355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лотар-Гюнтер Буххайм » Крепость » Текст книги (страница 76)
Крепость
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:46

Текст книги "Крепость"


Автор книги: Лотар-Гюнтер Буххайм



сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 111 страниц)

– Приготовиться к движению под РДП! – и тут же разворачиваюсь: Хочу увидеть, как осуществляется такой маневр.

Приготовиться к движению под РДП: Сейчас все знают, особенно в кормовом дизельном отсеке, что делать. Когда прихожу в центральный пост, инжмех отдает приказ:

– Оба руля глубины вверх! Оба электродвигателя средний ход вперед!

Я превращаюсь сейчас в натянутый нерв. На тридцати метрах инжмех приказывает принять главный балласт. Так он устраняет опасность, что лодка может разломиться. Остается опасность вылета подлодки на поверхность, если он просто прикажет осуществить продувку – т.е. статически, а не динамически – без уверенности в безопасности в нужный момент. В то время как лодка идет под наклоном вверх, снижается давление воды. Лодка ведет себя соответственно – она становится легче, чем вытесненная вода. Таким образом, нарушается равновесие. Так что мы должны принять воду в лодку, чтобы снова утяжелить ее... Это все давно известно – но без них не осуществить такой тип мореплавания... Инженер держит все под контролем. Он отдает приказы негромко и резко, но очень четко.

– Двадцать метров!

Неужели у нас будет свежий воздух? Нам он чертовски необходим! Во всяком случае, просто чудо, что мы все еще можем дышать этим спертым воздухом. Сейчас бы услышать команду: «Приготовить дизели для продувания»! Но будут ли балластные цистерны продуваться дизелями при ходе под РДП? Мозги кипят, однако приходится при-знать: Я не знаю! В таком сумасшедшем положении следует знать все четко. Как я жалею сей-час, что не удосужился изучить в свое время основы хода под РДП.

Командир при команде «Двадцать метров» забрался на самый верх. Я сам часто сидел в баш-не на седле перископа – просто ради удовольствия. Теперь это мне помогает: Могу понять каждый щелчок, клик и жужжание. В этот момент, например, скользит командир на своем кресле вокруг толстого столба пери-скопа между раздвинутыми ногами. Нога впечатана в левую педаль: поворот влево. В правую педаль вдавлена: в противоположном направлении. Чем сильнее давление на педаль, тем быстрее поворот вокруг вертикальной оси. Левой рукой командир запускает двигатель для движения «спаржи» вверх-вниз; правой управляет качающимся зеркалом перископа, которым он устанавливает линию визирования. Перископ работает четко и без малейшего сопротивления. Может быть, все не настолько плохо с его повреждениями, как было доложено. Пространство прямо над нами командир в свой перископ не видит, но может контролировать небо до семидесяти градусов. Там наверху тесно: КЦВС, чудо, гордость подводного оружия находится в башне, рядом с перископом – в сочетании с ним. Жду команды дизельному отсеку. И команда поступает от командира:

– Дизельный отсек подготовить к погружению!

Это означает, что выхлопные клапаны и устройство РДП должны оставаться закрытыми. А также, что мы продолжаем идти на электродвигателях вместо дизелей, как ожидалось. Осматриваюсь. Натыкаюсь на вопросительный взгляд оберштурмана. Кажется, что он тоже не понял поступивший сейчас приказ «Дизельный отсек приготовить к погружению!»

–... воздух не поступает, – слышу, его бормотание и думаю: Все еще не поступает! Черт побери! Ночь слишком светла? Или что, черт возьми, происходит?

Инженер делает задумчивое лицо. Вполне могу представить себе, в чем загвоздка: Наш ток в аккумуляторах может закончиться прежде, чем батарея сможет зарядиться. Мы все еще идем на электродвигателях – но теперь на глубине восемнадцать метров. И вот командир, наконец, приказывает освободить замок для освобождения РДП в его гнезде до верхней палубы. Это делается из офицерской кают-кампании. Инжмех стоит в дифферентовочном углу. Он работает штурвалом на трубопроводе высокого давления. Им он гидравлически выдвигает вверх трубу мачты РДП. При этом не сводя глаз и с коробки с предохранителями для шноркеля. Полного выдвижения трубы устройства РДП не так много, чтобы увидеть его в лодке.

