Текст книги "Ковчег изгоев (СИ)"

Автор книги: Лариса Куницына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 47 страниц)

Часть 2

Она была красива. Ещё красивей, чем на голограмме, потому что её тело светилось тёплым живым светом и загадочно мерцало сплетением тончайших линий на корпусе. Она была вся покрыта чем-то вроде морозных узоров на окне, и эти узоры переливались в лучах строительных прожекторов. Я заметила, что её форма и раскраска корпуса немного отличаются от тех, что я видела раньше, но это делало её только лучше.

Короткий облёт был закончен. Челнок нырнул под днище и стремительно влетел в раскрывшийся сегментом люк. Вокруг стало светло. Небольшая причальная камера, освещённая светом расположенных на стенах светильников, была пуста. Люк в полу закрылся. Челнок аккуратно опустился на сомкнутые створки.

В дальней стене открылась дверь, и в камеру вошли двое: Хок и Джонни Лю. Дверь челнока распахнулась, я спрыгнула на пол. Джонни тут же полез в салон за моим багажом, а Хок, как положено по уставу, доложил, что приступил к приёмке корабля.

Пока Лю возился с тюками и свёртками, в которые был упакован мой комплект формы, я махнула на прощание рукой водителю челнока и подхватила с пола свою сумку.

Водитель тоже дал отмашку, и спустя мгновение челнок провалился сквозь пол в космос. Сегменты люка снова сомкнулись за ним.

– Я чуть не упустил из-за него один свёрток, – пожаловался Джонни.

– Багаж в каюту капитана, – распорядился Хок. – Начнём с командного? – он вопросительно взглянул на меня.

– Да, – согласилась я.

– Я вас найду, – обнадёжил Джонни и, нагруженный свёртками, двинулся к дверям.

Я поняла, что Хоку совершенно необходимо поговорить со мной наедине.

Он немного задержался на пороге камеры, провожая взглядом второго помощника. Я за это время успела посмотреть на него и была вынуждена признать, что и ему парадная форма идёт. Выглядел он великолепно, но настроение у него было несколько странное.

– В чём дело? – поинтересовалась я, изучая его наградные планки. Набор был внушительный, не говоря уж о том, что не только у меня была привычка время от времени прореживать выставляемые напоказ награды. – Ты что, не в курсе, что при первом прибытии командира на корабль его принимают с парадного входа, и при этом производится построение экипажа?

– Я не хотел, чтоб они знали, что ты уже здесь, – произнёс он.

– Не поняла, – пробормотала я.

– Прибыв на корабль, я первым делом ознакомился с основной документацией и составом экипажа. Прямо скажу, корабль – сказка. Не просто сказка, а «Тысяча и одна ночь». Я не знал, что такие бывают. Прежде всего, цельнолитой корпус из новейшей тиртанской стали. Полная автоматизация везде. Кибер-мозг последнего поколения, но без автономного интеллекта. То есть, просто машина, которая работает по заданной программе и подчиняется командам. Никакой самодеятельности…

– Это хорошо.

– Их пять.

– Что пять?

– Мозгов. Один основной и четыре резервных. Выйдет из строя один, подключается второй, угаснет этот, подключается третий. Все расположены в титановых капсулах в различных частях звездолёта. То же с двигателями. Несколько колец резервных двигателей. Возможность полной герметизации любой части звездолёта. При этом точно так же дублируются системы жизнеобеспечения. Только их можно запустить все одновременно, если производится эвакуация большого количества людей. При этом три вида защиты: радоновая, фау-защита и иридиевая. Последняя позволяет пережить взрыв сверхновой звезды на расстоянии пары астрономических единиц. Если взрыв не сильный, то можно находиться в эпицентре. Плюсом энергетические щиты высокой плотности. Выживаемость корабля фантастическая. Его практически невозможно угробить. Он в полном смысле слова сможет лететь и жить на одном крыле. И даже если останется только крыло, он выживет.

Я молча переваривала эту невероятную информацию, и только потом до меня дошло, что Хок говорит громким шепотом, всё ещё стоя на пороге камеры и поглядывая в коридор.

