Текст книги "Чужаки"

Автор книги: Никита Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)

Глава восемнадцатая

Петчер был крайне возмущен тем, что везде проходили собрания и рабочие выносили свои требования, а полиция ничего не делала.

– Такое может твориться только здесь, в стране варваров, – размахивая длинными руками, кричал он. – Что толку в том, что несколько человек арестовано? Все равно рабочие бастуют. И скажите из-за чего? Шесть дураков залезли в заброшенный штрек. Говорят, им не хватило крепежного материала. Разве не ясно, что они сами виноваты? Кто их туда посылал? Однако я готов пойти на уступки. Я не дикарь и согласен выдать семьям убитых по пятидесяти рублей. Больше ничего! Шахты переделывать не буду. Посылать в шахты нянек тоже не буду. А расценки? Почему они ставят вопрос о расценках? Почему? – вскакивая с места и обращаясь к присутствующим, спрашивал Петчер. – Какое отношение имеют к этому вопросу расценки? Это выдумка социалистов. Их бы следовало всех посадить за это в тюрьму. Всех до одного, понимаете?

– Требуют еще сменить управляющего, – деланно робким голосом вставил шпильку Папахин.

– Что? Что вы сказали? – сдвинув брови, выкрикнул Петчер. – Здесь нет управляющего. Я хозяин.

– Мы им это разъяснили, – продолжал Папахин. – Я, например, несколько раз говорил, что мистер Петчер не только управляющий, но и хозяин. А они в ответ знаете что? Тем более, говорят, он должен отвечать и как управляющий и как хозяин. Подзуживает их кто-то, это ясно.

– Я буду телеграфировать в Петербург, в Лондон. Я вызову полицию, солдат, – бегая по комнате, кричал Петчер. – Я покажу им, как бастовать и предъявлять свои требования. Дураки! Обождите, я вам устрою забастовку!

Совещание длилось уже около часа, но никто еще ничего не говорил. Присутствующие с явным недоумением слушали ругань и угрозы управляющего. В кабинете находились все руководители завода и шахт. Петчер продолжал кричать и ругаться, а собравшиеся молчали.

Вдруг сидевший у окна механик Рихтер сорвался с места.

– Идут, сюда идут! Вот, смотрите, – испуганно закричал механик.

Рихтер не сказал, кто идет, но все догадались, что идут рабочие.

Побледневший Петчер бросился к окну. Один, три, семь. Из груди вырвался облегченный вздох.

– Это делегация, но все равно, не мешает вызвать сюда полицию, – предложил он, обращаясь почему-то к одному Рихтеру.

– А я считаю, что полицию вызывать не нужно, – поднявшись во весь рост, спокойно предложил Калашников. – Я уверен, что рабочие идут с мирными намерениями. Нужна выдержка, мистер Петчер.

Англичанин молча уселся в кресло.

В кабинет неожиданно вошел почтальон. Приняв телеграмму, Петчер разорвал бандероль. Это был ответ Грея на его сообщение о забастовке и о требованиях рабочих. Грей писал:

«Просьбу рабочих об установлении в шахтах технического наблюдения удовлетворяем. Для организации безопасной работы высылаем техников-англичан. Выдайте семьям погибших по пятидесяти рублей. Дайте обещание рассмотреть вопрос о расценках. Что касается управляющего, об этом с рабочими в разговоры просим не вступать. Грей».

Прочитав телеграмму, Петчер задумался. С одной стороны, он был недоволен сделанными уступками, а с другой, опасаясь лично за себя, хотел бы как можно скорее ликвидировать конфликт.

– Прошу вас, господа, – выдавил он сквозь зубы, – остаться и принять участие в переговорах с делегацией. Рихтер, пригласите их сюда.

Первым просунулся в дверь Еремей.

– Заходить, что ли?

Не получив ответа, Еремей обернулся, замахал рукой, приглашая остальных членов делегации. – Можно. Заходи, ребята.

Вслед за Еремеем вошли Маркин, Кауров и еще четверо рабочих.

Поискав глазами место, где бы можно присесть, и не найдя его, делегаты стали около стены.

