов, видимо самый молодой, не выдержал, упал, бросив оружие, и закрыл голову руками. Я слышал его тихое жалобное подвывание. Явно урожденный плутонец, не из тех, кто прошел Паучатник. Должен признать, такие слабее духом. Кто-то вроде меня встречается среди нас редко.

Но остальные бандиты, держались. Пусть банда в первую секунду боя сократилась вдвое, пусть на их глазах умерла Вещая, которую помнили старой еще их деды и прадеды, пусть непонятно было в хороводе, который устроили братья, сколько врагов их атакует, банда держалась. Их вожак выжил в резне, устроенной Хансером. Их вожак правил бандой дольше кого бы то ни было в Городе. Герхард привил им веру, что выведет банду из любой передряги, если никто не дрогнет, если все будут драться. И они дрались. Я-то видел: их все еще было больше.

Герхард боялся. Он спрятался на втором этаже особняка, в комнате с одним окном, да, тем самым, в которое выглянула Вещая, поднимая тревогу. В соседней комнате без окон он спрятал самое дорогое, что у него оставалось, – семью: жену и трех дочерей. Охраняло вожака всего двое человек. Наверно, Герхард слишком понадеялся на крепость своей обороны, он просто не думал, что кто-то доберется до него в самый разгар боя. И зря. Охранники наверняка были лучшими, они даже успели среагировать на появление врагов, но выхваченное оружие не помогло. Против каждого было двое, и четверо братьев ударили одновременно.

Герхард, приникший к окну, пытавшийся понять, кто его атакует, обернулся. Аква перешагнула через трупы охранников. Раньше у меня не было случая рассмотреть эту девушку. Я по привычке запомнил лицо – мягкий овал, тонкий, породистый нос, большие зеленые глаза, тонкие брови, чуть полноватые, чувственные губы, скулы выделяются несильно. Длинные черные, как вороново крыло волосы, которые она обычно заплетала в тугую косу. Она могла бы сводить с ума мужчин, но удар неизвестного мне сотрясающего Вселенную раз и навсегда убил в ней женщину. Я не видел ее тела ниже шеи – сомневаюсь, что видел кто-то, кроме остальных четырех иерархов братства. Лишь догадывался, к чему может привести полученный в упор язык магического пламени.

И только такая женщина, как Аква, могла создать корпус Дождь. Тщеславие есть в каждом. Каждому хочется не просто чего-то достигнуть, а еще и того, чтобы его достижения видели, восхищались ими. В корпусе этому не оставалось места. Его элита – мастера инфильтрации. Они проникают в ряды противника, сливаются с ними, становятся их частью, медленно движутся вверх, вербуют парочку влиятельных лиц. В оговоренный момент главарь противника умирает, и к власти приходит ставленник корпуса. А сделавший свою работу брат исчезает. И никто не догадывается, что где-то на нижних ступенях иерархической лестницы уже начинает свой путь тот, кто пришел ему на смену. И если новый вожак что-то сделает неправильно, он уйдет, как и его предшественник. И никто не узнает о роли тех, кто стоял в тени, – братьев корпуса Дождь. И даже ночные операции вроде этой не принесут славы. Утро застанет лишь трупы. Кто вырезал одну из сильнейших банд? Никто не узнает. Корпус Дождь скрытен, как скрытна его предводительница.

Герхард был главарем, вожаком. Он не родился таким, всего он добился сам. А первые шаги плутонец всегда делает по крови: он должен научиться лить чужую кровь, чтобы не шагать по своей. Он должен научиться смирять свой страх и рисковать. Все это когда-то умел и Герхард. Его сломали. Ему напомнили, что бывает страх, которого не преодолеть. Но есть моменты, когда человек забывает про страх. Крыса, загнанная в угол, страшна.

– Я сама, – бросила Аква, поднимая свое оружие.

Странное оружие. Очень тонкое лезвие шириной в две ладони, не меньше, оно не превышает по длине обычного меча. Такая же рукоять, а в целом оружие чуть меньше роста Аквы, хотя и сама она была не очень высокой. Мне казалось, такое лезвие должно быть очень гибким, но кто знает, как Безумный Кузнец добился подобного эффекта, что им можно отразить даже удар топора.

Герхард атаковал первым. Еще не успели отзвучать слова предводительницы корпуса Дождь, главарь банды колобком прыгнул вперед. В прыжке он выхватил два меча – длинный и короткий. Клинки завертелись, на Акву посыпался град ударов. За пару мгновений Герхард буквально отбросил ее к дальней стене. Действовал он умело: сократив расстояние, уже не давал девушке разорвать дистанцию и пустить в ход свое длинное оружие.

– Ну куда же ты бежишь, овца, – прохрипел главарь сквозь зубы. – Я тебя сейчас выпотрошу, а кишки развешу на балконе!

Аква молчала. Маска скрывала лицо, в глазах – спокойная сосредоточенность. Отбивать странной помесью косы и лопаты удары двух мечей – задача не из простых.

– А потом мои ребята порубят на куски твоих прихвостней, – продолжал злобствовать толстяк Герхард.

Акве оставалось шага три до стены, когда она прыгнула спиной вперед. Лезвие очертило перед ней широкий полукруг, отбрасывая Герхарда назад. Главарь попытался парировать. Сталь лязгнула о сталь, посыпались искры. Герхард вскрикнул. Он чуть не лишился короткого меча, левую руку пронзила боль. Он понял, что прямо такое оружие не отобьешь, надо отводить удары, а не парировать. И девушка перешла в контратаку. Ее движения были скупыми, четкими и, что самое главное, – быстрыми. Лезвие вертелось восьмерками, все разгоняясь и разгоняясь. Я как завороженный смотрел на необычную и очень четкую технику работы незнакомым оружием. Вращение все быстрее и быстрее, при этом девушка почти не прикладывает сил. Каким-то образом она умудрилась вложить всю немалую массу клинка в скорость, а тонкие ручки теперь лишь направляли этот сверкающий вихрь.

