Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

– Я смотрю, ты на поправку пошел? – обратился он к Доктору, пока Фомин, изумленный его видом, осмысливал происходящее уже в новом свете.

– Советы разумные даешь, – продолжал Ефим, словно сам не был похож на безумца, сорвавшегося с капельницы. – Какая логика! Это не ты дал совет Толстому столкнуть Анну Аркадьевну под поезд, мол, тогда и Софочка его, глядишь, осаркомится со своей ежедневной нудятиной!

С ним что-то неуловимо происходило – в лице, в повадках. Он стал хищно гибок и экономен в движениях, как большое плотоядное животное, когда подходил к Доктору, вращая тяжелыми ключами на дужке, будто кистенем.

Доктор замер. Фомин, онемев, тоже не двигался. Ему было не по себе, как бывает при внезапном соседстве с диким зверем, словно в палату вошел, вместо врача, раненый белый медведь. Он впервые по-настоящему желал, чтобы это был бред.

– Только загнулся-то он сам, с его Иваном Ильичем, а не она… – Ефим перехватил связку поудобнее. – Что ты плетешь, безумец? Какой Лоро? Что ты людям голову морочишь, помело? Совсем крыша потекла?

Доктор, в отличие от Фомина, нисколько не испугался Ефима, хотя и побледнел.

– А ты покажи спину, софочка, – попросил он, – куда тебе влепили на экзаменах!.. Фома, ты помнишь, свой выстрел… место?

Фома кивнул неуверенно:

– Крестец?

– А?.. – Доктор обращался снова к Ефиму. – Слабо поясницу показать больным, доктор, раз уж вы так уверены, что это бред? Это же не задница. Почему бы не развенчать?

– А-ааа!.. – Ефим схватил Доктора и стал рвать на нем одежды. – Пожалел с-суку, сразу не сжег!..

Фома угрем соскользнул со стула под кровать, потому что изменения в Ефиме происходили уже зримо и от того совершенно отвратительно, вид его стал ужасен. Шелуха человеческого мокро взорвалась на нем струпьями и из этого сочева на свет показался монстр кровавого цвета и гораздо больше человеческого футляра.

Лоро! Знакомство с Лилгвой не пошло ему на пользу, он видоизменился, но был неистребимо похож на главного оператора Системы. Фома замер под кроватью, а Лоро, склонившись над Доктором, прошипел:

– Но теперь-то ты, оборотень, мо-ооой!..

Слюна капала Доктору прямо на лицо, он в последнем отчаянии напрягся и вдруг почувствовал, что руки свободны – Фома! – и, более того, наполнены бешеной энергией удара. Они сами, схлестываясь, нашли объект приложения – голову Ефима.

Удар!.. Он был страшен, словно сошлись два механических молота, и размозжил голову монстра. Раздался отвратительный хруст раздавленных костей и плоти, Ефима отбросило к стене. Доктор с рыком прыгнул на него…

Теперь Фома наблюдал схватку двух монстров, каждый из которых был по-своему прекрасен, но не для его покосившейся психики. Господи, господи, шептал он, схватившись за голову, когда же все это кончится?! Он не заметил, как очутился в палате, забился в постель, чтобы не слышать вой этих чудовищ. Это его место, это его дом, плакал он…

Доктор ворвался в палату, как смерч, по неземному страшный и в сиянии невероятной мощи.

– Ты пойдешь со мной!

– Не-ет! – закричал Фома. – Не хочу! Я уже там бы-ыл! Помогите!

Но кто?.. Сокамерники отчаянно спали, зарывшись в подушки, боясь встретиться глазами с монстрообразным Доктором. Дом, его родной дом, был странно пуст и тих.

– Граф, граф!.. Очнитесь!..

Фома с трудом разлепил глаза. Над ним склонилась Мири. Он лежал на краю бассейна.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он, вернее, прохрипел, потому что голос его не слушался.

– Меня кто-то позвал и сказал, что вы здесь…

Она запоздало возмутилась:

– Это я должна спросить, что вы здесь делаете?!

– Купался, – прокряхтел Фома, тщетно пытаясь встать.