Петчер молча смотрел на Еремея, считая его руководителем делегации. Еремей также смотрел на Петчера и молчал, ожидая, чтобы тот заговорил первым.

– Наше слово последнее, – говорил он делегатам еще в дороге. – Не торопитесь. Как мы скажем, так и будет. С нами весь завод, уж на што меньшевики, и эти, как их, черт?

Да вот, вспомнил, серы, и те, хотя жмутся, мнутся, но тоже поддерживают. Пусть попробуют с нами бороться.

Не отрывая глаз от Еремея, Петчер медленно поднялся. С самого начала он хотел взять инициативу в свои руки.

– Вас прислали забастовщики? Вы – делегация? – спросил он Еремея.

– Кажется, угадал. Так оно, пожалуй, и будет. Делегация, – усмехнулся Еремей.

– Тогда разрешите сказать вам, – глухо и медленно начал Петчер, – что меня возмущает поведение здешних рабочих. Они, как видно, не понимают, что катастрофы на производстве не всегда являются результатом плохого руководства администрации. Катастрофы на производстве практически всегда возможны. Подобные катастрофы бывают на всех шахтах земного…

– На дураков рассчитываешь, а они умерли, – оборвал Петчера Еремей. – Не кастрофа, а убийство. Мало вам, что кровь и пот из нас, из живых, сосете, так еще пачками убивать вздумали. Зарядил: кастрофа, кастрофа! Нечего пыль в глаза пускать. Давай лучше о деле побалакаем. А о кастрофе потом вот им расскажешь, – при этом Еремей презрительно кивнул на сидевшего рядом с Петчером Рихтера.

Управляющий сжал в кулаки заметно дрожавшие руки. Хотелось как можно скорее выпроводить из кабинета этого ненавистного человека. Опустившись в кресло и стараясь придать своему голосу строгое спокойствие, он спросил:

– Говорите, чего хотят ваши забастовщики?

Вперед вышел Данило Маркин.

– От имени всех рабочих завода и лесорубов, – откашлявшись, сказал Маркин, – нам поручено предъявить вам такие требования.

Данило вытащил из кармана бумажку, расправил ее на ладони.

– Первое, – загибая палец левой руки, громко сказал Данило, – мы настаиваем, чтобы были отменены все распоряжения о снижении расценок по заводу, по шахтам, для лесорубов и всех остальных рабочих. Немедленно. Второе: управляющему, вам, значит, уехать с завода, куда вы захотите, тоже немедленно. Третье: экстренно принять меры и навести порядок на всех шахтах. Установить для каждой шахты должность техника, ответственного за безопасность работы. Четвертое: семьям погибших выдать полагающееся по закону вознаграждение и платить членам семьи за счет завода ежемесячно пенсию до совершеннолетия детей. Пятое: разрешить рабочим, как это было раньше, ловить рыбу во всех озерах и не допускать порубки леса для нужд завода ближе, чем в пяти верстах от крайних домов поселка…

Петчер слушал Маркина, закусив нижнюю губу. Глаза тупо смотрели куда-то в сторону. Ему казалось, что все это дурной сон. И стоит ему проснуться, как всего этого не будет.

Зазвонил телефон. Трубку взял Рихтер. Послушав немного, он испуганно закричал:

– Не может быть! Да что ты? О, боже мой! Сейчас, сейчас… Возьмите, мистер. Я так и знал, беда! – От испуга на лице Рихтера выступили багровые пятна.

Петчер схватил трубку.

– Я слушаю, управляющий… Что? Сбросили в шахту?

Живым?.. Всех?.. А что полиция? – завизжал Петчер..

Почему она не стреляет? Убили… разбежались. Что?.. Идут сюда?..

Глаза англичанина расширились, губы затряслись, выпавшая из рук трубка повисла на телефонном шнуре.

– Что же это будет? – застонал он жалобно. – Бунтовщики сбросили в шахту механика и еще кого-то. Сейчас они идут сюда, их много. Полиция разбежалась.