Раздается приглушенный рев, а затем сильный удар мачты РДП в замковую опору в башне. Загорается лампа индикатора: Шноркель занял свое место штатно. Сработало! Теперь командир может обозреть головку РДП через перископ. Мне же приходится напрячь все мое воображение, чтобы оно помогло мне увидеть, очевидно, спокойное море, где шноркель и перископ будут видны на воде так же, как и головы двух морских змей плывущих в сумерках по морю. Одновременно работать с воображением – а также внимательно следить за тем, что происходит здесь не так просто... Теперь, например, надо осушить каналы воздуховодов. Но куда же уходит вода? А теперь командир отдает приказы для команды дизельного отсека. Вставляю указательные пальцы в уши, как канонир, потому что знаю, что должно произойти выравнивание давления, а это не по нраву барабанным перепонкам. Выравнивание давления происходит через головной клапан шноркеля. Несмотря на указательные пальцы в качестве берушей, слышу долгий органный звук, а за-тем мои барабанные перепонки буквально трещат! Бедные мои уши! И находящиеся в них три слуховые косточки: молоточек, наковальня и стремечко... С ушами у меня никогда не было проблем. Но теперь они, кажется, просто взбесились, причиняя мне невыносимую боль. Она такая, что от адской боли хочется стонать с громкими проклятиями. Но это запрещает Свод правил и норм подводника.

– Низкий туман, – произносит кто-то хладнокровно, имея в виду белые облака, в которые конденсируется воздух. Могу только удивляться, что этот воздух ведет себя и конденсируется, как обычный воздух.

А это что такое? Этот неровный шум? Дизеля? Шум и в самом деле доходит со стороны кормы. Такое, почти беззвучное движение на глубине в шестьдесят метров, и теперь этот ужасный шум работающих с перебоями дизелей! Господи! Как же он действует мне на нервы! Дизеля набирают обороты. Слава Богу! Вроде и воздух получше стал. Дизеля вытягивают спертый воздух из лодки с огромной скоростью, они высасывают его так, будто эта полностью отработанная смесь то, что им сейчас и надо. Я снова дышу ровно, и это прогоняет прочь боль в ушах. Глухой, низкий рев доносится с кормы, и кажется, что так и должно быть. Он звучит музыкой для ушей. Я полностью отдаюсь ему, и он наполняет меня. Ощущаю, что все на борту стали чувствовать себя более комфортно. Даже аккумуляторы задышали: Наконец, они получили новый ток при подзарядке. Генераторы производят его с каждым оборотом двигателей в большом количестве. Прямо под нашими ногами имеется для этого достаточно места. Электролит для аккумуляторов как сахарная вата, как рахат-лукум, как мин-даль жареный в сахаре. Они впитывают его в себя, заглатывают, захлебываясь, пока не наполняются доверху. Полностью заряженные аккумуляторы – это полжизни для нас. Стою на шатающихся коленях и пытаюсь всеми фибрами тела почувствовать движение лодки. Инжмех отдает рулевым короткие команды, и мне кажется, что лодка внезапно реагирует лучше на управление рулями, нежели на ход на электромоторах. Неудивительно, говорю себе: Мы стали идти гораздо быстрее. Инжмех пристально смотрит на измерительные приборы. По обе стороны от водяного столба манометра свежие отметки мелом. Ясно: Когда уровень водяного столба достигнет этой отметки, инжмех прикажет выправить рули. Так он избежит подрезания волной головки РДП.

