Текст книги "Красный рыцарь"

Автор книги: Майлз Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 67 страниц)

К ЗАПАДУ ОТ АЛЬБИНКИРКА – ДЖЕРАЛЬД РЭНДОМ

Рэндом и Старый Боб стояли неподалеку от мага и видели последний обмен ударами, хотя он происходил невероятно быстро.

Вдали кто–то закричал, а на губах Гармодия появилась злобная усмешка. Рэндом глянул на Старого Боба, тот в свою очередь посмотрел на него.

– Это было…

Наемник качнул головой.

– Бесподобно.

Утром перед людьми открылась истина о прошлой ночи: между повозками валялись истерзанные тела сотни боглинов. Ни один человек не мог усомниться, с кем именно они сражались. Некоторых одолела рвота. Однако позже все до единого перекрестились и вознесли молитву.

Рэндом подошел к сидевшему на открытом участке поля со скрещенными ногами и раскинутыми на коленях руками магу – так тот приветствовал восходящее солнце.

– Позвольте ненадолго вас прервать, – обратился он к старику.

– Лучше бы не прерывали, – проворчал Гармодий.

– Прошу прощения, но я должен вам кое–что сказать.

Старый волшебник открыл глаза.

– Если вы не дадите мне закончить, то, когда они нападут на нас вновь, у меня в запасе окажется меньше стрел.

Рэндом отвесил поклон.

– Думаю, нам следует повернуть назад.

Маг нахмурился.

– Делай, что должен, купец. Только оставь меня в покое!

Рэндом покачал головой.

– Почему я должен продолжать путь?

Гармодий был вне себя от гнева.

– Откуда мне знать, сребролюбивая гнида? Делай, что хочешь! Только отвали от меня наконец!

Старый Боб уже сидел верхом, а Гильберт стоял рядом со своей лошадью, перекинув короткий, причудливо изогнутый лук через седло. Сегодня была его очередь прочесывать местность.

Наемник махнул мастеру Рэндому рукой.

– Ну что?

– Поторопимся в Лиссен Карак.

Старый Боб закатил глаза.

– Какого черта?

Рэндом глянул на мага и честно сказал:

– Он меня разозлил.

Пожилой наемник перевел взгляд на кучу мертвых боглинов.

– Сражались против них прежде?

Купец кивнул.

– Подведи всех к этой куче и заставь каждого посмотреть, причем внимательно. При свете дня. Пусть каждый потрогает их. Заставь всех увидеть их уязвимые места. Это помогает.

Раньше Рэндом об этом даже не задумывался, но теперь отдал приказ и стоял неподалеку, когда Старый Боб вытащил один труп из кучи.

Члены гильдий попятились, когда он шмякнул тело об землю.

– Не бойтесь, парни. Он дохлый.

– Гребаный жук, – заметил один из ножевых мастеров.

– Не жуки они, больше похожи… – Старый Боб пожал плечами. – Попросите мага рассказать, на что они похожи. Но гляньте, у них есть твердые и мягкие части. Твердая грудная клетка. А вот здесь, под руками, мягко, словно сыр.

Для наглядности он достал кинжал и воткнул прямо в грязно–коричневую кожу, которая тянулась от покрытого хитином торса до самой подмышки. Лезвие с легкостью вошло в тело. Наемник вытащил его, и оно было покрыто черно–зеленым ихором, хотя из самого отверстия ничего не вытекло.

– Колющий удар всегда несет смерть, – продолжил Старый Боб и снова ударил.

Лезвие тяжелого кинжала пробило прочный панцирь мертвого чудовища, резко пахнуло гнилью. Одного солевара вывернуло наизнанку. Пожилой воин подошел к нему и дал пинка.

– Сделаешь так во время боя, и ты – чертов труп. Слышишь? Смотри. Сюда смотри! – Он обвел взглядом перепуганных учеников и подмастерьев. – А теперь пусть каждый потрогает его. Возьмите по одному телу из кучи и попробуйте ударить в разные места мечом. Шевелитесь!