– Нам нужно немедленно уйти в лес и там дожидаться, когда все это кончится, – завизжал перепугавшийся Рихтер. – Здесь нам оставаться ни в коем случае нельзя, они нас перебьют.

– Вряд ли вам удастся там отсидеться, – заметил Саша Кауров. – Выловят вас там, молодчиков, как пить, дать.

Маркин положил бумагу на стол. В усах затаилась мелькнувшая на миг улыбка.

– Собственной тени пугаетесь, господин управляющий.

– У нас, у русских, пословица есть, – перебил Маркина Еремей, – пакостливый, как кошка, а трусливый, как заяц.

Но даже и на эту грубость Петчер не обратил никакого внимания. С испугом он думал о надвигающейся опасности. Помощи ждать было неоткуда. Полиция разбежалась. Единственное, что оставалось делать… согласиться с требованиями забастовщиков. Правда, он многое теряет, но другого выхода у него нет. Нужно соглашаться, а дальше будет видно. Иначе эти дикари растерзают его.

Кашлянув, Данило напомнил о присутствии делегации.

Петчер, вспомнив, что забастовщики требуют его немедленного удаления, робко запротестовал:

– Я не могу решить вопрос о своем освобождении. Есть телеграмма. Мне запрещено. Я должен снова сделать запрос.

Маркин взял телеграмму, прочитал и вернул обратно.

– А как остальные пункты наших требований? – еще плотнее придвинувшись к столу и прямо глядя в лицо англичанина, спросил он.

Англичанин понял, что требование о его освобождении у забастовщиков не является главным. Сразу стало легче: лично для него этот пункт был самым неприемлемым и самым трудным.

– Остальные требования я принимаю, – сказал он. – Беру на свою ответственность.

Данило достал из стопки несколько листов бумаги, положил их перед управляющим, подал ручку.

– Прошу писать в Петербург телеграмму. Как там, это му, еж тя заешь, Огрею.

Петчер догадался и написал адрес.

– Теперь пишите так: «Считаю себя виновным в гибели рабочих. Нужно обсудить вопрос о возможности оставления меня управляющим».

– Господин Данило, я прошу после слова «себя» разрешить написать слово «косвенно».

Подумав, Маркин махнул рукой:

– Ну, Ладно, валяй, пусть будет косвенно. Теперь пиши дальше: «С вашим предложением в части расценок согласиться не могу. Чтобы не затягивать переговоров с рабочими, сегодня я отдал распоряжение об отмене приказов, снижающих расценки. Считаю это справедливым. Я согласился также установить семьям погибших пенсии». Прошу подписать, – предложил Маркин. Петчер подписал.

– А теперь нужно написать еще вот что, – подумав, добавил Данило. – Это мы в Петербург посылать, пожалуй, не будем, оставим здесь на телеграфе: «Все это договорено на добровольных началах между управляющим и делегацией рабочих».

Данило взял ручку, поставил число и подписался.

– Прошу, господа, удостоверить своими подписями наше соглашение, – предложил он присутствующим.

Неожиданно за окном послышались крики приближающегося народа. Маркин кивнул Еремею:

– Поди посмотри, что там.

Через четверть часа Петчер с дрожью в голосе читал с крыльца приказ перед двумя сотнями лесорубов.

Впереди лесорубов, откинув назад голову, стояла высокая худая женщина. Голова ее была повязана небольшим ярко-красным платком. Рядом с женщиной топтался совершенно босой, в холщовой рубахе и дырявых посконных штанах высокий, очень худой мальчик. Он то и дело помахивал небольшой, очищенной от коры березовой палочкой, на конце которой была прикреплена красная ленточка.

– «Осознав несправедливость сделанного, – косясь на мелькавшую перед глазами ленточку, шепелявя и коверкая слова, читал Петчер, – я добровольно отменяю приказы о снижении расценок всем категориям рабочих. Назначаю на каждую шахту по технику, поручаю им ликвидировать бес порядки. Полностью принимаю требования о вознаграждении семей погибших. Разрешаю рабочим ловить рыбу там, где они захотят. Я не дам разрешения рубить лес вблизи завода…»

Прочитав приказ до конца и морщась от криков ликующих лесорубов, англичанин вернулся в кабинет. Там он увидел, что все присутствующие с недоумением смотрели на Рихтера, державшего в руках телефонную трубку.