При таком спокойном море это для инжмеха, по-видимому, детская игра. Интересно знать, а как это работает, когда море волнуется или – что еще хуже – когда оно бурлит? Но вот инжмех наклоняет голову и прислушивается. Неужели его все еще беспокоит звучание главного водоотливного насоса? Эта помпа, судя по сему, его любимое детище. И не без оснований: Если она сдастся, то храни нас тогда Господь от проникновения воды внутрь лодки. У других насосов не хватит мощности, чтобы лодку, когда придется туго, удержать от потопления. Без этого знания, я мог бы, пожалуй, тоже жить. Но теперь у меня есть соответствующий опыт, и он твердо запечатлен в мозгу. Может быть, для меня было бы лучше, если бы я не знал ничего о решении загрузить эту VII-C таким перевесом? Не могу сидеть просто так, с непричастным и безропотным видом. Поэтому, вытягиваюсь в сторону каждого звука, звучащего не так как он должен звучать, и пытаюсь понять его происхождение и значение. Вдруг инжмех поворачивается ко мне:

– Дизеля требуют тщательного капитального ремонта. Слишком много дымят, – говорит он мрачно.

Значит, это не главный водоотливной насос! Инжмех сыпет проклятия, как сумасшедший, хотя его могут услышать в центральном отсеке, на работников верфи:

– Суки! Сделали ремонт крайне неаккуратно! ****ый беспорядок! А мы теперь должны расхлебывать это здесь!

«Расхлебывать» – лучше бы он не использовал это слово: оно здесь совершенно не к месту. Это слово имеет в своем звучании слишком много воды. И дым наверху тоже сильно беспокоит меня... Приподнимаюсь, не осознавая того, на цыпочки, чтобы стать легче. Как будто от этого вес лодки уменьшится, и двигатели смогут заработать ровнее! Нравится мне это или нет, невольно представляю себе, как все выглядит сейчас на поверхности моря: плотные флаги чадящего дыма, поднимающиеся прямо из моря, напоминающие извержение подводного вулкана. Интересно, а такие дымы не являются ли предательскими метками, даже ночью? Не будут ли видны наши дизельные дымы в лунном свете, и не смогут ли их увидеть самолеты широкой длинной полосой выбрасываемой вверх, словно фонтаны кита? Во флотилии день за днем мы рассуждали о современных совершенных подлодках, их замечательных качествах – а вот теперь плывем здесь, чуть ниже поверхности, скользя как на салазках, делая исходящее от нас облако дыма эффективной рекламой изобретению Рудольфа Дизеля... А взять пенный след, оставляемый нами? Разве его не видно на многие километры? Но постепенно успокаиваюсь: Полностью увидеть и распознать подводную лодку в темноте, лишь по наличию пенного следа от РДП – это настоящее искусство! И если Томми будут лететь прямо по курсу – даже при условии спокойного моря – то, что они смогут на самом деле обнаружить, долго еще не даст им уверенности, что там внизу действительно мчится подлодка. А при втором заходе, с целью определения подозрительного объекта, должно быть еще труднее ее обнаружить: При такой «мельнице» у них будет огромный радиус поворота... Но чего это я ломаю голову о Томми? Хватит! Следует быть предельно осторожным, чтобы мои мысли не стали самостоятельно убегать от меня снова, и уносить туда, куда мне не хоте-лось бы идти... Вдруг, ни с того ни с сего, в голове набухает, как китайский бумажный цветок в стакане с водой, слово «ионизированный». При том, что здесь никто не говорил об ионизации. Или кто-то сказал? Может быть инженер? А где он вообще сейчас? Вероятно, торчит в корме, общаясь со своими дизелями. Им без сомнения нужна поддержка в этот трудный момент. Им крайне необходимо, чтобы с ними кто-то сейчас разговаривал, поддерживая боевой дух и рабочее состояние. Как старым козлам необходимо чтобы их обнимали и гладили, чтобы они не взбрыкивались перед забоем. Поршни в цилиндрах, клапаны, коромысла, смазочные ниппели для вала – все должно работать как надо! «Полупогруженное состояние» – это и есть, собственно говоря, движение под шноркелем. И такое полупогруженное состояние вместе с тем и довольно сомнительное дело. Выражаясь технически правильным языком: Подлодка при движении под шноркелем более уязвима, чем при обычном ходе в полностью погруженном положении и, конечно, больше, чем в надводном положении. Идущая под РДП лодка ограничена в подводном плавании. Горизонтальщики должны постоянно следить за приборами, словно кошка за мышью, контролируя отметки на приборной шкале. Подводное движение лодки почти вплотную к поверхности – это необходимость постоянного балансирования между положительной и отрицатель-ной плавучестью, где рули служат единственным средством уравновешивающего балансира. Правда, наше положение в воде за счет более высокой скорости стабильнее, чем при движении на электромоторах, но при этом приходится быть предельно внимательными, чтобы удерживать головку РДП над волнами.

