Текст книги "Ангел-наблюдатель (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 53 страниц)
Татьяна молчала, глядя на них с выражением крайней сосредоточенности на лице. Я резко выпрямился.
– На каких еще лыжах? – начал я, медленно закипая. – А к экзаменам кто готовиться будет?
– Да сдадим мы эти экзамены! – отмахнулся от меня Игорь. – Погода в этом году самая, что ни на есть, лыжная, жалко же пропустить такую возможность! Так можно машину взять?
– Без прав? – все больше заводился я. – В такую метель?
– Ну, ты же знаешь, как я езжу! – возмутился Игорь. – Ты же сам меня учил!
– А гаишников это не интересует! – рявкнул я.
– Да какие гаишники первого января? – огрызнулся он. – Делать им нечего – после Нового Года работать, да еще и за городом!
– Именно после Нового Года! – раскрыл я ему глаза на реалии земной жизни. – Самое урожайное для них время – отлавливать тех, кто, еще не проспавшись, за руль сел. А насчет за городом – Аленку с Олегом вы где забирать собрались, тоже там?
– У меня есть права, – подала вдруг голос Дарина.
От неожиданности я уставился на нее во все глаза. Правила дорожного движения, что ли, поменялись? И вдруг до меня дошло – рекламную кампанию, по-видимому, темные развернули по всем направлениям.
– А мне казалось, – презрительно скривил губы я, – что еще не так давно вам ничего от наших не нужно было.
– Интересно, а где ты свои права взял? – ощетинился Игорь.
– А ты меня носом не тычь! – окончательно взбесился я. – Где бы я что ни брал, я при этом гордыми заявлениями направо и налево не разбрасываюсь!
– Толь, не ори, – очнулась, наконец, Татьяна. – Перед гостями неудобно.
– Да неужели? – саркастически поинтересовался я. – А не потому ли и разговор о машине именно сейчас возник? Разрешения, я так понимаю, для порядка спросить нужно – у них ведь уже опять все решено! Даже по минутам расписано, чтобы везде успеть! И родню вниманием не обойти, и друзей прямо к поезду доставить! А как, простите, машина оттуда домой попадет? – обратился я к играющему скулами Игорю.
– Мы хотели ее у Дариной бабушки оставить, – процедил он сквозь зубы. – Тебе трудно ее потом забрать? У тебя же выходной!
– А может, нужно у меня сначала спросить, – рявкнул я, – чем я собираюсь в свой выходной заняться?
– Хорошо, – с видимым усилием взяв себя в руки, холодно ответил Игорь. – Мы поедем на автобусе. К Дариной бабушке, правда, не успеем, но ничего – главное, чтобы ты не перенапрягся.
Татьяна тут же запаниковала.
– Подождите, – ступила она между мной и Игорем. – Это – не решение. Самим вам ехать, конечно, не нужно, но и автобусы первого вряд ли нормально ходить будут. Толь, давай с ними съездим? И машину сразу потом заберем.
Я чуть не задохнулся – сколько можно наизнанку выворачиваться, под его фокусы подстраиваясь? И именно в этот момент на моей кухне появился тот единственный человек, которого мне сейчас как раз и не хватало.
– Там народ торта требует, – заявила Марина, остановившись в дверном проеме, прямо за спиной у Игоря и Дарины, и вдруг нахмурившись. – Чего это с вами?
Вот какого черта, спрашивается, Марину в наши внутрисемейные дела посвящать? Но Татьяна уже все ей выложила – вплоть до своего предложения превратить меня в извозчика по вызову. Или, скорее, по свистку. Моего собственного сына.
– Ну, скажу вам так, – медленно, словно раздумывая, произнесла Марина. – В такой снегопад даже я бы сама в путь не тронулась, без лишней пары мужских рук. Загрузнете по дороге, – посмотрела она на Игоря с Дариной, – кто толкать и откапывать будет? А ты бы, – повернулась она ко мне, – вместо того, чтобы из простого упрямства упираться, поехал бы с ними и показал, что в такую погоду на дороге случиться может. Чтобы в следующий раз заранее советовались.
