Текст книги "Попутчики (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 47 страниц)

Наталья Авербух
Попутчики

Посвящается батраку Гийому из несуществующей деревни Монсильван, с которым все эти события вполне могли бы произойти.

Предыстория
Братья Камня

Кружилась метель. Он с трудом брёл домой. Брат ордена Камня. Брат Камня. Человек, поклявшийся служить Заступнику. Человек, поклявшийся помогать людям. Холодно. Трудно вырывать ноги из земли. К коленям норовил прижаться Паулус – его новый пёс. Трудно… надо поправлять волокушу с её страшным грузом. Душу терзали страдания. Он не справился. Не сумел. Пришёл слишком поздно.

Паулусу не хватало опыта, он был, говоря по правде, ещё совсем молодым псом. Это могло бы быть оправданием, но брат ордена Камня не нуждался в оправданиях. Никто не мог обвинить его сильнее, чем он винил сам себя.

Он мог взять Альваха, пса, с которым обычно ходил брат Кипп. Но нет. Он предпочёл взять своего.

Паулусу надо было учиться.

Но… такой ценой?!

Он не успел.

Человек погиб.

Он не смог его спасти.

Как мог путник отважиться идти через перевал в такую погоду?

Зачем он пошёл?

При нём было очень мало денег и никаких драгоценностей. Он даже не успел принять последнее благословение.

…его душа не обретёт покоя…

Брат ордена Камня нашёл при несчастном пачку писем, спрятанных так тщательно, как будто бы путник опасался грабителей. Грабителей, искавших эти письма? В их глухих местах, где нет укрытия иного, чем стены монастыря?

Это было странно.

…отец приор, быть может, сумеет понять, что это значит…

Было холодно… каждый шаг давался с трудом, ветер лез под одежду, ерошил шерсть пса, засыпал привязанного к волокушам покойника.

Монах с трудом отодвинул тяжёлую дверь монастыря, пропуская пса с волокушей. Ему предстояло позаботиться о собаке, передать тело несчастного братьям и рассказать о случившемся отцу приору.

…до отца приора монах добрался перед самой заутреней…

Коротко, не виня себя и не оправдываясь, рассказал о произошедшем.

…такое уже случалось с ними. Такое случалось не раз.

… но каждый раз ломал что-то в душе.

Монах протянул приору найденный при несчастном свёрток. Может быть, там написано его имя… Приор отечески кивнул, не откладывая, развернул бумаги, вгляделся… и переменился в лице.

– Ты не заглядывал в них? – подозрительно спросил приор.

Душу сковало ужасное предчувствие, он застонал…

И проснулся. Было темно, тесно и твердо. И холодно. Совсем не похоже на его келью в родном монастыре. Что ему снилось?.. Снег… Зима, метель, чья-то смерть…

Он умер?! Это гроб?!

Монах проснулся окончательно.

Рядом горячо дышал Руфус, его старый пёс. Он проснулся одновременно с любимым хозяином и тут же полез его вылизывать. Монах привычно увернулся от капающих слюней.

– Тихо, puer[1]1
  Puer – мальчик (церковный язык).


[Закрыть], тихо, – прошептал он.

Память потихоньку возвращалась.

Лето подходило к концу. Он – у старого и надёжного друга, делит с ним кров и постель, как заповедовал Заступник. Он… Сбежал. Бросил монастырь, братьев, бросил свой долг.

…Отец Наркис, приор их монастыря, пришёл в его келью глубокой ночью. Монах не спал, он молился Заступнику, умоляя просветить его разум, вернуть спокойствие в душу.

– Ты не спишь, брат Полди, – сказал отец Наркис, притворив за собой дверь. – Тем лучше.

Монаху, измученному бессонной ночью и страхом, приход отца приора показался ответом на его молитвы. Отец Наркис был человек умный, в отличие от брата Полди, успевшим повидать мир, прежде чем принять постриг. Он пришёл из святых земель с письмом от тамошнего магистра. Настоятель встретил его настороженно, но отец Наркис удовольствовался должностью приора, по правде сказать, сняв этим с отца настоятеля немалый груз. С тех пор дела в монастыре пошли на лад. Брат Полди не имел иных послушаний, кроме своего искусства и помощи путникам на перевале, поэтому общался с отцом приором меньше, чем остальные братья. Он и на перевал мог бы не ходить, но… Ему слишком нравились собаки и – быть полезным людям. Люди влекли его необычайно, несмотря на обеты, требующие отречься от мира. Отец Наркис поддерживал его. Отец Наркис видел и понимал многое, даже что творится на душе у его братьев.

