Текст книги "Чаша Отравы (СИ)"

Автор книги: Сергей Дмитрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 54 страниц)

– А вы?

Я пристально смотрел на неё.

– Как к этому относитесь вы?.. Тоже считаете меня плохим человеком?

– Нет, нет! Что вы! – встрепенулась она, порывисто хватая меня за руку. – Ведь вы не плохой человек! Правда?.. Я вижу, что вы способны на большой значимый для всех поступок… И не ради себя!

Светлана взволнованно всматривалась в моё лицо, и её пальцы всё сильнее сжимали мою руку.

Взглянув в окно на сияющие морские дали, она сказала:

– Знаете, мир может быть уничтожен не одним плохим человеком, а молчанием тысячи хороших. Древние считали, что всё сущее и зримое это только отблески божественного огня, иллюзия – майя, результат вечной игры, в которой безличное божество тешит себя, не замечая бегущего сквозь тысячелетия времени. Но в этом иллюзорном мире есть нечто подлинное, имеющее божественную природу – это человеческая душа. И если безличный Бог есть гигантский огонь, то искры этого огня, разлетающиеся вокруг, есть человеческие души. Заброшенные в наш мир, они обречены скитаться из одной телесной оболочки к другой, подчиняясь закону кармы, и прекратить это мучительное и бесплодное скитание не помогут ни жертвоприношения, ни умерщвление плоти, ни аскеза, ни паломничества… Единственное, что способно привести к цели – это добрые дела! Ими душа очищается. Позднее масоны говорили, что каждому человеку нужно лишь раздуть в себе божественную искру, чтобы стать подобным Богу… Я вижу, что у вас чистая душа, которая разгорается, как эта «божественная искра». И я думаю, вы не дадите ей никогда погаснуть…

Она на минуту замолчала. Затем порывисто склонилась ко мне, заглядывая в глаза.

– Сид!

– Да?

– Я хочу вам сказать… хотела давно сказать… – казалось, она подбирает слова, стараясь найти нужное, то самое важное слово.

Её глаза блуждали по моему лицу. Наконец, она глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, пытаясь унять волнение, нахлынувшее на неё. Предложила:

– Давайте поднимемся наверх?

Мы вышли на верхнюю обзорную палубу. Сквозь узкие прорези в боковых стенах защитного стеклянного колпака, походившие на акульи жабры, был слышен плеск волн, а стремительные порывы ветра доносили сюда морскую прохладу и свежесть. Солёный запах волн наполнял ноздри бодрящей остротой. Сейчас экранолёт сбавил свою скорость, обходя с запада по большой дуге остров Кергелен.

Опершись о перила заградительного барьера, Светлана задумчиво смотрела на бескрайний водный простор, щурясь на солнце и подставляя разгорячённое лицо морскому ветру. А я стоял рядом и любовался её точеным профилем, чувствуя, как тёплая волна в который уже раз стремительно поднимается от сердца к горлу, сбивая моё дыхание.

– Смотрите!

Девушка порывисто коснулась моей руки, указывая в сторону, где в отдалении огромная стая дельфинов охотилась на косяки сардин, сбившихся на стыке холодного и тёплых течений.

– Правда, здорово? – спросила она, глядя на меня, искрящимися на солнце глазами.

– Да, удивительное зрелище, – задумчиво произнёс я, следя за юркими дельфиньими спинами.

– Знаешь, я всегда пойму тебя, чтобы ни случилось! – негромко, но твёрдо произнесла Светлана, неожиданно переходя на «ты». – И всегда буду рядом с тобой!

Я быстро повернулся к ней, ошарашенный услышанным, и тут же утонул в её бездонно-глубоких глазах, смотревших на меня с бесконечной любовью и преданностью. Сердце моё в один миг радостно подпрыгнуло к горлу и бешено забилось от охватившего меня волнения и счастья. Помедлив, я схватил её ладони и прижал их к своей груди, продолжая бездумно падать на дно темнеющего омута её расширившихся зрачков.