– Да в чём дело-то? – не выдержала я.

– С кораблем всё в ажуре. А вот экипаж…

– Какие проблемы?

– Чёрт возьми… – простонал Хок. – Это не звездолёт. Это ковчег изгоев!

– То есть? – опешила я.

– Они набрали в экипаж одних аутсайдеров. Нет ни одного, кто не был бы понижен в звании, переведён в обслуживающие подразделения или уволен из космофлота по решению дисциплинарной коллегии.

– Серьёзно? – нахмурилась я. – Странно. С другой стороны, ты ведь тоже был уволен.

– Я ушёл сам.

– Если б ты не ушел, тебя загнали бы механиком на какой-нибудь челнок, развозящий сезонные грузы по автоматическим маякам.

– Тоже верно, – согласился он. – Странно только, что всю эту кодлу собрали на лучшем по современным меркам звездолёте.

– Сигнальный экземпляр, – согласилась я. – С особыми полномочиями.

– Это и настораживает.

– И это всё? Именно поэтому я должна пробираться по своему звездолёту короткими перебежками и прятаться за углами?

– Нет. Я просто хочу, что б мы прошли по кораблю вдвоём и застали всех членов экипажа за их обычными занятиями. Понимаешь? Как Гарун Аль-Рашид.

– Гарун Аль-Рашид, – кивнула я. – Мне это нравится… Ты ненормальный, Рауль! И если тут все такие, как ты, я или поседею, или застрелюсь. Мы пойдём по кораблю. Они тут же начнут по внутренней связи предупреждать друг друга, и все будут стоять навытяжку и преданно заглядывать в глаза.

– Они практически не общаются друг с другом.

– Что? – я вздрогнула. – Как это? Они здесь не одну неделю, работают вместе, в полной изоляции от внешнего мира, и не общаются?

– Они общаются в процессе работы, но вне работы – почти нет. Словно каждому есть что скрывать, и никто не желает раскрывать свои тайны.

– Откуда ты знаешь?

– Я устроил утром общее построение, а потом поговорил с теми, кто на него явился.

– Явились не все?

– Странно, правда? – зло усмехнулся он.

– Более чем… – вздохнула я. – Ты меня порадовал. Пошли.

В довольно мрачном расположении духа я вышла из камеры и пошла по коридору. Вскоре мы оказались возле вертикальной шахты силового лифта.

– Нам на вторую палубу, – пояснил Хок и шагнул вперёд. Поток легко подхватил его и вознёс наверх.

Я вошла в поток следом и тоже поднялась на упругих струях. Я заметила, что шахта довольно длинная. По моим расчетам я давно должна была проскочить выход на вторую палубу, но вокруг всё тянулись белые стены шахты с плоскими матовыми светильниками. Наконец появился выход, и Хок галантно подал мне руку.

– Сколько высота первого уровня? – спросила я.

– Что-то около восьми метров, – ответил он. Мы стояли в розовато-бежевом длинном коридоре. Рядом с нами тянулась полоса бегущей дорожки. – Нам туда, – Хок махнул рукой в дальний конец коридора. – Пройдёмся пешком, – он зашагал по коридору.

Я шла за ним, попутно читая надписи на мелькавших слева дверях. В большинстве это были цифры и латинские буквы.

– Корабль большой, – говорил Хок на ходу. – Внизу трюм, на верхнем уровне – ангары. Средние уровни пониже. На втором расположены командный отсек, навигаторская, радиорубка и технические отделы. Я сам ещё не во всём разобрался. Третий уровень – жилой. Там каюты, ресторан, спортзал, бассейн, сауна, солярий, библиотека, учебная аудитория, комната отдыха, зимний сад, ну и прочее в том же духе. На четвёртом – стрелки со своим оборудованием и арсеналом, медотсек, лабораторный комплекс. Судя по плану, шесть лабораторий. В хвостовой части – реакторный отсек и рядом в трюме резервуары с гелиотилом.

– Резервуары?

– Три автономные цистерны каждая по пятьдесят тонн.

– Зачем так много?