Вот что я мог сделать? Стоять на своем, с каждой минутой все большим самодуром выглядя? С одним Игорем, даже с Дариной в придачу, я бы справился – уж нашел бы слова, чтобы объяснить им, что меня вовсе не сохранность машины волнует. И Татьяне бы напомнил ее недавние рассуждения о том, что самоуверенность Игоря проистекает из элементарного незнания жизни – чтобы прекратила снова его за ручку по неведомым ее дорогам водить.
Но как только в дело вмешалась Марина, я сразу понял, что проиграл. Она, вроде, и на мою сторону стала, без расшаркиваний указав Игорю с Дариной на всю безрассудность их намерений, но почему-то именно Татьянино предложение примирить непримиримое после ее выступления показалось единственно разумным. Наверно, потому что единственной пострадавшей стороной в этом компромиссе оказывалось мое самолюбие. Вот голову даю на отсечение, что она заметила мою ухмылку в ответ на их с Татьяной обмен мнениями по поводу причины завтрашнего появления Стаса! Ну, и ладно – я свое благородство в разговоре с ним тоже вполне могу в карман спрятать.
– Вот и хорошо, – уже тараторила окрыленная поддержкой Татьяна. – Тогда вы у нас сегодня ночевать остаетесь. Поспите – и сразу поедем.
Еще лучше! Нужно говорить, на ком сосредоточилось безраздельное внимание Тоши и Максима, когда она объявила об этом за столом? Нужно говорить, кому пришлось ее очередную затею на практические рельсы ставить, убеждая всех и каждого в их надежности? Булькал, как идиот, привселюдно, что Игорь будет в своей комнате спать, а Дарина – в нашей. И что нам с Татьяной спать вовсе не обязательно – нам же все равно убирать нужно, и родительская бдительность куда важнее отдыха. Вот кто мне может объяснить, каким образом любая моя попытка ввести Игоря в нормальные, пристойные рамки поведения всякий раз заканчивается еще большими уступками ему?
Одним словом, выпроводив, наконец, гостей, и поклявшись Тоше торжественным шепотом, что глаз с обоих самоуправцев не спущу, я оказался вместе с Татьяной на кухне. Когда мы с ней убрали всю еду в холодильник, перемыли всю посуду и расставили ее по местам, она заварила свежий чай и устало опустилась на стул у стола. Я перенес на него наши чашки и сел напротив, перебирая в уме все подходящие для сложившейся ситуации эпитеты.
– Ну, и чего ты дуешься? – подняла на меня глаза Татьяна. – Тебе же спать не обязательно.
– Мне, допустим, нет, а тебе? – проворчал я. – Что это такое, в конце концов – кукуем с тобой ночью на кухне, в собственном доме, как два придурка неприкаянных, пока эти паршивцы творят, что хотят?
– Мне тоже не привыкать, – усмехнулась она. – Мало, что ли, у нас бессонных ночей было.
– Это ты о чем? – заинтересованно встрепенулся я.
– Ты что, забыл, как появился? – лукаво глянула она на меня. – Я тогда не то, что заснуть – глаза закрыть боялась, чтобы ты куда-нибудь не делся.
Я разочарованно, но в то же время и растроганно ткнулся носом в свою чашку.
– Но все же ты тогда хоть немного поспала, – пробормотал я, вспоминая, каких трудов мне стоило загнать ее в ту ночь в кровать.
– А тогда, когда тебя забрали? – напомнила мне она. – В первый раз? Мне тогда не одна ночь бесконечной показалась. Не говоря уже про всю предстоящую жизнь.
– Мне тоже, – согласился я, поежившись при мысли о той неизвестности, которая доводила меня в те несчастные пять дней до полного отчаяния.
– Потом как-то проще было, – задумчиво продолжила Татьяна. – Не то, чтобы я привыкла, но всякий раз у меня сразу планы в голове начинали строиться – что делать, чтобы тебя побыстрее отпустили. Для меня нет ничего хуже, чем просто ждать у моря погоды.
О, вот так провести остаток этой ночи я совсем не против! Видно, Татьяна в последнее время, когда Игорь все чаще пропадал где-то, тоже постоянно мыслями к нашим самым первым дням обращалась – вот и нахлынули воспоминания. Мы с удовольствием перебирали их одно за другим – и смешные, и трогательные, и бесконечно в то время раздражавшие меня. Последних и у нее целый список набрался, хотя я так и не понял, что ее в них так бесило.
Постепенно мы добрались до рождения Игоря, и затем что ни приходило нам обоим на память, в центре всегда он находился. Наблюдатели, Дарина, неприятности в детском саду и школе, опять Дарина, наши домашние осложнения, снова Дарина… Состояние добродушия и умиротворения постепенно улетучивалось. Сменяясь весьма печальными перспективами на самое ближайшее будущее, если Игорь окончательно утвердится в своей уверенности, что ему все позволено.
– Честное слово, я перестаю тебя понимать, – вырвалось у меня, наконец, против воли. – То говоришь, что он у нас – как воробей непуганый, а то сама вокруг него вьешься, чуть ли пылинки с него не сдувая.
– Да что же тут непонятного? – удивилась она. – Я не хочу ему просто что-то запрещать, я не хочу, чтобы мы в его памяти остались такими, какими мне долго мои родители казались. Помнишь, сколько они мне говорили, что нужно делать так, а не так – и без всяких «Почему»? Помнишь, какая стенка между мной и ими выросла? Если бы не ты, она так бы и стояла. Помнишь, как ты ее разбил – прямотой и откровенностью?
Гм. Если ту стенку я разбил, значит, у меня потом рефлекс сработал – по самоочистке памяти. С другой стороны, если ей это именно в таком виде запомнилось, я спорить не буду.
– Я все помню, – прочистив горло, ответил я. – Особенно то, что стремление найти с ними взаимопонимание у тебя, в первую очередь, было. А этот что творит? О его шагах навстречу я уже даже не заикаюсь – но ведь когда мы ему уступаем, он только рот шире разевает! Вот сегодня… Дело же не в машине! Он просто уверен, что может поступать, как ему вздумается, без малейшей оглядки на нас! Спасибо, хоть в известность пока ставит.
– Значит, я все же правильно догадалась, – помолчав, сказала Татьяна. – Что он от тебя сегодня днем хотел?
Минуточку, когда это она догадалась? Днем, когда мы с этой дурацкой елкой задержались, или сейчас, когда у меня язык, опьяненный экскурсом в прошлое, развязался? Вопрос принципиальный – я же слово дал! В первом случае я здесь не при чем, во втором… Опять выкручиваться!
– Да ничего такого, – небрежно махнул я рукой, глядя в сторону.
Татьяна просто смотрела на меня – молча и неотрывно.
– Сказал же, что ничего страшного, – заерзал я на своем стуле.
В глазах ее читалось бесконечное и уверенное терпение – так смотрят на сосульку, принесенную в дом и положенную на батарею.
– Давай-ка еще чаю попьем, – предложил я, но подняться под ее взглядом почему-то не смог.
Ну, откуда она знает, что я что-то знаю? С Игорем понятно – ангельские гены. Если сейчас не выдержу, придется к Максиму в обучение по установке блока проситься. А потом своим объяснительную записку писать, с чего это вражескими методами заинтересовался. А от нее чем защищаться, если я понятия не имею, по каким признакам она любую мою утайку распознает?
– Они с Дариной с меня слово взяли, – выдавил я из себя. – Сами хотят потом все рассказать.
В глазах Татьяны мелькнуло что-то, и перед моим мысленным взором мгновенно развернулась яркая картина – если сосулька тает слишком медленно, ее можно молотком на более мелкие кусочки разбить. А мы на кухне. Где еще совсем недавно она намеревалась отбиваться от всего отряда карателей. И тогда же, если я хорошо ее знаю, инвентаризацию всех подручных средств провела. И времени с тех пор прошло не так много – наверняка не забыла, где особо тяжелые лежат. И в невидимость нырять бесполезно, если она меня каким-то образом чует.
Проще на поклон к Максиму. Более того, его инструктаж мне потом понадобится – сегодня в машине с Игорем все мое внимание на дороге сосредоточится, и не до угрызений совести будет. Более того, блок потом можно будет и против наших выставить – глядишь, и не дойдет до покаяния в письменном виде. Более того, она же сама обо всем догадалась – не исключено, что после многозначительных тостов Игоря с Дариной. Более того, со Стасом мне все равно придется о них и их планах советоваться. Более того, с какой стати я должен данное им слово держать, когда они мне без зазрения совести руки выкручивают?!