Добрых десять минут в центральном посту царит молчание. Рулевые сидят на корточках не-подвижно, как мертвые... Первый помощник подходит к стоящему напротив командиру, фыркая как стреноженный конь. Неуклюжий мужик, думаю себе, «неуклюжий» самое правильное прилагательное для этого типчика. Слово самостоятельно выдает синонимы в мозгу: неуклюжий, неотесанный, коренастый. Настоящий мужлан. Мужик старой закваски... Меня тянет в дизельный отсек, но это так муторно, туда проходить. Когда, наконец, после многих вывертов, стою в отсеке, говорю себе: Точно такие же старые козлы, каких я видел не-сколько недель назад на U-96. Снаружи не поймешь, насколько они изношены. Приветствие и приветствие в ответ – Дизелист улыбается мне, затем просто кивает. Хочу стать рядом с его небольшим пультом, но он хватает меня за руку: Я чуть не опрокинул ведро-парашу. У главного пульта другого дизеля стоит еще один механик. Когда я, наконец, занимаю правильное положение, повторяю себе: Во время движения под РДП работает дизель-генератор. Генератор вырабатывает электроэнергию. Этот ток подается в аккумуляторную батарею. Регулирование напряжения батареи осуществляется через реле-регулятор, то есть через включение или выключение резисторов. При обратном процессе – когда лодка идет «на аккумуляторах», – генератор играет роль электродвигателя. Необходимая при различных ступенях хода сила тока регулируется регуляторами хода. При общем потреблении тока всеми агрегата-ми лодки – освещение, насосы и так далее – происходит прямой забор тока без регулирования. Трансформаторы, закрепленные на потолке отсека электродвигателей, служат для производства электроэнергии постоянного напряжения – переменного или трехфазного тока для тех потребителей тока, которым требуется только постоянное напряжение, таким как: гирокомпас, ПУАЗО, радиостанции... Но прежде, чем дизель сможет произвести зарядку электролита, следует сначала его на некоторое время запустить: Перед запуском дизель должен подкачать смазочное масло, чтобы все подшипники двигателей немедленно получили смазку. Дизельное топливо не требуется накачивать, оно потечет благодаря статическому давлению. Давление в напорном баке создается на высоком месте ограждения рубки. Этот напорный бак питается охлажденной водой дизелей. Охлажденная вода – это вода, которая выдавливает топливо для дизеля из топливных цистерн в напорный бак жидкого топлива. Может случиться и так, что незадолго до опустошения топливной цистерны эта вода может попасть в напорный бак. Чтобы устранить риск того, что вода проникнет в цилиндры, следует время от времени осушать напорный бак жидкого топлива... Вот, пожалуй, и все! Такие вот дела... Это что-то новенькое для такого вида плавания: Обе переборки между дизельным отсеком и жилым отсеком подлодки, в плавании под РДП, должны оставаться постоянно открытыми, точнее широко распахнутыми настежь. Это хорошо для циркуляции воздуха в лодке, но плохо для кока, которому приходится работать на сквозняке и в шуме дизелей. И для находящихся в жилом отсеке, например, для меня – это тоже не по вкусу. Но на лодке действует правило: Двигатели должны работать без сбоев! Я бы мог заложить в уши вату – но с ватой в ушах, не смогу расслышать другие звуки. Командир приказывает, будто было их недостаточно, провести учебную тревогу при движении под шноркелем: Дизель стоп! Закрыть бортовой и запорный клапаны трубопровода РДП! Опустить выдвижную воздушную шахту! Выдвижную воздушную шахту нельзя оставлять выдвинутой, когда лодка идет на глубине. Она будет образовывать дополнительное сопротивление в воде, увеличивая силуэт лодки и, конечно, создавая лишние шумы и вибрации. Укладка ВВШ идет, по мнению командира, по-видимому, недостаточно быстро. Моя черепушка гудит. Давление воздуха в лодке меняется каждые несколько минут: Избыточное давление – низкое давление – опять избыточное давление. Измерительные приборы мне ничего не говорят, потому что я не знаю, сколько требуется миллибар, чтобы существовать нормально. Звон и боль в ушах становятся все сильнее: Мои барабанные перепонки могут просто не вынести такого мучения. Еще раз объясняю себе, как возникает избыточное давление при остановке дизеля: Воздух, по-видимому, может получать свойства материала, который, если находится в движении, обладает инерцией. Поступающий через ВВШ шноркеля воздух во всасывающую приемную трубу дизеля не может сразу прекратить движение, при остановке дизеля, но в мгновение проникает далеко в лодку, а потому что он больше не нужен, и возникает избыточное давление. Иначе быть не может. И даже при пуске дизеля, мы ощущаем воздействие такой инерции: Прежде, чем поток воздуха приходит в движение, дизель использует доступный воздух из лодки. Он забирает его буквально изо рта, так что приходится хватать воздух, открыв рты, как золотая рыбка в баночке. И пониженное давление начинает терзать барабанные перепонки... Этого бы не происходило, если бы наш дизель не имел возможности засасывания выхлопных газов через воздушную шахту РДП. И трубопроводы всасывания и выброса отработанного газа находились в одном кожухе. Они стоят «открытые», как и любой нормальный двигатель и всасывают воздух из непосредственного окружения, в нашем случае из дизельного отсека. Поскольку, однако, переборки в лодке во время движения под РДП должны быть открыты, это означает, что всасывание воздуха достигает прежде меня, поскольку я стою в центральном посту, и только затем всасывание воздуха происходит через вытянутую вверх головку шноркеля. Все эти познания, не освобождают меня от боли в ушах. Говорю себе: Это просто обычная процедура. На благо экипажу господа конструкторы менее всего учитывали их комфорт в этом положении. Дело работает, сказочное изобретение! О головной боли и боли в ушах должны заботиться медики. Ясно слышу:

