Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)

В голом, просторном парадном деться было некуда: разбитые почтовые ящики, гудящий трансформаторный короб и наглухо заколоченный черный ход. Слух, обострившийся от опасности, уловил гул голосов наверху. Туда!.. Рванув двери то ли квартир, то ли офисов на первом этаже, Фома нажал на их звонки, но не стал дожидаться, пока откроют, а побежал наверх. Может быть, вышедшие люди их задержат, хоть на какое-то мгновение. Может быть…

Голоса приближались, кто-то спускался. Фома замер еще на мгновение, которое мог себе позволить. Двое или трое. Говорят.

– Слушайте, ну почему они бросают окурки прямо на лестницу?

– Люди, которые ищут урны, нам не нужны, Саша. Они не будут выламывать камни из мостовой и переворачивать троллейбусы для баррикад, как ты этого не поймешь? Это и есть тот самый русский дух, и он лучше всего сохраняется в подъездах, где насрано, зассано и заблевано, а по ночам поют похабные песни и харят всех подряд на батареях! Из этих подъездов легче выходить на улицы митинговать, даже хочется поорать, покрушить, вздохнуть полной грудью! Отомстить за унижения!

– То есть, это наша родина? А Петухов говорит, что это физиология, подростки…

– А кто такой рабочий класс, как не подросток? Это наши дети – энергия, злость, вера в справедливость! И пока это не прошло, мы должны использовать этого человека. Физиология!.. Вот как раз у Петухова и спросим, что же первично, когда вернемся… забыл ему бумаги учредительские показать.

– Кстати, вы с Блиновым говорили по поводу нотариуса, который будет эти документы?..

– Блинов – мудила! Все приходится самому!.. Ты сейчас куда?

– За материалами в первички, потом обратно.

– Подбросишь меня, мою опять жена забрала. Рынки, шмотки… блядь, как не надоест?!

Спускавшихся было двое. Один – высокий парень с короткой стрижкой и резким чертами лица, в черной кожаной куртке и такой же рубахе, в руке у него был тяжелый дипломат. Второй – лысоватый мужчина средних лет, в сером костюме и черном плаще, с лицом тертого аппаратчика, он энергично размахивал свернутой газетой в такт словам:

– Нас погубят бабы, поверь мне!

Фома привел себя в безмятежный вид. Парочка внимательно посмотрела на него, на чемоданчик, который был подозрительно похож на их дипломат. Фома с самым серьезным видом давил на звонок ближайшей двери: раз, два, три… – как хозяин, одновременно гремя связкой ключей, оказавшихся в кармане. Только бы не открыли. Парочка прошла мимо него. Зато открылась дверь. На пороге стояла девочка, лет четырех, с огромными бантами на голове.

– Ой, ты, моя маленькая, сама открыла! Молодец! – громко сказал Фома.

Девочка широко и удивленно распахнула голубые, под цвет банта, глаза и собиралась открыть рот.

– Нет-нет-нет, маме не говори, это сюрприз! – прижал палец к губам Фома, с облегчением слыша, что те двое снова начали разговор.

Нет, здесь прятаться нельзя, понял он. Парочка уже спустилась этажом ниже. Всё.

– Конфетку хочешь?.. – Фома поковырялся в карманах и нашел засохшую карамельку (откуда она у него?) – На!.. – Протянул он.

Девочка, увидев какую конфетку ей дают, поспешно убрала руку за спину.

– Не, я такие не люблю, – сказала она. – Она валялась.

– Может быть, – вздохнул Фома («вместе со мной»). – Ну, тогда закрывай дверь и никому больше не открывай, поняла? Сейчас будут плохие дяди стучаться!

– А ты какой?

– Я хороший! Если не откроешь, я тебе самую вкусную конфету принесу!

– Милки вэй?

– Лучше!..

Он в несколько прыжков добрался до пятого этажа. Там, между окном и мусоропроводом, стояли одинаковые молодые люди в черных кожанках и рубахах. Волчьи взгляды. Спортивные стрижки. Как тот, что спустился только что. Охрана. Не пропустят.

«Куда ж я иду?» – подумал Фома, но идти было больше некуда, чемодан жег руки.

