Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц)

– Это та же ситуация, что и с ответом – вопросом. Реальная ситуация отмобилизует тебя и твои действия-ответы в тысячу раз эффективнее и быстрее. Именно этим удалось убедить Совет не сажать тебя на цепь сразу.

– Меня еще поймать надо.

– Правильно. Но это не трудно. Есть «каппа».

– Каппа, каппа… хоть раз бы увидеть в действии.

– Куда спешить? Увидишь еще, успеешь…

– Дожить бы! – снова усмехнулся Фома. – Но все-таки выбор у меня есть. Это радует. Причем, выбор между подопытным и смертником. Большие юмористы сидят в Совете! Ты не один из них, случайно? Хоть одним бы глазком взглянуть на судьбовершителей.

– Успеешь ещё, – повторил Сати.

– Ну, а если я, всё-таки, сбегу? Тогда вместо Пифии будешь ты, да? Здорово! мы были бы квиты!..

Фома вдруг захохотал, представив эту картину.

– Ученик мстит учителю за обман!.. Извини, – сказал отсмеявшись, – не могу сделать тебя счастливым. Будешь должен!

– Ну и зря… Порадовал бы старика. Теперь выбирай между заключением и злоключением.

В Кароссе была ночь, поздний вечер. Фома не стал никого беспокоить, тем более, что на столе в ожидании его стоял хороший ужин с бутылкой вина. И все это даже не совсем остыло. Блейк, Меркин?.. Кто бы это ни был, я навеки его слуга… Налил вино… Выпив бокал, он уже без всякого энтузиазма поковырялся в тарелках. Аппетит пропал, вино было сладкое и вяжущее, как засада в которую он попал. Откинувшись на спинку стула, он задумался…

Итак, что же мы имеем? Хочу я или не хочу, меня ждет дыра, тут наши интересы с Ассоциацией совпадают. Совпадают и с докторскими. Просто любо дорого: мы все хотим одного и того же!..

Мэя… В виске сразу неприятно заныло. Ничего не сделаешь надо ждать вестей от разведчиков. Он попытался заснуть, но в голове крутился калейдоскоп.

Новая волна. Апокриф. Господи, какая чушь! Доктор, походя и, вероятно, совсем не желая, оказался в оппозиции, довольно агрессивной, в силу непонимания, если судить по Сорби. Теперь ее головорезы, послушав его, будут еще охотиться за мной. Жизнь становится все интереснее: меня будет пасти “каппа”, новая волна, томбрианцы, возбужденные указом ассоцианцы, которые ничего не знают о тайных действиях Сати. Да еще неизвестно, что Доктору от меня надо, тоже Апокриф? Или что-нибудь еще? Неужели, действительно, родословная?.. Господи Говорящий, воззри на бедствие мое и избавь меня! Много гонителей и врагов, и гонят меня безвинно; заблудился я, как овца потерянная: взыщи меня!..

Сати?.. Сати – загадка. Кто он? Смутное ощущение, что его бывший наставник не только член Синклита, но и Совета Координации, не покидало Фому, особенно после второй беседы, когда он избавился от прервавшего их Моноро. Да и симптоматичная оговорка, что ему «удалось убедить Совет», говорила сама за себя. Сати многого не договаривал…

Разговор с Моноро был неприятный, но видимо это было одним из условий Совета или Синклита; с кем там Сати договорился? Моноро был уже не тот мелкий чин – второе лицо в ведомстве Кальвина, говорил жестко и откровенно.

– Ну, ситуацию вы знаете?.. – Моноро мазнул клейкими глазами по Фоме.

Фома коротко кивнул.

– Значит, ликвидируете разрыв – хорошо, не сможете – тоже неплохо, в смысле, не беда. В любом случае вы либо здесь, либо – там. Второй вариант близок к идеальному, так как вам придется предельно мобилизоваться, чтобы соответствовать ситуации и…

Лезвие улыбки узко вспороло низ лица Моноро, он опять безуспешно подбирал слово. Выжить? Оказалось – выполнить задание! Но в любом случае, продолжал Моноро, информация не пропадет. “Каппа” всегда будет рядом и снимет её, при необходимости поможет, Фома не должен беспокоиться.