– Купались? Здесь? Вы шутите?.. – Мири заметила, что костюм на нем влажно блестит. – Вы что, действительно?.. – Широко раскрыла она глаза.

– Да, только забыл раздеться… – Фома попробовал встать еще раз, тело было чужим, негнущимся. – Помоги мне. И помолчи… пока. Куда мне идти?

– В каком смысле, куда?

– К себе!

– Туда! – показала она, и неожиданно добавила, вернувшись на «ты». – Ты меня простишь?

– Я еще не умираю.

Она опять осталась у него. Каждые три минуты она поднимала голову с его груди и спрашивала:

– Тебе лучше? Согрелся?

Что он мог ей на это сказать? Его колотило, он чувствовал себя так, словно проглотил огромный кусок льда, словно был вморожен в ледяную глыбу. Холод изнутри – самое мерзкое (даже по этимологии!) ощущение, которое может испытать теплокровное животное – человек. Наверное, поэтому приближение смерти так мучительно и ужасно, она идет снизу вверх, замораживая сосуды, по которым струится жизнь и жертва это чувствует.

Мири обложила его одеялами, подушками, прижалась к нему.

– Теплее?.. Тебе теплее?.. – Потом вдруг глаза ее загорались неистребимым любопытством. – А как ты там очутился? Ты правда купался? Не помнишь?.. А как выбрался, если не помнишь?..

Действительно, «как, если не помнишь»? Вот логика!

– Там ведь нельзя купаться, там грудры!

Значит, этих тварей зовут грудрами.

– Да если бы и не они, все равно нельзя, там все сгорает!

Фома перестал слышать, что она говорит, хотелось остаться одному, почему-то казалось, один он согреется быстрее. Маленькая, теплая девочка. Он уснул, когда она забралась под все одеяла и прижалась к нему, отдавая свое тепло.

32. Тара-Кан, день третий. Боги Большого Круга

Итак, их было пятеро. Пятеро рыцарей, прорвавшихся сквозь сито отборочного турнира и получивших право сразиться с богами Большого Круга. Это была кульминация праздника Тара-кан, кульминация, поскольку встреча с Милордом могла и не состояться. И поэтому Ушур с утра напоминал огромный муравейник, все дороги которого, все улицы и переулки, были заполнены людьми, стремящимися в одно место – на арену Ристалища.

Всех желающих оно, конечно, вместить не могло и те, кто не попали в число счастливцев, с самого рассвета, пасмурного и унылого, заменившего беспросветную ночь, занимали места вокруг стен огромного ритуального сооружения, построенного к тому же, как и замок Милорда, на скале. Своеобразный жертвенник Томбра. Опоздавшие ничего не могли здесь видеть, но зато они могли слышать и представлять, поэтому страсти здесь разгорались еще сильнее, чем внутри арены, ведь каждый представляет по-своему и попробуй докажи, что он представляет не так!

Ну а те, кто мог видеть, видели, как выстроились в полдень рыцари-претенденты и были объявлены их имена: Серебряное Копье, Радуга, Нижние Поля, Белый Ключ и Полная Луна. Последовало перечисление их победных поединков и имена поверженных противников, некоторые из них трибуны встречали восторженным ревом. Стадион был настолько полон и так единодушен в выражении чувств, что казался живым существом, с одним дыханием, одним сердцем – чудовищем жаждущим зрелищ и жертв, причем, желательно жертв тех, кого он уже выбрал.

Фома явственно чувствовал себя одной из таких жертв, может быть, самой любимой и лакомой в этом океане нелюбви – жаровне тысячеглазого людоеда. Но чувствовал он это только головой, понимал, так сказать, оскорбленные чувства томбрианцев, в сердце же был совершенно спокоен, даже холоден. Толпа не вызывала в нем ни неприязни, ни раздражения, как было до этого. Не вызывала она и волнения.

«Это история, которую я рассказываю самому себе,» – звучало в голове, помимо воли. Что-то изменилось в нем, после ночного «купания» и разговора с Доктором, может быть, сама история, уже «рассказываемая»? Прямо сейчас?..

