Текст книги "Чаша Отравы (СИ)"

Автор книги: Сергей Дмитрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 54 страниц)

Изумлённый, я посмотрел на Акиру Кензо.

– Сколько вы говорите высота этой пирамиды?

– Около восьмисот метров.

– Да, это впечатляет! Подобная работа достойна рук настоящих гигантов!

– Вы правы, – охотно согласился Акира Кензо. – К тому же, это очень близко к известной нам строительной технике «богов» на Земле: и в Гизе, и в Южной Америке мы видим похожие технологии и следы на камне от неведомых нам инструментов. С помощью них совершенно произвольно резались камни во всех трёх пространственных направлениях по кривым самой сложной формы. Причём, эти инструменты позволяли работать не только с отдельными камнями, но и с целыми скалами. Пример подобной обработки мы можем увидеть в Мачу-Пикчу, где при необходимости строители просто отрезали от скалы лишние куски, чтобы затем создать единую конструкцию из скал и подготовленных блоков.

– То есть, вы хотите сказать, что здесь, на Марсе, и у нас на Земле, возможно, строили одни и те же зодчие? – догадался я, с интересом глядя на экзоархеолога.

– Нельзя буквально приравнивать и тех и других, – с улыбкой сказал тот. – Думаю, строительство на Марсе и на Земле велось в различные исторические периоды, возможно отделённые друг от друга десятками тысячелетий. Поэтому я бы говорил о единой «расе зодчих», создававших эти удивительные памятники, сначала здесь, а затем перебравшихся и на нашу планету. Поэтому во множестве земных мифов мы и встречаем описания неких таинственных «гигантов», которые якобы были причастны к строительству всех мегалитических построек на нашей планете…

Собственно, в этом и заключается основная суть всей моей гипотезы, которую мы здесь проверяем по поручению Академии Пределов Знания. Доказательства моей правоты лежат на поверхности Марса. Во множестве они есть и на нашей Земле, как в древнейших сооружениях, так и в содержании различных мифов, которые в том, или ином виде дошли до нас. Это удивительный и долгий рассказ. Если вам действительно интересно узнать обо всём этом, я, как и мои помощники, будем рады со временем посвятить вас во все тонкости. Ведь вы теперь надолго с нами? Я правильно понял?

– Думаю, да.

– Прекрасно, – кивнул Акира Кензо. – Тогда я для начала хочу поведать вам о самом главном – о том, что нам удалось обнаружить среди объектов Сидонии. Не возражаете?

– Нет, конечно. Пожалуйста, – охотно кивнул я.

– Замечательно, – Акира Кензо улыбнулся своей мягкой улыбкой Будды. – Так вот, не менее интересно и взаимное расположение объектов Сидонии. Вот, посмотрите сюда, какая любопытная вырисовывается геометрия…

Экзоархеолог сделал какие-то наброски на экране своего информационного модуль-терминала, и сразу же его манипуляции отразились на висевшем в воздухе перед нашими глазами кусочке марсианской поверхности.

– Большая пирамида здесь явно соотнесена с другими объектами: с центром «Города», «Лицом» и вершиной «Купола». Если продолжить её грани, то мы сразу это увидим…

Экзоархеолог удлинил грани пирамиды аккуратными белыми линиями, после чего эти линии оказались точно в тех местах, о которых он только что говорил.

– Как видим, фасад Большой пирамиды имеет три грани, расположенные под углом в шестьдесят градусов. Центральная ось указывает на «Лицо». Край слева от этой оси указывает на центр «Города». Край справа от центральной оси указывает на вершину «Купола». Кроме того, если соединить линиями тот же центр «Города» с вершиной диагональной оси «Лица», а затем из концов этой диагональной оси опустить параллели на две северные грани основания Большой пирамиды, то мы обнаружим, что главные соотношения во взаимном расположении этих объектов основываются на тетраэдрическом угле^[9]. Так же в этих соотношениях присутствует значение полярного диаметра Марса, и расстояние от Большой пирамиды до диагональной оси «Лица» составляет отношение один к трехсот шестидесяти от этого диаметра… Как вы думаете, могут ли быть подобные величины случайными?