– Не знаю. Возможно, создан резервный запас. Может быть, есть какое-то оборудование, которое потребляет много топлива. Обещаю, что разберусь.

– Может, нам пригласить стармеха? Пусть по ходу объясняет.

– Он ничего не сможет объяснить, – покачал головой Хок.

Мы свернули налево, и пошли дальше по такому же коридору.

– Это ещё почему? – уточнила я.

– Увидишь…

– Может, обойдемся без сюрпризов?

– Не получится. Я бы сказал, но в данном случае легче показать, чем объяснить.

Мы снова свернули. Коридор стал шире, вокруг было гулко и пустынно. Я чувствовала себя неуютно. Только сейчас я начала верить Хоку. На таком огромном корабле тридцать человек, действительно, могут жить, неделями не натыкаясь друг на друга, особенно если им не хочется натыкаться. Эта пустота и тишина казались гнетущими. Я смотрела на расположенные справа и слева двери с непонятными номерами.

– Что здесь?

– Мы в носовой части звездолёта. Здесь в основном сосредоточено навигационное, локационное оборудование и система связи. Здесь же один из блоков защиты, энергетический центр фронтального энергетического щита и система основных излучателей. Отсеки впереди. Вот подходим к радиорубке, справа рядом – астронавигаторская. С другой стороны – аппаратная и наши с тобой отсеки.

– Наши?

– Несмотря на то, что посудина забита всякой аппаратурой, дефицита места не наблюдается. По крайней мере, пока. Поэтому у командира, старпома и стармеха есть свои отсеки. Хочешь посмотреть?

– Потом. Сначала в командный отсек.

– Правильно, – согласился он, – наши апартаменты от нас никуда не денутся.

Пройдя мимо узкого коридорчика, в конце которого виднелась круглая площадка, куда выходили три двери, в том числе моего собственного отсека – роскоши, которой я никогда не могла позволить себе на «Эдельвейсе» из-за недостатка места, я, тем не менее, не ощутила особой радости. Мне всё равно было не по себе. Не так должен входить командир звездолёта на капитанский мостик, не нагрянуть внезапно, а войти спокойно, чтоб сразу увидеть свой экипаж, а экипаж имел возможность узнать и прочувствовать этот знаменательный момент.

Раздумывать было некогда. Я просто вошла в командный отсек и остановилась на пороге. Отсек был не такой большой, как можно было ожидать на таком огромном звездолёте, и всё же это был высокий зал, с передней стеной, облицованной качественными имитационными экранами, которые создавали ощущение, что стоишь перед идеально прозрачным выпуклым окном высотой двенадцать метров. По низу экранов была расположена сплошная полоса мерцающих индикаторами и мониторами резервных пультов. Вдоль них по окружности шла широкая полоса дорожки. Центр отсека был приподнят над ней, и впереди на этом возвышении располагался небольшой подковообразный пульт и удобное кресло с дополнительными клавиатурами на подлокотниках. Над пультом поблескивал рамой штурвал. Кажется, впервые за всё время присутствия на баркентине я улыбнулась, словно встретила старого друга. Всё-таки я, прежде всего, пилот, и пилот старой школы, из тех, что предпочитают штурвалы всем этим новомодным штукам, как и старина Лейд, кстати, под которого, наверно, делали это место. Впрочем, справа чуть позади был ещё один такой же пульт, видимо, для вахтенного пилота. Слева стоял ещё один, но без штурвала. И ещё два пульта располагались справа и слева позади этих двух.

Больше в отсеке ничего не было. Он выглядел уютным и располагал к спокойной работе, а не к катанию на роликовых коньках по блестящему чёрному полу. Кстати, чёрный пол в командном отсеке – это тоже моя слабость.

Я обернулась назад и увидела, что стена, отрезавшая отсек от других помещений, – прозрачная выше первого уровня. По бокам были расположены неширокие шахты двух силовых лифтов. На следующем, третьем уровне я увидела за прозрачной стеной какие-то растения и даже что-то похожее на статую. Наверно, зимний сад, а с другой стороны виднелись светлые мягкие кресла и тоже какое-то бурно разросшееся растение в керамическом вазоне с ручной росписью. Уровнем выше просматривалась узкая полоса задней панели широкого многофункционального пульта, за которым могли работать три человека. Скорее всего, именно там располагались стрелки, а, значит, и управление защитой и орудиями.