– Но они знают, что могут очутиться там же, где и я, помогая мне?

– Их это не волнует, пусть не волнует и вас. Они работают везде и всегда.

– А вас? – поинтересовался Фома.

– Я работаю здесь, – четко сказал Моноро. – Если будет надо работать там – буду!

– Ясно…

Значит, информацию будет кому снять. Он не думал, что это будут смертники. Ребята из “каппы” почти неминуемо погибнут, как возможно и он, но похоже сейчас Ассоциацию эта потеря не волновала. Ситуация с Томбром была критической, если не катастрофической. В конце концов, организация это главное, будет она, будет и все остальное, «каппа», в том числе…

При перемещении его выбросило в странную плотную реальность, где какие-то два молодца сайтера устроили за ним настоящую охоту. Указ Синклита уже действовал и Фома, выписывая немыслимые виражи, сто раз пожалел, что не уточнил у Сати координаты запасных выходов из метрополии. Молодые охотники так разыгрались, что чуть не угробили его на самом деле, но кто-то перерезал им траекторию и сбил со следа.

Фома остановился. Это был Сорби, его сокурсник по Школе. Меднокожий гигант с открытым лицом не отличался особыми талантами, кроме боевых, и после окончания курсов был распределен в какую-то плотную дыру, без надежды получить когда-либо кольцо иерарха.

– Здорово!. – Лицо Сорби сияло. – Чего это они? Я сначала думал, что вы играете.

– Это я доигрался. Об указе слышал?

Уже да. Сорби был в курсе и опытов Томаса, и ссылки, и всех его подвигов, но все в каком-то дурацком, искаженном свете. Впрочем, что возьмешь – плотная реальность, искажение! Фома только коротко уточнил вопиющие детали – он не террорист, не провокатор и даже не диссидент. Сорби обнажил крупные белые зубы, показывая, что понимает в какую игру играет Томас.

Посыпались странные вопросы. Как там?.. Где?.. За Чертой!.. Не помню… Сорби слышал, что его лишили памяти, потому что он тако-ое увидел!.. Гигант закатывал глаза. Томас там был по заданию Акра? По поводу Апокрифа? Не прошло и пяти минут, как Фома устал от простых вопросов.

– Сорби, давай так, чтобы мне не повторятся, расскажи сначала сам все, что знаешь.

Медное лицо Сорби изобразило понимание, то есть оно все время его изображало: каждую фразу Фомы Сорби встречал все с большим пониманием. Фома поражался мимическим способностям мулата. В конце концов маска понимания грозила превратиться в маску идиота, как предел понимания.

Знал Сорби немного, но рассказывал очень эмоционально. Как Томас искал апокриф и страдал, вернее, страдал и потому искал, потом его поймали, обличили и выслали, но дело его не умерло, другие стали пытаться попасть за Черту и найти Апокриф, но даже Акра не удалось, хотя он и…

«Вот на что намекал Моноро! И Сати. Я действительно подал пример».

Сорби воодушевлено размахивал руками…

– А кто же тебе все это рассказал? – спросил Фома.

– Да я же свой, Томас! Я же в “Новой волне”! У нас все об этом знают!.. Мысль о действительном устройстве не оставляла тебя, Канон уже не устраивал и ты дерзнул!

Фома внимательно посмотрел на Сорби. Голубые глаза гиганта сияли.

– Это, случайно, не цитата из программы вашей волны? Или, может, уже учебник написали о том, как я дерзнул?

– Не, это я составлял доклад, – гордо смутился Сорби.

Доклад он читал и цитировал только своим, так что Томас пусть не беспокоится. Главный у них не Акра, который говорит, что главные в Синклите. Их никто не знает (Сорби завел глаза под лоб), они делают политику «волны», а такие как Сорби работают.

Становилось все интереснее. Провинция, как всегда, в мятежных замыслах и глубокой конспирации! «Их никто не знает» говорило о большой работе ума, вернее – полном безумии.

– И что же вы делаете?

