Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц)

– А!.. Я понял!.. – воскликнул Мартин, и тут же вернулся к излюбленной теме:

– Из-за того что мне чуть не проломили грудь, благодаря вам, ваше сиятельство, да еще из-за проигрыша сорока золотых, я могу называть вас графом Хуеломойским, так?

Возникла пауза, в которой Доктор удовлетворенно проговорил:

– Поднявший “ху”, от него и погибнет!

Но Фома такого обращения со своей новой фамилией допустить не мог, слишком разухабисто она зазвучала на его русский слух.

– Нет, Мартин, ты меня так называть не можешь! – заявил он тоном, не допускающим возражений. – Во-первых, ты не странствующий рыцарь, а во-вторых, “ху” добавляется только к имени!

– Сэр Хутомас, да?.. – Мартин не понимал, почему так веселится сэр Джулиус и сердится граф, и старался исправиться. – Сэр Хумас? Хуас?

– Просто сэр Ху! – помог Мартину Доктор, пока Фома, под фейерверком хулительных имен, соображал, что ответить. – Коротко и очень точно!

– Ху? Здорово! – обрадовался Мартин. – И ни к чему добавлять не надо? Просто Ху?

Доктор захлопал в ладоши, одобряя:

– Просто Ху! Замечательно! Как сериал!

Улыбки за столом становились все шире, даже не понимая, в чем дело, все видели, что граф сконфужен. Это было ново.

– Мартин, иди уже танцевать! – сказал Фома. – Вот, Мэю пригласи!..

Его величество почтил присутствием только торжественную часть банкета, и удалился, не дожидаясь патриотического бал-маскарада, несмотря на то, что был его патроном и учредителем. Герольд объяснил это государственной необходимостью. Понимая, что король болен и опасно для их же здоровья, придворные какое-то время были прилежно печальны и сдержанны, но потом на сцену выкатился знакомый тенор и запел, сначала осторожно, словно крадучись, а затем, войдя в раж от собственной задушевности, и во весь голос. Вслед за ним и все остальные забыли держать неестественную маску печали на лице, развеселились, как обычно. Как, что и по какому поводу они веселились, никто уже не помнил да и нужен ли повод? Праздник был в самом разгаре: война войной, обед обедом!..

Мэя много танцевала.

– Я оказывается, люблю танцевать! – призналась она.

К войне и прочим народным невзгодам при дворе относились весьма легкомысленно, заражая этим всех, кто сюда попадал. К его сиятельству графу Иеломойскому подходили придворные, в основном мужчины, которых интересовал только один вопрос, как это ему пришло в голову бросить копье. Новоиспеченный граф устал придумывать ответы и все чаще вспоминал приговорку Мартина о жизни. Она оказалась универсальной, как, впрочем и сам Мартин: друг, шпион и предатель, льстец, наглец и душа компании, циник, игрок и растяпа.

Мартин, в свою очередь, тоже не забывал своего графа должника, и старательно подводил, одну за другой, придворных дам, познакомиться с новым господином Иеломойи, при этом он подмигивал Фоме по-свойски и самым недвусмысленным образом: мол, гуляй, ваше сиятельство, завтра война, вдруг ранят куда!.. Дамы широко распахивали глаза, глядя на графа-героя, и он видел там весь нехитрый прейскурант их нежности. То, что он был женат, молодожен даже, нисколько не смущало прелестные создания, наоборот… незаметная визитка за обшлаг рукава: «жду!» – и неизменное приглашение на танец. Это был этикет, отказывать в таких случаях нельзя, но Фома на правах героя отделывался обещаниями: «после войны, мадам… вот победим, мадемуазель…»

Мартин-старший был уже абсолютно здоров и бегал по залу, распоряжаясь, как молодой петушок, не подозревающий о кухарке. Играла музыка, завывал тенор, каждый час гремели пушки на крепостной стене, возвещая славу королю, победу графа и будущие победы Кароссы. За пиршественным столом оставались только те, кто находили большую отраду в еде и напитках, нежели в танцах, Фома и Доктор были в их числе, хотя, Доктор предпочитал сигареты всему вышеперечисленному.

Впрочем, танцующие о банкете тоже не забывали, они шумно врывались в трапезный зал, иногда даже не разрывая хоровода, выпивали, закусывали и исчезали, оставляя после себя вавилоны на столах, а проворные лакеи в ливреях тут же восстанавливали прежний порядок. Сказочная выучка! Вот бы так с равновесием, приходило в голову Фоме, пока он болтал о том, о сем, то с Доктором, то с Блейком.

Подходил Меркин, они говорили о кругах, вернее, о вопиющем недостатке розовых. Почтительно склонив голову, справлялся о здоровье и настроении его сиятельства старший Мартин. С глубокомысленными намеками говорил о звездах и аспектах Фарон. Граф вежливо удивлялся, сколько всего ненужного есть на свете. Подходили министры, советники, офицеры…

– Если ты здесь останешься, следующий король будет называться Томас Первый, – заметил Доктор, когда волна первых мужей королевства схлынула.

– Томас Первый?.. – Фома прислушался к аккорду имени и покачал головой. – Нет, не звучит!

– Ну тогда Фома Примус!

– Среди пара-с! – захохотал Фома. – А ты злой, Доктор, совсем не детский! Зачем меня хуеломойским назвал?

– Так тебе в этом нет равных!

– Ошибаешься, здесь все равны.

– А ты первый, среди равных! Примус интер парэс! Первомилый!

– Почему он не остался там, Сати?

– Где, за Чертой?.. Возможно, это блоки, которые на нем висят. Они выбрасывают его, помимо его воли или что-то сильнее его делает это. В любом случае это означает, что он должен быть здесь.

– Для чего? Чтобы плодить дыры? Чтобы сделать этот процесс неуправляемым?

– Можно посмотреть на это с другой стороны. Дыры были и раньше, так же как и экспансия Томбра. И не факт, что именно его выходы так уж стимулируют этот процесс. Томбр проявлял себя на всем протяжении истории Ассоциации, а вспышки его активизации наблюдались уже в Третью эпоху. Агрессия идет по нарастающей. И потом надо разобраться с этим инцидентом, когда от его эксперимента с замком появилась дыра, мне, например, не все в нем ясно.

– Ты думаешь, он не виноват? Виноват кто-то другой? Но ведь уже доказано, что дыры от него!

– Вопросы у тебя простые, Кальвин, не знаю… не все так просто. Не похоже это на него, он профессионал в создании замков и выходов, не мог он сделать такой ляп!

– Ты слишком пристрастен к своему ученику. Ни в чем-то он у тебя не виноват, только плохие дяди из Ассоциации чинят ему всякие каверзы. Но существует факт, что именно его эксперимент привел к размножению дыр, и против этого нельзя возразить, правильно? Правильно… поэтому и разбираемся с ним, а не с кем-то!

– Но вы прочитали этот случай с ним и Акра-Тхе? Расшифровали, что это именно он, работая с замком, создал ситуацию с дырами?

– Читаем. Ты же сам знаешь, Система и так работает на полную мощность. Контроль периметра чего стоит! Мы даже от Школы её отключили, не успеваем.

– Ну, о Каноне я и не спрашиваю, некогда, наверное?

– Ты о том месте, где он, якобы, поражает Милорда? Да, к сожалению, некогда… на очереди… Ави не вылезает из Системы. Существует элементарная безопасность и все сейчас делается прежде всего ради нее!

– Но это же тоже безопасность! Стратегическая!

– Согласен, – сказал Кальвин и невесело усмехнулся. – Сейчас все – безопасность. Но коль скоро я еще её шеф, то позволь мне решать, что и когда!

– Мне бы твою уверенность! – ухмыльнулся Сати. – Только не забудь совсем об этих вопросах.

– Не забуду. И нет у меня никакой уверенности, к сожалению. Ты мне лучше скажи, где мне его искать? Он скачет по реальностям, как блоха на сковороде, только засечем, а его уже нет!

– Так я тебе и сказал! – поддразнил его Сати. – Вы его тут же и поджарите на сковороде Пифии.

– А я вот доложу Совету, что его отдельные члены не сотрудничают с безопасностью, более того, саботируют, что тогда скажешь?

– Скажу одно – разница во времени, того, что мы обнаружили при его выходах, когда он разменивал пространство. У него огромный запас времени, в силу того, что он там был.

– За Чертой?

– Да. Неужели ты думаешь, что он не погиб во всех этих передрягах только затем, чтобы твои костоломы посадили его на стул?

– Начинается! – вздохнул Кальвин. – Слышали: мальчик не виноват, мальчик – золото! А мальчик, между тем, где-то отдыхает, колобродит, создает ситуации и все ему трын-трава!

– Не в этом дело! Ему, во всяком случае, не до отдыха. При той плотности времени, в которой он живет, что-то происходит очень медленно, а что-то невероятно быстро, и поскольку его постоянно бросает из одной реальности в другую, для него самого время то летит, как бешенное, то вдруг совсем останавливается. И это для него еще хуже гонки, страшнее – он зацикливается: попадает из ситуации в ситуацию, вернее, в один и тот же их набор, и вынужден их решать, даже не зная, что они давно решены или, наоборот, неразрешимы вечно.

– Выражаясь по вашему, по-интеллигентски, чтобы я чего-то понял, так этого нет, – покачал головой Кальвин. – Ты хочешь сказать, что когда он спит, он вовсе не спит, а решает задачи, только в другом месте, так что ли?

– Ну, в общем. У тебя великолепная манера упрощать – пусть будет так. Но только не гони ты его, как зайца, Кальви! Его и так гоняют все, кому не лень! Лучше подгони расшифровку этого случая.

– А указ Синклита?.. Ну, хорошо, – вздохнул шеф безопасности. – Делаете из меня болвана в старом русском преферансе!

– Ого, я смотрю, все крепко занялись Спиралью!

– Скажи спасибо своему мальчику. Скоро вообще будем обсуждать только глобальную перемену климата, судьбу доллара при евро и почему некая Моника не постирала платье…

4. Уж полночь близится, а родинки все нет

– Мартин, ты совсем забыл свое обещание!..

Над столом, несмотря на вечер, воссияла утренняя звезда – княжна Малокаросская, поддерживаемая под руку Меркиным.

– Пришлось уговаривать господина советника, представить меня графу и его другу, что это такое?

Фома впервые видел младшего церемониймейстера таким смущенным, чары Малокаросской девы действовали на всех.

– Я как раз собирался, – оправдывался тот, но княжна уже повернулась к советнику.

– Сэр Томас, сэр Джулиус! – церемонно начал Меркин. – Позвольте представить нашу красавицу и гордость, княжну Гею… хотя мне казалось, что вы знакомы, – добавил он негромко, обращаясь к ней и Фоме, а потом как бы вывел княжну на авансцену; она действительно была прекрасна. Аврора!

– Есть вещи, господин советник, которые не надоедают никогда! – ухмыльнулся Фома, склонясь перед княжной, вместе с молчаливым Доктором.

– Это шутки странствующих рыцарей? – спросила княжна, делая ответный реверанс.

– Мадемуазель!.. – Фома улыбнулся еще шире. – Странствующие рыцари вымерли почему-то, вместе со своими допотопными шутками, говорят, недочеты в воспитании. Остались одни графья!

Княжна хохотнула, показав ровные белые зубы.

– Но сэр Джулиус еще пребывает в этом высоком статусе? – одарила она мимолетной улыбкой холодного Доктора. – Он совсем не похож на вымирающего идальго.

– У этого идальго, ваша светлость, королевская кровь небесной голубизны, как бы он не маскировался под странствующего рыцаря. Он скрывает свое происхождение под обликом пилигрима, потому что устал от почестей.

Доктор, все так же, молча, чуть наклонил голову.

– Князь Тувор был вторым по знатности лицом в королевстве и княжна единственная наследница его поистине сказочных богатств! – счел нужным добавить, после такого представления, советник.

– Оставьте, Меркин! – отмахнулась княжна. – Это совсем не интересно…

Она снова повернулась к Фоме.

– Сэр Томас у нас всего ничего, а уже всех покорил своими подвигами. Убил самого опасного разбойника, сразил самого лучшего воина королевства и, наконец, спас самую прелестную девочку!..

При этих словах Мэя побледнела.

– У меня не было выбора, княжна, а награды за это так велики, что мне просто совестно принимать их, – врал Фома.

В той тональности, что задала княжна, можно было легко и бессовестно говорить все, что угодно. Главное в светской беседе, понял он, не делать пауз и чеканить свой ответ, пока еще звучит предыдущая фраза, тогда возникает впечатление оживленного разговора, а ты слывешь за интересного собеседника и остроумца. Он слишком поздно сообразил, что возникает еще и впечатление флирта.

Мэя с недоумением смотрела на него.

– Вы получили уже все награды, граф? – спросила княжна, улыбаясь сначала Мэе, потом ему.

– Кто знает, что его ждет – несчастный человек, ваша светлость!

– Кто знает, чего он ждет – тот победитель, ваше сиятельство! – парировала Гея.

– Значит, победитель здесь Мартин, он знает, чего он ждет!

Смех разрядил неожиданную и не совсем понятную окружающим пикировку между княжной и графом, поскольку весь двор уже знал, что Мартин проиграл свои деньги и ждет от победителя компенсации, за то, что тот не погиб.

– Это будет справедливо! – заметил Блейк. – Маартин всегда ставил на Скарта и тот его никогда не подводил!

– А граф подвел с первого раза! – пробурчал Мартин, боясь как бы за смешками не потерялась серьезность его претензии к графу.

– Я, собственно, хотела поблагодарить вас, граф, за то, что вы сделали для всех нас и…

Княжна сделала паузу, прелестница…

– И выразить общую признательность единственно доступным мне способом…

Гея слегка присела в приглашающем книксене, худосочном наследнике реверанса, и, словно по мановению, объявили медленный танец. У княжны при дворе было все схвачено.

– Очень медленный, и вы сами знаете почему! – томно пояснил тенор, который попутно осуществлял конферанс. – Для нашего гостя, доблестного графа Иело!..

Тенор сделал паузу, и Фома испугался, как бы с его именем не сделали чего-нибудь еще более «благозвучного», чем Мартин, но толстяк грянул во всю высь своего голоса:

– Мой-ии-скава-а!!!

Граф оказался в трудном положении, он не танцевал даже с Мэей, с другой стороны оставалась загадка банной красавицы, Прекраснозадой, которую он так или иначе связывал с княжной. Она наверняка видела, что он не танцует и теперь с интересом ждет, как он поступит. И танец заказала длинный, медленный, как запоздалое признание. Доктор брезгливо и сочувственно улыбался: «ну что, мол, первый слог?..» И как он так может: и гадливо, и сочувственно? – поразился Фома, мимолетом.

Но… танец объявлен и тянуть с ответом больше было нельзя.

– Не смею отказать дочери человека, вернувшего корону законному её обладателю, – пробормотал он, стараясь не встречаться взглядом с Мэей, – и принимаю это, как награду.

– Мой отец вернул, а вы помогли удержать! Я не говорю уже о дамах…

Мартин-младший, слава создателю, подхватил изумленную Мэю и первый стал старательно кружиться в торжественном менуэте. Каросский петиметр и вертопрах продолжал удивлять Фому своей непредсказуемостью.

«Чую, это она!» – шепнул он Доктору, который остался у стола, вместе с Меркиным и Блейком.

– Ваш приятель имеет большой успех у дам! – заметил Меркин, наблюдая кружение пар.

– Я бы сказал, что это очень взаимный процесс… даже невероятно взаимный, – меланхолично откликнулся Доктор, под хохоток Блейка. – Поговорим о странностях любви, господин советник? Княжна безусловно первая красавица королевства, в ней даже что-то инфернальное, вам так не кажется?

Меркин удивленно посмотрел на него.

– Да нет, увольте, сэр Джулиус! До странностей любви я сейчас не самый большой охотник. Да и вам это, я смотрю, не очень интересно.

Доктор раздумчиво вертел перед глазами золотой кубок, что передали с королевского стола Фоме в самом начале обеда.

– Почему же не интересно, господин советник? – лениво цедил он. – Очень интересно. Вы, кстати, сняли блок голубых кругов с резиденции?

– Снимаем, сэр Джулиус. Работы идут медленно, надо искать, а кругов так много. Еще хранилище..

– Объявите о восстановлении статуса Ордена Розовых Кругов, может быть, кто-нибудь откликнется, особенно в свете последних событий.

– Да, я об этом тоже думал, – согласился Меркин. – Как я об этом раньше не догадался? – добавил он сокрушенно, имея в виду равновесие между кругами.

– Не только вы, советник, – заметил Блейк.

– Вы слишком участвовали во всем: личные интересы, хлопотная жизнь двора, амбиции, – а нужно было посмотреть со стороны, что граф и сделал.

– У него обманчивая внешность повесы, никто не ожидал от него ничего подобного, тем более, победы над Скартом!

– И больше всех, Мартин! – сказал Блейк, салютуя кому-то в толпе танцующих бокалом вина. – Лучшего бойца, чем Скарт, я не встречал. До сих пор не могу понять, как граф уходил Несокрушимого

– Да, уходил, но справится ли он с Хруппом? Хрупп невероятно силен и к тому же он якшается с нечистой!

Советник хотел, чтобы его успокоили. Доктор пожал плечами.

– У графа нет выбора, так же как и у меня. Равновесие должно быть восстановлено. Хотя, может быть, это только мы так думаем.

– Вы опять чего-то не договариваете! – встрепенулся Меркин. – Хочу вас предупредить, что если бы вы сразу сказали…

– Да нет, я все сказал. Есть еще, правда, одна маленькая дверь и пока мы ее не прикроем, от Хруппа и ему подобных мы не избавимся.

– Что это за дверь такая?

– Дверь, через которую он появляется, – уклончиво ответил Доктор.

Меркин встревожено посмотрел на него.

– А где?.. – начал было он, но тут же, поняв, что на этот вопрос он не получит ответа, переменил вектор беседы. – Это очень опасно, сэр Джулиус?

– Как вся жизнь, господин советник, нет способа узнать, не попробовав, – ответил Доктор, увидев же явное разочарование на лице советника, добавил:

– Это наша работа, сэр Торобел и мы ее делаем уже бог знает сколько!

Похоже, это немного успокоило советника.

– А то ваш друг на все вопросы отвечает: к чему волноваться, мы все равно все умрем!..

“И долго мы будем молчать, княжна? – думал Фома, двигаясь в странном танце с притопами и реверансами, парадный каросский менуэт. – Она, не она?” Занимало и другое, от кого и как получила неизвестная сведения о предполагаемом аресте Мэи, о кругах и о войне и обязательном участии в ней графа?.. Хотя, нет, о кругах она ничего не говорила.

Движение замедлилось и он сбился, повернувшись в поклоне не в ту сторону. Вообще, танцы, так же как, впрочем и все остальное здесь, неустанно повергали Фому в недоумение: как они живут, чем?! Рядом кружились пары с такими вдохновенными лицами, словно всем присутствующим было по пять лет и это их первая самостоятельная елка, под которой лежит банан всей жизни…

Грохнула хлопушка – хохот, крики!..

Доктор прав, только сохраняя статус наблюдателя этой сказки и, в какой-то мере, самого сказочника, можно было не остаться в дураках, играя в эти игры. Наблюдай!.. Вот только Мэя…

Что за парижские тайны, наконец?!

– Княжна, странная история со мной приключилась! – прервал Фома молчание. – Пошел я как-то в баню…

И добавил доверительно:

– Помыться…

Гигиенические откровения графа были встречены совсем не так, как он ожидал.

Княжна округлила глаза.

– Для вас это странно, граф? У вас нет обычая мыться?..

Она даже чуть отстранилась, причем выглядело это не только как любопытство, но и как гигиеническая мера. Фома почувствовал себя попрошайкой в метро, когда тебе дают деньги, но стараются избежать прикосновения.

– Почему, есть, но… – несколько смутился он, кляня свою дурацкую манеру начинать разговор с предподвыподвертом. – Но у нас в бане не кусаются!

– Вас искусали в бане?! – ахнула княжна, отстраняясь еще дальше. – И кто же? Уж не Скарт ли?..

«Нет, блин, Моби Дик!» – чертыхнулся про себя Фома. Княжна продолжала:

– Тогда мне понятно ваше неистовство в поединке с ним, граф!

Разговор, так красиво начатый, разворачивался совершенно позорно, Фома чувствовал себя полным идиотом и не нашел ничего лучшего, как уточнить:

– Так это были не вы?

– Я?! Граф, помилуйте, что вы говорите?! Я вас искусала! За что?.. За то, что вы не моетесь? Что это на вас нашло?.. – Она показала свои точеные зубки.

Сказано: многие знания – многие скорби. Но многие незнания – скорби еще большие.

Фома заскорбел. Он ничего не понимал. Ему казалось, он так остроумно начал беседу, что независимо от того, она это или не она, княжна должна была томно опасть в его руки, прося прощения, милости и еще бог знает чего, а он – небрежно отнести её в какой-нибудь темный угол и (тут Фома давал волю фантазии!) строго отчитать, как Евгений – Татьяну. Эротика устного наказания: «напрасны ваши совершенства!..»

И на тебе! Вот и доверяй после этого интуиции. «Чую!» Чучело!..

Не было таких последних слов, каких Фома не сказал себе.

В это время в арке между трапезным и танцевальным залами открылась импровизированная сцена, и на ней появился толстяк тенор, запевший вдруг густым басом какую-то игривую простонародную песню, подстраиваясь под менуэт. Сам он был, в рамках предстоящего маскарада, под стать куплетам, в странных и грубых одеждах. Нечто подобное Фома видел в трактире Томаса на сельчанах. Когда до него дошел смысл песни, стали понятны и одеяния: песня была о простой крестьянской жизни и о такой же любви, простой и чистой. Только толстяк пел ее очень невнятно, словно во рту у него была каша, а может это получалось оттого, что он старался петь, «сидя» даже не на диафрагме, а гораздо ниже даже желудка. Выходило очень толсто, половины слов не разобрать, но одно было ясно: кто-то кого-то поймал в овсах и… объясняется в любви к ботанике.

Кругом смеялись и хлопали. “Мультфильм!” – поставил диагноз Фома, и перестал чувствовать себя поручиком Ржевским, просто стал им.

Княжна, напротив, была заинтригована началом банной истории Фомы.

– Вы что же, граф, даже не знаете, кто вас укусил?

– Извините, княжна, в таком случае теряю голову, сожалею!..

На самом деле он жалел только об одном – что не обернулся в бассейне раньше, идиот! Не алел бы сейчас, как стыдливая зорька. Черт возьми, головная боль! Из ничего! Когда же я перестану попадать в дурацкие ситуации?..

– Так что же с вами произошло, любезный граф?

Чтобы избежать подобных ситуаций в будущем, Фома был правдив, а его история неприхотлива и быстра, как солдат в бане. Княжна выслушала его молча, с загадочной улыбкой.

– Скажите, пожалуйста, какая романтическая история! – промурлыкала она.

– Какая есть, княжна!.. – Ослепительно улыбнулся Фома, все больше входя в роль поручика.

– А вы знаете, я вам верю! – неожиданно сказала Гея, возвращая ему улыбку, стократно. – И вовсе не за ваши глаза, граф!.. Я, кажется, уже слышала эту историю, правда, в другой интерпретации, не столь захватывающей.

«Кажется»! Милое дело! Никогда ему не быть светским львом, в лучшем случае – светским слоном. Фома не набросился на княжну только потому, что в танце грянул новый поворот и он едва в него вписался.

– Слышали? – улыбнулся он, словно отведал лимонной кислоты. – И от кого, милая княжна, могу я узнать?

– Граф, граф! – снова отстранилась княжна. – Вы сломаете мне руки!..

И не только, подумал граф…

– Право слово, если бы я знала, что это вас так взволнует, я бы не стала…

– Но теперь-то, когда вы уже взволновали меня, княжна… – Фома прижал Гею к себе, насколько позволял её пышный кринолин. – Теперь-то, я надеюсь, вы скажете мне, кто эта дама?

– Почему вы думаете, что это дама?..

Княжна уже пришла в себя от неожиданности и снова улыбалась.

– А вы думаете, что я провел полчаса в бассейне наедине с мужчиной и не заметил этого? – прошипел он.

– Вы и сейчас не замечаете, что танцуете с дамой, а не коня объезжаете! – холодно заметила княжна.

– Но, простите, я видел эту женщину! Или вы скажете, что это особый вид кентавра: сзади женщина, а спереди кто угодно? Ваш конь без охабня?

Княжна хохотнула:

– Вы странно выражаетесь о ваших собратьях. Но слышать-то об этом я могла от кого угодно!

Фома на секунду задумался. Да?.. Нет, мало вероятно!.. Совсем невероятно!.. Если такое знают трое, он бы уже давно услышал эту историю, от Мартина, например. При том перекрестном опылении, в котором участвует весь двор, удержать подобную историю в тайне невозможно.

– Княжна! – скорчил он умоляющую гримасу. – И вы хотите, чтобы я поверил в то, что вы во всем этом не участвуете? Я не могу так плохо думать о вас. Но если я и ошибаюсь, что вряд ли, ваше светлость, разве можно казнить насмешкой человека за то, что он предположил, что с ним кокетничала самая очаровательная женщина королевства? Простите мне эту маленькую слабость.

– Ну хорошо! – засмеялась Гея. – Я вижу от вас ничего не скроешь. Да!.. Это была моя подруга.

– Что вы говорите! – не поверил Фома. – И где же она? Она мне столько должна рассказать! Почему она медлит? Я весь дрожу!

– Спокойно, граф, вы не дрожите, а трясете меня! Всему свое время…

– Уж полночь близится, княжна, а ясности все нет! А мне, между прочим, рано вставать на войну. Вы с вашей подругой в курсе, что мы завтра будем немножечко воевать?

– Мы в курсе, дорогой граф, – улыбнулась княжна. – Она помнит о своем обещании.

– Она вам и про обещание рассказала? – ахнул Фома, он был потрясен. – Какая крепкая у вас дружба, оказывается?! Просто женская! Такое доверие с её стороны! Я сражен и готов увидеть ее немедленно, сейчас! Представьте меня ей! Или её – мне, – разошелся Фома, – все равно!

– Её здесь нет, но если она не успеет сегодня, вы же не вечно будете воевать, граф? Чуть-чуть ожидания придаст встрече особую прелесть и остроту.

Помня о точеных зубках, покушавшихся на него, представить остроту свидания было не трудно.

– Княжна, я вообще-то очень ранимый человек. Особенно на войне. Посему… если она не появится сейчас, передайте ей, что она разбила мне сердце вдребезги и я все забыл!..

После похода, будет ли он успешным или нет, незнакомка его не интересовала, даже если она княжна, королева Марго, Елена Прекрасная. Они «сделают» Хруппа и восстановление равновесия окажется делом техники. Впрочем и сейчас прекраснозадая вряд ли могла рассказать ему что-то, что кардинально бы изменило ситуацию и подход к ней, разве что местонахождение хранилища, все остальное решится с Хруппом. В случае с красавицей из бассейна его больше интересовали мотивы и сама интрига, но после того, как «однажды проснулась» Мэя, самое интересное пропало.

Княжна почувствовала эту перемену в нем и хотела что-то сказать, но он ее остановил, в голову пришла интересная мысль, некое обстоятельство, на которое он раньше не обращал внимания.

– Княжна!.. – Сделал он эффектную паузу. – А может, это все-таки были вы? Поверьте!.. – Он остановил ее протестующий жест. – Я это спрашиваю не из корысти, а из экономии. Мы бы сейчас все и выяснили. Ведь это же был геройский поступок, несмотря на фривольный антураж. Это был почти бунт! Признайтесь!

– О! – сказала Гея, смеясь. – Лавры мне ни к чему, а насчет фривольностей прошу быть поосторожнее, маркиз услышит! Подумает, бог весть что! Только не смотрите на него в упор, а то он снова бросится на вас!

Бледный де Вало, мимо которого они проплывали в бесконечном танце, опять рвал манжеты, видимо, его коллекция кружев была так же неиссякаема, как и арсенал холодного оружия, часть которого пылилась у графа под кроватью. Что ей маркиз?.. Богат? Знатен? Красив? Поражен буйным сатириазом?.. Все остальное у Вало было в страшном дефиците. Ну, конечно, кроме манжет и ятаганов…

– Надеюсь, он здоров? – поинтересовался Фома.

Княжна исполнила очередной величавый оборот вокруг графа и снова показала свои зубки.

– Он здоров. Мне удалось узнать о ваших… отношениях, вернее, о вашем обсуждении правил хорошего тона, как вы изволили выразиться. Я оценила вашу сдержанность.

– Его сдержанность, я надеюсь, вы тоже оценили? – поинтересовался Фома, гадая, что же там маркиз наплел. – Уверен, что её цена многократно перекроет стоимость его лечения у невропата.

Княжна только ярче блеснула своим перламутром, отборным, но, теперь Фоме казалось, мелковатым.

– Маркиз почему-то тоже принял вашу прелестницу за… за известную вам особу и… решил сразу разобраться. Вы ведь об этом хотели сказать сейчас, граф?

Фома вновь подумал, что негоже заниматься интригами, имея столь открытое и честное лицо, как у него. Гея предвосхитила ту мысль, которой он хотел сразить ее наповал. Нападения маркиза начались сразу после незабываемой встречи в бассейне.

– Да, княжна! – кисло восхитился он. – Вы нашли правильное слово, он захотел именно разобраться, причем без выяснения обстоятельств, как это принято только у благородных людей. Впрочем, благородство маркиза мы уже обсуждали. Давайте обсудим его способность распознавать объекты…

Фома все-таки решил довести это «расследование» до конца, несмотря на отсутствие вдохновения.

– Я не зря спросил, здоров ли он? Дело в том, что если он не в силах отличить вас от совершенно посторонней женщины, то как же вы встречаетесь? В строго условленном месте? Времени? Назвав пароль? Или показав тайные приметы?.. Хотелось бы знать, как же он вас узнает? Или вам нравится, что он в каждой женщине видит вас?.. Тогда сердечно поздравляю, но оформлять с ним отношения не советую. Погодите, погодите!.. У меня, в связи с этим, только один вопрос: как же он тогда узнает меня, нападая из-за каждого угла? Меня-то он почему-то ни с кем не путает, хотя я не могу похвастаться столь длительным знакомством с ним?

Танец закончился двумя притопами с реверансами, в которые Фома опять не попал, и сразу же, высоким соло трубы, начался следующий. Фома нависал над княжной вопросительным знаком, она же смотрела на него почти с вызовом, но ничего не говорила.

– Благодарю вас, княжна, за исчерпывающий ответ, – расшаркался он. – Мне пора, труба зовет! А вас – инвалид по зрению…

Он уже жалел, что позволил втянуть себя во все эти игры. Конечно, это могла быть и она, но вовсе не исключено, что об этом ей рассказал маркиз или еще кто, услышавший их разговор в бассейне, подруга, например.

– Граф, разве так оставляют дам? – удивилась Гея. – Проводите меня до места. И оставьте маркиза, он больше не будет беспокоить вас!

– Слава кругам, теперь хоть помоюсь и вы не будете шарахаться от меня, как от прокаженного!

– Кусать, во всяком случае, не буду! – засмеялась она.

Фома понял, что от княжны зависит, станет ли он в ближайшее время посмешищем двора: сначала странный рыцарь, теперь искусанный кем-то в бане граф.

Но кто же тогда был с ним в бассейне? Кто эта всезнайка?.. Все-таки княжна?.. Теперь, когда она упорхнула от него, загадка снова мучила его, как всякая неясность, как заноза… И что она еще знает, эта загадочная незнакомка, если сумела предсказать весь ход событий в королевстве, включая и поход за Иеломойю? А интересного много: и хранилище, и Хрупп… Все-таки дорого бы он дал, чтобы подержаться за этот язычок. Но не срывать же кринолин со всех подряд в поисках золотой печати?..

Новый танец грянул как ответ, Фома хмыкнул: а почему бы и нет? Он не сильно удивит здешнюю публику, если займется этим. Подумаешь, под юбки заглядывает? А может беса изгоняет? После своего воскрешения и разгибания бумеранга, на фоне чуть ли не спасения отечества и канонизации, ему спустят с рук и не такое благочестие. Так она или не она?..