Текст книги "Красный рыцарь"

Автор книги: Майлз Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 67 страниц)

ЛИССЕН КАРАК – МАЙКЛ

«Осада Лиссен Карак. День второй».

Майкл смочил кончик пера слюной, нечаянно измазав уголок рта чернилами.

«Сегодня все роют траншею. Прилагаю небольшую схему проделанной нами работы; протяженность траншеи от ворот Нижнего города до внешних стен Замка у моста составляет четыреста двадцать четыре шага. Мы проложили ее всего за два дня, задействовав около тысячи мужчин и женщин. Извлеченный грунт пошел на невысокие насыпи с обеих сторон траншеи, а еще по приказу капитана со складов притащили бревна и соорудили частокол.

В течение всего дня траншею скрывал густой туман – сегодняшнее заклинание настоятельницы, поддерживавшееся монахинями, чьи молитвы все время доносятся из часовни.

Враг весь день пытался выяснить, что за новое укрепление мы возвели. Повсюду летали птицы: скворцы, вороны и голуби, – но никто из них так и не отважился залететь в туман, а прилегающая к стенам замка территория, похоже, вызывает у них особое неприятие.

У врага в распоряжении есть виверны, которые тоже весь день летают высоко над нами. Вот и сейчас одна из них кружит прямо у меня над головой.

Из лесов на западе доносится стук топоров. За сегодня дважды из леса на расстоянии полета стрелы выбегали большие отряды людей и выпускали стрелы в плотный туман. Мы не отвечали, но наши лучники ползком добирались туда, где падали стрелы, и собирали их.

На закате мы отправили три патруля: один на север и два на запад, только уже вдоль реки».

В лучах заходящего солнца капитан поскакал на запад, и его доспехи вбирали в себя слабеющий свет. Даже на Гренделя сегодня накинули бард – двухслойную тяжелую кольчугу, опускавшуюся почти до копыт могучего коня.

Потребовалось четверо слуг, чтобы поднять бард и перекинуть через спину Гренделя. Боевой конь не пришел в восторг от доспехов, но капитан был уверен, на этот раз повстанцы не оставят их вылазку без последствий.

С ним отправился десяток тяжеловооруженных всадников, позади следовали лучники. Как только Грендель выехал за пределы Нижнего города, мрачного и пустого – лишь два лучника дежурили в каменных въездных башнях, – Красный Рыцарь слегка тронул шпорами бока могучего коня, и тот перешел на тяжелый полевой галоп. Туман рассеивал свет и скрывал окружающий ландшафт. Капитан понимал: при такой видимости можно запросто угодить в засаду. Но он сам создал этот туман и наделил его определенными свойствами.

Доехав до траншеи и повернув на юг, Красный Рыцарь придержал коня и принялся внимательно изучать проделанную его людьми работу. Траншея была широкой и глубокой, с деревянным настилом, под которым кое–что припрятали, кроме того, поскольку земля впитала слишком много влаги, доски служили и другой, не менее важной цели.

Частокола не хватит, чтобы сдержать врага, если он ринется напролом, но работающие здесь должны успеть переплести лозу винограда с побегами ежевики и усилить ограждение. Капитан покачал головой. В любом случае, все это – всего лишь очередная уловка.

Через траншею перекинули пять мостков, достаточно широких, чтобы по ним свободно могли проехать рядом два тяжеловооруженных всадника. И, опять же, если успеют, тут возведут подъемные механизмы.

Если ему ниспошлют отсрочку, он сделает все, чтобы оставить противника в дураках. Хотя капитан не надеялся, что это время у него будет. Он чувствовал – больше никак это не объяснить – раздражение своего врага. Тому недоставало опыта ведения войны против людей. И он был слишком амбициозен.

«Так же, как и я», – усмехнувшись, подумал Красный Рыцарь и направил Гренделя в сторону последнего моста на пути к Замку. Копыта коня глухо стучали по деревянному настилу, словно они ехали по крышке гроба.

«Откуда взялось столь нелепое сравнение?»

Прошлым вечером, на закате, капитан подходил к яблоне, вот только девушка не пришла, и он спрашивал себя почему. Его губы все еще помнили ее прикосновения.

«Лучше сосредоточься на том, что тебе предстоит», – посоветовал себе Красный Рыцарь.