– К Петухову, – сказал он, когда один из парней, невысокий, но с лицом опасно припадочного, преградил ему дорогу. – По поводу учредительских. От нотариуса. Я уже говорил с Николаем…

Фома поспешно вываливал все, что успел узнать за последние двадцать секунд. Николаем был один из тех двух типов, «аппаратчик». Но парень с дороги уходить не спешил, он неприязненно рассматривал Фомина колючими глазками и тот только сейчас сообразил, что вид у него далеко не презентабельный: помят, грязен, не брит, – как будто учреждал у упомянутого нотариуса общественное движение «Бомжи России».

– Чет я тебя раньше не видел! – наконец, открыл рот охранник.

– А ты че, всех уже видел? – натянуто улыбнулся Фома, протягивая ему сигареты. – Москва большая.

– Че в чемодане? – проигнорировал охранник сигарету.

– Документы.

– Покажи!

Все, светская беседа не получалась, Фома криво ухмыльнулся:

– Ты их тоже раньше не видел, не узнаешь.

– Ты че – борзый что ли? – обрадовался парень.

– А ты че – серый?

Беседа стремительно переходила в интеллектуальный план, в котором оба были не сильны, Фома – в силу состояния, а парень – просто в полную силу. Остальные охранники, зачарованные содержательным разговором, подошли поближе и тоже попросили открыть чемодан: открой, мол, чудик, уважительно просим, пока… Секунды щелкали в голове Фомина гулким секундомером. Он понимал, здесь уже главное – как открыть, а не не открыть. Курить ребята активно не хотели, из чисто спортивного интереса чемоданом.

– Ну ладно, – сделал вид, что сдался Фома; он уже заметил ход на чердак и придумал, как ошеломит охранников, если что. – Вы сами этого хотели, но учтите, Петухову это не понравится!

– Давай, давай! – торопили его.

Он и сам удивился, что чемодан до сих пор полон. Охранники сразу догадались, что это, один из них присвистнул от неопределенности посетивших его чувств.

– Так это же!..

– А ты думал мы игрушечками занимаемся у нотариуса? – зловеще поинтересовался Фома, закрывая чемодан. – Кругом, блин, война скоро, надо объединяться с теми, кто еще не объединился против нас!

Фраза и его самого потрясла своим политическим дриблингом. Но общая тайна делает союзниками – парни смотрели на него совсем другими глазами.

– Никого подозрительного не пускать, пока я не выйду от Петухова! – доверительно попросил он.

Ребята с готовностью закивали «всех покрошим», а он пошел по лестнице наверх, надеясь только на чудо вознесения из этой квартиры куда-нибудь подальше. Дверь внизу хлопнула. Голоса. Вошли или вышли? Что они друг другу сказали? Те их обязательно задержат и спросят. Он один на лестнице, приметы явные. Или нет? Что с этой шевелюрой делать, не бриться же?..

Фома открыл дверь. Огромное помещение перепланированной коммуналки было полно людей, бросился в глаза плакат «Так победим!», а на пути его сразу встало какое-то юное создание в черном кожаном костюмчике, похожем на парадный эсэсовский мундир: «О, кто к нам пришел!»

Этого еще не хватало! Он решительно обогнул этот женский гитлерюгенд с открытым ртом, пересек комнату по направлению к двери, за которой угадывался коридор со множеством других дверей. Там будет легче затеряться. Офис, видимо, занимал весь верхний этаж подъезда, вместо нескольких коммуналок. Действительно, одна комната была пуста, и он встал у окна с независимым видом, потом закурил и стал соображать, как можно отсюда выйти. Под ногами скрипела неубранная стружка.

В комнату заглянула женщина в синем халате.

– Курить в конце коридора! – недовольно сказала она, и махнула рукой с тряпкой в сторону.

В соседней комнате слышались громкие голоса, вернее, один голос, что-то объясняющий и другие, язвительно вопрошающие и перебивающие поминутно, так, что понять, о чем речь, было невозможно. Прошел слепой, с черно-красным флагом то ли третьего рейха, то ли анархосиндиката, его вели под руки две старушки.

– А взорвать, нах!.. – послышался вдруг возглас, и дружный смех накрыл конец фразы.

В курилке народу было еще больше, чем в первой комнате и она была просторнее. Он обернулся, в поисках места, где бы его никто не трогал, хоть несколько секунд. Нашел у окна. Люди стояли небольшими кучками, но курили на удивление немногие. Фома улавливал обрывки фраз. В основном, невыплаты зарплат, драка в Лужниках с кавказцами, взрыв синагоги и недавний налет на американское посольство с гранатометом. Фоме это было внове. «Со всеми воюем? – подивился он. – Или со своими справиться не можем?»