* * *

Когда экранолёт вошёл в обширную бухту на восточной оконечности острова, было уже далеко за полночь. В свете огней порта стена прибрежных гор, поросших пальмовым лесом, казалась застывшей морской волной, поднимавшейся от океана к ночному пронзительно чёрному небу. Яркие звёзды плавали над ней россыпями драгоценных жемчугов. Звёзды плавали и в воде, у нас под ногами, и голова кружилась от этого безграничного звёздного простора, словно, мы оказались на границе самой Вечности.

Мы вышли на одну из улиц прибрежного посёлка, которая тянулась от самой бухты, карабкаясь по склону куполообразного холма к высокому ночному небу, и медленно пошли рядом между уютных одноэтажных домиков. Нарочито неровные и шершавые плиты смальты, выстилавшие улицу, отражали рассеянное, немного призрачное бело-розовое и голубовато-фиолетовое свечение, царившее вокруг. Оно исходило от крон невысоких деревьев, рассаженных в длинные аллеи вдоль улицы, и казалось, что ты попал в какую-то сказочную страну, а листья вот-вот начнут издавать едва слышимый перезвон, наполняя этот светящийся туман прекрасной сказочной мелодией.

Биотехнологии дано уже позволяли создавать новые гены для подобных растений, соединив их с генами морских обитателей, способных синтезировать люциферазу^[43]. Большинство земных городов и посёлков в ночное время было освещено подобным образом. Это позволяло экономить производимую на планете энергию и давало ощущение близости первозданной природы.

Осенняя ночь, тёплая, безлунная и безветренная, дышала умиротворяющим покоем, наполненная звуками близкого океана. Я часто поглядывал на шедшую рядом Светлану, освещённую розоватым свечением деревьев, и её лицо казалось мне сейчас самым прекрасным на свете.

Не удержавшись, я осторожно притянул её к себе.

– Люблю тебя! Навсегда! Навечно!

– Я тебя тоже!

Она остановилась, положила ладони мне на грудь. С лёгкой грустью в голосе сказала:

– Но дело в том, что признание в любви это только начало… А что будет потом, Сид?

– А что потом? – не понял я.

– Потом два человека могут не сдержать эти три слова, – пояснила она и вкрадчиво спросила: – Что ты думаешь о нашей дальнейшей судьбе?.. Что ты думаешь обо мне?

– Мне думалось, что вы, женщины, обладаете удивительной способностью перевоплощаться. Может быть, так вы спасаете себя от трудностей, которые преподносит нам всё более усложняющаяся жизнь?.. Там, на Марсе или в Антарктиде, в работе, ты была одна, а сейчас – совсем другая. Такова и твоя подруга, Эйго. Это одновременно и восхитительно и немного пугает… Вы обе изменчивы, как этот океан!

Я кивнул назад, откуда доносился шум далёкого прибоя. Светлана остановилась, в упор, глядя на меня. Потом глаза её смягчились, и в свете деревьев я увидел в них нежную насмешку.

– Милый, Сид! У тебя не должно возникать сомнений, если ты готов принять женщину такой, какой она тебе предстала – созданной жизнью и ею самой. Неужели ты ожидаешь увидеть существо, которое по специальному заказу тебе представил сам бог?.. А что если быть вместе со мной тебе окажется не по силам?

– Пугаешь меня? Да? – полушутливо спросил я.

– А ты напугался?

Она внимательно изучала моё лицо. Спросила:

– Почему ты хочешь быть со мной?

– Потому что моё сердце льнёт к тебе, как река к берегу. Потому что мне от тебя не сбежать!

– А ты хотел бы сбежать?

– Никуда я не сбегу! Попробуй, увидишь.

– Попробуй? – прищурилась она. – Сид! Отношения это не эксперимент! Если ты в них вступил, то должен стремиться сохранить их навсегда. Ты на это готов?

– Готов! Теперь я хочу от жизни того же, что и раньше, но только с тобой. Мне кажется, что ты удивительная девушка, каких я не встречал до этого! Я хочу путешествовать по миру, но чтобы в моей руке была твоя рука! Я хочу лететь к звёздам, но чтобы рядом со мной была ты! Я хочу засыпать и просыпаться, видя только твоё лицо! Я хочу слышать в шуме ветра или плеске морских волн твой голос! Ведь время никого не ждёт. Оно пролетает мимо, оставляя нас позади. И пока я не остался далеко позади, я хочу провести моё время с тобой… В своём сердце я давно уже вместе с тобой… Я люблю тебя!