– Что еще случилось? – уставившись на механика, нетерпеливо спросил Петчер.

– Нас обманули, мистер, – плачущим голосом закричал Рихтер. – Только сейчас звонил пристав Ручкин. Он, оказывается, жив. Спрашивал, не нужны ли вам полицейские? Ручкин просил передать, что когда они с урядником спустились в шахту, туда неожиданно упал механик Гартман. – Рихтер вытащил из кармана платок и вытер им пот со лба. – Есть предположение, что его кто-то столкнул, хотя все в один голос доказывают, будто это просто несчастный случай.

– Но кто же вам говорил другое? – негодуя, закричал Петчер. – Гартмана убили, полиция разбежалась или в шахту спряталась – один черт. Вы, господин Рихтер, большой трус.

Петчер негодовал, но, чтобы не быть смешным в глазах своих же подчиненных, решил не поднимать лишнего шума.

Глава девятнадцатая

В столице русского государства – Петербурге, в большом, богато обставленном особняке заседало правление общества кыштымских горных заводов. Англичане – их было трое из семи членов правления – чувствовали себя здесь хозяевами. Да и немудрено! Барон Уркварт, возглавляющий английскую компанию, ухитрился сосредоточить в своих руках почти весь капитал общества.

Первым на заседании выступил лорд Форис Морриссон. Напыщенный, самодовольный, он поднялся с кресла, достал из бокового кармана записную книжку, перелистал в ней несколько страниц и, найдя нужную запись, начал читать.

– Господа! Вы хорошо знаете, что такое Великобритания! О, это самое большое, самое могущественное государство в мире. У нас много угля, много стали, много машин..

Морриссон сверкнул маленькими глазками, перевернул в записной книжке страничку и, сморщив и без того морщинистое лицо, продолжал: – Но, господа, в Англии сейчас царит медный голод. Это самое большое зло, какое только может постичь столь великую нацию. Я думаю, мы должны это понять и сейчас же прийти на помощь англичанам. Я призываю вас, господа, продавать медь только английским фирмам.

«Подавай им всю медь», – нетерпеливо барабаня толстыми пальцами по столу, подумал заводчик Тимирязев, восседавший на председательском месте. Он уже давно кипел от бахвальства Морриссона. Привыкший к власти, он не мог смириться с тем, что англичане все прибирают к рукам, не считаясь с выгодами русских предпринимателей.

– Вам, мистер, – обратился он к Морриссону, умышленно не назвав его лордом, – хорошо известно, что в Рос сии сбыт всей меди находится в руках синдиката «Медь».

Хозяевами там всегда были немцы. Кроме того, не нужно забывать, что многие русские фирмы также заинтересованы в покупке нашей меди. В самом деле, – он поднял руку, сверкнув драгоценными камнями, – не ехать же за ней в Канаду! Исходя из этих двух соображений, я думаю, что ваше предложение становится совершенно неприемлемым, и убежден, что вы его измените.

Никто из англичан не ожидал такого отпора. Куда девалось их холодное спокойствие? Морриссон даже вскочил с места.

– Вы, господин Тимирязев, не согласны? Вы, очевидно, господин председатель, забываете, кто основной держатель акций. А куда поедут представители русских фирм покупать медь, в Канаду или в Чили, меня это не касается.

Я категорически требую, – повысил тон англичанин, – прекратить бесцельную дискуссию по этому вопросу. Я вношу предложение: завтра же сообщить синдикату «Медь», что мы подпишем с ними контракт только в том случае, если в нем будет указано о продаже всей нашей меди английским фирмам.

Тимирязев, однако, не сдавался. Промышленник не мог выпустить из своих рук источник огромных прибылей. Поэтому он решил прибегнуть к патриотическим чувствам соотечественников, напомнив им о значении меди в вооружении армии.

– Общество наше находится в России, и оно должно считаться с интересами своего государства, – сказал он в заключение.