Акира Кензо внимательно посмотрел на меня.

– Думаю, что вряд ли.

– Я, то же придерживаюсь этого мнения, – снова улыбнулся экзоархеолог, а его молодые помощники откликнулись весёлым оживлением.

– Можно мне добавить? – попросила Светлана, по-ученически вытягивая вперёд руку.

– Да, конечно! – кивнул Акира Кензо, явно довольный тем, что девушка попросила слова.

Светлана поднялась со своего места, приблизилась к нам и, бросив на меня короткий взгляд, уверенно начала:

– Думаю, все присутствующие знают, что ещё в пятом веке до новой эры, посвященные в математические и геометрические тайны знаменитого греческого философа Пифагора, сообщали о себе тайным знаком.

Зуко Пур нетерпеливо, по школьному вскинул руку, прося слова. Светлана благосклонно кивнула.

– Встретив незнакомца, пифагореец предлагал ему яблоко, – сказал юноша, и щёки его покрылись румянцем волнения. – Если тот так же оказывался из их тайного братства, он разрезал это яблоко поперек, показывая тем самым его середину в форме пентаграммы. Ведь пентаграмма была для пифагорейца священным символом.

– Верно, – подтвердила Светлана. – Она указывала на «золотое сечение» или отношение «фи». Это отношение было названо так по имени древнегреческого скульптора Фидия, который использовал его в своих произведениях. Как известно, «фи» имеет непосредственное отношение к пропорции и является идеальным отношением двух отрезков, которое производит величайшее эстетическое впечатление на человеческий глаз. Оно так же проявляется в самой священной из геометрических фигур – vesica piscis или попросту – «рыбьем пузыре». Эта фигура состоит из двух пересекающихся равных кругов. И центр каждого из них расположен на окружности другого круга.

По представлениям древних геометров эта композиция представляла союз духа и материи, неба и земли, и в ней проявлялись не только «фи», но и константы священного ряда квадратных корней из чисел два, три и пять, а так же пять твёрдых тел правильной формы. Кроме того, vesica piscis бралась за основу при создании некоторых памятников древности, таких как Великая пирамида в Гизе. И если взять хорошо известную всем знаменитую фигуру человека Леонардо да Винчи – «человека в круге»…

– Эта фигура является символом Академии Пределов Знания! – внезапно выпалил Зуко Пур, но тут же осёкся и покраснел до кончиков ушей.

– Верно, – улыбнулась Светлана, сияя бирюзой своих глаз. – Наложив эту фигуру на очертания Большой пирамиды, мы увидим, что они совпадут…

Она взяла из рук Акиры Кензо его модуль-терминал и, скользнув пальцами по экрану, указала в сторону мерцавшей в воздухе Сидонийской равнины. Поразительно, но очертания знаменитой фигуры действительно точно совпадали с очертаниями загадочного марсианского сооружения.

– Таким образом, – спокойно продолжала Светлана, – мы можем видеть, что Большая пирамида поразительно отражает в себе человекоподобные пропорции, которые построены на поверхности другой планеты совсем рядом с главным гуманоидным подобием – «Лицом». Разве это не повод задуматься над тем, кто же всё-таки построил эти удивительные сооружения и что он, возможно, хотел сказать нам?

Она обвела присутствующих внимательным вопрошающим взглядом.

Я заметил, как Эйго Хара зябко передёрнула плечами, словно морозный воздух марсианской ночи вдруг проник внутрь крохотного уютного земного мирка. Наши взгляды на мгновение встретились, и я ободряюще улыбнулся девушке. Уголки её губ дрогнули в сдержанной улыбке, но глаза остались по-прежнему задумчивыми и слегка печальными.