– Рассказываем, объясняем, ищем!.. – То есть, они рассказывали об Апокрифе, объясняли его и принципы устройства реальностей, а искали правду, потому что, по словам Сорби, правду от них тщательно скрывают. Вот Апокриф бы найти, время от времени бил себя по ляжкам. А пока рассказывали и объясняли Апокриф, не видя его в глаза. Потому что – правда. Если от них скрывают, значит, это правда. Скрывают только правду…

Логично. Было понятно, что даже если не найдут, то говорить о правде будут всегда! Но Сорби был уверен, что найдут, там тако-ое! – опять завел он глаза. В общем, оказалось (зверским шепотом), что Ассоциация не вечна и скоро об этом будут знать все!..

– Ну, хорошо, вы нашли Апокриф и там действительно сказано: Ассоциация не вечна, конец света через неделю, всем явится в смокингах, при себе иметь даму, свечку и прощальный гудок, – и вы от этого будете счастливы? Что случится-то, объясни мне?

Сорби несколько растерялся.

– Может быть, это делается для того, чтобы ты спокойно спал и ел, совершенствуясь во исполнение основного закона Ассоциации? Ведь если тебе объявить, что завтра всё – занавес, ты пожалуй и кушать будешь плохо, а уж свою работу – дело Ассоциации, вообще забросишь!..

Сорби нахмурился. Нарисованная перспектива его явно не устраивала. Фома отнимал мечту. Надежду.

– Ты говоришь, как член Синклита! А жизнь – борьба! Поэтому мы ищем!

– Понимаешь, я могу тебе сказать, что Апокриф есть, что назначена Большая Дата и Конец Света уже грядет, но лучше тебе от этого не станет. Не прибавится счастья ни тебе, ни другим. Не зависит оно, слава Богу, ни от чего, кроме как от тебя – твоего собственного мироощущения, понимаешь?

Видя перевернутое лицо Сорби, он остановился. Гигант был в растерянности. Фома не просто отнимал мечту, он разрушал её! А в такой дыре игрушки не отнимают!. В конце концов, парень его спас.

Фома нажал тормоз: он пошутил, проверял. Пусть они ждут сигнала

– Так ты нашел Апокриф? – аж подпрыгнул Сорби. – И что?

– Тебе сказать, когда и где конец света?

– Не! – побледнел Сорби, поражая Фому своим простодушием. – Если не завтра, то не надо!

– Не завтра.

– И не послезавтра?

– У тебя, как минимум, год!

– Здорово! – обрадовался гигант. – Год?.. – Он еще подумал. – А че так мало-то?

– Как минимум, я еще уточню! – пообещал Фома. – Только никому, даже вашему новому заплыву!

– Волне, – поправил Сорби и заверил. – Ну что ты! Можешь на меня положиться!..

После этого он связался с Сати. Приходящие из-за Черты, по его словам, появлялись, как правило, ненадолго, несли всякую тарабарщину, которая тщательно записывалась, расшифровывалась, интерпретировалась и выдавался, наконец, конечный вариант, иногда – два.

– Вот так и возникают апокрифы! – хмыкнул Фома.

Информацию классифицировали и сохраняли, часть её направлялась в Школу, Академию, в Синклит. Особо важные материалы шли, естественно, сразу в Совет Координации – высший орган.

– Так что, пусть все идет, как идет? Пусть «шумят»?

– Да, – согласился Сати. – Все идет своим чередом. И каждый должен делать свое дело. Твое дело сейчас – дыра.

– Скажи еще – труба!.. Ты что пролез в высшие иерархи?

– Ха! Несносный мальчишка! Что ты себе позволяешь? Как будто речь идет о какой-то щели. Здесь все не так…

Если принадлежность к Синклиту, членство в нем, было явным, все знали его избранников, то причастность к Совету Координации была окутана тайной. Члены его продолжали принимать участие в заседаниях Синклита, но сколько их было, кто они, когда и где заседают было неизвестно. Спрашивать об этом считалось дурным тоном. Доктор предполагал, и Фома был склонен ему верить, что существуют некие пространственно-энергетические уровни, пребывание на которых позволяет создать двойника и даже двойников, своеобразные ниши, где и собирались избранные – вне времени, вне пространства.

– Здесь выбирают только достойных? ошибка исключена?

– Выбор, Андро, удел человеческий. Здесь не так. А как, когда-нибудь узнаешь, так же как и все мы. Ошибка может быть при выборе, а здесь его нет.

– Как у меня?..

