Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц)

Фома решил вернуть её пусть к жестокой, но действительности.

– Ваша светлость, – осторожно спросил он, представляя, какая сейчас будет буря, – вы не перепутали меня с маркизом?

В предрассветных сумерках это было не мудрено, он мог сойти и за черноокого красавца маркиза, и даже за венецианского мавра. Но!..

Глаза княжны распахнулись широко и призывно, даже жутко.

– Какой маркиз, граф? Я ждала вас!

– Ждали? А?..

Но он не успел ничего сформулировать, княжна снова набросилась на него и он обрушился с ней куда-то вниз, наблюдая по пути калейдоскоп чудных видений и позитур. Он все забыл. Сколько это длилось, он не помнил, ему казалось, что прошла, по крайней мере, жизнь, когда он снова вынырнул из этого мутного и жгучего потока…

Они лежали на полу, потому что обрушился не Фома, а кровать.

– Отчего такой пожар, княжна? – попытался он прояснить обстановку.

– Оставьте, граф! Идите ко мне!

Снова?! Ну нет, это самоубийство! С ней нельзя разговаривать, догадался он, она сразу насилует! Он чувствовал себя совершенно опустошенным, даже выпотрошенным. В первый раз в таком деликатном предприятии он ощущал себя тряпичной куклой для тренировки ражих десантников.

– Кажется, мы сломали кровать, – попробовал он отвлечь ее внимание от своей незначительной персоны.

– Ну же!.. – Голос княжны был притягательнее пения сирен.

Но Фома ни за что не хотел повторять те трюки, что они только что вытворяли, силы были слишком неравны. Княжна была опасна, как самодельная петарда!

«Бежать! – полыхало у него в голове. – Бежать, пока не поздно!» А был еще и маркиз! «Бежать!» – приказывал себе Фома, но не мог и двинуться с места, лежа пластом среди перевернутых перин, белья и воздушных покрывал.

А княжна снова открывала свои страшные глаза, медленно и все шире и шире. Он не решался туда заглянуть, боясь увидеть ту же бездну, что сметала его уже несколько раз.

Он сделал еще одну попытку уйти.

– Куда? – простонала княжна. – О!..

От этого стона Парамон повел себя совершенно самостоятельно и подло: мол, ты как хочешь, а я остаюсь! – и вызывающим перпендикуляром уставился на источник звука – па-ба-ба-бааммм!..

“Я скормлю тебя крокодиле!” – пригрозил Фома, пытаясь замаскировать Парамона бельем или чем-нибудь из одежды. Бесполезно! «Крокодила» была далеко, а княжна рядом.

Фому словно сорвало с катапульты, и откуда силы взялись?

Опять бездна – ни времени, ни пространства. От непомерных усилий перед глазами у него поплыли круги. Красные.

“Еще красных мне не хватало! Все!..” Собрав всю свою волю в кулак, Фома стал выбираться из кремового месива постели. Белье было взбито, влажно и он тонул в нем, как глупая оса в варенье.

– Не уходи! – жалобно попросила Гея.

Переход на ты произошел само собой. Какие церемонии могут теперь быть, когда они не пробовали только короткое замыкание?

– Княжна!.. – Фома тяжело дышал. – Я бы не ушел, но если я не уйду сейчас, мы оба умрем. Есть что-то катастрофическое в нашей высокодуховной скачке. Так люди не отдыхают!

Она хотела возразить, но Фома продолжал говорить. Ему так было легче, гораздо легче, когда он говорил, а она молчала.

– Причем, умрем сегодня же! Сейчас! А это – не моя история!

– Умереть от любви! – восхитилась Гея. – Как здорово! Я хочу!

– Запретить не могу, княжна, но у меня – другие планы!..

Фома с трудом натягивал сапоги с узкими голенищами. Кто их снял?..

– Но я хочу-у!.. – Она протянула к нему руки, глаза ее снова начали расширяться.

Этого он боялся больше всего. И, главное, не мог не смотреть – затягивало! Зрачки её казались больше глаз – омут! – темный, глубокий, зовущий! Так же как и его желание снова…

Нет-нет! уговаривал он себя, лихорадочно собирая одежды, хватит с меня загадок и экзерсисов! Это безумие какое-то! Что происходит?..

