Текст книги "Чужаки"

Автор книги: Никита Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц)

Глава девятая

Алеше исполнилось двенадцать лет. Утром бабушка испекла пирог с пареной калиной.

К полудню поставили самовар, за столом собралась вся семья. Первым поздравил Алешу дедушка Иван. Разгладив бороду, он привлек к себе внука, ласково потрепал по щеке.

– Ну, внук, расти большой да счастливый!

– Ростом с косую сажень, – добавила бабушка Елена. – Отца с матерью слушайся да старших почитай.

Отец пожелал Алеше скорей выучиться грамоте, а мать, – чтобы был трудолюбив и честен.

Чай был выпит, пирог съеден. На этом именины и закончились.

На другой день дедушка выкатил на середину двора телегу, принес с погребицы «лагушку» с дегтем и позвал только что проснувшегося Алешу:

– Я, Алексей, поведу Серка поить на озеро, а ты давай мажь колеса. Пока бабы хлеб спекут, нам собраться надо. Поедешь с нами в лес. Дрова рубить.

Алеша обрадовался. Мальчик любил ходить по высоким горам, гонять на деревьях белок, разводить громаднейшие костры, жарить на углях и тут же есть вкусные хрустящие грибы. Особенно любил Алеша ставить с дедушкой Иваном на небольших озерах мережи и ботом загонять в них золотистых карасей.

Правда, днем в лесу сильно донимают слепни, а вечером и ночью комары и мошкара. Зато как хорошо купаться в прозрачных родниковых озерах, гоняться за плавающими в воде ужами, а потом лежать на шелковой душистой траве, слушая, как вокруг тебя поют на тысячи голосов веселые звонкие птички.

Припоминая свою жизнь прошлым летом в лесу, Алеша весело засмеялся – нет, не забыть ему, как «поздоровался» он с «Михаилом Топтыгиным». В обеденный отдых пошел он с матерью собирать малину. Увлекшись сбором ягод, Алеша не заметил, как вошел в самую гущу малинника. Он не видел матери, но, слыша неподалеку шорохи, был уверен, что она рядом с ним.

Малинник был высокий, выше головы. Закончив собирать ягоды с одного куста, Алеша протянул руку к другому и неожиданно схватился за протянутую с другой стороны бурую мохнатую лапу. Алеша оторопел и долго не мог сдвинуться с места. Он с ужасом смотрел, как, поднявшись на задние лапы, на него косился большой медвежонок. Лакомка, как видно, в первый раз встретил человека и не мог решить, что ему делать. Подняв кверху ухо и лапу, медвежонок с интересом рассматривал Алешу. Потом это ему, видимо, надоело, он тряхнул бурой головой, тихонько рыкнул и, неуклюже повернувшись, пошел в сторону.

Алеша пришел в себя и что было духу бросился бежать из малинника.

– Чудак! – позже смеялся дедушка. – Михаил Топтыгин с тобой, как с другом, за ручку поздоровался, а ты бежать…

«Очень уж маленький был я», – думал Алеша, подмазывая последнее колесо, когда во дворе без рубахи, в засученных по колено штанах зашел Спиридон Зуев, отец Феди. Осведомившись, куда ушел дедушка, Спиридон подошел к телеге и помог Алеше закончить работу. Затем отнес на место бастрык[2]2
  Бастрык – обрубок березового дерева.


[Закрыть], поправил у оглоблей тяжи и осмотрел приготовленный дедушкой лесорубочный инструмент.

Спиридон любил физический труд, он не мог сидеть без дела. Вот и сейчас он осматривал один предмет за другим, выискивая себе работу. Не найдя в чужом дворе подходящего для себя занятия, Спиридон подошел к Алеше, схватил его за бока и несколько раз высоко подбросил вверх, затем ласково похлопал оторопевшего от неожиданности мальчишку по спине и спросил:

– Берет тебя с собой дедушка или дома на печи будешь лежать?

Алеша ответил степенно, как подобает взрослому человеку:

– Нет, я тоже собираюсь. Работать нужно. На печи далеко не уедешь.

Спиридон улыбнулся.

– А с кем на пару пилить будешь?

– С мамой, наверное, или с дедушкой.