– Дерьмо!

– Опять игра в бирюльки, потому что это нам так нравится...

– Что верно, то верно! – это высказался оберштурман.

Услышал ли командир эти претензии? Он бросает свои грязные перчатки на пульт с картами и проходит через кольцо переборки вперед. Я остаюсь в централе рядом с лейтенантом-инженером.

– Прослушивать все каждые пятнадцать минут! – команда, поступающая напоследок от командира.

Что это он приказал? «Прослушивать все каждые пятнадцать минут»? Как это? Я знаю, что прослушивание всего, как правило, должно происходить каждые тридцать минут. Командир, вероятно, хочет бить наверняка, а потому вдвое сократил время. Как же мы будем продвигаться вперед при такой команде? Неужели командир стал бояться больше, чем надо на самом деле? Хотя, возможно, будь я на его месте, то поступил бы также. Осторожность, прежде всего. Но что тогда означает «бить наверняка»? Чего только не произойдет в промежутке между пятнадцатью минутами! Термин «наверняка» звучит злой иронией. Вот уж чудесный подарок от великолепного господина гросс-адмирала. Всегда только хвастливые речи, как и у господина рейхсмаршала, вместо того, чтобы поставить новые лодки – и не только в день, когда рак на горе свистнет: просто блевотина то, как мы здесь хромаем, бредя через этот район моря. Как серпом по яйцам, как ножом по сердцу мысль о том, что наши великовельможные штабисты в этот самый момент, где-то там, среди сосновых кущей Bernau нежатся в дышащем озоном лесном воздухе: Валяются на раскладушках, на твердой земле, под охраной хорошо вооруженных двойных постов, чтобы никто не украл их откормленные задницы.