Мне тут же стало интересно, где здесь находятся терминалы этих систем: в этой длинной полосе по периметру, или к нему можно подключиться, сидя за своим пультом.

Наверно, нужно было сразу сказать, что в командном отсеке мы были не одни. Я тотчас увидела высокого черноволосого мужчину в светло-песочном костюме, отделанном от лопаток и выше причудливым переплетением орнамента терракотового цвета. У него была идеальная офицерская выправка, и смотрел он наверх, туда, где прямо на фоне звёздного неба стремительно мелькали какие-то золотисто-жёлтые цифры. За одним из пультов внизу сидела девушка с тёмными волосами в такой же форме. Они были заняты настройкой астронавигационного блока, и я решила их не отвлекать, что, собственно, и позволило мне осмотреться, внимательно прислушиваясь к негромкому, глубокому и странно знакомому голосу мужчины.

– Шестьдесят седьмая координата… Двадцать шесть, восемьдесят три, пять.

– Совпало, – откликнулась девушка.

– Двести сорок третья координата… Пятьсот двадцать три, восемьдесят шесть, сорок.

– Совпало.

– Шестьсот семьдесят третья координата…

Он продолжал диктовать координаты, а я с недоумением смотрела на него. В тот миг я как-то не обратила внимания на его действия, потому что вслед за голосом мне показалась знакомой и его фигура. Я явно уже видела его, более того мы были знакомы когда-то давно, но что-то в его облике было не так, и я никак не могла вспомнить, где я его видела.

– Стопроцентное совпадение, – сообщила девушка. – Это фантастика, Юрий Петрович!

– Скорее результат длительных и упорных тренировок… – без особого энтузиазма ответил он. – Но пеленг в норме, и это радует.

– Не то слово! – она развернулась в своём поворотном кресле и тут увидела нас с Хоком.

Мгновенно вскочив, она вытянулась в струнку. Мужчина отреагировал тут же. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, он ловко щелкнул каблуками и отрапортовал:

– Салют, командоры! Старший астронавигатор баркентины «Пилигрим» капитан-командор Юрий Булатов.

– Салют, командор, – кивнула я, внимательно рассматривая его. Он был удивительно похож на моего давнего и доброго знакомого, человека, сыгравшего особую роль в моей судьбе.

– Салют! – звонко выкрикнула девушка. – Второй пилот лейтенант Зира Кхан.

– Вольно, – кивнула я и подошла к переднему пульту, внимательно рассматривая его.

Отличная комбинация командирского и пилотского пультов, удобный выдвижной штурвал, развёрнутая сенсорная панель и – вот оно на экране сбоку, – меню подключаемых терминалов всех служб корабля.

– При разработке пульта за основу были приняты командирские пульты «Эдельвейса», «Спарты» и «Знака Огня», – пояснил Булатов, почтительно стоя рядом.

– То есть с самого начала предполагалось, что командир корабля будет вести корабль лично?

– В космофлоте всегда считалось, что каждый должен уметь всё, но лучшими пилотами космофлота почти всегда признают командиров, которые сами водят свои звездолёты.

– Понятно, – я оторвалась от разглядывания пульта и взглянула на него. – Вы Вадиму Андреевичу Булатову кем приходитесь?

Он как-то странно вздохнул и с некоторым смущением ответил:

– Внуком.

– Учились тоже у него?

– Да.

Очень хорошо. Булатов преподает в спецкосмошколе Высшего Совета космоплавания Объединения Галактики. Это одно из лучших учебных заведений Земли, а Булатов давно и по праву признан одним из лучших преподавателей. Я у него не училась, но по себе знаю, что спуску он никому не даёт. Это же мне подтвердили и мои сыновья, которые оба ходили у него в любимцах, и потому перед его лекциями и практическими занятиями не спали, ночи напролёт просиживая за учебниками и справочной литературой. С любимчиков у него и спрос особый.