– Это хорошо, – согласился Спиридон, – вот и Федя тоже с матерью на пару пилить едут. Конечно, трудновато вам будет в сырой сосне пилу таскать, но что же поделаешь? Надо привыкать. Работа, брат, это дело такое… вначале тяжело, а потом втянешься и ничего, вроде полегчало. – Он сел на телегу, вынул кисет, закурил. – В работе, браток, только лениться не надо. Уж если начал что делать – делай так, чтобы каждому глядеть на тебя любо было. – Спиридон смерил Алешу взглядом и добавил: – Маловаты, правда, вы еще с Федором-то. Но это не беда. Пусть маленький, да удаленький. Вон Федор Пыхтин с виду будто и неказистый, а посмотри на него, как начнет дрова рубить – точно огнем палит. Любо-дорого. Вот оно, брат, дела-то какие, – заключил Спиридон.

Алеше было приятно слушать Спиридона, разговаривавшего с ним, как с равным, и он веско сказал:

– Ничего, втянемся.

Спиридон дружески улыбнулся.

– Ну, вот что, Лексей, – Спиридон загасил о бок телеги остаток цигарки и подал мальчику руку, – дед, на верное, решил Серка выкупать. Я пойду тогда. Скажи Ивану Александровичу – через часок запрягать надо.

Чтобы по холодку до леса добраться. А то коням тяжело будет. Вон оно, солнышко-то… Еще как следует не поднялось, а палит, что твой огонь.

Глава десятая

Сторож Еремей стоял на скамейке и, вытянув шею, заглядывал через открытое окно в господскую спальную комнату.

Вчера ему было приказано разбудить барина до восхода солнца, но он опоздал.

– И нужно же случиться такому греху, – с досадой ворчал Еремей. – Всю ночь ходил, ходил – ничего, а к утру леший попутал сесть на бревно. Вот и насидел себе беду. Эх-хе-хе, – горько вздыхал он, – старость не радость.

Но Еремей был еще не стар. И не потому сегодня уснул. Одолела усталость. Днем он работал на погрузке руды, а по ночам, вот уже свыше двух недель сторожил господский дом. Как ни крепок был Еремей, а непосильная работа сморила и его.

– И черт его знает, что лучше, а что хуже, – сердился он. – Не знаешь, как и угодить. Управитель, правда, говорил вчера, что, дескать, до солнышка разбудить барина надо. Но сказал он это как-то так, без твердости. Сам, вишь, без причины будить-то не пошел, хоть это его дело. Всяко, видно, плохо: и до солнышка и после солнышка, все равно ругани не миновать.

Теперь, стоя у окна, он с тревогой наблюдал, как из-под одеяла показалась сначала лысая макушка, а затем длинное лицо англичанина. Понимая, что дело плохо, Еремей все же попытался кончить миром.

– Спал бы, барин, ведь рано еще, – настраиваясь на шутливый лад, заговорил он. – Солнышко и то только встает, не успело закатиться и опять наверх полезло – вот, думаю, будь ты неладно, так барину и поспать не удастся.

А барин между тем встав с постели, подходил к окну. «Ударит. Ей-ей ударит. Вот паскуда…» – думал Еремей, глядя на его сжатые кулаки.

– А ну-ка! Марш отсюда! Как мог ты так сделать?

Кто тебе позволил? Говори! – угрожающе наступал заспанный, взлохмаченный англичанин, с большим, угристым, острогорбым носом, – ты почему меня не разбудил в указанное время? Или ты думаешь, что я такая же скотина, как ты?

Прищуренные глаза сторожа заблестели недобрым огнем.

– Ты, барин, не больно-то…

– Что не больно? Я должен беречь свое здоровье, понимаешь ли ты это?

Еремей снял шапку, встряхнул волосами и с ехидством ответил:

– Чего ж тут не понимать? Мы люди с понятием, не то что другие прочие. Вот ты, барин, сердишься на меня, а напрасно. Я ведь тебе же хотел лучше сделать. Пусть, думаю, поспит. Куда ему торопиться? Не на работу. Ну, а если тебе это не по нраву, – продолжал Еремей, – так я завтра и с вечера разбудить могу. Сиди, набирай себе здоровье, или мне жалко?

Еремей непринужденно облокотился на подоконник и начал скручивать цигарку.