Она, молча, слушала меня, опустив глаза. А я чувствовал, как тёплая удушливая волна снова накатывает откуда-то из центра груди и мешает мне говорить.

– Такая длинная речь. По крайней мере, поаплодируй!.. Ну что ты молчишь?

Я всматривался в её светящиеся сапфировые глаза.

– Ладно. С нетерпением буду ждать нашей свадьбы, – пожав плечами, шутливо произнесла она, вспомнив старинное слово.

– Ты так легко согласилась? – насмешливо спросил я.

– Я и так очень долго тебя ждала. Разве нет?

Интонация её голоса заставила замереть моё сердце. Она дразняще смотрела мне в глаза.

Охрипшим голосом я спросил:

– А ты готова принять мою судьбу, какой бы трудной она не оказалась в дальнейшем?

– Если мы любим кого-то, то должны оценивать поступки любимого, думая, прежде всего, об их ценности для него, а не для себя, – твёрдо произнесла она. – Иначе это будет обычный эгоизм, а не любовь… Я буду с тобой всегда и везде, до самой смерти!

Она зажмурилась от счастья и порывисто обняла меня за шею, приподнимаясь на мысках и прижимаясь щекой к моей щеке.

– Люблю тебя!

Будоражащий запах её кожи заставил в сладостной истоме замереть моё сердце. Мне казалось, что я сливаюсь с ней в одно целое, что она становится неразрывной частью меня самого. Сейчас я чувствовал каждый её вздох, каждый порыв её тела и души. В следующее мгновение наши губы слились. Длинные ресницы её закрыли затуманившиеся глаза. Больше ни о чём не думая я покорно поддался этому страстному порыву, прижимая всё крепче к себе её горячее тело…

Мы очнулись лишь, когда где-то в отдалении разнесся лёгкий шелест проезжающего мимо магнитного поезда. Сквозь ветви деревьев замелькали в ночи жёлтые овалы светящихся окон.

– Света…

– Тшш!.. Не говори ничего… Не нужно ничего говорить! – прошептала она, и её тёплые пальцы прикрыли мои губы.

Она взяла меня под руку и слегка прижалась к моему плечу, стараясь соразмерить свою танцующую походку с моими шагами.

– Наверное, мне стоит поблагодарить судьбу, за то, что мы встретились с тобой? – возбуждённо сказала она.

– Ты веришь в судьбу?

Я посмотрел на неё сверху вниз и улыбнулся.

– Не смейся!

Она легонько стукнула меня кулачком в грудь, продолжая сиять своими удивительными глазами. Подняла разгорячённое лицо навстречу налетевшему ночному ветру.

– Знаешь, здесь на острове учиться дочь моей сестры, Яшоды… В школе первого цикла.

– Яшода?

Я слегка удивлённо посмотрел на неё, замедляя шаг. Светлана поняла мой взгляд, снова взяла меня под руку. Пояснила:

– Да. У нас один отец, но разные матери.

– Понятно. А твоя племянница… Сколько ей лет?

– Таманна, – подсказала Светлана. – Ей только четыре.

– Красивое имя для девочки! – одобрил я. – «Желанная мечта», кажется?

– Да. Я не виделась с ней уже несколько месяцев, – с лёгкой грустью произнесла Светлана. – Её мать сейчас находится с научной экспедицией далеко отсюда, на Титане. Она экзобиолог, как и наша Эйго. Там, вблизи Сатурна, для неё много нового и интересного.

– Понимаю. А её отец?

– Каран Анант, – подсказала Светлана. – О! Он большой учёный! Работает при Объединённой Звездопроходческой Академии. Когда-то давно на Земле существовала международная научная программа по поиску внеземного разума. Ты знаешь что-нибудь об этом?

– Знаю. Тогда была построена целая сеть мощных радиотелескопов по всей планете. С помощью неё учёные прослушивали окружающий нас космос в надежде уловить передачи от наших братьев по разуму. Сейчас у нас тоже есть несколько подобных установок, находящихся на Семи вершинах… Так он имеет к этому отношение?