– Выпускной экзамен на сколько сдали? – поинтересовалась я и тут же пожалела. Не исключено, что Вадим из-за своей щепетильности гонял парня как проклятого и в результате срезал. Не нужно бы озвучивать это при ком-то ещё.

– На «отлично», – спокойно ответил он.

Я невольно улыбнулась.

– Достойный внук… Вадим Андреевич не щедр на высокие оценки.

– У него не было другого выхода. Экзаменационная комиссия была единодушна. Впрочем, он не возражал.

– Очень хорошо.

– Дед считает, что мне повезло, что я буду служить под вашим командованием, – неожиданно заявил он. – Он гордится тем, что дал вам ориентировку на командира, и говорит, что вы – один из лучших командиров, кого он знает.

– Спасибо, – кивнула я. – Передайте ему, что, безусловно, в этом есть его заслуга. Впрочем, я скажу ему это сама при первой же возможности. А нам с вами, Юрий Петрович, придётся начинать с чистого листа.

– Капитан-командор – отличный пилот, – подал голос Хок из-за моего правого плеча, – и очень исполнительный офицер. Я о нём много слышал.

– Тем лучше, – кивнула я и тут заметила, как напрягся Булатов, в упор взглянув на старпома, не зло, а как-то тревожно и слегка загнанно. Впрочем, это длилось лишь какое-то мгновение, и он снова взял себя в руки. – У нас ещё будет возможность поговорить, Юрий Петрович, – улыбнулась я, и кивнула девушке: – Лейтенант Кхан.

Они ответили строго по уставу, и я вышла из командного отсека.

– Его тоже выгоняли? – уточнила я вполголоса.

– Сам уходил, – так же тихо ответил Хок. – За три года девять звездолётов. Последний год – в отставке, работал инструктором в какой-то небольшой частной космошколе в Новой Каледонии.

– А в чём причина?

– Спросите сами, командор. Может, вам он ответит, – и старпом распахнул передо мной дверь радиорубки.

Сначала я ничего не поняла. Рубка была как рубка, только гораздо больше обычной и оформлена в несколько странном стиле, с переливчатыми сине-зелёными стенами, круглыми шарами аквариумов на разной высоте в самых неожиданных местах. Да помимо обычной аппаратуры – мягкие кресла и диваны с прозрачными журнальными столиками возле стен. В глубине отсека темнел подсвеченный звёздами космос, а на фоне этого великолепия в приглушенном изумрудном свете, льющемся со стен, застыли двое. Всё б ничего, если б они не целовались, да так, что не замечали доносящейся с пульта морзянки.

– Внимание, тревога… – перевёл Хок, зло улыбнувшись.

– А ты говорил, что они не общаются, – усмехнулась я, подумав, что радиста пытались предупредить о нашем вторжении из командного отсека.

Наши голоса они услышали. Мужчина разжал объятия и резко повернулся, причём мгновенно оценил ситуацию и, резко выпрямившись, отчеканил:

– Старший инженер связи капитан Антон Вербицкий.

Женщина взвизгнула и, отскочив, буквально вжалась в стену за каким-то пультом.

– Очень плохо, капитан, когда радист не реагирует на такие сигналы, как «Внимание, тревога», – заметила я. – Можно ли положиться на такого радиста?

– Конечно, командор. Я слышал этот сигнал, и, безусловно, отреагировал бы на него. Но в этот момент я был занят. Я объяснял младшему товарищу теорию гравитационной инполяции магмы, применяемой для…

Наверно, это всё-таки была чушь, но для меня это не имело особого значения. Передо мной стоял высокий красивый мужчина, античная статуя в форме моей баркентины, с волнистыми чёрными волосами и глазами густого кофейного цвета. Эти глаза смотрели на меня. Он говорил со мной, и, наверно, именно это было самое важное. Его голос, приятный, нежный, странно резонирующий, пронизывал и заполнял собой всё пространство. Он сливался с воздухом, и я вдыхала этот голос, ощущая, как он заполняет меня. Он проникал куда-то глубоко, в самое сердце, в самые глубины мозга, он звучал во мне…

Сзади хлопнула дверь, и я резко обернулась.

– Простите, опоздал, – радостно улыбнулся лейтенант Лю.

Очарование рухнуло. Античная статуя смущенно смолкла.

– Объяснение в письменном виде на мой стол не позднее восемнадцати часов по времени звездолёта, – отчеканила я. – Ещё раз узнаю, что вы улаживаете свои личные дела в рабочем отсеке во время вахты, либо ещё раз пропустите контрольный сигнал с пульта, либо ещё раз будете иметь наглость заговаривать мне зубы, – в любом случае из этих трёх вылетите со звездолёта по дисциплинарному приказу. Всё понятно, капитан?

– Я объясню… – кофейные глаза умоляюще взглянули на меня, так нежно, преданно и печально. Чудо-голос снова запел свою песню…

– Прекратить! – рявкнул Хок. – Прошу прощения, командир. Лейтенант Лю, у нас есть модулятор голоса?

– Есть, – кивнул Джонни.

– Выдайте капитану, – распорядилась я.

– Не нужно… – произнёс он, безусловно, приятным, но совсем не таким жутковато прекрасным голосом. – Я прошу, командор… Я допустил ошибку. Больше не повторится. Клянусь!

– Я не уверена, что мне нужен в экипаже офицер, который относится к старшим офицерам корабля без должного уважения.

– Это не так! – запротестовал он. – Я не могу не уважать вас, я столько о вас слышал. Для меня было огромной честью попасть на этот звездолёт. А о таком счастье, как служить под вашим…

– Кончайте, – поморщилась я.

– Это правда, – тихо проговорил он. – Я не знал, что вы уже прибыли на баркентину. И я повёл себя неподобающим образом, а, увидев вас, испугался и растерялся настолько, что попытался исправить положение тем способом, каким привык исправлять его с детства. Я знаю, что это недостойно, и приношу свои извинения. Дайте мне ещё один шанс. Вы не пожалеете.

Он умоляюще взглянул на Хока.

– Что у вас с голосом? – спросила я.

Он как-то устало пожал плечами.

– Я сирена. Так сказали врачи. У меня врожденная патология глотки и гортани. Я могу голосом резонировать так, что частота голоса совпадает с частотой колебаний мембран кровеносных сосудов человеческого мозга и почему-то это оказывает воздействие на некоторые участки… – он болезненно поморщился. – Я не знаю. Заключение врачей в моём личном деле. От дальнейших исследований я отказался. Я хочу летать. Если вы меня выгоните, я уже никогда не смогу вернуться в космофлот.

– Ладно, – кивнула я. – Договоримся так, капитан Вербицкий. Вы здесь до того момента, когда снова попытаетесь испробовать на мне свои чары. Ясно? Остальные условия тоже в силе.

– Спасибо, командор, – с облегчением кивнул он.

Я направилась к двери. Хок задержался и, свирепо взглянув на старшего радиста, пообещал:

– Я буду очень внимательно наблюдать за вами, капитан!

Обернувшись на пороге, я успела увидеть измученный и покорный взгляд кофейных глаз.

– Ты зря оставляешь его, – заметил Хок, выйдя за мной. – Во-первых, он разгильдяй, во-вторых, бабник, в-третьих… его голос. Это может быть опасно.

– Рискнем, Рауль, – произнесла я. – Корабль в доке. Ты сам настоял на том, чтоб войти на него без шума. В этой ситуации такое поведение понятно, хотя и не может быть признано правильным. Нельзя выбрасывать на пирс офицера за такой проступок и, тем более, за его голос. Дадим ему шанс, посмотрим. К тому же, из этого можно извлечь и некоторую выгоду.

– Например?

– С таким радистом мы будем в первую очередь получать каналы связи, разрешение на взлёт и причальные платформы. Не говоря уж о том, что из него получится отличный переговорщик.

– Да уж… Особенно где-нибудь на планете амазонок… – проворчал он.

– А вот на планете амазонок, как мне подсказывает опыт, нам придётся прятать его в бронированный контейнер, – возразила я.

– Почему? – опешил Хок.

– Иначе украдут.

Джонни по-детски весело рассмеялся, словно услышал хорошую шутку. Я распахнула дверь в соседний отсек.

Это была астронавигаторская, как и положено, полутёмная, с большим мерцающим облаком карты в центре. Карта была качественная, без оболочки, с ясно различимыми звёздами, которые соответствовали по размеру и спектру настоящим. Справа располагался включённый пульт, развёрнутый к карте, а у стен, опять же, стояли диванчики, кресла и круглые деревянные столики, оплетённые пеньковой верёвкой. Панели стен тёмно-синие, почти чёрные, с яркими южными созвездиями, были размечены деревянными планками, а между ними прямо на фоне звёздного неба висели небольшие штурвалы, обрывки пожелтевших парусов с остатками шкотов, начищенные до блеска старинные компасы, секстанты, подзорные трубы и даже небольшие круглые иллюминаторы. Я не удержалась и подошла к одному из них. За ним снова плавали яркие рыбки. Опять аквариумы. Потом я заметила в дальнем углу деревянную скульптуру, служившую когда-то носовым украшением парусника. Сейчас она поддерживала небольшую столешницу, на которой стояли кофеварка и белый кофейный сервиз, прикрытый полупрозрачной салфеткой с вышитыми якорями.

Возле окна-экрана застыла тоненькая белокурая девушка. Она резко обернулась, и большие голубые глаза испуганно взглянули на меня. «Нужно стучаться», – подумала я, приглядываясь к ней.

– Добрый день, – произнесла я.

– Я… – потерянно пробормотала она, потом постаралась выпрямиться и представилась: – Младший астронавигатор баркентины сержант Тутта Йохансен. Старший астронавигатор находится в командном отсеке.

– Я знаю, мы с ним уже поговорили, – кивнула я и увидела в противоположном углу небольшой письменный стол красного дерева, а на нём – симпатичную модель чайного клипера. – Скажите мне, сержант, каким образом подбирались интерьеры для отсеков? Ваше мнение спрашивали?

– Нет, с дизайнерами работал доктор Дакоста. Перед этим он беседовал со всеми членами экипажа и проводил психологические тесты.

– Понятно. И как, вам нравится то, что получилось?

Она осмотрелась по сторонам и уверенно ответила:

– Очень.

– Как вы сработались с капитан-командором Булатовым?

– Хорошо. Он прекрасный специалист.

– Я не о том… – я подошла к стене, на которой висела небольшая акварель. Баркентина, несущаяся по волнам под белоснежными парусами. Хорошая акварель.

– Это Юрий Петрович рисовал, – сообщила Тутта. – И модель он делал. Он хороший человек, только немного замкнутый.

– Назовите мне координаты линейного пеленга на Сириус при выходе из Солнечной системы по трассе Белмора, – проговорила я, мысленно засекая время.

Она ответила, слегка запнувшись, но верно. Восемь секунд на размышления. Соображая, как это можно оценить, я попрощалась и вышла. Хок и Джонни, не проронившие ни слова, вышли вслед за мной.

– Трассой Белмора уже лет десять никто не пользуется, – заметил Джонни, закрывая дверь.

– Координаты этого пеленга на первой странице Приложений к Звёздному атласу Совета космоплавания, – жёстко возразил Хок, – и обязательны для элементарного заучивания.

– Она не об этом думает, а о том, узнали ли мы её в радиорубке или нет, – усмехнулась я.

– Погоди, с Вербицким была она? – изумился он и задумался. – Я не заметил, как она вышла.

– Я тоже.

– Может между отсеками есть дверь?

– Нет, – мотнул головой второй помощник. – Двери там нет. Куда идём дальше?

– Стрелки наверху, над нами, – проговорил Хок. – Механики дальше по коридору.

– Пошли к механикам. Хочу посмотреть, кто заправляет всем этим хозяйством.