Приор положил свёрток на стоящий у окна стол.

– Здесь твоя книга, – сказал он.

Монах удивлённо заморгал. Он думал, что книгу отправят иначе. Не завёрнутую в старые тряпки, а с почётом и сопровождающими, достойными его творения.

– Идём, – продолжал приор. – Я открою тебе заднюю калитку. Во дворе тебя ждёт сумка с припасами, которую ты должен был взять в Кертианское аббатство. Еда, одеяла… Немного денег.

– Но я думал…

– Сын мой. Ты так юн и неопытен. Всё, что ты знаешь – лишь стены нашего монастыря и свои книги. Но ты должен понять. Ты помнишь путника, который погиб зимой?

Это Полди помнил очень хорошо и понурил голову.

– Нет, нет, ты не должен себя винить! – с жаром возразил приор мыслям монаха. – Его смерть… не иначе как рука Заступника… Впрочем, нет. Нам не дано постигнуть Его волю. Слушай. Бумаги, которые были при нём… орден братьев-заступников хочет слишком много. Не только тебя и Книгу, которую ты создал, не только славу величайшего творения. Они замышляют зло против нас, зло против Ордена Камня и…

Приор понизил голос и придвинулся к брату Полди.

– Я не вправе тебе открыть всего, но уверен, они замышляют зло и против Святого престола.

Монах охнул.

– Отец, но как же… что же… Неужели нельзя… Пошлите кого-нибудь в Терну[2]2
  Терна – колыбель цивилизации, город, в котором живёт тернский папа, глава церкви.


[Закрыть]… пошлите меня… мы должны же…

– В Терне они влиятельны куда более, чем в этой далёкой стране, – спокойно возразил приор и Полди как-то остро вспомнил, что отец Наркис пришёл издалека. Может быть, из самой Терны. Во всяком случае, он в ней бывал. Может быть, он видел Святейшего отца…

– Но что тогда?..

– Ты возьмёшь Книгу и тайно покинешь монастырь, – ответил приор так уверено, что Полди понял: отец Наркис всё обдумал и обдумал очень хорошо. – Спрячь её и найди покупателя.

– Но она бесценна!

– Знаю. Но ты найдёшь того, кто сможет заплатить за неё деньги. Поищи руки более чистые, чем руки братьев-заступников. Нам нужна помощь светских властителей, а она, увы, только покупается, не даётся даром.

Брат Полди ошеломлённо кивнул.

Отец приор положил руку на его плечо.

– Мы не можем защитить ни тебя, ни Книгу, ни наш монастырь, ни орден, как не смог защититься магистр Эрвин, подло убитый на севере. Поэтому нам надо бежать и прятаться. Осенью под Сетором будет рыцарский турнир, туда съедутся бароны[3]3
  Барон – здесь обобщённое название феодала, у которого в вассалитете есть другие феодалы, то есть в союз баронов входят как дворяне, носящие баронский (самый низший) титул, так и графы, и марграфы.


[Закрыть] со всего Тафелона[4]4
  Тафелон – название страны, в которой происходит основное действие романа.


[Закрыть]. Я найду тебя там или в нашем монастыре в Лабаниане, а до того постарайся остаться в живых, сохранить Книгу и получить за неё деньги.

Монах молча кивнул. Говорить он не мог – страх сдавил горло. Он помнил про магистра Эрвина. После его внезапной смерти монастырь на северной дороге был занят братьями-заступниками. Не находя слов, он поцеловал руку отцу приору. Тот так же молча благословил его.

Спрятав Книгу, брат Полди шёл по дороге, ведущей на север, неутомимо шагая вперёд и вперёд. Люди принимали его… немного странно. Наверное, он не умел с ними разговаривать. Недаром отец Наркис утверждал, что брату Полди не хватает знания людей и мира. Но когда они вели этот разговор… всё казалось таким мирным и безопасным… монаху казалось, что никогда ему и не понадобится – общаться с людьми. А теперь его глаза распахнулись, с них словно бы спала пелена.