Я с интересом посмотрел на девушку.

– И самое непосредственное, – утвердительно кивнула она. – Ты знаешь, интерес к исследованиям подобного рода возродился именно после открытия программы «Тени Предков», и мне приятно, что и я имею к этому некоторое отношение… пускай даже совсем небольшое.

Светлана показала пальцами, какое именно отношение она имеет и беспечно улыбнулась.

– Ведь это как иметь сопричастность к Вселенной, а Вселенная – это вечность! Значит, я сопричастна к Вечности!

Она раскинула в стороны руки, словно, собираясь охватить звёздное небо над нами, и рассмеялась.

– Правда, с тех пор учёные, «слушающие» космос, мало чего достигли. Но Каран Анант не унывает и не теряет надежду. Я знаю, что он уже много лет проводит опыты на КОРАСС^[44] с приёмом изображений на разных частотах, – сообщила она и неожиданно остановилась. Повернулась ко мне, заглядывая мне в глаза.

– Как ты посмотришь на то, чтобы навестить девочку? Ты против не будешь?

– Нет, конечно! Я буду только рад познакомиться с твоими родственниками!

Я обнял её за плечи.

– Перестань! Это не знакомство. Обычная встреча, – шутливо отмахнулась она, ещё больше сияя глазами.

– Ладно, я не возражаю, – в тон ей ответил я. Предложил: – Наверное, нам стоит подобрать на ночь жильё? Как ты думаешь?

– Да, давай. Я немного устала от долгой дороги, – призналась Светлана.

Мы остановились около одного из информационных терминалов и выбрали себе свободный коттедж, расположенный на этой же улице. Здесь было всё необходимое для ночлега: уютная гостиная, выходившая широкими окнами к морю, небольшая столовая и спальня, манившая нас широким надувным диваном. Прозрачные лёгкие шторы убаюкивающее колыхались на окнах в порывах ночного ветерка.

– Дом! Милый дом! – с наслаждением пропела Светлана, и радостно посмотрела на меня.

* * *

Наутро мы взяли на ближайшей транспортной станции магнитор и отправились вглубь острова туда, где на берегах озера Алаутра располагалось несколько воспитательных школ различных уровней, в том числе и воспитательная школа первого цикла, где училась племянница моей возлюбленной.

Светлана, бывавшая в этих местах не раз, села за управление магнитором, и мне оставалось лишь любоваться красотами здешней природы.

Миновав полосу лагун и болот, простиравшуюся по восточной равнине параллельно берегу, мы ворвались в царство обширных тропических лесов, покрывавших всю внутреннюю часть равнины, вплоть до двух уступов, поднимавшихся к высокогорному плато Анджафи.

Высокоствольные кипарисы скрывали в своей тени густой подлесок, в котором перемешались веера из широких листьев равеналы, закрученные в спирали, усаженные острыми шипами узкие листья пандануса, прятавшие в себе странные шишкообразные плоды, и заросли мимозы. Любопытные лемуры сновали среди ветвей, сопровождая нас всю дорогу, пока мы, наконец, не поднялись на центральное нагорье, и красные почвы низкотравной саванны не сменили влажные тропические заросли восточного побережья.

Странный ландшафт поражал воображение. Высившиеся повсюду массивные серые колоны баобабов, покрытые плоскими треугольными шапками из корявых ветвей, чередовались с залитыми туманом лощинами. За ними стояли изъеденные дождём и ветром гряды скал, поросшие колючим кустарником, алоэ и кактусами. На смену им приходили изрезанные дельтами рек долины, разбавленные редколесьем из пальм-гифена и рафий, поднимавших к высокому небу связки длинных и широких листьев, напоминавших павлиньи хвосты. Здесь во множестве паслись стада зебр и антилоп, бродили неторопливые жирафы. Все они уже давно были завезённы на остров из соседней Африки.

Умиротворение и покой веяли над такими равнинами, как влажный ветер с гор.

