Текст книги "Чужаки"

Автор книги: Никита Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 44 страниц)

Глава пятидесятая

После декрета Советской власти о Конфискации промышленных предприятий англичане уехали с завода.

Прощаясь с Рихтером, Петчер заметно волновался:

– Завод, господин Рихтер, я поручаю вам. Знайте, что декрет о конфискации – это не что иное, как миф. Большевики продержатся у власти недолго. Сейчас среди русских я не вижу ни одного серьезного специалиста, который мог бы управлять заводом. Ясно, что фактическим хозяином предприятия пока будете вы. Кстати, могу вас порадовать, – недвусмысленно улыбаясь, продолжал Петчер, – на днях здесь инкогнито был Темплер. Он советует мне укрыться на время в Сибири. Все говорит за то, что, если большевики не откажутся от власти сами. Сибирь дохнет на них могилой. Дядя сообщает, что он тоже готовится ехать в Сибирь. Русские, конечно, догадываются, что Уркварт по пустякам в Сибирь не приедет. – Петчер зловеще рассмеялся. – Нет. Вы не знаете Темплера. Это исключительный, необыкновенно дальновидный человек. Еще несколько лет назад он говорил мне, что придет и такое время, когда мы заставим русских убивать друг друга. Сейчас это время пришло.

– Я хотел бы знать, сколько придется ждать вашего возвращения? – покорно спросил Рихтер.

– Полагаю, совсем недолго. Темплер уверяет, что соответствующие воинские части подготовлены и должны высадиться во Владивостоке. Японцы уже там…

Рихтер недолюбливал Петчера. Однако не заводить же ему дружбу с большевиками. Со своими они могут поступить, как хотят, это их дело, но конфисковать предприятия подданных иностранных государств – это уже слишком.

Рихтер разделял мнение Петчера. Такие долго у власти не продержатся. Значит, нужно выполнять все, что сказал управляющий.

И он выполнял его распоряжения, стараясь сохранить оборудование и материалы, не проявляя никакой заботы о продукции.

Будучи человеком осторожным, Рихтер решил завести себе как можно больше друзей в среде русских. Когда все станет на место, эти люди будут ему нужны не меньше, чем Петчер. В его квартире проживали сейчас Хальников и Якушев. Он укрыл их до поры до времени. Было бы неправильно, – думал Рихтер, – отказать им в помощи в течение одного или двух месяцев, чтобы потерять возможность потом годами пользоваться их услугами. Он держал также крепкую связь с местными купцами и попом, а через него познакомился с председателем совдепа соседнего села Абросимом. Это, казалось ему, был удивительный человек. Он ненавидел Советскую власть, но служил ей и даже старался ладить с большевиками.

Над силовой станцией в установленное время по-прежнему гудели гудки, но работа шла из рук вон плохо. То и дело возникали митинги, собрания, диспуты. Казалось, что, изголодавшись по свободному слову, люди могли без конца говорить и слушать один другого.

На заводе усиливалась разруха, не хватало продуктов. Но это давало только дополнительную пищу для споров. Вот, например, какую резолюцию приняли на последнем собрании:

«Учитывая окончательную победу пролетарской революции, собрание полностью убеждено в скором наступлении порядка, таящегося в недрах пролетарского самосознания. Что касается продовольствия, принять к сведению существующие затруднения».

Приняв такую, ни к чему не обязывающую резолюцию, собрание перешло к другим вопросам. Слушало доклады о текущем моменте, о вреде религии и о том, как устроена вселенная. По всем этим вопросам происходили длинные споры и принимались не менее длинные резолюции.

Возвращаясь с такого собрания, Феклистов ворчал:

– Точь-в-точь как выздоравливающий после тяжелой болезни – радуется, смеется, не думает, что малейшая невзгода может снова свалить его с ног. «Почему луна не дает тепла?», «Есть ли на Марсе люди?» Настоящие дети. По думали бы лучше, где взять медикаменты. Простыни тоже все износились. – Феклистов обратил внимание на подъехавшую к больнице телегу. «Еще больной, а класть некуда», – подумал он.