– Стоять, стоять и еще раз стоять! До конца!..

Высокий импозантный красавец, в синем костюме и красном галстуке, высоко выбрасывал руку с сигаретой. Вокруг него стояли несколько человек и вездесущая девица экстремистского вида, которая встретилась ему при входе. Теперь она его тоже заметила.

– Кто-то должен их остановить! Пусть это будет Милошевич! – уверенным тенором вещал мужчина, возвышаясь над слушателями.

– Правильно, правильно!..

Милошевич? Кто это? Что-то славянское. Фома прислушался. А высокий объяснял, что Милошевич это не Саддам, и у них это не пройдет – на третью мировую они не пойдут!..

– Так ведь разбомбят, Игорь Алексеич! – предположил кто-то.

– А ни хрена! – ответил другой за Игоря Алексеевича. – Подавятся!

Все засмеялись.

– Правильно! – поддержал высокий. – Там горы! Много в Чечне набомбили?

Девица явно собиралась к Фоме подойти, но еще колебалась. Фома озирался, куда бы смыться – кругом двери, открывать которые он пока не решался, да и вид из окна был неплохой, и совсем отрадно смотрелась пожарная лестница, прошивающая балкон. «Выбью, в случае чего!» – решил он про окно.

Он считал секунды. Если те двое сказали… если волчата не вооружены… они должны вот-вот появиться здесь и начать пальбу. Но он все-таки надеялся на пролетарский интернационализм волчат, потому что хромые были кавказцы. Может быть, все-таки не сойдутся во взглядах? Правда, автоматы… ни один интернационализм не выдержит, даже распролетарский.

Рядом с ним стоял стол с газетами, вешалка с плащами и чьей-то черной фуражкой. Не долго думая, Фома нацепил её на себя, стараясь натянуть поглубже и убрать волосы. Уловил, краем глаза, как девица уже совершенно в наглую рассматривает его. Блин, что ей надо? Куртку он снял, рубашка у него была тоже черная, глянул в отражение – нормальный фашист, не хуже других!.. На улице, конечно, сразу заберут, а здесь – ничего.

– Но ведь вся Европа против них!

– У них Европа, а у нас Китай, Саддам, Фидель! – начал перечислять Игорь Алексеевич, оглядываясь по сторонам и кого-то высматривая. – Да и Европа у них не вся, далеко не вся!

– Ну и что мы им сделаем? – не унимался его оппонент, инвалид в камуфляже. – Чего мы можем-то? Неужели танками попрем? Это же война!

Дальше Фома не слышал, потому что девица «поперла» прямо на него, как упомянутые танки:

– Что ты здесь делаешь? Я смотрю, ты, не ты?

Он глядел на нее, прикидывая, как заткнуть ей рот, если она закричит, что среди них предатель.

– Ты что меня не узнаешь? – засмеялась она, сняла с него фуражку и надела себе на голову. – А так?

Одни фашисты кругом!.. Фома, приняв озабоченный вид, что при его нынешнем состоянии выглядело комично, сделал попытку уйти. Ни так, ни сяк, он ее узнавать не хотел – дипломат жег руки. Он животом чувствовал, что хромые черти уже близко.

– Да ты что, Андрон? Совсем что ли?.. – Девица обиделась; и в это время раздались выстрелы на лестнице. Теперь они не казались игрушечными. Акустика подъезда делала их зловещими.

Люди в курительной шарахнулись об одну стену, о другую, в коридоре кто-то истерично завизжал. Настежь распахнулись двери, вмиг в большой квартире все смешалось. Фома стал рвать раму окна, думая о пожарной лестнице, когда девица, схватив его за руку, быстро проговорила:

– Пойдем со мной!

– Куда?.. Отвали! – отмахнулся он, вырывая оконный переплет с корнем.

– Я знаю! Живу здесь! – тянула она его.

Черт! Вторая рама была заклеена намертво, а за стеклом решетка на замке, которую он почему-то не заметил. Не успеет!.. Он схватил протянутую руку. Они проскочили несколько дверей, мимо шарахающихся людей. Какой-то солидный мужчина, вместе с Игорем Алексеевичем, призывал всех сохранять спокойствие, мол, милиция вызвана. Попали в помещение с торчащими трубами дымоходов, бывшую кухню и вышли на черную лестницу через незаметную, закрашенную в колер стены, дверь. Пахло кошачьей мочой и помоями. «Тоже, чтобы тянуло на баррикады?» – мелькнуло у него.

Он рванул вниз по ступенькам, но девица его остановила.

– Там закрыто! – сказала она, и утянула за собой в соседнюю дверь…

Её звали Таей и она уверяла Фому, что выпила с ним цистерну коньяка.

– Это за тобой? – первым делом поинтересовалась она.

– С чего ты взяла? – состроил он удивленное лицо.

– Ой, не надо, Андрон, ты единственный хотел выпрыгнуть в окно! – засмеялась Тая. – С тобой все время какая-то беда: то стреляют, то сжигают!.. Такой бар был! – вздохнула она. – Что ты опять натворил?

– А сюда не придут? – вместо ответа спросил он.

– Не, это другая парадная, не допрут, и я заперла выход из той квартиры. Блин, как появились эти… патриоты долбанные, каждый день какая-нибудь фигня: то митинг, то драка, то песни с самого утра орут!

– А по какому поводу сегодня?

– Все по тому же – сербы.

– А что сербы?

Когда Тая убедилась, что он действительно ничего не знает, она вздохнула с завистью:

– Ты где живешь вообще? Страна на пороге братской помощи! Мир накануне третьей мировой! Недавно стреляли по американскому посольству из гранатомёта и Жириновского. США, НАТО и МВФ теперь у нас самые ругательные слова.

– Они никогда и не были ласкательными. А что сейчас?

– Одни нам ничего не позволяют, другие себе позволяют слишком много!..

Она вывалила на Фому – НАТО, Сербия, Косово, точечные ночные бомбежки…

– Так мы что, воюем? – удивился он, вспоминая уютное тихое кафе на бульваре.

Таю все это забавляло.

– Если бы не твой туберкулез члена, я бы тебя изнасиловала за такое отношение к действительности, клянусь!

– Что? – открыл он рот. – Че-го туберкулез?!

– Так ты меня динамил? – возмутилась она. – Я так и знала.

Они прошли на кухню, она включила газ.

– Кофе?.. – Появились чашечки с кофе.

Усевшись, Фома почувствовал свое состояние, точнее, почувствовал себя. Снова. Его затошнило. Какой кофе?!

– Нет, я лучше… это!

Он положил дипломат на колени.

– А что это?

– Сейчас посмотрим…

Он даже вспотел от предвкушения и странного опасения, что чемодан пуст – ну не верилось, что столько и у него! Но чемодан был все так же полон.

– Будешь?

– Буду!.. А что это? – спросила Тая шепотом.

– То, что уносит печаль.

– Так из-за этого вся эта стрельба? Ты что курьер?

– Сколько вопросов!.. Будешь?

К кофе они так и не притронулись. Зачем кофе, когда кокс?! И кофейник хрипел, на полном газу, последними пузырями, а его пластмассовая ручка начинала оплывать…

– Так в чем там дело-то? – расслабленно спросил он, когда они уже вогнали в себя по две дороги в ад с никелированного кофейного подноса.

Это было что-то новенькое, с какими-то примесями, которые давали странный эффект. Минуты две Тая молчала, осмысливая мировую политику с новой позиции.

– А ни в чем! – наконец, легко выдохнула она. – НАТО бомбит Сербию за Косово!

– Погоди-погоди!.. – Фома ухватил конец радужной и очень веселой гирлянды, которая слетела из дальнего угла комнаты и заплясала у него перед глазами. – НАТО же Ирак бомбил, причем здесь юги?

– Там была Моника Левински! – хохотнула Тая, видимо, ухватившись за ту же веселую гирлянду. – Это каждый коммунист знает!

– А здесь?

– А здесь – Моника Албански!..

Фома представил себе геополитику, в виде пухленькой красивой девахи. Её он почему-то помнил. Больше он от Таи ничего не добился, на все вопросы она отвечала только одно: Моника Албански, Моника Думски, Моника Палестински, – и заходилась в пароксизмах смеха. Вся мировая история представлялась теперь деянием этой американской девы, которая заменила надоевшую всем пуританскую и мстительную Афину Палладу. Эрато снова взяла узды мира – и frenulumclitoridis, и frenulumpreputii.