Гильберт прискакал в начало колонны и пробурчал Гарольду Красноногому – довольно громко, чтобы услышали все:

– Потому что старый маг разозлил его? Теперь все понятно.

Правда, сам Рэндом уже ничего не понимал.

Через час Гармодий подъехал к купцу и поклонился прямо в седле.

– Извините, я вел себя бестактно, – произнес он. – Восход солнца – крайне важный момент.

– То есть теперь это называется «бестактно»? – поинтересовался Рэндом, и они оба рассмеялись.

Стоял погожий день, леса зеленели, а он командовал самым большим караваном в своей жизни. Скакал на войну рядом с живой легендой. Он снова громко захохотал, и старый маг вновь его поддержал. Через тридцать повозок за ними, услышав хохот, закатил глаза Старый Боб.

К СЕВЕРУ ОТ АЛЬБИНКИРКА – ПИТЕР

Сэссаги перевели на юг через Стену почти все свои силы. Ота Кван твердил это, не переставая, и на второй день нахождения в лагере Питер наконец оценил всю мощь сэссагов, собранную в одном месте, на огромном, расчищенном от леса участке на милю южнее от их лагеря. Он насчитал их несколько сотен и сбился, должно быть, там было около тысячи раскрашенных воинов и еще несколько сотен нераскрашенных мужчин и женщин. Он узнал, что, раскрашивая собственное тело, человек сообщает о готовности умереть. Нераскрашенные люди могут участвовать в сражениях, а могут оставаться в стороне, если у них есть другие, более насущные интересы, например новая жена или рождение ребенка.

Питер выяснил, что сэссагов мало заботило приготовление пищи. Он попытался завоевать себе место с помощью медного котелка и сковороды с длинной ручкой, но его тушенная в краденом вине говядина была в один присест съедена группой, вместе с которой он путешествовал, – сэссагами Шести Рек, которые называли себя «Ассегатоссаги» или «Те, кто следует туда, где гниет тыква», как разъяснил Ота Кван.

Они, как всегда шумно, сожрали говядину и вернулись к своим делам. Никто не поблагодарил его и не похвалил за отлично приготовленную еду.

Ота Кван расхохотался.

– Для них это просто еда! Сэссаги питаются скверно и знают, что такое голод. Твоя еда была превосходной, поскольку ее хватило на всех.

Питер покачал головой, его собеседник несколько раз кивнул.

– До того как я стал Ота Кваном, я знал, что такое готовить, хорошо питаться, обедать. – Он разразился громким смехом. – А теперь я знаю много других вещей, никак не связанных с изысканными винами или хлебом с хрустящей корочкой.

Питер опустил голову, а Ота Кван хлопнул его по спине.

– Не отчаивайся, ты найдешь себе место. Все говорят, ты много работаешь. Это именно то, чего ожидают сэссаги от новичков.

Молодой человек кивнул.

И все же той ночью он завел новых друзей. На обед был простой суп с кое–какими приправами и мясом оленя, которое раздобыл Ота Кван. Одно из похожих на рептилий чудовищ подошло, понюхало тушу оленя и принялось издавать странные, напоминающие плач звуки. Прибежавший Скадаи еле его успокоил. Питер перепугался не на шутку, но никто его не тронул, а олень отправился в суп, и все прошло хорошо.

Когда суп был готов, из леса вышли два боглина. Стройные, но невысокие – когда стояли прямо, ростом были с ребенка, а их головы больше напоминали головы насекомых, нежели людей. Их кожа казалась туго натянутой между бронированным туловищем и четырьмя конечностями. Ноги были худыми с отлично развитой мускулатурой, а руки – крепкими и жилистыми. Безобразные с виду, они и двигались как чудовища из ночного кошмара. С сэссагами особо не общались, хотя один раз Питер видел, как Скадаи разговаривал с группой этих существ.