Как ни странно, но механики размещались в самом центре технического уровня на второй палубе, наверно потому, что именно там находился стратегический центр всей сложной системы корабля.

Пройдя по длинному коридору, мы остановились перед дверью, за которой, по словам Джонни, располагался отсек старшего механика, но его дверь была заперта. Джонни несколько смутился и кинулся к соседней двери. Та была открыта, что привело его в восторг.

Придерживая раздвижную створку, он с поклоном предложил мне войти. Я оказалась в небольшом зале, по периметру которого тянулись пульты управления и приборные панели с множеством датчиков, экранов и индикаторов. При этом было всего три кресла, легко перемещавшихся вдоль пультов. В креслах сидели трое мужчин, которые едва увидев меня, вскочили.

– Это аппаратная, – пояснил Джонни. – Сюда выводятся сведения со всех систем корабля.

Я тем временем рассматривала стоящих передо мной механиков. Все трое были молодыми, светлокожими, с легким румянцем и чем-то похожи между собой.

– Механик баркентины капитан Лин Эрлинг, – представился самый высокий из них. У него были русые волнистые волосы и небольшие, раскосые как у рыси, голубые глаза.

– Механик баркентины лейтенант Ис Эрлинг, – проговорил второй, невысокий, щупловатый, белокурый с зелёно-голубыми глазами, похожими на арктический лёд.

– Механик баркентины лейтенант Винд Эрлинг, – доложил третий, русоволосый, но более кудрявый и румяный, чем капитан. Он был чуть пониже ростом и чуть шире в плечах.

– Добрый день, – кивнула я, подходя к пультам. – Честно говоря, меня назначили буквально на днях, и я ещё не знакома с техническим оснащением звездолёта.

– С этим проблем не будет, – успокоил меня капитан Эрлинг. – Системы сложные, но полная информация передаётся сюда и в аппаратную, которая находится в носовой части корабля напротив вашего отсека. При этом вы можете в любой момент получить исчерпывающую информацию, подсоединившись к соответствующему терминалу с командного пульта или обратившись к любому из нас.

– Оборудования много, а сколько механиков?

– Стармех и нас трое, но оборудование вполне надёжно и мы справляемся. На случай нештатных ситуаций, механики есть и среди стрелков. Квалификация судового механика и допуски к работе на реакторах этого поколения есть у капитан-командора Булатова и у лейтенанта Лю.

Я с трудом сдержала удивление. Второй помощник у нас прямо мастер на все руки, а по виду не скажешь.

– У меня тоже есть, – сообщил Хок, разглядывая пульт реакторных установок.

– Вы меня успокоили, – проговорила я. – Значит, в случае неисправностей, они будут устранены в кратчайшие сроки?

– Безусловно, – подтвердил капитан. – Кроме того, хочу обратить внимание командира на то, что супермозг звездолёта постоянно производит диагностику всех систем и сам устраняет неисправности. Мы, в основном, занимаемся настройкой, управлением и изменением основных программ, поскольку такие функции супермозг не выполняет.

– Почему?

Капитан неопределённо пожал плечами.

– Чтоб избежать неконтролируемой инициативы со стороны искусственного интеллекта, я полагаю, – ответил белокурый лейтенант.

– Резонно… – пробормотала я. – А зачем нам столько гелиотила?

– На звездолёте установлена система «Херон» – модулятор икс-поля, – пояснил капитан. – Она требует значительного количества топлива.

– А что это за система?

– Предполагается, что модулятор создает вокруг звездолёта оболочку, которая позволяет ему пройти через любое препятствие, будь то метеоритный рой, планета или звезда.

– Занятно… Вы сказали «предполагается». Испытания не проводились?

– На баркентине – нет. Нам предоставили результаты испытаний применения модуляторов икс-поля на маломерных судах. Герр Меер считает, что эти испытания позволяют сделать вывод о возможности применения системы «Херон» на любых звездолётах, в том числе крупных и очень крупных.

– Вы с ним не согласны?

– Я думаю, что до испытания системы в действии на баркентине об этом говорить рано, – уклончиво ответил он. – Возможно, размер звездолёта всё-таки имеет значение.