– Погоди, у меня есть примочка, которая уносит не только печаль, но и скромность!..

Вездесущая Моника сделала мир рассеяно эротичным, хотя и воинственным. «Какая примочка?» – хотел спросить он, но было уже поздно. Две таблетки с буковками, словно волшебные колеса колесниц Ашшурбанипала, легко проскочили внутрь и заторжествовал новый Вавилон. Цветная гирлянда обрела вид карнавального города, мировой столицы греха и свободы, и зазвучала.

Музыка заворожила Фому. Он замычал.

– Вот так мы оттопыриваемся!.. – Тая показывала пальцем на него и на часы, которые вдруг пошли в обратном направлении и уходили все дальше.

Хохотала она беспрерывно. Фома хотел спросить, что это, но вокруг все загрохотало, она включила музыку и грозно, как менада, пошла в танце. Комната вдруг стала низкой и узкой, как пенал, и танец происходил прямо у него на коленях

– Моника Фашистски! – кричала Тая, придвигаясь все ближе, и начиная снимать эсэсовское бикини; показались маленькие груди, необыкновенно привлекательные на фоне расстегнутой черной кожаной блузки.

Музыка становилась все громче, движения Таи все медленнее. Наконец, она почти остановилась, вышла из трусиков, как это умеют только бесстыдницы и, оставшись в одной фуражке, медленно оседлала Фому, стаскивая с него куртку.

И вдруг рухнула рядом с ним на диван, пораженная новым пароксизмом смеха, увидев выпавшую на живот карамельку: «это мне?!» Смех сотрясал не только диван, но и квартиру так, что Фома схватился за круглый валик дивана, чтобы не упасть и не дать ему развалиться.

Красочный и гремящий Вавилон угрожающе раскачивался.

Потом вдруг отвалилась входная дверь и в голубом дыму гибнущего города-блудницы Фома увидел людей со смешными автоматами, оба они хромали и были похожи на чертиков из табакерки.

– Моника Чеченски! – визжала Тая, сгибаясь пополам и показывая на них пальцем.

Фома увидел черные зрачки автоматов, направленные прямо на него…

Когда он очнулся, ему сказали, что это очень славно, более того, вовремя, потому что еще чуть-чуть и его бы закопали, суку. Ощутительный пинок под ребра и вот уже картина мира ворвалась в его сознание. Двое? Трое?.. Что-то вроде полуподвала, оборудованного под спортивный зал – длинное, едва освещенное помещение.

– Да что с ним возиться?! На хрен он сейчас нужен?

– Алик сказал не трогать… сказал, поспрашивать.

– Поспрашивать! Да у меня уже нога устала его спрашивать!

– О, смари, омерекался!

– Омерекался!.. Когда деревню свою забудешь?

Перед Фомой оказалась круглая рожа с маленькими внимательными глазками.

– Ну че, милый, видишь меня? – ласково пропел голос.

Фома видел только изрытое оспой лицо.

– Видишь? – обрадовалась рожа, и Фома получил страшный удар.

Все снова оборвалось темнотой и беззвучием.

– … ребят положил, а?!

Оказалось, что он еще жив и это – тоже к нему.

– Да он и не стрелял!

– Он до этого уже настрелялся, сука! Убью!..

Новый удар, «поспрашивание» продолжалось. Он как тонущий в проруби выплывал из удушья и лишь только открывал рот вздохнуть, получал удар и погружался снова. И снова плыл на свет – хотелось вздохнуть.

– Упрямый, гля!.. Слушай, а чего Алик от него хочет? Тут же все ясно!

– А ты у него спроси.

– Ха!.. Да, куда ты?.. – Это уже Фоме, ногой… – Встает и встает! Он меня достал!

– Не заводись, а то убьешь ненароком.

– Где Алик, пусть он мне объяснит?!

На Фому навалилась спасительная тьма…

Удар…

Это была уже комната с дорогой мебелью из красного дерева, много стекла и блестяшек. Перед ним тяжелое лицо властного человека, серый костюм, дорогой запах; еще двое или трое на периферии обзора.

– Ну?.. – Человек внимательно рассматривал его, без всякого сочувствия, но и без неприязни.

– Так ничего и не сказал? – обратился он к кому-то за спиной Фомы.

– Да приблудный он, Алик, гармонист, вон руки все исколоты!..

Еще один удар, сзади.