Они делились на три вида: самыми многочисленными среди них были особи красно–коричневого цвета, очень быстрые. Ко второй группе относились воины в тяжелых защитных панцирях, каждая конечность у них заканчивалась острым шипом. Ростом со взрослого человека, они были значительно светлее, почти серебристыми. Сэссаги звали их на альбинский манер – упырями.

И, наконец, попадались среди них те, кто казался главенствующим классом, – высокие и худые, похожие на огромных богомолов. Сэссаги называли их жрецами.

Появившиеся из–за деревьев существа, вооруженные луками и копьями, относились к низшему сословью и были простыми солдатами. Абсолютно голые, не считая колчана и фляги. Питер старался не смотреть, как переливается жидкость в нижней части их животов, поскольку от этого ему становилось не по себе.

Они подошли к его костру, слаженно крутя головами, их странные, по форме напоминавшие лепестки глаза видели огонь и сидевших вместе людей.

– Харош еда? – произнес ближайший из них. Голос у него был громким и скрипучим.

Питер старался побороть страх.

– Я не понимаю.

– Ту харош еда? – переспросил второй. – Хорош еда?

Первый помотал головой и побулькал брюшком – неясно, что это означало, но Питер решил, что он проявляет нетерпение.

– Мне пробвать еда, – пронзительно взвизгнуло существо.

Питер все еще не понимал их визгов, но, похоже, острые когтистые руки–лапы указывали на его котелок. Никто из сэссагов не спешил прийти к нему на помощь. Как обычно, они наелись до отвала и разлеглись на земле, почти не двигаясь, хотя все без исключения наблюдали за ним. Ота Кван ухмылялся – безжалостно и жестоко.

Повернувшись к созданиям спиной, Питер наклонился и налил остатки супа в миску. Он добавил туда дикую душицу и подал ближайшему из чудовищ.

Боглин принял ее, и Питер увидел, как он с шумом втягивает носом запах. Лучше бы он этого не видел. Нос твари мало походил на человеческий, он лишь прикрывал напоминавшую пещеру дыру на лице, поросшем колючими волосами. Существо, зашевелив обеими руками, издало громкий скрежещущий звук и вылило всю миску прямо в дыру на лице. Под неестественным углом откинуло назад голову и завизжало. А затем протянуло миску за добавкой.

Питер кое–как наполнил еще две плошки, положил в них душицу и протянул боглинам. И вся процедура повторилась. Тот, что поменьше, раза три или четыре открыл и закрыл клювоподобный рот, изрыгнув отвратительный запах, от которого у Питера в горле запершило.

– Хорош еда! – пропищал он.

Они высунули длинные гибкие языки розово–пурпурного цвета и дочиста вылизали миски. Затем оба издали протяжные скрежещущие звуки и унеслись прочь, наполовину согнувшись, мягко ступая по земле.

Питер застыл у костра с двумя пустыми мисками в руках. Он слегка дрожал.

Подошел Скадаи.

– Тебе оказали большую честь, – произнес он. – Они редко нас замечают.

Видимо, он хотел еще что–то добавить, но передумал, поджал губы, потрепал Питера по плечу, улыбнулся и вприпрыжку убежал.

Питер все еще пытался понять, что это все значило для него, когда к нему подошла женщина и приобняла за талию. И это было еще одно средство общения, неожиданное, но передавшее так много, что через час он оказался между ее ног… А еще через некоторое время какой–то мужчина врезал ногой ему по голове.

Подобный удар мог и убить, но раскрашенный сэссаг был без обуви, а Питер успел в последний момент слегка уклониться. Несмотря на то что в прошлом он был рабом и поваром, юноша все же был рожден для войны. Он высвободился из объятий темноволосой женщины, оценивая расстояние до противника и хватаясь за висевший на шее нож. Все его движения были быстрыми и четкими.