– Нет, это настоящий болван! – стараясь не смотреть на Еремея, в позе которого он чувствовал вызов, выругался Джемс Петчер. – Черт знает, до чего распустили этот скот!

Натянув на длинные тонкие ноги широчайшие брюки, англичанин снова устремился к окну. Непринужденный вид Еремея взбесил его.

– Убирайся к дьяволу! Сейчас же! – закричал он, топая ногами. – Ты азиат и прирожденный лентяй, умеешь только спать да жрать! Но знай, – пригрозил Петчер, – я выбью из тебя эту дурь. Я покажу тебе, что такое англичанин!

Еремей с презрением посмотрел на Джемса.

– Ты, барин, не кричи. Я тоже не робкого десятка. На испуг меня не возьмешь. Не хочешь? Ну что ж, и не надо.

Ищи другого, а я тебе не крепостной и твоей ругани тер петь не буду!

С этими словами Еремей нахлобучил шапку и неторопливо пошел к калитке.

– Глядите, какая птица прилетела! Он из меня дурь выбьет. Подумаешь… Благородный!.. – презрительно и сердито ворчал Еремей. – Знаем мы вас не первый день, толь ко и умеете ругаться да чужое добро хапать. Тоже герой, – ноги, как жерди, а рыло? Тьфу, мерзость…

Еремей остановился и, продолжая ругаться, с силой плюнул в сторону господского дома.

Петчер мрачно смотрел вслед уходящему Еремею.

По дороге домой Еремею встретился Карпов, приятель по зимней рыбалке. Он шел с внуком в контору завода.

– Ивану Александровичу мое нижайшее, – снимая шапку, поклонился Еремей. – Знать, спроведать нас вздумал?

– Да надо, что поделаешь! – подавая Еремею руку, ответил дедушка Иван. – В контору по артельным делам вот иду, просить лесорубам аванс.

– Как живешь-то, старина? – дружески спросил Еремей. – Завернул бы ко мне на обратной дороге. Покалякать кое о чем надо. Старуха завтрак тем временем изготовит.

– И то, пожалуй, верно, – согласился дедушка Иван. – Да и завтрак кстати будет, а то у нас со внуком со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. С полночи со становья вышли, а теперь, сла те господи, утро уж.

– Дед! А ведь нам наказали, чтобы скорей домой, – напомнил Алеша, тихонько тормоша дедушку за руку.

– Погоди, прыток больно, – ласково возразил дедушка Иван. – Не ровен час, в конторе нас еще долго задержат. Все равно чайку попить надо будет на дорогу да и покалякать тоже не мешает.

– А в контору вы зря идете. Не дадут вам задаток, – безнадежно махнув рукой, высказал Еремей свое опасение. – Управитель новый приехал. Англичанин. На людей, как волк, бросается.

– Откуда его черт принес такого? – спросил дедушка Иван.

– Говорю тебе, из Англии. У нас мироедов и своих прорва, а тут еще эти…

* * *

Не успел Джемс Петчер проводить взглядом Еремея, как вошел лакей и доложил о приезде главного горного инженера.

– Почему так рано? – возмутился Петчер. – Я еще не завтракал. Скажите инженеру, чтобы в следующий раз раньше одиннадцати часов меня не беспокоил. Да узнайте, – презрительно улыбнувшись, добавил он, – есть ли у него часы. Говорят здесь время измеряют на глазок, по солнцу. Впрочем, – подумав, добавил англичанин, – это даже не неплохо.

Джемс Петчер приехал на завод только вчера. Наконец-то исполнилась его давнишняя мечта. Сегодня он вступает в управление большим предприятием своего дальнего родственника барона Уркварта. Теперь он стоит у цели, ради покинул Лондон и Петербург.

О Лондоне Петчер не особенно грустил. Там ему жилось не сладко. Собственных средств для приличного существования не было, а дядюшка только и знал, что читал нотации да требовал отчетов. Зато в Петербурге он отвел душу..