– Гея, – вспоминал он всякую мичманскую дребедень, лишь бы отвлечься и не слышать её стонов. – Родина призывает меня!.. Твоя, между прочим, родина!..

– Иди ко мне, – просто сказала она, и снова протянула к нему руки.

Фома даже в пол ногой уперся, чтобы его не сбило навзничь и не унесло в эти жаркие объятия…

– Иди ко мне!

“Если она еще раз скажет это, а я не успею схватиться за что-нибудь, мне конец! Говорить, говорить, и не давать говорить ей!”

– Прощай, княжна, – выдавил он из себя. – Я еще вернусь, а ты пока сделай суфле из этих сливок!

Он показал, вставая, на взбитое постельное белье.

– Я умру! – пообещала Гея, и в этой угрозе звучала Ева, крадущаяся за яблоком; с топором.

– Не умрешь, я быстро!..

«Послушать нас – два идиота!» – ужасался он, но не переставал говорить:

– Туда и обратно… А вот если я останусь, то мы умрем точно!..

Фома шел к двери, как против ветра, словно это была не комната, а аэродинамическая труба, всасывающее начало которой было… Он знал, где оно было. И оттуда неслась такая сладкая музыка, что приходилось бормотать молитвы Одиссея, уходящего от Калипсо.

– Ну последний раз, граф! – звала княжна, да нет, не княжна – хор ангелов-искусителей, у которых на подпевке сами сирены.

– Иди ко мне! Иди же, ну?!! – капризно и своевольно приказала она, зная о силе своего призыва.

Фома успел схватиться за ручку двери…

“Что это было? Зачем я приходил сюда?..” – ломал голову Фома, бредя по коридору, как лунатик.

Он до сих пор ощущал волны, которые шли от княжны. Мысли его все время уносились куда-то… «Добраться, добраться, добраться… до чего добраться? Ассоциация! Точно! Ему же надо в Ассоциацию! А почему отрубило?..»

Фома вдруг сообразил, что давно наступило утро и он идет совсем в другую сторону, обратно к княжне! Уже утро?! Сколько же они неслись навстречу друг другу и не заметили этого!..

Мама, я её боюсь! И себя…

Попасть к себе в апартаменты стоило дорогого. Лишь только он отвлекался, а отвлекался он постоянно – в голове вертелось черте что! – его несло к Гее. Какая-то мягкая, но неумолимая сила действовала на его рулевое весло, разворачивая все время в одну сторону. Извилистые коридоры замка располагали к этому: заманивали, затягивали. Обратный же путь к себе – словно непаханая целина ратаю.

Выручил мэтр Иелохим, на которого он наткнулся в результате своих блужданий, прямо у дверей княжны.

– Мэтр! – воскликнул он радостно, и схватился за старика, как хватаются за буй в открытом море. – Милый мэтр, отведи меня домой!

«Вблизи этих дверей все почему-то становятся милыми? – удивился он. – Милое местечко!»

Мэтр сначала испуганно отшатнулся, в полутемном коридоре нежданный Фома снова показался старику призраком – бледным и страшным, тем, что уже приходил к нему и грозил кулаком. Потом удивленно уставился на графа: отвести?.. в своем ли тот уме?

– Я заблудился, – глупо улыбаясь сказал Фома. – Третий этаж, четвертая башня, от входа налево…

– Вы прекрасно выглядите, маэстро! – заметил он еще, стараясь перекрыть голосом недвусмысленные звуки из покоев княжны, она все еще звала его!

А мэтр Иелохим действительно выглядел лет на тридцать моложе, не зря ходили слухи. Этакий бравый старичок, бодрый, крепкий, да еще и с претензией на щегольство. На нем был дорогой малиновый плащ и роскошная черная шляпа с атласной лентой ярко-красного цвета. Жених! И он по-прежнему не уважал небесное воинство, в лице Фомы, подозревая, что тот просто необычайно ловкий шарлатан и сейчас опять что-то затевает.

Стоны, издаваемые княжной, привлекли и его. Еще бы!..

– Я не знаю, где вы живете, я тут вообще первый раз! – отказал мэтр довольно невежливо.

Уходить отсюда ему явно не хотелось, а от перехода графа на вы он ждал только неприятностей.