Раскрашенный человек рассчитывал на легкую добычу. От ярости, или изображая ярость, он завопил и атаковал вновь. От удара Питер увернулся, сжимая в руке нож, и когда раскрашенный человек – неравномерно нанесенные на кожу красные, черные и белые пятна наводили на мысли о кожной болезни – прыгнул на него, бывший раб без труда его прикончил. Он погрузил лезвие глубоко в живот мужчины и оттолкнул его, сэссаг заорал и выпучил глаза в агонии.

Питер разрезал его живот, вывалив наружу кишки и перепачкавшись темной кровью мужчины. Сам ужаснувшись тому, что делает, он вогнал нож в глаза человека: сначала в один, потом во второй. Но к тому времени мужчина был уже мертв.

Какое–то время Питер просто лежал, заново прокручивая в голове случившееся. Сохранившаяся эрекция напомнила о том, как он в одно мгновение впал из одной крайности в другую. Попытался встать, но у него дрожали колени, а вокруг собрались люди. Все сэссаги.

Скадаи подал ему руку и рывком поднял на ноги с казавшейся угрожающей решимостью. Подошел Ога Кван и успокаивающе дотронулся до него.

– Открой рот, – приказал он.

Питер открыл, и Скадаи засунул в него перепачканный кровью палец и начал что–то говорить.

Ота Кван крепко сжал его руку.

– Это важно. Слушай. Скадаи говорит: «Прими своего врага, Грунтага, в свое тело». – Ота Кван снова сдавил его руку. – Скадаи говорит: «Теперь ты и Грунтаг – единое целое. То, чем ты был, есть он. То, чем был он, есть ты».

От медного привкуса теплой крови во рту Питеру хотелось блевать.

– А теперь добавлю от себя: не бери в привычку убивать сэссагов.

– Он напал на меня! – воскликнул Питер.

– Ты трахался с его женщиной, которая с твоей помощью хотела избавиться от низкого по статусу мужчины. Она избежала позора выгонять его со своих одеял, подстроив так, чтобы ты убил его. Понял?

Ота Кван повернулся к группе разукрашенных людей и что–то сказал, а они все разразились громким хохотом. Питер сплюнул.

– Что такого смешного? – спросил юноша.

Собеседник помотал головой.

– Наши шуточки. Думаю, твоими они станут позже, не сейчас.

– Поясни.

– Они спросили, насколько ты был хорош. Я ответил, что ты не уверен, что вошло более плавно, член или нож. – Светло–голубые глаза Ота Квана сверкали, он веселился. – Теперь ты – мужчина и сэссаг. Но убийство собственных соплеменников не должно входить в привычку, теперь ты лучше должен понимать, что значит быть Диким.

– Это значит, что здесь каждый сам за себя.

Он снова сплюнул. Его учили убивать всю его недолгую жизнь, и первая неудачная попытка убить другого человека привела к тому, что он стал рабом. А сегодняшний неожиданный успех больше походил на очередное унижение, чем на победу. Он весь был заляпан кровью и кое–чем похуже, и все же эти люди поздравляли его.

– Здесь нет никаких законов.

Ота Кван отрицательно помотал головой.

– Не говори глупости. Здесь много законов, но самый главный из них: сильнейший остается сильнейшим. А еще из любого существа, слабого или сильного, выходит неплохой обед. – Он захохотал. – При королевском дворе почти точно так же. Только здесь все честно и справедливо, по крайней мере никто не лжет. Скадаи быстрее и смертоноснее, чем я когда–либо стану. Я никогда не брошу ему вызов. Но кто–то другой, будь то мужчина или женщина, может, и тогда матроны назовут вид испытания, и бросивший вызов встретится со Скадаи лицом к лицу. Или просто нападет на него, но такого рода победа не всегда приводит к тому, что убийца получает власть и престиж, которых ищет. Я понятно изъясняюсь?

– Более чем, – ответил Питер. – Я хочу помыться.

Он хотел избавиться от этого чуждого ему человека, его краски и его ауры жестокости.

– Я рассказываю тебе это, потому что теперь другие воины видят в тебе мужчину и могут бросить тебе вызов. Или просто убить. До сегодняшнего дня ты находился под моей защитой.