– Я сказал, на место! – властный голос оборвал все возражения. – Может и приблудный, но пробить нужно до конца, мне многое непонятно!

Алик снова повернулся к Фоме. Он был даже красив, этот Алик и, наверное, нравился женщинам: крупное властное лицо, мощный нос, волосы с сединой, полные, резко очерченные губы большого рта.

– Чего-нибудь скажешь? Откуда ты, кто?.. – Речь его была выразительна даже без фени, почти артикулирована, легкий южный акцент придавал даже некоторую артистичность. – А?..

Фома разлепил губы, но ничего не смог сказать.

– Как ты узнал о машине? Как ты там вообще очутился, засранец?

– Да мы спрашивали, Алик! Никого не видел, ничего не знает, под кайфом был!.. Похоже, не рисуется!

Фома действительно ничего не помнил.

– Мимо проходил, – хищный оскал крупных зубов Алика показал, как он относится к этому заявлению.

– Да вы схуели! – вдруг выкрикнул он, и лицо его стало жестоким. – Почему же все лежали, глаза в землю, а этот в машину лез, а? Кругом стрельба, а он в машину лезет, ни хуя себе прохожий?! Я сильно не пойму, если мне этого не объяснят!

Фому вырвало на ковер…

Очнулся он в той же комнате, но уже без ковра.

– Слушай!.. – Жарко наклонился к нему Алик. – Скажи, как ты узнал, я тебя отпущу, клянусь!.. Денег дам…

Расстраивать такого человека не хотелось, но Фома ничего не помнил, хоть убей. К чему и шло. Алик выдвинул ящик инкрустированного шкафчика и обыденным жестом, как вынимают сахар или посуду перед чаепитием, достал пистолет.

– Тогда я тебя убью. Это реально, я не пугаю. Я вообще никогда не пугаю. Либо ты говоришь сейчас, либо ты никогда больше говорить не будешь. Это понятно?.. У тебя тридцать секунд, время пошло.

Фома посмотрел на свои руки, пальцы были отдавлены, словно на них плясали. Почему-то было понятно, что с такими руками он не жилец, именно с такими – страшными, черными, с запекшейся под ногтями кровью, да и сами ногти как-то страшно сдвинуты. Можно, конечно, прыгнуть, вяло рассуждал он, как будто это происходило не с ним, но он все равно успеет выстрелить несколько раз, пока я до него доберусь, но это будет лучше, чем пистолет к виску. Он приготовился.

В дверь постучали.

– Алик!.. – Просунулась бритая голова в проем. – Там к тебе этот… – Голова хихикнула. – Псих. Говорит, срочно, как никогда!

– Зови, – кивнул Алик; голова исчезла.

– Тебе везет, Андрюша… – Алик без улыбки смотрел на него. – У тебя образовалось несколько минут, используй их с толком, подумай, прошу. Я давно так не хотел убить кого-нибудь…

Он небрежно, как на бюст, накинул на Фому занавеску, потом убрал пистолет в карман и оставил там руку. Фома тупо смотрел сквозь тюль на эту руку в кармане. Жизнь была маленькая, как этот бугорок.

В дверь снова стукнули, и она тут же отворилась. Вошел Ефим. Ворвался, как всегда

– Алик! – заявил он с порога. – Скажи своим придуркам, чтобы меня не обыскивали! Не ношу я оружия!

– Алик, что он там полощет? Я у него ствол нашел, во такая дура! – донеслось из коридора. – А за придурка ответишь, псих!

Алик с интересом посмотрел на Ефима.

– Я же тебе его подарил, Жора, а ты ведешь себя, как болван!.. – Ефим захлопнул дверь. – Ничего доверить нельзя людям! – развел он руки и ослепительно улыбнулся Алику

– Зачем тебе оружие, Фима?

– Ой, Алик! – запел Ефим. – Да сейчас в детский сад без оружия не ходят! Стечкин – нашел оружие! По городу вон с «мухами» разгуливают!.. А что у тебя тут такое?.. – заметил он накрытую фигуру. – Кто это? – удивился он. – Я пришел поговорить без свидетелей!

– Это не свидетель, это покойник! – успокоил его Алик.

– Покойник? Ты заперся тут с покойником? – ахнул Ефим. – Алик, что происходит? К тебе не пускают, обыскивают, а ты тут оказывается с покойниками разговариваешь!