Он оставил ей записку, но ответа не получил.

Они подъехали к границе тумана, за которой виднелись заросшие молодой зеленью поля. Со временем она превратится в сено и фураж или в сорняки, а сейчас, в закатных красках, все, куда ни глянь, отсвечивало оттенками красного.

Капитан натянул поводья Гренделя и подождал, пока сопровождавшие его воины выровняют строй. Том ехал рядом. Красный Рыцарь вскинул руку в латной рукавице.

– Осмотритесь. Туман мешает разглядеть все в деталях, но обратите внимание, насколько хорошо просматривается участок отсюда и до самого края леса. Здесь нет ни рвов, ни живых изгородей, ни каменных стен. Запомните это. Если предпримем еще вылазку, то поедем этим же путем.

Том кивнул, сэр Йоханнес покачал головой.

– Давайте, прежде чем думать о завтрашнем дне, хотя бы переживем сегодняшний.

Капитан оглянулся на старшего офицера.

– Наоборот, мессир. Давайте сегодня спланируем нашу завтрашнюю победу.

Лицо пожилого рыцаря исказилось от неудовольствия.

– Отставить разговоры! – приказал Красный Рыцарь. – Обсудим это позже.

Он изо всех сил старался говорить буднично, словно не происходило ничего особенного.

– Если столкнемся с врагом, будем пробиваться напролом, по сигналу трубы сгруппируемся и отступим под прикрытие тумана. Ничего больше. Обнаруженные лодки уничтожаем. Все ясно?

Внимательно прислушался к собственному голосу. Если и переживал, то неявно: просто был излишне сосредоточенным. Лошади волновались, как и люди, старавшиеся выглядеть невозмутимыми, по примеру капитана. Туман казался недостаточно плотным, чтобы скрыть столь многочисленный отряд.

Поначалу ничего не происходило. Потом с севера донеслись крики людей, ржание лошадей и лязг стали о сталь.

– А вот и они, – пробормотал капитан, четыре слова выразили пятнадцатиминутное беспокойное ожидание.

Том усмехнулся. Йоханнес поднял руку и, звякнув, опустил забрано. Такой же звук пронесся вдоль всего строя. Капитан никуда не торопился.

Крики стали ближе. Затем позади раздался низкий сигнал горна, с севера ему вторили мелодичные звуки рожков.

Все происходило, как он и предполагал. Но неожиданно перед началом сражения его охватило сомнение. «Что, если это ловушка? Могу ли я предугадывать их действия? А если мне только кажется, будто я знаю, что нужно делать? Ведь не может же все быть настолько предсказуемым».

Военному делу его обучал Хайвел Райт, старшина отца. Старшина его предполагаемого отца. Великолепный мечник, выдающийся поединщик, безумно влюбленный в леди Пруденцию, правда, напрасно.

Капитан погрузился в воспоминания. И сейчас, перед началом битвы, Красного Рыцаря вдруг озарило – его наставники были любовниками. Конечно же, они были любовниками. «Почему подобные мысли приходят мне на ум непосредственно перед сражением?» – подумал он и громко рассмеялся.

Хайвел Райт говаривал: «Война – это просто, поэтому мужчинам она нравится больше, чем обыденная жизнь». А его наиглавнейший совет для всех лести мальчиков, которым предстояло стать великими лордами и военачальниками, гласил: «Никогда не усложняйте задуманное, если не можете растолковать его другим».

Капитан еще раз прокрутил в голове план действий и скомандовал:

– Вперед!

Они выскочили из тумана кентером[70]70
  Кентер – укороченный полевой галоп, основной тренировочный аллюр скаковых лошадей.


[Закрыть].

На расстоянии в пол–лиги к северу Изюминка вывела свой отряд из–под града стрел, обрушившихся на них, – в этот раз подготовившиеся к бою повстанцы, боглины и ирки окружили ее маленькое войско, словно сгущавшиеся грозовые тучи.

Капитан повел своих людей на запад, по направлению к садившемуся за горизонт солнцу, из–под прикрытия тумана, вдоль берега. Поперек дороги стояла брошенная баррикада, обогнув ее, отряд поднялся по насыпи и у первого же изгиба реки обнаружил то, что искал.

Лодки.

Шестьдесят лодок, может быть, даже больше. Крохотные суденышки фермеров, челноки, каноэ и плоты – все были вытянуты на сушу.