Шум возрос. На простор поля для поединков выезжали рыцари Большого Круга. По мере того, как становилось ясно, что это они, шум на трибунах переходил в рев, как будто невидимая рука плавно поворачивала эквалайзер громкости ристалища. Достигнув немыслимой высоты и насыщенности, радость и восторг зрителей обрушивались на каждого из этих рыцарей, лишь только он ступал из тени арки на буро-зеленую лужайку арены.

И это было отдельное представление. С каждым из рыцарей следовало несколько оруженосцев, трубач, что-то вроде шута и свита – целый выезд. Все это пестрым и шумным табором становилось в центре арены и жило своим собственным мирком, пока шло длинное представление имярека, своеобразный мини-двор рыцаря, бегали даже собаки. Рыцарей было тоже пятеро, по числу претендентов, как и полагалось по условиям турнира.

Невообразимый шум стал, наконец, спадать и на сооруженный помост вышел главный герольд, чтобы зачитать имена небожителей, что спустились на грешные земли. Имена их, в отличие от сугубо ботанических у претендентов (бабочки, поля, луга, болота), были гораздо более конкретны в своей агрессивной и грубой беспощадности. Летящий Монстр, Крылья Мщения, Непобедимый Дракон, Наводящий Ужас и Копье Убивающее Сразу – этакая неумолимая, бесцеремонная брутальность.

Такие имена делали половину дела при встрече с противником, и Фома видел, как они подействовали на его коллег – Радугу, Поля, Луну, – невинные поэты перед карающим мечом цензуры и критики, они явно не ожидали, что против них выйдут самые лучшие и беспощадные из бессмертных; никто не ожидал. Рыцари-претенденты побледнели и осунулись, руки их непроизвольно сжимали копья, словно пытаясь из них почерпнуть мужество просто стоять перед величайшими из воинов всех времен.

Традиция, насколько она была здесь возможна, гласила, что рыцари Большого Круга не знают поражений, почти не знают, и каждая победа приближает их к бессмертию еще на шаг. С каждой победой лик их вычеканивался в галерее бессмертных богов, главным из которых, конечно, был он – гроза и надежда, самодержец и отец, Верховный Князь Томбра, Милорд.

Пока герольды зачитывали длиннейшие списки побед рыцарей, дворы их перемешивались, вступали в какие-то отношения, переговоры, торговлю, пересуды и перебранки – в общем, вели маленькую светскую жизнь, на глазах у честного народа. Это ли была не отрада их замыленным бытом и нищетой глазам и воображению? И это было одной из главных причин, почему женщины Ушура рвались на ристалище наравне с мужчинами.

Дамы света фланировали в последних моделях модных кутюрье, распространяя терпкий аромат подсмотренного, запрещенного для простого народа, над ареной плыл запах дорогих духов, щеголи и щеголихи перебегали от одной стайки к другой, создавая суету модной лавки, променада или раута, собачки лаяли, попугаи ругались, сводные оркестры музыкально шутили – все это было ново, ярко, притягательно и, главное, создавало впечатление причастности, прикосновения к этому таинственному и чудному миру

Потом началась жеребьевка. Жребий состоял в том, какому большому рыцарю ты попадешься, так как простой рыцарь не мог выбирать себе в соперники высокого вельможу. Фому выбрал рыцарь Крылья Мщения и для всех это прозвучало символично.

– Мщения, мщения! – кричали с трибун.

Доктору же, словно в насмешку (да так оно, наверное и было, жребий почти всегда очередная фикция справедливости, поскольку это – закон небес!), достался в соперники рыцарь Копье Убивающее Сразу.

Жизнь, с приближением развязки, становилась ироничной, если не саркастичной. Кому как…

Фома вспомнил утренний разговор с Доктором в гимнастическом зале, где участники турнира разминались в преддверии поединков – по кругу, каждый с каждым, в своеобразной карусели. Под выкрики и бряцание оружия, они вели неспешную беседу, впрочем, говорил больше Доктор.

– Ты сегодня необыкновенно хорош! – заметил мистер Безупречность, после того, когда пришла их очередь скрестить мечи, это были первые слова, которыми они обменялись после карт. – Как нога?

– Нога?.. – Фома только сейчас вспомнил о ней.

Нога была абсолютно здорова, словно ничего и не случилось. Купание?..