– Ну что ты пургу гонишь?.. – Алик, не вставая, прогнулся в спине. – Будет покойником, если не заговорит.

– Ну так давай убьем его и поговорим! – предложил Ефим

– Есть правила, Фима, которые нельзя нарушать…

– Но бывают же исключения?

Алик не двинулся с места, в то время как Ефим не останавливаясь бегал.

– Сначала одно исключение, – раздельно, как ребенку, произнес Алик, – потом другое… и находят тебя с дырой в башке. Полное исключение называется.

– Как вы скучно живете, Алик!.. – Ефим заглянул под занавеску.

– Эт-то кто у тебя? – ахнул он.

– Ты его знаешь? – насторожился Алик. – Откуда? Кто это? – посыпались быстрые, жесткие вопросы.

– Алик, это же мой клиент! – рассмеялся Ефим, внимательно рассматривая Фому.

– Не лицо – ковер таджикский! – цокнул он языком. – С каких это пор вы занимаетесь моими пациентами? Он же наркоман и псих!.. Где вы его нашли? Что он сделал?

– Пациент?.. – Алик недоверчиво посмотрел на Ефима, который в свою очередь любовался Фомой. – Ты знаешь, что это за пациент?

– Алик, ты что? Это же невменяемый, что он мог сделать сознательно? Он ложку самостоятельно не держит!

– Ложку? – Алик раздул ноздри. – Да он чуть не кинул нас на лимон!

– Да в чем дело-то объясни!.. – Ефим занавеской вытер у Фомы под носом.

Алик молча смотрел на эти манипуляции, на тяжелом лице его ходили желваки. Сквозь приступы дурноты, Фома еще раз услышал дикую историю, как украл чемодан с кокаином. Была стрельба, много полегло, его с какой-то дурой едва поймали на квартире то ли фашистов, то ли анархистов. Он молчит, девка вообще ни сном, ни духом, землю жрет. Братва думает, что он приблудный, но уж слишком чисто все.

– Хорошо, он оказался там случайно, я в это могу поверить. Но откуда он мог знать, что в машине? И в какой машине? Почему все лежали, когда началась стрельба, а он один, как дух, перся в машину? И кто, бля, чеченов навел?! Хоте-ел бы я знать! – угрожающе протянул Алик, и семь египетских казней встали перед Фомой, одна краше другой.

– Но ты?.. Объясни! – потребовал Алик у Ефима.

– А что объяснять? Ходит ко мне, лечится от головы, боли у него дикие. Неделя, примерно, как пропал, полторы. Интересный кейс.

– Что?

– Случай, говорю, интересный! – Ефим хмыкнул. – Как же он, наверное, мучался без моих лекарств!

– Отмучался, – уронил Алик.

– Да-а… – Ефим кивнул. – Вынужден тебя огорчить, он, действительно, ничего не скажет, раз не сказал сразу!

– Почему?

– Не помнит, – пожал плечами Ефим. – И бить бесполезно, у него болевой порог почти на нуле. Анестезия. Его башка, как скороварка, все время кипит. Он даже кайф получает, пока вы устаете!

– Откайфовался, – еще тяжелее уронил Алик. – Значит, мочить…

Он проговорил это рассеянно, думая какую-то свою думку; крупное лицо крупного мыслителя, каждая мысль которого стоит, как минимум, чьей-то жизни.

– Значит, не скажет, говоришь? – повторил он и встал со стула, на котором все время сидел, Фома увидел мощный торс борца, на таких же мощных, коротких ногах.

– Так кто же его навел, пока он бегал от тебя, а? Он весь свежеисколот! Девка эта? Так тоже не сходится, стала бы она его к себе приводить и раздеваться! Да и пацанка совсем, хотя… – Алик на секунду замолчал, а потом упрямо мотнул головой. – Странно всё это, Фима, непонятно, а когда мне не понятно, я си-ильно не понимаю! – угрожающе покачал он головой.

Он снова сел и не спеша закурил. Стул под ним тяжко скрипел в наступившей тишине.

– Что скажешь, доктор? Ты же у нас специалист по головоломкам!

– Скажу, что повезло вам, бандитам, что этой мой клиент, – хмыкнул Ефим, сразу испуганно поднимая руки и расширяя глаза: мол, шучу, шучу, не убивай!..

– Знаешь, кому везет?.. – И без того тяжелое лицо Алика отвердело, как гранит.