Лучники, все как один, выпустили в лодки обмотанные тканью стрелы. В некоторые не попали ни разу, в другие – но нескольку раз. С севера до них доносились звуки рожков, труб и еще какие–то резкие и громкие сигналы.

Отряд задерживался.

На другом конце отмели лучники попали под обстрел и направили коней к лесу, всполошив стрелков врага. Том с половиной тяжеловооруженных всадников бросился в погоню, и тут капитан испугался, не угодил ли он в ловушку. Его воины слишком рассредоточились по длинной отмели под сенью древних деревьев–гигантов. Более того, половина отряда ускакала слишком далеко…

Крики позади стали громче.

Капитан повернулся к Майклу и приказал:

– Труби отступление!

Игра на трубе не была сильной стороной оруженосца, и лишь с третьей попытки ему удалось добиться чистого звука, перекрывшего вопли и треск, доносившиеся с западной части берега. Восседая на широкой спине Гренделя, Красный Рыцарь колебался: он отчаянно желал вернуть своих людей, но в то же время боялся посылать оставшихся воинов вслед за ними.

Из–за низких деревьев с мечом наголо выскочил Том. Капитан облегченно вздохнул. Все больше и больше всадников выезжало из леса, в угасающем свете их клинки переливались красно–зеленым.

– Давайте убираться отсюда, – произнес Красный Рыцарь.

Он развернул Гренделя, но в тот самый миг от холки коня отскочили две стрелы. Животное попятилось и фыркнуло. Враги оказались повсюду. С северной стороны, у самой границы леса, появились повстанцы, их грязно–белые котты выделялись на фоне деревьев. Отполированные наконечники стрел, взлетая, вспыхивали в лучах заходящего солнца.

Подлизе, лучнику, пользовавшемуся чужеземными составными луками с роговыми насадками, стрела угодила в шею, пробив кольчужную бармицу. Не издав ни единого звука, он рухнул с лошади, а выдрессированное животное осталось в строю.

Билл–Секач, непосредственный командир Подлизы, сверкнув белыми доспехами, мигом спрыгнул с коня, подхватил упавшего лучника и перекинул через круп скакуна. В него самого попади дважды: оба выстрела, похоже, были сделаны с большого расстояния, поэтому метательные снаряды просто отскочили от нагрудника, а воин даже не пошатнулся.

Капитан направил закованного в броню Гренделя в сторону деревьев. Если не остановить повстанцев, весь его отряд ляжет очень быстро. Большинство легких лошадей лучников вообще не имели доспехов.

Грендель перешел с тяжелого кентера на плавный галоп, словно необремененный тяжестью стофунтовой двойной кольчуги.

Одна стрела попала в забрало Красного Рыцаря, и еще две – в сам шлем. Стальные наконечники со звоном отскакивали от бацинета, тем не менее каждое попадание чуть отбрасывало его назад. Следующая стрела ударила в луку седла, а еще одна звякнула о правый наколенник. Дальнейшее продвижение было похоже на конную поездку в град, поэтому он низко пригнул защищенную шлемом голову и прижал шпорами бока Гренделя.

Капитан не имел ни малейшего представления, скачет ли за ним хоть кто–то или нет. Видно сквозь узкие смотровые прорези бацинета было не слишком много. В основном закованную в броню шею Гренделя.

Звяк.

Звяк–звяк–звяк-банг–пинг.

Все удары приходились по шлему и плечам.

Тиньк–тик–ток-звяк!

Он выпрямился в седле. Нащупал рукоять боевого меча и обнажил его, стрела ударила в лезвие, и сжатый в руке клинок задрожал. Красный Рыцарь присмотрелся: вот они. прямо перед ним.

Он видел, как они побежали, охваченные страхом. Их было шестеро… «Неужели всего шесть человек сумели нанести такой урон?» – подумал капитан. Запаниковавшие лучники бросились врассыпную. Отработанный прием, потому что все шестеро кинулись в шести разных направлениях.

Первый же удар пришелся аккурат по ближайшему стрелку, поскольку уничтожение спасающихся бегством пехотинцев – основная часть подготовки рыцаря, нечто само собой разумеющееся, как и храбрость. Он лишь опустил руку, а человек погиб. Шпорами Красный Рыцарь направил Гренделя ко второму лучнику, самому юному из них.