– А я вам буду показывать, – успокоил его Фома.

– Зачем же тогда вас провожать? – удивился мэтр.

– Дело в том, любезный Иелохим, – заворковал Фома, беря мэтра под руку чуть ли не насильно, – что я знаю, куда повернуть, где подняться, но иду почему-то в противоположную сторону. Это со мной бывает… а как вы очутились здесь, у покоев княжны?

На это мэтр не нашел, что ответить. Как объяснишь взыгравшего беса мальчишке? Что он может понимать в этом?.. Старик буркнул, что-то насчет того, что гуляет, где хочет и спрашивать никого не собирается… но тут Фоме пришла в голову счастливая мысль.

– Может, у вас тоже слуховые галлюцинации? – воскликнул он. – Половой бред?

– Какие? Что?! – не понял мэтр агрессивно.

– Я абсолютно здоров! – добавил он высокомерно, совершенно забыв, что именно благодаря Фоме чувства его обострились, как у юноши и он стал восприимчивым и бодрым, словно молодой кролик.

– А я и говорю, что вы прекрасно выглядите, дорогой мэтр! – заверил его Фома. – Просто мне все время кажется, что в этом месте поют сирены. Призывно так. Вам не кажется? Нет?

– Нет! – соврал мэтр.

– А вот послушайте!.. – Он подвел старика к двери, откуда явственно донеслось:

– Иди же ко мне, ну!.. – И какое-то ритмическое бормотание…

Княжна колдовала! Вот в чем дело! Ах она стерва!.. Сила призыва была так велика и чарующа, что Фома уперся руками в косяки, а проказника мэтра прижало к двери словно вакуумным насосом. Аэродинамическая труба призыва действовала даже через дверь.

Старик заметно порозовел и как-то неприлично шмыгнул носом.

– А что это? – спросил он, потеряв всю спесь в брачном призыве самки.

– Что – что? Вас зовет, грязный вы старикашка!

– Меня? – не поверил тот, но глаза его увлажнились и стали томными маслинами, взгляд тонул и таял.

– Прослышала, наверное, о ваших подвигах!.. Ведь вы шалун оказались! Никого другого видеть не хочет! А стонет так, что впору стражу выставлять! Выручайте, мэтр! А то она всех тут с ума сведет!.. И потом, пора начинать настоящую придворную жизнь!..

С этими словами Фома нажал на ручку двери, толкнул… и мэтра страшным порывом унесло прямо в ту самую трубу, начало которой известно каждому, а вот конец не знает никто, только она сама… если хочет. Последнее, что видел старик, это невероятная фарфоровая белизна ног, не свойственная простолюдинкам, и заварная нежность перехода.

Стоны тотчас прекратились. А Фома запомнил масленые глаза старика…

Он с облегчением откинулся на дверь… и увидел маркиза. Откуда?.. Сбежал с фронта?.. Тот стоял, как сама судьба… па-ба-ба-баммм!.. весь в черном, только меч резал глаза опасным стальным блеском.

Бетховен, кажется, станет моим настольным композитором, успел подумать Фома.

– Так-так-так-таак! – сказал маркиз, в той же грозной и фантастической ритмике великого немца, и исходя сиянием от праведного возмущения и предвкушения мести.

– А я тебе поверил, мерзавец! Так умри же!..

Он поднял меч, наслаждаясь мгновением. В его положении, кто себе в этом откажет? Тем более, что деваться Фоме было некуда, он стоял в проеме двери и самое большое, что он мог сделать, это броситься на меч самому, чего ему совсем не хотелось. При виде блещущего меча, он напрочь забыл про то, что дверь можно открыть. Впрочем, он бы и не успел – маркиз мстительно ловил каждое его движение и даже шевеление пальцем могло стать для Фомы последним.

Жизнь промелькнула перед ним быстрее встречных поездов – только свист и качка. Спасти от меча могло только чудо. И оно произошло. Чудо подмены. Страшный разгневанный крик раздался из комнаты княжны, дверь резко распахнулась и Фома, прислонившийся к ней, провалился в комнату. Меч маркиза, описав зловещую дугу, разбил оба косяка и вырвался из его рук, а из комнаты на маркиза вылетел мэтр.