Пока Тимирязев произносил речь, перед ним была положена записка:

«Дорогой Иван Ильич, при чем тут интересы государства? Пусть об этом заботятся министры. Это их обязанность, а мы деловые люди, наш девиз – дело. Вы совершенно напрасно спорите с Морриссоном. Не спорьте. Вы одиноки, все члены правления поддерживают его предложение».

Внизу стояла подпись Грея, за ней следовали подписи русских членов правления.

Поняв, что дальнейшая борьба бесполезна, Тимирязев объявил о принятии предложения Морриссона.

После перерыва Тимирязев отказался председательствовать, его место занял заместитель председателя Штоков.

Обсуждалось письмо Петчера, присланное со специальным курьером. Докладывал Грей.

В противовес сухопарому Морриссону, Грей был похож на большую пивную бочку, к которой пристроили ноги и голову.

– И вот забастовщики силой заставили нашего управляющего принять неприемлемые для нас условия, зверски убили лучшего специалиста – механика Гартмана. Местная полиция, во главе с приставом, оказалась неспособной обеспечить на заводе порядок. Я рекомендую членам правления, – обращая взор в сторону Морриссона, говорил Грей, – поручить лорду Форису Морриссону обратиться от имени правления к русскому правительству с просьбой о самом строгом наказании виновных в организации беспорядков. Мы должны указать властям на бездеятельность полиции; это несовместимо с заключенным недавно англо-русским соглашением. Я также прошу вас, господа, – морщины на его лбу собрались в гармошку, – поручить мне выбрать подходящий момент и вновь отдать распоряжение о снижении расценок, указав управляющему мистеру Питчеру на его некомпетентность в решении таких вопросов.

– Правильно, – поспешно согласился с предложением англичанина Штоков, – опять за старое принимаются. Разболтались, бунтуют, а управляющий испугался и со всем соглашается. Я считаю, что нам также не следовало бы учреждать в шахтах технический контроль, – оглядываясь на Морриссона, неуверенно продолжал Штоков, – этого нигде нет. Да ведь и нам он тоже не нужен.

Неожиданно слово попросил все время молчавший Темплер.

– Позвольте, господа, доложить, что в Англии, – на чал он скрипучим голосом, – привыкли считаться с законными требованиями рабочих. Если хотите знать, благодаря этому правильному взаимоотношению работающих и предпринимателей, английский народ живет сейчас лучше любо го народа в мире. Уверяю вас, господа, – поднимаясь с места и как бы приготовляясь к отпору, продолжал Темплер, – английская нация искренне желает распространить эти прекрасные традиции на весь земной шар, в том числе, конечно, и на Россию. Поэтому я горячо поддерживаю предложение мистера Грея о посылке на шахты дополнительных техников и считаю, что это будет лучшим доказательством нашего желания улучшить положение рабочих.

– Что за техники? Неужто своих там не хватает? – не доверчиво качая головой, возразил Тимирязев. – Здесь что-то не то.

– Вы, Иван Ильич, по-видимому, чем-то сегодня расстроены, – вставая, вежливо заметил Штоков. – На вас это совсем не похоже. Мистер Темплер встревожен целым рядом несчастий, происшедших на наших шахтах. Поэтому он предлагает пойти на частичные уступки требованиям рабочих. Свое предложение он обосновывает установившимися порядками на его родине. Что же тут непонятного? – удивился Штоков, нимало не смущаясь тем, что его слова совершенно противоречили сказанному им всего лишь несколько минут назад. – Мне кажется, мы должны это искреннее предложение мистера Темплера единодушно приветствовать.

И Тимирязев еще яснее понял, что надо сложить оружие.

– Итак, господа, – снова привстав с кресла, объявил Штоков, – мы подошли к главному вопросу нашего сегодняшнего собрания. Торжественно и многозначительно он осмотрел присутствующих. – На обсуждение вносится предложение о приобретении дополнительного земельного фонда и значительного увеличения, в связи с этим, акционерного капитала нашего общества. Письменный доклад об этом роздан. Я ожидаю ваших предложений.