Доктор узнал Карпову и спросил:

– Кто у вас болен? Марья схватила его за руку.

– Алексей. Алеша наш… Помните его, доктор?.. Но Феклистов уже заторопился к телеге. Больной был в тяжелом состоянии, и Андрей Иванович распорядился, чтобы его скорей несли в больницу. К удивлению служащих, он накричал на фельдшера, напомнившего ему, что в больнице нет ни одного свободного места.

– Как это нет? Больница здесь или игорный дом? Положить пока в моем кабинете. Я здоров, слава богу, и могу обойтись, без кабинета.

– Оно конечно, – согласился фельдшер. – Дезинфекцию только потом сделать придется. Вон как высыпало…

Алеша метался, бредил, не узнавал окружающих, не понимал, где он, и то рвался домой, то на фронт, к товарищам. Приходилось применять силу, чтоб удержать его на кровати.

Наконец кризис прошел, и Алеша стал постепенно поправляться.

Как-то под вечер в палату зашел Феклистов и, наклонившись к самому уху Алеши, сообщил:

– Власть-то Советскую свергли…

– Где свергли, здесь, на заводе? – цепляясь за это, как за спасительную надежду, спросил Алеша.

– Нет. В Самаре, в Челябинске, в Сибири и в других местах.

– Это ненадолго, – сказал Алеша, – Возьмем опять!

Доктор подолгу сидел возле его кровати, с удивлением слушая рассказы Алеши о том, что пережил он за последние пять лет.

– Да ты богатырь настоящий, – взволнованно говорил Андрей Иванович. – Вот она, жизнь-то. А мы что? Сидели, помалкивали. Ничего не видели, ничего не слышали… – И он сам приносил для больного бульон, сам подавал ему лекарство.

Однажды к больнице на паре взмыленных жеребцов подкатил Абросим. Справившись, лежит ли здесь Алексей Карпов, Абросим подошел к Феклистову.

– Доброго здоровья, Андрей Иванович, – приветствовал он доктора как старого знакомого. – Мне хотелось бы узнать о состоянии здоровья Карпова Алексея. Мать просила заехать. Тревожится…

– Ему сейчас лучше. Ходит. Но пока еще очень слаб.

– Так, так, – сочувственно проговорил Абросим. – Давно мучается парень. Но теперь, надо полагать, скоро поправится?

– Да, если все будет благополучно, недели через две мы его выпишем.

– А раньше? – с какой-то непонятной тревогой спросил Абросим. – Раньше не выпишите?

– Ни в коем случае.

Удовлетворенный ответом, Абросим прямо из больницы поехал к Рихтеру. Там он застал Якушева и Хальникова.

– Ну, ну? – брезгливо протягивая руку, спросил Якушев. – Видел ли есаула?

– Видел, видел, – расплываясь в улыбке, ответил Абросим. – Разговаривал с ним лично. Просил передать вам привет. Спрашивал о здоровье.

– Так, так. Когда же обещался к нам пожаловать?

– Вначале было отказался. Мне, говорит, некогда мелочью заниматься. А потом спросил, сколько человек мы сможем подготовить. Я обещал сто человек. Он согласился. Но сказал, что прибудет к господину Рихтеру, и то на два дня.

Якушев крякнул и недовольно покосился на немца. – Будет здесь, договоримся. Согласится есаулишка. Рихтер вопросительно посмотрел на Абросима:

– Сто человек? Но где же их взять? У нас на заводе столько коммунистов сейчас не найдется.

– Эге, батенька, – вмешался в разговор молчавший до сих пор Хальников. – Больше найдешь. Разве только одних коммунистов надо? А кто им сочувствовал, их куда? А красногвардейцы?

– Убежали они или попрятались, – вздохнув, с сожалением сообщил Рихтер, но после некоторого раздумья весело стукнул ладонью по столу. – Есть выход! Нужно написать объявление. Обещать, что им все будет прощено. Есаул явится только через десять дней. До тех пор мы их всех выманим.

– Хитро придумано, хитро! – весело засмеялся Якушев. – Выйдет, понимаете.