Если бы мы хотя бы ночью могли идти в надводном положении! Но этот чертов радар! Если бы не он, вот был бы кайф! Того, кто изобрел этот проклятый радар следовало бы четвертовать. Интересно, а кто изобрел его? Понятия не имею. Наверное, он был не единственный, кто при-шел к понимаю способа улавливания исходящих от объекта волн. Может просто осенило их всех сразу... Радар, по-английски «Radar», означает: «radio detection and ranging» – сбор и определение расстояния до цели при одновременной пеленгации ее направления и определения координат. Так по определению. «Линия развертки по времени может быть откалибрована как шкала расстояний... Бортовые радары определяют местоположение цели после активного определения параметров ее движения, распознавания, сопровождения и делают возможным точное на-ведение на цель кораблей и самолетов». Ну, разумеется! В целом, все довольно просто. Только и остается теперь ожидать когда господа с другой стороны, начнут уменьшать необходимую радиолокационную аппаратуру все больше и больше, пока не поместят ее в кабины своих самолетов... Вопрос времени... Присаживаюсь одной ягодицей на рундук с картами, и вдруг до меня доходит, что я не видел Бартля с момента выхода подлодки из эллинга. Как я помню, его поместили в самый нос. Там он может травить баланду серебрянопогонниками и изображать из себя имперского морского волка, героя морских сражений, если будет такое желание. Во всяком случае, он хорошо размещен, говорю себе и чувствую от проявленной мною заботы о Бартле облегчение. Но, может быть, я должен его увидеть? Мне давно следовало бы сунуть нос в носовой отсек. Там впереди, конечно хуже всего. По сравнению с жизнью в носовом отсеке, я еще хорошо устроился – относительно хорошо. Старик Эйнштейн придумал эту фигню со своей теорией относительности, а мы теперь должны в ней жить. Даю себе приказ двигаться вперед. В конце концов, я здесь, на борту, хроникер-очевидец, и мне нельзя ничего не упустить. ~ Переборка к носовому отсеку открыта. Везде на плитках настила коридора плотно лежат, прижавшись друг к другу, тела, напоминая кривоположенные трупы. Каждый желающий пройти мимо них, должен двигаться как канатоходец: Ставить одну ногу перед другой. Раньше, здесь впереди, можно было широко сидеть на настиле по-турецки, скрестив ноги. Время от времени это даже поднимало настроение. На U-96 у нас был большой аккордеон и вахтенный центрального поста Эде виртуозно управлялся с ним. А здесь теперь не приходится думать ни о том, чтобы сидеть по-турецки, ни о музыке аккордеона… Большинство лежащих плотно, как сардины в масле, прижавшись друг к другу, укрыли лица в согнутых руках – они лежат на животах. У некоторых лица накрыты полотенцами, как у мертвецов. Я не могу переворачивать каждое тело или снимать полотенце с лиц – это напоминало бы мне движение на поле боя, в полутьме, когда ищут определенного погибшего... Сфотографировать эту кошмарную сцену? Как? С помощью нескольких фонариков? Есть ли в этом смысл? Здесь нужна лампа с длинным кабелем. Но такая лампа, в свою очередь, изменила бы все. Эта полутьма, мрак этой вонючей пещеры, должны быть видимы на фотоснимке. Мне пришлось бы долго освещать все помещение. Хотя уже на второй секунде экспозиции все было бы потеряно... Чертовы эти мои прагматические соображения! Но только так могу справиться со своим подвешенным состоянием... Без прожектора я этого менестреля не найду. Пока двигаюсь в обратном направлении к централе, картина того, что увидел в носовом отсеке стоит перед глазами. Поскольку сейчас рядом со мной стоит обер-штурман, произношу:

– Словно в гостях у троглодитов.

– Что это за ***ня? – вопрошает тот удивленно.

– Пещерные люди – по-гречески.