Мир стоял перед ним – огромный и страшный, полный людей, благочестивых и не очень, отзывчивых и чёрствых… Разные, очень разные люди были в миру. Брат Полди помнил и то, как он молился об урожае в бедной деревеньке в Лотарине – там жили куда хуже, чем люди у них в горах, а ведь в горах хлеб едва растёт. Помнил, как ночь застигла его в дороге и он, скорчившись в канаве, слушал жуткие завывания ведьм – он по неведению прошёл у самого края Серой пустоши.

А потом посреди бела дня в светлом и приветливом лесу раздался свист, и дорогу монаху заступили два дюжих мужика, многозначительно похлопывающих по ладоням дубинками.

– Мир вам, добрые люди, – неуверено поздоровался брат Полди.

Он успел услышать сзади залихватское уханье третьего разбойника. Потом в глазах потемнело.

История первая
Страх

Глава первая
Большеногая Врени

Она пришла в деревню во время дождя. Крепкая, в мужской одежде, закутанная в промокший насквозь плащ, она вошла в кабак и устало уселась на скамью, пристроила у ног сумку. Сдернула с головы капюшон, откинулась на стену.

Кабак был полон детей, которых дождь загнал под крышу. Прерывать игру им не хотелось, и они кинулись туда, где их всегда ждало ласковое слово и ломоть хлеба. Рамона часто присматривала за чужими детишками, пока родители были заняты в поле. Новая баронесса оказалась капризной, что ни день, то новые подати. При ней не раз вспоминали старого барона. Вернётся ли он домой?.. Этого никто не знал. Что там творится, в святых землях, далеко на востоке? Говорят, там одни язычники и у людей пёсьи головы, а у кого-то на лице растёт по два носа…

Аццо, сын нового кузнеца, подобрался поближе и уставился на гостью во все глаза. Была она чернява, с крупными чертами лица, большим острым носом, большим ртом, квадратным подбородком. Внимательные тёмные глаза были глубоко посажены. На лбу и щеках были следы от старых ссадин. Будь она мужчиной, такое лицо сочли бы выразительным. Как женщина она была уродлива.

– Хозяюшка! – окликнула она, не слишком стараясь смягчить свой грубый голос. – Подай вина! Да пожрать чего бы.

Рамона хмыкнула, но вина принесла. Гостья перехватила её взгляд.

– Не хотела грубить, – устало произнесла она. – Долго шла. Промокла.

– Снимай плащ, – предложила кабатчица, – обсушу.

Гостья покачала головой.

– Поесть дай. Наемся – и пойду.

– Да куда ты пойдёшь, в такой ливень? – заспорила Рамона. – Снимай плащ, говорю, выдумала тут! Кашу хочешь?

– Хочу, – кивнула гостья. – Да посоли погуще.

Она сунула руку за пазуху, что-то нащупала, и выложила на стол три медяка. Рамона ловко сгребла плату в передник и забрала плащ гостьи. Та откинула голову назад и закрыла глаза.

– Эй! – не выдержал Аццо. Другие дети тихонько подобрались поближе. – А ты кто?

– Зовут меня Врени. Большеногая Врени. Я пришла прямиком из города Карога. Отдохну здесь – да и пойду дальше.

Дети моргнули. Где находится город Карог, они не знали.

– А что ты делаешь? – не отставал Аццо.

– А у вас крыс морить не надо?

Аццо помотал головой.

– Тараканов? Клопов? Жуки, может, посевы жрут?

Дети запротестовали.

– У нас такая ведьма, что никакие жуки не страшны! Она каждую весну поля заговаривает!

– Тогда я цирюльник, – заключила Врени и в доказательство извлекла из-за пояса здоровую бритву.

Аццо подошёл ещё ближе и теперь пристально разглядывал лицо странной женщины.

– А это у тебя откуда? – спросил он, показывая на её лицо, украшенное застарелыми шрамами.

– Это? – не слишком удивилась Врени и глотнула вина. – А, это в одной деревне однажды решили, что я ведьма. Крысы-де у меня шибко быстро дохнут. А у них как раз засуха. Кто виноват? Ведьма виновата!

– Они тебя сожгли? – испугано спросил Аццо.

– Что ты! У них там был замечательный такой обрывчик. И если с него столкнуть ведьму, она обязательно полетит, кому хочется разбиться? Тут-то её из самострела прикончат.

– И ты?..

– А я не полетела, – хмыкнула Врени. Рамона поставила перед ней горшок каши и Врени с благодарным кивком запустила туда ложку.

– Ведьмы же не летают! – возмутился Аццо. – Если хотят узнать ведьму – её бросают в воду!

– Скажи это им, – посоветовала Врени. – Вот приди и скажи: я, мол, от той ведьмы, которую вы не добили в поза-ту весну. Решил рассказать, как правильно ведьм топить надо. Будут тебе они ведьму топить, когда у них засуха!

– А костёр? – ляпнул Аццо. Рамона, проходя мимо, отвесила мальчишке подзатыльник.

– Зачем тратить дрова, когда у них есть такой замечательный обрывчик? – угрюмо засмеялась Врени.

– Будет тебе детей пугать, – пробурчала Рамона и налила гостье ещё вина. Врени кивком её поблагодарила.

– А что, лечить людей у вас есть кому? – поинтересовалась гостья, делая ещё глоток.

– Знахарь у нас есть, – похвастался Аццо, кивая в угол кабака.

– Невидимый, что ли? – удивилась девушка. Стол в углу был пуст.

– Да нет! Только он там каждый вечер сидит! Приходит, доску расчерченную достаёт и предлагает сыграть кто пожелает. А то и вовсе непонятные игры приносит. Он у нас знаешь, какой? Из города прилетает жуть какой страшный злой волшебник, так он ему зубы лечит!

Врени хмыкнула.

– Злой волшебник, говоришь…

– Ну да! Его сама баронесса у себя принимает! Только это тайна!

– Вот и не болтал бы, – отвесила Рамона ещё один подзатыльник мальчишке. – Не слушай его, Врени, он выдумывает.

– А ведьма? – спросила Врени.

– Ведьма как ведьма, – пожала плечами Рамона. – Хорошая была девка, сейчас баба тоже ничего. Прижила ребёнка незнамо с кем. Ничего так девочка, добрая. В деревню ходит, матери помогает, пирожков там принести или травки лечебные больным передать.

– Так у вас и знахарь, и ведьма? – уточнила Врени. – Богато живёте.

– Повезло, – пожала плечами Рамона. – Так послать за знахарем? Он недалече живёт, а до ведьмы брести по лесу.

Врени задумалась и покачала головой.

– Нет. Пойду я. Принеси плащ.

– Так он не просох ещё.

Гостья промолчала. Рамона вгляделась в решительное лицо Врени и всплеснула руками.

– Куда ты пойдёшь? Холодно, дождь, да ты и больна даже! Не выдумывай! Оставайся, а я пошлю за знахарем, когда развиднеет.

– Я не больна. Не тревожься, я просто так спросила. Принеси плащ.

– Куда ты спешишь? – нахмурилась Рамона. – Гонится за тобой кто?

Врени усмехнулась, услышав в голосе кабатчицы подозрение.

– Заступником клянусь, нет. Не тревожься, я не принесла с собой зла. Только мне отдыхать не след, вот и всё.

– Свою голову не приставишь, – махнула рукой Рамона. – Иди, коли не сидится.

– Да, вот ещё, – остановилась Врени. – Дай вина на дорогу и хлеба.

Она отцепила от пояса флягу и протянула кабатчице вместе с ещё двумя медяками.

– Тут слишком много, – хмыкнула Рамона, но деньги взяла.

Врени усмехнулась уголком рта. Такую цену в деревенских кабаках платили свои, местные. Путникам всё всегда выходило дороже. Но не в этот раз. Повезло. Она забрала флягу, узелок с хлебом спрятала за пазухой, накинула на плечи не просохший плащ и вышла в дождь.

* * *

Магда сидела у котла с зельем предвидения и с ненавистью смотрела в его глубины. Зелье показывало только одно. Не какие-то картины прошлого, будущего или настоящего, а образ – того, кто занимал все её мысли. Того, кого она поклялась убить. Того, кому она была обязана жизнью.

Ведьма зачерпнула чёрной соли и посолила варево. Образ не пропал и даже не изменился. Такое бывает. Такое случается, и с ведьмами тоже. С ведьмами чаще всего. Самое сильное желание будет неисполнимым. Ей почти слышалось, как где-то там, не то в преисподней, не то за границей мира заливается хохотом Враг.

Ещё рано. Ещё слишком рано.

Но…

Заскрипела входная дверь. Магда вскочила на ноги, сжала в руке кухонный нож.

– Я сказала тебе, чтобы ты никогда – слышишь, никогда! – не переступал этого порога!