Некоторые бойцы, не успевшие отступить с Красной гвардией, и рабочие, стоявшие на стороне Советской власти, действительно поверили обращению Рихтера, перестали прятаться и один за другим явились на работу.

Андрей Иванович сообщил Алеше все новости; рассказал ему, как хорошо обошлась администрация с бывшими красногвардейцами и сочувствующими.

– Да, между прочим, – вспомнил он, – я не говорил тебе, что заезжал Абросим и очень беспокоился о твоем здоровье, говорит, твоя мать его прислала.

– О матери это он врет, – угрюмо сказал Алеша.

– Что же ему нужно?

– Не знаю. Наверняка, какую-нибудь подлость затевает. А вот скажите мне, Андрей Иванович, вы воззванию этому верите?

– Даже не знаю, что сказать. Рихтеру верить трудно…

– Я считаю, что мне больше оставаться здесь нельзя.

– Что же ты думаешь делать? – с тревогой спросил Феклистов. – Слаб ты еще очень.

Алексей ответил так, словно ему было совестно перед доктором:

– Что же я должен делать? Конечно, пробираться туда, где положено сейчас быть каждому честному человеку.

– Да… Но перейти у тебя не хватит сил. Я тебя и не выпишу раньше, чем через неделю…

Алексей с благодарностью посмотрел на доктора и, протягивая руку, сказал:

– Большое вам спасибо, доктор. Не совсем я выздоровел. Это верно. Но ходить могу. Уйду пока в лес, поживу там с недельку, окрепну и двинусь.

Феклистов вздохнул. Он полностью разделял опасения Алеши.

– Сегодня ночью перейдешь ко мне. Думаю, что в мой дом они не придут.

Обсуждая этот вопрос, доктор и Алеша не знали, что уйти с завода было уже невозможно.

Глава пятьдесят первая

Вечером на квартире Рихтера собрались: купец Баранов, священник Авдей и еще прикативший днем кулак Абросим. Сошлись, чтобы подготовить расправу с большевиками и людьми, которые шли с ними.

Усадив гостей за стол, Рихтер предложил приступить к составлению списка красных.

Первый вопрос хозяину задал поп Авдей:

– Будем ли включать в списки тех, кто хулил православную веру?

– Я полагаю, что нужно обязательно включить, – твердо ответил Рихтер. – Противники православной веры (сам он был протестант) – самые злобные враги доброго русского порядка. Пришло наше время, и мы должны уничтожить этих крамольников начистую.

И он со злорадством назвал несколько фамилий красногвардейцев, которые пришли на работу после его провокационного объявления.

Священник разгладил пушистую бороду и тоже назвал до десятка фамилий.

– Богохулители! Клятвопреступники!.. – со злобой говорил Авдей. – Христос простит тем, кто уничтожит семя фараоново…

Фамилии подлежащих аресту стал называть Баранов. Он свирепо двигал челюстями и после каждой фамилии прижимал ноготь к столу.

– Раздавить! Раздавить негодяев!.. Кооператив захотели?! Государственную торговлю?.. Тестя моего арестовали!

Наибольшее количество фамилий назвал Рихтер. Он готов был записать каждого, кто хотя бы раз выступал на собрании или митинге.

Когда решили, что записаны все, кого можно было записать, слова попросил Абросим.

– Есть тут, господа, еще один человек, которого мы упустили. Не здешний он, не заводской. Нашенский. Но если правду сказать, так это не чета тем, кого мы записали, а всем большевикам большевик! Он, кажется, здесь когда-то мальчишкой с отцом работал. Карпов Алексей… Рихтер изумился:

– Что вы говорите? Не может быть?! Это тот, что Жульбертона предал?..

– Да… Да… Самый этот!..

– Где же он? Где?! – с волнением спросил Рихтер.

– У доктора у вашего живет. В больнице был, а теперь доктор его у себя на дому держит.

– У Феклистова? – удивился Рихтер. – Смотрите, какой подлец! Я считаю, господа, что Феклистова следовало бы самого включить в список. По-моему, он вполне заслуживает этого…

– Но ведь Феклистов – тесть моего племянника, гос подин Рихтер! Разве вы об этом забыли? – возразил Баранов.