После двух часов дороги, мы, наконец, добрались до нужного места. Задумчивые, словно, подрумяненные солнцем, пологие хребты горного кряжа изгибали свои спины, открывая проход в синие дали невидимого горизонта. Они отражались в недвижимом зеркале огромного озера, как и высокое дымчатое небо, как и раскидистые деревья, и высокие травы, устилавшие берега этого озера. Казалось, что окружающий пейзаж растворяется в бесконечности, стирая грань между земным и небесным, между реальным и нереальностью. Испластанные протяжёнными слоями различных геологических эпох, волны гор опоясывали озеро и равнину со всех сторон, усиливая это впечатление величественного безвременья.

И тем разительнее на этом фоне выглядел обширный учебно-воспитательный комплекс, лёгкие полукруглые здания которого терялись в бесконечной зелени садов и тенистых парков, окружавших озеро с юга и востока. Учебные корпуса с широким застеклением, перемежались множеством спортивных и игровых площадок, бассейнов, чередовавшихся с уютными беседками и небольшими, открытыми солнцу и ветру, павильонами для художественных спектаклей, занятий творчеством, пения и танцев.

– Красивое место, – сказал я, выходя из магнитора и осматриваясь кругом. – Наши школы всегда устраивают в особо красивых местах планеты. Тонкое общение с природой учит детей острому её восприятию… Это здорово!

Я вдохнул полной грудью терпкого воздуха, напоённого незнакомыми запахами.

– Через год Таманна перейдёт во второй цикл. Их новая школа будет располагаться далеко отсюда – на Байкале, – задумчиво произнесла Светлана, останавливаясь рядом со мной.

– В этом есть определённый смысл: психика ребёнка жадна до новых впечатлений. Однообразие утомляет её… Ты как будто этому не рада?

Я посмотрел на неё. Она улыбнулась.

– Нет, отчего же? Просто дети так быстро растут и становятся взрослыми! Хотя у нас и затянувшееся детство, причиной которому намного более долгая жизнь, не такая короткая, как у наших предков. Мне немного грустно от того, что после свободы и беспечности первого цикла для Таманны наступит пора строгой ответственности за свои поступки. Детство останется в воспоминаниях и на смену ему придёт по-настоящему взрослая жизнь. А это всегда так тяжело – расставаться с беззаботным детством!

Она посмотрела на меня и лицо её стало трогательно беспомощным. Я ободряюще обнял её за плечи.

– Ничего, детство всегда остаётся в наших душах. Главное не давать своей душе зачерстветь!

Большие двухэтажные дома, раскрашенные в самые разные цвета, с широкими застеклёнными фасадами и плоскими покатыми крышами отступали в тень пальм и кипарисов, уступая место площадкам для игр и гимнастики, клумбам с цветами, домикам и вольерам для домашних животных и птиц. Мы шли по аллеям обширного парка, в глубине которого журчали ручейки и сверкали на солнце маленькие озерца, в которых плескались и резвились золотистые спины рыб. В листве деревьев то там, то тут мелькали пёстрые юркие птахи, радостно щебеча и чирикая, беззаботно радуясь солнцу и теплу.

То тут, то там нам попадались группы детей, занятых играми, вознёй в песке или с животными. Кругом стоял радостный гомон и крики, сменявшиеся громким смехом, а то и чьим-нибудь плачем.

Жизнь школы первого цикла кипела самыми разнообразными страстями и переживаниями.

Каждую из детских групп обязательно сопровождали двое наставников-воспитателей – мужчина и женщина. Они не вмешивались в детские игры, а стояли поодаль, но бдительно следили за маленькими непоседами, всегда готовые прийти им на помощь в разрешении особо горячих споров или конфликтов, или просто, чтобы ответить на возникшие вопросы детей. А вопросов таких было море. В этом я смог убедиться, едва мы приблизились к одной из групп детишек, игравших неподалёку. Увидев незнакомых взрослых, дети обступили нас со всех сторон, наперебой тараторя:

– А почему сверчок? Он сверкает?

– Солнце садится в воду, а почему оно не зашипело? Ведь оно горячее.

– А куда прячется ночь по утрам?

– А кто качает деревья?

– А как небо получилось?