Она теснила своего противника. Пусть это было не так эффектно, как бросок Герхарда, да и не так быстро. Главарь банды успел прийти в себя, собраться, выстроить защиту. О том, чтобы прорваться через сплошную стену стали, не могло быть и речи, но отбивался он легко, даже начал подумывать о контратаке – вновь сократить дистанцию и на сей раз не упустить инициативы. Он не видел того, что прекрасно понимал я: в движениях Аквы сквозила простота и мощь девятого вала.

Герхард не сразу осознал изменения. Они оказались незначительными. Чуть сместилась траектория движения клинка, чуть сбилась с шага противница – ну понятно, устает. А когда заметил, в душе приободрился, попробовал сделать подшаг навстречу… Аква подпрыгнула и ударила, вкладывая в удар массу клинка и своего тела. Подставленный короткий меч вылетел из руки. Широкое и необыкновенно тонкое лезвие сверкнуло и уперлось в пол. Аква замерла, присев на одно колено. Герхард остановился, моргнул, и только тут я заметил тонкий разрез, отсекший голову и правую руку от тела. Разрез все увеличивался. Отрубленная часть сползла и упала на пол. А на лезвии – ни капельки крови. Аква резко встала, вскидывая клинок.

– Стальной дождь! – заорали сопровождавшие ее бойцы. Этот крик слился с кличами братьев снаружи.

– Выкиньте труп, пусть те, кто сопротивляется, увидят его, – приказала девушка. – Через полчаса здесь не должно быть ничего живого. Перебить всех: раненых, сдающихся, женщин, детей, даже собак, если найдете.

Она даже не сомневалась в исполнении своего приказа – развернулась и ушла. А я все не позволял Миру Видений увлечь меня прочь. Я отстраненно наблюдал за действиями корпуса.

Как быстро у меня появятся люди, способные потягаться с братьями на равных? Да и появятся ли вообще? Сейчас в Городе Кот уже собрал множество молодежи. Где-то полтысячи человек, и именно им, случись что, противостоять корпусу Дождь. Вот только корпус их размажет по стенам катакомб, даже не поморщившись. И суть совсем не в интенсивности тренировок. У Аквы было гораздо больше времени: братство могло себе позволить готовиться не спеша. У меня времени оставалось на порядок меньше. Чем больше я думал, тем отчетливее понимал: братство опередило меня навсегда. Мне их просто не догнать. А если ты не можешь подняться так же высоко, как твой возможный соперник, выход один – стащить его за ноги на свой уровень.

* * *

Да, к таким выводам я пришел тогда, месяц назад. Единственный мой шанс выжить – сталкивать корпуса братства со всеми возможными врагами, при этом беречь свои отряды – тех людей, кто верен лично мне. Я вернулся в Город, бросил войну племен на самотек. Все, что от меня требовалось, я уже сделал. Следующий месяц Бахрам и Мустариб должны действовать сами. Заодно и посмотрю, на кого из них можно опереться.

В Городе все шло своим чередом. Правда, удивила меня Пантера. Вернувшись в Город, я обнаружил, помимо подразделений новобранцев братства, отряда Кота и перешедших под наш контроль банд, еще одно образование – сестринство Гюрзы. Прямо не знаю, плакать или смеяться. Все-таки, наверно, нельзя плутонцев лишать детства: те, кто прошел Паучатник, приобретают склонность впадать в него на протяжении всей жизни. Чуть более сотни женщин в одеждах, копирующих облачение братьев с вышитой на них змеей. И все это затеяла моя сестренка. Я попытался воззвать к разуму Хантера – тот лишь рукой махнул. В рядах братства женщины не считались полноправными, кроме Аквы. Так что вполне естественно, что Тер, еще не остывшая от детских фантазий, сумела их организовать. В мое отсутствие было что-то вроде небольшой войны, правда, кровь проливать не пришлось. В результате Тер договорилась с Хантером. Она возьмет лишь одну женщину из десяти, а братство поможет им оружием и наставниками. Там были еще условия, но в них я не вникал. Это – проблемы Хантера, как он будет успокаивать бабье, обслуживающее нужды братства.

Конечно, я собирался поговорить с сестрой на эту тему и поговорил, но раньше случилась другая встреча. Сейчас мои руки дрожат, а мысли путаются. Сложно так сразу восстановить в памяти два месяца, наполненные событиями под завязку, но, похоже, у меня это получается.

Так вот, мы вернулись в Город. Сейчас это произошло не так, как обычно. В старые времена, не имея при себе десяти амулетов, невозможно было пересечь некую незримую черту – границу Города. Как оказалось сейчас, «Белый пегас» благодаря хитрому способу постройки позволял обойтись без амулетов. Ты входил в таверну, а не в Город и пересекал ту самую незримую черту внутри этого небольшого мирка, живущего по своим законам. А выходил уже в Городе, абсолютно спокойно. Хотя спокойствие это было относительным. За таверной присматривали духигородских банд: интересные люди тут же брались под наблюдение. В то же время обладатель десяти амулетов мог сам выбрать место и время входа в Город и при определенных умениях слежки избежать.