Сати не ответил…

У меня очень интересная жисть! Фома валялся на кровати, пытаясь побороть огромную каросскую ночь. Я – человек-сейф с неизвестным для каких целей содержанием. Как каплун, которого откормили орехами, но забыли сказать, что последняя трапеза – это он сам. Интересно, а я в последнюю секунду буду знать для чего я так нашпигован? Мне-то что от всего этого? И зачем мне это все: дыры, апокрифы, Хруппы?.. Шкуру спасать?.. Один отрадный момент – Иеломойя (о родных он старался не думать, для них, понимал он, его появление теперь будет не меньшим ударом, чем исчезновение до этого), но исчезнуть здесь для всех я не смогу. А почему не смогу?.. Найду Мэю и спрячемся с ней в какой-нибудь богом забытой дыре… Ну вот, опять дыра!.. Куда меня заносит?.. Все очень хорошо, но исчезнут не удастся – Доктор! Этот не даст. А уж каппа!..

С этим он уснул.

11. Хранилище

Линия отчаянно задрожала, как струна перед разрывом. Дыра. Доктор не успел. Хрупп на полном ходу провалился в зияющий разрыв. Он все предусмотрел. Доктор сделал вираж вокруг кратера. Вокруг дыры со зловещим свистом носились оборванные концы силовых линий пространства. Оставаться здесь было опасно, Хрупп своим провалом ускорил гибельный процесс, оборвав одну из последних уцелевших струн Кароссы. Даже думать было нельзя, чтобы сейчас ликвидировать разрыв, это было бы самоубийством. Для того, чтобы полностью восстановить равновесие и заткнуть дыру, нужно было найти хранилище розовых кругов и активизировать их – внизу, и Фома – здесь…

– Ну что, Доктор, больной перед смертью потел?..

Фома появился на ровной горной площадке, откуда был хорошо виден Белый город. Город, оправдывая свое название, ярким светлым пятном выделялся на зеленом фоне равнины. Кряж уходил двумя отрогами вверх и в стороны, образуя естественную защитную подкову столицы от лихих ветров, гулко завывающих в долине по другую сторону гор, там, где стоял когда-то главный монастырь Ордена Розовых кругов. Правда, до него было еще далеко.

Проводники безнадежно отстали, не выдержав бешеной скачки, предложенной графом, он был один, на взмыленном коне. В ожидании его, Доктор рисовал на мягкой голубой глине карту долины и прилегающих кряжей, отмечая, предположительно, места, где когда-то мог стоять монастырь.

– Что молчишь, Пифагор?

– Больной порвал все провода и шланги капельницы, благодаря которым Каросса была жива, – отозвался Доктор, дорисовывая схему.

– Вот и лечи их после этого! – озаботился Фома, рассматривая рисунки. – Значит, ты его не угрохал. А если мы не успеем с кругами?

– Тогда придется лезть на амбразуру…

Доктор отбросил веточку и добавил через большую, но безвдохновенную паузу:

– Вообще-то лезть на нее придется в любом случае.

– Как я люблю эту жизнь и тебя, Док, ты бы знал!.. Тебе никто не говорил об этом, случайно?

– Я это вижу по твоей физиономии, она объясняется без посредников…

Они стали осторожно спускаться по обрывистому склону к равнине, что светло зеленела от солнца далеко внизу. В иных местах лошади храпели и ни в какую не хотели идти, как бы предупреждая, что погибнут не только они, непарнокопытные, но и «вы – твари бескопытные!», – приходилось спешиваться и тащить благоразумных животных за узду.

Место оказалось заброшенным, хотя за одним из озер была видна небольшая бедная деревенька в несколько домов, где копошились люди в своих огородах. Несколько человек, размахивая руками, собрались возле стельной коровы, которая почему-то решила разродиться на свежем воздухе и теперь жалобным мычанием оглашала окрестности о своем намерении.

Следы пожара и вандальского разрушения монастыря остались до сих пор, пахло гарью и стылой безнадегой. Вокруг груды камней, которые даже отдаленно не напоминали монашескую обитель, стояли полуразрушенные печи, вероятно, бывшие крестьянские избы или подсобные помещения монастыря, и как бы указывали место, где раньше располагался главный храм Ордена Розовых кругов.