Рихтер недовольно посмотрел на купца, но, подумав, решил уступить. Зато Карпова записали первым.

Передавая список приехавшему ночью начальнику карательного отряда, Рихтер говорил:

– Мы подходили, господин есаул, очень осторожно.

Здесь записаны только большевики. При составлении списка присутствовал священник.

Алексея арестовали первым. Трое полицейских привели его к есаулу со связанными руками. Увидев обрубленную руку есаула, Алеша понял, где он.

– Ну, большевик!.. – закричал есаул. – Попался?

– Да, – не скрывая негодования, ответил Алексей. – Попался. Только не знаю, за что. Ваши люди ведут себя, как бандиты. Они за это ответят…

– Ах вот как!.. – злобно выругался есаул. – Молодой, да ранний?! Ну, что ж… Мы и не с такими справлялись.

Он махнул рукой казакам и взял бутылку самогона.

Полицейские били связанного Алешу до тех пор, пока он не потерял сознания.

После допроса Алешу бросили в полуподвал. Придя в себя, он с глухим стоном отполз к стенке, лег вниз лицом на избитые руки и стиснул чудом уцелевшие зубы.

Снова, уже в который раз, смерть грозила ему. Алексей знал, что есаул не выпустит его живым. Нужно было или готовиться к смерти, или искать пути к спасению.

Кругом стонали избитые люди, но каждый раз, когда дверь открывалась, в нее вталкивали все новых и новых арестованных.

Новички, увидев избитых людей, жались в дальний угол и, чтобы успокоить себя, переговаривались.

– Отпустят. Поиздеваются и отпустят…

– Ясно, отпустят. Разве мы виноваты?..

– Отпустят, только куда?

– Ловко надул нас чужак. «Возвращайтесь, вам не будет сделано никакого зла». Сволочь!..

– Эх! – вздыхали в другом углу. – Жена дома, двое ребят. За что, спрашивается?

– А у меня отец, семьдесят ему. «Ты, говорит, Миша, смотри, не нюнь. Веди себя по-рабочему». А сам плачет…

На третий день, когда все арестованные были избиты до полусмерти, Алешу снова вызвали на допрос.

– Вцеплюсь в горло и не отпущу, – решил Алеша..

Все равно умирать…

Но его повели не туда, где производился допрос, а к Рихтеру на квартиру. В прихожей указали ему в угол, на стул. За дверью громко говорили. Кроме есаула, там были иностранцы. Алеша прислушался:

– Директория не может обеспечить настоящей борьбы с Советами, – говорил один из иностранцев. – Скоро в Сибири будет организовано новое правительство. Оно и на значит верховного правителя. Генерал Нокс и мой дядя Лесли Уркварт будут представлять Англию. Они уже здесь, в России.

– Петчер – догадался Алеша. – Племянник Уркварта!..

– Кого же намечают верховным правителем? – спросил кто-то заискивающим тоном.

– Что же намечать, – ответил Петчер. – Адмирал Колчак только что был в Англии, а затем и в Америке. Вопрос решен окончательно.

Разговоры за дверью на некоторое время прекратились. Звенела посуда. Там, как видно, пили.

– Итак, господин есаул, – снова послышался голос Петчера, – значит, завод наш вы почистили?.. – Да. Собрал по списку всех. Полностью!..

– Что же вы думаете делать с ними дальше?

– Десятка полтора-два расстреляем, а остальные и от того, что получили, будут годика два бока чесать.

Снова зазвенели стаканы.

– Конечно, – продолжал Петчер. – Гуманность– это большое дело. Но сейчас, господин есаул, мне кажется, она, кроме вреда, ничего принести не может.

– К черту гуманность! – прохрипел пьяный есаул. – Я никогда не был гуманным…

– Ну, раз так, – обрадовался Петчер, – значит, вы решение свое об этих бандитах должны изменить и всех их одной меркой смерить.

– Расстрелять! – рявкнул есаул. – Если хотите, велю всех расстрелять.