Для тех, кто не бывал в цирке и не знаком с принципом клоунов-эксцентриков: один встает, другой летит, третий падает, – можно повторить в той же последовательности, но короче: сначала упал Фома, потом выпал меч, затем упал сам маркиз, потому что на него упал мэтр Иелохим. Мэтр был главная деталь в этом замысловатом кунштюке: им и дверь открыли, и маркиза завалили. Кибернетика в действии.

– Грязный старикашка! Раб! – неслось из комнаты гневное рычание княжны. – Как ты посмел войти ко мне, гнусный ублюдок?!

А грязный старик и гнусный ублюдок лежал теперь на маркизе и, узнавая его, понимал, что жизнь его дворцовая закончилась, едва начавшись, в самом расцвете вернувшегося здоровья. На Вало было страшно смотреть, и мэтр зажмурился, даже не пытаясь представить в какой поэтике он примет мученическую смерть.

На его счастье Фома успел вскочить раньше, схватить меч и, прислонившись к косяку, галантно поинтересоваться:

– Что случилось, княжна? И кто эти люди, валяющиеся у ваших дверей?

Морок, наваждение, или что там еще, прошли. Дышалось легко и свободно. Мэтр самоотверженно утопил в себе всеобщее помешательство, да еще и спас Фому.

– Кстати, ваша светлость, – небрежно напомнил Фома, кутающейся в халат княжне, – нам нужно поговорить об одном важном деле.

Княжна Гея вспыхнула и, схватив дверь, яростно захлопнула ее. В руках ее блеснул кинжал. “Ого!” Это была совсем другая женщина.

Фома повернулся к лежащим, вернее, барахтающимся братьям по полу – мэтр Иелохим, не желая вставать, изображал бесчувствие, широко и жестко расставив руки и ноги.

Фома поднял его одной рукой и заглянул в лицо. Лицо продолжало спать.

– Маркиз, я сам разберусь с этим негодяем! – сказал Фома. – У вас есть еще что-нибудь ко мне, кроме этого?

Он выразительно покрутил мечом. Вало только покачал головой. Ненависть сочилась из него так же жирно, как совсем недавно масло желания из старика.

– Сегодня, маркиз, мы не отработали нашу основную позицию, так что позанимайтесь дома самостоятельно! – посоветовал Фома. – Удар пусть останется за мной. И вообще заходите как-нибудь… после бани, запросто, как вы это умеете!

С этими словами он поволок мэтра подальше от покоев княжны.

– Я тебя все равно убью-ууу! – понеслось им вслед страшное обещание маркиза, отражаясь в изломанных коридорах замка…

– Ей-богу, мэтр, я за вас боюсь, – посочувствовал Фома, слушая многократное эхо проклятия.

По мере удаления от места событий, старик потихоньку приходил в себя. Частями. Сначала дрогнул предательски один глаз, потом другой, наконец, он с шумом выдохнул воздух и ноги его стали цепляться за ковры и пороги.

– Мэтр, что вы сделали с княжной? Я ни разу не видел женщину такой удовлетворенной! – удивился Фома, ставя мэтра на пол. – Гнусный старикашка, как вам это удалось?

Но мэтр еще не полностью отошел от потрясения.

– Она мне чуть не отрезала! – сообщил он первое.

– Ах извращенцы! – восхитился Фома.

– Он меня чуть не убил!.. – Старик выходил из транса тоже поэтапно, как и его тело.

Последние пять минут жизнь его была перенасыщена событиями: сначала распалили воображение, потом чуть не зарезали, потом маркиз с глазами как смерть…

– За удовольствия надо платить, – цокнул языком Фома.

Напившись сладкого чаю, мэтр Иелохим потихонечку отходил от переживаний и понимание того, что граф – источник всех его бед, приходило горьким послевкусием.

– Это все вы! – наконец убежденно сказал он. – Как только встречаю вас, у меня неприятности! То разбойники, то теперь… плащ!..

Он не договорил, с огорчением рассматривая себя. Плащ был измят, испачкан и даже порван. Фома лежал на постели и дремал.

– Я куплю вам новый, мэтр! – пообещал он, расслышав последнее слово. – Я же вам говорил!