– С сиськами? – спрашивает обер-штурман с надеждой в голосе. Не хочу его разочаровывать и потому лишь киваю. По мне, пусть он думает, что хочет. Также и то, что у меня в голове нет никаких мыслей, кроме сисек и кисок...

– Надо смотреть за этими парнями с верфи, чтобы не подставляли спины друг другу, – произносит он так громко, что некоторые серебрянопогонники наверняка могут это услышать.

Ненависть людей к серебряникам велика. Обербаурат Кляйне, находящийся тоже на бор-ту, должно быть особенно отличился на верфи.

– Лучше бы их за борт свесить вместо кранцев. Крупнейшие трепачи – сейчас ничего собой не представляют кроме трясущихся от страха задниц! Повезло нам...

Уже перед последним предложением я отмахиваюсь от обер-штурмана как от мухи и присаживаюсь на свой ящик.

– Ладно, теперь они ведут себя более-менее нормально. Валяются там как подкошенные пулеметной очередью, – слышу снова.

Выуживаю из кармана ручку и бумагу, чтобы сделать несколько заметок. Инжмех недовольно хрюкает на человека, который хочет пройти из кормы вперед. Когда плыли под РДП, то инженер получал тщательные доклады от проходящих через центральный пост. Управление ходом лодки под РДП – довольно сложное занятие. Нельзя допускать того, чтобы перископ заливался волной. В темноте, там, наверху, и без того не так много можно чего увидеть, а когда еще и перископ постоянно заливается водой, совсем горе... Знание того, что мы почти вслепую топаем через море, может быть смешно уже само по себе. А если еще представить себе, что мы других не видим и, конечно, не можем услышать, но нас и видно и слышно – то полный абсурд! Правда для нас, каждый момент этой шутки может закончиться смертельным исходом. Каждый раз, когда звучит команда: «Дизель стоп! Слушать в отсеках!», она пугает меня очередной болью в ушах – и, тем не менее, воспринимаю команду как спасение, потому что могу своими, страдающими от изменения давления, болящими ушами, долго, по крайней мере пока дизель снова не включится, вслушиваться в звуки за бортом. Если бы меня кто-то спросил, как мне нравится плавать таким образом, я бы ответил «у меня на душе кошки скребут!». Раньше мне было действительно плохо. В любой момент на нас могли напасть. Но когда наверху вахту на мостике несут ответственные и знающие свое дело люди, то на долгие часы забываешь о грозящей опасности. Идем на дизеле левого борта. Правый дизель полностью готов для зарядки. Если бы оба дизеля работали на винт и при этом работали на зарядку, то процесс зарядки слишком бы затянулся. При быстрой загрузке – как сейчас, – разряженным батареям требуется около шести часов на полную зарядку. Дизель гребного винта производит медленное движение. Это дает нам скорость всего семь миль в час. Быстрее идти не рекомендуется, в любом случае, потому что тогда не будет возможности идти под выдвинутым перископом из-за его резких колебаний. Перископ – чертовски длинная штуковина: от киля до головки с оптикой около пятнадцати метров. А его длина над мостиком составляет, в разложенном состоянии, еще 4,7 метра! К счастью, я все же достаточно интенсивно вслушивался в происходящее вокруг, чтобы достаточно узнать и о нежелательных, угрожающих человеку побочных эффектах от движения под шноркелем. Так я узнал, что в верхней части шахты перископа, при нашем положении подводного плавания, возникает сильное напряжение на продольный изгиб. При большой скорости, кроме того, поплавковый клапан шноркеля подвергается сильной нагрузке, и опасности связанные с рассеканием волны становятся еще больше: Не только такая, что дизель вдруг высосет весь воздух из лодки, но и та, когда при внезапном зарытии шноркеля лодки в волну давление воды в выхлопных газопроводах станет таким сильным, что вода хлынет через них. В шахте шноркеля спрятан не только воздухоподводящий канал, но и выхлопной газопровод. Выпускное отверстие расположено примерно на полтора метра ниже впускного отверстия приточного воздуха, с тем, чтобы