– Интересно, кого они здесь увидели? – протянул задумчиво Фома, имея в виду разведчиков. – И где они, кстати, сами?

Унылый пейзаж пепелища и руин, не скрашивали даже тихие озера и голубые горы, может быть, из-за мелкого нудного дождя. Вдохновения здесь не нашел бы даже пленеролюбивый Левитан, разве что Ван Гог, с ушами. Спрятаться было негде.

– Не в печах же они этих спрятались! – возмущался Фома. – Подозреваю, что в коровнике, потому что скотина сама не придумает рожать под дождем!

Он сложил руки рупором.

– Э-ге-ге-гей, славя-аа-не!!! – разнеслось над озерами мощное и убедительное.

Отразившись от гор, эхо вернулось грозное, как лавина. Крестьяне немедленно исчезли в своих халупах, а корова рванула в озеро от такой жизни, но по дороге благополучно разрешилась и топиться передумала, задумчиво облизывая дитя молодецкого крика.

– Ну вот, акушером стал крестным! – усмехнулся Фома.

– Я так понимаю, что тайн у нас больше нет? – спросил он у Доктора, после того, как эхо, мечась в горной чаше, посбивало всю летающую тварь с деревьев. – Нам ведь нечего больше скрывать, Док?

– Да, только свое бессилие, – согласился тот. – Ну и где же они?

Курьер от разведчиков прискакал в Белый город на рассвете, сообщив, что возле главного монастыря Ордена Розовых кругов замечена группа людей и с ними Мэя. По его словам, графиня не выглядела пленницей, но вела себя так, словно спала на ходу: взяли за руку – пошла, отпустили – остановилась. Группа состояла, скорее всего, из монахов разгромленного ордена или лиц посвященных в его дела и с ней обращались, как с равной, даже почтительно, но Фома, едва выслушав, словно сорвался. Из резиденции был немедленно снаряжен отряд гвардейцев с проводником, но он не стал их дожидаться, стащил с орбиты летающего в трансе Доктора: “хватит прохлаждаться!” – и бросился к монастырю в одиночку…

Появились разведчики, и чумазые, как черти, потому что прятались не в коровнике, а в развалинах печей. На них было жалко смотреть, мало того, что они были грязные, как трубочисты, так еще и продрогли в стылом коробе печи, настолько, что сказать ничего не могли, только тряслись, показывая рукой то на деревню, то на камни. Из односложных, несвязных высказываний, сайтеры поняли, что разведчиков таки выгнали из коровника, но корову загнать не успели.

Бедняг так колотило от холода, что Фома отдал им свою флягу с коньяком, нацеженным Томасом.

– Ну, ребята, – сказал он, глядя в преданные и осоловелые глаза разведчиков, когда бутылка оказалась пустой, – взбодрились?.. Где Мэя?.. Вы понимаете, о чем я?

Разведчики дружно закивали. Одного звали Дрок, другого – Тери.

– Коньяк прочищает мозги! И делает дух бодрым!.. – Фома выдернул пустую ёмкость из рук Дрока.

– Конь… як! – зачарованно выдохнул тот.

– Як конь! – подтвердил Тери свое впечатление от напитка, и хотел развить мысль, но Фома прервал его:

– Ну, где они?!

– Вон там, под камнем… – Дрок показал за развалины монастыря.

– Как под камнем? – не понял Фома. – Вы хотите сказать, что там ход? Подземелье?

– Не знаю, шо там! – развязно ответил Дрок, блуждая глазом от крепости виноградно-дубовой настойки. – Мы видели, как они поставили Мэю возле камня, а сами отошли. Потом вдруг все затряслось – громы, молнии!.. Нас ослепило и… оглушило…

Он икнул блаженно и посмотрел на своего товарища: мол, правда, правильно излагаю?.. Тери любовался своим другом, а в перерывах – Фомой, порываясь поцеловать руку, коньяк дающую.

– Потом пошел дождь, гроза даж… и до сих пор. Мы только слышали, как все трясется и шум воды. Боялись, что или печь развалится или мы сгорим и провалимся куда-нибудь к чертовой матери!.. Потом все стихло, но уже никого не было… правда, Тери?