– Здесь, на поверхности Марса, – продолжала Светлана своим звонким голосом, – мы имеем математически богатую фигуру, чья геометрия, помимо классических геометрических пропорций «Золотого сечения», включает так же и математические основы шестиугольника и пятиугольника. Двадцать внутренних углов её модели вместе с угловыми отношениями и тригонометрическими функциями избыточно выражают три величины квадратных корней из чисел два, три и пять, а так же две математические константы: число «фи» и число «е» – основание натуральных чисел. При этом, за исключением квадратных корней из чисел два и три, эти константы появляются не одни, а в семи различных математических комбинациях. Величины «е», «фи», «е/Ц5» и «е/Ц3» повторяются четыре раза каждая, по крайней мере, в двух разных режимах измерений.

– Иными словами, Большая пирамида может служить настоящим учебником тех же самых числовых форм, которые пифагорейцы считали божественными из-за их универсальных гармонических качеств, – закончил за неё Акира Кензо.

– Верно, – кивнула Светлана, бросив на него взгляд пылкого обожания, которым, наверное, одаривает юная ученица своего ментора в школе шестого цикла.

Она вернулась на свое прежнее место, а Акира Кензо продолжил свой рассказ с прежним энтузиазмом.

– Философы-пифагорейцы видели в «весика писцис» мощный символ соединения неба и земли, духа и материи. Это очень перекликается и с принципом, главенствующим во всей земной древнейшей архитектуре, яркими примерами которой могут служить комплекс пирамид и храмов на плато Гизы, древние города в Андах и Мексике, а так же Ангкор в Юго-Восточной Азии. Этот принцип отражал некую двойственность – дуализм, суть которого выражалась в формуле: «как наверху, так и внизу», и была направлена на то, чтобы обратить на землю космические силы в стремлении человечества познать «божественное» и бессмертие души.

Акира Кензо бросил беглый взгляд на экран своего терминала и процитировал:

– «И я, сказал Гермес, сделаю человечество разумным, дам ему мудрость и сообщу правду. И я никогда не перестану работать на благо жизни смертных, всех и каждого, чтобы природные силы, действующие в них, находились в согласии со звёздами, что над ними».

– Если же говорить о выдающихся монументах некрополя Гизы, – продолжил он, отложив в сторону модуль-терминал, – то они без сомнения являются частью великой схемы, направленной на то, чтобы побудить отдельно избранных, последними из которых были египетские фараоны, овладеть тайной космической мудростью, связывающей землю с небесами. То же самое мы наблюдаем и здесь, на Сидонийской равнине, и это тайное знание зашифрованно здесь в Большой пирамиде и других древних монументах. Примечательно и то, что вершина Большой пирамиды приходится на сорок и девять десятых градуса северной широты, а тангенс этого угла равняется 0.865 – это точная величина отношения «е» – «фи», которое четырежды повторяется и во внутренней структуре самой пирамиды. Поэтому этот пятиугольный памятник пока неведомой нам цивилизации как бы говорит нам, что он знает, где находится – на Марсе.

– Я хотел бы ещё кое-что добавить, – вступил в разговор Амоль Сайн.

– Да, разумеется, – одобрил Акира Кензо.

– Хотелось бы отметить, что другой особенностью значения в сорок и девять десятых градуса северной широты, – начал молодой астроном, – которая проходит через вершину Большой пирамиды, является то, что она противолежит ближайшей угловой линии под углом точно в девятнадцать с половиной градусов – тем самым тетраэдрическим углом, о котором уже упоминал Акира Кензо. Тетраэдрические числа Большой пирамиды являются, по-видимому, весьма значимыми для всех объектов Сидонийской равнины.