Ну и дурак же этот жирный боров Грей, – думал Петчер, вспоминая петербургские кутежи. – Пусть у него и много денег, но зачем же тратить их так безрассудно? Перед Петчером пронеслись картины петербургских похождений. Сколько стоило Грею все это беспробудное пьянство? Да, Грей – настоящий дурак, – после некоторого раздумья решил окончательно Петчер. – Хотя он управляет всеми предприятиями дяди здесь, в России, но все-таки он сумасшедший. Нет, Петчер зря деньгами сорить не будет, и сюда он приехал для другого. Он должен обязательно сделаться богатым человеком. Для этого нужно копить деньги, причем поменьше работать и беречь свое здоровье, – вот что главное… – улыбаясь, думал Петчер, он покажет этим русским простакам, как умеет делать деньги англичанин. Только бы оставить свои старые привычки и вести себя, как задумано. А задумал он неплохо: солнце, например, нужно всегда встречать с сигарой в зубах в садовой беседке, потом зарядка, душ и горячий кофе. Каждый день охота или рыбная ловля. После обеда обязательно отдых, потом прогулка, вечером танцы. А меню… О, мистер Браун составил ему отличное меню на целый год.

После кофе Петчер направился в гостиную. Там его встретил инженер Калашников. Подавая инженеру руку, англичанин криво улыбнулся.

– Очень, очень хорошо, что вы пришли. Я рад видеть главного технического руководителя нашего завода. Надеюсь, что в вашем лице я найду прилежного помощника и добросовестного исполнителя моей воли.

Калашников насторожился. Такая бесцеремонность ему явно не нравилась, однако, сделав неопределенное движение, он продолжал слушать.

Петчер сел на край стола, как бы подчеркивая этим расстояние между собою и инженером.

– Вы пришли, конечно, для того, чтобы выслушать мои указания, господин Калашников, не так ли? – пытливо и вместе с тем насмешливо спросил Петчер. – Пожалуйста, я готов это сделать. Давайте начнем с главного. Вам, наверное, известно, что наше предприятие является самым крупным среди всех русских предприятий моего дядюшки. Понятно поэтому, – переходя на диван, но не приглашая инженера сесть, продолжал Петчер, – что оно должно задавать тон всем другим предприятиям. Однако должен вам сказать, господин Калашников, ни дядя, ни мистер Грей не считают достаточными те дивиденды, которые дает им этот завод.

Зная об огромных прибылях, получаемых Урквартом, Калашников не стерпел:

– Извините, господин Петчер, но это не так. Я работал на многих заводах. Такой прибыли, какую дает это предприятие, я еще не видел.

На лице англичанина появилось подобие улыбки.

– Так и должно быть, – проговорил Петчер. – Скажите, где же еще, господин Калашников, имеются такие неповторимые возможности для накопления сверхприбылей и богатств? Вы инженер и должны это понимать. Я знаю, – вы тоже хотите быть богатым. Это очень хорошо. Да, да.

Русский инженер будет тоже иметь много денег, – неожиданно заторопился Петчер, отчего еще больше зашепелявил. – Конечно, при том условии, если он будет послушен и если прибыли завода возрастут.

Калашников вспыхнул:

– Да, я инженер, русский инженер и должен выполнять распоряжения управляющего, но мне непонятны ваши слова, о деньгах и богатстве. Если вам не трудно, я прошу их уточнить.

Узкий лоб Петчера избороздили морщины. «Этот человек либо глуп, либо притворяется, – подумал он, – во всяком случае, с ним что-то неладно».

– Ваш вопрос, господин Калашников, меня удивляет.

Что же тут непонятного? Я говорю о главной цели нашей жизни – о личном богатстве. Деловые люди понимают это с полуслова, как же вы, инженер, не можете этого понять?

Вот потому, по-видимому, и не понимаю, – хмурясь, неохотно ответил Калашников, – что я русский инженер и целью моей жизни является совсем другое.

Очень плохо, что другое, – насмешливо улыбнулся Петчер. – Но ничего. Подумайте еще раз, потом мы переговорим об этом более подробно, а сейчас вы свободны и можете идти.

Прощаясь с инженером, Петчер слегка наклонил голову и снова принужденно улыбнулся.

У ворот Калашников встретился с лесничим Плаксиным. Заметив тревогу на лице инженера, лесничий вопросительно поднял брови.

– И не говори, не везет нам, – отвечая на немой вопрос, махнул рукой Калашников. – Представь себе: ни одно го делового вопроса, ни одного замечания. Мне кажется, что ничего хорошего нам ждать не следует.