– Перепутала меня с кем, хозяюшка? – раздался в ответ грубоватый голос. Женский. Магда облегчённо выдохнула, положила нож на стол, стыдясь своего порыва. Потом снова нащупала рукоять.

– Я тебя не знаю! – резко ответила ведьма.

– Да уж само собой.

Незнакомка прошла на кухню и поклонилась хозяйке.

– Большеногая Врени меня называют, – представилась женщина. – А ты, небось, здешняя ведьма.

– Ведьма, – признала Магда, пристально разглядывая гостью. Крепко сбитая, большие ноги оправдывали прозвище. Руки тоже большие, крепкие, не привыкшие к женской работе. – За чем пожаловала?

– Помощи ищу, – глухо отозвалась женщина. – Верю в Освобождение, сестра.

Магда покачала головой.

– Я больше тебе не сестра. Я отказалась от Освобождения.

Врени смерила её пристальным взглядом, пожала плечами, повернулась и шагнула к выходу.

– Да погоди ты! – рассердилась ведьма. – Что за дело хоть у тебя?

Врени снова смерила её взглядом.

– Да уж. Деваться мне некуда.

– Что за дело? – снова спросила ведьма.

Врени махнула рукой и вышла за дверь. Магда осталась в полном недоумении.

* * *

Она едва успела вылить зелье и помыть котёл, когда странная гостья вернулась – и не одна. На плече она тащила насквозь мокрого монашка.

– Ты… – потеряла дар речи ведьма. – Ты это что ко мне принесла?!

– Человека, – отозвалась Врени, затаскивая монашка в дом. – На дороге нашла. Избил его кто-то и напугал до полусмерти. Побои я бы и сама свела, а с испугом не знаю как справиться.

– Да ты в уме ли? Притаскивать в дом ведьмы беглого монаха! А если его ищут?!

– Вот и поможешь, – хмыкнула Врени. – Не могла же я его бросить.

– Мир есть зло, – отчеканила Магда. – Смерть есть Освобождение.

– Я не прошла посвящения, я не могу дать Освобождение, – покачала головой Врени. – Его смерть была бы напрасной. А я тебя вспомнила. Ты та ведьма, которая отвертелась от высшего посвящения. Ну, что же. Назови свою цену. У всего есть цена. Договоримся.

– Зачем тебе это нужно? – сдалась Магда, наклоняясь над монахом. Тот оказался молоденьким парнишкой, чьё тщедушное тело терялось в бесформенном балахоне. Вид у него действительно был неважный. Страх, побои – ведьма принялась его ощупывать, проверяя, не сломано ли чего, – потом ещё дождь, промочивший беднягу насквозь. – Дрова колоть умеешь? Надо его согреть.

– Отчего же не уметь? – согласилась Врени. – А до остального… не спрашивай.

– Дровяник под навесом за домом, – указала ведьма. – Ничего не сломано. Повезло пареньку. Надо сжечь его одежду, если ты его прятать собираешься.

– Сожги, – согласилась Врени и подхватила топор.

– Стой! – вдруг произнесла Магда. – Ты не прошла посвящение, так, что, собиралась?

Врени покосилась на монашка. Тот был без сознания.

– Собиралась, – призналась она. – Старший брат отказался за меня говорить. Не готова, говорит.

– А кем бы ты стала, если бы прошла?

– Я? – усмехнулась Врени. – Убийцей.

* * *

К вечеру дождь стих, а к утру подсохло настолько, что Магда пошла в лес, собрать кое-что нужное, да, может, если сердце потянет, побывать у алтаря, спросить совета. Монашка она напоила зельем, от которого он проспит два дня и две ночи, а, когда пробудится, душа его вернёт спокойствие. Это поможет – на время. Врени осталась с ним – под строгий наказ по кухне не шарить. Цирюльница только пожала плечами.

– Да уж знаю, с ведьмой не связываются, – отозвалась она.

* * *

Оказавшись в лесу, Магда не приступила к делу сразу. Знахарь бы начал искать травы. Ведьма сняла обувь, распустила волосы, развязала пояс и скользнула между деревьев. Прежде чем срывать травы, надо было почувствовать лес, уловить его дыхание… лес дышал спокойно, мирно… но что-то нарушало мирную тишину. Это как болезнь – человек ещё здоров, но опытный глаз видит, что что-то не так.

– Ну, здравствуй, Маглейн, – произнёс знакомый голос. Ведьма в ужасе распахнула глаза.