– Только камень светился, – подтвердил Тери, пытаясь показать руками как, но не получилось. – Как уголь в костре! А их – пр-р! – не было…

– Сколько их было? – спросил Доктор.

– Восемь и все вооружены… и она…

– Давно?

– Что давно?.. – Внутренний процесс занимал разведчиков все сильнее, они больше светились изнутри, чем понимали, что происходит снаружи, кровь штормила от крепкого зелья. – А-а!.. Утром, часа два назад. Вчера весь день бродили по развалинам и в округе, по озерам все плавали, ну, искали! А утром вот… Мэю подвели и…

Дрок развел руками: мол, ничего поделать не могу!..

– Ну что, Док, вот и хранилище!.. – Фома встал в стойку. – Рванем?

– Камень тяжелый, мы с Тери даже и пошевелить его не могли! – предупредил Дрок. – Боюсь, что и вчетвером мы не справимся. Тут без нещи… нечистой не обошлось!

– Неужели мы будем обращать внимание на всякую ерунду, а Дрок?

– Не будем! – бодро, в тон графу, ответил разведчик. – Просто бесполезно. Его не сдвинуть, а, Тери?..

Тери блаженно кивнул и опять попытался поймать руку графа. Устав Ассоциации запрещал сайтерам, без крайней необходимости, демонстрировать свои возможности перед непосвященными, поэтому приходилось прибегать к фокусам, чтоб скрыть свои. Для вида они соорудили что-то вроде рычага из дреколья и камней. Доктор попробовал установку и удовлетворенно кивнул.

– Пойдет, – сказал он.

– Это невозможно, господа хорошие, он очень тяжелый! – возбужденно заметил Дрок. – Мы провоба… бовали!

– Очень хорошо! Теперь попробуем мы. Только отойдите, а то вдруг покатится, а вы… устали.

– Тонны две будет, – уважительно похлопал Фома по гладкому боку камня; камень казался теплым, даже горячим.

– Не больше полуторы, – не согласился Доктор.

– Тогда плевое дело!.. – Фома поплевал на руки.

Потом Дрок и Тери услышали страшный крик, от которого чуть не протрезвели, а камень отвалился от своего привычного места, оставив огромную вмятину и скрытый ход. Разведчики переглянулись, не веря своим глазам.

– Тери, ты тоже видишь, что и я?

– Да, Дроку, я вижу, что камень отвалился!

– Мы сошли с ума или они?

– Да это камень сошел, ребята, вы что? – успокоил Фома, услышав разговор сомнамбул, потом помахал рукой. – Пока! Стерегите вход до подхода отряда, он скоро должен быть. Сами ни в коем случае не спускайтесь!

И не подумаем, искренне переглянулись разведчики, пока они это делали Фома с Доктором исчезли…

– А я тебе говорю, они маги! – меланхолично сказал Тери, словно продолжая давнишний спор. – Особенно этот, сумасшедший.

– Нет, он просто очень сильный, – не согласился более мудрый Дрок, поскольку приложился к бутылке первый и гораздо плотнее напарника.

– Ты видел, как он Скарта?.. Хеее-рак!.. – Показал он взмахом. – И две половинки! Как капуста!

– А как они здесь очутились так быстро тогда? – спросил Тери. – Четыре дня пути, а прошло два.

– А они встретили наших на полпути. Они же знали, куда мы пошли. Сам граф и отправлял, не помнишь что ли?

– Все равно тут что-то как-то не так!

– Да как же не так, када баба его тут! Ты бы не поспешал?

– Када баба, тада конешно!

– Ну дак!..

Преодолев вертикальный спуск, они оказались на большой круглой площадке и увидели расходящиеся во все стороны широкие горизонтальные ходы – шесть или семь. Розовый фон был жутким.

– Ну и куда? – растерялся Фома, чувствуя утекающее время, как кровь из открытой раны.

Поочередно осмотрев тоннели, Доктор предложил идти в тот, где фон будет усиливаться. С третьей попытки они попали в коридор, фон в котором увеличивался буквально с каждым шагом.

– Доктор, вы гений!..