– Говорил… – ворчал дед… – а круги голубые куда?.. Как вам удалось за одну неделю поставить с ног на голову всю Кароссу? Теперь казнят уже за голубые! Нельзя так с людьми! Мы же не круги какие! У людей еще старые запасы остались и вдруг за них могут казнить!.. Кто вы после этого?

– Ну-у, мэтр! – протянул Фома

Он никак не мог вспомнить что-то, важное, мэтр же отвлекал своим брюзжанием. Фома снова перешел на ты, для краткости:

– Тебе пора умирать, старик, а ты – идеалист! Где это и когда ты видел, чтобы реформы проводились в интересах народа? Это просто грабеж, очередной государственный грабеж. Так что отдавай круги мне, я тебе за них заплачу, по старой дружбе. Только молчок, никому не говори, а то еще одна очередь с ведрами выстроится!

У мэтра снова предательски заблестели глаза, но уже по другому поводу.

– Сладострастник! – засмеялся Фома. – Вон, возьми в столе сколько надо за плащ и круги, и не напоминай мне больше об этом!

– Если я понадоблюсь, граф, вы всегда найдете меня на площади Ремесел! – бормотал мэтр, выгребая наличность из стола. – Только не появляйтесь без предупреждения, пошлите записку, я хочу встретить вас, как дорогого гостя!

“Без предупреждения, вот!.. Вот, что он мучительно вспоминал и не мог вспомнить. Сати сказал, чтобы он, без связи с ним, в Ассоциации не появлялся!..”

Мэтр выгреб из ящика половину монет графа. Но зачем они ему? Тем более, что его ждет военная добыча… если, конечно, не смеяться по этому поводу…

Без предупреждения. Неужели вся эта дурацкая комедия, в стиле фаблио, была задумана, чтобы отвлечь его от перехода?.. Кем задумана? Когда?.. Он действительно сходит с ума из-за этого Доктора! Неужели мэтр действительно предупредил его – косвенно! – и все, что случилось, весь этот фарс, с раздеванием и саблями, были для того, чтобы он вспомнил слова Сати? И что тогда получается?..

В Ассоциацию нельзя. Пока. Значит ли это, что меня уже огласили?.. Он представил, как с высокой трибуны Синклита читают указ о его поимке или хуже того – уничтожении…

Словно в унисон этим неприятным картинам, во дворе замка стали громко читать последний указ о кругах, о том, что хорошее стало плохим, а плохое – хорошим, впредь до следующего раза. Такие же указы сейчас читались по всей столице, а через день-два-три будет оповещено все королевство. Указы посеют панику среди мелкого люда, по просьбе которого, указывалось, кстати, и произошла эта реформа: голубые круги поменялись местами с розовыми, и теперь смерть грозила всякому, вздумавшему выловить, спрятать, продать хоть что-нибудь голубенькое, даже сметану.

Народу не угодишь, хмыкнул Фома, он вечно недоволен. А ведь все делается для него – и черные вторники, и красные субботы, и смертная казнь, и солнечные затмения в правительстве, с потерей всех накоплений. Все для народа, все по просьбе народа, все во имя его – а он, понимаешь, все ропщет!

– Теперь понятно почему в городе не видно розовых! – подал голос мэтр. – Почуяли наживу!

– Здесь, в столице, были монахи Ордена Розовых Кругов? – изумился Фома.

– Не монахи, сторонники! Их называют розовыми, потому что они тайно молились этим кругам.

– Как молились? – еще сильнее удивился Фома. – Здесь?

Несмотря на жуткий нрав короля, несмотря на повальный сыск и террор Хруппа и Скарта, люди продолжали верить в своих богов и их никто не выдал! Это было достойно удивления и уважения: никакой режим, оказывается, не может сделать сволочами всех…

– А кто это? Ты знаешь этих людей, можешь назвать? – спросил Фома.

Мэтр гордо посмотрел на него. Таких денег у Фомы не было и он засмеялся:

– Им ничего не будет, старик! Мы сейчас в одной упряжке. Слышал указ?

Мэтр косил глаза в сторону. Остальные монеты, прощально звякнув, исчезли в бездонных карманах ловца кругов, но зато у Фомы был список для Блейка, в помощь его разведчикам.

– Народ не забудет тебя, старик! – попрощался с ним Фома. – Твой гордый профиль будет сиять на его монетах!

Но по лицу старика было видно, что он бы предпочел профиль всего народа – поголовно! – на своих монетах, причем один профиль – одна монета! Золотая!

10. Золотой мальчик, медный лоб

Видимо, он еще не приобрел сноровку в самостоятельных перемещениях, а может, в дело вмешался Открытый мир – его метаморфозы, но когда он попробовал выйти к Сати, его выбросило в какой-то немыслимый огненный коридор. Чтобы не сгореть, он начал разжимать замок, но вибрации все равно нарастали, пошла быстрая смена декораций и он понял, что попал в зону высокой турбулентности, в самый эпицентр.

«Неужели так просто?» – мелькнуло в голове. Его мягко, но стремительно заворачивало в «покрывала» реальностей, картинки мелькали все быстрее. Все?.. Он выбросил маячки, уже ни на что не надеясь, чтобы Сати хоть знал, что с ним и не тратил время на поиски. Но Сати выловил его. Случайно. Вышел на связь и почувствовал.

– Жить надоело? – учтиво поинтересовался он. – Почему без связи? Я же предупреждал!

Фома блаженно улыбался. Жизнь прекрасна и без связи. Они были в каком-то тихом, уютном местечке, среди деревьев и дорожек. Это был учебный полигон кризисного ведомства в Ундзоре, и Сати заверил его, что здесь их никто беспокоить не будет. Они свернули в одну из аллей парка вокруг базы. Редкие палые листья шуршали под ногами, царственные деревья и живописные кусты вокруг них излучали покой, что-то цокало и чирикало.

– Рай! – повел рукой Сати.

Фома и не думал возражать, после турбулентности раем могла показаться и долина Смерти. Рай везде, где тебя не убивают, твердо знал он.

– Ты мог попасть черте куда!

– Можно подумать, я попал в другое место! – огрызнулся Фома.

– И похоже, ты опять от женщины. Да от какой! Жуткие вибрации! – восхитился Сати. – Я думал, таких вулканов больше уже нет.

– Я тоже…

Сати приподнял руки, показывая, что сдается, только не надо таких глаз, никого не касаются его личные дела, но он становится слишком уязвим. Из-за этого, кстати, он и не смог сделать переход.

– Ха!.. – Фома еще не отошел от перипетий перехода. – А я нужен неуязвимым и поэтому мои личные дела все-таки касаются Ассоциации, так?

– Золотой мальчик!

– Перестань! Умничка, гений, золотой мальчик! Слышал я все это. Это значит только одно, то, что вы придумали для меня, невыполнимо. Это некролог: он был умничка?..

Сати успокоил его: ничего для него не придумали, пусть продолжает заниматься тем, чем занимался.

– Дорогой мэтр, позвольте вас обнять… Неужели то, что я сейчас делаю, в русле задания? Или все-таки нет и надо будет мимоходом выкинуть какой-нибудь подвиг?

Сати расхохотался.

– Ты страшный юноша! – сказал он, садясь на скамейку. – Все знаешь! Но это значит, что мы не ошиблись, ты действительно золотой мальчик для Ассоциации. Ты сколько раз был за Чертой?

– Один, – привычно соврал Фома.

– Да перестань ты! – поморщился Сати. – Системой зарегистрировано, по меньшей мере, сорок.

– Да?! – Сделал большие глаза Фома. – Она зарегистрировала гораздо больше, чем я мог.

На самом деле он перестал считать, когда число выходов перевалило за полторы дюжины.

– Кто-то косит под меня, – хмыкнул он.

– Кто-то косит под него! Да ты знаешь, что попасть туда могут только единицы? Подавляющее большинство останавливается у этих дверей.

– А нам говорили – Синклит!.. – Фома, продолжая дурачиться, запрокинул голову и воздел руки небу. – Демиурги, боги во плоти!

– А как еще заставить вас работать?

– Я смотрю, обман это форма существования Ассоциации. Меня, с тех пор как я с вами связался, только и обманывают. Смещение замков, выходы… сюда, кстати, меня затащили тоже обманом.

Он же этого хотел, напомнил Сати. Но Фома помнил только то, что хотел передумать. Поэтому, сказал Сати, он его и не предупредил. Фома, с неожиданной для самого себя грустью, ощутил, как он одинок и используем.