Вот так я все Татьяне и рассказал. Все, о чем Игорь с Дариной поставили нас с Тошей и Максимом в известность накануне. Хм, в прошлом году, между прочим – я приободрился, гордясь своей выдержкой. Татьяна продолжала молчать, все также не отводя от меня взгляда, но я ясно видел, что мысли ее были где-то далеко. Потом она вдруг встряхнулась.
– Ты знаешь, – решительно произнесла она, – наверно, ты, как всегда, оказался прав.
– В чем? – осторожно поинтересовался я, не решаясь поверить, что чуть ли не впервые в жизни во спасение с ней сработала не ложь, а правда.
– Во всем! – прихлопнула она ладонью по столу. – В том, что они никаких пределов не знают. Собираются пчелиный улей разворошить, даже не задумываясь, куда эти пчелы бросятся. Даже не предупреждают, ставят заранее в известность – и на том спасибо. Объясняют это своей заботливостью, но тут же намереваются и в метель Бог знает куда ехать, и в горы – ничего, кроме беговых лыж, в глаза не видев. И это выясняется уже прямо накануне. А завтра что – сразу на черную трассу станут? И мы об этом узнаем, примчавшись к ним в больницу? Их нужно наказать, – неожиданно закончила она, тщательно взвинтив себя.
– А я о чем? – обрадованно выпрямился я. – Сейчас проснутся, скажем им, что никто никуда не едет. Хотят порядочными внуками оставаться – вернутся к Рождеству.
– Нет, – возразила мне Татьяна, сверкнув глазами. – Этого не достаточно. Они практически заставили нас ехать сегодня с ними, и договор был отправляться в девять часов. Поэтому, – она глянула на часы, и я автоматически скопировал ее жест, – если через двадцать минут они не встанут, мы уезжаем сами. Мы с тобой.
– Татьяна, ты совсем с ума сошла? – оторопел я. – Мы-то с тобой чего поедем? Это уже просто театр какой-то получится. Будить их незачем – здесь я согласен, не маленькие уже, вполне могли будильник поставить. Вот пусть себе и дрыхнут, пока не проснутся, а там – извините, поезд ушел.
– Именно! – торжествующе воскликнула она, и к моему носу метнулся ее указательный палец. – Не будет сегодня ни побудки, ни разбирательств, почему ее не было! Договоренность с кем-то – это тот же поезд, особенно если тебе навстречу пошли, и ждать он никого не обязан.
Она уже так разошлась, что у меня мелькнула мысль, что сейчас криком своим разбудит-таки Игоря с Дариной. Не понравилась мне эта мысль. Мало того, что придется их с собой брать – вся воспитательная окраска с поездки сползет, так Игорь еще в момент учует причину Татьяниного возбуждения. Нет-нет-нет, ее идея устраивает меня намного больше – и этим паршивцам пора урок преподать, что у любых уступок границы есть, и после неожиданного новогоднего бдения очень неплохо бы на свежем, морозном воздухе оказаться, и уединиться в доме у Сергея Ивановича с Людмилой Викторовной найдется, где, чтобы Максиму прямо оттуда позвонить.
– Давай собирайся и иди машину прогревать, – продолжала бушевать Татьяна. – Я им пока записку напишу.
На улице она появилась через добрых полчаса – я уже грешным делом подумал, что или не выдержала и подняла все-таки детей, или они сами проснулись. Но она вышла из подъезда сама – с решительно вскинутой головой, плотно сжатыми губами и сведенными на переносице бровями. Одним словом, с тем самым выражением лица, с которым она обычно передавала через меня весточку моему руководству. Я даже мысленно пожелал Игорю уехать из дому на свой поезд до нашего возвращения, чтобы он до срока не познакомился с абсолютно неизвестной ему стороной характера его матери. Пусть покатается – спорт еще никому во вред не шел. А когда вернется и экзамены сдаст, тогда посмотрим, как он против нее устоит, если нам с Тошей это не под силу оказалось. Нужный настрой я уж как-нибудь у нее поддержу. Вот, похоже, и решение будущей проблемы нашлось – что-то мне подсказывает, что союз ангельских детей ограничится минимально возможным числом членов.
– Ты чего так долго? – улыбнулся я сияющим перспективам.
– Записка никак не складывалась, – досадливо поморщилась она, и глянула на меня с вызовом: – И я дала им лишние пятнадцать минут.