– Зачем им меня убивать?

Ота Кван пожал плечами.

– Чтобы увеличить число людей, которых они убили. Или заявить права на Сенеграл, твою женщину. – Он засмеялся. – Грунтаг умер быстро, потому что думал, ты – раб. Он так и не стал настоящим мужчиной, но все же был воином, а его тупость отпугивала людей. Но тебя они не боятся, хотя то, как ты выпотрошил его и вырезал глаза, может кое–кого и напугать. При этом многие хотят Сенеграл, а она не любит говорить «нет».

Питер направился к ручью и погрузился в небольшую запруду, где люди мыли чашки. Он не обращал внимания ни на холодные острые камни, ни на пиявок, ни на слой набухшего в воде зерна, оставшегося после мытья сотни деревянных мисок. Он хотел лишь отмыть руки, живот и пах от липкой крови и желудочно–кишечного содержимого.

Все еще находясь в воде, он спросил:

– Может, мне просто ее убить?

Ота Кван захохотал.

– Прекрасное решение, вот только ее братья и сестры, как пить дать, тебя после этого прикончат.

Холодная вода отрезвила ум и порядком застудила тело. Но он все же нырнул и поплыл к берегу. Выбраться оказалось нелегко: ногам было больно, когда он пытался удержать равновесие на острых камнях.

– Что же мне делать?

– Раскрасься! – ответил Ота Кван. – Как воин на боевом задании. II тогда тебе ничто не будет угрожать. Если только ты сам не бросишь вызов кому–то, конечно. Но люди не так быстры, как другие животные, не так смертоносны, у нас нет когтей и не такие длинные руки и ноги. Но когда нас много, мы – самые опасные животные в землях Диких, а когда мы красим свои тела, мы – стая. Понимаешь?

Питер качнул головой.

– Нет, но я раскрашусь. И тогда мне придется воевать против людей, которых я не знаю, чтобы дома было немного мира и покоя. – Он рассмеялся. И смех его был странным, диковатым и немного сумасшедшим. – Правда, они сделали меня рабом, так что теперь ответят за это.

Ота Кван кивнул.

– Как только я тебя увидел, сразу понял, что ты станешь одним из нас. Не презирай нас, мы делаем то же самое, что и другие люди, просто не называем это красивыми словами. Сейчас мы воюем на стороне Шипа, но для того, чтобы все остальные убийцы и все остальные хищники увидели нашу силу и оставили нас в покое. Чтобы боялись нас. И тогда мы сможем вернуться домой и выращивать тыкву. Не все же время воевать.

Питер вздохнул.

– Надеюсь, нет.

Ота Кван издал какой–то непонятный звук, а потом сказал:

– Думаю, тебе нужно раскраситься поскорее и получить имя. Но назвать тебя я позволю кому–то другому.

Он подал Питеру руку, помогая выбраться из ручья, и проводил его к костру, где принялся снимать целую кучу пиявок, облепивших тело бывшего повара. В любой другой день пиявки привели бы его в ужас, но сегодня Питер едва взглянул на них. Более взрослый мужчина уважительно что–то пробурчал.

Ота Кван начал говорить. Все мужчины и несколько женщин подошли ближе, внимательно выслушали его, затем сходили к своим свернутым одеялам и вернулись с красивыми круглыми коробочками – некоторые из глины и дерева, украшенные потрясающими узорами из разноцветных волос или игл дикобраза, а некоторые даже из золота или серебра. В каждой маленькой коробочке оказалась краска – красная, черная, белая, желтая или синяя.

– Можно, я раскрашу тебя? – спросил Ота Кван.

Питер улыбнулся.

– Конечно, – устало произнес он, измученный и полусонный.

Краску на его тело наносили три мужчины и раскрашенная женщина, но под чутким руководством Ота Квана. На это у них ушел целый час, и, когда они это завершили, Питер стал наполовину черным, наполовину красным.

На лице они нарисовали что–то более замысловатое. Он чувствовал, как пальцы женщины прикасаются к щекам, как она водит вокруг его глаз. Видел, насколько она увлечена и как необычно смотрится ее слегка приоткрытый рот и все лицо за счет нарисованных поперек ее глаз рыб.

Когда они закончили, мужчина принес небольшое круглое зеркальце в роговой оправе, и Питер посмотрел на маску на своем лице: белые, красные и черные полосы, напоминавшие кости селедки. Он кивнул. Рисунок нашел отклик в его душе, правда, он не был уверен, какое именно значение в нем заложено.

Свою рубашку юноша оставил им.

Он шагал в темноте, воздух обдавал прохладой его раскрашенную кожу, а от горевших в каждом лагере костров исходило тепло, ощущавшееся даже на расстоянии. Ота Кван водил его от одной группы к другой, и воины что–то тихо говорили ему.

– Что они говорят? – спросил он.

– В основном приветствуют тебя. Некоторые отмечают, что ты стал значительно выше. Старик говорит, чтобы ты держал свой окрас чистым и четким, а не грязным, как ты когда–то делал. – Ота Кван расхохотался. – Естественно, ведь раньше ты был Грунтагом. Ясно?

– Господи, – прошептал Питер.

И все же произнесенные тихими голосами приветствия обрадовали его. Он расправил плечи и выпрямился. Он ликовал. Теперь ему не нужно будет убивать своих сородичей. Он был живым, высоким и сильным, и ему нравилась его новая раскраска.

У его костра Сенеграл разложила все имущество Грунтага, протянула Питеру чашку теплого, сдобренного специями чая, и он выпил его. Ота Кван стоял на границе тьмы и наблюдал.

– Она говорит, чтобы ты посмотрел на этот хороший лук, он твой. Некоторые стрелы очень плохие. Ты должен либо заменить их, либо перепродать. А еще она говорит, что постарается не возбуждать других мужчин, если ты будешь заботиться о ней так, как она этого хочет.

Питер осмотрел все предметы, поднимая каждый высоко в свете костра. Два превосходных ножа, добротный лук, правда, с никудышными стрелами, несколько меховых шкур, пара леггинсов и две пары простых мокасин. Небольшой сосуд из рога, полный черной краски, стеклянная баночка с красной. Две чашки. Медный котелок.

– Я думал, женщины делают своим мужчинам ботинки, – произнес Питер.

Ота Кван громко засмеялся.

– Женщины, которые любят своих мужчин, делают им превосходные мокасины.

– Понятно, – сказал Питер и сложил все обратно в корзинку.

К нему подошла его женщина и встала прямо напротив него, и он засунул руку ей под юбку, провел вверх по ноге до бедра, затем обхватил его. Она пискнула, и вскоре они оказались в том же положении, в котором были, когда ныне покойный ударил его ногой по голове.

В какой–то момент она что–то сказала, и он рассмеялся над нелепостью всего этого. Ему захотелось, чтобы Ота Кван перевел ей кое–что, но, конечно же, тот давно ушел.

«Почему он мне помогает?» – промелькнуло в голове у Питера. С этой мыслью он заснул.

Утром все раскрашенные люди поднялись, взяли лишь необходимые на войне вещи и отправились в путь под предводительством Скадаи. Питер взял лук и лучший нож, краски и красное одеяло и побежал, обнаженный, за Ота Кваном. Оказалось, удивительно легко не задавать вопросов, а просто за кем–то следовать.

Позже он спросил у Ота Квана, где достать стрелы, и мужчина молча протянул ему десяток.

– Почему? – спросил он. – Разве здесь не каждый сам за себя?

Собеседник рассмеялся.

– Ничего ты не понимаешь. Ты ведь следуешь за мной? Ты будешь выполнять мои распоряжения, когда вокруг полетят стрелы, а воздух наполнится звоном стали?

Питер задумался.

– Полагаю, что буду.

Ога Кван снова расхохотался.

– Пойдем. Найдем тебе имя.