Его товарищ остановился, вскинул лук и выстрелил. Выругался, когда его стрела отскочила от правого наруча капитана, не причинив тому ни малейшего вреда, и был убит.

Грендель замедлил ход, и Красный Рыцарь развернул его обратно. Если он окончательно вымотает коня, то окажется в крайне затруднительном положении и погибнет. К тому же Гренделя он любил и не без основания считал, что у них много общего. Здравое желание жить, например.

Четверо выживших повстанцев не побежали дальше, чем следовало, и, как только стук копыт за их спинами стих, тут же остановились. Банг! Первая стрела ударилась в шлем капитана. Всего лишь вопрос времени, когда какой–нибудь лучник все же попадет ему в подмышку, горло или прорезь для глаз.

Из леса, недалеко от одного повстанца, на полном скаку вылетел сэр Йоханнес. Он обогнул могучий ствол старого дерева; взмах огромного рыцарского клинка – и рыжеволосый стрелок лишился головы.

Оставшиеся трое лучников побежали на запад, в самую чащу.

– Благодарю, – крикнул капитан.

Йоханнес кивнул.

«Никогда я ему не буду нравиться, о любви и речи нет», – подумал Красный Рыцарь. Он развернул Гренделя, чуть тронув шпорами его бока, и поскакал на восток.

Поля словно заходили ходуном: по ним, неестественно низко пригнувшись к земле, неслись боглины, коричневые тела ирков походили на движущуюся грязь. Но они не успевали. Несколько боглинов остановились, чтобы выстрелить, но из–за слишком большого расстояния это оказалось совершенно бесполезным.

Достигнув нужного места, капитан осадил Гренделя. Стащил с правой руки латную рукавицу и вынул маленький лоскуток обугленной ткани.

Вошел во Дворец воспоминаний.

«Он тебя ждет», – предостерегла Пруденция.

«Он пока не знает обо всех моих возможностях», – упрямо произнес молодой человек.

Он уже выстроил в ряд нужные символы, подошел к двери, но вместо того, чтобы распахнуть ее, чуть приподнял маленькую железную пластинку, прикрывавшую замочную скважину. Через нее в зал хлынул поток ярко–зеленой силы.

«Он тебя ждет», – повторила Пруденция.

«Тогда ему придется подождать еще, – отмахнулся Красный Рыцарь. Он гордился своим заклинанием и тем, насколько тщательно его подготовил. – Глянь, это синэргический герметизм. Фитили ламп или свечей делаются из такой же ткани и пропитываются маслом. У меня есть лоскуток, уже обугленный».

Поток зеленой силы коснулся символов.

«Ты – самый одаренный из всех», – похвалила Пруденция.

«Пру, вы с Хайвелом были любовниками?»

«Не твое дело».

Он встал на стременах, обугленный лоскуток загорелся ярко–красным пламенем.

На берегу сорок четыре зажигательные бомбы, сделанные из пропитанной маслом пакли, старых одеял, воска и березовой коры, с ревом вспыхнули одновременно.

ХАРНДОН – ЭДВАРД

Первую трубку для мастера Эдвард отлил во дворе в песке, используя ту же отполированную до зеркального блеска оправку, которую до этого вставлял в литейную форму вместе с восковым лекалом языка, чтобы сделать его полым. Стенки трубки он изготовил толщиной в палец, как того и требовал мастер.

Когда трубка была полностью готова, ничего интересного она собой не представляла. Эдвард пожал плечами и сказал:

– Мастер, я могу сделать лучше. Отверстие получится ровнее, если его просверлить, но на то, чтобы выточить сверла и другие подручные инструменты, уйдет неделя. А еще я бы хотел как–то ее украсить.

Сказать–то он сказал, но вдруг засомневался. Мастер взял трубку и долго крутил ее в руках.

– Давай попробуем, – согласился он.

Ручным сверлом мастер сделал маленькое отверстие в основании изделия, а Эдвард с восхищением наблюдал, как он осторожно и терпеливо погружает прекрасное стальное сверло в твердую бронзу. Затем он вынес трубку из мастерской во двор и поместил в нее зажигательную смесь – четыре ложечки. И принялся искать, чем бы ее закрыть сверху. Молча Эдвард подал ему крошечный колокольчик, который надевался на лапу птицы во время соколиной охоты. Он был не идеально круглым, но зато полым и вполне подходил для их целей.

Мастер привязал трубку к росшему во дворе дубу, в дырочку просунул фитиль и поджег. Они поспешно спрятались за кирпичной стеной конюшни. И не напрасно.

С шипением зажигательная смесь вспыхнула и взорвалась, словно сработало какое–то заклинание герметистов. Здоровенного куска коры словно не бывало. Трубка вылетела из крепления и пробила поилку – цельное деревянное корыто, – залив весь двор грязной водой…

Через день ученики отыскали колокольчик. Причем сначала нашли ровную круглую дырку, пробитую им в черепичной кровле кузни. Эдвард глянул на отверстие и присвистнул.

ЛИССЕН КАРАК – КРАСНЫЙ РЫЦАРЬ

В качестве напоминания о вражеских стрелках у капитана осталось шесть отменных синяков. Остальным повезло меньше. Несмотря на все старания Билла–Секача, среди аристократов известного как сэр Виллем Гревилл, Подлиза умер. Фрэнсису Эткорту стрела повстанца, пробив в месте сочленения усиленный металлическими пластинами гамбезон, угодила в живот. А Уот Простак и Дубовая Скамья, получившие по незначительному ранению, громко стонали, но не столько от боли, сколько от страха, что наконечники отравлены.

Если бы не монахини, возможно, все трое скончались бы от ран. Но умелые сестры могли вылечить любого человека, если он не погиб на месте. Капитан, лишь недавно смирившийся с мыслью о монастырской общине обладавших силой женщин, был потрясен их способностями к целительству, когда они спасли его людей – Изюминка привезла шесть тяжелораненых солдат, включая Длинную Лапищу – одного из лучших во всех отношениях воина.

И все же пламя магии оказалось намного мощнее града стрел.

Капитан, все еще в полной амуниции, проходил по лазарету. Раненые ликовали – как радовался бы любой мужчина или женщина, проснувшись и обнаружив, что уродливые раны полностью затянулись. Дубовая Скамья, женщина, получившая прозвище за кожу цвета темного дерева и впечатляющую мускулатуру, лежала, безудержно хохоча над байкой Уилфула Убийцы. Уот Простак уже покинул лазарет, Красный Рыцарь видел его играющим в пикет[71]71
  Пикет – карточная игра, изобретение которой приписывается французам (1390 год). Колода для этой игры содержит 32 карты («пикетные карты»). В нее могут играть два, три или четыре человека.


[Закрыть]. Длинная Лапища лежал, не спуская глаз со смеявшейся женщины.

– Думал, мне крышка, – признался он, когда капитан присел на стеганое покрывало с краю его кровати.

Длинная Лапища показал место, куда вошла вражеская стрела – глубоко в грудь.

– Я харкал кровью. Знаю, что это означает. – Он приподнялся, кашлянул и посмотрел на сидевшую в углу монахиню. – Симпатяшка–монашка сказала, что, войди стрела на ширину пальца ниже, быть мне покойником. Я ей жизнью обязан.

Капитан коснулся плеча Длинной Лапищи.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовался он, понимая, что это глупый вопрос, но таковы его капитанские обязанности.

Лучник внимательно посмотрел на него, потом ответил:

– Ну, чувствовал себя вроде покойника, хотя не совсем. Как говорится: ни то, ни сё. Ты когда–нибудь задавался вопросом, зачем мы здесь, капитан?

«Все время», – подумал Красный Рыцарь, но вслух произнес:

– Иногда.

– Никогда не был так близок к смерти, – поделился Длинная Лапища и снова лег. – Полагаю, через день буду как огурчик. Или через два.

Симпатичной послушницей, конечно же, оказалась Амиция. Ссутулившись, она дремала на стуле в конце палаты. Увидев ее, капитан понял, что надеялся найти Амицию именно здесь, в лазарете. Знал, что она обладала силой: почувствовал на собственной шкуре, так сказать, но связал это с даром целителя, только когда заметил ее входящей и выходящей из здания лазарета, примыкавшего к дормиторию.

Опущенные веки не располагали к разговору, поэтому он тихо прошел мимо и поднялся по ступенькам, чтобы повидаться с мессиром Фрэнсисом Эткортом, Эткорт не мог похвастаться знатным происхождением, да и рыцарем он тоже не был. По слухам, некогда этот человек трудился обыкновенным портным. Капитан нашел его, полулежащего на подушках, чрезвычайно бледного и поглощенного чтением. Названия написанной витиеватым почерком рукописи Красный Рыцарь сначала не разглядел, но, приблизившись, увидел, что это псалмы.

Он покачал головой.

– Рад вас видеть, милорд, – поприветствовал его Эткорт, – Я тут прикидываюсь больным.

Красный Рыцарь улыбнулся. Эткорту было сорок, может, чуть больше. Он мог разжечь костер, разделать мясо, сшить кожаную сумку, починить конскую сбрую. Как–то раз в дороге капитан видел, как он учил юную девушку делать шов «за иголку». Он не считался лучшим латником в отряде, но имел репутацию крайне полезного человека. Ему доверяли многое. Если попросить его проследить за приготовлением обеда, тот будет готов всенепременно. И уж конечно, он не имел обыкновения отлынивать от работы.

– Я тоже рад. Ты потерял много крови. – Капитан опустился на край кровати.

– Ваша монашка… Та, симпатичная…

Красный Рыцарь почувствовал, что залился румянцем, и пробормотал:

– Она не моя монашка…

Эткорт широко улыбнулся и стал чем–то похож на школьного учителя.

– Конечно, как скажете.

Весьма странно – капитан и раньше замечал подобное – латники незнатного происхождения, кроме Плохиша Тома, который был прирожденным солдатом, обладали лучшими манерами, чем особы голубых кровей. А манеры Эткорта были выше всяческих похвал.

– В любом случае очаровательная молодая послушница, которая так превосходно всеми распоряжается. – Эткорт снова улыбнулся. – Она меня исцелила. Я чувствовал ее… Думаю, именно такой должна быть доброта. И она принесла мне почитать это, вот и читаю. Может, к концу жизни я таки подамся в монахи. Привет, Том.

Над ними возвышался Плохиш Том. Он кивнул товарищу.

– Если бы та стрела попала на ширину ладони ниже, ты мог бы стать даже монашкой. – Затем он решил поддеть капитана. – Стройная монахиня проснулась и потягивается как кошечка. Едва глаза отвел. – Том разразился громким хохотом. – Ах, что за шейка, правда?

Красный Рыцарь развернулся, чтобы бросить на Тома сердитый взгляд, но это оказалось не так–то просто сделать. Капитан чувствовал каждую уставшую мышцу, каждый из шести ушибов.

– Мы все видели, как ты бросился на вражеских лучников, – произнес Том.

Капитан промолчал.

– Ты был кандидатом в покойники. В тебя попали… Сколько раз? Восемь? Десять? Из боевых луков?

Снова никакого ответа.

– Я к чему, парень. Не глупи. Тебе чертовски везет. Что, если удача отвернется от тебя?

– Тогда я труп, – пожав плечами, ответил Красный Рыцарь. – Кто–то должен был это сделать.

– Йоханнес сделал и поступил правильно. В следующий раз вскинь меч и прикажи кому–нибудь скакать на лучников. Кому–нибудь другому.

Капитан вновь пожал плечами. Сейчас он выглядел не старше своих двадцати, упорно не желая принять очевидное: зрелый мужчина предостерегает его. Красный Рыцарь поступил как мальчишка и был уличен в глупости. Он прекрасно это сознавал.

– Кэп, – произнес Том, неожиданно преобразившись в огромного грозного вояку, – если ты погибнешь, очень сомневаюсь, что мы выпутаемся из этой заварушки. Так что вот тебе мой совет: не вздумай помирать.

– Ладно.

– Да и прелестная послушница будет намного сговорчивее с живым, чем с трупом.

– Это ты из собственного опыта узнал, Том? – вклинился в разговор Эткорт. – Оставь парня в покое. Оставь капитана в покое. Простите, милорд.

Красный Рыцарь лишь покачал головой.

– Трудно сердиться, когда узнаешь, что нравишься людям и они заботятся исключительно о твоем здоровье.

Эткорт рассмеялся. Том склонился над ним и что–то прошептал на ухо, отчего мужчина расхохотался еще сильнее и поморщился от боли.

Красный Рыцарь чуть замешкался в дверном проеме, чтобы напоследок глянуть на обоих: Том вынул из кошелька карты и кости, а Эткорт держался за бок и ухмылялся.

Капитан сбежал по лестнице, кожаные подошвы глухо ударялись о каменные ступени. Но Амиции в лазарете не оказалось. Он обругал Тома за хитрую уловку и вышел в темный двор. Ему хотелось опрокинуть кружку вина, но он опасался, что тут же отключится. Хотя поспать точно не помешало бы. Но вместо отдыха он отправился к яблоне, улыбаясь собственной глупости. И она была там, сидела под светом звезд, что–то тихонько напевая.

– Прошлой ночью ты не пришла, – услышал он собственный голос. Из всего, что он хотел ей сказать, это было самым последним.

– Я уснула. Что, по–моему, было бы весьма мудрым и с вашей стороны, милорд.

Холодный тон. По нему и не скажешь, что они когда–то целовались, или вели задушевные беседы, или даже кричали друг на друга.

– Но ты же искала встречи со мной, – заявил он.

«Я веду себя как последний дурак».

– Всего лишь хотела сказать, что ты был абсолютно прав. Я должна была ждать тебя за той дверью. Старая ведьма просто использовала меня. Я люблю ее, но она специально подталкивает меня к тебе. Раньше я этого не понимала. С тобой она разыгрывает куртуазную любовь и подсовывает мое тело вместо собственного. Или что–то вроде того.

Амиция пожала плечами, в неярком свете звезд ему удалось различить только это движение. Он не знал, что ответить. Сам вполне допускал подобное и теперь не представлял, как выпутаться из создавшегося положения. А еще понимал, что не хочет говорить о настоятельнице плохо.

– В любом случае прости, что был так бесцеремонен с тобой, – наконец произнес Красный Рыцарь.

– Бесцеремонен? – Она засмеялась. – Ты извиняешься за то, что пренебрег моими оправданиями и предпочел не замечать мою гордыню и благочестие? Что предстал передо мной полным сожаления лицемером?

– Ничего подобного, – возразил он.

И далеко не в первый раз почувствовал огромную пропасть, разделявшую их. Даже толпы согласных на все девушек–служанок не подготовили его к этому.

– Я действительно люблю Иисуса, – продолжила она, – хотя далеко не всегда понимаю, что значит любить Господа. И мне больно, почти физически, что ты отрицаешь Бога.

– Я не отрицаю Бога. Вполне допускаю, что этот мелкий ублюдок действительно существует.

Ее лицо, бледное в свете луны, окаменело. «Я слишком устал, чтобы делать признания», – подумал он.

– Я тебя люблю, – услышал Красный Рыцарь собственный голос.

Вдруг ему вспомнился Майкл. И он поморщился.

Она прикрыла рот рукой и тихо произнесла:

– Ты странно выражаешь любовь.

Внезапно он опустился на скамейку. Как и в случае с признанием в любви, он не собирался этого делать. Просто подкосились ноги. Амиция взяла его за руку, а когда их пальцы соприкоснулись, вздрогнула.

– О боже мой, мессир, да вы мучаетесь от боли.

Она наклонилась и дунула на него. Судя по его ощущениям.

Оказавшись во Дворце воспоминаний, он опустил защитные барьеры. Пруденция покачала головой, но ее неодобрение не было чем–то исключительным, так поступила бы любая женщина, и он распахнул дверь, уверенный, что стены крепости защитят его от зеленого урагана.

Прямо за дверью стояла она. А зеленый ураган бушевал позади нее. И выглядела она совсем иначе. Именно так невежественные люди представляют себе призраков – бледное и бесцветное отражение самой себя.

Красный Рыцарь потянулся и взял ее за руку.

«Ты позволишь мне войти?»

Девушка осмотрелась, потрясенная. Сделала реверанс Пруденции.

«Боже милостивый, милорд, она живая?»

«Она живая лишь в моих воспоминаниях», – ответил он, утаивая долю истины.

Некоторые секреты были слишком ужасны, чтобы ими делиться.

Амиция закружилась.

«Это великолепно! Сколько у тебя сигилов?»

«Сигилов?»

«Символов. Заклинаний. Чар».

«Больше двадцати», – ответил Красный Рыцарь. И это не было ложью. Скорее, желанием преуменьшить собственные возможности.

Девушка фыркнула. Здесь она была несколько выше ростом, с более мелкими и вместе с тем грубоватыми чертами лица. Ее глаза сверкали, как кошачьи в ночи, и назвать их миндалевидными можно было лишь с натяжкой.

«С первого взгляда я поняла, кто ты. Закутанный в силу, словно в плащ. В силу Диких».

Он улыбнулся.

«В этом мы схожи».

Она все еще держала его за руку и теперь подняла ее и поднесла к своей правой груди. Реальность извернулась, и он обнаружил себя стоящим на мосту. Внизу журчал ручей, его дно устилали опавшие листья, темно– и светло–коричневого оттенков. По берегам росли деревья, возвышавшиеся до самых небес. Вместо серых одежд ордена на Амиции был зеленый кертл с зеленым же поясом.

«Есть риск, что весеннее половодье унесет мой мост. А в твоей башне я чувствую себя взаперти».

Он наблюдал за могучим потоком под мостом и был слегка напуган.

«Ты можешь использовать всю эту силу?»

Девушка улыбнулась.

«Учусь. Я слишком быстро устаю, и у меня нет двадцати заклинаний».

На его губах заиграла улыбка.

«Знаешь, если только Пруденция не ввела меня в заблуждение, теперь, побывав друг у друга в местах силы, мы связаны».

«Пока твоя окованная железом дверь заперта, я тебя даже найти не могу», – возразила она.

Игриво нахмурившись, она добавила:

«А я пыталась».

Он потянулся к ней. Едва капитан приобнял Амицию за плечи, они оказались на скамейке под яблоней в кромешной темноте. Их губы слились в поцелуе.

Она положила голову ему на гамбезон, а он открыл было рот…

– Пожалуйста, ничего не говори. Давай помолчим.

И так он сидел в темноте, абсолютно счастливый. Не сразу Красный Рыцарь понял, что Амиция исцелила его ушибы. Но к тому моменту она уже уснула.

Время шло, и ему захотелось по нужде. Несмотря на прогретый весенний воздух, каменная скамейка оставалась холодной, а ее острый край упирался ему в бедро. Постепенно нога затекла, и ее стало покалывать.

Перед Красным Рыцарем встала дилемма, должен ли он разбудить Амицию и отправить спать или разбудить и возобновить поцелуи. А еще молодой мужчина подумал, что жертвовать сном – не лучшее для него решение.

Прошло немного времени, и он заметил, что глаза девушки открыты. Она соскочила с его коленей, а он перебрал в уме дюжину замечаний на тему того, что он гораздо теплее, нежели ее возлюбленный Иисус, но затем отказался от них от всех.

Взрослел. Поцеловал ей руку.

Девушка улыбнулась и заметила:

– Ты хочешь показаться намного хуже, чем есть.

Вместо ответа он пожал плечами.

Амиция достала что–то из рукава и вложила ему в ладонь. Просто кусочек обычной ткани.

– Мой обет нестяжания[72]72
  Нестяжание (произвольная нищета) – один из трех монашеских обетов, которые даются при пострижении. Монахиня или монах, уповающий на Царство Небесное, странник в этом мире, поэтому он отрекается не только от земных богатств, но даже от минимального имущества.


[Закрыть] ничего не значит, поскольку у меня ничего нет, – поведала она. – Я всего–то облегчила боли в суставах камеристки, и она дала мне этот платок. Правда, я им утиралась, когда плакала. Дважды.

На ее лице засияла улыбка. Он все смотрел на нее, надеясь, что до рассвета еще далеко.

– Подумать только, теперь он станет моим.

Красный Рыцарь прижал лоскуток к сердцу, потом засунул в гамбезон и поцеловал ей руку.

– Чего ты хочешь?

– Тебя.

Она усмехнулась.

– Глупо. А что ты вообще хочешь от жизни?

– Сначала тебя.

Снова усмешка.

– Мне не до этого. Я хочу счастья для всех людей. Жить свободно. И хорошо. Чтобы все были сыты и здоровы. Мне нравится видеть людей счастливыми. И храбрыми. И добрыми.

Красный Рыцарь поморщился.

– Должно быть, война для тебя – тяжелое испытание. Храбрыми и добрыми?