под-водники в лодке не расходовали воздух для дыхания и воздух для двигателей; Но при резком погружении в волну полтора метра это не играет никакой роли, а блевать хочется... На самом полном ходу такого не возникает. При таком способе передвижения требуется действовать с максимальной осторожностью и не слишком рисковать. «Лодка пройдет как по яйцам, ни одного не раздавит» рассказывал мне в Бресте какой-то инжмех, знавший это. Если бы только не этот проклятый шум! Сколько миль мы собственно должны его слушать, двигаясь под РДП? Это нужно выяснить у инжмеха. Но судя по его виду, у него сейчас не то настроение, чтобы болтать со мной. Ладно, спрошу при случае – позже, когда у него будет не такое озабоченное лицо. Я, лично, в любом случае не хотел бы часами стоять у манометров рулей глубины. Никогда в жизни я так не замирал, с тревогой вглядываясь в приборы, как в этот манометр сжатого воздуха между двумя рулевыми горизонтальных рулей. Индикатор не является линейным, расстояние между делениями, по мере приближения к отметке в двадцать метров становится все меньше и меньше: В этом измерительном приборе воздушная подушка сжимается давлением воды. При этом вот что хорошо: Еще прежде, чем столбик воды в патрубке поднимется или упадет, показывает кривизна мениска уровня воды, «желание» подлодки выскочить на поверхность или нырнуть в глубину. Можно, таким образом, противодействовать процессу Взлета или Падения лодки прежде, чем она реализует свое «желание». Как часто приходится этому противодействовать, может научить только опыт. Инженер, начинающий службу на подлодке, говорят, ведет лодку по глади моря, будто мчится по американским горкам. Повезло еще, что наш инжмех не новичок. У него совсем не вид старого морского волка, опытного ветерана моря: Я могу ясно видеть, как он напрягается всем телом, от концентрации усилий. Не удивительно, что он выглядит, как страдающий Христос – почти так же, как и командир. Но к нашему общему счастью, он, по-видимому, протянет больше. В этот момент в центральном посту появляется командир. Ему, вероятно, легче всех протиснуться через образовавшуюся тесноту тел и вещей, благодаря своей узкой и легкой фигуре. Ни груди в куртке, ни задницы в штанах. Запас сил – в этом я уверен – у мужика тоже на исходе. Рядом с измерительными инструментами находится указатель дифферента. Его нулевая от-метка шкалы находится на той же высоте, что и шкала прибора перископной глубины. Разумно. Вахтенный инженер может одним взглядом узнать и глубину, и дифферент судна. Нам нужно, чтобы перископ не зарывался в волну, а указатель дифферента стоял как можно ближе к нулю градусов. Идем так, чуть ниже поверхности с этим чудовищем, протянувшем хобот воздухозаборника к морю – кто при этом чувствует себя в безопасности, у того воистину крепкие нервы! Юла, что еще вращается из последних сил, имеет по моим ощущениям более стабильное равновесие, чем эти перегруженные сани, приукрашенные большим количеством примитивных дополнений, превративших нормальную подлодку в посудину для погружения. И, тем не менее: Без РДП, у нас не было бы никаких шансов. Погода ухудшается: Головка РДП снова и снова заливается волнами, и каждый раз дизель засасывает необходимый ему приточный воздух непосредственно из отсеков. Неужели это испытание еще ухудшится? Раньше в лодке такие резкие колебания давления бывали только при сильном шторме, или когда давался торпедный залп веером и сжатый воздух из трех торпедных аппаратов одновременно уходил в лодку – но такое было крайне редко. Выхлопные газы приносят дополнительные страдания: Они больше не могут постоянно вы-водиться наверх, и снова и снова проникают в лодку. И зыбь увеличивается: Головка РДП теперь все чаще заливается волнами. Мой скальп напряжен, как воздушный шар, который скоро лопнет: Это происходит из-за проклятой смены давлений. Едва ли смогу долго вытерпеть. Спрашиваю централмаата:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю