Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 44 страниц)

– Рыцарь Белого Ключа вызывает Белое Перо! – прокричали герольды.

Прозвучал сигнал. На этот раз Фома стал перебрасывать копье чуть раньше, заставляя противника нервничать. Начал он с левой руки – Перо перестроился, Фома снова переложил – томбрианец опять перестроился, уже несколько судорожно.

– Вставь ему, Перо! – орали трибуны двусмысленно, но хотели-то они только одного, чтобы ненавистного графа сравняли с землей.

Фома вжался в седло и пришпорил коня, всем своим видом показывая, что больше менять руки не намерен, грозя противнику копьем. Оставалось совсем немного до сшибки и Белое Перо поверил. «Простодушие – отличительная черта аборигенов, как же они родили Милорда?» – подумал Фома, и молнией поменял копье, рывком бросив коня в противоположную сторону.

Белое Перо, конечно, не успел…

Удар!! Трибуны возмущенно взвыли. Да что же это такое, в томбрианскую душу мать?! Сэр Томп, конечно, шут, но шут не должен побеждать героев, шут побеждает только лохов! Они никак не могли признать, что их герои для Фомы были лохами, это была ересь.

Итак, публика недовольно гудела и пока Перо, оправдывая свое прозвище, переворачивался в воздухе, все поняли, что это конец, кина не будет, и за что, блин, платили деньги?.. Но чудеса еще не закончились, следуя их причудливому капризу, рыцарь Пера не упал грудой металлолома на вытоптанную землю, а встал на ноги и сам напал на не ожидавшего такого поворота Фому.

Все началось сначала. Минут пятнадцать Фома безуспешно молотил рыцаря по голове, готовя пресервы из замороженных мозгов, но тот упрямо вставал и пер напролом, как терминатор. В его беспорядочных, но неумолимых ударах чувствовалась дикая сила хаоса и Фома познал её на себе, словно вся хтоника-мать Томбра вошла в Белое Перо мстительной яростью. В какой-то момент ему стало даже страшно, показалось, что он сражается с механическим молотом, не ведающим ни боли, ни устали. И когда он понял, что еще немного и ему конец, Белое Перо неожиданно рухнул сам, без его помощи, как будто кончился завод.

Трибуны снова разочарованно ахнули, они уже почти поверили, что граф будет повержен (вот же он, только что гнулся под ударами!), а он опять цел и невредим, хотя сам Фома себя так не чувствовал, он едва отвесил ритуальный поклон честной публике и высокой ложе, когда доплелся до места своего пикника.

«Тяжеленький у тебя бред, не кажется?» – услышал он Доктора.

«Бред легким не бывает!» – огрызнулся Фома, упрямо не желая ничего признавать.

– Я изучил твою манеру, граф!.. – К нему, сверкая разноцветной попоной, подъехал Троп, рыцарь Радуги. – Тебя главное утомить. Жаль, что мы можем не встретиться завтра, я бы тебя победил!

– Мне, как всегда, везет, – нашел в себе силы пошутить Фома. – Но мы можем подать заявление об обоюдном согласии, подписать договор о намерениях…

Троп захохотал:

– Завтра все решает жребий!

Казалось, все видели сегодня зрители. И мощные столкновения, от которых сотрясалась арена, и виртуозное владение мечом и копьем, и грузную вольтижировку серьезных мужчин, и накал боя, как верхом, так и спешившись, и даже полеты рыцарей они видели, и не во сне, а наяву. Такое увидишь не часто, подобные фокусы демонстрировал только Милорд, да, изредка, рыцари Большого Круга, но они ленивы, а Князь прихотлив. Так что трибуны были даже несколько утомлены и пресыщены впечатлениями перед последним поединком.

«Ну, что вы еще можете показать, сэры?» – слышалось в нестройном и уже немного праздном гомоне публики. Неблагодарная!.. Доктор и не собирался ничего показывать. Он усвоил урок несколько быстрее Фомы, он всегда быстрее учился. Поняв, что тянуть с этими живучими тварями (пусть и симпатичными иногда, но в корне противными природе Ассоциации) нельзя, он вышел на поединок с единственной целью – не дать ему затянуться.

– Рыцарь Серебряное Копье вызывает Горного Дракона!

Дракон в рекомендациях не нуждался, публика его любила, и хотя сил на восхищение у нее осталось мало, она встретила его громким одобрительным шумом. Противники разъехались…

Две сшибки ничего нового не принесли, оба рыцаря прощупывали защиту, ломая копья. Но на третий раз Доктор вдруг пришпорил коня и помчался навстречу Дракону гораздо быстрее. Он несся так стремительно, словно и не было двух дней напряженной борьбы. Скорее всего, Дракон не был готов к такому повороту, он еще только тяжело разгонялся и не успел стать одним целым со своим жеребцом, а Доктор уже был кентавром.

Как молния проскочил он мимо противника. Пораженные зрители удара не видели, видели только шлем, взлетевший в небо и рыцаря, рухнувшего наземь. Шлем потом вернулся на землю, но рыцарь больше не встал, глаз его быстро и немного картинно, заплывал кровью. Алое на белом. Параджанов «торжествовал» – самое страшное рядом с красотой.

– Ну, точно Айвенго! – резюмировал Фома.

– Кровь! Кровь! – закричали с трибун.

Вот чего они еще не видели! Какая толпа не хочет видеть кровь или, еще лучше, смерть? Как опасно, но приятно то почти онтологическое чувство животного ужаса, что охватывает тебя при виде чужой смерти. Приятно, потому что не с тобой, опасно – что с тобой это, в принципе, может произойти. Казни и поединки всегда собирают наибольшее количество зрителей, больше может собрать лишь массовая смерть, но об этом толпе приходится только мечтать. Если бы это было возможно, то «шоу» типа «Хиросима», «Дрезден», «Варфоломеевская ночь» побили бы все мыслимые рекорды, в том числе и сборы от «Титаника», успех которого замешан именно на этом кровожадном и нежно таимом чувстве.

Второй день великого Тара-кана закончился красиво, кровью.

30. Концы в воду, пузыри вверх

В замке рыцарям было объявлено о вечернем банкете, а потом слуги развели их по своим апартаментам, поскольку кое-кто уже не мог ходить, пострадав во славу Тара-кана. Впрочем, провожать пришлось почти всех, поскольку провинциалы, Фома в том числе, терялись в хитросплетениях коридоров огромной резиденции Милорда.

Действительно, запутанные переходы, двухэтажные залы с несколькими выходами, неожиданные тупики и лабиринты могли ввести в заблуждение кого угодно. Похоже, все замки создаются для одной цели – блуждать (или, может, блудить, думал Фома, едва поспевая за своим чичероне)…

Проснулся он от сильного голода. Попробовал вызвать обслугу, чтобы узнать насчет банкета, но на звонок сонетки почему-то никто не откликался. Доктора в своей комнате не было. Вообще никого, в какую бы дверь в своем закутке он ни постучался! Поняв, что проспал все на свете и все рыцарские и сервильные силы брошены на банкет, где будут кормить кого угодно, только не его, Фома тепло вспомнил гостеприимные законы Кароссы с её обеденным гонгом.

Пройдя наугад несколько коротких рукавов на какой-то неясный шум, он вскоре увидел двух человек в конце длинного коридора. Вероятнее всего, эти двое направлялись на банкет, предположил он резонно, поскольку сегодня все дороги должны вести именно в этот кулинарный «рим». Поспешив за парочкой, Фома тоже завернул за угол, но те уже заворачивали за следующий. Он еще прибавил шагу и, казалось, уже нагнал возможных попутчиков, даже открыл рот, чтобы поинтересоваться их маршрутом, но они вдруг пропали за очередным поворотом, словно провалились. Ч-черт!..

Через пять минут он понял, что заблудился и попал, со сна, совсем в другую часть замка. Кричать было бесполезно и Фома только чертыхался, попадая в разнообразные тупики и странной архитектуры залы, больше напоминающие зловещий лабиринт, нежели обычные помещения. Уродливые скульптурные изображения каких-то идолов, украшавшие залы и коридоры этой части замка, мрачно и вопрошающе нависали над ним, их щупальца и пасти, казалось, тянулись к нему, требуя мзду за бесцеремонное вторжение на их территорию.

«В следующий раз сразу покупаю карту местности!» – проявил запоздалое благоразумие Фома, но и это лукавое обещание не помогло «встать» на путь истинный, он плутал все более безнадежно. Он это заключил из того, что коридоры стали неожиданно обрывались бассейнами с темной, словно приглашающей, глубиной. Фосфоресцирующая вода казалась живой и студенистой и вместе с тем была странно неподвижной, и он с безотчетной брезгливостью обходил бассейны стороной, но они попадались все чаще и чаще, пока он не сообразил, что кружит на одном месте.

Столкнувшись с водоемом в очередной раз, Фома устало присел перед ним на корточки, отметив мыльную скользкость его каменных бортиков. Вода – и это поражало – лежала ровно и неподвижно, как стекло. И приглашала. Так иногда манит камень или полированное дерево попробовать его на ощупь, почувствовать его гладкость.

Найдя сухое место на парапете бассейна, он не устоял перед этим искушением осязания, но лишь дотронулся до поверхности воды, как тут же отдернул руку. Вода была настолько обжигающей, что он сразу даже не понял, кипяток это или жидкий лед, с пальца, который он опрометчиво погрузил в жидкость, лохмотьями слезала кожа.

Ч-черт! Что это – бассейны с кислотой для особо дорогих гостей?.. Фома тряс рукой. И в это время шестым чувством ощутил опасность, но не из бассейна, а сзади. Уже сжавшись в пружину, он услышал негромкий, но характерный вздох замаха клинком:

– Йек!..

Нельзя войти в одну реку дважды, заклинал когда-то в агностическом экстазе один очень уважаемый древний грек. Ерунда! Врал иониец!..

Не вставая, Фома оттолкнулся от края бассейна обеими ногами и руками, словно орангутан и невероятным прыжком перемахнул через четырехметровый водоем. Уже в воздухе он услышал позади себя разочарованный выдох и шум, который производит меч в пустоте. Острый холодный ветерок от меча он почувствовал спиной через камзол. Ф-фу!.. выдохнул он, думая уже только о том, как сгруппироваться на кафеле.

Но еще толком не приземлившись, он понял, что вошел в ту же проклятую реку!..

На другой стороне бассейна на него выскакивал с замахом меча еще один человек, странно похожий одеянием на одного из той парочки, что завела его черте куда. Опять совершенно незнакомые люди активно участвовали в его жизни.

Деваться Фоме было некуда (хотя Гераклита было жаль – темный он, не знал веселой жизни графа!) и он, едва коснувшись ребра бортика всеми четырьмя точками, снова прыгнул, но уже в бок, как испуганный кенгуру, вернее, кенгурак, поскольку чувствовал себя помесью кенгуру и идиота. Как ему это удалось, знало только левое бедро, в котором что-то звонко лопнуло и заныло. И снова чужой клинок лишь обдал его холодным, злым воздухом, но, слава Говорящему, не зацепил.

Все это – прыжок туда, а потом в сторону – заняло секунды три-четыре, не больше…

Теперь он мог спокойно раскурить сигару и смотреть, как очарованные инерцией своих ударов, незадачливые «браво» отчаянно балансируют на мыльном парапете бассейна, поскольку не удосужились подыскать сухое местечко, как Фома. Лица убийц были прекрасны, потому что они видели смерть, хотя смотрели друг на друга и внутрь себя.

Фоме со всей очевидностью был проиллюстрирован скрытый смысл выражения «смерть – мать красоты» и что эта мать крылата, как богиня Победы. Наемники махали руками, быстро-быстро, словно прощались “кролем”. От мечей они избавились, бросив их в страшную воду, но, пожалуй, слишком поздно – равновесия это им уже не принесло.

Более привлекательного зрелища он в жизни не видел (так болела нога и билось сердце!), хотелось длить и длить мгновение, вслед за гедонистом Гете. Но, к сожалению, все проходит, незадачливые киллеры пересекли-таки ось равновесия и теперь все их отчаянные попытки пересечь ее в обратном направлении были тщетны.

– Господа! – поднял руку Фома, потому что подойти и дать прощального пендаля не мог, из-за той же ноги. – Прыгаем только по свистку, не раньше!

И он свистнул так, как не свистел Соловей-разбойник своей жене в день получки. Первый нападавший был более послушен, хотя и орал, как резаный, когда падал, а вот второй еще сопротивлялся, лихо выламывая фигуру на скользком мраморе, в котором и было все дело – скользко, не сдвинешься! – и почти преодолел все существующие законы физики, но душераздирающий крик тонущего и одновременно разлагающегося партнера, вывел его из равновесия окончательно. Это был конец и он был не для эстетов… повторный крик вспорол пространство.

«С криком мы приходим в этом мир, с криком и уходим, – резюмировал Фома, наблюдая, как страшно корчатся тела в мертвой воде. – Прости их, Говорящий, они получили сполна!»

Но он ошибался. Дальше произошло нечто абсолютно неожиданное. Над поверхностью воды медленно взмыли гигантские щупальца, а за ними – отвратительная пасть. Более совершенной мрази Фома не встречал. Взгляд этой твари, когда она уставилась на Фому, был настолько ненавидящ и дик, что он мог теперь смело брать ознакомительный тур в ад Босха. Ничего более серьезного он в жизни не видел. Василиск. Уродливая диадема из гребешков и мерзких отростков на голове, подтверждала, что перед ним царь змей.

Пятясь от бассейна, он не заметил, как исчезли наемники. Когда, в какой момент? Или у этой твари несколько пастей?.. Господи!.. Фома уперся спиной в холодную стену. Какой теплой она ему показалась, после проникновенного взгляда чудовища!..

Рядом с ним гулко ударились два меча – причина гибели бандитов, так как они были слишком длинны и тяжелы для таких случаев. Это было все, что осталось от несчастных. Видимо, тварь, наученная каким-то дьяволом, выбрасывала их, чтобы можно было узнать, кто последний купался.

Чуть позже Фома понял, почему не умер от страшного взгляда. Стена, в которую он упирался, ярко бликовала от факела и, возможно, мешала сфокусировать василиску взгляд. Цепь случайностей, спасших его от гибели, потрясла его и одновременно взбодрила.

Судьба Евгения хранила, нервно хохотнул он.

Хромой, обалдевший от купаний с прыжками и от страшных, почти бредовых видений, Фома окончательно заблудился, потому что теперь надо было не только искать зал для банкетов, но и избегать бассейны, даже видеть которые не хотелось. Вдруг змей снова вынырнет и посмотрит?..

Это окончательно сбило способность Фомы к ориентации. Зал, в котором он оказался после бесцельных и унылых скитаний, был огромен, высокие своды терялись в темноте, а монструозные статуи и барельефы по стенам создавали впечатление какого-то бала-кошмара, шабаша уродов. В тени одного из них Фома и присел в тяжком раздумье. Болела нога, хотелось жрать, еще больше хотелось выть.

– М-мать! – выругался он, после недолгого размышления.

Что началось! На него обрушилось эхо, столь многократное и громкое, словно все чудовища, что каменно неподвижно торчали в зале, вспомнили своих матерей и заговорили наперебой:

– Мать-мать-мать-мать-мать!

Потом они стали пугать Фому:

– Тьма-тьма-тьма-тьма-тьма!..

Потом снова вспоминать:

– Мать-мать-мать-мать!.. – И:

– Тьма-тьма-тьма!..

И так бесконечное число раз, нарастая, затихая, возвращаясь, казалось, не будет этому конца.

– Ё-ош! – схватился Фома за голову, стараясь заглушить это инфернальное бормотание.

– Шшш-шшш-шшш! – сразу стали успокаивать его монстры, и баюкали так до тех пор, пока он чуть не уснул…

– Ты слышал? – послышался вдруг голос.

Фома вздрогнул. Не хватало еще, чтобы эти чудовища заговорили с ним. Он принимает эту форму бреда, но бред не должен сводить с ума самого бредящего, таков главный закон помешательства.

Фома схватился за меч, он был готов сразиться и с истуканами.

– Перестаньте, барон, это птицы. Кто может оказаться здесь сейчас, когда все на банкете? Милорд завел этих тварей и они теперь пугают обитателей замка больше, чем он сам.

– Вы что серьезно?!

– Это шутка, барон, неужели не понимаете? Но к делу… итак?..

– Послали двух надежных людей, я думаю, справятся, профессионалы!

– Ладно, надеюсь, все действительно будет выглядеть так, словно он решил искупаться или упал, поскользнувшись

– А что, насчет этого Джу, его – тоже?

– Я думаю, с ним удастся договориться, он не так нагл, не собирает вокруг себя женщин, как этот. Мири о нем только и говорит!

– Ах, вот в чем дело, полковник, Мири! Мне жаль бедного графа, даже если его не утопят, судьба его предрешена.

– Вы не понимаете, барон! Если он еще вздумает жениться на ней, наши планы на будущее…

– Тш-шь! Генерал Троппо со свитой!

Звук множества шагов каскадом заметался под сводами зала. Оказывается в замке тьма народу, поразился Фома, но чтобы кого-то найти, надо заблудиться и уснуть!..

– Что вы здесь делаете, господа? Почему не в главном зале? Полковник?..

– Ваше превосходительство, барон, сказал мне, что в этом месте волшебная акустика. Я подумал, что лучшего места для хора мальчиков, которым мы встретим Милорда после турнира, не найти.

– Это действительно так, барон?

– Да, ваше превосходительство, смотрите!.. – Раздались два громких хлопка и зал наполнила стая испуганно взлетающих птиц.

– Но это не все, генерал. Попрошу тишины!.. – Последовала небольшая пауза, а потом – тихий голос барона:

– Кто победитель завтрашнего состязания?

Тишина, повисшая в зале казалась бездонной, поэтому ответ прозвучал ошеломляюще:

– Я-а! Я-а! Я-а!..

– Видите, ваше превосходительство – волшебный зал!

– Но это же не ответ! – засмеялся генерал и, за ним, свита. – Это просто эхо! Вы сделали акцент на последнем слоге, эхо вам его вернуло.

– Ну, хорошо, генерал, попробуйте сами, вы увидите!

– Я не буду оригинален… – Генерал шумно набрал воздух и громко спросил:

– Кто победит в турнире?

– Рэ! Рэ! Рэ! – отозвалось под сводами столь грозно, что почудился моцартовский «день гнева», впрочем, это никого не напугало.

– И это все ваши чудеса, барон? Акустика действительно хорошая, но не более. Может и в самом деле поставим здесь хор. Ступайте-ка в зал, господа, да приглядите за этими рыцарями из деревень, некоторые из них уже сами, как зигзаги!

Послышались удаляющиеся шаги.

– Стойте! – вдруг вскричал барон и шаги стихли. – Слышите?

– Я-а! Я-а! Я-а! – звучало теперь в зале.

– Да здесь какой-то шутник прячется! – зычно сказал генерал. – Или это вы шутите, барон?

– Да что вы, ваше превосходительство!

– Он-он-он! – настаивало эхо.

– Ну вот и проверьте здесь всё, раз вы такой затейник! И доложите мне!.. Полковник, вы мне нужны! Поскольку организация встречи возложена на нас с вами…

Голоса стали удаляться.

– Бля! – взорвал тишину сдавленный голос барона, когда шаги перестали быть слышны. – Вечно я крайний! Вот вам!

Он, видимо, что-то изобразил, потому что послышался хлопок по одежде. Фома ясно представил – что, везде одно и тоже!..

– Вам-вам-вам! – сразу же отозвалось эхо.

– Ты еще, твою мать! – возмутился барон.

– Мать-мать-мать!.. Тьма-тьма-тьма! – понеслось довольное эхо по акустическим каскадам зала. – Мать-мать-мать!..

– Они издеваются надо мной, а я – идиот! – продолжал изливаться барон, как это иногда делают люди, уверенные, что их никто не слышит.

Он скорым размашистым шагом пересекал зал, и теперь Фома видел его, но барон графа, в тени монстров, видеть не мог.

– Да что я в самом деле? Ничего я проверять не буду! Что здесь проверять?! – Барон, остановившись в центре зала, в исступлении топнул ногой. – Ну, кто здесь может быть, кроме дурацкого эха?!

И внезапно смолк. Ему показалось или эхо что-то ответило?.. Теперь, когда пыл его остыл, было непонятно, разговаривает ли барон от раздражения или таким способом пытается избавиться от невольно возникающего, среди огромного полутемного зала с монстрами, страха.

– Никого, – поэтому сказало эхо, снова.

Тишина стала такой, что зазвенело в ушах. Барон, по видимому, умер стоя. Фома засмеялся:

– Кто ты такой, чтобы строить планы, червь? А если об этом узнает Милорд?

Он импровизировал, впрочем, здесь о чем ни говори, все равно это будет касаться Милорда. Барон начал приходить в себя, чтобы окунуться теперь уже в ужас:

– Что? Кто, здесь?! – заметался он по залу, озираясь.

– Я эхо, меня создал Милорд, создавая замок. Вспомни, барон, сколько заговоров было пресечено в самом корне именно по тому, что заговорщики шептались по углам. Так что не тяни, ибо Милорд уже завтра будет знать, с кем ты, с ним или с полковником!

Осознав весь ужас своего положения, барон поступил мудро и достойно, как настоящий бизнесмен.

– Это не я, это полковник! Это он хочет сместить Кортора, женившись на Мири!

– Но ведь Кортор только начало, барон! Кто дальше?

– Нет, только не это! Я только хотел отомстить Кортору за то, что он отлучил меня от Большого Круга! Но я… дальше я ничего… я… я…

Барон упал в обморок. Перед сверхъестественным мы все дети, мало храбрецов, а когда тебе обещают еще и встречу с Милордом, лучше сразу падать, вдруг пронесет. Фома даже понюхал барона на предмет будущей встречи: нашабренные усики, романтические бачки, – красавчик!..

– Чаю, водки, мороженного!..

Фома сорвал взоры всех присутствующих, когда наконец появился на банкете, во-первых, беспардонно опоздал, во-вторых, такой герой, в-третьих, хромал, как черт об «отче наш» да еще и кричит, в-четвертых! Но сам он смотрел только на столы…

– Что это?

– Нога дракона в жела…

– Плев-вать! Дав-вай!..

Фома вгрызался в окорок. После того, что он видел, нога дракона казалась не страшнее куриной. Теперь он поражал окружающих еще и своим аппетитом. Расправившись с драконом, птеродактилем, кикиморой болотной и еще какой-то гадиной, он, наконец, рассеянно осмотрел зал. Сытый взгляд его был добр, но тяжел.

Бал был в разгаре. Музыка. Танцы. Слегка морозило. Но это уже только бодрило, от съеденного под «зигзаг». Найдя взглядом то, что искал, Фома маханул еще, прямо из китайского чайника, и хромая направился к бильярду.

– Док, я в восхищении!.. – Доктор гонял шары в одиночестве. – Ты был краток и жесток, как Хемингуэй. Взял мужчине выбил глаз!

– Зато ты был нежен, как Скотт, который Фицджеральд, описывая ночь… чуть не размазался по арене, – отмахнулся Доктор. – Ты где пропал?

– Я спал.

– Какое спал, тебе чуть дверь не выломали!..

Фома с удовлетворением отметил, что сон у него налаживается.

– А что с ногой?

– Отоспал.

– Блин, Фома!.. – Доктор со всей невысказанной страстью ударил по шарам, они веером ударили в борт и стали, как заговоренные, закатываться в лузы. – Ты… как биток, который постоянно сам лезет в лузу!

– О, опять кишмиш!.. – Фома закатил глаза. – Какие сравнения, Док, клянусь гузкой кикиморы и этим, как его…

Но чем еще он клянется, Фома не успел сказать, на них неслась Пуя.

– Ну, что за имя! – восхитился он. – Как выстрел! Отгадай загадку, Докторос: стреляю в пятку, попадаю в нос? Что это?

– Ну-у… – задумался Доктор.

– Граф! – защебетала Пуя, разъединяя рыцарей и оставляя сэра Джу в недоумении по поводу странного выстрела. – Где вы пропадали? Угостите лимончиком!

– Лимоном?..

Фома не успевал за пуйной мыслью, бушующей в этой хорошенькой головке: все равно, что спросить: офицер, вы ранены? дайте взаймы! – казалось ему.

– Откуда здесь лимоны, Пуя? Они зимой не растут!

– У Милорда есть все!..

Действительно. Она утащила было Фому в танец, но он так хромал, что предложил станцевать за столом с зигзагом втроем. Пуя была счастлива, но от зигзага отказалась, знойная дочь мерзлоты.

– Сегодня, граф, вы мой! – кокетливо пригрозила она. – У меня есть для вас парочка сюрпризов!..

И вдруг исчезла…

«Сюрприз первый». Фома уже обратил внимание на эту особенность здешних дам, Пуи, в частности, только отвернешься, их нет! Теперь он хотел, чтобы и второй сюрприз, был не хуже.

– Граф, вы сегодня всех удивили!..

Это был Трапп и его синие зубы. Ничего хорошего эти зубы не сулили, хотя скалились, вроде бы, в улыбке. Глаза же контрразведчика просто мучили Фому своим сканирующим морганием, Трапп словно примерял на Фому различные костюмы, прически, эпохи и обстоятельства, пытаясь вспомнить – как имиджмейкер-визажист на компьютере, только наоборот – разымиджмейкер.

Впрочем, беседа, несмотря на рентген, получилась довольно мирной, как у кукушки и петуха. Шеф контрразведки хвалил Фому, Фома – банкет и турнир. Трапп расспрашивал о местах, где побывал граф, граф – о Милорде и о рыцарях Большого Круга

– А они здесь, – неожиданно ответил Трапп. – Многие, во всяком случае.

И он начал представлять, показывая рыцарей графу. Фома, хотя именно этого и добивался, слушал вполуха, пока не услышал знакомое:

– Полковник Ротт, рыцарь Крылатого Змея…

Полковник стоял возле ломберных столиков, как живое воплощение заговора: высокий, с резким сухощавым лицом, украшенным орлинным носом и презрительным птичьим же взглядом.

– А кто рядом с ним, такой красивый и победительный?

Фома заметил барона, оправившегося после переживаний в зале эхо.

– Барон Дрилл, но он сейчас не является рыцарем Большого Круга.

– Какая потеря!..

Теперь Фома знал все, что ему нужно.

Внезапно появилась Мири, неожиданная, в пышном бальном платье, но от этого вовсе не более трезвая, чем всегда, то есть вчера, пожалуй, даже, менее. Этакая богиня на грозном веселе. Даже пол был для нее ускользающей неприятностью. Трапп мгновенно исчез (дочь Кортора, похоже, опасались, как неразорвавшуюся гранату), пожелав только, с синюшной улыбкой, приятного вечера.

И приятный вечер начался…

– Где вы были?

– Похоже, это вопрос вечера, где я был? – попытался Фома примирить богиню с действительностью.

– Нет, вопрос вечера: почему ты меня не трахнул?

Она пнула стул ногой и уселась напротив его, всерьез намереваясь понять его мотивы. Фома вздохнул. Объяснить женщине (если уж она на этом настаивает), почему ее не «трахнули», и при этом удовлетворить, может только импотент.

– Мири, пойми, я дал обет, – тихо сделал он еще одну попытку.

Но Мири была настроена решительно.

– Ты бы еще банкет дал!.. – Шарахнула она в стену пуин бокал с шампанским.

Потом взяла еще один, с твердым намерением озвучивать беседу и дальше. Фома заметил, что их почтили вниманием, а те из присутствующих, кто были рядом, поспешно отошли подальше.

– Я хотела весь день, чтобы тебя побили, чтобы с тебя сбили твою спесь! Но ты и этого удовольствия мне не доставил!..

Угодить и при этом угомонить Мири, с каждым её новым заявлением, становилось все труднее, потому что ни трахнуть, ни проиграть турнир Фома, по версии Доктора, не имел права.

Возможно, насчет обета он погорячился, но сожалеть об этом поздно.

Он встал.

– Целую руки…

– Сидеть! – неожиданно властно приказала она.

Фома и так не совсем ловко чувствовал себя центром внимания, после же этой команды, присутствующие, все как один, повернулись к ним, даже танцующие – интересно, что будет делать граф?.. Сидеть?..

Фома подошел к Мири вплотную. Она тоже встала. И эта пигалица спала поперек его кровати всю ночь? Да кто она?

– Давай не будем усложнять друг другу жизнь, – попросил он, но Мири мотнула головой и шарахнула об стену еще один бокал:

– Бздыннн!.. – После этого повернулась и вышла из зала.

Пена игристого быстро замерзала на стене вторым салютом в честь графа, сомнительную.

А перед ним самим, словно в дурном трюковом фильме, появился сэр Ротт, полковник какого-то змея («сколько змей!»), за ним маячил барон. Неуверенность в глазах последнего указывала на то, что он еще не решил для себя, что же было в акустическом зале: галлюцинация, розыгрыш или уже ё-моё?

Надо ли говорить, что внимание было общим, так же как и неприятие, что, конечно же, радовало Фому безмерно. («Как ногой в дерьмо, так тут и я!» – привычно поражался он.) Только Доктор с остервенением загонял шары в лузы и был единственным, кто не смотрел на него. Видеть не мог.

«Что-то будет!» – висело и кривлялось в атмосфере зала безобразной мартышкой. И хотя поединки были запрещены, все ждали именно такого продолжения инцидента, именно к такой дерзости подстрекали собравшиеся в зале своим любопытством.

– Мистер Томп, хочу вам указать, что вы ведете себя, как скот! – брезгливо произнес полковник, представившись; хищное и красивое лицо его передернулось соответствующей гримасой.

«Опять – скот! Что-то часто стало применятся это словечко по отношению ко мне, уж не пропускаю ли я чего интересного в своем развитии?» – мимолетом подумал Фома.

– Вы тоже так считаете, барон? – учтиво поинтересовался он у Дрилла, намеренно игнорируя полковника, тактика которого была понятна сразу.

У барона забегали глаза, а выражение лица стало напоминать открытый настежь пустой почтовый ящик, впрочем, красивый. Голос Фомы явно напоминал ему эхо, а то, что с ним беседовал Трапп, видели все. И хотя Трапп сейчас, после провала на Спирали, совсем не величина, как раньше, когда он был облечен высоким доверием и когда от одного его имени было мокро и тепло, но все же он остается шефом контрразведки и имеет доступ к Телу, и бог весть, что наплел ему граф.

Впечатляющая гамма видений от вертела до виселицы на собственных кишках, промелькнула перед глазами Дрилла.

– Я?..

– Что с вами, барон? – удивился Ротт, оглядываясь.

– Вот видите, полковник, – улыбнулся Фома, – не все разделяют ваше мнение. Правда, барон?

Но барон уже взял в себя в руки, крылья вздорного короткого носа гневно затрепетали. Репутация рыцаря Большого Круга, пусть и бывшего, не позволяла вести себя иначе в подобной ситуации.

– Нет, граф! – оскалился он, и теперь уже нашабренные усы его воинственно вздернулись, показывая градус негодования. – Я разделяю мнение полковника Ротта и даже более того!

Похоже, Дрилл принял решение и явно не в пользу эха, Фома видел, что его решили убить, как единственного и опасного свидетеля, глаза барона опасно блестели.

Господи Говорящий, пронеси! Драться совсем не хотелось… хромому, сытому!..

– А более того, это как, господин барон? Просто не могу понять, что значит, сначала разделить мнение, а потом даже более того! Вы хотите отнять его у полковника? Или «более того» означает, что вы уже не разделяете его мнение и у вас есть своё, отличное? Личное?

Барон бросил взгляд на полковника, тот хищно молчал, рассматривая графа.

– Нет у меня никакого своего! – отрезал барон.

– Вот и прекрасно! – действительно обрадовался Фома. – А то я уж думал…

– Вы правильно думали! – опомнился барон.

– …что здесь нет настоящих мужчин и поэтому не принято отвечать за свое мнение, – продолжал Фома, как ни в чем ни бывало. – Ведь настоящий мужчина не должен иметь своего мнения, не правда ли, барон? Он спрашивает его у няни и всегда присоединяется к нему, да?

Кто-то негромко хохотнул, кажется, простодушный Троп, сэр Радуги, впрочем, он тут же захлопнул рот. Барон стал красным, потом малиновым, потом бордо, более дурацкого положения, в которое он вогнал себя с такой поспешностью, трудно было представить. Он кусал губы, бросая отчаянные взгляды на полковника.