– Ну и какая сказка на этот раз? – вздохнул он.

– Плохой мальчик – бесценный ребенок Ассоциации!

– Почему это я вдруг стал бесценным? За Чертой бывали все-таки многие.

– Повторяю, не многие, а единицы. Это во-первых, а во-вторых, все они взрослые мужи, у них выход за Черту строго регламентирован и лимитирован. Они входят туда с вопросом, возвращаются с ответом и потом долго наслаждаются воспоминаниями. А ты, как подросток, обнаруживший прелесть эякуляции, был самозабвен и неутомим.

– Мастер, твои сравнения просто гашиш, кишмиш и бакшиш! – хохотнул Фома невесело. – Но я все равно не понимаю…

Сати приобнял его. Каждый раз, выходя к Говорящему, он получал море информации. Океан. Именно потому что был почти без сознания и воспринимал сразу все, что говорил Говорящий, сознание не мешало ему. Фома – сейф с информацией. Остальные входят туда с вопросом и получают ответ только на него, при том, что ответ надо еще интерпретировать, как сон.

– Ну, пусть заходят без вопросов!

– Ха! Войти туда без вопроса нельзя. Чем Ассоциация и отличается от всех других организаций Вселенной, того же Томбра – мы знаем технологию перехода за Черту. Тебе эта технология не нужна. Твои переходы это твое изобретение. Но только ты, из тех, кто перешел Черту, болтаешься туда и обратно, как удачливый контрабандист! Обычно, кому это удается хоть раз без задания Совета, уже не возвращаются, не рискуют.

«Почему я возвращаюсь?» Фома нервно прошелся по аллее. Почему-то вспомнилось, что в последний раз за Чертой он увидел такие скорбные глаза всезнания, что даже испугался и зарекся выходить. Так много он знать не хотел!.. Из-за этого?.. Но сказать-то он все равно ничего не мог, не помнил! Значит, ему – стул?.. Сати об этом?.. Но Сати говорил о том, что если Фоме правильно задавать вопросы («Так задавайте!!») или еще лучше – создавать ему «вопросительные ситуации», то тогда он станет выдавать информацию…

Фома с тоской оглянулся вокруг. Рай… какой это рай? Он чувствовал, как сжимается какое-то кольцо вокруг него, чувствовал, что он здесь чужой, да и сам “рай” зыбок. Низко над ними пролетели легкие существа: птицы не птицы – эльфы? даймоны? – кто-то развеивал скуку или выполнял школьное задание. Как бы он хотел очутиться среди них и не знать ничего!..

– Правильно! – обернулся он к Сати. – Задавать вопросы лень, надо думать, лучше послать меня куда подальше, как Ивана-дурака и обозначить это как задание!

Сати терпеливо объяснял, что с вопросами есть одна беда. Вопрос подтверждает (подразумевает) наличие ответа у вопрошающих. Если у вопрошающих (читай: Синклит) нет ответа, если он не готов к нему, вопрос никогда не возникнет. Они все время спрашивают Говорящего о том, что сами уже давно знают, только сомневаются или боятся. Он им и выдает тот самый ответ, который они ждут.

Другое дело ситуации – они конкретны, они содержат в себе неожиданное, порой, парадоксальное разрешение. Действуя в непредумышленной ситуации, то есть заходя как бы без вопроса, переходящий Черту получает гораздо более точный, если не идеальный ответ, поскольку он не в словах. Тем более, если он попал в неординарную ситуацию.

– Так какой вопрос? – не выдержал Фома.

Но в том-то все и дело, что вопроса не было и не будет. Сати именно об этом ему и говорит. Тут все наоборот: есть ответ – значит, есть и вопрос, а нет ответа, значит они и до вопроса не доросли. Кто-то должен получить ответ в виде ситуации, лучше неординарной, а уж вопрос они как-нибудь сформулируют, потом, если это будет еще нужно.

– Здорово! Гениально! Меня собственно интересует только одна фиоритура из твоей речи: неординарная ситуация! Зная солдатский гуманизм Ассоциации, я даже представить себе боюсь, что это будет. Потому что неординарность для Ассоциации, помимо Черты – это Дно, и контакт с ним действительно неординарен, попросту говоря – смертелен!..

Фома вдруг замолчал и посмотрел на Сати с растерянной улыбкой.