– Необыкновенно хорош и молчалив! – добавил Доктор. – Тебя уже не интересует, что будет сегодня?

– Нет, – нехотя разлепил губы Фома, пытаясь пробиться сквозь защиту Доктора, как всегда безупречную.

Облегченные мечи мелькали словно крылья стальных бабочек. Фома пробовал различные комбинации и кажется нащупал место, где Доктор был, не то чтобы не уверен, но менее тщателен или не так быстр, что ли…

– Меня эта история перестала волновать, – ответил он, наконец, и обрушился на Доктора батманом справа. – Я себе её уже рассказал.

– И что ты себе рассказал?.. – Доктор не отступил и на полшага.

– Пустое!..

Фома не собирался рассказывать ни о Мири, ни о незнакомце, ни тем более, о змее. Это уже не имело значения, так же как не имело значения то, как закончатся поединки сегодня. Он просто чувствовал, что приближается большая развязка, а с ней, точнее, за нею – большая усталость. Вот только ждет ли эту усталость отдых?

– Пора на пенсию! – закончил Фома наступательную комбинацию.

– Ах вот в чем дело! – хохотнул Доктор. – История закончилась! Понятно! Но!..

Доктор сделал эффектную паузу, вместе с кинжальным рипостом…

– Это закончилась твоя история, любезный граф, моя-то – еще нет!

Доктор сам напал на него. Это было так неожиданно, как будто пошло дерево, на котором отрабатывались удары.

«Зеваю. Увлекаюсь и зеваю! – холодно промелькнуло у Фомы. – Нужно перестать «знать», что будет, и перестать ждать этого, потому что рано или поздно обманешься, обманут!.. Ничего не жди, но будь готов ко всему!»

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, едва отбившись. – Разве твоя история другая?

– В том-то и дело!

– Что ты задумал?

– Ничего страшного! – засмеялся Доктор. – Подстраховочка!

Сказано это было так, что Фоме стало не по себе. Подстраховочка?

– Реальности! – продолжал Доктор, словно сам с собой, словно не замечая удивления Фомы. – Болтаясь в них, в поисках тебя, я понял одну вещь, ты никогда не доводишь дело до конца!

– А может и не надо? – усмехнулся Фома.

Открывалось нечто странное, как подозрение, словно вот-вот раздвинутся кулисы и станет ясно, кто злодей.

– Надо!.. – Удары Доктора становились все более опасными. – Конечно, я понимаю, конца, как такового, нет. Но у этой истории он должен быть! И вот это уже – моя история!

– Ты говоришь так, как будто мы враги… – Фома отступал под градом ударов.

– Ну что ты, какие мы враги? – усмехнулся теперь уже Доктор, холодно, бесчувственно. – Мы делаем одно дело. Просто каждый по своему.

Фома пропустил удар и вместе с ним пришло еще что-то, какой-то проблеск понимания… подстраховочка! Доктор все время вынимает его из ситуаций, тормозящих развитие главной – вот этой, милордовской! Он страхует, он поддерживает огнем и мечом.

– Так ты… каппа?! Ты и есть та самая каппа?! – Фома перешел в нападение.

– Только не надо нервов, – все так же холодно попросил Доктор. – Я хочу, чтобы ты понял главное, мы делаем общее дело.

– Чистильщик?! – нападал Фома. – Я знаю ваше общее дело, коза ностра ассоцианская! Я знаю, чем они заканчиваются, ваши общие дела!.. Вы же комикадзе, вы же запрограммированы на исполнение даже через самоуничтожение! Это ты называешь общим делом?.. Чистюля Доктор!.. Вот значит в чем твоя чистота, после тебя ничего не остается!.. Мальчик, который один! мир, в котором нет места человеку, а есть мальчик, который плачет и уничтожает этот мир!.. Ах ты… наёмник!..

В возмущении он не заметил, как загнал Доктора в угол, что, в общем-то, было странно для тренировочного поединка.

– Обыкновенный мизантроп и головорез! И он меня подстрахует! Это вы вместе с Сати придумали?

– Фома, – попросил Доктор, с некоторым трудом отбиваясь от яростных ударов. – Ты же прекрасно знаешь, что иначе быть не может. Тебе и дали эту возможность, чтобы на стул не сажать…

Он приподнял меч, примиряюще.