– Кто делает кузнечиков?

– Кто сделал дырки в носу?

– Почему ручей? Надо бы журчей. Ведь он не ручит, а журчит.

Одна девочка лет трёх похвастала, указывая на стоявшего рядом мальчика:

– А у Дева в коробке пчела!

– Зачем же тебе пчела? – удивилась Светлана, присаживаясь рядышком на корточки. – Не нужно её мучить. Выпусти её.

– Как же! Выпусти! Я её буду доить, и она будет мне мёд давать! – деловито сообщил мальчик.

Я заметил, как к нам подбежало ещё несколько детей, совсем маленьких, лет двух.

– Это всехный дядя? – спросил один из них.

– Всехный, всехный! Подходи, не бойся! – успокоили его остальные.

– Дядя, дядя! – потянула меня за рукав кроха. – А там из большого кролика высыпались вот такие малюсенькие. Иди скорее, а то они влезут обратно, и ты их никогда не увидишь!

Гомон вокруг нас нарастал с каждой минутой. К счастью, нам на выручку пришла одна из воспитательниц – женщина лет сорока, высокая и русоволосая, с искристыми глазами на добром, вдумчивом лице. Она мягко призвала детей к порядку.

– Дети, дети! Разве можно так приставать к незнакомым взрослым? Что они подумают о вас? Давайте-ка, возвращайтесь к своим игрушкам! А дядя с тётей хотели о чём-то поговорить со мной. Ведь так?

Она взглянула на нас со Светланой, выражая всем своим видом готовность помочь нам.

– Да, нам нужно о многом расспросить вас, – согласно закивал я головой, подыгрывая ей.

Дети неохотно стали расходиться, не переставая галдеть и громко обсуждать наше появление здесь.

– Они не замучили вас своими расспросами? – спросила воспитательница, проводив детей взглядом и снова поворачиваясь к нам.

– Я Хема! – представилась она.

– Очень приятно, – кивнул я, отвечая на её приветствие. – Я Сид. А это Светлана.

– Мы-то что! – улыбнулась та. – А вот вам каково приходится! Ведь вы с ними каждый день! Не устаёте от всех их вопросов? Не появляется желания бросить всё и побыть в тишине наедине с самим собой?

– Или отмахнуться от этих докучливых искателей истины? – добавил я.

– Что вы?! – воскликнула воспитательница. – Ни в коем случае нельзя отмахиваться от «докучливых» вопросов ребёнка! Так мы совершим непоправимо жестокое дело – насильно задержим его умственный рост и затормозим его духовное развитие.

– Да, пожалуй, вы правы, – согласился я с ней.

– Конечно, она права! – поддержала воспитательницу Светлана. – Чего бы стоило наше уважение к ребёнку, если бы мы ради личных удобств лишили его необходимой умственной пищи? К любому ребёнку нужно относиться, как к маленькому человеку, как к состоявшейся личности.

Она с лёгкой укоризной посмотрела на меня.

– Ваша подруга правильно говорит, – согласилась Хема. – Вот тот мальчик, – воспитательница указала на мальчугана в коричневых шортах и жёлтой майке, который до этого собирался доить пчелу. – Ему пять, и он мне сказал однажды: «Не будешь мне отвечать, я буду глупый. А если ты не будешь отказываться мне объяснять, тогда я буду всё умнее и умнее». Представляете? А другая девочка, Лила, свои требования к познанию выразила лаконически так: «Я почемучка, а ты потомучка!».

– Но ведь бывают дети, которые задают такие вопросы, на которые сходу не всегда ответит каждый взрослый! – воскликнул я, вспоминая собственное детство.

– Вы правы, – кивнула в ответ воспитательница. – Хотя каждый, из работающих здесь, обладает достаточным багажом знаний, всегда бывают случаи, когда и нам не хватает сведений. Вопросы ребят всегда самые универсальные. К тому же суждения и помыслы современных детей давно уже немыслимы без отражения общественных условий их жизни, наполненой всевозможной техникой. Даже слушая старинные сказки, они умудряются внедрить в них современную технику. Представляете, когда я рассказывала детям своей группы о древних богатырях, которых созвал на совет их предводитель, один пятилетний мальчик спросил у меня: «По визиофону?». А иногда в их речи проскальзывает удивительное знание хозяйственной структуры нашего общества, хотя всё это дети только младшего возрастного уровня. Слушая сказку о заколдованном царстве, где все жители уснули и не просыпались сто лет, одна девочка вдруг воскликнула: «Ну и пылища же там была! Сто лет не вытирали и не чистили!». Вот так вот.

