Текст книги "Чужаки"
Автор книги: Никита Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)
Потрепанный в нескольких неудачных боях полк Луганского был отведен в тыл на пополнение в небольшой чувашский городок. Луганский был назначен начальником гарнизона.
С приходом полка в городке начались пьянки. Особенно усердствовали офицеры, в том числе и сам Луганский. Среди солдат усилилось дезертирство. Это еще больше задерживало комплектование поредевших подразделений полка.
Машутка жила в маленькой комнатке при штабе. Дел у ней было совсем мало, и она часто бродила по улицам города, заходила на базар, бесцельно толкалась в гуще запрудившего площадь народа, среди которого было немало солдат.
Чтобы купить самогонки, солдатам нужны были деньги, и они сбывали на базаре все, что только можно было продать. Продавали награбленное у населения, а заодно и казенное имущество. Машутка не раз видела, как продавались уздечки, седла, новенькие шинели и сапоги. А один раз у ней на глазах два солдата привезли и за бесценок продали бричку.
– Бери, бери, не сумлевайся, – получая деньги, говорил обрадованному дешевой покупкой чувашину пьяный в распахнутой шинелишке, в стоптанных сапогах, желтозубый солдат. – Сами сделали, прямо из мастерской. Может, лошадь надо? Скажи, мигом доставим. Но чувашин от лошади отказался и, впрягшись в оглобли, повез бричку с базара.
Машутка догнала чувашина, дернула за рукав.
– Дурак! Почему лошадь не взял, ведь задаром бы отдали.
– Боюсь, – ответил ошарашенный чувашин.
– Кого? Если потребуется, они тебе командира полка украдут. Бери, не бойся.
В одно из очередных посещений базара в толпе кто-то дважды толкнул Машутку в спину. Вначале она не обратила на это внимания, но ее толкнули снова, обернувшись, она увидела рядом с собой старьевщика в лисьем треухе, в нагольном полушубке, в лаптях. Едва заметным кивком головы он звал ее за собой. Машутка двинулась за ним. Через два квартала парень свернул вправо, затем влево и, не оглядываясь, скрылся в калитке почерневшего от времени тесового забора. Машутка прошла мимо. Окольным путем дошла до штаба. И только когда стало смеркаться, осторожно постучалась в низенькую дверь избы, куда зашел старьевщик.
Увидев Машутку, выглянувший из сеней парень заулыбался и, пропуская ее вперед, шепнул:
– А мы ждали-ждали, думали, что ты уж не придешь.
– Днем нельзя было, – тихо ответила Машутка. – Мало ли кто мог увидеть.
– Хорошо. Больно хорошо, – открыв дверь в избу, согласился парень.
В простенке между двух закрытых ставнями окон на полочке горела пятилинейная лампа. Спиной к двери, согнувшись над ботинком, работал сапожник. На полу валялись обрезки кожи, пахло дегтем.
– Ну, что, Каюм, – не оборачиваясь, сказал сапожник, – кто прав оказался. Я или ты?
– Как всегда, – засмеялся Каюм. – Колдун ты и есть колдун. У тебя сам шайтан в помощниках ходит.
Поздоровавшись, Юсуп усадил Машутку на табуретку.
– Садись, Маша. Давно я тебя не видел, а ты нужна нам до зарезу, – оглядывая Машуткину обувь, сказал Юсуп. – Если есть новости, рассказывай, а пока снимай-ка сапоги. Стоптанные они у тебя, починю. На всякий случай предлог будет.
– Новостей, Юсуп, никаких нет, – снимая сапоги, ответила Машутка. – В тылу стоим, пьянством занимаемся. Потихоньку разлагаемся. Вот, пожалуй, и все.
– Это тоже не плохо, – вырезывая и примеряя набойки, сказал Юсуп. – Если поможем, еще лучше будет, – не все же сами разлагаются.
– Да, конечно, – согласилась Машутка. – Но как им поможешь?
– Подумать надо. Колесо, и то не покатится, если его не толкать.
– Их власть своими порядками подталкивает.
– И это верно, – согласился Юсуп, забивая в каблук гвозди. – Но это половина дела. Вторую половину мы должны делать. Один сдвинет, другой подтолкнет, колесо куда быстрее покатится.