– Неужели ничего не спросил о делах на заводе и на шахтах? – удивился Плаксин.

– Даже словом не обмолвился.

– Вот это здорово! – воскликнул лесничий.

– Боюсь, что при таком управляющем многие будут чувствовать себя неважно.

– Но без нас-то он все-таки не обойдется. Как же так? Неужели я ему буду нужен?

Калашников нахмурился. Лесничий ему не нравился. Всякое дело Плаксин рассматривал с точки зрения собственной выгоды. «Возможно, что новый управляющий как раз и окажется для лесничего подходящим человеком, – подумал Калашников, – и, пожалуй, совсем напрасно было высказывать ему свое мнение об англичанине».

– Без некоторых, может, и не обойдется, – многозначительно ответил Калашников.

Лесничий насторожился. Было непонятно, к кому инженер относит это замечание – к себе как к специалисту или к нему. Однако в обоих случаях он считал эту фразу неуместной.

– Вот всегда вы так, Василий Дмитриевич, – сказал-он с упреком, – намекнете, пошутите. Вам ничего, а другим от ваших шуток делается неловко.

Он ждал от инженера хоть какого-нибудь разъяснения. Но Калашников ничего не сказал, сухо пожал собеседнику руку и быстро пошел к дрожкам. На вопрос кучера, куда его везти, инженер неопределенно махнул рукой. Но так как кучеру все же нужно было сказать, куда ехать, то он с досадой буркнул:

– Сказал же тебе, домой, болен я.

А Плаксин, согнувшись, стоял в кабинете управляющего. Петчер большими шагами ходил по гостиной, поглядывая на лесничего, который напоминал англичанину его бывшего учителя русского языка.

«У этого субъекта такие же бегающие, неопределенного цвета глаза. Такие же бессмысленные ужимки, такая же покорность, которой, однако, нельзя доверять, – думал он. – Черт знает этих русских, – все они так не похожи друг на друга».

Считая, что дальнейшее молчание становится явно неприличным, он подошел к столу, у которого стоял лесничий.

– Послушайте, господин Плакса. Кажется, так ваша фамилия?

– Плаксин, – поправил лесничий.

– Да, Плаксин… Какая это трудная фамилия! Значит, вы ведаете всем лесным хозяйством завода?

– Так, господин управляющий, – покорно ответил Плаксин, – триста пятьдесят тысяч десятин прекрасного строевого леса. Сюда не входят озера, болота, луга и мелколесье. Вот поквартальная карта нашего лесничества, – если хотите, я могу вам ее передать.

– Хорошо, хорошо, – отстраняя рукой сверток, задумчиво сказал Петчер. – Я посмотрю потом, оставьте карту. Триста пятьдесят тысяч десятин? Если по одному рублю, триста пятьдесят тысяч рублей, а если по три? Ведь это больше миллиона! Понимаете ли вы это, господин Плаксин?

– Средняя стоимость древесины на одной десятине даже по нашим дешевым ценам, мистер Петчер, составляет сорок два рубля, – вежливо сообщил лесничий.

– Это меня не интересует, – отмахнулся Петчер. – Вы меня не поняли, господин Плаксин. Я ставлю себе задачей массовую вырубку леса. Я вам заявляю, и вы должны попить, что уголь больше завозиться на завод не будет.

И как бы в подтверждение этого «не будет» Петчер погрозил кому-то кулаком.

– Кроме того, по моему новому плану мы будем продавать лес всем, кто его купит, всем, понимаете вы, всем!

Не догадываясь, куда клонит управляющий, лесничий начал доказывать, что при такой эксплуатации лесного хозяйства в лесничестве через сорок лет совершенно не останется леса.

В пустыне завод окажется, господин управляющий, – робко закончил он свои возражения.

По лицу англичанина поползла презрительная усмешка. «Сорок лет?.. Да он с ума сошел, этот болван! Неужели он думает, что я собираюсь жить здесь сорок лет? Вот она, русская неповоротливость. Сорок лет. Дурак!» Теперь Петчеру было ясно, что его давняя мечта о богатстве становится ощутимой реальностью и, следовательно, нельзя терять времени.