Теперь они шли беззвучно, контролируя обе стороны коридора, выложенного гладким камнем. Стены были на удивление сухие, видимо, из-за фона. Коридор постепенно сужался. «Странно, что нет никакой охраны,» – безмолвно заметил Фома. «Под таким камнем им спокойнее, чем покойникам.» «Ну, ты как скажешь!»

Впереди послышались приглушенные голоса, на полированных камнях стен стали появляться слабые отблески света. Коридор делал два поворота, направо и налево. Голоса и свет стали отчетливее. Судя по мерности и тональности, шел какой-то мрачный молебен, пение или завывание голосов было то тихим и умоляющим, то вдруг громким и грозным.

«Берегись! – послал сигнал Доктор; навстречу им, так же беззвучно, кто-то шел, держа факел. – Вот и охрана, без которой тебе было так скучно». Дрожащие блики от гладких камней плясали на стенах, то приближаясь к ним, то отдаляясь. Это обстоятельство и мощный фон мешали определить количество идущих. Выйдя из-за поворота, их немедленно обнаружат. Они прижались к стене.

«Один!» – наконец определил Доктор. «Я – его, ты – факел» – предложил Фома обычную схему, Доктор не возражал. Показался факел, дозорный, вопреки статусу, совсем не осторожничал, неподъемный камень наверху делал обход формальностью, а может, это вообще был не обход, а что-то другое. Фома тенью скользнул по стене навстречу…

Голова с зажатым ртом истерично дергалась в его руках, пока он не шепнул, что отвернет ее к чертовой матери. После этого человек застыл и Фома его аккуратно усыпил. Факел и короткая пика, как раз для таких подземелий, были в руках Доктора. «Жив?» – спросил он, оглядывая тело в красном коротком плаще и маске. «Жив…»

Они связали бесчувственное тело, вставили кляп, не снимая маски и накрыли тело плащом. Доктор хотел совсем обездвижить тело, но Фома торопился: «Мне этот вой совершенно не нравится!» Он не сказал, что всё это ему напоминает пляски с жертвоприношением, боясь даже произнести это вслух. И картина, открывшаяся перед ними, была действительно не праздничной.

Мэя лежала на массивном каменном столе с закрытыми глазами. Определить, в трансе она или спит, было невозможно с такого расстояния. Вокруг стола, под монотонный, но неуклонно убыстряющийся ритм пения, двигались фигуры в коротких плащах. В голове у Мэи стоял человек в длинном красном монашеском одеянии с капюшоном и держал, сжав обеими руками у груди, кинжал. Все присутствующие были тоже в красном и ритуальных масках.

Судя по нарастающему темпу движения вокруг стола и высоте завывания, кульминация обряда приближалась, вот-вот должно было что-то случится. Впрочем, понятно что, кинжал в руках предстоятеля медленно, словно гильотина, поднимался вверх. Возможно, Мэя была мертва, ее бледность уже холодно освещала помещение, у живых на это обычно не хватает сил, но возможно, ей еще предстояло испытать смерть. Кинжал медленно поднимался.

До человека в капюшоне было метров семь, стол с Мэей и пляшущие люди – никакой прыжок не сумеет остановить смертоносный удар. Фома вынул кинжал, попробовал его на руке. Он не знал что делать. “Я пока тоже,” – сказал Доктор. Фон был такой, что сайтерские фокусы здесь не прошли бы. Бегающие вокруг стола люди не были вооружены, но рядом со столом стояли пирамида из пик и небольшой пристенный столик с брошенными ножами, вероятно, выполнять ритуал обряда можно было только безоружным. Даже если сразу поразить монаха с кинжалом, не было никакой гарантии, что кто-нибудь из хоровода не успеет убить Мэю. Не было гарантии, и рисковать Фоме не хотелось.

“Погоди… – он передал кинжал Доктору. – Если что, бросай ему прямо в глаз.” “Почему в глаз?” – удивился педантичный Доктор. “Чтобы шкуру не попортить!..”

Фома был уверен, что аккуратист Доктор так и сделает. Он исчез в коридоре, а вой уже перешел на отдельные истерические взвизгивания. Движения монахов стали резкими и дергающимися, когда к ним, из коридора, присоединился еще один. Он быстро пересек зал, дергаясь и извиваясь всем телом, словно всю жизнь только этим и занимался, и, проходя мимо человека в капюшоне, приставил к его горлу кинжал.