Он стоял далеко от неё – тёмная тень в лунном свете. Держал пустые руки на виду. И усмехался. Магда не видела этого, но знала, он усмехался. Виль. Виль-батрак, убийца, проклятый. Прозревший. Высший посвящённый. Человек, который спас ей жизнь. Человек, который хотел лишить её самого дорогого. После того, как она освободилась от проклятия, его заменил Виль.

– Здравствуй, Виль, – хмуро поприветствовала она. – Или мне тебя звать «Медный Паук»?

– Сама решай, – отозвался Виль и неторопливо двинулся в её сторону. Магда попятилась.

– Зачем ты пришёл? Ещё не пришло время.

– Неласково встречаешь, – засмеялся батрак. – Поговорить хочу.

– Не о чем нам разговаривать, – огрызнулась Магда, чувствуя, что теряет самообладание. – Я говорила тебе – забудь о моём существовании. Исчезни. Моя дочь тебе не достанется.

– Ай-ай-ай, Маглейн, – покачал головой батрак, подходя ближе и усаживаясь на землю. – Всё обмануть хочешь папашу Виля.

– Мне плевать. Я помню всё, что ты для меня сделал. Поэтому говорю тебе – просто уйди.

– Кого ты дома прячешь? – вместо ответа спросил Виль.

– Не твоё дело.

– Не моё так не моё, – кивнул батрак, отвязал от пояса флягу и приложился к ней. – До завтра не уберутся ли?

– Откуда я знаю? – устало вздохнула Магда.

– Тогда завтра сюда приходи.

– И не подумаю.

– Придёшь, Маглейн, придёшь. Поговорим. О девчонке твоей поговорим. О жизни. Нам с тобой есть о чём поговорить.

– Не о чем нам с тобой разговаривать, – рассердилась Магда. Но знала: придёт. Нельзя всю жизнь провести в страхе.

* * *

В дом она вернулась, когда солнце уже перевалило через половину неба. Врени помыла пол, кинула остатки еды собаке. Пёс был старый, по пустякам не лаял, и Магда давно держала его только из жалости. Вернувшись, ведьма ничего не сказала непрошеной гостье. Не похвалила за помощь, не отругала за самоуправство.

Часть принесённых с собой трав разложила-развесила на чердаке для просушки, часть, вскипятив воду, заварила и оставила остывать. Подумав, принялась готовить обед.

– Что это с тобой? – спросила Врени, появляясь на кухне. – Ты вернулась сама не своя.

– Ты меня не знаешь, – жёстко ответила ведьма.

– Не знаю, – согласилась Врени. – Но с такими лицами просто так не возвращаются.

– Не твоё дело.

– Не моё, – снова согласилась цирюльница. – Но, может быть, я смогу помочь.

Магда повернулась к гостье и пристально посмотрела ей в глаза. Во взгляде ведьмы вспыхнула и погасла надежда.

– Ты не поможешь, – сказала Магда. – Вряд ли ты станешь убивать проклятого.

– А кого ты хочешь убить? – деловито спросила Врени. – Ведьм из общины или Медного Паука, который…

Она не договорила. Магда отшатнулась, глаза её загорелись злостью и недоверием, а пламя в очаге покраснело и взметнулось в человеческий рост, обнимая котёл с похлёбкой.

– Откуда ты знаешь? – очень тихо спросила ведьма. В доме повисла тишина. Казалось, всё вокруг замерло, ожидая, когда гнев ведьмы прольётся наружу.

– Догадалась, – беспечно отозвалась Врени. – В общине ты не бываешь. Про твоё неудачное посвящение до сих пор говорят. Ну, так ответишь? Ведьмы тебя не взволновали, да и не стали бы они являться за тобой в твой лес. Медный Паук? Чего он от тебя хочет?

Магда какое-то время колебалась. Потом протянула руку к огню. Кроваво-красный лепесток пламени скользнул в её руку, не причинив ей вреда, и весь остальной огонь приобрёл обычный свет и опал. Врени, не теряя самообладания, смотрела на ведьму и ждала. Магда повела рукой, в которой она держала лепесток пламени. Губы её шевельнулись, произнося заклинание.

– Никто не может обмануть ведьму в её собственном доме, – тихо сказала ведьма. Лицо Врени оставалось таким же спокойным, взгляд – любопытным и чуть-чуть участливым. Ложь не исказила его.