– Те же специфические размеры мы обнаружили и в других структурах Сидонии, – уверенно продолжал рассказывать Амоль Сайн. – Особенно хорошо они прослеживаются в «Городе», во взаимном расположении комплекса из шестнадцати «холмов». Сгруппировав все холмы в треугольники, мы, провели там тщательные измерения с высокой точностью, чтобы построить меркаторову^[10] проекцию для обработки её на ФВМ. Во всех группах мы получили значения углов соответствующие углам плоскости, образующейся внутри тетраэдра, если сделать поперечное сечение от одной оси таким образом, чтобы оно разделило пополам противоположную грань. Иными словами эти значения равнялись соответственно: семьдесят с половиной и два раза по пятьдесят четыре и семь десятых градуса. А если углы этого тетраэдрического поперечного сечения выразить в радианах, то мы увидим, что все они будут являться простыми линейными функциями тетраэдрической константы равной тем же девятнадцати с половиной градусам.

– Верно, верно, – довольный, закивал Акира Кензо.

– Но и это было не всё, – продолжал Амоль Сайн. – Есть там и другие любопытные объекты вроде странного кольца небольших пирамид и более крупной пирамиды на краю обнажения скальных пород, вот здесь.

Он указал соответствующее место на голографической модели Сидонийской равнины.

– Так вот угол между так называемым «утёсом», находящимся вот здесь, к востоку от «Лица», и этой пирамидой так же равен девятнадцати с половиной градуса. А ещё точные геодезические измерения позволили нам установить, что «слеза» на левой щеке «Лица» лежит в точке, равноудаленной от «Городской площади» и Большой пирамиды, и это расстояние равно девятнадцать с половиной дуговой минуты окружности Марса! Кроме того, расстояние от «слезы» до большого контрфорса Большой пирамиды соответствует, как уже говорил Акира Кензо, одной трехсот шестидесятой полярного диаметра Марса.

– Да, а система деления кругов и сфер на триста шестьдесят градусов, как мы знаем, пришла к нам из глубокой древности и является всё тем же наследием забытой цивилизации «богов», – заметила со своего места Светлана. – Таким же наследием, как и изобретение цифры «нуль».

Я удивлённо посмотрел на девушку. Её лучистые глаза таинственно мерцали тусклым багрянцем, словно песчаные марсианские холмы, виденные мной по дороге сюда. Заметив моё удивление, экзоархеолог пояснил:

– Ведь что такое «нуль»? Это пустота, превращающая любое число в бесконечность. Это змея, кусающая собственный хвост, символизируя тем самым бесконечность времени, которая и есть сама Вселенная! При этом нуль это ещё и своеобразный коридор в пространстве и во времени, который позволяет достичь громадных величин не путем постепенного сложения простых чисел, двигаясь по спирали, а практически мгновенно. Даже внешний вид этой цифры очень напоминает вход в некий туннель, и не случайно границу между Вселенной Света и Вселенной Тьмы мы называем «нуль-пространством».

– Ещё одним доказательством «божественности» нуля может служить древнеегипетский знак – анх, – напомнила Светлана. – Он был обязательным атрибутом всех богов Древнего Египта. Этот знак, как вы помните, сочетает в себе две фигуры: крест, являющийся символом солнца, звезды, солнечного божества, а так же круг… или же его можно интерпретировать как тот же нуль. Иначе говоря, этот символ как бы говорил людям о принадлежности его обладателей к группе божеств, способных пронизывать пространство и время. Им владели «солнечные существа», пришедшие к нам из глубин космоса по некому коридору-туннелю.

– А не мог этот анх быть неким оружием богов? – осторожно задал вопрос я, исподволь наблюдая за реакцией Акиры Кензо.

– Оружием?

Мои слова, казалось, озадачили экзоархеолога.

– Даже не знаю, что вам на это ответить… – обескуражено протянул он и покачал головой: – Я как-то не задумывался над подобным толкованием этого предмета… Зачем вам это?

Акира Кензо недоумённо посмотрел на меня.

– Да так, просто подумалось почему-то, – склонил голову я и перехватил пристальный взгляд светловолосой красавицы Светланы.

– Так о чём это я?.. – на мгновение Акира Кензо даже растерялся. Он задумался, собираясь с мыслями. Затем воскликнул: – Ах, да! О туннелях сквозь пространство и время!

Экзоархеолог поднялся со своего места и не спеша прошёлся по кают-компании.