– Нет… Нет! Что вы? Так нельзя, – засмеялся Петчер. – Без надобности компрометировать себя и нас не следует. Тем более, что у вас есть и другие возможности.

– Правильно, – поддержал предложение Петчера кто-то. – Ни в коем случае никто не должен знать, что мы принимаем в этом деле какое-то участие. Расстрелять их здесь, это было бы очень опрометчиво.

– В особенности сейчас, когда Англия решительно встает на защиту русского народа, – добавил Петчер.

– Куда же их тогда к черту девать? – грубо спросил есаул.

– Мой совет таков, – ответил Петчер. – Увести их по направлению, скажем, к Андреевску. Это будут видеть все жители завода. Ну, а Тургоякский прииск пустой, шахты заброшены. Если там их оставить, то, пожалуй, об этом никто и знать не будет.

– Ну, что же! Хорошо. Так и сделаем. Не возражаю. Ну, а с этим как? С Карповым?..

– Его бы первым сбросить в шахту, – сказал Петчер. – Однако прежде чем умереть, он должен сделать публичное заявление о том, что Жульбертон и Геверс не принимали участия во взрыве шахты, что это было сделано Барклеем и Папахиным. Сейчас такое заявление очень важно. Мы должны во что бы то ни стало поднять престиж англичан в глазах русских.

– Только вряд ли он с этим согласится, – заметил есаул.

– Согласится, – уверенно заявил Петчер. – Обещаем ему полную свободу, а там… Конечно…

– Ясно, – снова стукнул пустым стаканом есаул. – Оставлю вам двух казаков, они его и прихлопнут.

– Скажите им, чтобы его тоже туда…

Мысли Алексея сменяли одна другую.

«Дать согласие, оттянуть? Может, удастся еще выбраться? Но, что же тогда скажут товарищи? Подумают, что я предатель? Нет… Нет! Этого не будет. При всех обстоятельствах я должен быть с ними…»

– Карпов! – позвал есаул. – Иди-ка сюда…

Алеша не ошибся: за столом сидел Петчер. А тот, второй?.. Рихтер. Лицо Алеши, по-видимому, было так изуродовано, что Петчер долго смотрел на него, не узнавая.

– Алексей Карпов? – спросил Петчер, вставая из-за стола. – Это вы работали помощником у Жульбертона?

– Я…

– Знаете ли вы, что вас ожидает смерть?

Алексей презрительно посмотрел на Петчера.

– Я вторично спрашиваю, – повышая голос, продол жал Петчер. – Знаете ли вы, что по приказу директории такие убежденные большевики, как вы, подлежат рас стрелу?

И снова Алексей не ответил.

– Отвечайте…

– Придет время, и ты сдохнешь… Сволочь!

– О! Как это нехорошо сказано, – обиженно воскликнул Петчер. – Вы, конечно, не понимаете, что я хочу сделать вам добро. Да… Не удивляйтесь, англичане всегда делают русским добро. Плохо только, что русские этого иногда не понимают. Вот вы – преступник, но стоит вам только сказать, что взрыв в шахте был произведен Барклеем и Папахиным, и вас сегодня же освободят. Идите тогда, куда хотите. Надеюсь… вы согласитесь?..

Алексей схватил стул и бросился на англичанина. Рихтер и есаул не успели удержать его, и он обрушил стул на голову Петчера. Вбежали казаки, схватили Алексея сзади за локти и, скрутив руки, поволокли на улицу.

Глава пятьдесят вторая

…Дорога пролегала по редкому сосновому лесу. Местами встречались и лиственные деревья. Потом их стало больше.; лес погустел. Алеша пересчитал арестованных – девяносто семь. Конвойных было тоже не меньше. Кроме пешего конвоя сзади и спереди с винтовками наизготовку ехали конные. «Если броситься всем врассыпную, – думал Алеша, – возможно, кое-кто и спасется. Но бежать одному или нескольким – бесполезно».