Тимирязев негодовал. «Да как же могло военное ведомство, заинтересованное в этом земельном фонде, допустить подобную сделку? Небось обществу, в котором основной капитал принадлежит ему, Тимирязеву, отказало, да как отказало, с попреками, предупреждениями, угрозами… А тут… – Тьфу ты, чертовщина какая-то!»

– Позвольте, господа, – не выдержал он, – прошу разъяснить, насколько серьезно согласован этот вопрос с военным ведомством. Я, например, уверен, что оно воспротивится такой сделке и спутает нам все карты. Вместе с тем я считаю своим долгом указать уважаемым членам правления на недопустимость с нашей стороны санкционирования такого неблаговидного поступка по отношению к русскому правительству.

На заседаниях правления установилось никем не утвержденное правило, по которому каждый говоривший должен был встать. Грей же, лениво повернув свою жирную шею в сторону Тимирязева, не счел нужным даже подняться с кресла.

– Поверьте, господа, – начал жаловаться Грей, – что Ничего нет труднее, чем объяснить элементарные, всем известные истины. Вы прекрасно понимаете, что господин Тимирязев хорошо знает о союзнических отношениях двух государств, подданными которых мы имеем честь состоять. Он так же хорошо знает, что для Англии военная мощь и самостоятельность России так же дороги, как мощь самой Англии. И нас, истинных ваших друзей, прямо-таки оскорбляет отношение господина Тимирязева к попытке купить земельные участки, в которых частично заинтересовано русское военное ведомство. Я вам заявляю, господа, – поднявшись с кресла и повышая голос, заявил Грей, – что все мы заинтересованы в хорошем состоянии дел вашего военного министерства, и ни у кого не должно быть сомнения в нашем горячем желании помогать ему всем, что у нас есть, и даже тем, что будет.

– А как с продажей меди? – раздраженно крикнул Тимирязев.

Грей вздрогнул, но тут же оправился и спокойно сказал:

– Мы никогда не получали официальных сведений о нехватке меди для нужд русского военного министерства.

Поднявшись с места, Морриссон подошел к Грею и, любезно улыбаясь, склонил перед ним голову.

– Ваши слова, мистер Грей, – сказал он, прикладывая к груди руку, – заслуживают самой большой похвалы. И не только потому, что они правильно выражают нашу традиционную дружбу с Россией, но и потому, главным образом, что пригвождают к позорному столбу тех, кто этой дружбы не понимает и стремится везде, где только можно, нарушить ее. Да, да! В самом деле, разве можно придумать что-, либо более безобидное, чем стремление русского общества купить на английские деньги землю в России! О, это исключительная порядочность. Я очень уважаю господина Тимирязева… Да, очень уважаю, – помолчав, добавил Морриссон, – но в интересах дела и справедливости прошу вас указать ему на недопустимость выпадов, порочащих истинные цели нашего общества.

Тимирязев не стал возражать. Он понял, что это бесполезно, и решил действовать другим путем. На следующий день он пытался переговорить об этом с представителем военного министерства, с тем самым высоким чиновником, который в свое время так бурно протестовал против всякой попытки продать этот фонд. Ио чиновник дал понять, что на этот раз вопросы купли-продажи этих земель находятся вне сферы его компетенции.

* * *

На следующий день там же, в Петербурге, но только в другой части города, состоялось собрание Ленского золото-промышленного товарищества. На собрании присутствовали лорд Форис Морриссон и мистер Темплер.

Обсуждался вопрос об источниках финансирования товарищества в связи с расширением его деятельности.

Выступивший на собрании представитель «Горнопромышленной корпорации» англичанин Джексон в категорической форме заявил присутствующим, что корпорация не в состоянии финансировать в дальнейшем золотопромышленное товарищество и намерена в ближайшее время распродать все свои акции.

Заявление Джексона подтвердил представитель международного банка Грюнер.

Наступило гнетущее молчание. Прекращение финансирования угрожало товариществу серьезным кризисом. Мало надежд возлагали присутствующие и на важного представителя, выступление которого должно было состояться, как объявил председатель, после перерыва.

– Опять, наверное, кто-нибудь из министерства? – спрашивали друг друга собравшиеся.