– Нужно отметить, что все эти математические вычисления очень любопытны и, несомненно, говорят нам о некоем послании, которое было явно преднамеренно оставлено на поверхности Марса, и не случайно в этом послании окружность планеты так часто повторяется в связи с тетраэдрической константой. Все это как бы побуждает нас поместить вписанный тетраэдр в планетарную сферу самого Марса.

Но самое интересное всё же находится внутри Большой пирамиды! Эта пирамида пронизана глубоким отверстием, которое раньше, изучая снимки с космических аппаратов, принимали за обычный ударный кратер, но в действительности оно является туннелем, проходящим сквозь всю структуру этого сложного сооружения. Более того, этот туннель уходит глубоко под основание пирамиды. Фотоинклинометрические реконструкции пирамиды навели на эту мысль ещё в конце двадцатого столетия, но убедиться в её правильности мы смогли только здесь и сейчас. Правда, что находиться там, в глубине скалы, нам пока неизвестно.

Акира Кензо снова взял в руки свой модуль-терминал и картинка, висевшая в воздухе, сменилась. Появилось большое светящееся трёхмерное изображение марсианской пирамиды, видимо, представлявшее её модель. Затем оно сменилось вертикальным разрезом этого странного сооружения. Чуть выше расположились изображения трех пирамид поменьше. Это были, как я понял, разрезы трёх самых больших египетских пирамид, представленные здесь, скорее всего, для сравнения их внутренней структуры со структурой марсианской пирамиды.

– Просканировав Большую пирамиду методом всё того же «неразрушающего контроля», нам удалось определить её внутреннюю структуру, правда пока ещё не в полном объеме. Как я уже сказал, что находится в скале, под пирамидой мы пока не знаем. Если же посмотреть на разрез пирамиды, то хорошо видно, что устройство её внутренних помещений очень напоминает внутреннее строение Великой пирамиды в Гизе.

Акира сосредоточил внимание на экране своего модуль-терминала, пробегая по нему кончиками пальцев, как виртуозный пианист по клавишам инструмента.

– Отчётливо видно, что наверху, вот в этом месте находится нечто вроде террасы, откуда и начинается тот самый туннель.

Экзоархеолог подсветил соответствующий участок изображения.

– Этот туннель опускается почти вертикально вниз, пронизывая тело пирамиды как бы насквозь, затем тут, на отметке в четыреста десять метров от её основания он переходит в наклонную галерею по размерам вполне сопоставимую с Большой галереей в Великой египетской пирамиде.

Тонкий светящийся луч стремительно заскользил по разрезу пирамиды, словно, следуя за словами Акиры Кензо.

– Эта галерея тянется на сто двадцать метров вниз, под углом в сто тридцать градусов, оканчиваясь горизонтальным проходом восьмидесяти метровой длины. В конце него начинается новая галерея, опускающаяся ещё глубже в скалу. Потом опять горизонтальный коридор той же длины и новая галерея, уходящая уже под само основание пирамиды…

– Вот здесь, – Акира указал нужное место на схеме, – на уровне второго горизонтального коридора мы и столкнулись с неким устройством, которое не дало нам возможности продвинуться дальше. Это было нечто навроде излучателя, сработавшего автоматически, когда мы пересекли какую-то запретную границу…

Экзоархеолог помолчал, словно припоминая что-то, затем негромко произнес:

– Я помню яркий красный свет, какой-то зловещий свет! Мне сразу вспомнилось древнее шумерское сказание о Гильгамеше, правителе города Урук, который задумал попасть в Небесную Обитель богов, чтобы обрести бессмертие. Для этого он отправился к Земле Тильмун, откуда боги возносились на небеса. Вход в это место, высеченный прямо в недрах горы охранялся жуткими стражами: «Наружность их страшна, а взгляд сулит их смерть. Бросая молнии, вершины скал срывают. Они хранят Уту, ревниво наблюдая, на Небо как вступает он и возвращается на землю»…

– Совсем, как в Большой пирамиде! – смущенно улыбнулся Акира Кензо – А потом острая боль в плече и я потерял сознание. Хорошо, что ребята оказались рядом.