– Знаю, знаю!.. – Ефим тоже, не спеша, закурил, оценивающе посмотрел на Фому и выпустил дым в потолок. – Сейчас он нам все расскажет… что знает и чего не знает даже…

Ефим достал из борсетки миниатюрную аптечку, оттуда – шприц с уже приготовленной жидкостью.

– Чего не знает, не надо, – сказал Алик, брезгливо принюхиваясь к запаху из аптечки. – У меня от своих фантазеров голова болит…

Он тяжело усмехнулся, потом пальцем подтянул борсетку к себе.

– Что это?

– Горяченькое, для разговорчивости. Очень хорошо на него действует.

Фома укола почти не почувствовал, зато через несколько секунд стало, действительно, горячо. Словно вся кровь, выбитая из него до этого, вливалась горячей струей обратно.

– Сейчас я у него спрошу и он мне скажет, если у него, конечно, есть, что сказать. Дай пистолет! – неожиданно потребовал Ефим, и, видя, что Алик снова окаменел лицом, хохотнул:

– Да я же знаю, что он у тебя в кармане!

– Зачем? – спросил Алик.

– Алик!.. – Ефим уже веселился вовсю. – Ты и меня считаешь придурком? Ты что?

– Он на него не реагирует.

– У меня среагирует! Чего ты боишься, ты же все равно его убьешь? А?

Алик ничего не ответил, но так посмотрел, что стало ясно – да, все равно.

– А здесь шанс и неплохой! – продолжал Ефим. – Ты же хочешь узнать, кто его навел, а?.. К ним ведь подход нужен, а я к нему дорожку давно-о протоптал!..

Алик неохотно достал пистолет.

– Только… – Он небрежно притянул Ефима к себе, за лацкан, как до этого – борсетку, одним пальцем.

Жест был пренебрежительный и зловещий одновременно. Он продержал Ефима в таком неудобном положении довольно долго, пока, наконец, не выдохнул прямо в лицо:

– Только ты его не убивай, Фима. Мне все-таки интересно. Оставь…

Ефиму было неудобно стоять так, нагнувшись, но он состроил всепонимающую физиономию:

– Да ты что, Алик?.. – И протянул руку за пистолетом…

– Пх!.. – Неожиданно прицелился ему в лицо Алик и, удовлетворившись испугом, мелькнувшим у того, отдал пистолет.

– Только не убивай… без меня, – повторил он тихо.

– Ну что ты, Алик, я его убивать не буду! – опять засмеялся Ефим, распрямляясь и поводя, занемевшей от неудобной позы, шеей. – Я тебя убью! Потому что послал его я. И чеченов навел я!..

Пуля вошла Алику прямо между удивленно поднявшихся бровей. Маленькая аккуратная дырочка с багровым ободком гематомы. Пару мгновений он еще с тяжелым изумлением смотрел на Ефима, а потом оба глаза его закрылись, оставив открытым один – третий, который теперь знал всё, как и полагается третьему глазу.

Фома наблюдал это, как фильм, сквозь пожар, который гудел в нем, слыша, но не понимая ни слова, ни жеста. Ефим бросился к двери. Алик тяжело съехал со стула, стукнув головой об пол.

– Жора, убери клиента! – крикнул Ефим.

– Замочили-таки, козла?.. – Жора вошел в комнату, дверь за ним стремительно захлопнулась.

Первое, что он увидел – лежащий Алик, последнее – стальной взгляд Ефима и пулю, которая сверлила воздух возле самого зрачка, потом – сам зрачок…

– Подъем! – гаркнул Ефим Фоме в самое ухо, и какая-то сила подняла того. – Ты, блядь, чем слушал, когда я тебе говорил, куда бежать?..

Глаза у Ефима были совершенно белые, от кипящей в них ярости.

– Ты же двор перепутал, придурок, не в ту сторону побежал!.. А теперь придется бежать очень быстро! Остальные внизу. Я думаю, они этой игрушки не слышали, но все может быть. Двигаем!

Фома подчинялся только командам, огонь, полыхающий в нем и дающий бешеную энергию, заглушал как мысли, так и видения, то есть обзор. Кажется, они бежали, и – бежали за ними, кажется, в них стреляли, и отстреливались они, он чувствовал в руке дергающийся пистолет… и они, вроде бы, куда-то прыгали и снова бежали, их ждала машина, потом все, он выгорел дотла…