Впереди Алеши шагал Федор Павлович Пыхтин. Шел он своей особой походкой, не сгибая колен, гордо подняв голову. Рядом с Алешей, с трудом переставляя ноги, двигался молодой паренек. Он был года на три, а то и на четыре моложе Алеши. Из разбитой головы у Сашеньки сочилась кровь. Он или плакал или вдруг начинал улыбаться, видимо, вспоминая свое детство.

«Неужели это пройдет им так? – со жгучей горечью спрашивал себя Алеша, вглядываясь вперед затуманенными глазами. – Данило Иванович в Екатеринбурге. Конечно, он узнает об этом. Где же теперь Захар Михайлович и Трофим Трофимович? Живы ли? Скорее всего за нас расплатится Маркин. Жаль только, что Данило Иванович не будет знать, что главными виновниками были чужаки – Петчер и Рихтер. Их он, пожалуй, не найдет».

Глаза Алеши еще больше потускнели. На сердце навалилась тяжесть. Но вот он поднял голову и так же, как это случалось с ним в детстве, когда нужно было решать какой-то важный вопрос, чуть приоткрыл рот. «Но почему же? – подумал Алеша. – Данило Иванович? Ленин! Красная Армия! Вот кто должен отомстить за нас. От них не ускользнут и чужаки». От этой мысли ему стало легче.

Теперь он не сомневался, что бандиты не уйдут от расплаты.

Раздумье Алеши прервал окрик есаула:

– Эй! Поворачивай!..

В стороне виднелась разрушенная шахта.

«Вот она, смерть», – подумал Алеша и торопливо, чтобы никто не заметил, смахнул слезы.

Арестованных остановили в десяти шагах от шахты. Есаул и два урядника подошли к шахте и стали о чем-то совещаться. Затем, по приказу есаула, в стороне разостлали попону, принесли три бочонка с самогоном. Отрядники подходили по двое. Урядники наливали самогон в большие кружки. Опорожнив кружку, многие протягивали ее вторично и даже в третий раз. Отказа не было. Пока казаки пили самогон из кружек, есаул тянул из фляги. Покончив с самогоном, он вынул из ножен саблю.

– Станичники! – захрипел есаул. – Именем присвоен ной мне власти я приговариваю этих людей к смерти.

Он покачнулся, бросил в сторону флягу и добавил:

– Казнить их буду я сам, своими руками. Подводить по одному…

Среди арестованных послышались крики, стоны, протесты.

Заглушая все крики, прозвучал громкий голос Алеши:

– Товарищи! Мы погибаем за свободу. Так пусть эти бандиты не увидят наших слез и не заставят нас стать на колени. Товарищ Ленин не простит им этого! Они еще будут плакать кровавыми слезами и сами проклинать себя за свои подлые дела…

– Что?! Молчать!.. – заорал есаул и, выхватив наган, выстрелил прямо в толпу. К ногам Алеши, свернувшись клубком, упал Сашенька. Были ранены еще два арестованных и убит один казак. Подбежавшие урядники схватили первого попавшегося арестованного и потащили к стволу, есаул ударил его саблей, и тот скрылся в шахте. Остальные застыли в ужасе. Зарубленных одного за другим сбрасывали в шахту. Алеша вместе со всеми продвигался вперед. Но с каждым шагом, приближавшим его к смерти, в нем все настойчивее и сильнее росла жажда жизни, ненависть к убийцам. Видя, что ему живым все равно уже не уйти, Алексей все мысли сосредоточил на том, как бы отомстить главарю этой банды. Стиснув зубы и до боли сжав кулаки, он следил за каждым движением есаула. Вот к шахте потащили Федора Павловича. Подходила очередь Алексея…

Пыхтин рванулся назад. Чтобы помочь урядникам сбросить в шахту Пыхтина, есаул толкал его в спину.

– Бандит! – закричал Алеша и с разбегу прыгнул ему на плечи. Так вместе со своим смертельным врагом, он и скрылся в шахте.