– И очень вовремя! – заметил Иллик Шелли, молчавший до сих пор. – Не подоспей мы на помощь, кто знает, что было бы с вами от этого излучения!

Его янтарного оттенка глаза вспыхнули негодованием и осуждением, а на пухлых, как у маленького ребёнка, щеках проступил румянец волнения. Он провёл рукой по высокому лбу, словно стирая выступившую испарину, и сокрушённо покачал чубатой головой.

– Знаете, – вдруг начала Эйго Хара, волнуясь, – а мне сейчас подумалось, что устройство этой пирамиды очень напоминает проходы, камеры и коридоры «земли Сокар» в пятом отделении Дуата у древних египтян. Их изображение я видела в одной из гробниц. Помните, на гранитной стеле, установленной между лап Великого Сфинкса, было сказано, что он стоит возле «Дома Сокара»? А в «Книге о том, что находится в Дуате» описаны все двенадцать разделов Дуата, и «земля Сокар» занимает там Пятый раздел… Но ведь Дуат в понимании древних египтян это определенный участок неба, в который отправился освобождённый дух Осириса, где он основал своё небесное «царство Осириса» для мёртвых – космический «тот свет» на правом берегу Млечного Пути… Может здесь есть прямая связь?

Девушка вопрошающе посмотрела на Акиру Кензо.

– Интересная мысль, очень интересная! – одобрительно закивал головой экзоархеолог и предложил: – Но давайте подумаем над ней позже? Уже второй час марсианской ночи, – устало сказал он, взглянув на часы. – Завтра вы мне нужны бодрыми и отдохнувшими. Так что, спать, всем немедленно спать!

– Пойдемте, Сид, – обратился он ко мне. – Я покажу вам вашу комнату. А утром я познакомлю вас с нашим геологом, Кави Рамом.

Он положил руку мне на плечо, и мы вышли из кают-компании первыми. Ребята неохотно поднялись со своих мест и понуро последовали вслед за нами.

* * *

Спать совсем не хотелось. Я стоял около окна и смотрел в казавшееся лиловым предрассветное небо, украшенное красивыми розовыми облаками, состоявшими из кристалликов льда.

Они летели с северо-востока высоко над поверхностью планеты, и казались невесомой сетью, которую в этот ранний час накинул на планету неведомый гигант. С наступлением дня, когда взойдет солнце и температура поднимется, эти облака растают, бесследно исчезнув до следующего утра. На равнине сгущался туман. По мере того, как ветер поднимал воздушные массы над возвышенными плато, в небе появлялись новые, белёсые облака, толпившиеся над далёкими горами Фарсида.

Я опустил взгляд вниз.

Прозрачный шатёр оранжереи, пристроившейся к жилому корпусу станции с восточной стороны, позволял видеть густую зелень причудливых растений, пронизанную ярким жёлтым светом. Зубастые листья едва заметно колыхались, отмечая невидимое движение воздуха за толстым стеклом потолка, вызывали в душе воспоминания о тихом шорохе земного леса и нестройном птичьем гомоне.

Легкая грусть пронзила сердце обжигающей искрой и тут же ушла. Я поискал глазами на небе, но отсюда Земли не было видно. Лишь яркий Фобос пересекал чуть наискосок звёздное небо, совершая свой стремительный путь с запада на восток.

Вернувшись к столу, на котором стояла крохотная серебряная пирамида мнемокристала, я осторожно провёл пальцами по одной из её граней. Тот час в комнате вспыхнул яркий сноп света, развернулся переливающимся цветным веером и сфокусировался в воздухе над столом голографической проекцией марсианского глобуса. Я присел на корточки около стола, глядя сквозь мерцающий шар, и увидел, как на оконном стекле появилось моё радужное отражение.