– Я прекрасно понимаю ваши чувства, господин Плаксин, – продолжал развивать свой план Петчер. – Вы говорите, что через сорок лет здесь не будет леса. Но и нас в то время тоже не будет! Скажите, для чего же тогда этот лес? Нет, нам не лес нужен, господин Плаксин, а деньги.

Как можно больше денег! Превратить лес в валюту – вот наша задача! Я уверен, господин Плаксин, вы согласитесь быть в этом деле моим помощником.

Плаксин вспыхнул.

«Неужели этот долговязый серьезно намерен делить со мной добычу?» – спрашивал он себя, чувствуя, как сильно бьется сердце.

Англичанин снова зашагал по гостиной. По выражению лица лесничего он понял, что не ошибся в выборе.

– Завод, шахты и все, что здесь есть, господин Плаксин, принадлежит моему дяде, хозяину. Однако и у нас имеются много возможностей обеспечить себе высокую прибыль. У хозяина мы не можем и не имеем права брать ни одной копейки. Мы должны пойти по другому пути. Он дав но проторен и общепринят. Понимаете ли вы, о чем я говорю, господин Плаксин?

Плаксин покачал головой. Он действительно не мог понять, на что намекает управляющий.

– Нет, господин управляющий, – сморщив лоб и разведя руки, ответил он откровенно.

– Жаль, что вы этого не понимаете, – пожав плечами, сказал Петчер. – А у вас, у русских, говорят, есть пословица: «с миру по нитке, голому кафтан», – смотря на Плаксина прищуренными глазами, продолжал Петчер.

– А! – воскликнул, Плаксин. – Вы хотите разложить это на лесорубов, на возчиков дров и угля, на рабочих? Это очень умно придумано, господин управляющий.

Петчер довольно улыбнулся, подошел ближе к лесничему и, положив ему на плечо руку, продолжал: «Вы, как я вижу, неглупый человек, господин Плаксин. Нужно рассчитать так, чтобы мы получали не менее трех рублей дополнительных доходов с каждой десятины леса».

Петчер в упор посмотрел на своего собеседника. На лбу лесничего выступили крупные капли пота, руки его дрожали.

– Не бойтесь, господин Плаксин, тут ничего страшно го нет, да и делать это вы будете не даром. Десять процентов всех полученных таким образом доходов я отдаю вам, Это немало. Будете стараться – добавлю. Надеюсь, вы согласны?

Прикинув в уме сумму прибыли и стараясь не думать о последствиях сделки, Плаксин утвердительно закивал головой.

Затем Петчер стал расспрашивать Плаксина о лучших местах для охоты и рыбной ловли. Но оказалось, что Плаксин такими вопросами никогда не интересовался и имел об этом смутное представление.

– Семья у меня, – господин управляющий, работа, забота. Когда же мне этими делами заниматься?

Англичанин прочитал лесничему одну из тех нотаций, которые читывал ему некогда дядюшка:

– Рыба и птица, господин Плаксин, тоже имеют ценность и тоже принадлежат хозяину. Вы здесь доверенное лицо и должны нести ответственность за доходы. Потрудитесь все немедленно выяснить. А завтра мы вместе с вами установим места, где мне охотиться и ловить рыбу. Мне, запомните, только мне. Итак, господин Плаксин, – Петчер подал лесничему руку, – больше я вас не задерживаю, мы обо всем договорились. Буду надеяться, что я не ошибся в вас…

В последних словах управляющего слышался хозяйский тон.

Лесничий поднялся со стула и медленно пошел к двери. Охватившее его чувство радости сменилось тревогой. Он понимал, что ему неизбежно придется столкнуться со многими сотнями людей, которые не простят обмеров и обсчетов, и кто знает, чем все это, в конце концов, может кончиться.

«Ясно одно, – с тревогой думал Плаксин, – вся тяжесть дела ложится на меня, а деньги будет получать другой. Это настоящий грабеж. Но что же делать? Отказаться? Нет! Нет! Мне тоже нужны деньги, и я получу их во что бы то ни стало. Я пойду па все, но денег у меня должно быть много! Все может быть, – с лихорадочным блеском в глазах, глядя на дымящиеся трубы завода, думал он. – Возможно, придет и такое время, когда я буду плавить руду… И не на англичан… На себя!»