Хема рассмеялась и заботливо посмотрела на игравших поодаль малышей.

– Да, чтобы суметь ответить на все их вопросы, нужно быть не только энциклопедистом, но и немножечко философом, – заметила она. – Самое главное – всегда иметь смелость ответить ребёнку: «Не знаю. Подожди, узнаю, расскажу». Ни в коем случае нельзя врать, чтобы избавиться от такого вот почемучки. Ведь слово взрослого для ребёнка – авторитет. Значит, нельзя отмахиваться от малышей авторитетной глупостью. Поверьте мне, они не глупее нас с вами. Их ум ещё не засорен, он жаден к знанию.

– Получается, здесь дети как бы подталкивают вас, взрослых, к постоянному познанию окружающего мира? – сказал я. – К поиску ответов на все эти «почему», к желанию получить исчерпывающие ответы на все вопросы?

– Что ж, пожалуй, вы правы, – поразмыслив, согласилась воспитательница. – Главное не перегружать детский мозг своей тяжеловесной эрудицией. Ведь толково ответить на вопрос ребенка это большое искусство. Оно требует осторожности. Я всегда строго дозирую свои ответы на детские вопросы. Почему? Потому что дети не требуют от нас, чтобы мы раскрывали перед ними всю истину – всю до конца, во всей её сложности и глубине. Своими расспросами они не всегда стараются добиться настоящей, доподлинной причины того или иного явления, объяснение которого можно дать только в научной форме, недоступной ребенку. Им понятны главным образом поверхностные, внешние связи между явлениями природы. И ребёнок может удовлетвориться простой аналогией или примером.

– Это верно, – согласилась с ней Светлана. Попросила: – Вы нам не покажите, где можно отыскать группу четыреста шестнадцать? Там учится моя племянница.

– С удовольствием. Пойдёмте, я вас провожу, – предложила Хема.

Мы, не спеша, последовали за ней вглубь парка.

– К тому же детям совершенно не понятны наши взрослые аллегории и метафоры, – продолжала рассказывать по дороге Хема. – Мы с вами мыслим словесными формулами, а они – вещами, предметами вещественного мира. Их мысль поначалу всегда связана только с конкретными образами. И в этом ещё одна сложность общения с детьми на их языке, если мы хотим быть ими понятыми. Меня всегда восхищает упорное стремление детского разума внести хотя бы иллюзорный порядок в разрозненные знания о мире. Совсем скоро, годам к семи, этот умственный хаос в их головах будет успешно преодолён. Но какая гигантская работа будет проделана их мозгом для этого!

Она восхищённо посмотрела на нас, искренне гордясь своими воспитанниками.

– Да, этому можно только дивиться, – потвердила Светлана. – За такой маленький срок ребёнок овладевает таким несметным богатством разнообразных познаний, что невольно чувствуешь ещё большее уважение к этим маленьким человечкам, пытливо изучающим окружающий мир.

Она посмотрела на меня и крепко прижалась к моему плечу.

– У вас так много животных, – заметил я. – Это здорово! Помню своё детство. Для меня общение и забота о братьях наших меньших были самыми яркими впечатлениями в те годы.

– И для меня! – обрадовано воскликнула Светлана, сильнее обнимая мою руку.

– Да, – кивнула Хема, не торопливо, следуя за нами. – Забота о животных одна из главных составляющих процесса воспитания малышей. Она даёт ребёнку возможность сливаться своим личным «Я» с личностью животного, с которым он общается, о котором он заботится. То же самое происходит и когда ребёнок слушает сказки, где личность сказочного героя очень важна для малыша, даже если это придуманный персонаж, которого не встретишь в обычной жизни.