Из-за отсутствия реального уровня моря, высоты и глубины на Марсе отсчитывали от эквипотенциальной поверхности трёхосного эллипсоида вращения. Ступени различных высот послойно меняли свои цвета, поднимаясь со дна котловин к вершинам гор: от густо-зелёного, до медно-красного. Таким образом, создавалась иллюзия объёмной поверхности планеты.

Высшей её точкой была вершина вулкана Олимп – свыше двадцати одного километра! К юго-западу от него находилось поднятие Элизий – огромная возвышенность, увенчанная горой Элизий, которая поднималась над окружающими равнинами на девять километров. К юго-востоку от Олимпа, на расстояние в полторы тысячи километров на экваторе планеты находилась ещё более громадная возвышенность – поднятие Фарсида, протянувшаяся на шесть тысяч километров, и вздымавшаяся на высоту в восемь километров. На ней, расположенные на одной линии под углом в сорок пять градусов к экватору с северо-востока на юго-запад, высились три потухших вулкана: Гора Аскрийская, Гора Павлина и Гора Арсия – горы Фарсида. Они тянули свои пики на высоту почти двадцати километров от условного «нуля» и были видны с космических кораблей даже во время сильнейших пылевых бурь.

Я задумчиво очертил пальцами призрачные контуры грандиозного поднятия, по размерам сопоставимого с Африкой к югу от реки Конго, и остановился у её восточного края.

Здесь Марс казался расколотым какими-то катастрофическими силами надвое. Поверхность планеты, словно, взрывала чудовищная извилистая борозда, протянувшаяся с запада на восток на четыре с половиной тысячи километров почти параллельно экватору между пятой и двадцатой параллелями южной широты. Крутизна склонов в ней достигала в некоторых каньонах двадцати градусов.

«Долина Маринеров», – прочитал я крохотные светящиеся буквы.

Вот он, грандиозный шрам, оставленный на теле планеты той ужасной катастрофой, о которой говорил Амоль Сайн! Назван так в честь первых исследовательских аппаратов, подлетевших к Марсу полторы тысячи лет назад, и сфотографировавших его поверхность. На западной окраине этого грандиозного каньона находилась уникальная система пересекающихся долин – Лабиринт Ночи.

Я не уставал поражаться масштабам этой планеты. Всё на ней было «самое-самое»: самая высокая в Солнечной системе гора, и вот эта, самая глубокая пропасть, достигавшая в глубину шести километров при максимальной ширине в семьсот километров.

Я проследил глазами за её восточной оконечностью, которая поворачивала на север, к экватору и вливалась в хаотическую местность. Из северной части её, словно, глубокие трещины в древней скале, начинались широкие и длинные каналы, глубоко врезанные в марсианскую поверхность – Симуд, Тиу и Арес. Они пересекали дно огромной котловины, в которой находилась станция «Заря» – равнины Хриса – где к ним присоединялись другие каналы, самый протяженный из которых – Касей – тянулся на три тысячи километров.

Вот оно, живое доказательство огромных потоков воды, когда-то с невероятной скоростью стекавших из южного полушария планеты в северное, поскольку текли они под уклон – доказательство древней катастрофы и, возможно, столь же древней жизни…

В дверь тихо постучали. От неожиданности я вздрогнул. Это был всего лишь древний рефлекс, заложенный в каждом человеке природой ещё в тёмном прошлом. Действительно, бояться на станции было не кого. Но кто мог прийти ко мне в столь поздний час? Может быть это Акира Кензо?

Я шагнул к двери и удивился ещё больше, когда увидел на пороге Светлану. Она улыбнулась, видимо, моему ошеломленному виду, и, слегка потупив взор, спросила:

– Можно войти?

– Да, конечно!

Я отошёл в сторону, сконфуженный своей нерасторопностью. Она смело прошла в мою комнату, на минуту остановилась около светящегося марсианского глобуса. Задумчиво бросила:

– Изучаете топографию Марса?

– Пытаюсь, – улыбнулся я, закрывая дверь и внимательно наблюдая за своей ночной гостьей.