Растерявшись, казаки прекратили казнь. Нужно было узнать, жив ли есаул. Лестница была частично разрушена. Пока собирали ремни и веревки и делали из них самодельную лестницу, прошла половина дня. В шахту спустился на канате казак, он сообщил, что все, кто там был, в том числе и есаул Мертвы. Вытащив наверх есаула, бандиты продолжали расправу. Теперь людей убивали там, где они стояли, а потом сбрасывали в шахту. Видя, что пощады ждать нечего, многие арестованные прыгали в шахту сами. Некоторые пытались прорваться сквозь кольцо конвоя, но были тут же заколоты или застрелены.

Расправившись с арестованными, убийцы допили самогон и стали решать, что им делать дальше. Было решено ехать в Андреевск и там похоронить погибших за «отечество и православную веру» есаула и казака.

Алеша отлетел в штрек. Придя в себя, он долго не мог понять, что же произошло? Он ничего не видел, слышал только, как вокруг копошились, стонали, кричали люди. От страха и боли он снова потерял сознание.

Наконец Алеша поднялся на колени и, заметив впереди что-то похожее на свет, пополз по телам мертвых и еще шевелившихся людей.

Когда Алеша увидел в вышине дневной свет, он понял, что находится в шахте, и в его мозгу мгновенно восстановилась вся пережитая трагедия. Превозмогая боль, он поднялся на ноги. Осмотрев лестницу и убедившись, что она местами разрушена, он пал духом. «Неужели, – думал Алеша, – я все-таки должен умереть? Нет… нет, нужно осмотреться, подумать… Может, еще найдется способ выбраться из этой могилы?»

Но осматриваться было уже поздно. И тот слабый свет, который проникал на дно шахты, быстро угасал.

«Вечер, – решил Алеша. – Я нахожусь здесь несколько часов». Он не мог себе представить, что находится в шахте уже более двух суток.

Стонали умирающие. У Алеши была разбита голова, ушиблены ноги и руки. Никогда в жизни не казалась ему такой длинной и мучительной ночь…

Когда стало рассветать, ему удалось обнаружить груду железа в небольшой нише. Здесь же оказались строительные скобы, употребляемые для крепления.

«А что, если?.» – мелькнула у Алеши мысль, заставившая его вздрогнуть. Он взял несколько скоб и пошел с ними к стволу. Подобрав подходящий камень, он забил скобу в крепь. Скоба хорошо держалась. Прочно.

«Если, забивая скобы, постепенно подниматься, то можно будет добраться до самого верха», – решил Алеша.

Он перенес к стволу все скобы, их оказалось сорок штук. Алеша снова присмотрелся к лестнице. Она была разрушена частично. Следовательно, эти места он и должен преодолеть при помощи скоб. Расчет оказался правильным, через некоторое время он заполнил пустые места лестницы вбитыми в стену скобами и добрался до самого верха.

Потом он снова опустился вниз.

«Может быть, удастся еще кого-либо спасти?» – думал он, переползая от одного трупа к другому.

Но поиски оказались тщетными, живых было только трое, да и они находились в бессознательном состоянии и доживали последние минуты. Ползая по трупам, Алексей нашел в темноте сумку с продовольствием, в ней оказался и наган, который мог принадлежать только есаулу. Она, по-видимому, попала в шахту во время его падения.

Оглянувшись еще раз на погибших товарищей, он стал карабкаться вверх. Поднявшись на поверхность, Алеша увидел у ствола шахты все еще алеющую кровь.

– Он точно окаменелый стоял, ничего не видя, кроме этих застывших красных кругов. Вместо радости от спасения на сердце легла глубокая тоска.

Он не чувствовал, как по щекам текли слезы, и не думал о том, что враги могут появиться с минуты на минуту. Теперь в руках у него был наган, и он готов был встретить врагов… Встав на колени и опустив голову, он долго молчал. Перед глазами стояли образы погибших товарищей, вина которых была в одном: они были честны, любили правду и свободу.

– Спите спокойно, дорогие братья, – прошептал Алексей. – Клянусь, что мы отомстим за вас. Рано или поздно бандиты будут уничтожены, пощады им не будет. А вам – вечная память и вечная слава.

Алексей оторвал от изодранной рубахи лоскут, завязал в нее комок окровавленной земли, поднялся на ноги и за шагал в лес.