– Да, сейчас начнут распинаться, убеждать, что государству, позарез нужно золото.

– Нет, господа, нам эти болтуны просто надоели, – размахивая руками, почти кричал пышно разодетый Хальников. – На одних словах далеко не уедешь. А где взять деньги? Где, я вас спрашиваю? Товарищество растет, золота на Лене уйма, а денег никто не дает. Порядок, называется? Чертовщина, а не порядок.

– Не так уж плохи наши дела, как они кажутся на первый взгляд, Федосей Евдокимович, – подойдя к Хальникову, многозначительно произнес председатель. – Правление давно занимается вопросом финансирования товариществ и кое-что подготовило. Вот сейчас сами увидите.

Когда присутствующие заняли свои места, председатель поднялся и начал громко звонить, хотя в этом не было никакой надобности. После этого он долго смотрел на сидящего в первом ряду Морриссона и, чеканя каждое слово, торжественно произнес:

– Уважаемые господа! Предоставляется слово достопочтенному лорду Морриссону, присутствующему здесь по приглашению правления в качестве весьма желанного представителя.

Морриссон важно поднялся с места, не торопясь прошел к столу председателя.

– Разрешите мне, – начал Морриссон, вытаскивая из кармана записную книжку, – объявить вам, господа, о принятом нами решении прийти на помощь вашему почтенному товариществу. В Лондоне только что создано общество под знаменательным названием «Лена Голдфилдс», с капиталом в двадцать миллионов рублей.

– Ура!!! – закричал Хальников. – Ура!!!

Председатель схватился было за звонок, но звонить не стал.

В зале поднялся одобрительный шум. Морриссон самодовольно улыбнулся.

– Я благодарю вас, да, благодарю, господа, за правильное понимание нашего решения и спешу сообщить, что английское общество «Лена Голдфилдс» предоставляет товариществу акции на сумму в семь миллионов рублей и открывает кредит еще на десять миллионов рублей. – Он внимательно наблюдал за тем, какое впечатление произведут на присутствующих названные цифры. – Мы также приобретаем у русской горнопромышленной корпорации в Лондоне все акции вашего товарищества, – ожидая всеобщего одобрения, закончил он свое сообщение.

– Не нашего, а теперь уже вашего, – неожиданно послышался недовольный голос из зала.

В зале задвигались, зашумели. Председатель громко зазвонил.

– Кто? Кто сказал эту глупость? – поворачиваясь во все стороны, кричал Хальников. – Это наши спасители, можно сказать, благодетели! – Он подбежал к столу, схватил англичанина за руку и начал ее так сильно трясти, что Морриссону стало не по себе. Он сморщился, но руки все же не отдергивал. Когда шум постепенно утих, он продолжал:

– В Англии, господа, сейчас есть достаточное количество капиталов, но у нас, к сожалению, нет такой феноменальной Сибири и сибирского золота. Однако, господа, очень и очень хорошо, что эта Сибирь и сибирское золото есть у наших русских друзей. Считаясь с возникшими у вас затруднениями, мы и решили прийти к вам на помощь. При этом мы ставим только одно условие: товарищество должно немедленно приобрести все свинцово-цинковые рудники в Сибири и на Дальнем Востоке.

– Ого, хватил! Губа-то, видать, не дура, – снова послышался голос из зала. Но на этот выкрик Морриссон не обратил внимания. – Я надеюсь, господа, что объединенными, феноменальными усилиями мы сумеем организовать разработку этих ценных металлов, без пользы лежащих в далекой русской земле.

В зале шумно захлопали в ладоши.

Из всех присутствующих только двое заявили о своем несогласии с предложением Морриссона.

– Иностранцам продаемся! – пробовали возражать они. – Неужели нельзя что-либо другое придумать?

– А чего еще думать?:-кричал Хальников. – Нам деньги дают, а мы думать будем. Золото не пахнет, все равно, чье бы оно ни было!

– Черт с вами! – кричали из зала. – Половину России иностранцам уже продали, продавайте остатки…

Однако это были только одинокие голоса.