– Сати…

– Сати! – зарычал Фома, выбивая меч из рук Доктора. – Да пошли вы!..

Он отбросил и свой меч…

Теперь они стояли в разных концах шеренги и хмуро слушали рев трибун. Друг на друга они даже не взглянули. Представление закончилось и тут новый взрыв восторга накрыл арену плотным покрывалом. Все, что было до этого, что сводило с ума, оказалось ничем, по сравнению с этим новым криком трибун, они словно рушились.

– Он!.. О-оо!.. А-ааааа! – неслось со всех сторон.

На трибуну, в ложу рыцарей Круга поднимался Верховный Князь. О его прибытии не было известно еще час назад, когда рыцари завтракали в замке. И вот теперь он поднимался по ступенькам, словно по волнам все возрастающего восторженного дикого шума.

Заложило уши. Рвались петарды и шутихи, но и их не было слышно, только разноцветные и беззвучные шары и зонтики раскрывались в небе и распадались на отдельные огни как в немом кино.

Сто тысяч зрителей в одном порыве открыли рот и встали, а с ними еще столько же за пределами Ристалища. Любит народ выражать свой страх восторгом, и уровень восторга показывал весь его ужас перед этим существом.

Милорд был в черном с фиолетовыми вкраплениями плаще и такой же полумаске, его высокая фигура выделялась среди пестрого разноцветья антрацитовым блеском атласа одежд. Черная же корона с огромным алмазом венчала его голову молнией-змеёй. В руках его был искрящийся от всеобщего внимания жезл.

На фоне всеобщего помешательства Фома не сразу заметил рядом с Милордом, чуть позади, фигуру, закутанную в такой же черный плащ. Мири?! Господи, как же он невнимателен! Как по-раздолбайски беспечен!

Наступившая тишина была так же внезапна и оглушительна. Все ждали, что Милорд будет говорить, но он лишь махнул рукой – начинайте! – и сел на центральное место ложи, пустовавшее до сих пор. В огромной чаше с пилонами и балдахином, где сидели более тридцати рыцарей и вельмож, как будто никого не стало, он один царил там. Он один царил и над всем этим тысячеустым ристалищем, и под этим небом. Он сам был небом – грозным, как всегда в этих местах.

Повинуясь его знаку, зазвенели фанфары, завизжали трубы и рожки невидимого оркестра и свита герольдов и распорядителей покинула арену, разместившись в своей ложе, пониже и поплоше – бенуа. Турнир начался.

Первый поединок прошел в невообразимом шуме. Сражались Непобедимый Дракон и Полная Луна. Силы были, конечно, не равны. Этот поединок показал, какова разница между рыцарем Круга и любым другим соискателем.

После первого же столкновения, Полная Луна взвился над ареной от удара мощного копья Дракона и рухнул всей тяжестью на землю. Больше он не поднялся, полнолуние закончилось. Недвусмысленное заявление, сделанное Непобедимым Драконом, показывало, что с нынешними претендентами чикаться не будут. Фома уже слышал эти разговоры за завтраком, где полковник Ротт, смеясь, пугал присутствующих, что Большой Круг выставил лучших своих бойцов и размазывать сопли по арене они не намерены. При этом он со значением посмотрел на Фому, намекая на то, что тот затягивал схватки.

Второй поединок был объявлен через несколько минут, после первого, такого скоротечного. Трибуны замерли. Порядок поединков, кто за кем, был никому не известен, это решали Большие рыцари, и герольд, подъезжая к ним, не знал, кого он объявит через мгновение.

– Летящий Монстр и Радуга!..

Фома скосил глаза на Милорда. Тот неподвижно сидел, полуприкрыв глаза, как будто происходящее его не интересовало или он был заранее извещен о ходе всех событий в мире. Рядом с ним бледным пятном лица выделялась Мири. Ни словом, ни жестом не обменялись они, с тех пор, как вошли в ложу; высокие отношения. Кто она ему?..