– Поэтому у меня один вопрос. Вернее, в свете вашей последней теории, один ответ: меня – туда?..

– Туда, – ответил Сати и перевел взгляд на купола Ундзора, что виднелись вдали.

Фома рассмеялся:

– Ответ таков, каков вопрос! Здорово, прямо по теории!

– Кроме тебя этого никто не сделает… – Сати помолчал. – Сумма информации, полученная тобой на подсознательном уровне – прямо на подкорку, помогает тебе. Кажется, что ты не ведаешь, что творишь, а на самом деле ты, как тот сумасшедший на ипподроме, что выкрикивал только выигрышные номера. Так что тут совсем не просто.

– Да я вижу… а ты помнишь его судьбу?.. – Фома кисло усмехнулся.

Этого юродивого, выдававшего всем и каждому за пять копеек последовательность прихода лошадей к финишу, будь то экспресс или на лидера, в конце концов, нашли с пробитой головой под трибунами ипподрома. Следствие установило, что его лягнула лошадь.

Сати промолчал. Они ни слова не сказали о формальной подоплеке дела: о том, что Фома преступник, что урон, приписываемый ему, не поддается исчислению и следовательно выбора у него нет. Скажет Сати об этом?..

Интересно, попытаются его схватить, если он откажется? Сати обещал, но что Сати, когда возникает угроза интересам Ассоциации? Видимо, бывший наставник ведет свою игру, в которой Фома нужен не на стуле, а на свободе. Или просто прикрывает, как раньше? И в том, и в другом случае он сильно рискует, ставя на Фому. Но наверное, все-таки, не так как сам Фома, подумал он еще.

Сати словно прочитал его мысли и сказал, что ситуация будет максимально страховаться.

– Да знаю я! – отмахнулся Фома. – Что ты меня лечишь, как Акра! Много там настрахуешься у разрыва! Хлоп! – и в разные стороны. Причем настолько разные!..

Мимо, снова, с шумом пролетели школяры, выписывая немыслимые пируэты на воздушных серфингах – легкие, светлые, словно ангелочки. Сёрфинг сюда со Спирали притащил Фома и с его легкой руки вся Школа вскоре носилась на этих досках, но уже не по воде, а по воздуху, что гораздо больше отвечало здешнему тинейджерскому духу. Возможно, кто-то из них уже выделывает фокусы с замком, как и он когда-то, может даже кто-то уже выскакивал за Последнюю Черту, думал Фома, глядя на удаляющуюся стайку, и может быть, не побоялся сделать это во второй раз, что неизмеримо труднее, потому что надо преодолеть животный ужас перед светлой бездной. Гомон понемногу стихал…

Он перевел взгляд на Сати. Выражение лица наставника ему не понравилось.

– Последний раз я видел такие глаза за Чертой, – сказал Фома. – Они были такие…

Он попытался подобрать слова, но не смог:

– Что я зарекся нырять туда.

– Так значит, ты не всегда терял сознание там? Ты видел глаза?!

– Это было один раз, последний. Зачем-то мне показали эти глаза и я понял – все, хватит. Мне даже захотелось снова стать просто человеком!.. – он хмыкнул:

– Слаб человек – человеком хочет быть!.. И это быстро произошло… с вашей помощью. Я очутился на Спирали.

– Ты хоть понимаешь, что это значит?.. –

Сати, был поражен, во всяком случае, казалось так. Он даже встал со скамейки. Фома, не вставая, потянулся: «мол, ты же сам говорил, что я знаю все».

– Ладно, не финти, я о сознательном уровне говорю!.. – Сати оценивающе смотрел на него.

– Ты специально пропустил то, что я сказал о глазах? Они у тебя такие же невыносимые. Ты мне что-то боишься сказать, сломать боишься?

– С тобой страшно говорить. Если бы ты только знал, что ты знаешь!..

– Это избавило бы меня от выбора?..

Они вяло пошутили, что отсутствие выбора – лучший выбор. Фома взрослый мальчик, если он не соглашается пойти в Томбр, его сажают на трон Пифии и отрабатывают все ситуации на месте, стационарно.

– По времени это примерно вечность?

– Плюс-минус.

– Ну и почему бы сразу не посадить меня на цепь?