– Говори прямо, что я должна делать? – спросила Машутка.
– Ух, ты! – сдергивая с лапы сапог, засмеялся Юсуп.
Горячая. Хочешь, чтобы сразу все сказали.
– А чего же тянуть.
– Верно, тянуть нечего, – надевая на лапу второй сапог, согласился Юсуп. – Так вот слушай. Нам нужно распространить среди солдат воззвание. Если можешь, помоги. А потом еще одно дело есть.
– Я свободно могу быть во всех частях. Давайте воззвание.
– Во всех незачем. Это опасно. Помоги уточнить расположение частей. У нас есть люди, они разнесут. Мы не сможем только пробраться к охране артиллерийских складов. Там придется побывать тебе. Кстати, постарайся узнать, что там есть. Это очень важно. Воззвание, если будет опасно, можешь даже уничтожить. А про содержание складов узнай как можно подробнее.
– Я сделаю и то и другое. Но вот что, Юсуп. Скажи, когда ты переведешь меня к красным. Я не хочу больше здесь находиться. Не могу…
Юсуп подал девушке второй сапог, отряхнул с коленей сор и, снимая кожаный фартук, сказал:
– Пока еще рано. Потерпи. Придет время – будешь у красных.
– Когда же оно придет. Надоело среди врагов быть, видеть их зверства и ничего не делать… Надоело ходить в предателях.
– Нет, ты не предатель, Маша. Наши знают, кто ты такая, а остальные пусть пока думают, что хотят.
– Кто наши?
– Разведка и даже командарм.
Машутка пружинисто поднялась с табуретки и сказала повеселевшим тоном:
– Хорошо! Давайте воззвание. До тех пор пока вы будете держать со мной связь, я буду оставаться здесь.
На следующий день Машутка прискакала в роту Чугункова. По приказу начальника гарнизона рота несла охрану артиллерийских складов. До десятка кирпичных строений и земляных подвалов были в несколько рядов огорожены колючей проволокой. По углам стояли наспех сколоченные тесовые будки. В них находились часовые, несущие охрану.
Чугунков встретил девушку радушно.
– Маша! Какими судьбами, что-нибудь случилось?
– Нет, просто решила навестить, – подавая руку, ответила Машутка.
– Спасибо. А я вспоминал о тебе несколько раз. Вот, думаю, приехала бы. Скучно у нас здесь. Затолкал меня сюда полковник. Хоть сдохни.
– Участок, наверное, важный, зря поручика не послал бы. Попроси, может, заменит.
Чугунков безнадежно махнул рукой.
– Черта с два. Да и когда ему этим заниматься. Не просыхает.
– Не он один, многие пьянствуют.
– И то верно. По совести говоря – все надоело, даже и опротивело. А деваться некуда…
– И это говоришь ты, поручик. Что же думают солдаты?
Чугунков поднялся. Сел рядом.
– Верно, «поручик», говорят, даже скоро капитаном буду, но я. Я… впрочем, хватит об этом. Скажи лучше, чем занимаешься.
– Почти ничем. Хожу от нечего делать по городу. Вот и к вам приехала от нечего делать. Мне говорили, что у вас тут важный объект, а взглянула – вроде пустяки.
– Нет, не пустяки. Склад загружен до отказа. Только на днях получили несколько вагонов английских снарядов, но, как видно, напрасно их сюда завезли. Говорят, на днях начнем эвакуацию. Вот сейчас думаю, где рабочих найти. Солдаты работать не очень охочи.
– Если очень нужно, – помолчав, ответила Машутка, – я могу помочь. Скажи, сколько надо. Попрошу Назарова, он пришлет.
– Хотя бы человек тридцать. Даже сейчас возьму. Склады, двор надо прибрать. Работы есть немало.
– Да, если полковник приедет, добра не жди. Гряз но у тебя.
Чугунков поднялся, взглянул в окно, замечание Машутки его задело. Снова хмурясь, сказал:
– Что я сделаю, если солдаты не хотят работать. Да мне их и заставлять не очень хочется. Придут рабочие, уберем. Полковник не приедет. Когда ему… – И, стремясь изменить разговор, предложил: – Пойдем пройдемся, душно тут. Посмотришь, как мы живем.