Фома пропустил начало схватки. Радуга оказался счастливее своего предшественника или Монстр не оправдывал своего прозвища, во всяком случае, первое столкновение прошло безрезультатно, если не считать поломанных копий. Подумалось, что, может быть, не такие уж и великие бойцы эти большекругие. Но второе столкновение поставило все на свои места. Радуга был сметен с седла, как пыль ветром, оборвав, к тому же, все постромки и потеряв шлем. Перевернувшись через голову, он пролетел несколько метров, упал, попытался встать один раз, другой, но изо рта и ушей его хлынула кровь и он упал замертво.

– Второй! – вздохнули трибуны, немного ошарашенные быстротечностью происходящего. Летящий Монстр медленно прогарцевал под трибунами, которые скандировали его имя.

Следующим был рыцарь Нижних Полей и участь его представлялась решенной не только трибунам и ему самому, но и его жеребцу, непрерывно опорожняющемуся под рев трибун: мол, труба дело, хозяин, сбрасываем лишнее!.. Поля обреченно и рассеянно, как боксер в нокдауне, проверял свое снаряжение, он словно прикидывал, как бы ему так упасть, чтобы, хотя бы, сохранить жизнь, как Радуга и Луна, которых унесли с поля не как мертвых – ногами вперед, но как глубоко потрясенных исходом схватки. Фома стоял рядом с ним и слышал, как он бормотал слова самой известной молитвы: пронеси, не погуби! Спаси и помилуй!..

– Не волнуйся! – не выдержал Фома, и тут же поймал насмешливый взгляд Доктора. – Наводящий Ужас это не Убивающий Сразу, здесь больше понту, держись!

Рыцарь дико блеснул глазами из-под забрала. Вряд ли он что-нибудь понял из сказанного, хотя поскакал на свое место довольно бодро, оставив Фому и Доктора одних. Стало ясно, их оставили на закуску, в качестве урока, и Убивающий Сразу, и Крылья Мщения считались лучшими из лучших, они вдвоем входили в так называемую Золотую Дюжину Бессмертных, в Когорту Неприкасаемых и трибуны особенно долго скандировали их имена, сопровождая мощным хором список их жертв. Ай да жребий!

Сигнал. Рыцарь Полей даже на вид казался не таким внушительным, как Наводящий Ужас, к тому же он сжался за щитом, будто желая спрятаться. Трибуны загудели: все ясно!.. Но то ли ему удалось, действительно, хорошо спрятаться, то ли Ужас сплоховал, только после столкновения высокий рыцарь оказался на земле. Поднимаясь, он страшно ругался на всю арену. Это было хорошо слышно, так как трибуны изумленно молчали. Оказалось, лопнула подпруга.

Ужас в гневе колотил ножнами по земле и требовал, чтобы рыцарь Полей немедленно слезал с коня и продолжал схватку, его страшный гребень на шлеме сотрясался от угроз. Энтузиазма у Полей было значительно меньше, он слезал с коня, словно спускался в яму со львами.

Схватка продолжалась недолго – четыре удара, и сначала разлетелся вдребезги щит претендента, а потом, от удара сбоку, лопнула застежка шлема. Рыцарь Полей, ни секунды не мешкая, рухнул на землю. Все.

За какие-то четверть часа арена была очищена для главных поединков, вернее, убийств. Ритуальных. То, что это будут показательные убийства никто не сомневался, слишком известны были своей репутацией Крылья Мщения и Убивающий Сразу. А вчерашнее поведение претендентов, особенно графа, требовало примерного наказания.

В небольшом перерыве, вызванном необходимостью убрать Нижние Поля с поля и поймать его взбесившегося коня, ставшего реактивным от непрерывного опорожнения и потому неуловимым, зрители громко гадали, кого будут убивать первым. Получалось, что и первым и вторым, лучше бы убить рыцаря Белого Ключа. Скромного меланхолика-убийцу Доктора было жалко, всем казалось, что он достоин лучшей доли, может быть, даже введения в Большой Круг, если, конечно, зарекомендует себя в следующем поединке.

Выехал герольд и всё замерло.

– Сэр Брок, рыцарь Крылья Мщения вызывает рыцаря Белого Ключа!..