– Так, все! Всем стоять, концерт окончен! – объявил он остолбеневшим плясунам. – И без глупостей, перережу глотку! Я граф Иеломойский, советник короля по восстановлению статуса розовых кругов!..

Даже последние его слова не возымели никакого действия, плясуны дернулись в сторону своего оружия, но там уже стоял Доктор и приглашающе поводил обнаженным мечом. Было над чем подумать и красные понуро задумались.

– Скажите, любезный, зачем вы хотите убить Мэю? – спросил Фома у капюшона, забирая кинжал.

Сделать это удалось с большим трудом, так как пальцы того закостенели на рукоятке то ли от страха, то ли от транса, в который он себя вогнал ритуалом. Пришлось разгибать каждый палец в отдельности – нежно, как любимой женщине на грани суицида.

– Вот так! – ласково приговаривал Фома, чтобы капюшон не наделал глупостей.

Старческие глаза под этим капюшоном были полны бездны, в которой смерть прекрасный удел.

– Она должна умереть, – мертво сказал монах, когда лишился кинжала.

«Доктор, здесь все помешаны на смерти! Я только и слышу: ты должен умереть, она должна умереть, мы должны умереть!.. Может, витамина, какого не хватает, а? “Жэ”, например?.. Посмотри быстрее, что с ней?» «Это в тебе столько витамина “жэ”, что хочется просто убить тебя или кого-нибудь из твоего окружения!»

Говоря это, Доктор приказал монахам сесть на пол, лицом к стене. Фома с сомнением покачал головой. Кинжал благополучно оказался в его руках и он перебросил его Доктору. «Звучит хорошо, но ответ неправильный! Дело не во мне, в них! Ну же, Док!.. – Он показал на Мэю. – Быстрее!»

И снова обратился к главному:

– А почему она должна умереть, старик?

– Она не должна знать, где хранилище, – глухо, словно из той самой бездны, что мерцала в его глазах, ответил монах. – Никто не должен!

– Выходит, что мы тоже покойники?..

Человек в капюшоне промолчал, но было видно, что он совсем не против такой перспективы и сделал бы для этого все возможное.

Монаха звали Мерил, после гибели ордена и его магистра, мастера Тэна, он возглавлял братство, жалкие крохи которого стояли сейчас вдоль стены. Загремели собираемые дротики и кинжалы, и Доктор, наконец, оказался у стола, на котором лежала Мэя; все оружие монахов и выход из пещеры оставались сзади него и он мог контролировать и пресекать любые действия розовых монахов, находящихся в противоположном углу, на коленях и лицом к стене.

– Если Хрупп узнает, – сказал монах, – то…

– В каком подвале ты сидел, старик, что так отстал от жизни? – перебил его Фома. – Доктор, что там? Не молчи!..

– Хрупп сейчас не у дел, – объяснил он монаху, – на него объявлена охота и награда за его голову.

Монах недоверчиво смотрел на него. Фома достал бумаги, о которых позаботился Меркин.

– Это о моем назначении, а это вас должно особенно порадовать, о кругах ваших долбанных!.. Доктор?!

– Каких?

– Розовых, розовых!.. А это указ о восстановлении всех ваших храмов и монастырей, в кратчайшие сроки, причем вашими же силами, что мне абсолютно дико… Док, что с Мэей?..

Мерил, кажется, приходил в себя и внимательно читал указы, сверяя печати, бумагу, титул, потом закрыл глаза и истово – глубоко, носом – вдохнув в себя воздух, прижал руки к груди и так застыл. В любое другое время Фома почувствовал бы себя Гермесом – вестником богов, но сейчас…

Доктор слишком осторожно прохаживался вокруг Мэи, словно не решаясь что-либо предпринять.

– Док, что? – нетерпеливо переспросил он, но тот снова ничего не ответил, принюхиваясь. – Док!!!

– Сейчас, сейчас, погоди!

– Что с Мэей?.. – Фома повернул к себе монаха, забирая бумаги. – Она спит, в трансе, одурманена?

– Она мертва… – Мерил побледнел. – Ее усыпили средством, которое убивает во сне.

Фома со страшной улыбкой прижал кинжал к горлу старика, но Доктор остановил его.