После осмотра служебного помещения Чугунков повел Машутку в казарму. Увидев начальника, солдаты повскакивали с нар. Но одна группа игравших в карты замешкалась. Поздоровавшись, Чугунков подошел к игрокам.
– Опять в карты играли?
– Виноваты, господин поручик, – за всех ответил веснушчатый парень, – мы в «дурачка», в очко, боже спаси… – Знаю я этого дурачка, ну-ка, поднимите руки.
Машутка пошла в следующее помещение. Оно было пусто. Солдаты, как видно, были в карауле или в отлучке. Оглядываясь на прикрытую дверь, Машутка быстро рассовала под подушку воззвание. Когда Чугунков вошел, она стояла в коридоре и пристально смотрела в окно.
– Извини, Маша, задержался. В деньги играли, подлецы. Пришлось обыскать, – Я так и знала. Поэтому и вышла, неудобно было…
Потом они побывали в караульном помещении, обошли склады. Склады действительно были полны. Машутка прикинула. Снарядов не одна тысяча. Очень много винтовочных и пулеметных патронов.
Пока они ходили, произошла смена караула. Машутка заторопилась домой, пообещав, что будет приезжать.
Они еще не успели выйти из служебного помещения как на пороге появился унтер-офицер.
– Господин поручик, разрешите доложить! – косясь на Машутку, откозырял унтер. – Вот посмотрите, какое добро у нас завелось. Захожу, а они читают. И не дают.
Насилу отнял. Что прикажете делать? – И он подал поручику небольшой, продолговатый листочек.
Чугунков прочитал воззвание.
– Иди обыщи всех! – приказал Чугунков унтер-офицеру. – Что найдешь – принесешь мне.
Когда унтер-офицер скрылся за дверью, Чугунков с недоумением посмотрел на Машутку.
– Воззвание… Вот это да… Начнется теперь канитель.
Скрыть-то ведь не удастся, – сказал он растерянно.
– А зачем скрывать, – спокойно ответила Машутка, понимая причину растерянности Чугункова, – это хороший предлог для смены охраны. Если хочешь, я попрошу полковника. Тебе лучше отсюда смотаться.
Чугунков подал руку.
– Если можешь, поговори, – и как-то неопределенно добавил:
– А воззвание наверняка солдаты принесли, ходят же они в отлучку.
Глава двадцать шестаяВечером того же дня Машутка была у Юсупа. Выслушав девушку, он довольно хлопнул руками по коленям.
– Молодец. Теперь будем думать, что дальше делать.
– Что же делать, идите наниматься в рабочие. Юсуп, сощурив глаза, тихо засмеялся.
– Значит, догадалась?
– Догадалась. Даже с начхозом говорила. Он отмахивается. Говорит, денег для найма нет, а мобилизовать, дескать, не просто. Но все-таки обещал.
– Пойдем. Завтра же пойдем.
Утром Машутка пошла к начхозу, веселая, радостная. Теперь ей будет не стыдно показаться Алексею на глаза. Кроме глупости с вступлением в белую армию, она ничего плохого не делала.
Не успела Машутка переброситься с начхозом несколькими фразами, в комнату вошел дежурный.
– Господин подпоручик, грузчик какой-то просится, говорит, важное дело есть.
– Грузчик? Чего ему надо? – недовольно спросил Назаров, но, взглянув на улыбнувшуюся Машутку, вспомнил. – Веди, веди… Вот черт… Чугункову везет. Сам пришел…
В дверь смело вошел Каюм. Но его трудно было узнать-Левый глаз завязан черной повязкой, рот скошен, идет нараскоряку.
– Здравствуй, господин большой начальник, – стрельнув в сторону Машутки глазом, сказал Каюм. – Работа нет ли, больна работа надо, Юнуска я, артельный голова.
Машутка едва сдерживала улыбку. Отошла в угол, чтобы не мешать.
– Сколько вас? – приосанясь, спросил Назаров.
– Нас-та? Два дюжин есть. Мало, еще найдем. Народ больна работа надо. Юнуска артель шибко большой, а деньги нет. Война, нишево не поймешь, а бруха ашать надо.
– Поработаете и по мобилизации, – повернувшись к Машутке, буркнул Назаров.
Каюм сделал глуповатое лицо.
– Ай спасибо, бачка. Моя артель дружнай. Больна хороша работам. Шибка доволен будешь.
Назаров осмотрел артельщика насмешливым взглядом, ткнул пальцем на штаны.
– А это что? Киляк, что ли?
– Кукла, бачка, кила. С малых лет шибка тяжелый груз таскал. Наша много такой. Работа не мешай.
Назаров поднялся со стула, шагнул к двери, на ходу сказал:
– Знаю я вас. Так весь век и будешь раскорякой ходить. Иди собирай артель и приходи. Человек двадцать не меньше. – Подозвав дежурного, приказал:
– Грузчики при дут – отправишь в артиллерийский к поручику Чугункову. Распоряжение напишите на шесть дней, а там по смотрим.
Машутка выпросила у Назарова записку на новые сапоги, спросила, нет ли чего в штаб, и поехала к Луганскому.
Приняв принесенную Машуткой почту, Луганский спросил:
– Как поживаешь, Маша? Что-то я тебя редко вижу. Занята?
– Да нет, Федор Кузьмич, слоняюсь по городу, смотрю, как пьянствуют наши солдаты. Попридержали бы вы их. Совсем скоро разложатся.
– Ну! Так уж и разложатся, – поморщившись, возразил полковник. – После фронта это неудивительно. Пропьют накопленные деньги и перестанут.
– Смотрите, вам видней, – согласилась Машутка. – Вчера я на артиллерийский склад ездила. Поручик Чугунков просит, чтобы вы его заменили. Болеет он что-то.
– Болеет? Что с ним? – думая о чем-то, спросил Луганский. – Рапорт есть?
– Рапорта нет. Он, видно, стесняется, – стараясь не выдать смущения, ответила Машутка. – А болеет малярией, что ли.
– Ив роте у него неблагополучно, – недовольно продолжал Луганский, – солдаты дрянь всякую читают. Пойди скажи Зубову, пусть вторую роту пошлет. Приказ надо написать, я подпишу. Придется расследование начать.
Машутка побежала к Зубову. Сама принесла на подпись приказ и, оседлав гнедого, поскакала к Чугункову.
Вместе с Машуткой к воротам склада подошла партия рабочих. Вскоре прибыла вторая рота. Благодарный Чугунков несколько раз пожал Машутке руку.
Косясь на грузчиков, командир второй роты показал Машутке на походку Каюма, Юсупа и еще двух рабочих. Сама не понимая еще как следует, в чем дело, Машутка рассказала ему о разговоре Назарова с Каюмом.
– А-а-а, – понимающе протянул командир. – Ну, на плевать, лишь бы работали.
Вечером Машутка снова зашла на тайную квартиру к Юсупу. При входе девушки он торопливо накрыл фартуком какие-то предметы и, повернувшись, сказал:
– Хорошо, что ты пришла, Маша. Поблагодарить тебя хочу. Я даже не ожидал, что ты все так удачно сделаешь. Но ходить тебе сюда больше не надо. Опасно, да и нужды нет. Когда нужно будет, мы сами к тебе придем.
Машутка посмотрела на улыбающегося Каюма, спросила:
– Не пойму, зачем тебе так много ходить, Каюм. Ведь трудно.
– Так надо, Маша. Сейчас белье, тряпки разные носим, потом еще кое-что пронесем.
Девушка распрощалась с друзьями. Пожелала им удачи и довольная ушла к себе.
Прошло еще два дня. Воззвание было обнаружено почти во всех помещениях, где квартировали солдаты. В городе арестовали несколько человек, но безрезультатно. Машутка почти не выходила из комнаты. Она была дома и в тот вечер, когда город содрогнулся от нескольких взрывов. Подойдя к окну, Машутка посмотрела в сторону склада. Там бушевало пламя.
Глава двадцать седьмаяЖизнь Машутки опять стала бесцельной. Днем девушка всегда находилась в штабе среди множества людей. Но вот наступал вечер, и девушка оставалась наедине с собою. Вспоминались родители, Алексей. Она жаждала встречи с ним и боялась ее. Поймет ли он все, что с ней произошло?
Что делать дальше? На что решиться? Эти и многие другие вопросы жалили словно осы, лишали покоя и сна. Как-то раз доведенная до отчаяния, она взяла в руки карандаш, положила на стол тетрадь, и на бумагу полились выстраданные слова любви и сомнений. Постепенно это вошло в привычку. Теперь Машутка каждый вечер писала письма Алексею. За этим занятием ее однажды, и застал Чугунков.
– Добрый вечер, Маша! – весело приветствовал он девушку. – Что-то тебя совсем не видно. Здорова ли?
Машутка спрятала в ящик недописанное письмо, посмотрела на нежданного гостя.
– Пока здорова. Садись, я сбегаю за чаем, – сказала она, протянув руку к стоящему на столе чайнику.
– Нет, не беспокойся, не нужно. Я просто зашел навестить, тебя, да заодно и попрощаться. Ожидали, что нас вот-вот вернут на фронт, и вдруг получили распоряжение комплектовать саперные роты. Как видно, полк еще недели на две или три задержится здесь. Но это полк, а наш батальон отправляют завтра.
– Куда, на фронт? – спросила Машутка.
– Нет, в горы, в лес – партизан ловить. Говорят, только на этой неделе в районе Златоуста полетели под откос три воинских эшелона. Во многих местах взрывают полотно железной дороги, срывают мобилизацию в армию, разгоняют дружины.
– Ты думаешь, батальон с ними справится? – живо спросила Машутка.
– Не знаю. Говорят, нам дадут отдельный участок, будут, значит, и другие части.
Машутка задумалась, затем решительно встала, подошла к стене, сняла с крючка шинель.
– Идем. Буду проситься с батальоном. Здесь оставаться я больше не могу. Сил нет. Понимаешь, нет…
Чугунков поднялся со стула. С недоумением посмотрел на девушку. Машутка ожидала, что он заговорит о воззваниях, о взрыве склада. Но он медленно отвел глаза и так же медленно сказал, растягивая слова:
– Вот этого я от тебя не ожидал.
– Не могу я здесь оставаться. Не могу! – крикнула Машутка.
– Ну что же, – оживляясь, ответил Чугунков. – Будем считать, что сам аллах вложил тебе такую мысль. Теперь наш поход будет куда веселее. Идем, идем… – хватая шапку, заторопился Чугунков. – Я попрошу Зубова, чтобы он сам переговорил о тебе с полковником. Одеваясь, Машутка ответила:
– Пожалуйста, не вмешивайся не в свое дело. Еще бог знает, что могут подумать. Я сама переговорю с ним.
Выслушав просьбу Машутки, Луганский согласился.
– Поезжай, если тебе хочется, – сказал он, вставая со стула, – но учти, что и партизаны дерутся как звери, как бы не подстрелили. – Он подошел к Машутке и вполголоса добавил:
– Приглядывай за Чугунковым. Мне его настроение что-то не нравится.
С этим напутствием Машутка и отправилась на станцию.
…В штабном вагоне стояла тишина. Пьяные офицеры валялись на полках. Но Чугункова среди них не было. Он был под следствием.
Машутку поместили в крайнем двухместном купе вместе с машинисткой батальона, ее давнишней знакомой Диной. Девушки вначале разговорились, но вскоре Дина захотела спать, легко, как кошка, взобралась на верхнюю полку и, что-то шепча, с головой накрылась шинелью.
Оставшись одна, Машутка подсела к окну. Перед глазами одна за другой поплыли живописные картины Урала. К самому полотну подступило белоснежное, с бугорками прорубей озеро. То тут, то там за изгородями из сосновых веток стояли лошади, терпеливо ожидая своих хозяев, любителей подледной ловли рыбы. Вдали ослепительная белизна озера сменялась безбрежной синевой леса, а еще дальше на фоне этой синевы, упираясь в небо, высились конусы гигантских гор.