Все дети в возрасте от двух до пяти лет жаждут верить и верят в то, что жизнь создана только для радости, для беспредельного счастья. Поверьте мне, просто невозможно, чтобы та гигантская работа, которую проделывает ребёнок по овладению духовным наследием взрослых, осуществлялась без его полной и непоколебимой удовлетворённости окружающим миром. Эта вера ребёнка в незыблемость счастья и радости, наполняющих его жизнь – одно из важнейших условий его нормального психического роста. И мы просто не можем подорвать эту его веру, мы обязаны поддерживать её всеми силами.

– А ведь для нас, взрослых устоявшейся нормой нашего бытия является его неоднозначность, – заметил я. – Но мы всегда стремимся изменить эту норму. Стремимся к тому же, к чему стремятся все дети – к непременному воцарению безбрежного счастья всегда и везде. На этом построено всё наше общество. Получается, что в каждом из нас продолжает жить всё тот же ребёнок?

– А разве это плохо? – улыбнулась Хема, и в уголках её глаз собрались тонкие морщинки. – Нам всем следует брать пример с наших детей, которые могут вести эту непримиримую борьбу за счастье даже в самые тяжёлые периоды своей жизни. Ведь торжество лицемерия и злобы над смелым и благородным героем тех же сказок просто невыносимо для маленького сердца. Как оно невыносимо и для нас, ставших взрослыми, в реальной жизни. Вот почему сказка – ещё одно неизменное оружие в борьбе за детские сердца. Там, в волшебных сказках главные герои неизменно бесстрашны, самоотверженны и благородны. Они активны, как и сами дети, и всегда, ради победы добра, борются со злыми и тёмными силами жизни. Это ли не достойный пример для подражания, соприкасаясь с которым ребёнок ощущает себя таким же участником борьбы за добро?

– Бесспорно, – согласился с ней я. – Это действительно замечательно здорово! Но ведь не только сопричастность добрым делам важна для формирования души ребёнка.

– Разумеется. Когда ребёнок видит вытеснение добра из мира злыми силами, он испытывает мучения, даже если такое вытеснение происходит лишь на мгновение. И эти мучения не менее ценны для него. Некоторые дети в такие моменты даже закрывают глаза или уши, чтобы хотя бы так обеспечить себе душевный покой. Эти мучения лишь усиливают желание детей бороться за торжество добра, и это желание откладывается в них на подсознательном уровне. Позднее, уже во взрослой жизни, оно переходит в осознанные поступки и устремления. Вот почему так важно научить ребёнка чувствовать боль и душевные переживания других, как свои собственные. В дальнейшем эта способность в них разовьётся в готовность к сопереживанию, к эмпатии.

– С этим не поспоришь, – согласился я. – А ведь дети младшего возраста не такие уж добрые. Я хорошо помню своё детство.

– Я тоже в маленьком возрасте близко к сердцу принимала судьбу своих любимых героев, – призналась Светлана. – Я горевала и плакала, когда им приходилось плохо. А когда они одерживали победу и были счастливы, я тоже чувствовала горячую радость и была безмерно счастлива.

Она бросила на меня взволнованный взгляд, и я почувствовал, как по её телу прошла нервная дрожь.

– А кто у вас был самым любимым? – поинтересовалась воспитательница.

– Девочка, спасшая своего брата от злой и холодной волшебницы, – охотно ответила Светлана. – Я всегда отождествляла себя с ней и хотела быть похожей на неё.

– А я любил сказки о богатырях, – признался я, почему-то испытывая лёгкую неловкость, словно, меня мог кто-то осудить за это. – Их удаль и сила всегда восхищали меня. Я чувствовал себя борцом за правду и страстно желал, чтобы эта борьба завершилась победой над коварными и злобными врагами.

– В этом и проявляется великое гуманизирующее значение сказки, – сказала Хема. – Всякую, даже временную неудачу героя ребёнок всегда переживает как свою, и таким образом сказка приучает его принимать к сердцу чужие печали и радости. Жажда радостного исхода всех человеческих дел и поступков проявляется у детей с собенной силой именно во время слушанья сказок. Они укрепляют понимание ребёнка о том, что счастье это норма бытия.