– Он хочет получить мою дочь, – призналась Магда. – Чтобы воспитать её таким же чудовищем, как он сам.

Врени нахмурилась.

– Он хочет дать ей высшее посвящение?

– Он хочет иметь помощника-колдуна, воспитанного им так, как он сочтёт нужным. Чтобы помогал ему в его мерзостях. У меня родилась девочка, но его это не остановит.

– У тебя родилась девочка с колдовским даром? – недоверчиво переспросила Врени. Колдовство – не дар, это проклятие, это знали все прозревшие. – Кто же её отец?

– У неё нет отца, – категорично ответила ведьма. – Нет, у меня родилась обычная девочка. Обычная. И я хочу, чтобы она выросла обычной жизнью.

– Тогда не вижу беды, – холодно отозвалась Врени. – Если он просил ребёнка с колдовским даром, а у тебя такого нет – что за беда?

– Ты не знаешь Медного Паука, если спрашиваешь об этом, – хмуро ответила Магда.

– Медный Паук, – отозвалась цирюльница таким голосом, словно зачитывала страницу в одном из старинных бестиариев. – Разбойник, убийца, высший посвящённый. Самого низкого происхождения. Ему заказывают почти одно только духовенство, чёрное, белое – не имеет значения. Ходят слухи, что он может пробраться в полную крепость врагов и выйти оттуда никем не замеченным. Ходят слухи, что ему приходилось творить добрые дела, причём бесплатно. Деньги его не интересуют, но плату он назначает большую. Ходят слухи, что он был твоим любовником. Ходят слухи, что ты наложила на него проклятие. Не доверяет ни мужчинам, ни женщинам, но за предательство жестоко мстит. Несколько раз его пытались убить, попытавшихся больше никто не видел. Много пьёт и в подпитии всегда много болтает, но ещё никому не удавалось на этом сыграть.

– Он не был моим любовником, – покачала головой Магда.

– Ты беспокоишься о своём ребёнке и отказываешься мыслить здраво.

Ведьма помолчала. Встала, заглянула в комнату, где лежал принесённый Врени монашек. Тот мирно спал. Зелья действовали как надо, его лицо постепенно расслаблялось. Врени спокойно ждала на кухне. Магда вернулась туда, пошевелила огонь в очаге.

– Я могу передать человеку дар, – тихо сказала ведьма.

Врени подняла брови.

– Разве он знает об этом?

Магда пожала плечами. Она сказала неправду. Дочь ведьмы не могла бы вырасти обычной жизнью. Кто бы ей позволил?.. Уметь лучше, чем не уметь. Знать лучше, чем не знать. Ведьме нужна ученица. Земле нужна ведьма. Она могла бы передать свой дар дочери в любое мгновение… но тогда она её лишалась.

– Ты хочешь, чтобы я убила его? – уточнила Врени. – Твои проклятия не работают?

– Я его не проклинала, – снова покачала головой ведьма. И снова слукавила. Проклинала, конечно. Пыталась закрыть ему пути. Ничего не помогало. Может быть, решись она на по-настоящему чёрное колдовство… нож мог бы выпасть у него из руки или повернуться и вонзиться в его сердце. Может быть… Ей приходилось решаться на злое колдовство. Первый раз её заставили. Потом… потом… приходилось… Если не останется другого выхода… если.

– Я откажусь, – предупредила Врени. – Не люблю браться за невыполнимые задачи. Он не подпустит меня с моим ядом, а ножом я действовать не люблю.

Магда махнула рукой.

– Возьми мазь с той полки и иди к своему монашку. Его надо натереть с ног до головы. Справишься?

– А то!

Врени шагнула к двери, но вдруг остановилась.

– А взрослому человеку ты можешь дар передать?

Магда усмехнулась.

– Кому угодно.

Ей было двенадцать лет, когда она открыла в себе дар. И тринадцать – когда она впервые убила человека.

До двенадцати лет её жизнь складывалась… обычно. Большая семья. Много работы и мало хлеба. Дети рано начинали помогать родителям. Это их не смущало: в их деревне так жили все. Земля плохо родила, поборы города были огромны. Из города сюзерен посуровее, чем из какого-нибудь графа, ведь граф один, а у города господ много. Одежда была ветхая, еды не хватало, мясо даже по праздникам не видели, вина и подавно, многие болели. Рослую девку отдали в кабак – скрести полы, таскать воду, мыть котлы. Тоже обычное дело. Врени считала, что ей повезло: иногда можно было отскрести пригоревшую кашу и набить пустой желудок.