Именно этого решения ждали застывшие трибуны, поэтому они в очередной раз обрушились криком и воем. Все были довольны, потому что понимали, смерть графа или его быстрое, но убедительное поражение могут спасти Серебряное Копье, кому нужны две смерти?

– А-ааа! – неслось единодушное. – Это тебе не из пистолетов по рукам стрелять, твою разэтакую, не совсем понятную нам мать!

Откуда-то все уже знали про дуэль, и это прибавило обаяния Фоме – смертельного, креп с муаром. Говорят, что смерть целует в уста избранного, и запечатывает их такой сладкой истомой, что даже боль не сравнится с ней. Ничего подобного Фома не чувствовал, никакой сладости медовой неги, одна желчь. Поэтому и речь его перед поединком была соответствующей, краткой и желчной.

– Ну что, каппа-капочка-капитолина, не знаю, как и называть тебя теперь, тебя опять любят! – сказал он, трогая коня.

– Держись! – качнул копьем Доктор.

– Понял, подстрахуешь! – саркастически засмеялся Фома…

Они встали друг напротив друга. Фома рассматривал рыцаря Мщения, за плечами которого развевался на легком ветру короткий плащ, и впрямь, как крылья. В возникшей паузе, его противник, словно в насмешку, перебросил копье из одной руки в другую и обратно, да так ловко, что на трибунах раздался злорадный смех. Графу наглядно показывали, что на это раз у него подобный фокус не пройдет.

Он поднял копье, демонстрируя готовность. Сигнал…

Они рванули с места в карьер с таким ожесточением вонзив шпоры в своих коней, что зрителям стало ясно, никто никого не боится. Тем интереснее! – задушенно вздохнули они.

Фома почувствовал, что сливается с копьем, становится одним целым, и не только с ним, но и с конем, каждое движение которого было его, Фомы, движением. То, как рыцарь Мщения управлялся копьем, говорило ему, что перед ним противник, какого у него давно не было.

Столкновение было таким сокрушительным, что обоих занесло вместе с лошадьми в одну сторону, навстречу друг другу. Копья звонко лопнули в тишине и их обломки разнесло аж до трибун, а противники гулко ударились друг о друга щитами и крупами лошадей. Брок попытался ударить щитом, но Фома подставил свой и кони под ними встали на дыбы. Убедившись в тщетности усилий опрокинуть друг друга навзничь, они молча разъехались на исходные позиции. Снова тишина…

После третьего столкновения Фоме удалось сбить противника наземь, но тот сразу же вскочил, требуя заблиставшим мечом, чтобы граф спешился. Но не дожидаясь, пока Фома это сделает, Брок обрушился на него. Спасибо Ирокезу, всегда просившегося к руке, но Фома рассвирепел. Дико взвизгнув, он встретил удар соперника, направленный в голову, и нанес свой. Рука Брока дрогнула.

– Нехорошо, крылышки! – прохрипел Фома, и нанес еще один удар, хорошо рассчитанный топлес, как правило, действительно снимающий верх – и голову, и шлем.

К его удивлению противник отбил удар и сам нанес такой же. Это было тем более удивительно, что – сразу. Неожиданно! Чтобы так быстро учились Фома видел в первый раз.

«А вот так?» – спросил он. Отбив удар Брока вверх, Фома показал, что будет разить открывшийся корпус, а сам, качнувшись вправо, нанес удар с другой стороны, снова в голову. И снова встретил меч и точно такую же ответную комбинацию.

«Ч-черт! – выругался Фома. – Не может же он все знать!» И продемонстрировал молниеносную «вертушку», чередуя удары в корпус и голову. Один удар прошел, но все остальные наталкивались на меч Брока, словно тот читал его мысли. Или?.. Шальная мысль мелькнула у Фомы. Да нет, не может быть!.. Но одно он понял ясно, школа, та которую ему все-таки вдолбили в Ассоциации, здесь не поможет, нужна импровизация…

В конце концов, он пропустил удар, увлекшись раздумьями. Меч Брока обрушился сверху и Фома, потрясенный, сел на одно колено, беспомощно открываясь. Клекот раздался из-под забрала рыцаря Мщения и он нанес неотразимый удар, который полагал решающим, весь вложился в него и поэтому даже не понял, почему его меч встретил пустоту, а потом землю.