Прошло немного времени, и изумрудная гладь озера сменилась полосой лиственного леса, а за ней стеной встали изнемогающие под тяжестью искрящегося снега пихты, ели и прямые, как стрелы, высокие сосны.
Но вот паровоз повернул чуть влево, и с одной стороны поезда встала гранитная стена, а с другой – зачернел головокружительный обрыв с дымящейся внизу рекой.
Взглянув в пропасть, Машутка вздрогнула и отодвинулась от окна. Казалось, что стоит вагону сделать чуть более сильный скачок на стыке рельсов – и он полетит прямо в речную муть. Прошло еще некоторое время, и местность выравнялась, речка отодвинулась куда-то в сторону. Стало светлей. Впереди что-то замелькало. Вначале Машутка не могла разобрать, что это такое, но, присмотревшись, увидела бегущего вдоль опушки леса красавца лося. Лось бежал что было сил, подняв вверх голову. Бока и спина животного курились паром. Добежав до поляны, заставленной стогами сена, он, как бы одумавшись, блеснув лоснящейся спиной, скрылся в ельнике.
Через минуту в вагоне потемнело, усилился стук колес, поезд вошел в гранитное ущелье. Машутка отошла от окна, легла на полку, закрыла глаза.
…Из тумана на маленькой лодке навстречу выплыл смеющийся Алексей. Обрадовавшись, Машутка протянула к нему руки. Но он ее не заметил. Перестав смеяться, Алексей напряженно смотрел на берег. На высокой скале на пляшущей лошади появился Зубов, рядом с ним Назаров. Оскалив рот, Зубов показал на Алексея. Назаров поднял винтовку, но Алексей мгновенно исчез в воде. Сверху одна за другой покатились гранаты. Поймав гранаты, Машутка хотела бросить их в Зубова, но она на берегу снова увидела Алексея. Теперь он шел прямо к ней. Машутка бросилась навстречу, стремясь опередить Зубова, но не успела и увидела, как в тело Алексея одна за другой стали впиваться пули. Машутка подняла гранату, но кто-то схватил ее за руку. Оглянувшись, она увидела улыбающееся бородатое лицо Егора Матвеевича. «Не тронь! – закричал Сумкин. – Это наши защитники, бросай вон в того бандита». Разъяренная Машутка вцепилась Сумкину в волосы, и они покатились по грязной земле, все ближе и ближе к поднявшемуся выше гор Окровавленному Алексею…
Машутка вскрикнула и проснулась. Долго вытирала намокшие от слез щеки, не стыдясь уставившихся на нее карих глаз Дины.
– Что тебе приснилось, Маша? Страшное что? – свесив с полки голову, участливо спросила девушка.
– Кровь, – растерянно и едва слышно ответила Машутка.
– Так это же хорошо! Машенька, – спрыгивая с полки, весело затараторила Дина. – Кровь, сказывала мамка, всегда снится к свиданию с родным человеком. Ну что бы мне такой сон… С самым родным, понимаешь?
Машутка посмотрела на подругу, вздохнув, ответила сквозь слезы:
– Не знаю, Дина. Но вряд ли я его здесь увижу.
Вздыхая в свою очередь, Дина с горечью сказала:
– Эх! Едем не знай куда, не знай зачем. Жизнь называется. Нам бы замуж, детей нянчить. А мы… – и, всхлипнув, отвернулась.
Так вот и ехали эти две девушки, попавшие в страшный водоворот, вздыхая и оплакивая самих себя.
Под вечер поезд остановился на небольшой станции. Кругом горы, лес, снег. Дальше двигаться некуда. Партизаны ночью снова взорвали только что восстановленный мост. Состав отвели на объездной путь к подножию горы. Зубов собрал офицеров, тыкая пальцами в карту, хрипел:
– Вот здесь район наших действий. Начинать надо с местных бандитов; Заставим их указать, где скрываются партизаны. Приказываю сейчас же освободить задний ва гон. – Зубов обвел слушателей опухшими, налитыми кровью глазами. – Мы будем беспощадны. Я дал слово покончить с партизанами за неделю, и я это сделаю.