В машине Татьяна замкнулась в ожесточенном молчании, повернув голову к своему окну и сосредоточенно разглядывая окрестности. Я изредка косился на нее, представляя себе, во что обойдется юным скандалистам добросовестно предоставленная им четверть часа на то, чтобы одуматься. Интересно, она до самого конца надеялась на их дисциплинированность или решила лишить их какого-либо морального права на оправдания, как обычно со мной поступает? Вот и записку, наверно, десять раз переписала, чтобы прямо в ней им все не высказать. Правильно, личное столкновение с ней еще никому без ощутимого ущерба для самооценки пережить не удалось.
Когда мы выехали за городскую черту, однако, мне стало не до размышлений. Снегопад вовсе не прекратился – как по мне, так даже усилился – и если улицы в городе еще хоть как-то чистили, то за его пределами можно было по целине с таким же успехом ехать, как по дороге. Видимость была почти нулевая, и машина дергалась во все стороны, словно только взятая в обучение молодая лошадь. Спасибо отцам-архангелам, что хоть больше никого не надоумили в такую погоду в путь отправиться. Впрочем, нет, тут же передумал я – вот сейчас застрянем, кто нас отсюда вытащит? До завтра, в лучшем случае. Глянув на приборную доску, я глазам своим не поверил – сорок минут, а едва полдороги осилили!
Вдруг у Татьяны зазвонил телефон. Она вытащила его, мельком глянула на экран и тут же нажала кнопку отбоя. А затем и кнопку питания.
– Игорь, что ли? – поинтересовался я.
– Марина, – коротко ответила она.
В жизни бы не подумал, что доживу до того момента, когда пожалею, что Татьяна отказалась с ней говорить! Но глянув с тревогой на бешено работающие дворники, я подумал, что неплохо было бы хоть кому-то сообщить, где мы. И отцы-архангелы, похоже, услышали мою невнятную просьбу.
– Ты где? – вдруг раздался у меня в голове напряженный, как струна, голос Стаса.
– К Татьяниным родителям едем, – ответил я ему тоже мысленно, конечно. – Тут прямо какое-то светопреставление! Слушай, если что, можно, я тебе свистну? Передашь кому-то из наших, чтобы «Эвакуатор» за нами выслали?
– Немедленно разворачивайся и назад! – сорвался в крик он.
И тут в белесой пелене прямо перед нами показался рефрижератор. Здоровая такая фура, которую мотало по дороге похлеще моей легковушки. Я вцепился изо всех сил в руль, и с языка у меня сорвалось нечто такое, что Татьяна резко повернула голову и уставилась немигающим взглядом прямо перед собой.
– Что? – еще громче заорал Стас.
– Стас, потом! – рявкнул я в ответ и отключился. Не у него одного напряженные ситуации бывают!
Машина едва слушалась руля, и самое неприятное – куда бы я ни пытался ее направить, рефрижератор, словно в зеркале, дергался в ту же сторону. В голову мне всякая чертовщина полезла – зима, заснеженная дорога и грузовик: прямо, как в той душераздирающей истории, которую Татьяна придумала, чтобы объяснить отсутствие у меня родителей. Вот меньше нужно было в воспоминания перед выездом ударяться!
В чувство меня привели рефлексы хранителя. Резко и бесцеремонно.
– Я сейчас приторможу, – не отводя взгляда от рефрижератора, обратился я к Татьяне сквозь крепко сжатые зубы. – Открывай дверь, выскакивай и сразу вперед и к обочине беги. И не оглядывайся! Я – за тобой.
Она рывком стащила перчатку с правой руки и положила ее на мою, крепко сжимающую руль.
– Не надо, – громко и отчетливо произнесла она с какой-то странной улыбкой. – Самое время мне с твоей контрольной комиссией встретиться.
И вот здесь я прямо заявляю, что не имею ни малейшего намерения оправдываться. Ни бессонной ночью, ни усталостью, ни напряжением всего последнего времени, ни тяжелыми погодными условиями. Моей Татьяне снова удалось застать меня врасплох. На ту самую секунду, когда она молниеносным движением сдвинула свою руку с моей на руль и резко крутанула его – в сторону вильнувшего, наконец, вправо, тормозящего юзом, но уже вплотную приблизившегося к нам рефрижератора.
P.S. И все же. Я не позволю никому заставить меня расплатиться за ту секунду растерянности вечностью одиночества. Вот теперь – все.