И не успел понять, потому что на его голову обрушился, действительно, решающий Ирокез. Шлем смяло, словно жестянку. Трибуны тоже оглушенно молчали, ничего не успев понять. Вот же он, стоял на коленях!.. А теперь рыцарь Мщения со смятой башкой валяется у его ног. Очередной фокус? Опять? Когда же это кончится?

– Встав-вай! – кричали они, не веря собственным глазам.

Фома же удивлялся другому, что у него который раз проходит один и тот же прием, неужели настолько соблазнителен вид открытого тела, что противник выкладывается в последнем удар весь, не думая о защите?

Он оставил меч на Броке, как бы отдавая честь и прощаясь с ним, и пока оруженосцы и свита бежали к своему сюзерену, он выкачал из рыцаря Мщения, все, что мог, всю его нерастраченную энергию мщения. Они с Доктором называли этот процесс кастрацией в пользу победившего. Иначе второго такого поединка он не выдержал бы, а их могло быть еще три.

Объезжать арену он не стал, не тот расклад, могли и камень бросить, не говоря о яйцах…

Атмосфера между тем на Ристалище была несколько растерянная: сэр Брок проиграл, более того, кажется, убит, – это не вмещалось в голову ни одного из сидящих на трибунах. Зато хорошо лежало на сердце у Фомы. Он поднял голову. Милорд смотрел на него ленивым, тяжелым взглядом убийцы, потом медленно отвел глаза и сказал что-то Мири, та, не отводя глаз от Фомы, отрицательно покачала головой. Милорд махнул рукой, прозвучал сигнал…

О судьбе Брока, равно, как и других, ничего не сообщали, турнир и праздник не должны омрачать такие мелочи.

– Давай, каппа, я тебя подстрахую!.. – Фома ободряюще коснулся Доктора копьем.

– Да! – вспомнил он. – Школа наша, ассоцианская, здесь не катит! Представляешь?

– Я видел.

– И что теперь делать с аттестатом, выбросить? – спросил Фома, но Доктор галопом рванул к краю арены, оставив его одного с думой об образовательном кризисе военного искусства Ассоциации.

– Сэр Дорб, Копье Убивающее Сразу!..

Убивающий Сразу показал Доктору копье, потом, повернувшись, нацелил его на Фому. Трибуны взорвались аплодисментами, теперь уже никто не сочувствовал сэру Джу, не до чувств, когда затронута честь Когорты Неприкасаемых. Такое не прощается!..

Поединок затянулся. И хотя оба противника слетели с коней при первом же ударе, на земле Доктор методически выматывал Дорба стремительными комбинациями ударов. Он не позволял себе рискованных фокусов Фомы, но и не давал раскрыться сопернику ни на секунду. После двадцати минут такого натиска, рука Убивающего Сразу не могла не то что убить кого-то и сразу, но и защитить себя самого. Он как-то совершенно бездарно пропустил несколько ударов в голову и сел на задницу, словно подумать. Подумав, лег.

Такого удара публика никак не ожидала. Два лучших рыцаря Большого Круга потерпели поражение от никому не известных провинциалов, один за другим! Трибуны недоуменно гудели, пока уносили Дорба. Они ждали поединка своих высоких рыцарей с Верховным, а теперь? А вдруг не выйдет? Вдруг Милорд не сочтет нужным пачкаться о выскочек? Мы что зря третий день сидим, не увидим Милорда в деле? Долбанные провинциалы! Выскочки и хамы!

Впрочем, скоро трибуны успокоились, поскольку Верховный сидел, как ни в чем не бывало, в своей ложе и никакого беспокойства или недовольства не проявлял. Глядя на него, казалось, что все идет, как надо. Может, выйдет все-таки? В конце концов, сам Верховный и поставит выскочек на место, если потребуется, конечно! Потому что оставшиеся на арене рыцари Круга, про которых сначала забыли, в потрясении, тоже были величайшими воинами, к тому же провинциалы должны были устать за три дня, малодушно надеялись зрители, а бессмертные только вышли, и уж во всяком случае… но что «во всяком случае» никто не знал, гадать устали… столько уже прогадали!