А потом и это закончилось.

Сначала появился дар. Странный дар, который Врени потом всю жизнь держала в тайне. Просто однажды она удрала на речку купаться. А когда вернулась, кабатчица, злая сварливая бабка, бывшая с Врени в дальнем родстве (как и все в деревне) заперла девочку в чулан. А в чулане полно тараканов. Врени всегда боялась тараканов. Что произошло – она сама не знала. Только очень-очень захотела, чтобы они исчезли. Так бывает в детстве со всеми. Но не со всеми бывает, что тараканы дохнут. Без яда, просто дохнут от мысленного приказа.

Потом пришёл казначей. Из города. Он пришёл отобрать у людей последнее – и вся деревня гудела, обсуждая, как бы его извести. Врени, конечно, никто не спрашивал. Но она внимательно слушала. Она всегда внимательно слушала, что говорят взрослые. И всегда молчала. Промолчала и на этот раз.

Сначала она пыталась убить его так, как убивала тараканов, клопов, мышей, крыс и прочую вредную живность. Но… дар молчал. Это ей было не дано и в глубине души девочка вздохнула с облегчением. Было бы страшно жить, умея такое.

Но казначей!

И тогда Врени решилась попробовать. Ей казалось, ничего не будет – для неё. Кто узнает?

Казначей умер.

Вот только дураков в деревне не было.

Одно дело – по ночам, заперев двери и ставни, тихонько шептаться, мол, вот помер бы казначей…

А другое дело – когда он в самом деле помирает. Посреди деревни, поев в ней горелой каши (другой кабатчица не готовила).

Врени обвинили сразу. Видели, как она подсыпала что-то в кашу, пока несла обед дорогому гостю. Ей было тогда тринадцать лет. Она не думала, что от неё все отрекутся.

Кашу её заставили съесть всю. Она даже не пыталась сопротивляться. Поняла уже, что жизни ей не будет.

Но толчённые тараканы, отравленные её волей, не принесли неудачливой убийце никакого вреда. Её бы даже отпустили… вот только городу нужно было выдать убийцу.

…кто открыл окошко – слишком узкое для взрослого человека, в которое не по летам рослая Врени протиснулась с трудом, изодрав в клочья ветхую одежду?.. Врени не знала. Ей хотелось думать, что это была мать. Как бы то ни было, она сбежала.

Все проклятые с этого начинают: они теряют то, что у них было. Дом, семью, детей или родителей… все проклятые проходят этот путь. Врени добралась до ближайшего города и затерялась в толпе. Домой она больше не возвращалась.

Врени отогнала воспоминания и принялась за дело. Цирюльница, она не смущалась при виде человеческого тела. Как того требовало ремесло, она могла подстричь, побрить, вскрыть нарыв, вырвать зуб, сложить сломанную руку, выпустить дурную кровь. Могла бы, не дрогнув, той же бритвой перерезать горло, но делала это редко. Если руки привыкнут к убийству, как ей будут доверяться почтенные горожане? Вид уродливой девки с остро заточенной бритвой и так пугает, и многие дрожали в её руках. Цирюльников всегда не любят. Боятся и не любят. Хотя не так, как боятся и не любят крысодавов, а Врени это делала мастерски и никому не открывала секретов мастерства. А ещё из убитых ею насекомых получался отличный яд. Яд, который не сможет распознать даже самый опытный знахарь. Потому что нет его в природе, такого яда. Очень удобно.

Насвистывая под нос в меру похабную песенку, Врени принялась обмазывать монашка лечебной мазью. Паренёк ей нравился. Ей вообще нравились люди, о которых приходилось заботиться. Конечно, это не принесёт ей высшего посвящения, но есть в жизни и другие радости…

* * *

Магда со страхом шагнула в лес. Прошло семь лет. Они не были спокойными, эти семь лет, но они были. Многое изменилось. Кроме одного. Неизменен её долг – и чудовище, которое не даст себя обмануть.

О, она могла бы сбежать! Сбежать и всю жизнь прятаться, бояться собственной тени. Но в том-то и беда, что земле нужна ведьма. А ведьме нужна ученица. И земля. Своя земля, которая приняла, которая спасала и укрывала. Только эта и никакая другая.