Она была невысокого роста, наверное, выше Эйго, но, тем не менее, не на много. Подобные ей женщины всегда нравились мне – не выше метра шестидесяти или чуть больше. Я никогда не любил слишком высоких девушек.

Под тонким белым платьем с фиолетовыми цветами угадывалась стройная сильная фигура, а во всех её движениях сквозила какая-то особенная, едва уловимая грация. Цветы на платье при каждом её шаге тускло мерцали, сменяя окраску от густо-фиолетового до бледно-василькового. И сама ткань становилась полупрозрачной и невесомой, ещё больше подчеркивая изгибы и линии тела девушки.

Светлана остановилась около окна, вполоборота ко мне, и задумчиво посмотрела на звёзды.

Я терпеливо ждал, остановившись в двух шагах от неё.

– Вам нравится Марс? – наконец, спросила она, не оборачиваясь и продолжая смотреть в окно.

– Пожалуй… Я ещё плохо знаком с этой планетой.

Светлана посмотрела на меня прямым открытым взглядом.

– А я обожаю Марс! Эйго – она наш протоэкзобиолог^[11] – уверена, что в прошедшие времена Марс был полон жизни. Здесь цвели сады, текли реки, и возможно даже пели птицы… Может быть, вам покажется это странным, но в душе я ощущаю некую причастность к Марсу, словно моя судьба во всех рождениях была сплетена именно с ним, – доверительно призналась она.

Я внимательно посмотрел в её светящиеся вдохновенной радостью глаза. Багряных всполохов в них больше не было. Сейчас они казались тёмными, почти чёрными, наверное, из-за расширившихся зрачков.

– Это не от того, что я связана с ним своей работой, хотя само по себе это тоже говорит о многом и важно для меня, – продолжала девушка. – Оказавшись здесь впервые, я ощутила в душе совсем иную связь. Она спрятана где-то глубоко во мне, в самых тёмных и не подвластных познанию глубинах моей души, словно, я уже бывала здесь раньше, когда-то давным-давно, может быть тысячелетия назад. И в этой прежней моей жизни Марс был чем-то очень значимым для меня… А у вас такого никогда не бывало?

Её глаза пытливо изучали моё лицо.

– Возможно иногда, во сне… – пожал я плечами. – Знаете, эти странные сны, в которых мы оказываемся в удивительно знакомых и в тоже время никогда не виденных в реальности местах? Эти картины всегда необычайно яркие и красочные. Но Марса в них ни разу не было… Хотя однажды, совсем давно, я видел во сне какую-то удивительно красивую планету. Там было жемчужно-розовое небо и огромный аметистовый океан. И я, словно, парил над ним, не ощущая собственного тела. Может быть, искал кого-то?.. Этот сон врезался в мою память, и я помню его до сих пор во всех подробностях, хотя с тех пор прошло уже, вероятно, несколько лет…

Я грустно усмехнулся, и прочитал во взгляде Светланы лёгкое волнение.

– Что-нибудь случилось? – осторожно спросил я.

– Нет. Всё в порядке, – принужденно улыбнулась она. – Просто ваш сон удивительно перекликается с одним моим видением… В нём тоже был огромный океан, над которым паришь, словно невесомая тень, и это ощущение, будто ищешь кого-то…

Светлана замолчала, снова отвернулась к окну, сложив на груди руки, и я заметил, как на её обнаженных плечах появилась «гусиная кожа».

– Что же привело вас на Марс? Работа? Или интерес к исследованиям? – сдавленным голосом спросила она.

– По правде сказать, к исследованиям я имею лишь косвенное отношение, – честно признался я, подходя к окну и останавливаясь сбоку от девушки. – Меня привела сюда моя работа. А, что привело вас ко мне в столь поздний час?

Светлана искоса посмотрела на меня. В её глазах сейчас отражались разноцветные всполохи голограммы висевшей за нашими спинами. Они скользили по её щекам к высокой шее и прятались в густых волосах, вспыхивая крохотными красными искорками.